Текст книги "Наследница Магдалины (Наследство Магдалены)"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Брижит закусила губу и нахмурила брови.
– Четыре года тому назад мою мать убили черные монахи. Матье тоже схватили и пытали, но он сбежал. – Когда она посмотрела на Рауля, в ее глазах блестели слезы. – Моя мать утверждала, что ее далекой прапрабабушкой была сама Мария Магдалина и что род ее восходит к самой Пресвятой деве. Римская церковь боится, что я объявлю об этом всему свету. Они хотят уничтожить меня за богохульство, за ту угрозу, что я для них представляю... У Матье есть письменное подтверждение моего кровного родства с христианскими святыми.
– Так вот почему он так волновался за свои свитки в Лаворе.
Она кивнула, воспользовавшись мгновенной передышкой, чтобы собраться с духом.
– По выражению вашего лица вижу, что вы не знаете, то ли поверить мне, то ли посчитать, что я опасно заблуждаюсь.
– Я никогда прежде не встречал такой, как вы, – прохрипел Рауль. Страх холодком пробежал по его спине, смешиваясь с влечением, которое он испытывал по отношению к Брижит. – А почему вы решили, что я самая подходящая компания для того, чтобы сопровождать вас в завтрашней поездке? Если б вы знали, о чем я сейчас думаю, вы бы не то что не попросили бы меня отправиться вместе с вами... Вы бы тотчас бежали отсюда куда глаза глядят.
– Ваше общество мне желанно, – прошептала она бархатным голосом, улыбнувшись Раулю сквозь слезы.
Ночь раскинула над ними свой черный полог. Сейчас они были совершенно одни на забрале крепостной стены. Стояла удивительная тишь. Рауль вспомнил того солдата в Лаворе, который отскочил как ошпаренный, едва коснувшись руками Брижит. Но он не ошибся. В ее тоне действительно чувствовалось приглашение. К тому же сейчас ему совершенно не хотелось уходить. Медленно, словно бы заставляя себя, Рауль оторвал ладонь от зубца стены и потянулся к Брижит, чтобы коснуться ее лица, а затем схватиться пальцами за густой тугой локон. Костяшки пальцев скользнули по ее груди, и вскоре его руки уже обнимали ее гибкий стан. Она стояла не шелохнувшись. Только глаза ее расширились, а дыхание стало учащенным. Он привлек ее к себе, и она с готовностью приняла его объятья, такая нежная, мягкая, отвечающая взаимностью. Тьма ночи стала тьмой творения, тела их переплелись, губы слились в поцелуе, пальцы на ощупь искали желанную плоть.
Он гладил ее тело, трогал, открывал неизведанное. Прислонившись к стене, Рауль, широко расставив ноги, вновь привлек Брижит к себе. Так легче было компенсировать разницу в их росте. Он вцепился руками в ее бедра и жадно припал губами к ее бархатной шее. Оттого, что теперь их разделяла только одежда, желание только обострилось. Где бы им теперь найти теплое местечко, чтобы уединиться? Может, на конюшне или в сараях? Но туда в любой момент может зайти кто угодно.
Прижимаясь к нему, Брижит тихонько постанывала. Рауль уже подумывал, а не разложить ли ее прямо здесь. О господи, даже во время своей первой брачной ночи он не испытывал настолько всепоглощающей страсти.
Рауль прижал ее к себе еще крепче, обхватив руками ягодицы и стал порывисто об нее тереться. Но тут послышался стук сапог взбиравшегося на стену стражника. Брижит попыталась высвободиться.
– Не здесь и не сейчас, – задыхаясь, прошептала она, вырвавшись из его рук с проворностью молодой рыси. Они смотрели друг на друга в тусклом свете затянутого облаками ночного неба.
Проглотив застрявший в горле комок, Рауль запустил пальцы в ее роскошные волосы.
– О господи... просто умираю, как мне тебя хочется, – сказал он с дрожью в голосе. Стражник уже был на подходе, и Монвалан мысленно его проклял. Рауля магнитом притягивали сверкавшие очи Брижит. Она сделала нерешительный шаг вперед, затем, когда он вновь потянулся к ней, отступила на два назад.
– Нет, подожди до завтра, – с придыханием зашептала она. – Это очень важно. Должна быть наиболее подходящая фаза Луны.
Брижит быстро поспешила прочь. Перед тем как исчезнуть в черном ведущем в башню проеме, она, оглянувшись через плечо, подарила ему ослепительную улыбку.
Рауль оперся на зубец и закрыл глаза. Он мог бы сейчас погнаться за ней, схватить ее за руку, упасть на колени, но гордость не давала ему этого сделать. Он уже было подумал, а не завалить ли ему служанку на сеновале, настолько ему сейчас хотелось женщину. Кстати, Фуа предложил ему одну милашку на такой случай, но в спешном скором акте было бы слишком мало красоты и очарования.
Когда он наконец остыл и к нему вернулось рациональное мышление, Рауль окончательно отказался от подобной идеи.
Проходивший мимо стражник поздоровался с Монваланом, взглянув на него с явным любопытством. Рауль молча кивнул в ответ и отправился спать на ложе, заранее приготовленное для него Миром в зале, но сон как назло не шел к нему. Рыцарь думал о Брижит, о том, как она преследовала его с самого дня свадьбы и насколько теперь стала доступна, просто протяни руку и возьми. Возникали и неизбежные мысли о Клер, о невыносимой близости и невыносимом отчуждении. Он долго ворочался на постели, но так и не изменил своего решения. Будущее было неопределенно, и на кон ставилась жизнь.
* * *
Дорога в горный форт круто петляла по смолистым хвойным лесам. Это был родной дом кабанов, медведей, волков и разбойников, правда, Рауля с Брижит никто из них так и не потревожил. Сквозь просветы между хвойными лапами виднелись снега, все еще покрывавшие вершины Плантореля, хотя уже началось лето. Выше убеленных пиков висело свинцовое небо, разрываемое молниями.
Брижит сказала Раулю, что они не доберутся до форта до заката солнца. А ночевать на открытом месте в такую непогоду очень не хотелось.
Девушка понимающе посмотрела на рыцаря.
– Бояться нечего, мы ведь часть всего этого, – промолвила она, и глаза ее вновь стали теми серыми бриллиантами, так хорошо знакомыми ему по прежним видениям. Ее лицо отражало чистоту и ясность горного света. Девушка, таявшая подобно воску в его объятиях вчерашней ночью, превратилась в недоступную богиню. И Рауль испытывал перед нею благоговейный ужас.
В полдень они решили остановиться на привал. Брижит отказалась от хлеба и сушеных фиг, извлеченных Монваланом из переметной сумы, и даже от фляги великолепного графского вина, напившись вместо этого воды из горного ручья.
Она села отдельно от Рауля и, ничего не говоря, наблюдала за разразившейся над горными вершинами бурей.
Монвалан отобедал без всякого аппетита и даже выпил вина, нисколько не оценив его божественного вкуса. Подобно своей молчаливой спутнице он уставился на черные тучи, собиравшиеся там, куда лежал их путь. Не обладай Брижит столь необычными способностями, он наверняка предложил бы вернуться к Фуа. Но вместо этого рыцарь предпочел держать язык за зубами, прекрасно понимая, что говорить ему не нужно. Девушка и так насквозь все видит. Он чувствовал себя так, будто сделан из прозрачнейшего стекла.
В течение всего дня они пробирались вперед по долинам, омываемым водопадами, туда, где корнями цеплялись за крутые склоны горные деревья. Сосен становилось все меньше, да и те по большому счету были низкорослыми. А вскоре и они уступили место поросли жесткого кустарника. Над лесом возвышались голые скалы, изрытые черными глазницами древних пещер. Один раз они даже видели промелькнувшую вдалеке гибкую рысь. Дикая кошка метнула в их сторону быстрый взгляд и, втянув дрожащими ноздрями воздух, скрылась в зарослях. Стадо горных козлов пощипывало травку на склоне горы, вершину которой украшали поросшие травой руины. Стоявший на валуне вожак обводил свою территорию большими желтыми глазами. Его витые рога были толстыми, как стволы молодых деревьев, а за спиной молния высвечивала растрескавшиеся камни.
Крепость была заброшена еще на закате династии Меровингов. Совы и мыши, хищники и их добыча, устроили себе гнезда в замшелых стенах. Мощный порыв ветра поднял плащ Рауля, когда он въезжал в разрушенные ворота. На каменных столбах еще виднелись изъеденные временем символы и знаки. Похоже, на одном из них когда-то был изображен медведь, а чуть ниже то, что очень напоминало котел. Ящерица выскочила из-под копыт Фовеля, мгновенно скрывшись в траве. В заброшенных руинах, словно угрюмый страж, пребывало запустение. Черное небо предупреждало о скором приближении грозы.
Рауль спешился и стал искать подходящее укрытие для лошадей и место для ночлега. Его внимание привлекли остатки каменного амбара, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что одна из стен этого ветхого строения должна была вот-вот рухнуть. Сплюнув в раздражении, Рауль повел лошадей к развалу оборонительной стены форта и привязал их к проросшему из камней мощному дубу. Лошади вполне могли укрыться от непогоды здесь, но вот для них с Брижит это место явно не подходило. Оглянувшись, Рауль увидел, что она стоит у восточного края разрушенного бастиона. Ветер донес до него звуки пения, но он так и не смог понять, что и на каком языке она поет. В конце концов Монвалан решил заняться лошадьми. Он расседлал их, накрыл попонами и выдал каждой по одной мере зерна. И пока он это делал, Брижит все стояла на открытом месте и пела. Ветер трепал ее одежды.
Рауля охватило внезапное беспокойство, а вместе с ним и нарастающее возбуждение. Он вновь окинул взглядом округу, пытаясь обнаружить хоть какое-то укрытие. Так ничего не найдя, он оставил лошадей и подошел к раскачивающейся в трансе Брижит. Он хотел было обнять ее, но передумал, прокричав вместо этого сквозь вой ветра:
– Мы не можем оставаться здесь. Если разразится гроза, мы до нитки промокнем!
Девушка прервала свои песнопения. Она стояла не шелохнувшись и тяжело дышала, очевидно с трудом возвращаясь к реальности. Наконец Брижит обратила на него свое внимание.
– Здесь есть пещера, – прошептала она. – Для лошадей она слишком мала, но для нас места хватит. К тому же там есть дымоход. Давай, собирай наши пожитки, я покажу тебе, где это.
И, не дожидаясь Рауля, Брижит направилась к другим маленьким воротцам в противоположной стороне крепости. Подтянув платье, она перебралась через завал, перекрывший вход в пещеру, с проворностью горной козочки. Следовавший за ней Рауль не мог не обратить внимание на ее великолепные ноги и сверкнувший белизной изгиб бедра. Густые заросли терновника, судя по всему посаженного здесь преднамеренно, скрывали вход в пещеру от посторонних глаз.
Брижит, раздвинув кусты, шагнула туда. Послышался шум, более всего напоминавший стук дождя по черепичной крыше, и Рауль невольно отпрянул назад, напуганный вылетевшей из черного провала стаей летучих мышей. Живым облаком они устремились в сторону форта. Брижит рассмеялась, и Рауль невольно улыбнулся. Ему пришлось согнуться в три погибели, чтобы войти в пещеру. Когда он наконец выпрямился и набрал полную грудь воздуха, запах помета летучих мышей и замшелого камня был столь крепок, что его чуть не стошнило. Тусклый свет струился сквозь дымоход, вырубленный в скальных породах. Был здесь и прокопченный, давным-давно угасший очаг. Заткнув рукою нос и рот, Рауль красноречиво посмотрел на Брижит. Но она слишком была погружена в свои размышления, чтобы обращать внимание на дурной запах. Окинув взглядом пещерку, она пробралась к небольшой нише.
– Моя мама и я когда-то здесь ночевали, – прошептала она. – Это было незадолго до того, как мы отправились в Безье к моему дяде Кретьену. Мне было четырнадцать. Она тогда сказала, что я обязательно вернусь сюда.
Встав на цыпочки, Брижит достала сверток холстины и извлекла из него красную глиняную лампу и запечатанный кувшинчик с маслом.
Рауль нашел относительно чистое место на полу пещеры и отстегнул пояс с мечом. Метнув на него быстрый взгляд, Брижит зажгла щепку и поднесла ее к лампе. Светотени заплясали на стенах пещеры, придавая ей дополнительной таинственности и великолепия. У Рауля было такое чувство, будто бы он оказался в теплом пульсирующем материнском чреве, а далекий звук грома напоминал сердцебиение еще не родившегося ребенка.
– Я принесу хвороста до того, как разразится буря, – сказал он и вышел из пещеры.
А Брижит тем временем стала раскладывать их пожитки. Постелив поближе к очагу их одеяла, она расставила деревянные миски, хотя сама есть не хотела. Все это было частью ритуала открытия духовных путей. Она ощущала таинственную силу, пульсирующую в венах и собиравшуюся в утробе, будто бы уже обремененной ребенком.
Когда Рауль вернулся с большой связкой сухих сучьев, Брижит уже очистила очаг от старой золы и мусора и развела небольшой костерок. Воздух был напоен ароматами брошенных в него трав.
Положив хворост у очага, Рауль заметил, что одеяла постелены рядом и вопросительно посмотрел на Брижит.
– Для нас было бы лучше оставаться в Фуа. К тому же вряд ли вам удалось обмануть вашего дядюшку.
Поставив на огонь небольшой горшок с водой, она бросила в него пригоршню листьев. Лепестки белой лилии, цветка плодородия, угодного Богине, а также вишневый лавр и мак – растения видений.
– Мой дядя знает, почему я сюда отправилась. Ему известна моя цель, простирающаяся куда дальше того, что я читаю в твоих глазах.
Рауль сел напротив нее, скрестив ноги, и поинтересовался:
– И что же ты там прочла?
– Мальчик и Мужчина, Девочка и Женщина, – ответила она, блеснув очами. – Свет, Тьма и Огонь.
Запустив руку в пляшущие языки, Брижит нисколько не опасаясь, что может обжечься, сняла с огня закипевший горшочек. Рауль невольно вскрикнул и потянулся было к ней, но она, странно улыбнувшись, поставила горшочек на пол и показала ему совершенно невредимые ладони и пальцы. Вновь взяв горшочек, она протянула его Раулю:
– Положи свои руки к моим. Ты не только не обожжешься, ты даже жара не почувствуешь. – Он колебался. – Не бойся, это всего лишь отвар, который меня научила готовить моя мать, – прошептала Брижит. – Он не причинит тебе никакого вреда.
Рауль с мрачным видом уставился на Брижит.
– Не думаю, что ты волокла меня в такую даль лишь для того, чтобы отравить.
Приложив свои руки к ее, он сделал глоток. Брижит только немного отпила. Затем, сев напротив Рауля, она подбросила в огонь хвороста, не забыв о травах, из которых был приготовлен отвар. Ароматный дым заволок пещеру.
– В ту нашу последнюю ночь в Фуа, – начал Рауль, – ты сказала, что Луна должна быть в наиболее подходящей фазе. Что это очень важно. Почему?
– Женское тело действует по законам Луны и приливов. Благодаря этому женщины знают, когда им лучше забеременеть.
– Ну и дела! – удивился Рауль.
– Выбор все равно остается за женщиной. – Брижит расплела свою тяжелую черную косу и стала раздеваться, не отрывая от него глаз.
– Сегодня ты бросишь семя свое в плодородную почву. Сегодня мы с тобой сделаем ребенка. – Она видела, что ему стало не по себе, как его глаза заскользили по ее обнаженному телу.
– В таком случае я тоже кое-чем обладаю, – прохрипел истомленный желанием Рауль, спешно стягивая с себя одежду.
– А так оно всегда было между мужчиной и женщиной, с самого сотворения мира.
Она наклонилась к Раулю и жадно поцеловала его в рот, ее груди коснулись его тела, одной рукой она обнимала его за шею, другой скользнула чуть ниже его живота. В другом случае она бы не повела себя столь откровенно. Но дурманящий дым и разразившаяся над развалинами буря возбуждали настолько, что ей уже было совершенно все равно. Она ощущала рукой твердость его желания, чувствовала, как он трогает ее, как его прерывистое дыхание смешивается с ее приглушенными стонами. Его руки, загрубевшие от постоянных упражнений с мечом и копьем, раздвинули ее бедра. Его палец ласкал ее женское лоно, но Брижит уже не надо было уговаривать.
– Сейчас, – прошептала она, взяв его дрожащий ствол в руку и направляя его куда надо. – Пусть это случится сейчас!
Он пронзил ее, и она громко вскрикнула от удовлетворения. Она была небом, а он стал силой дождя. Она была землей, а он раскаленной добела молнией. Закрыв глаза, Брижит дала силе бури поднять себя и превратилась в частичку грозы, в чистое сияние абсолютной чувственности, овладевшей ее телом. Медленно, по спирали, она стала опускаться на грешную твердь. Но прежде чем это случилось, ее вновь подняло и бросило в вихрь бури – мощь всепобеждающей Силы Жизни.
* * *
Раннее утро принесло с собой пронзительный писк летучих мышей, возвращавшихся в свое гнездо. Похоже, они игнорировали присутствовавших здесь посторонних. Дым уже не благоухал, поднимаясь тонюсенькой струйкой. Тусклый свет пробивался сквозь отверстие в крыше пещеры. Разбуженная рассветом Брижит повернулась и посмотрела на спящего рядом с ней мужчину. Он обнимал ее рукой, его пальцы касались красных шнурков на ее шее, на которых висели амулеты с двумя голубями и чашей. Что ж, может, это как раз было к месту. Вчера ночью он дал ей повод повесить еще один такой. Она посмотрела на его ресницы, чувственный изгиб рта. Спящий, он был так беззащитен, что у нее невольно защемило сердце. Что она могла дать ему взамен? Горькую правду, которая открылась ей еще до того, как они покинули Лавор. И которая станет ему известна, когда он вернется домой.
Ее глаза скользили по его телу, восхищаясь изящностью его линий. Как легко было бы оставаться здесь, иметь его рядом, познавать все тонкости новой тайны, которая открылась ей не без его помощи. А что вспомнит он о прошлой ночи? Ее губки язвительно скривились. Мужчина и Женщина. Свет, Тьма и Огонь. Очень осторожно она убрала его руку со своего тела и встала. Ее спутанные волосы ниспадали на плечи и грудь. Очень быстро, стараясь не шуметь, она причесалась, оправила рубаху и, запихав свои пожитки в переметную суму, бросив прощальный взгляд на Рауля, бесшумно вышла из пещеры. Если бы она подождала, пока он проснется, ему бы захотелось поговорить, закрепить ту связь, что возникла между ними прошлой ночью. Но его сердце и душа ей не принадлежали, а тело было одолжено лишь на краткий миг в качестве мужской жизненной силы. Оно было прекрасно и великолепно, и ей так не хотелось его покидать.
Дождь перестал, и восход заискрился на мокрой траве, покрыв развалины крепости золотом. Воздух пах терновником и молодыми побегами. Брижит положила ладонь на живот, чувствуя связь со всем, что растет в этом мире. Мать Земля, Богиня Хлеба. Тихонько напевая какую-то мелодию, она стала пробираться к развалинам.
Открыв глаза, Рауль уставился в пустое пространство у погасшего очага. Постепенно он приходил в себя, воспоминания медленно возвращались к нему. Глаза его расширились, и он обвел быстрым взглядом пещеру, обнаружив, что находится здесь один – никаких следов пребывания Брижит не осталось. На какую-то секунду ему показалось, что он все еще спит. Но когда Рауль встал, чтобы надеть штаны, то увидел, что перепачкан запекшейся кровью. Подобное свидетельство не оставляло места иллюзиям. Но если близость с Брижит и впрямь была, почему же тогда она ушла?
Одевшись, Рауль вышел из пещеры. Его встретило сверкающее утро, оживленное трелями птиц. Небо и земля очистились от пыли. Солнце ласкало его лицо. Прикрывая глаза ладонью, он оглядел окрестности, но ничего не заметил, кроме резвящихся в траве белок да одинокого орла в вышине.
Рауль вернулся в пещеру и стал собирать свои вещи. Щепки, огниво, масло и лампу он поставил на полку, дабы другие путешественники в будущем могли ими воспользоваться. Карабкаясь к руинам, он подумал, удалось ли им вчера зачать ребенка, которого ей так хотелось. Наверняка Брижит и впрямь обладала чудесными способностями, а вчерашней ночью она просто высушила его.
– Но почему я? – спросил он, когда они, обессиленные лежали в обнимку. – Почему ты выбрала именно меня?
Брижит улыбнулась.
– Ну, скажу тебе, это потому, что ты самый красивый мужчина, которого мне когда-либо приходилось видеть. Но это еще не все. – Она нежно погладила его своей изящной ручкой по груди. Его пальцы инстинктивно потянулись к ее груди. – Когда-то очень давно я увидела тебя и так захотела, – шептала Брижит. – Но тогда время еще не пришло. Ты обладаешь мощной жизненной силой, Рауль де Монвалан, и железной волей творить добро. Я хочу, чтобы мой ребенок обладал теми же качествами. А ведь у моей девочки жизнь будет нелегкой.
– Девочки?!
Она привлекла его ладонь к своему животу.
– Конечно, девочки, – промолвила она, и вскоре после этого их беседа прекратилась.
Конь ожидал Рауля под тем же дубом, и рыцарь заметил, что Брижит уже успела оседлать и накормить его. В белоснежную гриву был вплетен красный шнурок с маленьким эмалевым диском с изображением голубя и чаши на одной стороне и копья с котлом на другой. Он признал в нем один из висевших на ее шее амулетов, который она не снимала даже в самые страстные моменты их вчерашнего совокупления.
Улыбнувшись, он снял ее прощальный подарок с Фовеля и все же так и не смог понять, отчего же Брижит ушла.
Прибыв в тот же вечер в Фуа, Рауль не удивился, что она, Кретьен и Матье покинули замок сразу же после ее возвращения. Ему передали, что она даже не слезала с лошади и никто не мог сказать ему, куда отправилась эта троица. Никаких записок Брижит не оставила.
На Рауля бросали любопытные взгляды, но он их игнорировал. У его воинов вопросов не возникало. Даже Ролан и Жиль, называвшие его не только господином, но и другом, молчали, спешно готовясь к отъезду из Фуа.
На рассвете следующего дня граф передал Раулю письма, предназначенные для Раймона Тулузского. Его темные глаза сверкали злобой.
– Думаю, успех вам не сопутствовал? – подколол он де Монвалана, уже надевавшего перчатки.
Рауль помрачнел.
– Господин мой, со всем моим к вам уважением, но это мое личное дело.
– Да вряд ли, – граф откинулся на резную спинку кресла. – Кретьен из Безье явно разволновался, обнаружив ваше отсутствие. Всю ночь он молился о своей племяннице. Думаю, вам, напротив, было не до Бога.
Рауль чуть было не ударил Фуа по лицу.
– Вне всякого сомнения, госпожа успокоит своего дядюшку, – ответил он по возможности сдержанней. – Как бы то ни было, господину Кретьену было известно, куда мы направились. Благодарю вас, граф, за ваше гостеприимство. Клянусь, граф Раймон вскорости получит ваше послание.
И он раскланялся, дабы не продолжать дальнейший разговор.
– Дай вам бог убраться побыстрее к Раймону, – усмехнулся Фуа. – Если захотите остаться, для вас всегда найдется место среди моих рыцарей. Я редко ошибаюсь в людях.
Раулю стало не по себе.
– Спасибо, мой господин, – сдержанно ответил он. – Вы так щедры.
И он поскакал впереди своего отряда к воротам замка. А чуть севернее, когда солнце уже стояло в зените, Симон де Монфор, решивший нанести своим противникам смертельный удар, атаковал Тулузу.
ГЛАВА 20
Монвалан, май 1211 г.
Гильом взвыл и набросился с кулачками на Клер и Изабель, пытавшихся втереть ореховое масло в его кожу и волосы.
– Тише, тише, – умоляла Клер, не в состоянии сносить его плача, но прекрасно понимая то, что если сейчас удастся загримировать его под пастушонка, то у него будут все шансы остаться в живых. Она с грустью наблюдала за тем, как из белокурого ангела он превращается в чумазого бродяжку. Они снабдили его потрепанным одеялом и ветхой домотканой рубахой, снятой с одного из поварят.
Внезапно, охваченная любовью и страхом за сына, она прижала Гильома к себе и разрыдалась, целуя его.
– Госпожа, еще не поздно пойти с нами, – умоляла Изабель.
Больно закусив губу, Клер сосредоточилась на физической боли, дабы забыть о душевной.
– Нет, – покачала головой она. – Я не могу оставить Беатрис. Она слишком слаба, чтобы бежать вместе с нами. А в отсутствие Рауля я остаюсь за главную в замке. Вот, позаботься о нем. Сбереги его для меня, – она вернула Гильома служанке.
В проеме двери появился Пьер.
– Быстрее, быстрее уходите отсюда! Я догоню вас позже, если смогу.
Не в состоянии смотреть на то, как Изабель уводит Гильома, Клер отвернулась. Она закрыла глаза, больно укусив себя за руку, чтобы хоть как-то унять ту жуткую боль, после того как у нее вырвали часть сердца. Ее душа истекала кровью точно так же, как истекали кровью защитники монваланского замка. Покорив Лавор, де Монфор бросил свои лучшие силы на владения Рауля.
Она не могла винить своих подданных за то, что они бежали перед лицом такой страшной угрозы. Тем более Рауль отсутствовал, и у местного гарнизона не было командира, чтобы координировать сопротивление. К тому же все знали о том, что случилось в Безье и Браме. Со спасением Лавора Рауль явно опоздал, но ему удалось вывести из города трех самых важных еретиков Жеральды буквально из-под самого носа де Монфора. Господин Симон теперь желал, чтобы их лично передали в его руки. В противном случае... Клер стало дурно. Как они могли дать ему то, чего у них не было?
– Рауль, где ты? – прошептала она, глядя на то, как струится кровь из прокушенного запястья. Крестоносцы обложили Монвалан со всех сторон. Де Монфор объявил, что в случае, если она не откроет ворота крепости, тех, кто остался за стенами, постигнет судьба обитателей Безье.
Клер понимала, что господин Симон не шутит. Она прошла в главную опочивальню. Камин пылал вовсю, чтобы температура в покоях не падала. На огромной кровати, в которой Клер когда-то спала с Раулем, на шести подушках лежала Беатрис. Цвет лица ее был розов, но то был румянец лихорадки, а отнюдь не признак цветущего здоровья. Ее измученные легкие уже не срабатывали, а капли крови на платке превратились в большие сгустки. Она слабела с каждым днем. У Беатрис начались галлюцинации. Порой она разговаривала с Беренже так, словно бы он был здесь, прямо с ней, в опочивальне.
Клер даже не подумала о том, чтобы поведать свекрови о том, что замок в осаде или о том, что она вряд ли уже когда-нибудь увидит своего внука. Она встала у кровати. От стоявшей в комнате духоты на лбу у нее выступили крупные капли пота, но кожа Беатрис была покрыта пупырышками озноба. Глаза свекрови с тоской посмотрели на Клер.
– Зажги свечи, – прошептала она. – Я чувствую скорое приближение ночи.
Клер исполнила желание умирающей и, когда та вновь впала в беспамятство, спустилась вниз, чтобы приказать открыть ворота перед крестоносцами. Ей было очень тяжело.
Они входили в замок, ряд за рядом, по двое. Их знамена трепетали на ветру, а доспехи сверкали на солнце. Копыта лошадей подняли белое облако пыли, и порою казалось, будто они скачут из какого-то кошмарного сна. Они построились во внутреннем дворе замка. Один белый конь выдвинулся вперед, и восседавший на нем рыцарь оценивающим взором обвел золотистые каменные стены. Затем, опустив глаза, он прищурился, глядя на Клер, и жестом облаченной в кольчужную перчатку руки повелел хозяйке замка встать на колени.
Не спеша, объятая страхом, Клер направилась к де Монфору, чтобы сдать крепость Монвалан. Ключи от замка лежали у нее на ладонях, но она не имела ни малейшего намерения встать на колени перед господином Симоном.
Де Монфор натянул поводья и посмотрел на нее столь же сурово и оценивающе, как и на монваланскую цитадель. Клер заставила себя ответить ему таким же взглядом и почувствовала, будто ее зажали в тиски. Ей не хватало воздуха. Перед ней стоял человек, лично ответственный за резню в Безье и зверства в Браме и Минерве. Это он взял Лавор и проследил за тем, чтобы всех проживавших в этом городе катаров сожгли. То же самое он собирался сделать и с монваланскими. Быть может, и ее сожгут.
– Я требую сдачи вашего мужа, – прохрипел Симон.
– Его здесь нет, мой господин, и я передаю вам ключи от нашего замка вместо него.
Клер чувствовала, как дрожит ее голос. Поджав губы, она гордо подняла голову.
Лицо де Монфора омрачилось. Опять же жестом он приказал молодому адъютанту спешиться и взять ключи из ее рук.
– Похоже, ваш муж просто обожает от меня бегать.
– По крайней мере он не крадет чужих земель, – вспылила Клер. – Да я бы таких, как вы, за него десяток отдала!
– Неужели? – де Монфор придержал свою беспокойно перебиравшую копытами лошадь и стал внимательно разглядывать переданные ему юношей ключи. Затем он вновь посмотрел на Клер. – Что ж, похоже, пришла пора научить вас считать по-другому. Жифар, отведите госпожу де Монвалан в ее покои и проследите, чтобы она оттуда никуда не выходила.
Адъютант схватил Клер за руку. Она попыталась вырваться, но у него была стальная хватка. Полуденный жар, вражеские солдаты, тяжесть взгляда де Монфора – от всего этого у нее подкашивались ноги. Она оперлась на юношу, чтобы не упасть к ногам самозваного виконта.
– Беренже! Беренже, где ты?! – лихорадочный взгляд Беатрис обшаривал покои.
– Все нормально, мама, успокойся, я с тобой, – Клер присела на одеяло и схватила ее за руку.
– Беренже?
– Нет, мама, это я, Клер. Тебе не хочется пить?
Воспаленное лицо Беатрис омрачилось.
– Но я же чувствую тебя! Любимый, я знаю, ты где-то здесь.
На какое-то мгновение она вцепилась в Клер, затем отпустила руки, веки ее закрылись, а речь перешла в невнятное бормотание.
Клер с трудом удавалось сдерживать слезы. Ей хотелось выть от страха и боли, но она знала, что это потревожит Беатрис. Кроме того, за дверями стоял вооруженный до зубов стражник, глаза и уши де Монфора. Тихонько захныкав, словно маленькая девочка, Клер потянулась за малахитовым графином и налила себе остатки вина в деревянную чашу. Украшенный каменьями кубок уже успели стащить солдаты де Монфора, и приходилось пользоваться утварью попроще. Вино оказалось теплым и кисловатым на вкус. Ничего удивительного, ведь оно простояло здесь уже целые сутки. Итак, с рассвета до заката ей не суждено было увидеть даже малейшего проблеска солнца. Ставни были закрыты, и этот день показался ей самым длинным в ее жизни. Клер посмотрела на голую стену, где еще утром висел гобелен Беатрис. Если бы она сейчас оглянулась, она бы увидела пылавшие в камине поленья, предупреждавшие ее об участи, которая ждет всех еретиков. Еще до того как ее заперли здесь вместе с Беатрис, предварительно забрав из покоев все ценные вещи, она успела заметить среди воинов де Монфора нескольких священников. В окружении двух монахов и личных капелланов Симона, во дворе стоял преподобный Ото, похудевший, но еще более озлобленный, чем прежде. Был там и черный монах с фанатично блестевшими глазками. Она помнила его по своему медовому месяцу, когда он в компании с другим священником приезжал в замок в надежде отыскать троих еретиков Жеральды. Теперь он явно стал членом свиты де Монфора.
Клер проглотила остатки вина, не обращая внимания на то, что оно отдавало уксусом. Однако согреться не удалось, ее по-прежнему знобило. «Лучше ни о чем не думать», – мысленно уговаривала она себя.
