Текст книги "Рапсодия - Дитя Крови (Симфония веков - 1)"

Автор книги: Элизабет Хэйдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

Даже если те, кого она знала или любила, оказались среди беженцев и благополучно высадились на этих землях, их уже давно нет в живых. Сердце девушки сжалось от нестерпимой боли, когда она подумала о своих родителях и братьях. Если верить Ллаурону, ее отец, конечно же, умер много веков назад. А мать? Лирины награждены более долгой жизнью. Рапсодия знала, что некоторым лиринам посчастливилось отпраздновать свое пятисотлетие. Но ведь прошло почти в три раза больше времени!..

Девушка забралась в постель и, свернувшись, точно дитя в материнской утробе, попыталась вспомнить свою жизнь перед страшным путешествием по Корню. Она могла обвинить во всем, что произошло, Акмеда, но прекрасно понимала, что сама стала причиной своих бед.

Убежав из дома, она поступила как упрямая и бездушная девчонка. Впрочем, она дорого заплатила за свою глупость. Жизнь на улицах Истона оказалась настоящим кошмаром. Нестерпимее всего было думать о страданиях, которые она причинила своим родным, об их отчаянии – ведь они так и не узнали, что с ней случилось! От невыносимого чувства вины ее спасало лишь одно – уверенность в том, что она обязательно вернется домой. И вот теперь она лишилась и этого.

Перед мысленным взором Рапсодии появились лица братьев, улыбающиеся и счастливые. Ей показалось, что она чувствует, как отец прижимает ее к груди, мать ласково гладит по руке. Все исчезло. Она больше никогда не увидит никого из них, никогда не заснет под пение матери. Никогда не почувствует себя по-настоящему в безопасности.

Боль была такой невыносимой, что Рапсодия начала задыхаться. О прошлом было страшно думать, но будущее представлялось поистине ужасным. Измученная, обессилевшая от жутких мыслей, Рапсодия провалилась в беспокойный сон.

Ее сны этой ночью были ужаснее, чем всегда. Видения громадных волн, поглощающих крошечных детей... высокие, златокожие люди, сожженные пылающей звездой... Сагия, обнимающий ветками лириков, медленно погружающийся на дно моря...

В последнем из своих снов она стояла в деревне, которую пожирал черный огонь. По улицам метались солдаты, убивая всех, кто попадался на пути. Где-то далеко, на горизонте, она увидела глаза, кроваво-красные, смеющиеся над ней. А потом к ней подскочил залитый чужой кровью воин, и она оказалась в когтях громадного медного дракона...

Рапсодия проснулась, задыхаясь, и потянулась к Грунтору, который всегда утешал и успокаивал ее после ночных кошмаров, но привычно ухмыляющегося лица рядом не оказалось. Кровать и комната выстудились за ночь.

Когда Рапсодия окончательно пришла в себя, к ней вернулась боль, и пылающий в ее душе огонь мгновенно согрел воздух.

Утро уже почти наступило. Серый свет заливал небо за окном, предвещая наступление нового дня. Почему-то сегодня мир показался Рапсодии иным, хотя ночью ничего особенного не произошло. Перемены случились много веков назад; ее прежний мир безвозвратно исчез, пока она пробиралась под землей по корню Сагии. Время ушло. Рапсодия не понимала только одного: почему оно никак не коснулось ее. Она посмотрела в зеркало и решила, что нисколько не постарела с тех пор, как покинула Истон, – по крайней мере, так ей казалось.

Рапсодия подошла к окну и взглянула на просыпающееся небо. Вскоре начнет светать; она должна была пропеть свою утреннюю молитву – так на другом конце света мать учила ее приветствовать восход солнца. Рапсодия боялась остаться наедине с мыслями о смерти Острова, но ни с кем не могла поделиться своей печалью – по крайней мере, ни с кем из живых.

Даже если она сможет найти Акмеда и Грунтора, которые, вне всякого сомнения, уже далеко отсюда, ни тот, ни другой не разделят ее тоски. Акмед, за которым ведется охота, узнав о гибели Серендаира, скорее всего, возликует. Рапсодия не вынесет этого.

Стараясь не шуметь, чтобы не побеспокоить Главного Жреца и его слуг, девушка спустилась по лестнице, с трудом открыла тяжелую дверь и кивнула охранникам, которые не могли отвести от нее глаз. Впрочем, они молчали, и Рапсодия прошла мимо них, затем миновала засыпанный снегом сад и направилась к Дереву.

Рассвет только начинался, когда она оказалась на границе луга. Она миновала высокий клен и громадный вяз, растущие в круге деревьев-стражников, и впервые по-настоящему четко увидела Великое Белое Дерево. Его коры коснулись первые лучи солнца, и она засияла в утреннем тумане. Как только свет приласкал гиганта, его песнь изменила тональность и взвилась к небу – Дерево приветствовало наступление нового дня.

Рапсодия закрыла глаза, чувствуя, как пение Дерева наполняет все ее существо. Впервые за бесконечно долгое время она вдруг почувствовала себя маленькой и слабой в присутствии могущества и силы, которую невозможно измерить.

Но в песне, звучавшей в ее душе, было и что-то знакомое. Мелодия Великого Белого Дерева почти ничем не отличалась от голоса Сагии, чье присутствие, она знала, поможет ей пережить потерю, даже если рана в сердце никогда не заживет.

Она тихонько запела свою утреннюю молитву, а когда закончила, подала обычный сигнал Акмеду, что у нее все в порядке. Затем Рапсодия вышла из круга деревьев и поспешила назад, к дому Главного Жреца.

Она покинула круг не там, где вошла в него, ступив на тропинку между разросшимися кустами остролиста и золотянкой, стройным деревом, растущим у нее на родине. С того места, где она стояла, Рапсодия увидела сад, разбитый за домом Ллаурона.

Она слышала, что филиды просыпаются. По-прежнему никого не встретив, девушка вошла в огромный сад.

Земли Ллаурона тянулись к самому лесу на милю или даже больше. Территорию украшали самые разные деревья, пруды и клумбы и грядки с цветами и травами. Тут и там стояли мраморные скамейки, которые летом деревья окутывали своей прохладной тенью. Сейчас, в самый разгар зимы, сад спал под снежным покрывалом.

Рядом с домом рос молодой ясень, высокий и полный жизни, а под ним было разбито несколько грядок с травами, старательно прикрытых от ветра и холода. Ллаурон сидел на земле рядом с деревом, что-то делал с растениями на грядках и пел густым баритоном, от которого у Рапсодии по спине пробежал холодок. Ее потрясла не красота его голоса, а исходящие от него вибрации.

Ллаурон использовал музыкальные заклинания, искусство Певца, хотя по тому, как время от времени у него срывался голос и неправильно подбирались слова, становилось ясно, что сам он не Певец. Он пел совсем простую песню, хотя Рапсодия и не узнала слов. Она открыла было рот, собираясь предложить ему внести несколько незначительных изменений, чтобы добиться лучшего эффекта, – ведь звучала мелодия тепла и исцеления, очевидно, для того, чтобы помочь растениям пережить холодную зиму, – но вовремя спохватилась, вспомнив слова Акмеда: "А когда мы все-таки вступим с ними в контакт, давайте постараемся не выдавать им никакой лишней информации. Так будет безопаснее для всех нас".

Когда она подошла, жрец перестал петь и на его морщинистом лице расцвела улыбка.

– Доброе утро, дорогая. Надеюсь, вы хорошо спали?

Рапсодия вспомнила свой кошмар.

– Спасибо за то, что позволили мне воспользоваться такой чудесной комнатой, – сказала она.

– Не за что. Надеюсь, вы у нас погостите.

Он начал подниматься на ноги. Рапсодия быстро подошла к нему, сообразив, что он не хочет сидеть в ее присутствии, и опустилась на скамью под вязом. Камень оказался очень холодным, и она вздрогнула от неожиданности.

– Что вы пели? – спросила она.

– А, это целительная песнь для растений. Заклинание, которое передается из поколения в поколение. Оно досталось нам от филидов Серендаира. Я прибегаю к его помощи, чтобы помочь целебным травам в моем саду продержаться в холодную погоду. Самые нежные растения я держу, естественно, дома, но на всех места не хватает. Кроме того, Маиб тоже любит музыку. – Он похлопал рукой по стволу вяза.

– Маиб? – Слово походило на сереннское, означавшее "сын".

– Да, он присматривает за садом, отгоняет людей, животных или духов с дурными намерениями, верно, старина? – Ллаурон оглядел молодое дерево, а потом наклонился к Рапсодии и, хитро улыбаясь, заговорщицким тоном проговорил: – По правде говоря, мне кажется, он не слишком жалует Каддира.

Рапсодия едва заметно улыбнулась в ответ.

– А теперь, может быть, вы присоедините свой чудесный голос к моему? Вместе мы сумеем лучше защитить мои растения. Надеюсь, моя просьба не покажется вам чересчур нахальной.

– Что вы сказали? – удивленно переспросила Рапсодия.

– К чему ложная скромность, моя дорогая? Я же вижу, что вы Певица, наделенная могущественным даром! Может быть, даже Дающая Имя, ведь так?

Рапсодия прикрыла глаза. Неожиданно налетел порыв холодного ветра, забрался под плащ и заставил ее задрожать.

– Когда вы говорите, от одного только звука вашего голоса день становится светлее. Он и вправду прекрасен, дорогая. Представляю, как он звучит, когда вы поете. Надеюсь, вы не будете долго держать меня в неведении. Пожалуйста, подарите моим растениям песню.

Рапсодия задумалась. Что же делать дальше? Ллаурон догадался о некоторых очень важных вещах. Если она станет это отрицать, получится, что она лжет и ведет себя невежливо. Вздохнув, она проговорила:

– Если вы так хотите, я готова. Но я не знаю той песни, что вы пели. Вы начните, а я присоединюсь к вам, когда немного ее запомню.

– Отлично.

Ллаурон вернулся к своему занятию, и странная мелодия зазвучала снова. Спустя короткое время Рапсодия разобралась в ее рисунке и осторожно подхватила песню, исправляя ошибки. Жрец заметил изменения и последовал за ней. Услышав, что он поет правильно, она добавила несколько обертонов для создания необходимого ритма.

Взглянув на растения, Рапсодия увидела, что они стали здоровее, хотя определить точную природу перемен было непросто.

– Великолепно! – вскричал Ллаурон. – Я не ошибся, дорогая. Вы – Дающая Имя.

Рапсодия посмотрела вдаль, чтобы не встречаться с его проницательными голубыми глазами. Она знала, что если не будет соблюдать осторожность, он сумеет узнать о ней что-нибудь еще.

– Да, вы не ошиблись.

– Так я и думал! Большое вам спасибо. Теперь моему саду ничто не угрожает – по крайней мере, до конца оттепели. Идемте в дом. Вы замерзли, а я уже закончил все свои дела.

Он поднялся на ноги гораздо легче, чем можно было предположить, учитывая его возраст, и повел Рапсодию в дом через заднюю дверь.

Они оказались в просторной кухне с большим очагом и кирпичными печами, которых хватило бы, чтобы накормить целую армию крестьян. На медном крючке над огнем висел чайник, кипела вода. Ллаурон погрел руки над паром, а затем снял чайник, прихватив его чистой толстой тряпкой.

– Я подумал, что вы захотите чая, – сказал он, наполняя фарфоровый чайник, стоящий на большом столе. – Вы, наверное, еще не совсем отдохнули после вашего путешествия?

– Да, пожалуй. Главный Жрец улыбнулся:

– В таком случае, добавим в чай кое-что, чтобы немного поддержать ваши силы. Вы когда-нибудь пробовали кружевницу?

– Никогда не слышала о такой траве, – покачав головой, ответила Рапсодия.

Ллаурон подошел к большому шкафу и начал вынимать маленькие холщовые мешочки.

– И неудивительно, она растет только здесь. А как насчет весеннего шафрана?

Неожиданно Рапсодия сообразила, что Ллаурон, спрашивая ее о травах, пытается понять, откуда она родом.

– Что бы вы ни положили, все будет хорошо, – поспешно проговорила она.

– Ну, тогда, думаю, мы добавим в ваш чай сушеные цветы апельсина, сладкий папоротник и листья малины.

– У вас есть листья малины зимой?

– Да, в парнике. Хотите взглянуть?

– Конечно. Как чудесно пахнет!

Рапсодия взяла чашку с горячим чаем, которую поставил перед ней Ллаурон, и последовала за ним в помещение, расположенное рядом с кухней.

Три стены были стеклянными, посередине располагался необычный очаг, выложенный раскаленными докрасна камнями. Над очагом висели два чайника с кипящей водой, которые наполняли воздух паром.

Рапсодия разглядела железную жаровню, наполненную камнями, тоже раскаленными. С потолка свисала металлическая конусообразная конструкция, с которой на угли медленно капала вода и с шипением превращалась в пар. Жаркий влажный воздух в комнате поддерживал жизнь в растениях, посаженных рядами по всему зимнему саду.

Рапсодия ходила между растениями, наслаждаясь ощущением искусственного лета. Потом подняла голову и посмотрела на устройство, разбрасывающее капли воды.

– Какая поразительная штука, – сказала она.

– Вам нравится, правда? Очень хитроумное изобретение. Я бы гордился, если бы придумал такое. Его построил мой отец в подарок матери. Она очень любила орхидеи и другие цветы, растущие только в парниках.

– У вас здесь встречаются очень интересные растения.

– Я уже говорил, мы будем рады, если вы у нас погостите и узнаете о филидах побольше. Если вы хотите, конечно. Думаю, вам будет интересно познакомиться с разными аспектами поклонения природе, поскольку вас наверняка занимают подобные вопросы. Я сам с удовольствием преподам вам несколько уроков – заодно и отвлекусь от своей привычной и однообразной работы.

– Мне совсем не хочется отрывать вас от ваших обязанностей, ваша милость.

– Глупости, дорогая, – улыбнулся Главный Жрец. – В том, что ты занимаешь высокий пост, есть и свои положительные моменты – иногда можно делать то, что тебе хочется. И, пожалуйста, называйте меня Ллаурон. Иначе я начинаю чувствовать себя ужасным стариком. Вы можете у нас погостить? Или вам нужно быть где-то в другом месте?

Рапсодия заглянула в искрящиеся улыбкой голубые глаза, которые внимательно изучали гостью, и ее охватило необычное ощущение – будто Ллаурон сумел проникнуть в самые глубины ее существа. Даже учителя в музыкальной академии не могли распознать Дающего Имя только по голосу. То, что этот приятный пожилой человек знает о ней вещи, которые ему знать не следует, заставляло ее почувствовать себя еще более уязвимой. Ну что же, ей остается только продемонстрировать ему свое уважение.

– Нет, – ответила она. – Я никуда не тороплюсь. По крайней мере пока.

24

ПОЗАВТРАКАВ тем, что приготовила для них Вера, Рапсодия и Ллаурон прошли через сад и большое поле к конюшням, где Главный Жрец держал своих лошадей.

Гвен принесла пару кожаных ботинок и шерстяные брюки для Рапсодии. Они оказались немного великоваты, но зато Рапсодия почувствовала, что ей наконец стало тепло, и принялась благодарить служанку.

Судя по всему, несмотря на огромные размеры дома и положение, которое занимал Главный Жрец, у него было только две служанки – если не считать стражников. Рапсодия знала мелких аристократов в Серендаире, которые содержали целый штат прислуги, и ей понравилась скромность Ллаурона. В основном он обслуживал себя сам – уникальная черта для человека, возглавляющего религиозный орден.

Конюшни оказались чище многих домов, в которых довелось побывать Рапсодии. Пол был выложен плиткой и застелен толстым слоем соломы и старыми коврами. Рапсодия сразу поняла почему. Ллаурон владел просто великолепными скакунами, Рапсодии редко доводилось видеть таких. Одни являлись боевыми конями, сильными, с гладкой лоснящейся шкурой; остальные же предназначались для верховой езды и работы на полях. Рапсодия шла между ними, тихонько пощелкивала языком – как делал ее отец – и обнаружила, что лошади Ллаурона реагируют на ее знаки так же, как те, что были дома.

– Вам нравится какая-нибудь, дорогая? – с довольной улыбкой спросил Ллаурон.

– Они мне все нравятся.

– Да, но сесть вы сможете только на одну. Если вы хотите познакомиться с Ларк, нам придется немного попутешествовать. Наши огороды находятся по другую сторону лесной поляны, в нескольких милях отсюда... Как насчет этой гнедой? Она очень спокойная.

Рапсодия кивнула, и Ллаурон подозвал конюха.

– Норма, оседлай, пожалуйста, лошадей. Для меня – Элизиуса; мы собираемся немного покататься.

Он взял Рапсодию за локоть и вывел из конюшни на пронизывающий ветер. Пока они ждали лошадей, Ллаурон, словно заботливый отец, надел на голову Рапсодии капюшон.

– Пожалуй, так будет лучше, дорогая, сегодня очень холодный ветер.

Услышав, что дверь конюшни открылась, он повернулся. Норма вывел гнедую и чалую с блестящей, аккуратно заплетенной гривой.

– А вот и мой мальчик. Доброе утро, Элизиус! Конь фыркнул в ответ на приветствие, и из его ноздрей вырвалось густое облако пара.

– Ну, Рапсодия, в путь.

– Вот здесь мы выращиваем самые разные травы, – сказал Ллаурон, когда впереди, среди деревьев, показался громадный луг. – Поскольку наша религия заключается в поклонении природе, мы очень внимательно относимся к травам и растениям, используя их в медицинских целях и для приготовления пищи. Я терпеть не могу простую пищу без приправ.

Рапсодия ехала рядом с Ллауроном. Прогулка по лесу оказалась очень приятной, главным образом благодаря тому, что Ллаурон прекрасно знал местность и выбирал удобные тропинки, за которыми принято было следить, даже в зимнее время. Певице показалось, что они добрались до места невероятно быстро.

Главный Жрец остановился перед большим кирпичным домом с соломенной крышей, стоящим на краю луга. Соскочив с коня, он протянул руки, чтобы помочь Рапсодии, но та вежливо покачала головой и спрыгнула на землю самостоятельно.

– Здесь живет Ларк. Она у нас занимается растениями и отвечает за порядок в садах и нашем хранилище трав, – пояснил Ллаурон.

Он постучал в дверь, но никто не появился, а мгновением спустя они услышали голос из-за высокого деревянного забора:

– Ваша милость, мы здесь!

Рапсодия повернулась и увидела высокую женщину, одетую в толстые брюки и похожую на тунику рубашку. Женщина махала Ллаурону рукой. Главный Жрец помахал ей в ответ.

– Это Илиана, – пояснил он Рапсодии. – Она отвечает за посадки и занимается с учениками. Хотите познакомиться?

– Конечно.

Они осторожно обогнули засыпанные снегом грядки с травами, которые тянулись на многие мили вокруг полей, и вскоре выбрались на выложенную булыжником тропинку, припорошенную снегом. Когда они приблизились к забору, им навстречу вышли две женщины.

Одна из них была Илиана, которую Рапсодия видела несколько минут назад. Другая – худая, в платке, с длинной темной косой. Взглянув на ее лицо, Рапсодия сразу поняла, что та уже немолода и проводит много времени на свежем воздухе. И что она – лиринка.

В отличие от лирингласов, славящихся светлыми или серебристыми волосами и белой кожей, Ларк была лириндарка – темноволосая, смуглая, с карими глазами, приспособленными к лесному сумраку.

Когда Рапсодия увидела Ларк, у нее перехватило дыхание – как и в тот момент, когда впервые встретилась с Гвен. Здесь есть самые настоящие лирины! Накануне вечером Ллаурон говорил о том, что они живут в Реалмалире, теперь известном под именем Тириан. Значит, Рапсодия не одинока.

Ллаурон положил руку на плечо женщине:

– Ларк, это Рапсодия. Она согласилась погостить у меня немного. Она неплохо разбирается в травах.

Услышав его слова, Рапсодия густо покраснела:

– О нет, просто я немного знаю о растениях, но не более того.

Ларк кивнула. Ее лицо при этом оставалось равнодушным.

Высокая женщина протянула Рапсодии руку:

– Рада с вами познакомиться. Меня зовут Илиана. Рапсодия пожала руку и улыбнулась, заметив, что на лице Илианы тут же появилось странное выражение.

– Я бы хотел, чтобы Рапсодия у вас немного поучилась, – сказал Ллаурон. – В особенности у тебя, Ларк. Ее интересует садоводство. Кроме того, я и сам собираюсь преподать ей несколько уроков.

– Она ученица? – спросила Ларк, лицо которой по-прежнему ничего не выражало.

– Нет, она наша гостья. Надеюсь, вы окажете ей гостеприимство.

Ларк снова кивнула.

– Хорошо. Так, пожалуйста, найдите ей местечко и какую-нибудь рабочую одежду. Вы ведь не боитесь испачкать руки, правда, дорогая?

– По-моему, вы меня видели вчера вечером, когда я появилась у вас в доме, не так ли?

– Да уж! – рассмеялся Ллаурон. – Если мы договорились, я оставлю вас в надежных руках, а сам вернусь за вами к заходу солнца.

– Она живет не в бараках? – спросила Ларк.

– Нет. Я же сказал, что Рапсодия – моя гостья. – Голос Ллаурона прозвучал спокойно и даже ласково, но в глазах появилось такое выражение, что Рапсодия поежилась. – Не сомневаюсь, что вы понимаете: я не стал бы посягать на ваше драгоценное время и никогда не привел бы к вам человека, не разделяющего наших убеждений и не являющегося сторонником нашего дела, матушка.

Ларк снова кивнула, по-прежнему с каменным выражением лица.

– Вашего дела? – смущенно переспросила Рапсодия. Ллаурон и Ларк переглянулись, а потом Главный Жрец повернулся к Рапсодии и улыбнулся:

– Сохранение леса и земли, забота о Великом Белом Дереве. Я правильно сказал о вас, дорогая? Вы ведь уважаете природу, правда?

– Да, конечно.

– Хорошо. В таком случае, все идет так, как и должно. До свидания, матушка! До свидания, Илиана! Надеюсь, вы получите удовольствие от ваших занятий, дорогая. – Ллаурон прошел по тропинке к своей лошади и уехал, помахав на прощание рукой.

Три женщины наблюдали за ним, пока он не скрылся из вида в лесу. Затем Илиана обняла Рапсодию за плечи и спросила:

– Вы приехали вчера вечером?

– Да.

Женщины переглянулись.

– Значит, переполох поднялся из-за вас, – сказала Илиана, а Ларк молча повернулась и направилась за ограду.

– Переполох? – спросила Рапсодия, чувствуя, что внутри у нее все похолодело.

– Да, вчера вечером у границы священного леса появилось несколько десятков крестьян. Ллаурону пришлось подняться посреди ночи и поговорить с ними, требуя, чтобы они разошлись по домам. Я никак не могла понять, что все это означает. По-видимому, они искали кого-то, кто, по их мнению, им принадлежит и кого у них отняли.

Ледяные пальцы вцепились в сердце Рапсодии. Какой страшный проступок она – по мнению крестьян – совершила, что они так упорно преследуют ее? Она пробыла около их деревни совсем недолго, встретилась с Каддиром, а потом он ее увез. Вряд ли они могут обвинить ее в совершении какого-то преступления...

И тут она вспомнила, как ужасно выглядела, когда вышла из леса. Может быть, они решили, что она – злой дух, виновный в чьей-нибудь болезни или смерти или наславший на них какие-нибудь иные беды? Она поплотнее закуталась в плащ.

Илиана заметила, что девушка нервничает, и обняла ее еще крепче:

– Не волнуйтесь, милая, они ушли. И не вернутся. Ллаурон намерен вас защищать – значит, вам нечего бояться. Идемте, поможете нам с компостной ямой.

Больше недели Рапсодия каждый день приезжала учиться у Ларк. Та редко разговаривала с гостьей, да и то лишь, когда речь заходила о растениях. Рапсодии потребовалось немало времени, чтобы понять, что причина – в сковывающей Ларк робости.

Однако когда та показывала растения или обсуждала со своей ученицей, как следует за ними ухаживать, она оживлялась, и в ее голосе появлялось возбуждение. Она прекрасно разбиралась в своем деле, и Рапсодия делала подробные записи ее лекций на листах пергамента, которые давала Илиана.

Как правило, пока солнце не поднималось высоко на небо или в плохую погоду, они проводили время в доме Ларк, где сушили травы, смешивали их для медицинских или парфюмерных целей. В домике стоял удивительный запах. Рапсодия не возражала против долгих часов нелегкой работы, наслаждаясь возможностью побольше узнать о травах и растениях. Иногда она пела Ларк песни, которым ее научила мать, хотя та не понимала слов.

Через десять дней Рапсодия поступила в распоряжение Илианы, которая вместе с ученицей объезжала огромные поля. Несмотря на зиму, там работали филиды – готовили землю к весеннему севу. Последователями религии филидов были, главным образом, крестьяне, жившие в больших сельских поселениях, и Илиана рассказала Рапсодии, что в западной части континента их насчитывается около полумиллиона – число, поразившее Рапсодию.

Но больше всего Певицу заинтересовали ритуалы, касающиеся сева и сбора урожая, обряды, благословляющие землю, возрожденную после зимнего сна, и плоды крестьянского труда. Церемонии, которые изучали ученики-филиды, проводились на языке Серендаира – том самом, на котором она разговаривала в детстве. Его нынешнее название – "древненамерьенский" – вызывало у Рапсодии печальные мысли. Значит, получается, что она, Акмед и Грунтор – древние намерьены?

Впрочем, эта мысль родила другую, еще более неприятную. На самом деле они вовсе не древние намерьены, они – ПРЕДКИ древних намерьенов. Учитывая, как давно, по представлениям историков, был Намерьенский век, ей казалось, будто само Время забыло о ней и ее друзьях. Но оно обязательно о них вспомнит и еще явится, чтобы потребовать свое.

В конце первого месяца Рапсодию снова передали Каддиру. Он был искусным целителем, о чем постоянно всем напоминал. Впрочем, несмотря на его напыщенность, Рапсодия быстро поняла, что он – опытный учитель, который умеет передать свои знания так, что ученики быстро понимают его и могут сразу же применить свое умение на практике.

Проработав две недели в больнице Каддира, девушка отправилась на занятия к брату Альдо, который тоже был целителем, но занимался животными. Рапсодия получала настоящее удовольствие, обучаясь у этого мягкого, спокойного человека, который обладал удивительными манерами, способными утихомирить даже диких зверей.

А потом ее направили к Гэвину, мрачному, вечно молчаливому главе лесничих и разведчиков – тех самых вооруженных людей, которых Рапсодия уже видела, когда Каддир впервые привез ее сюда. Воины много путешествовали, иногда служили проводниками на Намерьенских Тропах, помеченных специальными знаками, поставленными в память о странствиях Первого и Второго намерьенских флотов. Складывалось такое впечатление, что сейчас мало кто путешествует по Тропам; лишь пилигримы приходили сюда, чтобы поклониться Дереву.

Рапсодия заметила, однако, что большинство разведчиков и лесничих вовсе не сопровождали паломников. Они прочесывали священный лес, время от времени вступая в схватки с нарушителями границ. Многие из разведчиков становились пациентами больницы Каддира. Они приходили сюда измученные, нередко раненые. Судя по всему, такое случалось достаточно часто. Ни Каддир, ни его ученики этому не удивлялись, а лишь молча исполняли свой долг.

Поздно вечером Рапсодия возвращалась в дом Главного Жреца. Ллаурон к этому времени заканчивал свою работу. Его положение главы ордена филидов накладывало на него довольно серьезные обязательства – судя по тому, что видела Рапсодия.

В каждом городе имелся священник-филид, который помогал жителям вырастить хороший урожай и откормить домашнюю скотину, а также поддерживал равновесие между природой и сельским хозяйством. Кроме того, в обязанности Ллаурона входило следить за состоянием придорожных гостиниц. Как-то раз он пожаловался Рапсодии, что скучает по дням своей юности, когда путешествовал по бурным морям и бродил в лесах, не имея ни малейшего представления о том, что такое административные обязанности.

Во время долгих прогулок с Рапсодией старик мысленно возвращался в те далекие дни. Он много рассказывал гостье о равновесии между разными гранями окружающего их мира. Он знал здесь каждое животное, растение и дерево и щедро делился с Рапсодией своим опытом и мудростью.

Его приятный голос звучал, точно песня. Девушка медленно шла рядом со старым жрецом, восторженно слушая о том, что дубы, например, обладают могучей силой, но пугливы; что вязы очень близки к миру духов и потому их ветки часто используют для изготовления волшебных палочек и исполнения самых разных магических обрядов.

Ллаурон говорил, что ивы – жадные, клены часто играют роль вожаков, а вечнозеленые растения обожают приключения. Он поведал ей об омеле и остролисте, которые содержат в себе духовную суть жизни, о папоротниках и разных видах мяты и еще о многом другом. Иногда во время прогулок он пел для девушки морские песенки.

Походка Ллаурона отличалась юношеской уверенностью и легкостью; Рапсодия знала мужчин в два раза его моложе, которые едва передвигали ноги. Всякий раз, выходя из дома, Ллаурон брал с собой посох, конец которого украшал золотой лист дуба, но пользовался посохом скорее для того, чтобы на что-то показывать, а не затем, чтобы на него опираться.

Посох был вырезан из ветки Великого Белого Дерева, упавшей много веков назад во время бури. Он принадлежал Альбрену-младшему, тогдашнему Главному Жрецу, который прибыл с Серендаира и привез с собой религиозные реликвии филидов. Посох считался символом власти главы ордена, но Ллаурон обращался с ним так, будто это самая обычная палка, – показывал им на птиц, колотил по стволам, чтобы проверить, в каком они состоянии.

Прогулки неизменно заканчивались во время захода солнца под раскидистыми ветвями Белого Дерева, чтобы Рапсодия могла пропеть свою вечернюю молитву. Она поняла, что Ллаурон знал обычаи лирингласов еще до того, как она появилась у него в доме, и не сомневался в том, что она будет приветствовать встающее солнце и звезды. Она решила, что не имеет никакого смысла таить от него этот ритуал, хотя голос Акмеда, предупреждающего о том, что они должны скрывать свое происхождение, то и дело начинал звучать у нее в голове. Когда девушка пела, Главный Жрец стоял рядом с нею под Деревом, улыбаясь мыслям, о которых никогда не рассказывал Рапсодии.

Затем они вместе ужинали, а потом засиживались допоздна, беседуя о лесе и его обитателях, о Намерьенском веке и его чудесах. Очень часто они говорили о Намерьенском Совете – ежегодной встрече всех беженцев с Серендаира, которая называлась еще Великим Собранием. Целью Совета было поддержание мира и объединение разных народов, покинувших обреченный Остров. Благородная цель, которая умерла на полях сражений в Намерьенской войне... Ллаурон считал, что народы, прежде входившие в состав Намерьенской империи, а теперь населявшие Роланд и Сорболд, а также земли, в настоящий момент занятые фирболгами, могут жить в мире только в том случае, если объединятся в единое государство. Рапсодия не могла не заметить, что один народ в его рассуждениях не упоминается.

– А как насчет лиринов? – спросила она однажды, подняв голову от чашки с чаем, куда Ллаурон добавил сладкий папоротник.

– Лирины никогда не входили в состав Намерьенской империи. Прежде всего, они уже были здесь, когда прибыли беженцы с Острова, и категорически отказались становиться ее частью. Однако они выступали в роли союзников и друзей Первого поколения – иными словами, тех, кто сошел на эти берега с кораблей, покинувших Серендаир. К сожалению, они оказались втянутыми в войну, которая уничтожила большую часть Тириана. Сейчас лирины даже враждуют между собой. Какой позор! – И Ллаурон замолчал.