Текст книги "Разбитый (ЛП)"
Автор книги: Эли Истон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Она обвила его руками и крепко обняла.
– Я просто хотела сказать, что сожалею, что тебя ранили. Ты милый, красивый мальчик. И тебе рады здесь в любое время. В любое. Хорошо?
Лицо Брайана покраснело, но он похлопал её по спине.
– Спасибо, миссис Хьюз.
– Зови нас Сандра и Рекс, – она отпустила его. – Я чуть позже я приготовлю рутбир с мороженым. Хорошо?
Мы с Брайаном посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Эм… мы на сегодня мороженого уже наелись. Но мысль хорошая, мам, – я сжал губы и похлопал её по плечу. – Хороший материнский инстинкт. Ты заработала золотую звёздочку.
Она закатила глаза.
– Ладно. Тогда идите играть дальше. Мы с папой будем объедаться одни.
Только всё получилось не так. Мы поднялись ко мне в комнату, и я оставил Брайана там, чтобы сходить в ванную. Я решил почистить зубы, пока был там. Без конкретной причины. Когда я вернулся, Брайан растянулся на кровати на животе, засунув руки под подушку под своей головой.
Я мгновение смотрел на него, не желая будить. Его голова была повёрнута на бок, и я видел тёмные круги под его глазами, и не особо здоровую бледность кожи. Он растаял на кровати, его лицо осунулось. Боже. Он совершенно вырубился.
Я тихо закрыл дверь и спустился обратно вниз. Я стоял на кухне и кусал губу, пока мама не перестала протирать тумбочки и не посмотрела на меня.
– Что такое?
– Эм… Брайан заснул в моей комнате. Не хочу его будить. Не думаю, что он много спит. Или много ест.
Лицо моей мамы осунулось.
– Бедный малыш. Он попал под пресс. Это он тот мальчик, которому ты помог в столовой, да?
Я кивнул.
Она вздрогнула.
– Боже, Лэндон. Я едва могу об этом думать.
– Я тоже, – в голове промелькнуло изображение того, как Брайан выглядел на том полу в столовой. Я покачал головой, прогоняя эти мысли, и проверил свой телефон. Было только начало восьмого. – Думаешь, будет нормально, если я дам ему поспать?
– Я не против. Давай я позвоню его маме. Знаешь его домашний телефон?
Я не знал, но нашёл с помощью быстрого поиска в интернет-справочнике. Мама взяла мой телефон и позвонила.
Я надеялся, что не переступаю этим черту. Может, Брайан на самом деле хотел пойти домой.
– Скажи ей, что мы не знаем точно, останется ли он на ночь. Он может проснуться и захотеть…
– Лэндон, – шикнула она.
Я заткнулся.
Она говорила с женщиной, которая, вероятно, была мамой Брайана. Они обменялись кучей материнских опасений насчёт того, что Брайану нужно отдохнуть и так далее. Наконец, она повесила трубку.
– Она говорит, что не против, если он останется на ночь. Так что у нас как минимум есть этот вариант. Можем достать раскладушку.
– Слишком шумно. Я не хочу его разбудить. Посплю в гостевой комнате.
– Хорошо, милый. Я достану тебе простынь и одеяло.
– Спасибо, мам, – сказал я, с благодарностью её обнимая.
– Ради тебя я готова на всё, – сказала она.
– Купишь мне Лэнд Ровер?
– Кроме этого.
Я поднялся обратно наверх. Брайан не сдвинулся ни на дюйм. Я сел в своё кресло из IKEA и достал книгу. Какое-то время я читал, но сосредоточиться было тяжело. Сейчас казалось не важным, какой дипломатический кризис привёл ко Второй мировой войне. Время было драгоценно, а жизни краткими. В мире существовало настоящее зло, там и тут, которое нужно было остановить. Делать что-то обычное было как бездельничать, пока горит Рим.
В тот день я держал Брайана, пока он дрожал. Он практически признал, что потерян. И каким-то образом, молча, мы договорились помочь друг другу пройти через это. Это было по-настоящему. Брайан был настоящим. И я хотел обхватить его и согреть, помочь почувствовать себя лучше. Я хотел сделать больше этого, давайте скажем честно. Видеть его в своей постели было особой пыткой. Он был таким идеальным. И теперь, когда я начинал узнавать его, он был намного больше, чем красивым телом. Он был тихим. И умным. И милым. В нём было спокойствие, мягкость. Всё это было для меня намного более привлекательным, чем просто его внешность.
«Прекрати. Мы друзья. Брательники. Две маленьких рыбы, плавающие бок о бок в потоке жизни. И всё».
«Ты поцелуешь меня?»
Эти слова вернулись ко мне вспышкой. Я сказал себе, что это не значило то самое. Но… что, если я ошибался? Что, если…
Что, если?
В конце концов, он спал в моей кровати. Может быть, тот факт, что он цеплялся конкретно за меня, как друг, что-то значил?
«Прекрати, Лэндон. Если ты позволишь себе задуматься об этом, то превратишься рядом с ним в неловкое, помятое месиво. Ему больно, и он страдает. Не будь придурком и не пользуйся этим».
Верно. Верно. Бедный парень едва мог есть. Ему не нужна была никакая драма с влюблённым другом-геем.
Я заставил себя сосредоточиться на учебниках и даже немного выучил. В конце концов, я начал зевать, веки стали тяжёлыми. Истощение теперь накатывало на меня как кузнечный молод, будто моё тело не могло терпеть и ждать, пока разум заткнётся – он никогда не затыкался – и просто требовало того, чего хотело. Я посмотрел на свой телефон. Десять часов. Боже, в это время можно было устраивать вечеринки.
Брайан не двигался. Я укрыл его одеялом, выключил свет и пошёл по коридору в гостевую комнату, чтобы рухнуть спать.
Глава 13
Брайан
В пятницу днём, после биологии, я пошёл к своему шкафчику. Он стоял в крыле Д, где у меня был первый урок, но в начале коридора, ближе к столовой. У меня не было выбора, кроме как пройти по центру школы на этой неделе, так как единственными открытыми дверьми был главный вход и выход из крыла Д. Но я избегал коридора, который вёл в спортивный зал и столовую. Теперь я точно должен был взять свою тетрадь по биологии и некоторые другие вещи, если хотел сделать за выходные домашнее задание.
Можно было бы подумать, что в пятницу в школе будет легче. Но пятница принесла свежую волну мучений. Мне постоянно напоминали, что в этот вечер предстоит большая игра, и впервые за много лет я не играл. Это была первая игра после стрельбы, и директор одобрил это как «событие для объединения общества», так что это было важное дело. В конце крыла А в центральном коридоре висел баннер – «Вперёд, Тигры! Мы вас любим!». Дюжины людей спрашивали меня, играю ли я. А тренер прислал по электронной почте сообщение, спрашивая «готов ли я» надеть форму и посидеть с командой на скамейке. Оказывается, перед игрой они собирались устроить минуту молчания и помолиться.
Я не хотел идти. Не был уверен, что могу с этим справиться, сидеть с командой без Джейка или Остина. Я не хотел, чтобы меня выставляли на обозрение и аплодировали за то, что меня ранили, будто я этого достиг, а не подвергся этому против своей воли. И идея находиться на поле, под прожекторами, когда с трибун смотрят все эти люди – на открытом поле, где любой может взять меня на мушку – вызывала у меня тошноту.
Пока я шёл к своему шкафчику, мимо прошли три чирлидерши в своей жёлто-чёрной форме. Они меня обнимали, целовали и сочувственно вздыхали: «О нет!», «О боже, какой отстой!» и «Мы будем по тебе скучать!», когда я объяснил, что не буду играть в футбол весь оставшийся сезон.
К тому времени, как достал вещи из своего шкафчика, я едва держал себя в руках. Я думал пропустить седьмой урок и пойти посидеть под трибунами, ожидая, пока за мной заедет Лэндон. Прошлой ночью я спал у него дома – заснул после ужина и не приходил в себя до тех пор, пока не открыл глаза и не увидел солнце, светившее в окно его спальни сегодня утром. Было немного стыдно, но Лэндон и его родители отнеслись к этому нормально; они позвонили моей маме и всё такое. Наверное, моё тело наконец решило расслабиться и уйти в необходимый сон. Мне не снилось ничего, что я мог бы вспомнить. Это было круто.
Я закончил копаться в шкафчике и как раз собирался его закрыть, когда кто-то позвал меня по имени.
– Брайан.
Я нацепил на лицо пустое выражение и развернулся. Кэмерон шагал ко мне через забитый людьми коридор, и Гордо следом за ним. Они не казались довольными.
– Привет, – я закрыл дверцу своего шкафчика с громким хлопком.
Кэмерон остановился передо мной, благодаря хмурости его лицо ещё больше напоминало морду бульдога.
– Чувак. Где ты был, чёрт возьми? Ты вернулся в школу в понедельник, а мы не видели тебя всю неделю. Ты не отвечаешь на мои сообщения.
Я поправил рюкзак на плечах.
– Я тебе говорил. До конца года меня не будет на футбольных тренировках. Приказ доктора.
– Да, это отстой, – сказал Кэмерон. – Но если ты достаточно здоров, чтобы вернуться в школу, почему не можешь хотя бы тусоваться с командой? Побегать на тренировках?
– Меня не особо интересует сидение на скамейке, – невозмутимо сказал я. – И Джека нет. Вот.
– На скамейке сидеть фигово, – согласился Гордо. – После того, как так долго был большим и важным.
Я посмотрел на него, но ничего не сказал. То, как он сказал «большим и важным» было не комплиментом.
– Но мы никогда не видим тебя на ланче или где-то ещё. Какого чёрта, приятель? – надавил Кэмерон.
– Меня не особо интересуют посиделки в столовой.
– Окна починили и покрасили, – сказал Гордо, будто проблема была в этом. Что за идиот.
Но Кэмерон пожал плечами.
– Ну и что. Мы могли бы встретиться с тобой на улице или что-то ещё. Верно, Гордо?
– Конечно, – сказал Гордо, но выражение его лица говорило, что он считает это паршивой идеей.
Я ценил тот факт, что Кэмерон не собирался издеваться надо мной из-за боязни столовой, будто просто хотел провести время со мной. Это вызывало у меня чувство вины за то, что я избегал их. Они тоже потеряли Джейка, и может быть, это должно было нас сблизить. Но для меня Джейк был единственной причиной, по которой я вообще с ними тусовался. И хоть я не ненавидел их и ничего такого, когда до этого доходило, я бы лучше провёл время с Лэндоном. Уж точно.
– Может, как-нибудь на следующей неделе, – сказал я, а что ещё я мог сказать? – Увидимся.
Я начал отходить, но Кэмерон встал передо мной. Он был на голову выше меня и тяжелее – килограмм на девяносто. Он смотрел на меня, стоя в нескольких дюймах, выражение его лица ожесточилось.
– Полагаю, ты предпочтёшь компанию педиков и лузеров.
– Да, приятель, – согласился Гордо. – Два педика и толстуха. Какого чёрта ты делаешь, мужик? Должно быть, Джейк вертится в своей могиле.
– Заткнись насчёт Джейка, – раздражённо сказал Кэмерон.
– Я просто говорю, – пробормотал Гордо.
Вот вам и милость Кэмерона. Я стоял на месте, сжимая кулаки так крепко, что руки болели.
– Ладно, во-первых – не говорите за Джейка. А во-вторых, насколько я помню, вы мной не владеете.
Нос Кэмерона сморщился, будто он почуял что-то плохое.
– Мы никогда не говорили, что владеем тобой, подстилка. Но разве ты этого хочешь? Чтобы тебя называли любовничком педика? Или самим педиком? Тебе нужно взять себя в руки, Брайан.
– Да, – Гордо решительно закивал. – Твоя репутация смывается в унитаз, и из-за этого мы все выглядим плохо. Ты наш чёртов квотербэк. Или был им, во всяком случае.
Внутри меня кружилась тьма. Отчасти мне хотелось дать Кэмерону в морду за то, как он говорил о Лэндоне. Но я по-прежнему был слаб из-за операции и знал, что это последнее, что мне следует делать. Я не хотел ввязаться в драку и оказаться снова в больнице.
«Трус».
Я скрестил руки на груди и уставился на Кэмерона.
– Лэндон спас мне жизнь. Он единственная причина, по которой я не истёк кровью на полу столовой. Так что да, он мой друг.
– Значит, теперь ты должен целовать зад Лэндону? – фыркнул Кэмерон. – Кому какая разница, что он сделал? Скажи «спасибо, педик» и иди дальше.
– Да, – сказал Гордо, его лицо покраснело. – Ты либо дружишь с ним, либо дружишь с нами. Выбирай сторону, Брайан.
Я сорвался.
– Хорошо, как насчёт этого? Я тусовался с вами, ребята, потому что это делал Джейк. От всей вашей узколобой гомофобной чепухи мне всегда хотелось воткнуть вилку тебе в лицо. А теперь, когда Джейка нет, я не хочу больше это слушать. Вопросы есть?
Я развернулся и пошёл.
– Иди к чёрту, Брайан! – крикнул Кэмерон дрожащим голосом.
– Да, к чёрту! – сказал Гордо.
Я продолжал идти. Чувствовал тошноту внутри. Это было резко. Мне не нужно было начинать войну с Кэмероном и Гордо, в дополнение ко всему, с чем уже приходилось справляться. Но я открыл свой чёртов рот и высказал своё мнение.
Теперь казалось, что война будет, хочу я этого или нет.
***
После моей перепалки с Кэмероном и Гордо, я ожидал худшего. Но на самом деле произошло вот что: следующие три недели я едва ли их видел. Может быть, они решили оставить меня в память о старых временах. Или в память о Джейке. Но, зная их, они просто не хотели выглядеть придурками перед всеми девчонками.
Потому что, достаточно странно, я был как никогда популярен. Часть этого была вспышкой школьной солидарности. Стало намного меньше задирства и злых сплетен. Люди собирались вместе и были добры друг к другу. А ещё? Думаю, люди просто жалели меня.
Я видел Кэмерона и Гордо несколько раз, издалека, пока они наблюдали за мной с напряжёнными и недовольными лицами. Но они решили объявить мне бойкот и молча насмехаться. Наверное, они выглядели бы не слишком геройски, избивая парня, который чуть не умер.
Плевать. Я бы стерпел.
Ещё кое-что, что я понял за первый месяц возвращения в школу: девушкам нравится мысль чинить парней. Я получал дюжины предложений «посидеть со мной» – в смысле, что это вообще значит? – принести мне еду, носить за меня вещи и «сводить меня куда-нибудь и отвлечь от всего». И я имею в виду не дюжину за месяц. Это была дюжина в день. Джен была болтливой и милой, будто пыталась воспользоваться моим предложением быть друзьями. Она всегда приглашала меня чем-нибудь заняться.
Я ценил эти мысли. Но устаревали попытки найти вежливые способы сказать: «Нет, спасибо». Я чувствовал давление начать встречаться с девушкой, просто чтобы избавиться от таблички «одиночка» на лбу и укротить волну.
Вместо этого я тусовался с Лэндоном и его друзьями и пытался постоянно выглядеть очень занятым. Идя по коридорам, мы с Лэндоном вели разговоры, полные жестикуляций. И если нам особо не о чем было поговорить, мы притворялись, придавая важность школьным домашним заданиям или даже неся бессмысленную чепуху. «Бла-бла. Бла-бла, серьёзно? Не может быть! О да, чёрт возьми. Инфа сотка. Бла-бла-бла».
Казалось, Лэндона это веселило. На самом деле, он придумал мне безопасное слово. Если я видел, как ко мне идёт кто-то, с кем я не хотел говорить, мне нужно было только сказать «входящий», и он заводил разговор, который казался самым важным в истории мира.
У каждой катастрофы есть последствия, и медленно приобретала форму новая норма. Лэндон встречал меня после утренних уроков. Его первые три урока были в тех же коридорах, что и мои, благодаря какому-то случайном подарку вселенной, так что всё получалось. И мы всегда встречались после четвёртого урока, чтобы пойти на трибуны на ланч с Мэдисон и Джозией. Если погода была по-настоящему ужасной, мы ели в машине Лэндона.
Люди приняли нашу дружбу так, будто это было просто очередной точкой на радаре. Всегда говорили: «Привет, Брайан, привет, Лэндон!», будто мы были известным союзом. И если мы не были заняты одним из своих постановочных разговоров, отовсюду приходили объятия. Лэндон улыбался своей крохотной терпеливой улыбкой и отводил взгляд в сторону, либо доставал телефон и оставлял меня волкам, пока я пытался быть милым. Будто, очевидно, они хотели поговорить только со мной. Но затем я понял, что если поднимал тему законов о запрете оружия, тему политики или голосования, Лэндон включался, как фонарик, и начинал доминировать в разговоре со своей крайне серьёзной манерой.
Это было отчасти мило. И определённо на руку.
После школы мы всегда ненадолго ехали к нему домой. Иногда Джозия тоже присоединялся. Мы играли в видеоигры, занимаясь уроками меньше, чем следовало, и просто тусовались и общались. Лэндон много времени проводил в интернете, изучая законы или переписываясь с активистами из других школ. А я развивал собственную одержимость стрельбой, только моя принимала совсем другую форму. В своём блокноте я составил список имён. Разговаривая с людьми, я всегда в первую очередь спрашивал: «Где вы были, когда всё произошло?» А затем записывал это.
И наблюдал. Наблюдал.
На выходные, на которые выпал Хэллоуин, мы вчетвером устроили киномарафон в доме Джозии и посмотрели все части «Чужого». Так что в пятницу и субботу я ночевал у Лэндона и вернулся домой только после ужина в воскресенье.
На меня могли бы больше надавить о том, что я так долго не был дома, если бы не моя мама. Я слышал, как папа однажды вечером ворчал об этом на кухне. А мама сказала, что я потерял своего лучшего друга, и что сблизился с Лэндоном потому, что он помог мне, и он из хорошей семьи, так что им следовало просто отпустить меня, так как казалось, что это мне помогает.
Всегда приятно, когда твои предки считают, что знают тебя вдоль и поперёк. Она понятия не имела насчёт меня и Лэндона. Но плевать.
Что касается отца, он наконец принял то, что я не буду в этом году играть в футбол или в баскетбол. Баскетбольный сезон начинался в начале ноября, и доктор с моей мамой оба согласились, что это слишком рано. Так что он сосредоточился на своих одержимостях, на тайных сговорах, теневых правительственных группировках, на тусовках со своим помешанным на конспирациях и оружии другом Буллом, и так далее. Чем меньше времени я проводил в окружении этого, тем лучше.
Что касается кусочков меня самого, разбросанных внутри, с острыми краями, клыками и кнопками паники… что ж. Находиться в школе стало чуточку легче. Я по-прежнему чувствовал боль после еды, но она была не такой убийственной, как раньше. Кошмары тоже стали менее ужасными, особенно по ночам, когда я оставался у Лэндона.
И, чёрт. Я выносил невыносимое.
Часть третья
Луч надежды
Лев
«Лев» – Брайан Маршал
Ты улыбаешься мне,
И я могу свернуть горы,
Нырнуть на дно моря,
Просто чтобы достать тебе жемчужину.
Я держу своё восхищение в кармане пальто,
Похороненным глубоко с остальными секретами,
С вещами, которые я боюсь сказать,
И с теми, которые чувствовать слишком опасно.
Мой друг.
Ты едва ли старше меня, но у тебя
Сердце льва.
Щедрость, доброта, мудрость, скромность, огонь.
Возвышенность древнего дуба.
Но я не высказываю тебе эту похвалу.
Эти слова в коробке с моими секретами.
Если я скажу их, то раскроюсь слишком сильно,
И звёзды слишком далеко,
Чтобы их волновали мои комплименты.
Ты улыбаешься мне,
И я думаю: «Ого. Я мог бы любить тебя».
Но эти слова и этот клочок ужасающей радости
Тоже заперты.
Поверни ключ.
Шшш.
Как я могу дать тебе эти слова, когда мой собственный огонь едва горит?
У меня сердце не льва.
И я боюсь всего.
Особенно правды.
Может быть, наступит день, когда я смогу сказать тебе:
Это испуганное сердце – твоё.
Глава 14
Брайан
Ноябрь
– Хорошо, в 31-ом номере Джозия, Саймон и Трей. Мэдисон, Шондра и Беттс в номере 29. И в номере 32 Лэндон и Брайан.
– Спасибо, мам, – Лэндон взял у неё из рук пластиковую карту-ключ от номера отеля.
– Не забудьте! Собираемся ровно в семь в холле, на завтрак! – крикнула она.
Лэндон протянул кулак Джозие.
– Хороших снов, сударь.
Джозия стукнул по его кулаку своим.
– До завтра, сучка.
Он посмотрел на меня через плечо обиженным взглядом, пока заходил в отель. Наверное, он хотел быть в номере с Лэндоном. Но это был не мой выбор, и я не собирался предлагать поменяться.
Лэндон закинул свою спортивную сумку на плечо и кивнул мне.
– Идём, сосед.
***
Это была суббота перед Днём благодарения, и мы компанией проехали семь часов до Чаттануги, штат Теннесси, где встречались с компанией из Паркленда. Лэндон вибрировал от восторга. Он много с ними переписывался и даже общался по Скайпу. Я тоже был взволнован, но больше за него, чем за себя.
Лэндон открыл дверь номера, толкая вперёд. Мы бросили сумки на пол, затем я запер дверь и добавил цепочку, для усиления мер. Я проверил единственное окно, но тяжёлые блокирующие занавески уже были закрыты.
Я немного расслабился. Затем повернулся и увидел, что Лэндон замер, глядя на кровать.
Его щёки покраснели.
– Эм… Я думал, она возьмёт нам номер с двумя кроватями. Я ей позвоню, – он достал свой мобильник.
– Нет, не надо. Ей хватает, кого пасти в этой поездке. Мы справимся.
– Уверен?
Я пожал плечами.
– Чувак. Ты уже заразился моими вшами, так что расслабься.
Лэндон рассмеялся.
– Это правда. Полагаю, я не против, если ты не против.
Я ночевал дома у Лэндона полдюжины раз. Но у него была раскладушка, которая доставалась из-под его кровати, и я спал на ней. Или ложился в гостевой комнате. Мы никогда не спали на одном матрасе.
Глядя на кровать, я почувствовал в животе трепет. Чёрт. Это могло стать неловко.
Но ещё и потенциально интересно?
Я захватил пару вещей из своей сумки и пошёл в ванную, чтобы почистить зубы и переодеться в пижамные штаны и майку, которые взял с собой. Когда я вернулся, Лэндон сидел на кровати, скинув обувь, прислонившись к изголовью. Он достал свой ноутбук и что-то печатал. Закончив своё дело – вероятно, написание сообщения – он посмотрел на меня.
– Сейчас всего десять. Хочешь что-нибудь посмотреть?
Я скрестил руки на груди.
– На самом деле… мы можем секунду поговорить?
Он выглядел удивлённым.
– Конечно, – он закрыл нотбук и положил его на пол. – В чём дело?
Было странно стоять посреди комнаты, пока он сидит на кровати. Так что я подошёл к пустой сторону и растянулся, прислоняясь спиной к изголовью.
– Если будешь писать об этих выходных, или если будут фотографии, можешь исключить из них меня?
Лэндон повернулся лицом ко мне, так что я тоже повернулся лицом к нему. С виду казалось, что он задумался.
– Да. Конечно, мы можем это сделать. Это из-за твоего отца?
Я кивнул.
– Я ему соврал.
Лэндон просто смотрел на меня, ожидая.
– Я сказал родителям, что на этой неделе будет сеанс поддержки для выживших в массовой стрельбе, вроде бесплатной терапии? Отец спросил, будут ли здесь те ученики из Паркленда. И я сказал нет, что это не касается законов об обороте оружия или протестов.
Конечно, эти выходные касались именно этого. Самые известные ученики Паркленда прославились своей борьбой за адекватные законы об обороте оружия. Лэндону они нравились. Для него они были единомышленниками, примерами для подражания, движением, к которому он хотел присоединиться. Но мой отец и его приятели? Они считали, что эти люди либо кризисные актёры, либо скулящие неженки, которым следует заткнуться к чёртовой матери. Мой отец испытывал к ним такую страстную неприязнь, которую обычно вызывала у него Хиллари Клинтон.
– Я не хотел врать. Но он никогда не разрешил бы мне приехать, если бы я сказал ему правду. Он и так еле разрешил мне ехать. Сразу сказал «нет», но мама его уговорила. Думаю, ключевыми были слова «бесплатная терапия».
Я не сказал Лэндону, что этот спор меня так расстроил, что мой желудок задёргался, и в итоге я час сидел на полу ванной с ужасными спазмами. От этого, в свою очередь, задёргалась мама, достаточно, чтобы надавить на моего отца, чтобы тот меня отпустил.
Лэндон нахмурился. Мгновение он молчал. Он подвинулся, немного приближаясь ко мне.
– Мне жаль, что у тебя такой отец. Он действительно против каких-либо реформ в плане оружия? Даже после того, как тебя ранили? – он говорил так, будто просто не понимал этого.
– Ага. Что показывает, насколько я ему важен, – это прозвучало озлобленно. Чёрт возьми. Я не хотел весь вечер ныть о своём отце.
– Многие люди с такой точкой зрения травят меня в Твиттере. С кем-то подобным просто невозможно спорить. Но я уверен, что он тебя любит. Он твой отец.
Я откинул голову на изголовье кровати и посмотрел в потолок. Я мало рассказывал Лэндону о своём отце. Только то, что он за движение «Сделаем Америку снова великой». Но может быть, сейчас был мой шанс сказать то, что я хотел сказать, чему пытался придумать разъяснение последние несколько недель.
Я бросил взгляд в сторону двери. Она была закрыта на цепочку. Занавески были закрыты. Но моя тревога не исчезала. Нет. На этот раз она не имела ничего общего с тем, кто мог шнырять на улице.
Я чувствовал жар, будто мог внезапно вспыхнуть.
Я хотел рассказать Лэндону. Я действительно хотел рассказать ему. Но в то же время, это чертовски меня пугало. Что, если он подумает, что я ему вру? Или если он просто подумать, что я жалкий?
Я сглотнул горячий ком в горле.
– Дело не только в оружии. Во мне есть несколько вещей, которые отец возненавидел бы. Если бы узнал. Перед стрельбой… – я колебался, затем надавил, глядя в трещины на потолке, будто там была написана шпаргалка. – Я просто пытался держать рот на замке и, эм, притворяться тем, кем меня ожидали видеть. Я думал, что придётся продержаться хотя бы старшую школу. Затем, может быть, когда-нибудь в колледже, или когда я пойду работать, я смогу… быть собой. Только я чуть не упустил этот шанс, – я жевал губу, затем натянуто хохотнул. – Довольно трусливо, верно?
Мгновение тишины растянулось. Я наконец посмотрел на Лэндона. Он смотрел на меня напряжённо, на его лице смешалось сочувствие и отчасти осознание, которое я вряд ли мог вынести. Я перевёл взгляд обратно в потолок. Моё сердце колотилось так сильно, что у меня создавалось ощущение, что от этого может трястись кровать.
– В тот день в столовой… – начал он, колеблясь. – Ты попросил меня тебя поцеловать, – его голос звучал натянуто.
– Я гей, – сказал я. Мой голос был похож на шёпот, будто часть моего мозга сдерживала слова. Я попытался снова, более решительно. – Я гей. Это первый раз, когда я сказал это вслух. Ты первый человек, которому я рассказал.
Я нервно рассмеялся, пытаясь звучать так, будто это не столь важно.
Затем я осмелился посмотреть на лицо Лэндона. Он не смеялся.
***
Лэндон
Я смотрел на Брайана с открытым ртом.
Я должен был знать. И, наверное, знал бы, если бы последний месяц не убеждал себя так сильно, что Брайан хочет от меня только дружбы, что он никогда не будет заинтересован мной в таком плане. Было нелегко постоянно находиться рядом с ним и игнорировать то, какой он красивый, чувствовать его уязвимость и то, как он с трудом подавляет свой страх, и не испытывать желания обнять его и успокоить. Или, если честно, сделать намного больше этого.
Но я запихнул всё это в коробку и отставил в дальний угол своего сознания. И восхитительно в этом преуспел.
А теперь Брайан говорил мне, что он гей?
Что я должен был делать с этим?
«Быть другом, идиот. Вот, что тебе с этим делать».
– Ого, – произнёс я. – Ого. В смысле… ого.
Отличное сохранение достоинства под давлением. Это про меня.
Брайан моргнул, глядя на меня, и скрестил руки на груди, будто смутился.
– Я отчасти понял это, когда мне было двенадцать. Но я не понимал, насколько попал, пока отец не начал критиковать «вопрос гомосексуальности» после одного из своих радио-шоу. Я понятия не имею, что он сделает, если узнает.
– О боже, Брайан.
Теперь его накрыло, слова лились из этого обычно тихого парня.
– И дело даже не только в моём отце. Я был в футбольной команде, бейсбольной, баскетбольной… Думаю, некоторые мои товарищи по команде нормально бы к этому отнеслись. Но – посмотрите-ка! – я дружу с самыми большими лицемерами в школе!
– Брайан…
– Даже не спрашивай меня, как это произошло. Джейк был отличным парнем, но я боялся ему рассказать. Я понятия не имею, как бы он отреагировал. А из-за тусовок с Кэмероном и Гордо стало хуже. Я чувствовал себя как в ловушке, потому что не хотел раскачивать лодку, не хотел переставать заниматься спортом. Это единственное, по поводу чего мы с отцом ещё согласны. Он так гордится, когда я играю. И, наверное, я думал, что если вызову у него достаточно гордости этим…
– Брайан, – я накрыл ладонью его руку. – Ты не обязан ничего мне разъяснять.
Он наконец посмотрел на меня, с тревогой на лице.
– Я полностью замкнулся. Ты открылся, когда, в десятом классе? Я всегда восхищался тобой за это. Я был в девятом, когда ты открылся, и я был просто… в восторге от твоих стальных яиц, приятель.
Я сел прямее, чувствуя вспышку злости от того, как он принижал себя.
– Это не одно и то же. Моя семья меня совершенно поддерживает. Маме и папе всё равно. И в школе мне особо нечего терять, потому что я не был звёздным квотербэком.
Он явно сомневался.
– Но ты такой уверенный. Ты просто такой, какой есть, и тебя ничего не может тронуть.
Это было так мило.
– Спасибо. Я стараюсь. Но всем нужно своё время и свои причины. Ты знаешь, сколько гомосексуальных детей оказываются бездомными? Много. Не рассказывать своему отцу… Это не трусливость, Брайан, это реализм. У тебя впереди вся жизнь, чтобы открыться. Чёрт возьми, подожди, пока не поступишь в колледж! Подожди, пока не будешь в безопасности. Любой, кто говорит другое, не знает, что несёт.
Его лицо расслабилось, будто он принял то, что я ему говорил. Но его взгляд по-прежнему был встревоженным. Он судорожно вздохнул.
– Может быть. Но… я мог умереть вот так. Не зная, каково быть с кем-то, с кем я действительно хотел быть. Врать насчёт всего. Я не хотел так умереть, Лэндон.
– Я знаю, – прошептал я, чувствуя, как меня пробирает до самых костей.
Я не мог устоять и потянулся к нему. Я положил руку ему на шею и прижался к его лбу своим. С чем ещё Брайан должен был справляться? Не честно, что он должен был участвовать и в этой битве тоже.
– Ну, ты только что открылся мне, – сказал я, закрывая глаза. – Так что ты больше не в шкафу. Поздравляю.
Я начал отстраняться, но как раз тогда рука Брайана поднялась по моей к моей шее. Я замер. Меня окатило волной тепла, с ног до головы, пробуждая моё тело, несмотря на семичасовую поездку в машине. Мой пульс начал ускоряться, и член напрягся.
«Прекрати. Прекрати сейчас же. Это дружеское объятие, ничего больше».
Даже если Брайан был геем, это не значило, что я нравлюсь ему в таком плане. Только теперь я чувствовал себя чертовски неловко, отчасти опираясь на него, отчасти отстраняясь. В итоге я сел, но оставил руку на его шее. А его рука оказалась на моём плече, будто он не был уверен, должен ли убрать её.
Мы смотрели друг на друга. У меня пересохло во рту.
– Значит… – произнёс я напряжённым голосом. – Полагаю, когда ты попросил меня поцеловать тебя в тот день, я отчасти всё профукал. Должно быть, ты разочарован.
– Я не был разочарован, – быстро сказал Брайан. – Это много значило, – он явно нервничал. Его взгляд опустился на мои губы. – Но если ты говоришь, что хочешь повторить…
Он говорил, задыхаясь. Я заметил, как поднимается и опускается его грудь, будто он вернулся с пробежки. Он увлёкся этим. И, боже, мне очень давно хотелось его поцеловать. Я не собирался упускать шанс.
