Текст книги "От легенды до легенды (сборник)"

Автор книги: Элеонора Раткевич

ОТ ЛЕГЕНДЫ ДО ЛЕГЕНДЫ
АНТОЛОГИЯ

 
Сквозь гранитные плиты развалин
Слишком долго растёт трава.
Там, где замки башни вздымали,
Пролетит ночная сова…
 
 
Только – холм. Но, гранитной глыбой
Разрывая земли бока,
Волокли его под лавиной
Злые айсберги ледника.
 
 
Здесь он врос. Проносились мимо
Замки, крепости и форты…
Он же – вниз уходил незримо,
Продавив земные пласты,
 
 
Без следа. Дорогой проторенной,
Под базальтовым грузом лет
В никуда погружалась История,
Обрастая мохом легенд!
 
 
Никого… Стебелёчком тонким
Разбивая и дёрн, и гранит,
Неприметный цветок Камнеломки
Любопытной звездою горит.
 

Алькор (Светлана Никифорова)

Жизнь – легенда – жизнь

Легенда. Дословно «отрывок, подлежащий чтению». Изначально фрагмент жития святого, зачитывавшийся во время церковной службы или монастырской трапезы, позднее «вошедший в традицию устный народный рассказ, в основе которого фантастический образ или представление, воспринимающиеся рассказчиком и слушателем как достоверные». Если отбросить «устный народный» и «вошедший в традицию», мы получим… определение хорошей (!) фантастики. Можно сколько угодно отрицать очевидное, но факт есть факт – множество читателей полагают миры и героев, созданных воображением писателей-фантастов, достоверными. Согласитесь, при таком раскладе очень заманчиво составить сборник легенд, тем более что легенды уже не в литературном смысле данного слова являются неотъемлемой частью жизни. Столь неотъемлемой, что мы этого просто не замечаем.

«Живая легенда», «стать легендой», «непобедимая и легендарная», «согласно легенде», «легенда отечественного футбола», «легенда Голливуда»… – редкий человек не нарвется на подобное сочетание хотя бы раз в пару дней, но и это не все. Если кто-то кое-где у нас порой и тем более если многие сплошь и рядом повторяют нечто, представляющееся им достоверным, они… питают легенду.

Легенды творились и творятся из материалов массового сознания, не обязательно безукоризненных с точки зрения морали или логики, но больше-то – не из чего. В страстных спорах, что годами ведут антидарвинисты с дарвинистами, регулярно раздаются требования предъявить «ту самую обезьяну», родившую первого человека. Или «того самого первого человека», рожденного обезьяной. Если говорить о людях, задача невыполнимая, а если о легендах? Там «та самая обезьяна» наличествует, и, продолжая ряд зооассоциаций, яйцо-первоисточник появилось прежде птицы-легенды. Только отнюдь не факт, что из соловьиного яйца вылупится соловей, а из соколиного – сокол, может и кукушонок. Легенды – это не только трели на заре и «царственный полет», они и каркают во все воронье горло, и мертвечиной не брезгуют, и голову в песок суют или, подобно прижившейся у монумента голубиной стае, посильными средствами изживают культ всяческих личностей, а то и заразу разносят.

Есть легенды белые «о доблести, о подвигах, о славе», их мы обычно легендами и зовем; есть черные, про жутких злодеев и леденящие душу преступления и наказания, а есть и серые – те самые голуби на площади хоть Пушкина, хоть Победы, хоть Дружбы Народов. И поголовье этих голубков растет с угрожающей скоростью.

Раньше с легендами происходил некий естественный отбор: выживали либо самые хорошие, либо самые яркие, поражающие воображение, и в любом случае они цеплялись к незыблемым даже по самым жестоким временам ценностям. Ричард III не убивал племянников, а Борис Годунов – царевича Димитрия, но те, кто, купившись на умело запущенную ложь, несли ее дальше, знали твердо: убивать детей нельзя. И их слушатели так считали, и слушатели слушателей. Никто – никто! – не посмел бы вслух назвать детоубийство «государственным решением». Кому богородица не велела, кому – совесть, кому – хитрость. Теперь называют регулярно.

Почему вопреки фактам и логике проглотили сказку про Сталина, якобы сказавшего «нЭт человека – нЭт проблем», еще понять можно. Черный властелин, ему положено! А вот то, что многие безо всякого стеснения восхищаются подобным «прагматичным» подходом, нечто относительно новенькое. Видимо, отрыжка всеобщей грамотности. Доступ к информации есть, умения и желания распорядиться ею нет, а дальше начинается поиск простых, чтобы не сказать примитивных ответов. Бескомпромиссно белых: не святой, не мученик, не полный бессребреник? Однозначно мерзавец. Бескомпромиссно черных: исправлению не подлежит, подлежит уничтожению. До основанья, а затем… Бескомпромиссно серых: весь мир – помойка, люди – дрянь, святых и героев нет, есть неразоблаченные. И злодеев тоже нет. Есть заурядные, исполненные комплексов людишки, такие, «как все». Любой, только волю дай, плюхнется на трон, отдаст Кэмску волост, потребует отдельный кабинет и продолжение банкета. Любой! И отстаньте с вашими Эйнштейнами, де Голлями, Геварами, Гагариными. Особенно с Гагариным – не летал он никуда, ясно вам?!

Те, кто в стародавние времена верил в людей с песьими головами, вызывают снисходительную усмешку. Те, кто оптом записывает все человечество в «псов смердящих», претендуют на некую сверхистину, а на самом деле тиражируют препротивный, но очень удобный для мояхатаскраюсидения и чтоплохолежитволочения миф. И основа этому мифу – сплетня.

Вспомним Леца: «Когда сплетни стареют, они становятся легендами». Первичный продукт мог быть каким угодно, века существования изымали из него «желтопрессовость»; из смолы и мухи получался уникальный янтарь. Современные СМИ протаскивают в легенды банальные сплетни, не обкатанные и не облагороженные долгой передачей. Правда, и живут они недолго: сойдет со сцены очередной калиф на час, и вслед за ним канут в Лету и недолегенды-сплетни. Неудивительно, что под сиюминутный «социальный заказ» пытаются подогнать проверенное временем. Древние укры и воевода Один уже анекдотом стали, а прихватизаторы от мифологии все волокут в свой гараж якобы рожденных в нем слонов, все выставляют супостатам счет за выпитую в кране воду. Это куда проще, чем взять за жабры очередного деятеля, «осваивающего» бюджет путем многократного закапывания и откапывания водопроводной трубы. И опаснее. Иные легенды способны вырваться из-под контроля не хуже супового дерева дедушки Ау из старого мультика и, став реальностью, сожрать не только тех, кто их подкармливал, но и всех, кто угодит в зону поражения. Фантастика? Увы, история!

И все же при слове «легенда» нормальный человек скорее вспомнит что-то светлое и высокое, пусть и с трагическим концом. Иной раз и не важно, как там было на самом деле, – если легенда дает силы выжить в отчаянной ситуации, если учит любви и ответственности, если заставляет задуматься о жизни и своем месте в ней. С другой стороны, хочется справедливости, хочется докопаться до истины во что бы то ни стало – понять, что за огонь породил дым-легенду. Иногда докапываются, только просеянные через сито проверяемых фактов, разложенные по полочкам здравого смысла и рационализированные реальные события остаются достоянием специалистов, а для миллионов не историков «как оно было» – дело десятое. Но правдивы ли, лживы ли легенды – задуматься они заставляют.

Обидно, когда озаботившаяся оплатить услуги хрониста или сказителя дрянь предстает в виде рыцаря без страха и упрека. Невыносимо, когда имя достойного человека веками поливают грязью, но спорить с укоренившейся легендой неимоверно трудно. Тут нужен или не абы какой талант, или мощь современных информационных технологий. И то не всегда помогает. К счастью, правило это работает и в обратную сторону: победить позитивную, созидающую, справедливую легенду посложней, чем свергнуть неугодного правителя или захватить парочку стран. А случается и так, что непонятно откуда взявшаяся недостоверная деталь характеризует событие или личность лаконичней и… точней, чем правда. Ведь придумал же кто-то, что романс «Гори, гори, моя звезда» сочинил адмирал Колчак.

Бесконечны линии легенд, и в этом они сходны с дорогами. Столь же прихотливы, столь же причудливо пересекаются… И еще: мы часто пытаемся выбрать легенду по себе – как и дорогу. «Направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – женат будешь, прямо пойдешь…» – старинный выбор, и решение не одно из двух, не «орел-решка», так что традиционная дихотомия Добра и Зла не работает. Наверное, к лучшему. А еще бывает, что легенды выбирают нас. Как и дороги. Или кто-то пытается нам навязать легенду об избранности, а кто-то – о великой вине, долге или проклятии, и поди пойми, что легенда-то одна, избранность и есть долг, а проклятие есть избранность. Формула «Товар – Деньги – Товар» известна всем, но правомочна и формула: «Жизнь – Легенда – Жизнь». Вечный круговорот от героев и преступников былых времен до героев и мерзавцев нашего времени и дальше по оси времени в бесконечность, пока существует человечество.

Нынешний сборник вобрал в себя многое, так или иначе связанное с легендами, и начинается он с вариаций на темы, известные в нашем мире всем, ну или почти всем.

Античные боги и герои вдохновляют человечество не первое тысячелетие, разумеется, без них не обошлось и теперь. В который раз перед бедным Парисом («Амбула») встала неразрешимая проблема, то есть встали-то перед ним три богини, но как выбрать из них прекраснейшую? И самое главное, как, держа в руке фрукт раздора, не накликать на свою (и не только свою) голову беду? Задача, на первый взгляд, неразрешима, но есть, есть в мире такие вещи, как фактор неожиданности и авторский произвол! Парис еще счастливчик, он хотя бы в своем мифе и в своей шкуре остался, а вот Тесею («Легенда о Минотавре») не повезло: разжаловали беднягу из защитников-спасителей в… Не будем вдаваться в подробности, но от любимой столь многими истории о подвиге и любви уцелели разве что имена. Не осталось ни путеводной нити, ни самого Лабиринта, ни парусов – черного и белого, зато встала в полный рост проблема непроверенной информации. И еще незаметно подкралась легенда о красавице и чудовище. Возможно, кому-то подобная замена придется по вкусу. По крайней мере она иллюстрирует, хоть и в очень мягкой форме, новые веяния и вытеснение прямолинейных героических мифов… м-м-м… неоднозначными, а если звезды гасят, значит – это кому-нибудь нужно. Знатоки же и ценители древней истории вообще и военной в частности возьмут реванш, раскрыв книгу на «Огнях Медного острова». Конечно, рассказ отлично читается и без специальной подготовки, но при этом теряется добрая половина удовольствия, а филигранная реконструкция оборачивается почти фэнтезийным репортажем о взятии почитавшейся неприступной крепости.

Одно событие, несколько свидетелей. Только сверив их «показания», удастся понять, что же произошло на еще не названном Кипром острове, а заодно вспомнить прописную истину: нельзя недооценивать ни противников, ни соседей, каким бы сильным ни был ты и какими бы безобидными ни казались они.

С героиней истории, замыкающей «античный» раздел («Исповедь Медеи»), на первый взгляд, все ясно: убийца и колдунья, даже из небытия, даже спустя тысячелетия не прекращающая морочить людям головы. И ведь нашелся-таки верный рыцарь! Аж в историки подался – защищать доброе имя то ли давным-давно умершей, то ли никогда не существовавшей женщины со строгим профилем. «Бред! – негодовали ученые мужи. – Медея виновна! Все давным-давно известно и описано, читайте, молодой человек, Еврипида!» Да, известно, да, описано, только вот молодой человек Еврипиду не поверил.

Ну и кому оно надо? – спросит скептик. Не все ли равно нам, нынешним, убила Медея собственных сыновей или нет? Зачем копаться в прошлом, зачем тратить время и деньги, между прочим, немалые, на всякую ерунду? Точка зрения распространенная, одна беда – не отпускает нас прошлое, невдомек ему, постылому, что мы со своими мобильными телефонами и дезодорантами не желаем его знать.

Ну что, скажите, общего у древних монастырей и сил KFOR? У старинных фресок и автоматических винтовок? В нашем, обыденном мире – ничего, но действие «Сказания об ослепленных королях» разворачивается на Балканах, где легенды успешно заменяют не только официальную историю, но даже национальную стратегию. Где сквозь тьму времен смотрят на ныне живущих владыки из сакрального рода Неманичей. Давно уже пресеклась сама династия, а легенда о ней живет. И поныне честно исполнившие свой долг получают от якобы сгинувших королей помощь и награду. И поныне бродит по миру проклятие Неманичей в поисках новых жертв. Так, может, стоит сперва разузнать, о чем легенда, прежде чем бесцеремонно вторгаться в нее с «томагавками» наперевес?

Странная все-таки вещь – круговорот легенд в природе. Вот Денис Давыдов… Для нас – личность легендарнейшая, для современников – просто хороший человек, лихой рубака, талантливый поэт, преданный друг. В те времена в ходу были иные сказания, и вот с одним из них Денис Васильевич и столкнулся («Горячие люди»). В его записки сия история по понятным причинам не попала, хотя кому-то он ее, видимо, рассказал, иначе откуда бы Александр Николаевич Островский узнал некоторые имена и подробности?

Конечно, в русских лесах чего только не встретишь, но и в цивилизованной Англии в эпоху пара былое дает о себе знать. Люди просвещенные на подобные казусы смотрят свысока и уж точно не откладывают из-за них столь важные мероприятия, как пуск железной дороги («Первый поезд в Самайн»). И зря! Брали бы пэры и сэры пример с белорусского селянина Мартына («Ярдань»), скольких бы проблем избежали! Впрочем, и в Полесье многое запамятовали, а кое-чего и вовсе не знали, неприятности же, пока Мартын сани не перевернул, у целой округи были немалые. И все оттого, что видели Зло там, где его отродясь не бывало.

Разобраться, где зарыта кусачая собака и почему она кусает, всегда непросто. Нашей современнице Иришке Каравайко («Проклятое село») пришлось немало побегать и подумать, прежде чем отыскалась причина свалившихся на деревню Петровку напастей. Места-то гоголевские, а значит, без ведьмы не обойдется, хотя иная брошенная милым дивчина натворит столько бед, сколько не всякой ведьме под силу.

Жуткие и непонятные дела случаются порой в тихих селах и малометражных городских квартирках, впрочем, о квартирных чудесах дальше. Третий раздел сборника предлагает пройтись по другим мирам и проследить за рождением легенд. Процесс этот для большинства его непосредственных участников комфорта, мягко говоря, не исполнен. Если те, кто срывается с места хоть за золотым руном, хоть за «тем, не знаю чем», чувствуют себя в «пока еще не легенде» как рыба в воде, то мужчины и женщины, которым хочется просто жить, с радостью бы променяли грядущие летописи, оперы, фильмы, игры на эту самую «просто жизнь». Нормальную. Человеческую, долгую, мирную, счастливую, только нет у них такого выбора, зато других – сколько угодно.

Потерявшей любящего, но вряд ли любимого мужа царице народа дэвир («Властью божьей царица наша») нужно что-то делать с вошедшими в столицу завоевателями. Ситуацию усугубляет то, что и враги – люди, и царица, в отличие от своих подданных, по крови – человек. Вот и думай, с кем ты и кто ты. Хэйи и думала, пока не услышала разговор, который не оставит равнодушным ни одну уважающую себя женщину и ни одну опять-таки уважающую себя царицу. Не будь этого разговора, она поступила бы так же. Наверное…

Погибает в схватке с вторгшимися в его страну врагами еще один владыка («Братья»), а чудом уцелевших его сыновей судьба разлучает на многие годы. На руинах прежней державы поднимается новая, и еще не родились историки, которые объяснят, чем она хуже или лучше прежней. А потом случается то, чего в жизни почти не бывает, а в легендах – сплошь и рядом. Приходит возмужавший, исполненный силы мститель за отца, и все возвращается на круги своя. Или все-таки нет? И в один огонь, как и в одну реку, дважды не войти?

Легендарные завоеватели вообще большие затейники, только фантазия у них слишком часто работает в одном направлении, а ведь чем громче рычишь «Муа-ха-ха», чем нахальней волочешь к себе свежезавоеванных наложниц и наложников, тем на бо́льшие неприятности рискуешь нарваться. Покоряя и захватывая, лучше оставаться вежливым и не грешить против хорошего тона, однако царь Идзумары («Равнина») держался принципа «Что хочу, то и ворочу», а хотел он, чтобы побежденные плясали. Дни и ночи. Без отдыха. Ну что ж, царь сказал – царя услышали.

Фарух («Девона») не был царем, хотя с такими талантами вполне мог попробовать, однако запросы у найденыша демонской крови оставались самыми прозаическими. То кушать хотел, то жениться, и не на принцессе или пери, а на дочке приютившего сироту горшечника, ну а потом всех спасать пришлось. Разумеется, от чужеземного воинства, которому маленький городишко на один зуб был, только жил там гончар Фарух, который и копьем-то владеть не умел…

Времена, как это ни печально, не выбирают, а счастье просачивается в предания до безобразия редко. Черт его знает почему, но добрые финалы сказителей не вдохновляют, для ясонов не бывает «потом», и морские пучины поглощают «ея (его, их, всех) в один момент». Может, потому история Фаруха за пределы его городишки так и не вышла, а вот судьба Ирины («Матушка») в своем мире имеет все шансы стать легендой в изначальном смысле этого слова. Отрывками из жития святой, которые станут зачитывать в отстроенных храмах Лунной Госпожи. Само собой, если жертва женщины не будет напрасной, а очередной «повелитель мира» и его «цепные псы», как земные, так и астральные, останутся при пиковом интересе. На этом мы прощаемся с относительно традиционным темным властелином, но не с фэнтези.

Встретились на перекрестье времен и дорог оборотни с людьми («Люди… Твари…») и ну… обсуждать, скажем так, некое место из блаженного Августина. Во мнениях, увы, не сошлись, хотя и те, и другие, и присутствовавший на диспуте честный волк в равной степени являлись тварями. От слова «творить». Старшими и младшими детьми и внуками одного Творца. Разговор ни к чему не привел, и родичи расстались надолго, если не навсегда, возможно, ушли в другой мир и в следующий раздел. На опустевшей поляне остались двое – недоумевающий волк и плачущий адепт учения, которое всех по большому счету и разлучило.

Слезы слезам, конечно же, рознь. Знаменитая слезинка ребенка и вопрос о ее стоимости воспринимаются по-иному, если ребеночек – дракон и ревет он по милости человеческих дядей, которые полагают себя очень умными («Одна за всех»). Политики, государственные мужи, благородные доны… Таким дите обмануть раз плюнуть. Они и своих сыновей, если что, дезинформируют («Кровь невинных»), только бы свергнуть внука кровавого узурпатора и возвести на престол последнего отпрыска загубленного короля. Еще один сюжет, возникший однажды и идущий своим путем по множеству текстов. Справедливость восторжествует, и на истерзанную тиранией страну снизойдут мир и благодать, только вот узурпатор предусмотрительно связал дворянство магической присягой. Обойти ее непросто, но и борцы с тиранией не сабо бульон хлебают! Тщательно пестуемый заговор вот-вот принесет плоды, только как бы в цепи не появилось слабое звено! Наследник славного герцогского рода начинает колебаться, а от его выбора зависит больше, чем казалось вначале. От герцогов и королей вообще многое зависит, и сам черт не всегда разберет, когда сомнения – благо, а когда смерти подобны.

Экс-пират, а ныне успешный монарх не усомнился в предательстве старого друга, который был ни в чем не виноват («Лучшая ошибка»). Тогда не виноват. Зато в виде обиженного призрака наворотил немало – поди объясни жаждущему мести и в придачу слепому привидению, что дети за родителей не отвечают. Короли – потомки пирата выкручивались как могли; разумеется, тайком от подданных. Цель оправдывала средство, держава процветала, а потом в дело вмешалась любовь, и старательно размыкаемый круг с треском и искрами замкнулся, впрочем, подданные и этого не заметили. Столица продолжала печь вкусные пироги, и всякому, кто их пробовал, становилось ясно: в державе все отлично.

Где-то – мир, призраки и пироги, а где-то война, прапрапраправнучка могущественной колдуньи и привилегированная женская школа («Первый снег»). Отроковицы из знатных семей, как и положено, зубрят, списывают, шушукаются, хихикают. Кто-то кого-то терпеть не может, кто-то кому-то симпатизирует, и все мечтают. Сперва о разном, потом, когда враги начинают ломиться в стены родимого учебного заведения, мечта становится одной на всех: продержаться до прихода подмоги. Может, кто-то из девчонок и воображал себя героиней баллады, но вряд ли подобной – без томных возлюбленных и блистающих ратей. Что поделать, не выбирают не только времена, но и легенды, в них просто попадают, с ними просто сталкиваются, и горе несведущим, неверующим, не понявшим! Иная легенда, будучи разбужена и (или) задействована, оказывается пострашней той самой гранаты в обезьяньих лапах, о чем и речь в очередном разделе. Не только сон разума порождает и спускает с цепи чудовищ. Некоторые вполне бодрствующие носители разума пребывают в уверенности, что находятся в здравом уме и твердой памяти. И действуют.

Эпоха просвещения и отрицания старых сказок. Шикарные завоеватели в элегантной форме с геральдическим, тоже очень красивым волком внедряют, не побоимся этого слова, орднунг на завоеванных территориях («Волчья сила»). Не оценившие своего счастья унтерменши трепыхаются, там и сям возникают партизанские отряды, а какие партизаны без пособников и какой орднунг без карательных акций? Озабоченному текущим моментом коменданту дей Гретте не до местных поверий, в которых – вот ведь совпадение какое! – главная роль отведена Вечному Волку. Тому самому, что красуется на офицерском перстне г-на коменданта. Обезьяна не выдергивала чеку гранаты, обезьяна просто волоком тащила ее по лесу через бурелом. Результат сказаться не замедлил.

Канонисса Альена Аркская («Замок на песке») понимала, что берет в руки именно гранату, только выбор у нее был, как у того солдата, на которого прут вражеские танки. На госпожу Альену перла ни много ни мало начинающаяся революция, а за спиной были не какие-то там привилегии и владения, а люди, ее люди, которых революционное правосудие швырнуло в тюрьму с перспективой гильотины. Некоторые аномальные феодалы видят свой долг в спасении вассалов и слуг, а некоторые еще более аномальные министры – в спасении государства, на этом они и сошлись: старая дева-герцогиня и похожий на таракана чиновник. Для них цель оправдывала средства, а средствами были их собственная кровь, белый прибрежный песок и легенда. Что вышло, то вышло.

В следующем мире великая революция, как и великая империя, успела стать прошлым, хотя выбившийся в императоры басконский капрал не проиграл своей войны и не потерял корону («Vive le basilic!»). За него это сделали наследники, и теперь в стране республика, уже третья по счету. Прагматичный девятнадцатый век давно перевалил за половину, паровой двигатель, телеграф, газовое освещение и, само собой, пресса стали неотъемлемой частью жизни. Особенно пресса, на глазах почтеннейшей публики жонглирующая фактами и сплетнями, порождая мифы и легенды новейшего образца. Не бесплатно, само собой: хорошее перо стоит недешево, а Поль Дюфур – один из лучших. Журналисту велено исправить промах коллег и заодно помочь мсье премьеру в борьбе с оппозицией. Дюфур находит изящнейшее решение, и вот уже вся Республика обсуждает «проклятье императора» и считает странных ящериц. Ветер посеян, всходов ждать недолго.

Чем выше технологии, тем, как ни странно, проще утонуть в легенде. На одной далекой-далекой от Старой Терры планете с ярко-алым небом виртуальный мир по сути подменил реальный, но свои хозяева и свои изгои остались и при таком раскладе («Дело чести»). Хозяева переместили свое «я» в средневековую Японию, вернее, в то представление, которое о ней имели покидавшие Терру. Это ведь так заманчиво – при жизни стать частью мечты об идеальном, но ни одна система не может быть застрахована от взлома, и ни один идеал после столкновения с реальностью не останется прежним. Если вообще останется. Легенды, вторгаясь в жизнь, подчас наносят ей немалый ущерб, а что будет, когда жизнь вломится в доведенную почти до совершенства легенду? Что будет, если изгой объявит себя самураем?

Погибшие уже на нашей, той войне солдаты не объявили себя никем. Они и после смерти остались кем были – со своей памятью, своим делом, своим удивлением оттого, что посмертие все же есть. Тот, кто рассказывает нам свою историю («В трех растяжках от рая»), уверен, что прежде, чем войти в царствие небесное, нужно сделать еще кое-что. Вот и идут они от растяжки к растяжке, избавляя тех, у кого пока есть не только душа, но и тело, от бессмысленной, несправедливой гибели. Идут, по большому счету не зная, что ждет их за следующим порогом, а перешагнув его, прощаются, как прощались на передовой. Махнуть почти не видимой им рукой, пожелать успеха… Они ничего не знают, им кажется, что они знают все.

Одиноко сидящий на запущенной кухне вузовский преподаватель тоже думает, что знает («Сыграем?»). Отчаявшись добиться справедливости у закона и бога, он воззвал к дьяволу. Это сработало. Убивший жену и сына героя обладатель дорогой иномарки, хоть и откупился от слуг Фемиды, «подох, как собака». То, что в атеистическую юность мстителя почиталось религиозным мифом, оказалось правдой, и обменявший душу на возмездие преподаватель стал ждать кредитора. Ожидание растянулось на годы, но однажды вечером дьявол все же явился, и отнюдь не за душой. Вот вам и еще одна вечная тема! Доктор Фауст, Вакула, Мельмот-Скиталец, Балда, Маргарита… Сколько героев связывались с нечистой силой, добиваясь самых разных результатов. На сей раз все опять не так, как думалось фигурантам. Обоим – люди столь непредсказуемы, что их не только сам черт не разберет, но и лучшие друзья.

Почему поймавший в самом прямом смысле свою звезду и сам стремительно становящийся звездой рок-певец едва не ушел со сцены («Крылья над облаком»)? Он, бросившийся в разгар пикника за падающей небесной искрой, не думая ни о каких приметах и поверьях? Бросившийся и успевший ее подхватить.

Одно дело – быть искусственной звездой, фабричным изделием, как нынче говорят, «проектом», и совсем другое – впустить в себя странный свет, который видят все и не понимает никто. И ты сам не понимаешь, но мы в ответе за те звезды, которые поймали и несем. И за тех, кто, стремясь к звездному свету, стремится к нам.

Когда-нибудь Кирилла назовут легендой рока. Если он выдержит, если по-прежнему будет слышать и создавать музыку, которая дарит крылья. Музыка и без всяких легенд способна на чудеса, в легендах же она выводит из царства мертвых, рушит стены, избавляет от крыс, но не от жаждущего расквитаться за прошлые неудачи мага, ополчившегося на областной город N, да еще в канун выходных («Хмурая пятница»)! Чтобы справиться с этим в высшей степени неприятным субъектом, потребовались объединенные усилия людей, домовых, кота Баюна, гоблина-мигранта и интеллигентнейшего Бориса Семеновича Гориновича. И все равно без новаторского сочетания высоких технологий и традиционных средств исход битвы оптимизма не внушал, ибо отоспавшийся за века негодяй был силен и крайне злобен.

Есть расхожее мнение, что опера от оперетты, легенда от сказки и серьезная литература от чтива отличаются финалом. В одном случае герои гибнут, а уцелевшие рыдают, во втором герои женятся, а улизнувшие от Гименея пьют, поют и пляшут. В юные годы Автор («Это мои герои!») придерживался сходного мнения, полагая, что без кровищи и слезищи как-то несерьезно. С годами пришло понимание, что «жизни на свете чуть больше, чем смерти». Герои воскресли, и тут за Автора взялся некто серый, алчущий кровопролитиев, ибо от чужой жизни ему, бесформенному и никакому, похоже, становится худо. Тут бы Автору и конец, если б не герои, у которых, в отличие от серого, с индивидуальностью все было в порядке. Жизнь, как бы ни пытались на нее напялить болотный камуфляж или выкрасить в серое, ярка и многолика, потому и непобедима. А будет жизнь, будут и мифы, и предания, и легенды со сказками. И сплетни со слухами, куда же без них?

Люди живут, люди действуют, люди рассказывают, люди слушают, запоминают, несут дальше, и ноша эта, наверное, и есть суть легенды. Распадаются державы, исчезают под толщей земли храмы и статуи, рушатся стены, необратимо меняются и умирают языки, но «нечто схожее с душой», что одна на всех, остается. «И снова царствует Багдад, и снова странствует Синдбад, вступает с демонами в ссору, и от египетской земли опять уходят корабли в великолепную Бассору…» И будут уходить, пока есть те, кто смотрит им вслед и ждет их возвращения. Те, кто в один ветреный день сами уйдут за горизонт, чтобы вернуться новой легендой. Или в один страшный день встанут на своем рубеже. Или в одну прекрасную ночь взглянут в глаза всепобеждающей Любви. Серое, грязное, сиюминутное не то чтоб исчезнет, но сменится другим, столь же мутным и преходящим, а нить Ариадны будет тянуться, а рог Роланда будет звучать… Вот, собственно, и все. Diximus.