Текст книги "Еще одна жизнь (СИ)"

Автор книги: Елизавета Назарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

После обеда гости уехали назад, в Самарканд. Прощаясь с Еленой, Евгения Семеновна поцеловала ее в лоб, заглянула в глаза.

– Сил тебе, девочка, и терпения.

Елена поняла, что она все знает.

– Вы меня осуждаете? – спросила она тихо.

– Поживем-увидим.

До Самарканда доехали быстро, без происшествий. К сожалению Вильдама, дом Елены был по дороге к дому Надежды, и он вынужден был высадить сначала ее. Он предложил проводить Елену до квартиры, но она отказалась.

– Что ты, Вильдам, я не маленькая, дойду. До завтра.

– Ты завтра на работу собралась? – спросила Надежда.

– Конечно.

– Может, на больничном посидишь?

– Ни за что. Во-первых, я совсем здорова, а, во-вторых, я дома с тоски умру. Нет. "В народ, только в народ..."

И они уехали.

Поднимаясь к себе на пятый этаж, Елена думала о том, что Вильдам обязательно вернется. Ей нужно было с ним поговорить, но она чувствовала себя такой усталой, что с радостью отложила бы этот разговор, т.к. разговор предстоял трудный, долгий. А с другой стороны: он вовсе не разговоры придет разговаривать. Войдя в квартиру, Елена огляделась. Нет. Вильдаму здесь не место. Здесь все говорило об Андрее: его вещи, магнитофон, светомузыка, его книги, его любимая кружка. Здесь даже пахло Андреем, будто он только что вышел и вот-вот вернется. Нет, нет. Она никогда не сможет быть с Вильдамом в этой квартире, это все равно, что изменить Андрею в его присутствии.

"И вообще, надо завязывать жить на два фронта. Ты обещала себе и Андрею, что никогда не будешь ему врать. Ты ему клялась в верности! Что ты творишь? Ну и что же, что тебя две, тело-то у тебя одно и жизнь тоже. А ведь обе полюбили и сейчас любят Андрея. Кто же любит Вильдама? – Мать, ты совсем запуталась. Сейчас опять доведешь себя до чего-нибудь. Я не знаю. Думаю, все должно быть проще: решила не спать здесь с Вильдамом – не спи. Решила, что любишь двоих – люби. Не мучай ни себя, ни меня, ни их. Люби, вот и все. Что ты вечно все усложняешь. Прими свершившееся, как должное. Думаешь, я очень рада, что ты залезла в мое тело и командуешь тут. Но я приняла все, как есть. Что толку скандалить, сопротивляться, размахивать своими моральными принципами. Раз так случилось, надо учиться с этим жить. Главное усвоить, что никто не должен пострадать. – А я? – И ты не страдай. Тебя любят двое таких замечательных мужчин. Наслаждайся этим. Согласна? – ...Да. Постараюсь. А ты мудреешь, девочка моя. – Но я же – это ты. А с кем поведешься..."

Ее мысленный разговор прервал звонок в дверь.

– Можно?

Вильдам стоял на пороге в нерешительности.

"Наверно, мое лицо все сказало за меня", – подумала Елена и усмехнулась, ее усмешка получилась еще более мрачной, чем предыдущее выражение лица.

– Мне уйти?

– Нет. Проходи. Мне нужно с тобой поговорить.

– Разве мы еще не все обсудили?

– Не все. То, о чем я хочу с тобой поговорить, мы еще не обсуждали, – она провела его на кухню. – Ты есть хочешь?

– Не особо.

– А я хочу. Присядь. Я что-нибудь приготовлю на скорую руку, и мы поговорим.

Он сидел, молча наблюдая, как она ставила на плиту чайник, нарезала хлеб и колбасу, выставляла на стол чашки.

– Тебе чай или кофе?

– Наверно, лучше кофе, чувствую, что разговор предстоит нелегкий и длинный.

– Да. Я тоже кофе.

Когда она села к нему за стол, он взял ее руки в свои. ("Совсем, как Андрей!" – подпрыгнуло ее сердце).

– Что-то случилось, Елена?

– Случилось. Но сначала мы покушаем.

Они ели бутерброды, запивали горячим кофе, молчали и смотрели друг на друга.

"Как он все это воспримет? Сейчас я для него загадочная молоденькая женщина, а потом узнает, кто я, и разлюбит. Ну и пусть. Переживу. У меня есть Андрей..."

"Какой еще сюрприз она мне преподнесет? Что она надумала? Чтобы она не сказала, я все равно от нее не откажусь..."

Когда с бутербродами было покончено, Елена предложила:

– Пойдем, покурим и поговорим. Хочешь еще кофе, у меня коньяк есть.

– Давай.

Она разлила остатки кофе, добавила в чашки коньяк. Они вышли на лоджию.

– Ты меня пугаешь, девочка.

– А ты чего-то боишься?

– Только одного – потерять тебя.

– Ну, это будет от тебя зависеть.

Он не сдержал тяжелого вздоха, а она, закурив, наконец, заговорила:

– Ты помнишь, о чем ты мне говорил перед тем, как затормозил?

– Помню. Я говорил, что в тебе уживаются две женщины, которые любят разных мужчин.

– Так вот. Ты прав. Только, не просто две женщины, а две я, но разного возраста, – она заметила его вопросительный взгляд и улыбнулась. – Я сейчас все объясню, а ты отнесись к этому серьезно, как бы нелепо тебе это не казалось.

Она задумалась: с чего бы начать? А он не спускал с нее глаз.

– Мне было, скажем, за сорок, и я умерла. Но там, – и она подняла глаза вверх, – решили дать мне еще один шанс, прожить свою жизнь заново с восемнадцатилетнего возраста. А чтоб не наделала тех же ошибок, оставили мне память о той, прежней жизни. Так я оказалась в своем теле тридцатилетней давности, но я, восемнадцатилетняя, тоже никуда не делась. Короче говоря, меня две. И я никому, ни тебе, ни Андрею, никогда бы этого не рассказала, если бы не одно обстоятельство. Когда ты говорил мне там, в машине, о своих догадках, я испугалась, что выдала себя, что теперь у меня снова заберут жизнь. Я очень отчаялась тогда и в какой-то момент приготовилась к смерти, подумала о ее неизбежности. И действительно умерла.

Елена посмотрела на Вильдама, он сидел бледный, с застывшим взглядом.

– Я видела тебя на дороге: ты сидел прямо на земле, держал меня на руках и плакал.

Его глаза расширились.

– Но я умерла не от удара. Я сама себя убила, еще до аварии, только тем, что подумала о смерти. Оказывается, меня не предупредили, что эту вторую жизнь я могу закончить сама, надо лишь остановить сердце, подумав о смерти. Меня снова вернули, но больше такого не будет. Если я опять сильно отчаюсь или захочу умереть, я умру.

По лбу Вильдама струился пот, но он его не замечал, он не сводил с Елены глаз.

– А я пока не хочу умирать, я еще не все сделала, что хотела, не все исправила. Но, зная свой характер, зная свое самоедство, я боюсь, что, когда-нибудь забудусь и непроизвольно свершу непоправимое. Мне нужен человек, который был бы рядом и не позволил бы мне сделать это. А кроме тебя, я никому не могу доверить эту тайну. Боюсь, Андрей не поверит мне, а, если поверит, кто знает, как он отнесется ко всему этому. А что ты думаешь?

Вильдам пристально смотрел на нее, как будто хотел разглядеть в ней тех двух женщин, и молчал. Его сигарета догорела и потухла, пепел упал на брюки, но он не замечал. В душе Елены начала нарастать тревога: а правильно ли она сделала, что все ему рассказала, возможно ли в такое поверить?

Вильдам очнулся, закурил новую сигарету и сказал:

– В это трудно поверить. Это правда? Ты меня не разыгрываешь?

– Правда.

– Тогда это многое объясняет... Но у меня есть некоторые вопросы. Можно?

– Я не на все вопросы могу ответить, не надо спрашивать меня о моей прошлой жизни, сейчас у меня все по-другому.

– И все же, всего пару вопросов.

– Спрашивай, но не сердись, если я на какие-то не отвечу.

– Мы были с тобой знакомы тогда...раньше?

– Конечно, мы же работаем вместе. Но я поняла, что ты хочешь спросить. Дальше разговоров на работе дело не пошло.

– А Андрея ты знала раньше?

– Да. Но позже и при других обстоятельствах.

– Значит, то, что происходит сейчас...

– ...все по-другому. Для меня это действительно неизвестная мне жизнь, как и для любого другого. Единственное, это то, что я знаю, чего мне не стоит делать, с кем не стоит связываться.

– Значит, ни я, ни Андрей к этой категории не относимся.

– Нет, – улыбнулась Елена.

– Но, если ты не доверяешь Андрею, почему ты с ним?

– Не то, чтоб я не доверяла ему. Просто..., посуди сам. Ты молодой парень, встретил девушку, полюбил ее, стал ее первым мужчиной, – Вильдам чуть качнул головой, прищурился, прикусил губу, скрывая улыбку, – и вдруг оказывается, что это не совсем девушка и не совсем молодая, что она знала тебя раньше и уже была готова к отношениям с тобой. Получается, вроде как, в сети заманила.

Вильдам не удержался и спросил с улыбкой:

– А заманила?

– Ну, тебя, Виля. Я серьезно. Вот ты – мужчина. Как бы ты к такой новости отнесся?

Вильдам задумался.

– Не знаю, как он, и не хочу представлять себя мальчишкой, но я ужасно рад, что ты именно такая. Наверно, я влюбился в тебя во вторую, ту, что постарше. Но, а то, что ты в таком шикарном молодом теле, это уже двойной плюс.

Он привлек ее к себе, но Елена слегка отстранилась.

– Вильдам, давай серьезно.

– А я совершенно серьезен, – сказал он, не выпуская ее из своих объятий. – Как же ты с ним будешь жить, если в "ангелы-хранители" выбрала меня?

– Вильдам, давай, больше не будем об этом, – пытаясь освободиться от него, сказала Елена. – И еще. Ты прости, но это уже дом Андрея, и на его территории...

– Понял, – Вильдам разжал руки и отпустил ее. – Поехали ко мне. Я буду твоим "ангелом-хранителем", но при условии, что иногда ты будешь посещать и мою территорию.

– Шантажируешь? – с усмешкой прищурилась Елена, а внутри ее уже поднималась волна желания.

– Шантажирую, – он почувствовал ее состояние и его глаза тоже заблестели. – Поехали, а то я нарушу территориальную неприкосновенность и оскверню ваш "алтарь супружеского целомудрия".

– Фи, как грубо. А Вы, батенька, просто захватчик какой-то, – закокетничала она, но все же встала и направилась в спальню.

Вильдам поспешил за ней. У двери она остановилась, загородила дорогу.

– Ну уж нет, на "алтарь" не пущу. Иди в машину, а я переоденусь, возьму сумку и спущусь.

Глаза Вильдама сияли, он сам весь светился.

– Слушаюсь, моя королева! – и он поспешил выполнять ее "приказание".

"Он тоже назвал меня королевой. Какие бы они не были разные, но в сущности, такие одинаковые!.."

«Ночь любви» превзошла все ее ожидания. Он был предупредителен и очень тонко чувствовал все нюансы ее любовных переживаний: когда ей хотелось грубости – он был груб, когда ей хотелось нежности – нежен, она накалялась от страсти – он обжигал ее своею, ей хотелось играть – и он подыгрывал ей. Инициатива несколько раз переходила от одного к другому. Они угомонились лишь под утро, но не спали, а просто лежали в постели, обнявшись.

– За какие же грехи тебя снова отправили к нам на Землю?

– Не за грехи. Я была очень несчастлива и одинока в той жизни.

– Ты была одинока?

– Да.

– Ты? Куда же мужики смотрели?

– Такого, как ты, не было.

– Какого?

– Любящего, понимающего, и без комплексов.

– Это я-то без комплексов? Да я до сих пор был один большой комплекс. Это ты меня освободила.

– Как все невероятно складывается!..

– Что невероятно?

– Ничего.

– Нет-нет. Начала, так говори.

– Давай договоримся. В таких случаях...

– Каких?

– Таких! Постельных.

– А-а-а!..

– Да-а-а...

– И что в таких случаях?

– ... не будем говорить о других.

– Это о ком, о других?

– Об Андрее.

– А я разве что-то говорил об Андрее?

– Нет. Это я чуть не сказала, но вовремя спохватилась.

– А что ты хотела сказать?

– Вильдам! – умоляюще посмотрела она на него.

– А я что, я ничего...

– Совсем ничего?

– Совсем. Я просто невероятно, ужасно, несказанно счастлив!

– Я тоже.

– Тебе поспать надо.

– Тебе тоже.

– Тогда, спи.

– Уже.

Она спала всего три часа, но что значит молодой организм: после умывания холодной водой и чашки кофе, приготовленного Вильдамом, она чувствовала себя вполне сносно, даже была готова к «трудовым подвигам».

Не доезжая до института, Елена попросила ее высадить.

– Давай, Виля, не будем давать лишнего повода к сплетням.

Вильдам согласился.

Праздники закончились. Начались будни.

И хотя, как и обещал Вильдам, чертежами на дом Елену не загружали, график ее жизни менее напряженным не стал. Она усиленно готовилась к экзамену, занималась своим гардеробом. С легкой руки Татьяны, ее часто навещали и Саша, и Леша с Ольгой. А вот ее отношения с Надеждой слегка охладели. Надя своим женским сердцем чувствовала, что именно Елена была причиной их никак не складывающихся близких отношений с Вильдамом. Она прямо не осуждала ее, считая девочку не виноватой, что нравится взрослому мужчине, но не могла себя пересилить и по-прежнему очень доверительно с ней беседовать. Для себя она решила: вот дети поженятся, Вильдам перебесится, а тогда уж придет и ее черед. Она видела, что к ней он тоже не равнодушен: сколько раз замечала во время совместных прогулок, что он совершенно не обращает внимания на других женщин, уделяя внимание только ей и Елене.

В начале июня Елена успешно сдала экзамен по математике за первый курс мехмата и была зачислена в университет на второй курс. Вильдам радовался за нее, наверно, больше, чем она сама.

А в середине месяца приехала Катерина из Ташкента. Они подружились с Еленой еще больше, и Катя почти все время проводила с ней. Вильдам даже приревновал ее:

– К кому она приехала? К отцу или к тебе? Я ее вижу реже, чем ты.

– Зато у тебя есть законная причина каждый день приезжать ко мне.

– А что толку?

– Как тебе не стыдно...

– Мне совсем не стыдно. Я ужасно соскучился. Но Катя пробудет здесь до середины июля. Я за это время сойду с ума.

– Я не понимаю, то ты предъявляешь претензии ко мне, что я отнимаю у тебя законное право общаться с дочерью, а то вдруг жалуешься, что она у тебя в гостях еще задержится?

– Вы мне обе дороги. Жаль, она еще мала, и я не могу ей открыться...

– Виля, не гони лошадей. Ты начинаешь меня беспокоить, ты становишься не терпелив, и это уже заметно со стороны.

– Прости, маленькая моя! Я возьму себя в руки. Прости.

Разговор происходил в машине, это было единственное место, где они могли поговорить без лишних ушей. Но и частые их поездки с работы уже вызывали подозрения у некоторых любителей сплетен. Пришлось им ограничить и эти встречи. Но каждые выходные они проводили вместе: ездили в горы, на водохранилище, на озера, на Зеравшан. Изредка их сопровождала Надежда, почти всегда Андрей, в горы с ними ездили Саша с Татьяной.

Но однажды, в последний выходной пребывания Катерины, Андрей был на полигоне, Надежда сослалась на срочную работу, и на Зеравшан они отправились втроем. Вильдам был естественен, весел, словоохотлив: рассказывал анекдоты и смешные истории из жизни. Все смеялись, дурачились, плескались в ледяном стремительном потоке Зеравшана, жарили на костре сосиски и пели песни под гитару. Возвращались домой уже вечером. Катя сидела с Еленой на заднем сидении, прижавшись к ее плечу. После некоторого молчания, Катя прошептала ей на ухо:

– Не женись на Андрее, женись на папе, а я к вам жить перееду. Маме все равно, у нее Костик есть и дядя Вова.

– Что ты говоришь, Катя? Ты разговаривала с папой?

– О чем? – удивилась Катя. – О тебе?

– Нет. О маме, о тебе. Если мама будет не против, конечно, переезжай сюда. Папа так тебя любит, так скучает по тебе.

– А ты будешь с нами жить?

– Нет, Катенька. Но я всегда буду рядом.

– Я хочу с тобой. Он же мужчина, а у нас, у женщин, есть свои секреты. Как я буду с ним одна в квартире жить?

– Глупенькая! Он же папа твой, не просто мужчина.

– Все равно. Когда дядя Вова дома без мамы, я всегда ухожу к соседке, бабе Лиде, или к бабушке Жене. Он неприятный, все норовит меня потрогать. Противный!

– О, боже! А маме ты говорила?

– Один раз, но она только накричала на меня и обозвала вруньей. Я не хочу к ним возвращаться, – и она заплакала, уткнувшись в грудь Елены.

Вильдам это заметил, осторожно свернул на обочину и притормозил. Теперь он всегда очень аккуратно водил машину.

– Что у вас случилось?

– Ничего, Виля, – она впервые назвала его так при Кате. – Поехали, скорее, домой, надо поговорить.

– А говоришь, ничего, – забеспокоился Вильдам.

– Лена, не говори ему, – прошептала Катя.

– Тебе нужна помощь, и помочь тебе может только он, я не в силах. Надо обязательно ему все рассказать.

Едва они переступили порог квартиры, Вильдам спросил:

– Так, что у вас случилось?

– Не говори, – крикнула Катя.

– Катенька, надо, он же папа твой... – но не успела она договорить, как Катя, метнув на нее ненавистный взгляд, убежала в свою комнату и захлопнула дверь. Вильдам растерянно смотрел на них.

– Что с ней?

Елена без лишних вступлений сказала:

– К ней отчим пристает.

– Что-о? – глаза Вильдама налились кровью, он бросился в Катину комнату, Елена за ним.

Катя лежала на кровати и плакала.

– Катенька, доченька, почему ты до сих пор молчала? – он присел рядом с ней и ласково погладил по голове. Катя поднялась и уткнулась в его грудь, изредка всхлипывая.

– Я думала, ты не поверишь и будешь ругаться, что я сама виновата.

– С чего ты взяла? Кто тебе такое сказал?

– Мама.

– Мама? Ты говорила с ней?

– Да. Она на меня накричала. Сказала, что я вру, а, если еще кому скажу, то все решат, что я это придумала или сама к нему липла.

У Вильдама сжались кулаки, сузились почерневшие в ярости глаза, он побледнел, но справился с собой и спокойно сказал:

– Ты ни в чем не виновата. Я теперь тебя не отпущу, ты останешься со мной, а с ними я поговорю.

– Пап, – Катя подняла заплаканное лицо на отца. – Набей ему его отвратительную морду.

На лице Вильдама мелькнула улыбка, он обнял Катюшку и прижал к себе.

– Набью, обязательно набью. Кто-нибудь еще об этом знает?

– Баба Лида, соседка. Она мне тоже поверила, даже что-то маме говорила, но та ее не послушала. Пап, я насовсем у тебя останусь?

– Насовсем.

– А Лена?

– Что Лена?

– Женись на ней, пусть она тоже с нами останется.

– Я не против, – Вильдам поднял глаза на Елену, стоявшую все это время в дверях, – да у нее уже есть жених, ты же знаешь.

– А, когда они поженятся, она к нам больше не придет?

– И я к вам приду, и ты ко мне будешь по-прежнему приходить, – ответила за отца Елена.

– А ты меня на свадьбу пригласишь? – Катя уже совсем успокоилась, встала и подошла к зеркалу, поправить волосы.

– Обязательно. Вы с папой будете самыми главными гостями на моей свадьбе, – грустно обещала Елена. – А теперь мне домой пора.

– Погоди, я отвезу тебя, – поднялся Вильдам.

– И я с тобой, – с готовностью подскочила к отцу Катя.

– Мы сначала чаю выпьем, и мне с Еленой поговорить надо. Хорошо?

– Ага. Я пойду, чайник поставлю, – она совсем повеселела и вприпрыжку поскакала в кухню.

Когда за Катей закрылась дверь, Вильдам снова помрачнел.

– Елена, можно Кате пожить у тебя дня три, я в Ташкент съезжу.

– Конечно. Ты только не перегибай там палку, все обдумай, припугни судом, хотя до суда доводить не желательно, это для Кати травма.

– До суда не дойдет. Я этого подонка знаю. А в прокурорах их района у меня бывший одноклассник ходит, он поможет. Вот только Вероника может заартачиться, она сейчас неплохие алименты с меня на Катю получает, и через мать ей всегда деньги передавал. Не захочет такого дохода лишиться.

– Доход тоже отрабатывать надо. А таких мамаш надо материнских прав лишать. Ты извини меня, Вильдам, что я так говорю, но я сама мать двух дочерей. Для меня дети всегда были на первом месте. Ты это учти.

– Учту, – ему хотелось сказать ей что-нибудь о совместных детях, но он промолчал, момент был не тот.

– А Катя днем посидит одна? Мне же на работу.

– Ты завтра на работу не ходи. Я заеду утром, сам с Петром переговорю. Если хочешь, тебе домой чертежи принесут.

– Ага. Пусть Татьяна добежит.

– Вот и договорились.

– А Катю давай прямо сегодня ко мне.

– А я? – он взял ее лицо в свои руки.

– Виля, – зашептала Елена, – не надо, Катя заметит, – и часто задышала.

– Оставайся... – горячо дышал он ей в лицо, целуя глаза, щеки, губы. – А утром я вас отвезу домой.

– Но Катя...

– Она спит крепко, она не услышит. Оставайся...

– Я не знаю...

– Ты хочешь?

– Да...

Он приник к ее губам в долгом поцелуе. Затем, ничего не говоря, открыл дверь и, обняв Елену за плечи, провел в кухню, где у стола хлопотала Катюша.

– Катюха, мы с Еленой решили, что, пока я съезжу в Ташкент, ты поживешь у нее. Ты согласна?

– Согласна, согласна, – захлопала в ладоши Катя.

– Сегодня она переночует у нас, а завтра утром я вас отвезу.

– Ура! Лена будет спать со мной.

Вильдам хмыкнул в усы, а Елена, сдерживая улыбку, как можно серьезнее сказала:

– Кать, тебе сколько лет?

– Скоро тринадцать, а что?

– Ты что, до сих пор одна заснуть не можешь?

– Не-ет. Но у нас же больше нет кроватей?

– А диван в зале? – сказал Вильдам. – Я там переночую. Ты в своей комнате, а Елена в спальне.

Катя внимательно на них посмотрела, усмехнулась и сказала голоском послушной девочки:

– Ладно. Давайте пить чай, и я иду спать, – и она притворно зевнула.

Вильдам с Еленой переглянулись: а девочка хитрит! Но решили посмотреть, что же будет дальше.

Чай пили по-семейному: втроем, на кухне, с клубничным вареньем, привезенным от Евгении Семеновны, и лепешками. Катя, допив свою чашку и пожелав всем "спокойной ночи", ушла в свою комнату. Елена с Вильдамом выждали полчаса, но она не появлялась. Им стало интересно, что же она задумала. Елена на цыпочках подошла к двери Катиной комнаты и осторожно ее приоткрыла, Вильдам тоже заглянул через ее голову. Катя мирно спала в своей постели. Вильдам вопросительно посмотрел на Елену, а она понимающе улыбнулась, закрыла дверь и сказала:

– Она просто обо всем догадалась и решила нам не мешать.

– Правда, у меня замечательная дочь? – обнимая Елену и увлекая ее в спальню, спросил Вильдам.

– Правда. И все же, догадки – догадками, а нам надо быть с нею осторожнее.

Вильдам вернулся, как и обещал, через три дня с заявлением бывшей жены о согласии переезда дочери к отцу, заверенным нотариусом, с Катиными документами и вещами. Вместе с ним приехала и Евгения Семеновна.

А еще через день приехал Андрей. Срок регистрации уже был назначен. И начались предсвадебные хлопоты. Надежда настояла на том, чтоб свадьбу гуляли в ресторане. Как не хотелось Елене скромной свадьбы, но количество приглашенных гостей уже перевалило за тридцать, и дома они бы никак не поместились, и она согласилась на ресторан. Платье она шила сама, ей помогала Марина-вторая, которая работала в ателье мод. Сшили его за два дня, на это время Елена отправила Андрея к матери, чтоб он ни в коем случае его не увидел.

Свадьба была шумной и веселой, с массой розыгрышей и конкурсов. Ничто ее не омрачило. Даже Вильдам, сознавая, что тоска, разрывавшая его сердце, ни в коем случае не должна вырваться наружу, старался выглядеть веселым. У него это стало получаться только после того, как он уверил себя, что час, когда она безраздельно будет принадлежать только ему, приблизился еще на шаг. Он не знал, почему он был в этом так уверен, но прислушался к своей интуиции.

Когда свадьба была в самом разгаре, в ресторане среди танцующих появился Тимур. Андрей увидел его раньше Елены и загородил ее собой. Но Елена мягко и ласково погладила его по плечу и вышла вперед. Тимур нес в руках огромный букет желтых роз. Он преподнес Елене цветы, поздравил, пожелал счастья, выпил за молодых бокал шампанского и ушел. Больше она его не видела. Никогда.

Через два дня после свадьбы Андрей с Еленой уехали в Крым, как она и хотела. Когда она выразила свое желание, ни Андрей, ни Надежда не возражали. Единственное, на чем настояла заботливая Надежда, это то, чтоб они обязательно поселились у ее давней приятельницы в поселке Фрунзенское близ Алушты, а не шатались по полуострову дикарями.

Две недели в Крыму пролетели, как один день, и все же впечатлений они увезли с собой массу. Сказочные дворцы Алупки и Бахчисарая, величественный и романтичный порт Севастополя, развалины Херсонеса, прилепившееся к скале "Ласточкино гнездо", Байдарские ворота, городок служителей муз Коктебель и пляжи, пляжи, каменистые южные и песчаные западные, прозрачное синее теплое море и всюду его запах: соленый, йодистый, пьянящий. У Надиной приятельницы, тети Маруси, они только ночевали, а целыми днями путешествовали, жарились на солнышке и отмокали в море. Они были счастливы. Елена забыла все свои страхи, а Андрея, наконец, перестала грызть ревность. Домой они вернулись загорелые, посвежевшие, отдохнувшие.

Глава третья

ИСПЫТАНИЯ

Прошло два года.

Елена успешно училась в университете и по-прежнему работала в проектном институте, но уже не копировщицей, а в отделе у Вильдама технологом. С Вильдамом они встречались редко, но все же встречались, он по-прежнему был рядом, на страже и в ожидании. Катя жила с ним. Евгения Семеновна тоже поменяла свою квартиру в Самарканд и жила в соседнем с Вильдамом доме. Здоровье ее ухудшилось – часто болело сердце, и теперь иногда Елена успокаивала Вильдама, исполняя роль его "ангела-хранителя".

Александр служил в армии на Украине, а Татьяна его ждала. Жорик с Зоей тоже поженились и воспитывали первого сына, Зоя уже ходила вторым. Леша с Ольгой расстались, Марина с Женей тоже.

Вскоре после свадьбы Елены и Андрея Вильдам познакомил Надежду со своим старым другом, что преподавал в университете, тот год, как овдовел. Олег Моисеевич показался Елене несколько занудным, но в Надежду он влюбился "по уши": дарил ей цветы и подарки, водил в театры, на концерты, в рестораны, вел себя с ней, как влюбленный мальчишка, чем веселил и Вильдама, и Елену, и даже Андрея. Но человеком он оказался хорошим, добрым, правда, совсем не приспособленным в бытовом плане. Надежда опять, как подружка, приходила к Елене поболтать, поделиться.

– И как он целый год один жил? Он не только постирать себе не может, он даже макароны варить не умеет, – посмеивалась она, но было видно, что ей доставляло удовольствие за ним ухаживать.

... А в Афганистане уже шла война. Уже гибли наши мальчики. И «черные тюльпаны» уже везли родителям и женам вместо их сыновей и мужей цинковые ящики с набором рук и ног и, если повезет, другими частями тела...

Андрей заканчивал училище. Как и предугадала Елена, заявления всех без исключения выпускников об отправке их в Афганистан уже лежали на столе начальника училища. Как не просила мать, как не молила Елена, Андрей тоже написал такое заявление, он не мог быть «белой вороной».

– Андрюша, пойми, эта война глупая, никчемная, если вы выживете, вам никто даже спасибо не скажет, наоборот, вы в своей стране изгоями станете.

– Что ты меня уже хоронишь! Что ты каркаешь! – злился Андрей и впервые серьезно поссорился с Еленой.

А она в предчувствии беды не находила себе места. Она уже готова была сказать ему, кто она, соврать, что якобы знает – он там погибнет. Но не могла. Во-первых, не могла открыться, после почти трех лет молчания; во-вторых, не могла врать, она все же не знала его судьбы. Но сердце болело, ныло, било в набат. А он слышал, но не мог на него откликнуться. "Долг чести", "офицерский долг", когда-то очень благородные весомые слова, сейчас звучали издевательством над волей этих мальчиков.

Заявления подписали всем, не смотря на то, что у некоторых выпускников уже были семьи, дети. Ничего не смогла сделать и Надежда, таков был приказ сверху.

Когда уже было ясно, что отъезд Андрея неизбежен, у Елены началась дикая депрессия: она не ела, не спала, не разговаривала, только пила крепкий кофе и курила. Андрей просил у нее прощения, валялся в ногах, злился, ругался, но она молчала. Чувствуя нарастающее отчаяние, она боролась с желанием махнуть на все рукой и умереть, пыталась настроить себя на то, что такие страшные предчувствия, на которых она слишком зацикливалась в прошлой жизни, обычно не оправдывались, сбывалось то, на что она мало обращала внимания или быстро забывала.

Но она все же не справилась бы с собой, если бы не Вильдам. Он на расстоянии чувствовал ее состояние (она эту неделю не работала, была в отпуске), но дома был постоянно Андрей. Вильдам знал это, потому что неоднократно звонил ей, но трубку поднимал всегда Андрей, она к телефону не подходила. В конце концов, он не выдержал и приехал. Андрей даже обрадовался его приезду. Сначала он не хотел никого вмешивать в их с Еленой отношения, даже матери запретил приходить, думал, что справится со своей проблемой сам, но его уже тоже охватило отчаяние: он не мог забрать своего заявления и не мог оставить ее такой.

– Где она? – с порога спросил Вильдам.

– На лоджии. Она уже две ночи не спит, все сидит там и курит, но не плачет. Выходит только на кухню, сварит кофе и назад. Я пытался ее спать уложить, она ложится, но через пятнадцать минут снова встает и идет на лоджию, – в глазах Андрея черная тоска сменилась мольбой: помоги хоть ты ей!

Вильдам прошел на лоджию, закрыл за собой дверь. Андрей смотрел через стекло балконной двери, как он подошел к забившейся в угол старого диванчика Елене, сел рядом, обнял за плечи, прижал к груди ее голову и стал гладить ее по волосам и что-то нашептывать. У него защемило сердце, но не от ревности, а от жалости к ней. Он отошел от двери и сел в кресло, сложил ладони и стал ждать.

А Вильдам говорил:

– Бедная моя девочка! Твой "ангел-хранитель" с тобой. Возьми себя в руки, успокойся. Ты ничего не можешь изменить. Ты можешь только жить, жить и ждать. Это трудно, но ты справишься, а я всегда буду рядом. Живи, моя золотая, ты еще не все сделала, что хотела. Ты же не знаешь его судьбы. А он не виноват, таково общество, такова эта жизнь. А ты люби и жди его. И пусть он уйдет с легким сердцем, а не с тяжелым камнем на душе. Твое настроение, твоя вера в него помогут ему выжить. Поплачь, пусть со слезами уйдут черные мысли, черные предчувствия. И вернись...

И она заплакала, сначала полились из глаз безмолвные слезы, потом она зарыдала, колотя его в грудь кулаками и причитая:

– Это я виновата! Это мне наказание за предательство! Но он-то тут при чем?

Вильдам прижимал ее голову к своей груди.

– Тихо, тихо, девочка! Он не должен ничего знать, тем более теперь, перед отъездом. Пусть его душа не омрачится ничем. Он должен знать и верить, что ты принадлежишь только ему, что ты будешь ждать его. Это нужно ему. Ты же все понимаешь...

– Да...

– Вот и умница! Выплакалась?

– Да.

– Спать хочешь?

– Да.

– А кушать?

– Нет. Только спать.

Вильдам поднялся. Он бы взял ее на руки и сам отнес в постель, раздел и уложил, но не смел, не имел права. Обняв Елену за плечи, он подвел ее к двери и позвал Андрея.

– Бери ее на руки, она очень слаба, и неси в постель, пусть отоспится.

Андрей бросился навстречу, легко подхватил Елену на руки и отнес в спальню. Вильдам вернулся на лоджию и закурил. Через пять минут к нему присоединился Андрей.

– Ну что?

– Спит. Уснула сразу, – Андрей закурил, помолчал. – Как тебе это удалось? Я третьи сутки бьюсь, но она, как закрылась от меня, не достучаться.

– Ты – муж, причина ее депрессии в тебе. А я – человек в данном вопросе посторонний. И потом, она же совсем девочка, ей бы еще маме с папой поплакаться, а их нет.