Текст книги "Наследница Магдалины (Наследство Магдалены)"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Говорила она негромко, но чисто. Была необыкновенно выдержанна, и ей не приходилось повышать тона, чтобы быть услышанной.
– Даже его святейшество папа и аббат Сито способны обрести Свет в своих сердцах, если только у них возникает желание найти его. – Ее взгляд держал толпу под гипнозом, и казалось, будто бы она обращается к каждому из присутствующих в отдельности. – Даже Симон де Монфор.
Послышался чей-то возмущенный голос.
– Да, даже Симон де Монфор, – повторила катарка с особым ударением.
Клер заметила, как вокруг тела проповедницы замерцало ровное сияние, словно пламя свечи.
– Вы видели, госпожа... – возмущенно зашептала Изабель.
Клер стало не по себе. Шикнув на служанку, она словно завороженная, смотрела, как это сияние вскоре заполнило комнату золотым светом, а затем постепенно исчезло.
Женщина добродушно улыбнулась потрясенной толпе.
– Не бойтесь, – тихонько промолвила она, – просто сияние моего духа легче заметить. Но каждый из вас носит подобный свет в себе, и вы можете научиться высвобождать его.
Она еще немного поговорила, а затем села на скамью и позволила Кретьену из Безье продолжить свою проповедь. Собрание закончилось, как обычно, хоровым чтением Господней молитвы и возложением рук. Некоторые из присутствующих обступили Брижит, чтобы поговорить с ней. И хотя официально молитвенное собрание закончилось, многие остались, чтобы обсудить услышанное или поговорить с Кретьеном из Безье и с седобородым ученым книжником, не проронившим во время проповеди ни единого слова.
Клер понимала, что ей давно пора идти. Рауль уже должен был вернуться от графа Раймона, но ей почему-то не хотелось уходить отсюда. Кроме того, ее очень интересовала катарка и то, как высвободить из себя этот волшебный свет.
Когда она заколола плащ и стала поправлять накидку, Гильом проснулся и расплакался. Клер ухватилась за предоставившуюся возможность еще некоторое время побыть в этой благословенной гавани. Отойдя в уголок, она развязала тесемки на рубахе и прикрывшись плащом, стала кормить Гильома грудью.
Младенец громко причмокивал. Он был аккуратно перепеленан, а его русые локоны прикрывала белая холщовая шапочка. Клер любовалась его жадным ртом и великолепной, почти прозрачной кожей. В его теплых, карамельно-карих глазах отражались ее собственные. Она нежно коснулась его пушистых бровей.
– Что за чудный ребенок!
Прозрачный, приятный голос заставил Клер повернуть голову, и она встретилась с кристально чистым взором катарки. И снова увидела свое отражение, но теперь уже совершенно с другого угла.
– Сколько ему?
Клер не стала спрашивать, откуда этой женщине известен пол ребенка.
– Он родился осенью, – пробормотала она. – И мой муж рыдал у моей постели, и одежды его были залиты кровью убитых им, – эти слова пришли ей на ум, словно бы она громко произнесла их вслух. Она заметила, как удивленно поднялись брови катарки. – Я... я, – стала заикаться, совершенно сбитая с толку Клер. Гильом перестал сосать грудь, и она поспешила прикрыть свою наготу.
– Можно мне его подержать?
Немножко помедлив и поборов в себе страх, Клер протянула дитя прекрасной незнакомке. Брижит стала баюкать младенца и что-то тихонько нашептывать. Чрево и грудь сладко заныли. Вскоре ему уже не понадобятся пеленки, она уже сейчас чувствовала, как его маленькое тело пытается от них освободиться.
«Точно так же и я пыталась высвободиться из-под докучливой опеки», – подумала она, смерив взглядом Кретьена и безмолвно-сурового Матье.
– Вы не должны бояться за своего сына, – сказала она Клер. – Эта война отразится на его жизни, но судьба его уходит в далекое будущее.
– А вы что, можете видеть будущее? – спросила Клер взволнованным голосом.
– Да, и довольно далекое. Каждый выбирает свою дорогу, но я вижу путь вашего сына со всеми ответвлениями. Он станет взрослым, и у него будут свои дети, – она нежно покачала ребенка и коснулась ладонью его щеки.
– Катары учат, что мир есть зло. Я это понимаю, – промолвила Клер. – Но вот если я приму веру Света, неужели мне придется от всего отказаться? Я ведь умру, если меня разлучат с Гильомом.
– Конечно же, вам не надо от него отказываться, – покачала головой Брижит. – Только избранные заходят так далеко, но даже тут есть свои особенности. Например, Кретьен из Безье приходится мне дядюшкой. Он ярый катар, но он очень меня любит и заботится обо мне точно так же, как и я о нем. У вас не должно быть чувства вины за любовь к сыну или мужу.
Клер быстро покраснела. – Неужели вы способны видеть насквозь? – ее нижняя губа задрожала.
– Неужели наши души обнажены перед вами?
Брижит осторожно вернула Гильома в руки матери.
– Нет, я вижу далеко не все. Иногда я закрываю свое внутреннее восприятие мысленной занавеской. Порой это необходимо, иначе я давно сошла бы с ума. – Немного помедлив, она добавила: – Я была на вашей свадьбе вместе с дядей и нашим другом Матье. Вы нас не заметили, потому как мы приехали очень поздно. Я тогда ощутила необыкновенное взаимовлечение между вами и вашим супругом. Но мне кажется, что с тех пор вы подрастеряли свои чувства.
Клер нахмурилась:
– С тех пор как умер его отец, Рауль обрел утешение в остром мече. Я еще люблю его, но при мысли, что ему доставляет удовольствие проливать кровь, меня тошнит... Я... впрочем, вы и так, наверное, все видите.
– Ничего, ничего. – Брижит положила ладонь на плечо Клер. – Порой мне тоже хочется рассказать хоть кому-то о том, что мучает меня. И порой мне так одиноко, даже если вокруг много народа, – она вздохнула. – А кровопролитие целиком на его совести, не на вашей. Быть может, он находит утешение в войне, потому что вы не подпускаете его к себе... Я чувствовала...
– Что? – удивилась Клер.
Брижит только головой покачала. Когда ее душа на краткий миг коснулась души Рауля, она ощутила безысходную тоску и острое желание любви.
– Я ощущала его одиночество. У вас есть время подумать, чтобы сделать очередной шаг. А сейчас ваши сомнения делают решение невозможным.
– Как долго должна я ждать?
– Принимайте каждый день своей жизни таким, какой он есть, и вы сами узнаете, когда наступит наиболее подходящий момент.
– Но как? – не понимала Клер. – Как я об этом узнаю?
– А тогда уже не будет нужды спрашивать. Загадочно улыбнувшись, Брижит отвернулась. – А сейчас идите домой, к своему мужу. Он уже волнуется.
Клер передала ребенка служанке и быстрым шагом направилась к выходу. Брижит присела на скамью, чтобы собраться с мыслями. Трудно давать советы, если ты заинтересованная сторона, и когда будущее в любом случае представляется лишь как непроглядная стена пламени.
ГЛАВА 17
Монвалан, весна 1211 г.
Кузня, пристроенная к монваланскому арсеналу, была логовом дракона, наполненным игрою черно-красных теней. Как сказал оружейник Жак, здесь было жарче, чем в постели шлюхи. Этому крепышу исполнилось уже шестьдесят два, но силы в его мощных руках было, как у тридцатилетнего.
Похожий на чертенка, мальчик-подмастерье раздувал меха, в то время как взрослый сын Жана стоял за наковальней и отбивал раскаленный наконечник копья круглым молотком. Пот заливал его мускулистые руки и грудь. Сам Жан сидел рядом в более прохладной оружейной комнате и, то и дело прикладываясь к кувшину вина, нанизывал кольца кольчуги.
Рауль раздвинул плечи, проверяя, не сковывает ли движений переделанная кольчуга. Физические нагрузки за последний год сделали его крупнее, так что кольчуга, деланная для двадцатилетнего Монвалана, оказалась явно тесна. Но попросить Жана добавить несколько новых звеньев было куда дешевле, чем заказывать себе новые доспехи.
Во двор въехала группа всадников. Щурясь на мартовском солнце, Рауль попытался рассмотреть, кто же это. Пегую с белыми ногами лошадь он признал прежде, чем восседавшего на ней всадника. Прошел уже год с тех пор, как он последний раз видел Амьери де Монреаля, но волосы его с тех пор стали совершенно седыми. Его сестра Жеральда ехала рядом на покрытой попоной кобыле. Рауль вспомнил, что зимой она писала, что обязательно приедет навестить его мать, в последнее время сильно страдавшую от кашля. Обрадовавшись, он поспешил навстречу гостям.
Амьери встретил Рауля крепким рукопожатием и оглядел его с ног до головы.
– Я так понимаю, что ты уже слышал новость, – с мрачным видом изрек он.
– Какую? – удивился Рауль, собиравшийся уже было поцеловать Жеральду.
– Так, значит, ты ни о чем не знаешь... А то я было подумал, когда увидел тебя в кольчуге... – он внезапно заикнулся.
– Да я просто новую примерял. Что случилось?!
Амьери смерил его пристальным взглядом.
– Кабаре пал. Пьер Роже сдался два дня тому назад, чтобы спасти свою шкуру. Де Монфор теперь собирается обрушить на нас свою мощь. – Амьери сообщал все это настолько извиняющимся тоном, что создавалось впечатление, будто он лично ответственен за происходящее. – Я думал, ты уже знаешь.
Рауль покачал головой, почувствовав внезапное озлобление.
– Я еще несколько месяцев тому назад говорил графу Раймону. Никаких переговоров с де Монфором зимой. Все это делалось лишь для отвода глаз, а вот теперь он показал свою истинную сущность. Мы должны были перейти в наступление. Мы должны были бить его. Бить до тех пор, пока у него не останется ни единого солдата.
Амьери тяжело вздохнул.
– Тебе легко говорить, Рауль. Но сам посуди, какой из Раймона воин, к тому же он и впрямь желает примирения с Римом. Он поставлен в безвыходное положение.
– Я все понимаю, – тихо промолвил Рауль, – но я знаю и то, что, если мы не объединимся, де Монфор всех нас уничтожит.
* * *
– Ты знаешь, что Жеральда собирается принять консоламентум? – сообщил Амьери. – Она очень привержена катарской вере.
Мужчины уже сняли доспехи и сидели за столом, посреди которого стоял наполовину опорожненный кувшин вина и блюдо с сушеными фигами и изюмом. Протянув ноги поближе к теплу камина, Рауль стал внимательно изучать мыски своих сапог.
– Ну а чему же привержен ты?
Улыбнувшись, Амьери покачал головой.
– Я слишком привержен своим привычкам, чтобы пройти экзамены на звание Совершенного. Я слишком много пожираю мяса, меня еще до сих пор радуют плотские утехи, к тому же я солдат. Слишком много грехов и так мало раскаянья. Жеральда постоянно спорит со мной по этому поводу, но, кажется, даже она поняла теперь, сколь мы разнимся.
Рауль вздохнул.
– Клер и моя мама сейчас сильно тянутся к катарам. Тут, в Монвалане, их теперь пруд пруди. Я то и дело натыкаюсь на их собрания.
– И ты, естественно, их презираешь.
– О господи, я не знаю! – в раздражении воскликнул Рауль, хлопнув ладонями по подлокотникам резного кресла. – То, что они проповедуют, – не грех. Вполне вероятно – они правы. Мир этот – оплот Сатаны. И целомудренный образ жизни – единственный способ сбросить оковы. Но, – тут он надул губы, – предполагаю, мне неприятен тот факт, что мы сражаемся из-за катаров. Это они дали французам долгожданный повод вторгнуться в наши земли. – Он отвел взгляд от Амьери. – К тому же они встали между мною и Клер. Тебе-то проще... ведь Жеральда – сестра.
– Ах, вот в чем дело, – с сочувствием промолвил Амьери.
– Правда, сейчас все не так плохо, как было раньше, – продолжал Рауль, прикладываясь к кубку. – Я уже привык к такому положению вещей, нашел, чем занять себя в свободное время. Да и Клер тоже пошла на уступки. Мы даже очень хорошо с нею ладим, правда, каждый из нас замкнут сам в себе и в душу к другому не лезет. И у меня есть Гильом, а это главное.
Последовала отрезвляющая пауза, мужчины обдумывали только что сказанное.
* * *
А в женских покоях над приемным залом Жеральда озабоченно хлопотала над больной Беатрис.
– Ты должна пить мятный сироп от этого кашля. Я тебе обязательно его пришлю.
Беатрис вымученно улыбнулась.
– По-моему, болезнь зашла слишком далеко, и все снадобья уже бесполезны, – она спрятала окровавленный носовой платок в рукав платья. – И нет у меня ни малейшего желания сражаться с недугом. Думаю, вскоре я приму консоламентум.
Жеральда внимательно посмотрела на нее, но не сказала ни слова. Положив Гильома в колыбельку, к ним подошла Клер.
– Ну что, уснул? – спросила Жеральда.
– Да, наконец-таки, – рассмеялась Клер. – Прямо такой любопытный. Боится хоть что-нибудь пропустить.
– Рауль был точь-в-точь таким же в его возрасте, – сказала, словно бы что-то припоминая, Беатрис. – Вот уж задал он нам в свое время!
Клер посмотрела на нее с обожанием, смешанным с озабоченностью. Воспоминания сейчас стали самыми главными в жизни Беатрис.
– Да с ним и сейчас не соскучишься, – вставила Жеральда.
– Мне не нравится, когда он ходит с оружием, – поджала губки Беатрис. – Он знает об этом, но все равно поступает по-своему.
– Он уже совсем взрослый, и у него уже собственный сын. Нельзя обращаться с ним, как с ребенком, – предостерегла Жеральда. – Знаю, как тяжело, когда любимый тобою человек избирает дорогу войны. Поверь мне. Но если ты будешь слишком сильно давить, то окончательно оттолкнешь его от себя.
Беатрис уставилась на гобелен со сценами охоты.
– Скоро это не будет иметь никакого значения, – прошептала она.
Клер и Жеральда испуганно переглянулись. После продолжительной паузы Жеральда нашла в себе силы спросить:
– Беатрис, я хочу попросить тебя об одном одолжении. Дело непростое, и я вполне пойму, если ты мне откажешь.
Беатрис отвлеклась от обреченного на гибель оленя с гобелена.
– Говори, скажешь, и это будет твое.
Жеральда улыбнулась.
– Но тогда это еще больше все усложняет, – она тяжело вздохнула. – В моем доме в Лаворе проживают катары. Папа мечтает уничтожить их больше, чем кого-либо из высшей касты Совершенных. Могу ли я переправить их в Монвалан?
– Конечно же! – воскликнула Беатрис, и ее стали сотрясать приступы душераздирающего кашля.
– А кто они? – полюбопытствовала Клер, подавая свекрови кубок с горячим вином.
– Вы когда-нибудь слышали о Кретьене де Безье?
Услышав знакомое имя, Клер с жадным любопытством обратилась к Жеральде.
– Я слышала, как он проповедовал в Тулузе в прошлом году. У него такой чудесный голос – теплый и мягкий, будто шерстяной плащ.
Жеральда невольно рассмеялась.
– Я ему обязательно передам. Он наверняка будет польщен!
– И там на собрании была еще молодая девушка. Она так восхищалась Гильомом и даже немного со мной поговорила. – Клер слегка покраснела, вспомнив о том, как взгляд пристальных серых глаз проник в самые потаенные глубины ее души. – У меня было такое чувство, будто я из стекла, а она видит меня насквозь.
– А, – кивнула Жеральда, – это точно Брижит. Но она вовсе не катарка, просто давно уже странствует по миру вместе с Кретьеном и Матье, который переводит святые тексты с древних языков на каталонский и аквитанский. Несколько лет тому назад его схватили папские шпионы и подвергли жестоким пыткам. Они отрубили ему пальцы на правой руке, которыми он писал. А мать Брижит убили, поставив ей на лбу клеймо докрасна раскаленным крестом.
Клер была потрясена услышанным.
– Брижит у них самая главная, – продолжала свой рассказ Жеральда. – Она целительница и обладает волшебным мистическим даром. Утверждает, что происходит из рода Марии Магдалины и самой Пресвятой Богоматери. Римский престол давно за ней охотится. – Жеральда покачала головой. – Нет, не надо мне было тебя просить. Слишком большой риск.
– Мне плевать на риск, ведь я мщу людям, убившим моего мужа. – Беатрис приняла кубок из рук Клер и по-солдатски сделала несколько быстрых глотков. – Конечно же, ты должна прислать их к нам, – ее щеки приобрели розоватый оттенок.
– Но если ты так уверена...
Клер поставила кувшин с вином обратно на камин.
– С точки зрения северной знати Рауль уже вне закона. Так что нам никакой разницы, если к той массе катаров, что обрели пристанище в нашем замке, добавятся еще трое.
Ей так хотелось вновь увидеть Брижит, купаться в лучах ее света. Она хранила воспоминания о молитвенном собрании в Тулузе, словно драгоценные бриллианты, и, когда ей было плохо, она мысленно возвращалась к тем волшебным мгновениям. И все же Клер не выдержала и сказала:
– А вдруг наш замок отнюдь не самое безопасное место для них.
Жеральда, тяжело вздохнув, закрыла глаза.
– Дитя мое, сейчас нигде нельзя чувствовать себя в полной безопасности.
ГЛАВА 18
Монвалан, май 1211 г.
Рауль скользнул губами по плечу Клер и стал играть с ее кудрявым ореховым локоном. Завесы кровати окутывали их теплом, и можно было поверить, что ничего, кроме этой утренней мирной гавани, в мире не существует, что жизнь целостна как никогда. Но суровая действительность уже готовилась нарушить привычный уклад их домашнего быта. Рауль уже слышал возню и перешептывания служанок Клер и детский лепет Гильома.
Сознательно стараясь не обращать внимания на эти звуки, он поцеловал шею и губы Клер, ямочку на ее подбородке, стал ласкать плавные изгибы ее тела. Ласка была отнюдь не пылкой. Это был всего лишь отголосок только что полученного удовольствия. Но поначалу она зачастую отвечала ему нехотя, но он научился хитрить, выбирать самый подходящий момент, дразнить и мучить ее или же касаться ее сонного тела своими музыкальными пальцами так, что к тому времени, когда она просыпалась и окончательно приходила в себя, ее возбужденные нервные окончания жаждали разрядки, а все остальное уже не имело совершенно никакого значения.
– Мне надо идти, – пробормотал он, попытавшись встать.
Клер ничего не сказала, продолжая позволять ему ласкать себя. Через некоторое время он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на нее. Она разглядывала нарисованные на балдахине звезды, ее губы порозовели и набухли от поцелуев, румянец любви еще не сошел с ее тела, а выражение лица было столь загнанным, что он невольно отпрянул. Еле слышно выругавшись, он наконец-таки отбросил простыни и встал.
– Быть может, мне стоит взять себе наложницу, – пробормотал де Монвалан. Клер вздрогнула, словно от удара плетью и посмотрела на Рауля с такой скорбью, что он невольно почувствовал себя виноватым. Но чувство вины переросло в необъяснимую ярость. – Что?! Что не так?! Почему тебе больше не доставляет радости заниматься любовью со мной?! Это что, все из-за катаров?!
– Нет! – в ее голосе зазвучала тревога. – Не ожесточайся на них из-за меня! Я больше никогда тебе не откажу!
У Рауля было такое чувство, будто она только что отвесила ему пощечину.
– Я не хочу, чтобы ты делала мне одолжение в постели, – сухо процедил он. – Я хочу, чтобы ты принимала меня точно так же, как и в нашу первую брачную ночь. Ты совершенно перестала меня ласкать. И мне приходится постоянно приставать к тебе. Я чувствую себя нищим оборванцем, что стоит у ворот замка в надежде поживиться крохами со стола, к которому его никогда не допустят.
Клер проглотила застрявший в горле комок. Слезы блеснули в ее глазах.
– Это война, – всхлипнула она. – Она все изменила. Я тоже чувствую себя нищей. Я люблю тебя, правда. Я люблю тебя.
За дверями спальни послышался удивленный возглас горничной. С ней о чем-то возбужденно говорил незнакомый молодой мужской голос.
– Ладно, после поговорим, – промолвил Рауль, втайне обрадовавшись тому, что их неожиданно перебили. Быть может, крохи и впрямь оказались слишком жалкими, поскольку больше не существовало стола. Натянув штаны, он раздвинул кроватный полог и увидел переминавшегося на пороге оруженосца.
– Что стряслось, Мир?
– Господин, к вам прибыл гонец из Лавора. Говорит – дело срочное. – Мир указал рукою за приоткрытую дверь.
Увидев блеснувшую в проеме кольчугу, Рауль подумал, что Мир не стал бы допускать гонца в приватные покои, если б не было крайней необходимости.
– Приведи его сюда. – Завязывая тесемки на штанах, де Монвалан указал на южный альков, встроенный в толщу стены. Обычно Клер сидела там за своей вышивкой.
Человек, которого оруженосец провел в опочивальню, с ног до головы был покрыт дорожной пылью. Его разбитый лоб был перевязан серой холстиной, а летевшая с кольчуги ржавчина перепачкала плащ.
– Я с трудом прорвался сквозь вражеские заслоны, – прохрипел покачивающийся от усталости посыльный.
Рауль жестом приказал ему сесть на низкую каменную скамью, высеченную в стене. Он сам достал из комода кувшин крепкого гасконского вина и налил полный кубок гонцу. Тот жадно припал к чаше, расплескивая рубиновый напиток. Затем он утер рукавом рот и обратился к Раулю:
– Де Монфор осадил крепость Лавор, и скоро она падет. Его воины заполняют рвы бревнами и землей намного быстрее, чем мы успеваем разобрать эти завалы. А его саперы закладывают под стены греческий огонь. Господин Амьери и госпожа Жеральда просят вас, пока не поздно, срочно прийти к ним на помощь.
Надув губы, Рауль нахмурился.
– У меня и впрямь есть хорошо обученное войско, но оно слишком малочисленно, чтобы справиться с огромной армией де Монфора.
В альков заглянул Гильом, в его пухленьком кулачке была деревянная игрушка. Рауль подхватил сына на руки и взглянул на гонца из-за льняной копны детских волос.
– Но ваших воинов хватит, чтобы сдержать натиск северян, если вы объединитесь с силами Амьери. – Гонец вновь припал к кубку. Пот градом катил по его лицу. – Враг опустошил наши земли. Умоляю вас, господин, пожалуйста, помогите нам.
Рауль колебался между долгом и определенными обязательствами. Войско не принадлежало ему, формально это были воины Раймона Тулузского. Но обращаться за разрешением к графу сейчас было бы пустой тратой драгоценного времени. К тому же осторожный Раймон вполне мог и отказать.
– Я приду, – промолвил он с неожиданной решимостью. – Дай мне немного времени на сборы, и мое войско выступит в поход еще до заката.
– Благодарю вас, мой господин, благодарю вас!
Рауль скорчил брезгливую гримасу.
– Только не ждите чудес, – продолжил он суровым тоном. – Женщины обработают твои раны, дадут чистое платье и хорошо покормят.
Рауль щелкнул пальцами, обращаясь к служанкам.
Полог кровати дрогнул. Это Изабель помогала Клер одеться. Де Монвалан, поцеловав светлые волосики своего сына, спустил его на пол. Краски внезапно поблекли. Выглянув в окно, Рауль увидел, как темные тучи покрыли солнце.
Клер смотрела, как ее муж застегивает пояс с мечом, примеряет поножи, тянется к щиту, золотисто-желтому с черным фамильным гербом Монваланов. Она не любила видеть его в доспехах, ведь это лишний раз напоминало ей о том, что она его потеряла. Каждый раз, когда он возвращался к ней с битвы, она чувствовала, как еще одна частичка того Рауля, которого она любила, безвозвратно утеряна. Для нее были очевидны нежность и мужество катарского пути и мрачное кровавое проклятие тропы войны. Она не могла спокойно смотреть на то, как все дальше уходит от нее когда-то близкий Рауль. И вот сегодня он облачился в доспехи ради Амьери и Жеральды, чтобы в очередной раз потерять часть своей Души. Проклинать или оправдывать мужа она была не в состоянии, а поэтому просто молча смотрела на него.
Похоже, он уловил ход ее мыслей и, оторвавшись от доспехов, встретился с ее взглядом.
– Быть может, если мы придем вовремя, мы сможем склонить де Монфора к перемирию и спасем обитателей Лавора от страшной участи жителей Безье. По крайней мере я надеюсь на это.
Она сдержанно кивнула.
– Что бы ты ни думал, я против насилия. Вот если бы был какой-то иной способ.
– Оставим эти катарские штучки! – раздраженно махнул рукой Рауль.
Клер прикусила губу.
– Я просто хотела сказать: сделай все возможное для Амьери и Жеральды и, главное, береги себя. Думаешь, я не знаю, как трудно тебе было принять решение.
Он неуклюже, по-солдатски, обнял ее. Твердые стальные кольца, изогнутый край щита и массивная рукоять меча вонзились в ее тело. Прижавшись к нему, Клер ответила на беглый поцелуй.
– Возвращайся домой невредимым, – промолвила она. – Целым и здоровым.
Он вновь поцеловал ее, обнял Гильома и, бросив прощальный взгляд, поспешил вниз по винтовой лестнице к ожидавшим во дворе воинам.
Чувствуя безвозвратную потерю, граничившую с безутешным горем, Клер взобралась на крепостную стену, чтобы посмотреть, как он сядет в седло и поскачет прочь от ворот замка.
* * *
Надвигалась буря. Брижит ощутила ее приближение легкими покалываниями кожи. Где-то вдалеке полыхнула зарница, и в воздухе запахло озоном. Опасность была повсюду – длинный темный тоннель со слабым проблеском света в конце. Лавор был обречен. Стоя на забрале стены, она уже различала мерцание костров крестоносцев, и ей показалось, что их столько же, сколько звезд на небе. Ветер был напоен запахом смерти, и ей совершенно не хотелось выяснять, чьей именно. Если ее жизненный путь должен был прерваться здесь... Что ж. Значит, так суждено. Буря была неминуема, как проклятие Господа.
Легкий ветерок по-матерински гладил ее волосы. Она закрыла глаза и задрала голову к небу.
– Брижит, – донесся откуда-то издалека голос. Она неохотно открыла глаза и повернулась. Рядом стояла Жеральда. На ней было простое черное одеяние Совершенного катара, белый капюшон покрывал ее волосы. Чуть раньше, в этот вечер, Кретьен совершил над нею священный катарский обряд консоламентума, но, несмотря на это, покоя и безмятежности в ее глазах не ощущалось.
– Их так много. – Жеральда посмотрела на вражеские костры, обступившие Лавор со всех сторон. – Амьери говорит, что на рассвете они пойдут на приступ, и мы уже не сможем сдержать их натиска. – Она в отчаянии хлопнула ладонью по толстой шерсти своих юбок. – За себя-то я не боюсь. Но я в отчаянии от того, что не смогла уберечь тебя.
– Ты сделала все, что могла, и тебе не в чем себя упрекнуть, – успокаивая Жеральду, Брижит положила руку ей на плечо. – Расслабься, скоро рассвет. И пусть случится то, что должно случиться.
Жеральда прикусила нижнюю губу.
– Амьери сообщил мне, что послал гонца к Раулю де Монвалану с просьбой о помощи. О, только бы этот гонец достиг цели!
Знакомое имя молнией ударило в Брижит, и перед ее мысленным взором, быстро сменяя друг друга, закружились новые образы. Рауль де Монвалан верхом на вставшем на дыбы золотистом боевом коне с занесенным в небеса мечом. Молния, расщепив булатный клинок, вонзается в ее сердце. Рауль, совершенно голый, под дождем, с возбужденным мужским достоинством прижимается к ее животу. Его глаза слезятся на ветру, а лицо исказила гримаса безудержной похоти. Она стоит к нему лицом и тоже обнаженная. Черные волосы прилипли к высоким грудям.
– Он придет, – услыхала она свой собственный голос. – Он уже спешит к нам.
– Слава тебе, Господи! – прошептала Жеральда. – Я должна срочно сообщить об этом Амьери. То-то он обрадуется.
Облокотившись на зубец крепостной стены, Брижит поплотнее сжала губы, чтобы не выдать то, что теперь стало для нее очевидным. Что будет с Жеральдой, если она узнает о том, что помощь придет слишком поздно?
* * *
Пока Рауль вел свой отряд к Лавору, небо окончательно покрылось тучами и потемнело. Молния сверкнула над лесистыми холмами на севере, на фоне неба цвета вороненой стали. Но грома не последовало, и сверху не упало ни единой капли дождя.
На ночлег они решили остановиться в небольшой придорожной деревушке. Опасаясь приближения армии крестоносцев, местные жители бежали в леса, прихватив с собою скот, оставив пустые лачуги. Но было это сделано совсем недавно, и дух обжитого жилья все еще витал над селеньем. Ночевать здесь было все равно, что спать с призраком, и это крайне нервировало как воинов, так и их лошадей.
До самого утра в небесах беззвучно мерцали зарницы, то далекие, то близкие, и яростный ветер свистел над землей, грохоча ставнями и скрипя дверьми. От всего этого Раулю стало не по себе, и он никак не мог уснуть. В конце концов он вышел во двор и решил сам сменить часового.
Вот уже несколько месяцев ему не являлась женщина его снов, но сегодня ночью он ощущал ее присутствие в грозовой тьме.
К рассвету ветер утих, но молнии все еще продолжали полыхать в небе. Стальное, оно зарядилось грозной силой, тяжесть которой невыносимо давила на глаза. Воины Рауля построились в ночном молчании. Еще до того как окончательно рассвело, они затушили костры и двинулись скорым маршем по дороге в Лавор.
Когда они подошли к городу, небо уже порозовело. Даже в ночном безветрии Рауль узнал знакомые запахи горящего дерева, сожженной пшеницы и паленой плоти. Никто из тех, кто побывал в Безье, никогда не забудет этот смрад.
– О господи! – воскликнул гонец, вызвавшийся сопровождать их до города. – Мы опоздали!
– Быть может, они только пожгли посады, – предположил один из рыцарей Рауля, совершенно неубедительным тоном. Съехав с дороги, молчаливый де Монвалан повел свой отряд к городу, соблюдая повышенную осторожность. Через пару миль, оставив воинов в сосновой роще, Рауль, взяв с собой Жиля, сам отправился в разведку. Они скакали за высокими кустами, стараясь держаться параллельно дороге. И вскоре наткнулись на обоз, победоносно двигавшийся в сторону Лавора. Значит, армия Симона снялась с бивуака и теперь двигалась вперед.
– Ну и что теперь? – пробормотал Жиль.
Рауль схватился за рукоять меча и, сощурившись, посмотрел в направлении города. Удушливая гарь была уже столь ощутима, что его бросило в холодный пот.
– Теперь. – Взяв поводья, он развернул Фовеля. – Теперь мы к ним присоединимся.
– Ты что, совсем спятил?! – невольно воскликнул Жиль. – Нас же в капусту порубают!
– Да кто нас остановит?! Ты только посмотри на них, обычные маркитанты с Севера, готовые лебезить перед каждым, кто имеет хорошего коня и золоченые шпоры. Да они просто подумают, что мы часть тылового заграждения, посланного для их защиты. И, поверь, мы не станем их разочаровывать.
Пробормотав нечто невразумительное, Жиль нехотя выехал из-за кустов на дорогу вслед за Раулем. Однако хозяин замка Монвалан оказался прав. Встретили их вполне дружелюбно. Единственным неприятным моментом стала встреча с сутенером, который попытался предложить господам своих девок, однако его удалось быстро отогнать острием копья. После этого, до самых городских ворот, они ехали без происшествий.
В проеме главных ворот на глаза им попались остатки рухнувшей решетки с грудой мертвых тел. То были воины лаворского гарнизона. Доспехи были сорваны, а тела жестоко изрублены. Рауль понял, что первоначально их хотели повесить на решетке, но поскольку она рухнула, для расправы сгодились меч и топор.
На решетке с веревкой на шее и в пропитанной кровью рубахе лежал Амьери. Над его уже ничего не видящими глазами кружили мухи. В дыму мало что можно было разглядеть, но то, что Рауль успел увидеть, он уже никогда не забудет. Где-то поблизости шумела толпа.
– Поедем отсюда! – крикнул Жиль, которого уже начинало тошнить. – Мы уже все равно ничего не сможем сделать, а присоединиться к этим несчастным у меня нет ни малейшего желания!
