Текст книги "Наследница Магдалины (Наследство Магдалены)"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Брижит сдержала невольно вырвавшийся вздох.
– Мне нужен муж, – хладнокровно промолвила она. – Рауль де Монвалан, конечно же, хороший человек и великолепный мужчина, но интересы его жизни весьма отличны от моих. Я бы смогла удержать его. Только зачем держать друг друга в плену. Ты же сам всегда говорил, что Душа должна быть свободна. – Улыбнувшись дяде, она взяла с полки несколько деревянных мисок. – Лучше места для Магды, чем Монсегюр, сейчас не найти. Здесь у нее будут самые мудрые учителя.
– И ты будешь воспитывать ее так, как воспитывала когда-то тебя твоя мать?
– Да, – Брижит разлила суп по мискам и поставила одну из них перед дядей.
– А если она не изберет твоей дороги, покажешь ли ты ей катарский путь? Равно как и грешные пути мира сего?
– Это она сама познает в свое время. А теперь ешь, пока суп горячий, а потом расскажешь, как у Матье продвигаются дела с переводом.
И, вручив ему ложку, она взяла из колыбели Магду, чтобы покормить ее грудью.
ГЛАВА 24
Ажене, сентябрь 1213 г.
– Папа, смотри! Смотри! – возбужденный ребенок вонзил крохотные шпоры в бока своей лошадки. Маленький и толстый, как поросенок, пони проскакал рысцой десять сажен. Потом, встав как вкопанный, закосил хитрый глаз на своего седока.
– Папа, ты видел... Теперь я настоящий рыцарь! – воскликнул мальчонка, размахивая игрушечным копьем.
– Как говорят французы, «пре шевалье», – улыбнулся Рауль. – Кавалер хоть куда, – продолжил он, взяв под уздцы старого пони.
– А когда же мне дадут настоящего коня? – спросил Гильом.
– Когда ноги вырастут.
Гильом призадумался. Оценивающе посмотрев на свои ножки, он спросил:
– Когда мне исполнится четыре?
Четыре года ему должно было исполниться через месяц. Раулю с трудом удалось сдержать улыбку.
– Быть может.
– А может, мне сейчас покататься на Фовеле? – И прежде чем Рауль успел ответить отказом, он добавил: – Бабушка сказала, что ты мне обязательно разрешишь. – Гильом слез с пони и заискивающе посмотрел на отца. Теплый ветер шевелил его блестящие великолепные волосы. – Ну, пожалуйста.
Гильом был так похож на Клер, что у Рауля сердце разрывалось. Нагнувшись, он взял мальчика на руки, стараясь не думать о том, что, вполне возможно, играет с ним в последний раз. Если держишь в руке меч, то неизбежно от него и погибаешь. А ему так не хотелось уезжать. На рассвете следующего дня Рауль должен был выехать на встречу с войсками южан близ захваченного крестоносцами городка Мюре. У союзной армии во главе с королем Педро Арагонским, графом Фуа и Раймоном Тулузским на сей раз были все шансы окончательно разбить де Монфора.
– Папа, а могу я поехать с тобой и посмотреть на войско?
– Нет, не в этот раз, – промолвил Рауль, сажая ребенка впереди себя и беря в руки поводья.
– Симона де Монфора должны разбить. Мне так бабушка сказала! – повернулся к Раулю Гильом. – И тогда мы вернем себе свои земли и маму?
Проглотив застрявший в горле комок, Рауль погладил сына по головке.
– Да, – пробормотал он, – мы их обязательно вернем.
Гильом подпрыгнул в седле от радости.
– А теперь пусть конь поскачет галопом! – крикнул он.
Чуть позже, когда уставший Гильом уже засыпал у него на коленях, Рауль посмотрел на сидевшую у камина тещу. Она шила новую рубаху для внука, тщательно делая каждый стежок. Ее глаза были такими же светло-карими, как у Гильома и Клер. В молодости она была красавицей, и Раулю был известен по крайней мере один трубадур, в свое время прославивший ее красоту канцоной «На Алианор аль бель корс» – «Госпоже Алианор с прекрасным станом». Годы не пощадили ее. Она сильно похудела, и глубокие морщины избороздили ее когда-то чистый лоб. Почувствовав его взгляд, Алианор оторвалась от шитья.
– Чувствую, ты очень волнуешься по поводу завтрашнего дня.
– Не хочется мне оставлять Гильома. Я знаю, что у тебя он под хорошим присмотром, Алианор, и что он счастлив, но просто... – Он пожал плечами, и лицо его исказила болезненная гримаса. – Мне просто хотелось бы дожить, чтобы увидеть, как он повзрослеет.
Алионор, отложив шитье в сторону, озабоченно посмотрела на зятя.
– А я-то думала, что Симону де Монфору на сей раз пришел конец. Ведь ему противостоит такая большая армия во главе с самим королем Арагонским!
– Верно... да только Симон – блестящий полководец, и если ему в последнее время и впрямь пришлось туго, так это потому, что король Педро нарушил его коммуникации. Но то был временный успех. Теперь, когда папа Иннокентий прислал де Монфору свежее подкрепление, удача может отвернуться от нас. Если нам не удастся одолеть крестоносцев под Мюре, мы обречены на поражение.
– Вы должны разгромить его! – гневно воскликнула Алианор. В ее глазах засверкали слезы. – Если вы этого не сделаете, вполне возможно, я больше уже никогда не увижу своей дочери... Жива ли она? – несчастная женщина посмотрела на спящего внука. – Бедный агнец, – прошептала она, доставая из рукава носовой платок. – Что они сделали с его мамой?
Взглянув на Гильома, Рауль вновь почувствовал, как заныло его сердце. Ему до сих пор было трудно смириться с утратой Клер. Он привык жить с постоянной незаживающей раной. Но разговоры и мысли о жене делали боль нестерпимой.
– Знаю, вам может показаться странным, что я редко вспоминаю Клер, – промолвил он, обращаясь к Алианор. – Но это не потому, что я забыл о ней. Просто я люблю ее настолько, что мне трудно выразить словами мои чувства.
Осторожно, словно бесценный груз, он уложил своего малыша в кроватку. Его не покидало чувство вины.
* * *
В шатре короля Педро Арагонского догорали свечи, пропуская внутрь свет нарождавшейся зари. Вокруг пламени кружила большая оранжевая ночная бабочка. Хлопнув ладонями, король превратил ее в пыль.
– То же мы проделаем с де Монфором, как только он выйдет из Мюре! – гневным взглядом Педро обвел собравшихся в его шатре командиров.
Поскольку его величество вчера переусердствовал в винопитии и постельных ристалищах, настроение, равно как и одолевавшая его головная боль, было просто ужасным. Любимец короля, граф Фуа, живо поспешил согласиться со столь милым его сердцу Педро. В спор вмешался легковесно-раздражающий тон голоса Раймона Тулузского. Он был подобен кувшину холодной воды, пролитой на раскаленные угли.
– Думаю, что куда благоразумнее дать ему атаковать, чем нападать на него первыми, – волновался Раймон. – Мы ведь занимаем здесь великолепные позиции. И если оставим их, то только ослабим себя.
Он обернулся к своим советникам, ожидая поддержки.
Рауль скрестил руки на груди. Он признавал обоснованность утверждений своего сюзерена, понимая, что в основе мотивов Раймона лежит его извечная трусость. Фуа тоже об этом догадался.
– Бог мой, – рассмеялся он. – Врагу вечно приходится видеть твою улепетывающую задницу.
Рыцари Арьежа и Арагона по достоинству оценили эту грубую, но весьма точную шутку.
– Спокойствие! – гневно блеснул глазами король. – Мы ничего не достигнем подобным инфантильным шутовством.
– С де Монфором шутки плохи, – промолвил в нависшей тишине Рауль. – Господин Раймон прав. Лучше держать оборону и ждать.
– Клянусь телом Христовым, наша армия вдвое больше его! – прорычал Фуа. – Говорю вам, надо нанести по нему удар сейчас! Я не буду прятаться от врага, как какая-нибудь баба!
– Дело в том, что у нас постоянный перевес в силе, но тем не менее... – сухо начал Рауль.
– Но тем не менее мы бежим от врага без оглядки! – перебил его, смеясь Фуа. – Я думал, что уж по крайней мере ты сделан из металла покрепче. Неужели тебе не хочется отомстить за жену?
Рауль поджал губы. Его ослепительно голубые глаза сверкнули недобрым огнем.
– Я не против сражения, мой господин. Просто я хочу сказать, что неплохо помнить об осторожности.
Презрительно фыркнув, Фуа отвернулся от Рауля.
– Мы примем во внимание вашу точку зрения, – поднял руку Педро Арагонский. – Но я согласен с Фуа. Отсиживаться нам не стоит. Де Монфор считает, что мы его боимся и не хотим вступить с ним в открытую схватку. – Он посмотрел на собравшихся в шатре командиров. – Куда бы ни двинулся этот французский ублюдок, он получит достойный отпор!
Одобрительные возгласы приветствовали его восклицание, а кулаки так сильно заколотили по дубовому столу, что опрокинулись свечи.
Раймон, словно загнанный зверь, бросил на присутствующих исполненный ненависти взгляд.
– Тогда вы пойдете без меня! – прохрипел он, проталкиваясь к выходу.
Его сын Рай и верные адъютанты проследовали за ним под оскорбительный свист и выкрики: «Трусы!» Слезы ярости и унижения сверкали в темных глазах Раймона, вскочившего на лошадь.
– Я прав! – крикнул он. – Знаю, что прав!
«Но кто бы поверил ему?» – подумал Рауль, садясь на Фовеля. Раймон слишком часто паниковал, а то, что сейчас он покидал лагерь, отнюдь не укрепляло его репутации.
– Что мне делать с воинами? – стараясь сохранять нейтральный тон, спросил Рауль.
– Да что хочешь! – огрызнулся Раймон.
– Слушаюсь, господин.
Презрительно махнув рукой, граф продолжил:
– Ладно, бери их с собой и возвращайся к этим закоснелым идиотам! Как вы мне все осточертели!
И, пришпорив коня, он галопом поскакал в сторону своего шатра. Глядя вслед удаляющемуся отцу, Рай с мрачным видом изрек:
– Теперь пройдут целые сутки, прежде чем он успокоится.
– Да, он прав. Просто они не захотели его слушать, – промолвил Рауль, чувствуя жалость, смешанную с раздражением по отношению к своему сюзерену. Он все еще не знал, то ли ему оставаться здесь, то ли поскакать за своим господином.
– Прав он или нет, но они победят. И от этого он еще в большей степени будет выглядеть трусом, – прошептал Рай. – У него ничего не останется. – Сын Раймона пристально посмотрел на Монвалана. – Возвращайся к ним, Рауль. Преломи копье за Тулузу. Сегодня ты наша честь. Все, что от нее осталось.
* * *
Расстелив на столе свиток с картой, Симон жестом приказал Амори придавить его по углам камнями. Жифар, поставив перед господином блюдо с холодной птицей и графин вина, отправился за мечом де Монфора.
В зале было столько вооруженных рыцарей, что она более всего напоминала сети рыбака с переливающимися в них серебристыми рыбками. Это были в основном командиры и адъютанты армии де Монфора. Люди, которые, как надеялся Симон, избавят его от поражения под Мюре и благодаря которым он с божьей помощью нанесет врагу сокрушительное поражение. Вильям де Конте, Бужар де Марли, Болдуин Тулузский, брат Раймона, и недавно посвященный в рыцари наследник Симона, Амори.
Натянув кольчугу, Симон провел краткий инструктаж. Положение их было тяжелым, но не безвыходным. И рыцари должны были полностью ему довериться, чтобы превратить потенциальный разгром в блестящую победу.
Аккуратно обглодав гусиную ножку, Симон указал костью на карту.
– Арагон собирает свои войска здесь, на этой возвышенности, к северу от нас. Вот эта река защищает его правый фланг, а болото – левый. И поэтому он не только имеет численное преимущество. У него еще блестящая позиция. – Он обвел взглядом собравшихся командиров. – Что же сводит эти преимущества к нулю? Прежде всего то, что на нашей стороне Бог и эта извечная некомпетентность южан в военном искусстве. Действия наших врагов нескоординированы. У них каждый сражается прежде всего за себя. В них нет присущего только нам единства. К тому же мы более дисциплинированны и закалены в многочисленных битвах. Если мы не потеряем голову, то выиграем и это сражение, – он сделал паузу, чтобы откусить приличный кусок от холодного гуся. Пережевав его самым тщательным образом, Симон тем самым продемонстрировал, что ожидает его противника.
– Предлагаю сформировать три эскадрона. Вильям, ты будешь командовать первым, а ты, Бушар, – вторым. Я буду во главе резерва. Мы атакуем их в три волны, не давая им оправиться после каждого из натисков. И главное – держите рыцарей в строю. Никаких там славных поединков один на один. Наступать строго в боевом порядке. Накатить! Ударить! Сломить! И только потом устраивайте турниры, если уж вам так хочется. – Бросив кость собаке, он вытер руки о салфетку, прежде чем надеть принесенный Вальтером плащ. – Врать не буду. Битва обещает быть тяжелой и кровопролитной. Но я знаю, что мы можем победить. Наглость – сестра успеха. Так пусть это будет наш день, а не праздник для арагонцев, – улыбнулся Симон.
В гнетущей тишине зазвучал разрядивший обстановку здоровый смех командиров армии крестоносцев. Они верили Симону, как себе.
* * *
Прекрасноволосая девчушка сделала несколько неуверенных шажков к согнувшемуся тамплиеру и тут же заулыбалась.
– Так, значит, ты Магда? – промолвил Люк де Безье, подхватывая ее на руки. Девочка засмеялась и с любопытством стала разглядывать кольчужный подшлемник рыцаря. Взгляд темных глаз Люка сфокусировался на Брижит. – Ну вылитая ты, только вот волосы не такие.
– Нет, она точная копия моей матери, – не согласилась Брижит. – Ее выражение лица, поступки постоянно напоминают мне о маме.
– Так сколько ей уже?
– Весною, на праздник свечей, ей исполнится два года.
Люк понимающе кивнул. Брижит видела, что ему очень хочется спросить об отце девочки, но он не уверен, что дождется от нее ответа. Да и сама Брижит была не уверена. Она до сих пор частенько вспоминала Рауля. Пару раз она даже собиралась разыскать его, но заботы о Магде не давали ей этого сделать, тем более, она одолжила его только на одну ночь. Душой и сердцем он принадлежал другой женщине.
– Что привело тебя в Монсегюр? – Брижит вынесла из хижины пару деревянных стульев и поставила их во дворе на осеннем тепле. – Ты что, решил навестить отца?
Люк сел, не отпуская с рук маленькую девочку.
– Отчасти. Я привез еще несколько книг для перевода Матье и новости из внешнего мира, о которых большинство здешних обитателей знать не хочет, – улыбнулся он. – К тебе это, конечно, не относится.
– Монсегюр – это спасительная гавань, – промолвила Брижит, любуясь шелковистыми волосами дочери. Она знала, что за этого ребенка готова убить любого. – И люди, нашедшие здесь пристанище, отказались от грешного мира. Они ничего не желают о нем слышать.
– Ты тоже решила бежать от мира?
– Пока моя дочь еще настолько мала, это необходимо. Я все еще врачую людей по окрестным селеньям и порой хожу на молитвенные собрания вместе с твоим отцом. Но самое главное для меня сейчас – это Магда. – Выражение ее лица смягчилось. – Мне еще столькому предстоит ее научить. И в первую очередь – хорошему. А что такое страх, она и сама со временем поймет.
– Не надо передо мною оправдываться, – перебил ее Люк. – Много раз я и сам подумывал бежать сюда. Ведь в наши времена не спасает даже плащ тамплиера.
Брижит обратила внимание на слово «бежать», однако ничего на это не сказала. Скорее всего, причиной такой оговорки могло быть все что угодно, только не трусость.
– Может быть, тебе стоит поступить именно так?
Люк снова улыбнулся и покачал головой.
– Нет, нет. На это у меня духа не хватит. Ведь если я приеду в Монсегюр, мне захочется жить именно в этом притулившемся к краю горы домишке. А я не знаю, что может быть и чему бывать не суждено.
Опустив Магду, он легким шлепком подтолкнул ее к матери. Брижит посмотрела на своего кузена. Они всегда симпатизировали друг другу. Много раз она подумывала о том, чтобы углубить их отношения, но что-то ее сдерживало. Она высоко ценила их дружбу, но для того чтобы он стал ее исповедником, Брижит должна была дать ему больше, а к этому она еще не была готова.
Люк встал, собираясь уходить.
– Ничего не говори, – сказал он, горько улыбнувшись. – Мы всегда с тобою обходились без слов. – Взяв ее руку, он коснулся губами изящных пальцев. – Завтра, – прошептал он. – Завтра я еще раз навещу тебя, прежде чем покину Монсегюр и отправлюсь в грешный мир.
Ночью Брижит разбудил плач Магды. Все еще одурманенная сном, она взяла дочку на руки и стала ее баюкать. Глаза девочки были широко открыты, серебристые зрачки вопросительно уставились на мать. Ощупав ее, Брижит поняла, что Магда описалась.
– Останови! – закричала Магда. – Мама, останови! – она зарылась лицом в грудь Брижит, ее маленькое тельце заметно вздрагивало. – Мне это не нравится, останови!
Для своего возраста Магда знала довольно много слов, но впервые она сочетала их столь осмысленно. Отметив это про себя, Брижит принялась излечивать ребенка от ночного кошмара. Она качала дочку на руках и разговаривала с ней, нашептывала и увещевала. Постепенно плач Магды стих. Поменяв пеленки, Брижит снова легла спать. Ее ладонь гладила спутанные светлые волосики. Обняв Брижит, Магда вскоре крепко уснула.
«Интересно, стал ли проявляться у Магды волшебный дар? – раздумывала Брижит. – Конечно же, нет. Ведь она еще так молода. Интересно, что же ей такое приснилось? И что же ей такое захотелось прекратить?» Брижит вглядывалась в остывавшие в очаге угли. Под ее взглядом они вспыхнули ярким пламенем. Расслабившись, она сомкнула ресницы.
Хижину затрясло, и она наполнилась удушливой пылью, поднятой сотней лошадиных копыт. Глаза Брижит широко раскрылись. На фоне утреннего неба заблистало оружие, и она услышала звуки жестокой битвы. Рыцари кричали на испанском, каталонском и аквитанском. Послышался победоносный клич с ярко выраженным северным акцентом. Золотистый конь встал на дыбы так близко от ее кровати, что она инстинктивно прикрыла Магду своим телом. Всадник вылетел из седла, упав на землю всего лишь в нескольких дюймах от того места, где она лежала.
Когда упавший рыцарь повернулся к ней лицом, Брижит невольно вскрикнула, встретив взгляд его небесно-голубых глаз. Но тут же набежавшие лошади скрыли его из вида. Она увидела копыта рыжего жеребца, брызги крови. Издали приближался воин на белом скакуне. На его щите вставал на дыбы лев с раздвоенным, как змеиное жало, хвостом. Фамильный герб де Монфоров! И вновь Брижит разглядела Рауля. Он стоял на пути де Монфора. «Прекрати!» – закричала она не своим голосом, но меч де Монфора, описав в воздухе дугу, обрушился на Монвалана. В глазах у Брижит потемнело, и она провалилась в кромешную тьму.
Кто-то тряс ее за плечо: «Брижит, проснись!» Протерев глаза, она увидела склонившегося над ней Люка, в его взоре читалась озабоченность. На нем был дорожный плащ тамплиера, а на поясе висел меч. Голова Брижит раскалывалась так, будто бы вчера ей пришлось выпить целый кувшин гасконского вина. Почувствовав, что Магды рядом нет, Брижит испуганно оглядела комнату.
– Да все нормально. Она во дворе, гладит Росина. Он хороший и не причинит ей вреда. А что случилось?
Откинув с лица волосы, Брижит поднялась с постели. Со двора доносилось щебетание птиц и лепет Магды, беседовавшей с конем Люка.
– Прошлой ночью я видела жестокую битву, казалось, она происходит прямо здесь, в этой комнате. И победил в ней Симон де Монфор.
– В последнее время удача ему не сопутствовала, – промолвил Люк, наливая ей в кубок вина. – Педро Арагонский собрал против него огромную армию недовольных рыцарей-южан, и вполне возможно, что непрошеные гости с севера вскоре навсегда будут выдворены с наших земель. Так ты хочешь сказать, что нашим надеждам не суждено сбыться?
Брижит отпила из кубка. Ее знобило.
– Пока не знаю. В моем видении не было никаких указаний на то, где и когда произошла эта битва. Она могла иметь место в прошлом, а может, еще случится в будущем. А может, ее вообще никогда не будет. – Она подняла глаза на Люка. – А не окажешь ли ты мне одну услугу?
– Только попроси.
Все еще держа кубок в руках, Брижит облокотилась на дверной косяк. Она смотрела на бесконечное, пропитанное ароматами сосен утро. Магда бесстрашно прижалась к мощной ноге коня, который, шумно дыша, наклонил голову и трогал бархатными губами волосы девочки.
– Мне надо, чтобы ты разыскал одного южного дворянина. Зовут его Рауль де Монвалан. Он как-то раз помог мне бежать от де Монфора, и я его должница.
– Рауль де Монвалан? – на лице Люка отобразилось удивление. – Ты знакома с Раулем?
– Да. А что?
– Он приходится мне дальним родственником по материнской линии. Я познакомился с ним в Сенжиле в тот год, когда был убит Пьер де Кастельно. Конечно же, я разыщу его для тебя, если ты так хочешь. А что ему передать?
Брижит призадумалась.
– Предупреди его, чтобы он остерегался де Монфора... и вот еще что, – она уставилась в пустой кубок. Ну что ему передать? Что она еще порой вспоминает о том пламени, что разгорелось между ними в ту памятную ночь? – Скажи, что я думаю о нем. Что я до сих пор его не забыла. Он поймет, о чем речь.
– Так ему передать, что ты находишься здесь, в Монвалане?
– Нет! – воскликнула Брижит. – Это было бы неблагоразумно. – Выражение лица Люка ничуть не изменилось, но Брижит чувствовала, что он сгорает от любопытства.
– Ну как хочешь, – промолвил он, поцеловав ее в щеку. – Мне пора. До наступления темноты я должен добраться до Мирпуа.
Когда он ускакал, Брижит взяла Магду на руки и отнесла ее обратно в хижину. Она старалась позабыть о том, что привиделось ей прошлой ночью. И тем не менее эти страшные картины по-прежнему ее преследовали.
* * *
Пот заливал глаза Рауля, боевой шлем нещадно давил голову. Рукоять меча была скользкой от крови: от его собственной и тех, кого он успел сразить. Казалось, что меч отлит из свинца. О легчайшей ломбардской стали, которой он размахивал всего лишь час тому назад, не осталось и воспоминания. Две волны кавалерии де Монфора, проследовавшие одна за другой, смяв отряды Фуа, словно соломенные снопы, вонзились в ряды арагонцев. Кто-то крикнул, что король Педро убит, после чего испанцы в беспорядке бежали с поля брани.
Рауль был рядом с Педро Арагонским в момент его гибели. Из ложной бравады король надел на себя доспехи простого рыцаря без каких-либо отличительных знаков, которые могли бы спасти его от разящих мечей. Помочь ему было уже невозможно, столь мощно атаковали северяне. И прежде чем Рауль успел что-либо сообразить, отряды южан были полностью окружены, после чего началось их методичное истребление.
Теряя надежду, Монвалан и верные ему воины пытались прорубить вражеский заслон, дабы их не постигла судьба арагонского короля.
Жиль все еще держал позицию на левом фланге, а Ролан пал смертью храбрых с большинством монваланских рыцарей на правом.
Рауль отбил удар меча. Тогда северный рыцарь ударил по нему шипастым кистенем. Цепь намоталась на рукав кольчуги, и в следующее мгновение Монвалана вытащило из седла и он рухнул на землю.
Вокруг продолжала кипеть битва. Почувствовав, что на нем нет седока, Фовель встал на дыбы. Рауль увидел кованые копыта в непосредственной близости от своего лица и понял, что, если он останется лежать здесь, его непременно затопчут. Внезапно ему послышался чей-то нечеловеческий крик, и на какое-то мгновение его взору явилось прекрасное лицо Брижит.
Покрытый синяками, оборванный, но все еще с мечом в руках, Рауль встал на ноги. Но вокруг были лишь враги. Сидевший на коне северянин занес меч, чтобы отрубить голову Монвалану. Его клинок прорубил щит Рауля, в очередной раз упавшего на землю. Пыль заскрипела на зубах поверженного рыцаря. Широко открыв глаза, он смотрел в лицо собственной смерти. И опять через него переступил конь. Но на сей раз это был не Фовель, а красный испанский жеребец. Когда восседавший на нем всадник нагнулся, чтобы нанести Раулю смертельный удар, собравшись с последними силами, Монвалан вскочил и резким движением стащил рыцаря с седла. Громыхая доспехами, тот полетел вниз. Схватив коня под уздцы, Рауль взобрался в седло.
Он слишком поздно отреагировал на удар сбоку и, будучи без щита, попытался отразить его своим мечом. Боль от удара пронзила руку. Пальцы онемели, и Рауль выронил меч. А враг продолжал наседать, прорубив стальную кольчугу. В последний момент Монвалан успел разглядеть его темный шлем, украшенный алыми перьями. На щите рыцаря красовался лев с раздвоенным хвостом, под тонкой кольчугой играли мощные бицепсы. И был под ним конь Блед, и имя всаднику было Смерть. Рауль уже ничего не соображал от боли, но все равно инстинктивно пришпорил коня. Лежавший на земле рыцарь пронзительно закричал, когда по нему ударили копыта красного жеребца. Рауль почувствовал, как кто-то схватил его коня за поводья, и понял, что в следующую секунду умрет. Впрочем, ему было все равно, лишь бы больше не чувствовать этой жуткой боли в прорубленной груди.
Но удара, избавившего бы его от дальнейших мучений, не последовало. Вместо этого сквозь лязг оружия до него донеслись ругательства на южном диалекте. Жеребца понесло в гущу сечи. Покачивавшийся в седле Рауль уже терял сознание от боли. Тьма обступала его. Прежде чем окончательно забыться, он услышал плеск воды, захлестнувшей его по пояс. Конь вынес его в реку Луж.
– Ради всего святого, господин мой, только не умирайте сейчас, – послышался откуда-то издалека голос Жиля.
– Все, я держу его, – сказал у самого уха Мир. И Рауль почувствовал, как оказавшийся рядом в воде всадник пытается ему помочь. Казалось, его веки налились свинцом, и ему с трудом удалось их приоткрыть. То, что он увидел сквозь прорезь шлема, бешено заплясало у него перед глазами. То были его собственные руки на поводьях, залитые кровью. Алые капли летели на черную гриву коня, который стал карабкаться на противоположный берег. Рауль чуть было не выпал из седла. Его поддерживал неизвестно откуда появившийся рыцарь-тамплиер. Еще до того как сознание окончательно его покинуло, Рауль признал в нем Люка де Безье.
ГЛАВА 25
Тулуза, сентябрь 1213 г.
– Он будет жить? – спросил Жиль.
Люк де Безье скрестил на груди руки и после продолжительной паузы повернулся к спросившему его рыцарю.
– Ему очень плохо, – прошептал он. – Началось заражение, а я неопытный лекарь.
Закусив губу, Жиль посмотрел на своего молодого господина. Восковое лицо, алые растрескавшиеся губы, мускулистое тело воина, плоть которого таяла с ужасающей быстротой. Рана смотрелась жутко. Просто какая-то кровавая каша. Багровые пятна расползались по ее краям, проникая в здоровую ткань. Жиль понимал, что, если к вечеру состояние Рауля не улучшится, надежды уже не останется.
Прошло два дня с тех пор, как кавалерия графа Раймона с потрепанными остатками армий, разбитых де Монфором, укрылась за стенами Тулузы. Люк де Безье привел рыцарей Монвалана в «безопасный» дом, стоявший ближе к Пон Вье в пригороде Сен-Киприен. Этой постройкой владели тамплиеры, и именно здесь, пока горожане вели переговоры с обступившими город северянами, Рауль боролся за свою жизнь. Но, похоже, и он, и обитатели Тулузы теперь были обречены.
– Как ты оказался в самой гуще сражения? – спросил Люк у Жиля. – Насколько мне известно, тулузское войско не подошло к месту битвы даже на милю.
Жиль горько улыбнулся.
– Мы приехали на переговоры. Мой господин пытался разъяснить Фуа точку зрения графа Раймона, пытался убедить старого дурака в нашей правоте. И как раз в этот момент атаковал де Монфор. У нас не было времени отступить, даже если бы мы и захотели.
– А когда завязалась схватка, Рауль решил сражаться? – спросил Люк.
– Да, – поджал губы Жиль.
– Если дело дойдет до самого страшного, хотите ли вы, чтобы у одра умирающего присутствовал один из Совершенных? – прошептал Люк. – Я могу это организовать.
– Думаю, это уже не имеет никакого значения, – устало развел руками Жиль.
– Тогда позвольте, я пошлю за кем-нибудь в город.
Жиль, махнув рукою, сел на стул, стоявший напротив Мира. Побледневший оруженосец потупил взор. Прежде чем уйти, Люк зажег стоявшую в изголовье раненого масляную лампу. И здесь он обратил внимание на эмалевый диск, лежавший рядом с кинжалом и перстнем – печатью Рауля. Взяв его в руки, молодой тамплиер потер пальцами голубку и чашу, выгравированные внутри украшавшей амулет звезды Давида.
– Где вы это взяли? – спросил он.
Повертев в руках амулет, Жиль промолвил:
– Не знаю. Это висело у него на шее. Но прежде я у него такой штуки не видел. – Он передал амулет оруженосцу. – А тебе эта вещица знакома?
Внимательно изучив диск, Мир призадумался:
– Впервые я увидел это у господина после того, как мы вместе с катарами ездили к Фуа. Да, да, после того как он вернулся из путешествия с госпожой Брижит.
– Что?! – Люк метнул быстрый взгляд на оруженосца. – Рассказывай!
– В Лаворе... мы спасли троих катаров... Я... я, – стал запинаться Мир, напуганный неожиданно бурной реакцией тамплиера.
– Одним из них оказался ваш отец, господин Кретьен. С ним еще был старик, – перебил его Жиль, – вроде как писец, и госпожа Брижит. Мы сопровождали их к Фуа, а там госпожа и Рауль куда-то отлучались на целые сутки.
– И именно тогда у него появилось это? – Люк взял амулет из рук Мира.
– Да, думаю, что тогда, – ответил Мир.
– А почему ты спрашиваешь? – полюбопытствовал Жиль.
Люк поднес медальон ближе к свету, чтобы получше разглядеть витой кельтский орнамент по его краям.
– Эта вещь принадлежала моей тете Магде. Такие амулеты сейчас редкость. И если сейчас он принадлежит Раулю, значит, именно его выбрала Брижит в качестве отца своего ребенка.
– Выбрала его? – удивился Жиль. – Что ты имеешь в виду?
Люк положил медальон на столик, и призадумавшись, повернулся к рыцарям.
– Забудь о том, что я только что сказал. А я пойду приведу доброго катара, – сказав это, он быстро вышел из комнаты.
Насвистывая какую-то мелодию, Жиль сел у кровати. Взъерошив свои редеющие волосы, он спросил, испытующе посмотрев на Мира:
– А умеешь ли ты плавать, парень?
– А почему ты спрашиваешь? – заморгал Мир.
– А потому, что сейчас, похоже, мы выныриваем со дна на поверхность. – Взяв чашу с травяным отваром, Жиль отжал плававшую в ней тряпку и стал обтирать горячее тело Рауля. Его господин беспокойно заворочался на подушке, что-то несвязно бормоча. Внезапно голос Рауля сорвался на крик.
– Что он говорит? – Мир вытер дрожащие пальцы о свою рубаху. Жиль тем временем сменил тряпку. – Насколько я понял, что-то о каком-то огне и Доминике.
– О черном монахе, Доминике Гузмане?
– Это единственный известный мне Доминик. – Мир задрожал, искоса поглядывая на Жиля.
– Ради бога, Мир, сходи и раздобудь где-нибудь вина, – проворчал Жиль, глядя на перепуганного оруженосца. – И чем оно будет крепче, тем лучше. Скоро нам придется менять эти бинты.
Рауль, стараясь держать равновесие, стоял на краю скалистого уступа. Меч был зажат в его правой руке, но щита не было. Лед скрипел под его сапогами, а хрустальные небеса были украшены ледяными звездами. Было так холодно, что кололо легкие. Перед ним зияла пропасть, огромная и черная, словно открытая пасть. На стоявших позади стенах горели факелы, отбрасывавшие красные блики на занесенный для последнего удара меч. К нему подошли две безликие фигуры в черных балахонах. Его клинок звякнул о сталь, брызнув снопом голубых искр. Боль обожгла его грудь, и он почувствовал, как летит в темную бездну. Рауль попытался схватиться за стену, но камни были такими гладкими, как отполированный обсидиан, и такими холодными, что руки его вскоре перестали что-либо чувствовать. Глаза Рауля закрылись, и он потерял всякое желание сопротивляться.
