Текст книги "От легенды до легенды (сборник)"
Автор книги: Элеонора Раткевич
Соавторы: Вера Камша,Анастасия Парфенова,Ольга Голотвина,Владимир Свержин,Сергей Раткевич,Кайл Иторр,Эльберд Гаглоев,Вячеслав Шторм,Юлиана Лебединская,Татьяна Андрущенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 60 страниц)
Лагерь разбили на старом месте, но, когда это было сделано, занятый своими мыслями Дюфур не заметил: журналист бился над загадкой Тубана, и отнюдь не из желания обойти капитана. Извергов нужно было найти и перестрелять как бешеных собак, второе не представляло труда, первое казалось почти невыполнимым. Следов за пределами «столицы» не осталось, а старейшина, несмотря на хасутские методы, молчал, то есть твердил в перерывах между воплями, что аргаты есть, будто в этом кто-то сомневался, и умолял от них избавить. Через полчаса он потерял сознание, и Монье остановил допрос.
Сперва притихший, а потом разбушевавшийся миссионер налетел на Пайе, требуя предать тела земле. Капитан выслушал и внезапно согласился. Лошади отдыхали, люди угрюмо, но безропотно стаскивали трупы в ямы, из которых гаррахи брали глину. Когда все было кончено, за дело взялся «мракобес», и доктор не сказал по этому поводу ни единого слова.
Бормочущий монах в коричневой рясе, подпевающие ему кокатрисы и кружащие над ними всеми стервятники казались бредовой фантазией; Поль не выдержал и, проявив малодушие, убрался в лагерь, где продолжил ломать голову. Если конвой перебили аргаты, как добыча оказалась в тайнике? Аргаты сговорились со жрецом, а тот присвоил добычу? Но для чего в таком случае истреблять всю деревню, причем в иной манере, чем легионеров? Хорошо, пускай ограбление и резня напрямую не связаны: конвой ограбили гаррахи, приплетя мертвого аргата для отвода глаз, а «столицу» вырезали заделавшиеся всадниками аксумиты или сорвавшие с лошадей подковы хасуты, только зачем?! Золото? Про него, похоже, никто, кроме хозяина тайника, не знал…
– Сатанинские происки! – Святой отец честно исполнил свой долг, но теперь его трясло. – В диких землях дьявол силен, как в древности, до того как…
– Ахинея! – Доктору тоже было не по себе, но, ярый сторонник просвещения, он не желал обнаруживать свое состояние в присутствии мракобеса. – Что за манера всюду совать если не бога, то сатану? Приберегите ваш бред для туземцев, они…
Вспыхнул спор, пустой, как прения в Национальном Собрании. Дюфур отошел и вытащил блокнот. Он предпочитал записывать впечатления по горячим следам, а впечатлений, мягко говоря, хватало. В сумерках явился капитан, и почти сразу же вернулись обшаривавшие окрестности разъезды – им не удалось найти даже конских яблок.
Ночью со злости хватившему одеви журналисту снились убитые. Они уходили в страну мертвых по новому мосту инженера Вебера – сотен шесть гаррахов, семеро аксумитов, один – все-таки один! – хабашит в своих сандалиях, козы, псы, куры…
Во главе процессии опирался на «слоновий» посох безголовый царек, следом плечом к плечу, будто гренадеры на параде, маршировали охотник, хабашит и охранники «Пале-Рояля» с антикварными ружьями. Девочка несла гепардика, тот вырывался и рычал на поджарых деревенских псов. Мели золу шаммы аксумитов, старухи-горгульи с хохотом тянули плетенку, на которой важно сидел одноногий…
– Эгей, мсье!
– Какого дьявола?
– Капитан велели! Сенсация, говорят, а газетчик наш дрыхнет…
Поль продрал глаза и сел. Светало, было зябко, вдали кто-то надсадно вопил. Птица?
– Лодка приплыла, – торопливо объяснил кокатрис, – а в ней рыбак. Раненый… Может, хоть с ним повезет?
Выживший свидетель! Свидетели находятся всегда – комиссар Бонне знал, что говорит. Теперь появится хоть какая-то ясность… и материал для очерка.
– Капитан ждать не будут.
– Ясное дело!
Натягивая второй сапог, Дюфур понял, что про девочку с гепардом не напишет ни строчки, хоть это и пришлось бы по вкусу публике, черт бы ее побрал. Будут шелестеть страницами по кофейням, ахать, не верить, с умным видом объяснять «феномен». Морды самодовольные, хватит с них обезглавленного царька, тем паче посох, если верить капитану, и впрямь допотопный. Из этого посоха и жреца можно сделать конфетку…
* * *
Рыбак – старый, беззубый, в чисто символической набедренной повязке – трясся от страха и потери крови. Молчать он не собирался, напротив, но после первых же слов Кайфах выпучил глаза и обернулся к Анри. Капитан, в свою очередь, подался вперед:
– Что? Я правильно понимаю?
– Да, господин.
Раненый оказался не здешним, а из «Мусорной кучи». Деревушку постигла та же судьба, что и «столицу», только не вчера, а днем раньше. Дрожа и плача, старик вспоминал, как со своими сыновьями и сыновьями младшего брата отправился на рыбалку. Им повезло – наловили много, полные лодки. Поплыли домой. По тихой воде гребли себе и гребли, хорошо все было, пока не увидели над деревней столб дыма. Рыбаки заторопились, и тут загорелось сразу в нескольких местах. Сыновья и племянники так спешили добраться до своих домов, что на мелководье опрокинули лодку и побежали к деревне по воде, а он, старый, замешкался, да и улова жаль было. Пока возился, от деревни, как злые духи, всадники налетели. Лошади белые, шаммы красные, и сабли блестят… Страшно!
Самый младший из сыновей как закричит: «Тубан!» Про аргата все знают: добра от него не жди, а толку от немощного никакого… Он лодку развернул – и от берега; греб и слышал, как кричат, умирая, сыновья. Убийцы и за ним погнаться пытались, коней в воду направили, но он далеко уже отплыл. Дротик вот метнули… Никогда не думал, что можно так далеко, но ведь не зря говорят – у Тубана каждый силен как буйвол и ловок как обезьяна, вот и попали…
Потом назад смотрел – горело все. Целый день прождал в лодке посреди озера. Ночью вернулся. Думал, кто-то остался, только никого живого не нашел. Идти берегом страшно: всех убивали, и его захотят убить, чтобы уже до конца. Забился в тростники, сидел там, потом набрался духу и поплыл к соседям, а там…
Рыбак еще что-то лопотал, отбиваясь от доктора, а перед глазами Анри стояла карта. «Мусорную кучу» – самую северную, сожгли первой, на следующий день добрались до «столицы», выходит… на очереди Сен-Бабуин?!
– Мы разминулись с бандой прошлым утром. – Капитан отвернулся от уже не нужного свидетеля. – Но мы шли кратчайшим путем. Дозоры, хоть и были усилены, ничего не заметили, значит, аргаты сделали немалый крюк, а это – время! Мы можем успеть.
– Должны успеть! – заявил Монье, которого никто не спрашивал и даже не собирался. Анри, во всяком случае, точно.
– Повозки оставляем, рыбака тоже, но старосту – в седло. – Капитан давно так никого не ненавидел, как гаррахского хитреца, но не биться же в конвульсиях при подчиненных. – Слышишь, умник? Если вдруг знаешь, как еще сократить дорогу, есть смысл нам сказать. Теперь на кону уже твоя деревня.
* * *
Шли почти весь день и всю ночь, чередуя кентер и рысь, чтобы лошади хоть немного перевели дух. Больше Дюфур в «коротких» хасутах не сомневался – обычная кавалерийская лошадь подобного марша просто не выдержит, так не все ли равно, на сколько корпусов чистокровная верховая опередит того же Набукко на скачках? Ипподромы далеко и от озера Иоланты, и от превратившейся в гонку за смертью жизни.
С рассветом к журналисту пришла твердая уверенность, что сегодня они наконец настигнут «Тубана» и разберутся – кто, что и зачем. Главное – вцепиться в горло и не отпускать. Бесполезные метания чуть ли не по всему нагорью осточертели и кокатрисам, и столичному щелкоперу, да и невозможно забрать найденные деньги и оставить в покое убийц.
Высыхала роса, испуганно вскидывая изящные головы, разбегались газели. Возле россыпи красноватых камней Поль узнал дорогу. Сам, без подсказок. Скоро будет «львиное» дерево, а за ним – невысокая гряда, с которой можно разглядеть рощу и деревню за ней.
Для очистки совести журналист проверил выданные ему карабин и револьвер, не такой, конечно, штучный, как у капитана, обычный армейский «ле галль». Изрядно потертый, много повидавший, накладки на рукояти все в щербинах… Будем надеяться, не подведет, но в следующий раз с чужим оружием он не сунется ни в саванну, ни в джунгли, ни в эту, как ее, сельву.
– Вы, мсье, не сомневайтесь, – успокоил так и державшийся рядом с репортером Тома. – Хорошо бьет, без осечек.
– А кто сказал, что я сомневаюсь?
…Они еще не перевалили гряду, когда небо испачкали первые клубы дыма. Позади отчаянно завопил ехавший на одной лошади с Кайфахом старейшина, и понеслось.
Легионеры стремительно меняли походный порядок на боевой. Молча, но все равно было ясно, насколько все ждут схватки. Поль читал на загорелых физиономиях не только облегчение, но и настороженность: люди бывалые, они отлично представляли, с кем связываются. Само собой, представлял это и капитан:
– Два десятка вправо, к зарослям. Перекроете путь на равнину.
Поль торопливо повернул рыжего вслед за лейтенантским конем, но Пайе, кажется, замечал все.
– Дюфур, назад! Не сметь самовольничать.
Пришлось подчиниться, спасибо, при старейшине не оставили.
– Вперед, и да здравствует Легион!
Галопом они взлетели на гребень. Когда, сменив аллюр, пошли вниз, Поль схватился за бинокль, разглядывая охваченную суетой деревню. Издали и с высоты зрелище не казалось ни страшным, ни хотя бы настоящим. То ли игра в солдатики, то ли бульон с клецками.
– Ага, заметили!
– Оно и к лучшему!
Белые лошади, красные плащи… Разбойники не были трусами и решились на открытый бой. Навстречу легионерам выкатилась целая орава, но открытая схватка с великими рубаками в планы Пайе де Мариньи явно не входила. Зачем, спрашивается, цивилизованным людям даны карабины?
– Отлично. Отсюда и перестреляем, никуда не денутся.
Это понимал даже Дюфур – сейчас разбойники минуют рощу, от которой до легионеров еще скакать и скакать. Под огнем. И не скроешься – других укрытий здесь нет. Разве что одумаются и повернут. Нет, домчались до деревьев и пропали в блеклой зелени.
Легионеры ждали, и Поль ждал вместе с ними. Стучало, отсчитывая мгновения до первого выстрела, сердце. Журналист сжимал карабин, прикидывая, насколько предстоящее труднее охоты на фазанов. Если труднее.
Сердце стучало, мгновения бежали, а бандиты так и застряли в роще.
– Поторопим их. Огонь!
Залп, затем другой… Из зарослей вылетает нечто мелкое с тонкими рогами и, вытянув шейку, огромными прыжками уносится в саванну. Аргаты не показываются и не стреляют. В деревне тоже стихло, к ней медленно, шагом, приближаются два кокатрисских десятка, сверху их видно просто отлично. Где же разбойники?
Еще залп по роще, и еще – патронов много, чего жалеть? Поль тоже стреляет, потом берется за бинокль. Словно в глаза вспархивает птица с огромным красным носом. Все… Нет! От деревни в обход рощи скачут двое в мундирах. Никто не вылетает им наперехват, не гремят из зарослей и выстрелы.
Мрачный капрал соскакивает с коня, отдает честь, докладывает:
– Да чтоб я здесь сдох, господин капитан, только эти черти пропали… Напрочь.
Разъяренные, растерянные, они вновь и вновь прочесывали окрестности, пытаясь найти следы. Находили. Вот они, на глине у ручья, есть… Отличные отпечатки. А через сотню шагов снова полоса сырой голой земли, и там – ничего!
В саму деревню капитан на этот раз не полез, зачем? Отправил разведчиков, те подтвердили, что живых нет. Похоже, последних добивали, когда легионеры готовились к стрельбе. Аргаты не собирались лезть под пули, они резали гаррахов и скотину. Сумасшедшие? Сотня сумасшедших в красном, чьи лошади не оставляют навоза и чьи сабли рубят головы с одного удара?
– Я не брежу? – Подъехавший репортер выглядел сбившейся со следа легавой. – Трупы есть, пожары есть, банды нету.
– Именно, – устало подтвердил Анри. – Про хасутов и алеманов можно забыть, они летать не обучены. Хорошо хоть поблизости не осталось никаких селений. Вы, я видел, заезжали в деревню.
– Да. – Репортер был краток. – Мог бы и не заезжать: то же, что в «столице». Если вам потребуется свидетель, я к вашим услугам. Что теперь?
– Резать на куски старейшину.
Резать никого не потребовалось. Минутой позже подбежал утративший всегдашнюю невозмутимость Кайфах. Пленник звал капитана, ему стало совсем худо, и он хотел говорить.
– Сердце, – с оскорбленным видом объявил Монье. – Медицина бессильна, и черт с ним!
– Раз бессильна, свободны. Дюфур, блокнот при вас? Записывайте. По возможности дословно. Кайфах!
Хасут переводил быстро и четко, это Анри не верил собственным ушам. Никаких аргатов нет и не было. Они их придумали, местные старейшины то есть. Из-за Тубана, помнят его. Подробно придумали – и про лошадей, и про шаммы красные, и про небывалую хитрость и удачу. Слухи целую зиму распускали, слух, он ведь такой: выпустишь вранье, а вернется правда. Люди приходили, спрашивали: мол, слышали про Тубана, верить ли? Не знаем, важно отвечали старейшины, но говорят… Новость катилась дальше, обрастая подробностями, к концу зимы про банду говорили уже в трех деревнях…
– А кто же тогда вот сегодня, здесь, убивал и жег? И кто ограбил обоз с казной там, за Рекой?
Дело оказалось еще и грязным до безобразия. Свои же и ограбили. Легионеры. Шестеро, как сказал старейшина, «жадных и не чтящих законов». Через переводчика с плантации, родича жреца, сговорились: гаррахи распускают слухи про аргатов, чтобы было на кого свалить, помогают дезертирам добраться до Хабаша и получают за это много всего полезного. Оружие получают, деньги, снадобье от лихорадки…
Старейшины все подготовили честно, но речь сперва шла о краже, вот и слухи распустили об угнанных козах, о хитрости, о тайных дорогах на юг. Когда же беглецы с добычей перешли Реку, все оказалось гораздо хуже. Убили они. Своих убили, а Легион за своих спрашивает жестоко, это саванна помнит. Убийцы пили то, что привезли с собой, и хвастались, нельзя было им верить, никак нельзя. Распустят языки в Хабаше, дойдет до Легиона. Беглецам-то что, они в безопасности будут, а вот мы, бедные гаррахи?
– И что вы?
– Как что – убили всех шестерых, унесли поближе к реке, там оставили… Решили – ваши найдут, как добрых людей похоронят, они тогда Мост и перейдут. Кто Мост перешел, тот не вернется и вредить не будет… Лошадок, хоть и дороги они, тоже забили – и в озеро, а золото, оружие, вещи ценные спрятали в тайник. Все там, мы ничего не взяли, сами видели.
– Но убивает кто?!
– Духи. Из заброшенного города… Услышали слово, слово дало им силу, они пришли и стали убивать… Духи всегда убивают, это всем известно… Не знаю, почему они не добрались до меня… Должны были, но и так умираю… Может, поэтому?
– Проклятье, куда они делись?!
– Вернулись к себе… В старые камни. Вам их теперь… не найти…
* * *
Старый город проверили. Вернулись по своим следам, перешли перевал Духов и облазили развалины сверху донизу – без толку, только змей и птиц переполошили, а больше никого среди вросших в землю истуканов и обглоданных колонн не обнаружилось. Гаррахи из дальних деревень знали про лихого удачливого вора, но вести об озерной резне до них пока не дошли. Приближались дожди, а таскаться от деревни к деревне с мешками золота было не только глупо, но и опасно. В конце мая кто-то из аксумских торговцев забрел в сгоревшую «столицу», и в саванне заговорили о том, что это дело рук Легиона. Мол, слишком много хабашитов ходило к озеру Иоланты вроде как за бивнями и шкурами, а на деле – чтобы сговориться со старейшинами. Сговорились, но северным людям из-за Реки это не понравилось. Они пришли с огнем, они всегда приходят с огнем…
– Черт знает что! – Пайе впервые казался почти растерянным. – У меня есть свидетели. Мои люди, вы, капуцин, рыбак, наконец, но кто в здравом уме поверит в эскадрон тающих на глазах убийц?
– А надо? – лениво откликнулся Поль. Отряд пробирался низиной вдоль ручья, вившегося среди невысоких, но крутых скал. Пайе еще ничего не объявлял, но он сдался и, хоть и не прекращал поиски, вел их все ближе и ближе к Реке.
– Мне нужно что-то доложить.
– Ну и докладывайте на здоровье. Если вы, само собой, не хотите прихватить денежки и перебежать к колбасникам. Будете паинькой, и актуальный Клермон вернет вам прадедов титул… Да не смотрите вы на меня так, я понимаю, что вы не вор и не изменник, просто новая сплетня не так уж плоха. Судите сами: алеманы подмяли Хабаш и подумывают – пока только подумывают – об Аксуме. Тамошним негусам без нас не отбиться, но и нам колбасники под боком без надобности. Саванна, по сути, ничья, но на картах ее помечают как территорию Республики. Покойный царек за десяток винтовок перебежал бы хоть к хабашитам, хоть к Тубану, с этим-то вы согласны?
– Да!
– Отлично. Не сегодня завтра наши милые соседи попытаются проглотить Аксум. Я как сотрудник «Бинокля» нежно люблю мсье премьера, но он подожмет хвост, который у него, между нами говоря, и так куцый. Мы профукаем сперва Аксум, затем – саванну, ну а потом дойдет до Шеаты с ее плантациями и до настоящей войны, к которой Кабинет, в отличие от Легиона, не готов. А теперь представьте, что алеманы узнают про озерную резню и наш рейд. Они судят о других по себе, и они увидят предупреждение: «Не лезьте на нашу территорию. Мы готовы и, если что, миндальничать не станем».
– То есть вы предлагаете соврать?
– Я ничего не предлагаю, просто всегда представляю версию – любую! – на бумаге. Лично я своих читателей кормить аргатами на бледных конях не возьмусь.
– Но других-то версий нет. И банды нет… Постойте-ка!
Дюфур охотно придержал рыжего. Очередной спуск к воде проходил у подножия скалы, в данный момент служившей местом отдыха стада из трех-четырех десятков павианов, гамадрилов, анубисов, черт знает как эту погань правильно звать. Песочно-серая шерсть почти сливалась с того же цвета камнями, но обезьяны не собирались прятаться. Сначала они заорали, подняв скандально-рыночный гвалт, потом одна, здоровенная, чем-то швырнула в проезжавшего внизу легионера. Лошадь дернулась, солдат выругался, обезьяны пришли в восторг.
Вслед за свежими экскрементами, что было противно, унизительно, но не опасно, вниз полетели камни: сперва мелкие, но потом под ноги лошади младшего из лейтенантов плюхнулся немалый осколок. Лицо Анри стало жестким.
– Помнится, вы хотели посмотреть, на что способна моя игрушка? Пожалуйста!
Почти тридцать шагов, как на глаз определил Поль, но для хорошего стрелка это не проблема. Серая туша покатилась вниз; еще два выстрела, и оба столь же точны. Стадо, бросив бомбардировать кокатрисов, кинулось вверх, но капитан достал еще пару дряней, правда, одна оказалась лишь раненой и с визгом забилась на скальном карнизе. Пришлось потратить шестой выстрел.
– Все. Для револьвера теперь слишком далеко. – Анри принялся перезаряжать свое оружие. – Что скажете?
– Э-э-э… Остается признать, что этот этап я проигрываю с разгромным счетом. И ладно: такая скорость и точность весьма неуместны на дуэлях. Пойдут сплошные покойники, что как-то неприлично… О чем мы говорили?
– О том, что мне докладывать, а вам – писать. Поступайте как хотите, но имейте в виду, что мой полковник узнает все.
* * *
– Черт знает что! – Ле Мюйер поднял глаза на подчиненного. Стояла середина июня, и за окном колыхался серый занавес ливня. – Я вам верю, не могу не верить, но для рапорта такое не годится… В Алможеде не поймут, выше – тем более. Нужно нечто другое, что не задевало бы… честь Легиона и не воняло серой.
– Хорошо, – угрюмо произнес Анри, – пусть будет сговор гаррахов с колбасниками или еще что-нибудь. Только, ради всех святых, пишите сами.
– Мы же с вами цивилизованные люди. – Генерал с мягким укором смотрел на посмуглевшего и постройневшего журналиста. – Ле Мюйер защищает подчиненных, но вы? Неужели вы думаете, что я накажу своих кокатрисов за то, что они обошлись без судебных проволочек?
– Не думаю. – Дюфур глотнул местного вина, при всей своей необычности очень пристойного. – Но я видел этих аргатов собственными глазами. В алых шаммах и на молочно-белых конях. Впрочем, в отличие от ле Мюйера и Пайе я понимаю, что можно предлагать начальству и публике, а что лучше оставить при себе. Ваши подчиненные заслужили панегирик, и они его получат, а читатели получат экзотику, намек на алеманские происки и уверенность как в том, что Легион порвет в клочья всех, кто встанет на его пути, так и в необходимости продвижения в Аксум. Кстати, мне понадобится ваша фотография.
– Разумеется, вы ее получите. – Мягкий укор сменился горделивым блеском, подбородок непроизвольно вздернулся – отважный и верный сын Республики уже видел себя на страницах «Бинокля». – Я несказанно рад нашему сотрудничеству.
– Я тоже, – заверил Поль.
– Кстати, мой друг, – генерал слегка понизил голос, – я обдумал наш прошлый разговор и согласен, что «Письма из Алможеда» должны быть продолжены. Конечно, я не Дирлен…
– Вы и не можете им быть, – утешил понявший, к чему идет, репортер, – наше время требует иных людей и иного подхода.
– Да-да… Но, решившись в некотором смысле взяться за перо, я нуждаюсь в совете. Как вы думаете, с чего лучше начать?
– Начните с него, – репортер указал на картинку с рассевшимся на карте кокатрисом, – вернее, с его прадедушки. Если не ошибаюсь, в 1798-м «Нью Тайм» опубликовала карикатуру, где нашего любимого петуха изобразили изрядно ощипанным, с вырванным хвостом, но в знаменитом берете первого консула. Консулу это так понравилось, что он заказал копию, только ободранный петух на ней превратился в пусть небольшого, но смертоносного монстра. Вышло столь удачно, что капрал так с кокатрисом и не расстался; их разлучила только смерть. Когда же Вторая Республика восстановила в правах петуха, изгнанный с герба кокатрис задержался в Экспедиционном легионе, склоняя зарящихся на наш кофе альбионцев и алеманов к скромности.
– Я бы не хотел лишний раз вспоминать басконца, – забеспокоился генерал. – Понимаете…
Дюфур понимал прекрасно, просто ему захотелось проверить.
– В таком случае начните со своего приезда, с того, как вам, еще молодому полковнику, чудились за глухими стенами сказочные сады и смуглые красавицы в невесомых шелках. Это вне политики, и это понравится, как и завуалированные намеки на знатность. Сейчас голубая кровь в моде, а Конвент, уничтожив дворянские книги и королевский архив, дал каждому гражданину право на прадеда-герцога.
– А вы шутник. – Командующий откинулся на спинку стула и расстегнул верхнюю пуговицу. – Впрочем, мой дед и впрямь был графом, а ваш?
– Я внук имперского капрала и правнук бондаря, – сказал истинную правду Дюфур и откланялся. Его ждали визит к губернатору, прогулка по кофейным плантациям, Долина Царей, и, черт возьми, он так пока и не добрался до границ Хабаша!
