Текст книги "Рапсодия - Дитя Крови (Симфония веков - 1)"

Автор книги: Элизабет Хэйдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

Каддир внимательно наблюдал за ее лицом. Священник смотрел на нее бесконечно долго, молча, потом тряхнул головой, словно пробудился после глубокого сна.

– Вы поклоняетесь Дереву? – спросил он наконец. Рапсодия кивнула, по-прежнему не в силах оторваться от удивительной картины. Каддир улыбнулся:

– Ну, в таком случае здесь вам будут рады. Ллаурон с удовольствием с вами встретится. Идемте, мы почти подошли к его дому.

Священник провел ее через луг, за внешнее кольцо деревьев, под нависшими ветвями, закрывавшими небо, словно своды огромного храма.

По другую сторону луга Рапсодия увидела большую рощу. Древние деревья, высокие, с могучими стволами, по сравнению с Великим Белым Деревом казались малыми детьми. В роще стоял большой красивый дом. Его причудливая архитектура поражала воображение. Множество стен, расположенных под самыми разными углами, отдельные постройки на сваях или на ветвях деревьев, окна, выходящие на Дерево. Затейливая резьба украшала дом снаружи – в особенности башню, возвышающуюся над кронами деревьев.

Широкая каменная стена вела вдоль уснувших на зиму садов к меньшему крылу дома. Тяжелую деревянную дверь охраняли воины, похожие на тех, кого Рапсодия уже видела раньше. Она повернулась к Каддиру и вопросительно посмотрела на дом.

Тот улыбнулся:

– Это крепость Ллаурона. Здесь живет Главный Жрец. Не слишком шикарно для человека его праведности и положения, но ему тут удобно. Идемте, я отведу вас к нему.

Он провел Рапсодию через сады к двери и кивнул стражникам. Те удивленно вытаращили глаза, но отошли, пропуская гостей внутрь.

Спрятавшись за одним из деревьев, Акмед и Грунтор видели, как мужчина постучал в дверь и ему открыла какая-то женщина. Они о чем-то переговорили, затем женщина шагнула в сторону, и священник ввел Рапсодию в диковинный дом, состоящий из сплошных углов. Служанка притворила за ними дверь.

Акмед закрыл глаза и прислонился спиной к стволу белой ольхи. Он вдруг почувствовал на губах вкус ветра, тонкий, сладковатый аромат. Тишина показалась ему оглушительной. Ритм сердца Рапсодии звучал совсем тихо – она уходила все дальше в глубь дома. Осталось только два сердца – его и Грунтора.

"Наверное, именно это и есть мир и покой", – подумал Акмед. Ощущение ему не понравилось.

Затем, где-то на границе сознания, Акмед почувствовал новый ритм, потом еще один и еще; они прилетели из неизвестности, незнакомые и одновременно узнаваемые. Ветер принес ему и другие голоса сердец, но те доносились уже совсем издалека – едва различимый, мерцающий шепот... Где-то в мире стучали сердца, чьи ритмы отзывались в крови Акмеда, касались кожи. Возможно, он не до конца лишился своего дара. Акмед не знал, как такое может быть, не знал, проклятье это или благословение. Он заставил себя сосредоточиться на Рапсодии. Все остальные звуки смолкли...

Они с Грунтором прождали дольше, чем собирались, чтобы убедиться в том, что хозяин необычного дома не причинит девушке вреда. Акмед нашел ритм ее сердца почти сразу, с того самого момента, как они расстались; он звучал четко и ясно до тех пор, пока она не вошла в лес вместе со священником-филидом. Но даже несмотря на то, что теперь этот тон стал приглушенным, Акмед чувствовал его и знал, что происходит с Рапсодией.

Она нервничала, немного боялась. Спустя миг ее охватила паника, но Акмед знал: дело не в том, что ее кто-то обидел. Если бы на нее напали, друзья бы нашли возможность вмешаться. Однако в этом не возникло необходимости.

– Сколько хочешь ждать, сэр?

– Еще одну ночь. А потом пойдем.

Ее мучили особенно сильные кошмары. Ночью Акмед ощутил, как участился пульс Рапсодии, и тут же рассыпался в прах ровный, медленный ритм сна, к которому он привык во время часов, проведенных рядом с нею под землей. Он не удивился бы, услышав яростное крещендо, которым взрывался ее пульс, когда к ней приходили кошмары.

Когда начало светать, дракианин почувствовал, как она покинула крепость и отправилась к Белому Дереву, чтобы пропеть свою утреннюю молитву. Ветер принес мелодию, которая легким прикосновением ласкала кожу. Песня была точно такой же, как обычно, но сейчас в ней почему-то звучала грусть, какой Акмед не слышал с тех самых пор, как они покинули Корень. Печаль, причин которой он не понимал. Рапсодия не испытывала боли, ей не грозила опасность.

Через минуту он услышал тихий свист – знак, что у нее все хорошо. Свист казался дрожащим – по-видимому, девушка еще не успела оправиться после своих переживаний. И все же он звучал вполне уверенно, показывая, что друзья могут уходить. Акмед улыбнулся.

Он открыл рот и вдохнул морозный воздух. Он не почувствовал никаких неприятных запахов – ничего, указывающего на присутствие демона. Тишина была напоена прощением, дышала началом новой жизни, прощанием с прежней и ее ужасами. Они сумели вырваться на свободу.

Им удалось бежать. Трудности и опасности выживания в новых условиях бледнели по сравнению с тем, что они оставили позади.

У Акмеда закоченели ноги. Тонкая подошва импровизированных сапог не спасала от холода. Он посмотрел в сторону Грунтора и заметил, что его приятель почти проснулся.

– Пожалуй, нам стоит поискать одежду и еду. Мы не можем больше есть Корень, так что предстоит всерьез заняться продовольствием. Потом отправимся на разведку. Посмотрим, что здесь да как. Может, отыщем для Рапсодии дорогу к морю.

20

К НАСТУПЛЕНИЮ НОЧИ фирболги выбрались из гущи леса и направились на запад, к морю. Оно находилось за много миль отсюда, но Акмед чувствовал в воздухе соль – словно следы слез на ветру.

Они нашли заброшенный сарай неподалеку от небольшого селения и устроились там на ночь. Жалкое убежище не слишком защищало путников от холода. К тому же друзья решили не рисковать и не развели костер. Пол устилала гнилая солома, пролежавшая здесь уже несколько лет, и фирболги забрались под нее в тщетной надежде хоть немного согреться.

Грунтор собрал упавшие ветки вишни и черного дерева фриттен и большую часть времени потратил на изготовление новых стрел взамен тех, что истратил во время сражения с людьми Майкла и под землей. Акмед много раз замечал, как великан тихонько напевает какую-нибудь из песенок Рапсодии, невпопад и страшно фальшиво.

На следующее утро они отправились на разведку в близлежащую деревню и расположенные неподалеку от нее хутора и вернулись, прихватив с собой несколько яиц, съедобные корни, попоны для лошадей и одежду, которая, как им показалось, могла подойти. Они старались брать везде понемногу, чтобы местные жители не заметили пропажу и не подняли тревогу.

– Хо-хо, да ты красавчик, сэр, – пошутил Грунтор, увидев, какое выражение появилось на лице Акмеда, обнаружившего, что украденная ими туника оказалась женским платьем. Великан прорезал дыру в одной из попон и соорудил себе теплый жилет. – Только все равно ты не чета нашей герцогине. Боюсь, даже самый завалящий кобель на тебя не польстится.

Акмед оторвал подол юбки, превратив платье в длинную рубашку.

– Даже если собрать вместе всех красоток Дворца Удовольствий мадам Парри и вылепить из нее одну, она вряд ли сможет конкурировать с Рапсодией, – заявил он, натягивая новую одежду. – Огонь оказал на нее сильное действие; она получила могущественное оружие, которое, возможно, когда-нибудь ей пригодится. Сначала я боялся, что священник попытается соблазнить ее, но он был слишком напуган.

– Ах, заведение мадам Парри!.. Ой не вспоминал о нем уже давным-давно. Хотел бы я знать, как поживают Бренда и Сьюзи.

– Я не сомневаюсь, что они по тебе ужасно скучают, – рассмеялся Акмед. – Вряд ли им довелось познакомиться с кем-нибудь, кто мог бы с тобой тягаться. – Он бросил великану яблоко и продолжал: – Пошли глянем, что тут есть интересного.

Новая одежда в дополнение к тем лохмотьям, в которые превратилась прежняя, не слишком защищала от морозного воздуха. Друзья также прибрали к рукам оставленную без присмотра упряжь и поводья и починили свою обувь. Увы, не очень успешно: снег продолжал забираться внутрь, и ноги у них постоянно мерзли, а то и вовсе немели от холода.

Через несколько миль территория стала более населенной, а лес совсем поредел. Грунтор и Акмед прятались в кустах, усеянных колючками и шипами, и наблюдали за горожанами, прислушиваясь к их разговорам.

Несмотря на то что по части чуткости музыкального слуха им было далеко до Рапсодии, они уже многое понимали, улавливая отдельные слова или целые фразы. Одно – "Авондерр" – повторялось очень часто; как правило, его сопровождало направление "на юго-запад". Болги решили, что так называется соседний район, хотя деревня это, город, провинция или название народа, так и осталось невыясненным.

Они обошли все поселение и к вечеру приготовились двинуться дальше, когда внимание Акмеда привлек далекий шум на дороге.

Спрятавшись в зарослях деревьев с серебристыми стволами, каких он ни разу не видел на Серендаире, дракианин закрыл глаза и сосредоточился. Из деревни вела лишь узкая колея, разбитая колесами фургонов и копытами животных, покрытая жидкой грязью и снегом, растаявшим после недавней оттепели. Неожиданно он вспомнил песню Рапсодии: "Надежный следопыт, который никогда не ошибается..." Это она сказала о нем.

Он прислонился к стволу и отпустил свой разум на свободу. Перед его мысленным взором появилась дорога. С головокружительной скоростью он помчался вперед, следуя за всеми поворотами разбитой колеи.

И вот он увидел всадников с оружием в руках, которые мчались по направлению к деревне. Их было около дюжины. В черно-зеленых кожаных куртках, верхом на чалых лесных лошадях.

Неожиданно картинка исчезла, но Акмед успел заметить еще две детали. Первое: лица всадников – широкие скулы, большие глаза, суровое, непреклонное выражение. У всех до одного. Кожа и волосы цвета земли и травы... Лирины!

Второе: в руках они держали факелы.

Акмед выругался на болгише и повернулся к Грунтору:

– Сюда направляются солдаты с факелами. Лирины. Грунтор непонимающе уставился на него:

– Лирины? С огнем? Ты уверен, сэр?

Акмед кивнул. Он прекрасно понимал, что именно так удивило сержанта. Лирины, особенно лирингласы, ненавидят огонь из-за опасности, которую он представляет для их земель. Если не считать лиринпанов, представителей народа, живущего в городах, все лирины предпочитают селиться в лесах или на открытых полянах, а там пламя в любой момент может уничтожить их дома. Отряд лиринов, использующий огонь как оружие, – это нечто противоестественное. Впрочем, времени для долгих размышлений не оставалось.

– Идем, – прошептал дракианин.

Они быстро пробрались сквозь заросли папоротника, стараясь оставаться незамеченными, и двинулись на юго-запад. Когда они оказались среди густого подлеска, Акмед забрался на высокую сосну и спрятался среди ее ветвей, примерно в десяти футах над землей. Грунтор скрылся в кустах. Когда Акмед посмотрел вниз, он с трудом сумел рассмотреть друга.

Едва они успели устроиться в своих убежищах, как появился отряд. Испуганно крича, крестьяне хватали детей и спешили убраться подальше от дороги. Они разбегались в разные стороны, точно стая птиц при приближении хищника.

Акмед с ужасом наблюдал за тем, как первые всадники пронеслись мимо трех или четырех застывших в ужасе крестьян, оставляя их своим товарищам, а те, не медля ни секунды, прикончили несчастных прямо на месте. Другие лирины направились к домам, и вскоре вся деревня пылала, точно громадный факел.

Некоторые крестьяне пытались отбиваться тем, что оказалось у них под рукой, но против всадников у них не было ни одного шанса. Один из нападавших набросился на крестьянина, убегавшего прочь и тащившего за собой маленькую девочку. Ребенок отлетел на обочину, где и остался лежать неподвижно, точно сломанная кукла.

Акмед не мог оторвать глаз от солдата, который остановился, развернул лошадь и направился прямо к ребенку. В тот же миг свистнула стрела. Она вонзилась лирину в шею. Солдат повалился на землю, а его лошадь умчалась прочь.

Грунтор с мрачным выражением лица достал еще две стрелы и снова выстрелил. Еще один солдат повалился на дорогу; потом упал третий лирин, не успев зажечь соломенную крышу.

Раздался пронзительный птичий крик, и всадники остановились. Прозвучал новый приказ, отданный спокойным громким голосом, и солдаты начали покидать горящую деревню, равнодушно промчавшись мимо тела одного из своих павших товарищей.

Над крошечной деревушкой повисла тишина. Затем, словно по безмолвному сигналу, поднялись крики и стоны раненых. Плачущая женщина бросилась к девчушке, схватила ее на руки, смеясь и рыдая одновременно, слишком счастливая, чтобы заметить лицо фирболга, скрывающегося в кустах всего в нескольких футах от нее.

Когда она убежала, Грунтор опустил лук. Ветер нес в их сторону густой черный дым.

– Что, ради всех святых, тут произошло? – удивленно покачав головой, спросил он.

– Понятия не имею, – пожал плечами Акмед. – Может быть, сказки, будто люди на другой стороне земли ходят на головах, – чистая правда? Если бы сегодня утром ты сказал мне, что мы увидим отряд лириндаркских карателей, вооруженных факелами и предавших огню лесную деревню – да еще бросивших тела своих погибших товарищей! – я бы сказал, что ты повредился умом.

Акмед спустился вниз. Друзья направились через лес на запад. Горестные крики крестьян и горький запах дыма еще долго сопровождали их.

К концу восьмого дня своей разведывательной миссии друзья могли с уверенностью сказать, что они не просто повредились умом, а окончательно спятили. Повсюду, где они проходили, постоянно возникали бессмысленные по своей жестокости сцены.

Иногда в них принимали участие лирины, однако чаще всего людей убивали люди. Фирболги начали думать, что мир, в который они попали, устроен как-то иначе, и здесь место чудовищ занимают те, кто чудовищам это имя дал.

Еще более непонятным оказалось то, что происходило после нападения вооруженных людей. В одном городке, расположенном на границе леса и открытых земель, друзья с удивлением обнаружили, что участники атаки вернулись в свои бараки, находящиеся сразу за поворотом дороги, примерно в полумиле от городка. Кое-кто из солдат даже вернулся потом обратно, чтобы помочь раненым.

Фирболги прятались за зернохранилищем, наблюдая за происходящим.

– Что здесь творится? – возмущался Грунтор. – Никакого смысла!..

Акмед покачал головой и ничего не сказал. Он спокойно относился к войне, если понимал, кто с кем воюет, какие у них мотивы и цели. Здесь же все было совершенно непонятно.

21

ПО МЕРЕ ТОГО как приближалось море, снега становилось все меньше. В конце концов он исчез, и глазам путников предстали коричневая трава и голые деревья, оказавшиеся во власти ледяного ветра – такого же безжалостного, как и солдаты. Акмед и Грунтор старались держаться подальше от цивилизации, чтобы по ночам спокойно разбивать лагерь, разводить костер и спать, не опасаясь никаких неожиданностей. К пустым домам и сараям они подходили лишь затем, чтобы пополнить свои припасы.

Они вошли в Авондерр. Судя по тому, что им удалось услышать от местных жителей, так называлась приморская провинция. Теперь в воздухе настолько сильно пахло соленой водой, что даже Грунтор улавливал ее аромат. Океан властно напоминал о себе. Друзья постоянно скрывались от жителей этих земель и не вступали с ними ни в какие контакты.

Поселки стали больше и теперь располагались все ближе друг к другу, пока в конце концов не слились в сплошной город. Бесконечная линия домов тянулась к самому горизонту. Это и был портовый город. На место хижинам и простым сараям пришли кирпичные дома с тяжелыми деревянными дверями и черепичными крышами.

Лесные дороги сменились широкими магистралями и улицами, выложенными булыжником. Грунтор не переставал удивляться – ведь там, где обитают фирболги, булыжные мостовые можно встретить только в самых богатых районах, и то лишь перед общественными зданиями и храмами. Здесь же каждая улица громадного города – в три раза превосходящего Истон – могла похвастаться собственной вымощенной камнем мостовой.

Порт Авондерра поражал воображение – он протянулся вдоль берега на многие мили, так далеко, что разглядеть, где он заканчивается, было невозможно. На его границах располагались рыбацкие поселки, дальше шли доки, построенные из блестящего камня, дерева и сверкающего металла. В самом центре находилась крытая гавань и такой громадный причал, что Акмед с Грунтором так и не смогли сосчитать, сколько возле него кораблей. Стоя поодаль, они наблюдали за разгрузкой сотни торговых судов одновременно. Лошади, фургоны, ящики, коробки, люди так и мелькали перед глазами; казалось, будто смотришь на муравейник.

– Ты только посмотри! – бормотал сержант.

– Нет, – проговорил Акмед и, схватив приятеля за плечо, показал на небо. – Ты посмотри НА ЭТО!

Они находились позади лавки кузнеца, расположенной на окраине города. Грунтор, устроившийся на куче угля, прикрытой промасленной тканью, поднял голову. Солнце садилось, и голубое небо вдруг затянуло черными штормовыми тучами. Через несколько минут поднялся ветер, засверкали молнии, грозно загрохотали громовые раскаты.

– Проклятье, пора уносить ноги!

Акмед перелез через низкую стену за кузницей и направился подальше от гавани.

– На окраине города я видел скалы. Отличное укрытие от людей и дождя. Идем. Буря будет сильной.

Друзья быстро шагали в сторону береговых скал под сердитыми небесами и порывами злобного ветра. Ревели волны, набегая на песок и бросая соленые брызги в лица фирболгов.

Небо до самого горизонта почернело. Только время от времени тучи ненадолго расступались, и тогда на землю проливался лунный свет, который тут же гас, раздавленный разбушевавшейся стихией.

– Может, поищем пещеру, сэр?

Акмед прищурился, но, кроме скал и ревущих волн, почти ничего не сумел разглядеть. Глаза фирболгов хорошо видят в темноте под землей – но не на поверхности.

– Посмотрим, что там, с другой стороны скал, – предложил он.

Грунтор затряс головой, и во все стороны полетели соленые брызги.

– Не-е-е. Ничего там нет. Только скалы на многие мили вокруг. А вот на самом берегу какое-то большое укрытие.

– Ты его чувствуешь? Это все твоя связь с землей?

– Угу.

Акмед и Грунтор осторожно спустились вниз и наконец добрались до полосы песчаного пляжа. Они тут же бросились бежать. С неба сыпались капли дождя, который жалил глаза и кожу, точно их кололи ледяные иголки. С севера берег огибал большой утес, дальше шла бухта и маленькая лагуна; они видели ее сверху. Скалы уходили вдаль и, словно горный хребет, терялись в темноте.

Обогнув одну из них, друзья увидели громадное сооружение, окруженное четырьмя меньшими строениями. Рассмотреть их очертания в темноте было невозможно.

– Храм! – крикнул Акмед Грунтору. – Какой идиот построил храм НА ПЕСКЕ?

Сержант едва расслышал его слова, заглушаемые ревом ветра.

– И рядом с водой. Странно как-то. Заглянем внутрь? – предложил великан.

Тяжелая грива его волос почернела от воды и все время норовила попасть в глаза.

Акмед колебался. Храм означает также священников, а он ненавидел их. Однако здание, перед которым они стояли, казалось пустым. В четырех строениях, расположенных на некотором расстоянии, горел свет – очевидно, там жили священники или хранились припасы. У путников больше шансов остаться незамеченными, если они спрячутся в базилике.

– Ладно, – проворчал Акмед и поглубже натянул капюшон на глаза. Надеюсь, эти священники умеют плавать. Иначе им лучше со мной не встречаться.

Пока они не вышли к северной стороне скалистого кряжа, им не удалось разглядеть толком ничего, кроме огромного каменного сооружения, выстроенного на самом берегу. Подойдя поближе, оба невольно замерли на месте.

Храм был окутан ночным мраком. Его хлестало разъяренным дождем и ураганным ветром; диковинный шпиль громадного сооружения уставился в противоположную от моря сторону. В основании храма лежали огромные глыбы плитняка – специальным образом обтесанные и скрепленные между собой известковым раствором. К двери вели чистые дорожки, выложенные огромными каменными плитами, отполированными до блеска.

Неожиданный, особенно сильный, порыв ветра взметнул полы жалких плащей путников, проник до самых костей. Тучи на мгновение приоткрыли лик луны, и ее свет пролился на удивительное сооружение.

Храм построили таким образом, чтобы он походил на корпус громадного потерпевшего крушение корабля, торчащего из песка среди прибрежных скал под весьма необычным углом. Большие ворота, изготовленные из планок разного размера с неровными краями, представляли собой пробоину в килевой части корабля, а наклоненный под углом шпиль – упавшую мачту.

Огромная имитация корабля выглядела совершенно точной, вплоть до малейших деталей и приспособлений. Впрочем, якоря и такелаж, сделанные из мрамора, были значительно больше нормального размера.

Чуть дальше по берегу располагалось еще одно необычное сооружение, соединенное с главным деревянными мостками. Как и большая часть пристройки, мостки были видны только во время отлива и оказывались в воде, едва начинался прилив. Дополнительное сооружение изображало разбитую корму судна. Гигантский якорь, лежащий между двумя зданиями, имел функцию преддверия.

Несмотря на стремление зодчего построить здание таким образом, чтобы у стороннего наблюдателя возникло ощущение, будто он видит разбросанные по берегу обломки, было очевидно, что сооружение очень прочное и надежно стоит на своем месте и что сильный ветер и бушующая стихия ему нипочем.

Грунтор тихонько присвистнул:

– Ну, что скажешь, дружище?

Акмед старался справиться с отвращением, которое он питал к воде. В прежние времена волны заглушали своей канонадой биение сердец его жертв. Спрятаться от Брата бедняги могли только на берегу моря.

– Не знаю. Может быть, местные прихожане – купцы или рыбаки. В таком случае, это очень богатые рыбаки. Я таких сооружений никогда не видел. Событие, которое они решили запечатлеть, наверное, имело для них огромное значение – иначе с какой стати людям строить нечто столь чудовищное? Жаль, что Рапсодии нет с нами. Возможно, она что-нибудь про это знает.

– Точно. Ой думает, она родилась в семье моряков или портовых рабочих, в Истоне. Как-то ночью, на Корне, она что-то бормотала про океан.

– Сомневаюсь, что Рапсодия родилась в Истоне, – покачав головой, возразил Акмед. – Или вообще в каком-нибудь городе. Возможно, искусству выживания она и научилась в тавернах и на улицах Истона, но она – не дитя улиц. Я думаю, она выросла на какой-нибудь ферме. Возможно, небогатой, но и не нищей. Рапсодия не производит впечатления существа, появившегося на свет в городской канаве.

Ветер подхватил горсть песка и сердито швырнул им в лица.

– Как ты думаешь, с нею все в порядке? – озабоченно спросил Грунтор.

Акмед принялся связывать полы своего плаща:

– В полном... Пошли. Отлив скоро закончится. Я хочу посмотреть, что в том, дальнем, здании.

Некоторое время друзья наблюдали за зданием, проверяя, нет ли возле него стражников или прихожан. Впрочем, довольно скоро стало ясно, что в такую погоду люди сидят по домам и болги могут не опасаться, что их кто-нибудь увидит.

Вой ветра стал еще пронзительнее, дождь полил стеной и тут же вымочил фирболгов до самых костей. Океанские волны яростно налетали на берег, украшая белой пеной скалы у основания храма. Черные тучи, мчащиеся по небу, закрыли светлый лик луны.

Акмед и Грунтор быстро забрались наверх и помчались по дорожке к воротам храма. Громадные факелы, освещавшие вход, давно погасил ветер. Грунтор ухватился за мощные медные ручки и потянул их на себя; левая створка легко, без всякого сопротивления открылась; путники быстро вошли внутрь и закрыли за собой дверь.

Они остановились у входа, молча разглядывая громадную базилику, похожую на темную пещеру. Потолок терялся где-то над головами. Огромные куски дерева всевозможных размеров были вкраплены в каменную кладку стен получилось похоже на разбитый скелет гигантского зверя, лежащего на спине. Позвоночник – длинный проход, который заканчивался где-то далеко впереди, а ребра торчали в разные стороны, словно безнадежно пытались проникнуть в окутывающий потолок мрак.

Круглые окна, похожие на иллюминаторы, находились почти под самым потолком. Днем сквозь них в храм проникал свет. Вдоль стен, на высоте колен Грунтора, шла полоса толстых прозрачных стеклянных плиток, сквозь которые просвечивало море, заливая базилику зеленоватым сиянием. Днем зрелище наверняка было потрясающим; сейчас же, во время шторма, Акмед почувствовал, как эго охватывает неприятное чувство призрачности окружающего мира ощущение, с которым он справился не без труда.

Грунтор потряс головой, и брызги с его волос полетели во все стороны. Внутри храма не нашлось ничего похожего на скамьи или сиденья, если не считать громадных мраморных плит в самом центре. Несмотря на близость воды и на то, что нижняя часть стен и пол находились ниже уровня моря, в храме было на удивление сухо. Однако друзья заметили, что пол выложен из камня, на котором легче удержаться, когда он мокрый.

Акмед кивком показал вперед, и фирболги медленно пошли по проходу, все время оглядываясь по сторонам. Огромные куски дерева многое повидали в своей прежней жизни, когда служили частью обшивки кораблей. Цвет и состояние дерева указывали на то, что его собирали с разных судов.

Примерно посередине прохода потолок резко уходил вверх, образуя широкий черный туннель с небольшими тонкими прорезями где-то наверху. Сквозь них внутрь проникали соленые брызги и ветер, чей пронзительный вой эхом отражался от массивных стен храма.

– Мачта, наверное, – заметил Грунтор.

Под мачтой были по кругу расставлены каменные скамейки, а внутри круга находился фонтан, вырезанный из белого с синими прожилками мрамора. Его окружал каменный бассейн. Пульсирующая струя воды взлетала вверх и тут же опадала, подчиняясь ритму ревущих за стенами волн. Время от времени вода проливалась на пол, но всякий раз достаточно далеко от скамеек.

В дальнем конце храма находилась еще одна дверь, отлитая из меди и украшенная какой-то надписью, но с такого расстояния прочитать ее было невозможно. Болги обошли фонтан и направились в заднюю часть громадного сооружения. Звук их шагов поглощался ревом взбунтовавшегося моря.

По обеим сторонам медной двери располагались настенные канделябры. Под стеклянными колпаками прятались фитильки. Подойдя к двери, друзья разглядели на ней руны, которые Акмед не смог разобрать. Впрочем, ему показалось, что некоторые символы он видел раньше. Они отдаленно напоминали буквы письма, принятого на Серендаире.

Поверхность каждой створки украшало рельефное изображение двух мечей, один указывал вверх, другой – вниз. Вдоль клинков шла надпись, похожая на океанские волны, острия мечей упирались в одинаковый рисунок.

Взглянув на задний план барельефа, Акмед на мгновение задумался. Когда-то он уже видел такого крылатого льва. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить.

– Герб семьи Маквитов, – сказал он, обращаясь скорее к самому себе, чем Грунтору, хотя сержант тоже знал о легендарном воине, рыцаре короля Серендаира. – Что он делает здесь, на другом краю света?

Грунтор потер подбородок и посмотрел на дверь.

– Ой думает, Маквит прибыл к нам издалека. Разве его не называли Нагалл-Чужестранец? Он приплыл на Остров совсем молодым. Может, здесь живет его семья?

Акмед кивнул. Собственная недогадливость сердила его. Глухое ворчание волн проникало в его сознание и мешало думать.

– Ну, в таком случае это поможет нам понять, куда мы попали. Мне кажется, он родом из Монодьера. – Дракианин ухватился за ручку левой створки и потянул на себя, но она была закрыта; тогда он попытался открыть другую – с тем же результатом. – В пристройку должна вести какая-нибудь дверь, – проговорил он, вытирая мокрую руку о плащ.

– Позволь мне, – вежливо молвил Грунтор с легким поклоном.

Поплевав на ладони, он ухватился за ручку и одним движением открыл дверь, но тут же отшатнулся – в лицо ему ударил каскад соленых брызг.

По другую сторону двери, медная поверхность которой позеленела от соленой воды, оказалась широкая каменная ступенька, ведущая к деревянному переходу. На ней уже начали собираться лужи – приближался прилив.

Фирболги прикрыли глаза руками и шагнули в бушующую непогоду, причем Грунтор крепко вцепился в плечо Акмеда. Деревянная дорожка оказалась узкой и длинной.

Она была проложена по песчаной отмели, повсюду виднелись морские водоросли и грязь, которая остается после отлива.

Друзья постаралась пройти по ней, не задерживаясь, пытаясь сохранить равновесие под порывами сердитого ветра. Грунтор задержался лишь на мгновение, чтобы вытащить раковину, застрявшую в грубом дереве у них под ногами.

Когда они подошли к пристройке, выяснилось, что у нее нет собственной двери – ее заменяла грубая арка, а само помещение было предоставлено на растерзание морю и ветрам. Когда начнется прилив, большая часть пристройки снова окажется под водой, которая поднимется настолько, что сможет накрыть Акмеда с головой. На песке перед аркой лежал огромный якорь, ржавый и изъеденный солью.

Не оглядываясь, Акмед и Грунтор быстро перешагнули через якорь, вошли внутрь и в изумлении замерли на месте.

В отличие от храма – искусной имитации корабля – пристройка была частью самого настоящего судна, поставленного на песке вертикально, носом к небу. Судя по обломкам, составлявшим большую часть кормы, когда-то это судно отличалось огромными размерами. Палубу убрали, оставив лишь корпус, служивший сейчас стенами пристройки. Присмотревшись повнимательнее, друзья поняли, что корабль сделан не из обычного дерева, а из какого-то особенного материала, которого они никогда раньше не видели.

На песке в самом центре пристройки стоял каменный стол – плита из черного обсидиана, блестящая от соленых брызг. Пара наручников из неизвестного друзьям металла, с открытыми замками, была приделана к плите. На них не было ни пятнышка ржавчины.

Поверхность камня когда-то была исписана рунами. Сейчас их полностью изгладили время и океан, одинаково не знающие жалости. На гладкой поверхности обсидиана остались лишь тусклые следы надписи.

У передней части плиты друзья заметили дощечку с выпуклыми рунами, похожими на те, что они видели на медной двери. Как и наручники, она нисколько не пострадала от воды и времени.

– Немного похоже на письмо Серендаира, – сказал Акмед, наклонившись, чтобы повнимательнее разглядеть дощечку. – Жаль, что с нами нет Рапсодии.