Текст книги "Свет Черной Звезды (СИ)"

Автор книги: Елена Звездная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Кесарь усмехнулся и хрипло произнес:

– Оригинальное признание в чувствах, нежная моя.

– Какие чувства, такое и признание! – парировала я.

Усмешка стала улыбкой с оттенком горечи.

Я мрачно добавила:

– И у меня нет желания спать с Акъяром. Пусть даже временно.

Кесарь, прекратив улыбаться, вдруг холодно спросил:

– А со мной?

Опустив взгляд, я несколько секунд смотрела на его мокрую после моих объятий рубашку, затем посмотрела в глаза супруга и тихо ответила:

– Я не хочу быть игрушкой. Женой, императрицей, союзником, той кто никогда не предаст и не ударит в спину… скорее кинжал из спины вытащит в очередной раз, но не игрушкой.

Скривившись, Араэден поинтересовался:

– Когда ты прекратишь напоминать мне о том злосчастном кинжале, нежная моя?

– Даже не знаю, мой кесарь, вероятно, когда вы прекратите увлекаться излишней жертвенностью, которая вам в принципе не свойственна по идее!

Ледяные глаза медленно прищурились.

Несколько секунд мы пристально смотрели друг на друга.

– Семейная жизнь предполагает интимные отношения, нежная моя, – вкрадчиво сообщил кесарь.

– Я не понимаю, – откровенно возмутилась, – это что, краеугольный камень вашего принятия решения «жить или не жить»?

Глаза сидящего напротив меня мужчины прищурились еще сильнее. Лед, о в них было безумное количество льда, который едва ли когда-то растает в принципе, как мне казалось… но я упустила то мгновение, когда лед превратился в пламя! Рывок и прикосновение к моим губам, не отстраненное и умелое, как было когда-то в Праере, о нет, кесарь отшвырнул прочь весь свой опыт, не лаская расчетливо и взвешенно, а сжигая без жалости, сдержанности и барьеров. Я вскрикнула, инстинктивно дернувшись, и пламя превратилось в яростный огонь, сжигая все на своем пути – мое сопротивление, одежду, холод каменного пола, на котором я оказалась. Оно все еще существовало какой-то краткий миг, а потом исчезло, растворившись в обжигающих поцелуях, сильных прикосновениях, срывающемся дыхании и чувстве собственной хрупкости и слабости в руках кесаря.

Боль ошеломила, но исчезла почти так же быстро, как и мысли о происходящем. Их не было, мыслей. Не было ничего, кроме тепла обжигающих прикосновений, ощущения его дыхания, оглушенности собственным, срывающимся и хриплым, и поцелуев. Тысячи поцелуев, нежных, страстных, теплых, ласковых и исполненных жажды, таких словно я была воздухом, а он не мог мной надышаться. Безумное нарастающее ощущение своей важности, значимости, нужности… Я еще никогда не ощущала себя ценностью, превосходящие все иные даже не в десятки – в тысячи раз, когда каждый кусочек твоей кожи, твоего тела – дар богов, каждый поцелуй – спасение умирающего, каждый стон – лучшая мелодия в мире. И чувство принадлежности мужчине, заполняющее до невозможности вздохнуть, до тонкой грани между болью и удовольствием, до осознания того, что в этот миг я единое целое с тем, кого ненавидела и боялась всю свою жизнь… Ненавидела и буду ненавидеть всегда, но только не в этот миг, когда между нами не осталось пространства ни для страха, ни для ненависти… между нами не осталось ничего, лишь сорванное дыхание, хриплый рык окончательно утратившего контроль Ледяного Света и мой протестующий стон… я не хотела испытать это снова, слишком сильные ощущения для меня, слишком всепоглощающее удовольствие, слишком четкое осознание – ни с кем и никогда у меня не будет ничего подобного.

Кесарь навис надо мной, тяжело дыша и с нежной восторженной улыбкой глядя на мое явно раскрасневшееся лицо.

– Ни с кем и никогда, нежная моя, рад, что ты это понимаешь.

Я дышала, с трудом фокусируя зрение на окружающей действительности, с трудом приходя в себя, с трудом… переживая собственное поражение.

Заметно помрачнев, кесарь хрипло произнес:

– Я бы задал один из самых идиотских мужских вопросов на тему «Тебе не понравилось?», но проблема ведь не в этом, не так ли, любимая моя?

– Нет, проблема именно в том, что понравилось, – я подняла ладони, коснулась его лица, а затем тихо добавила: – И ты знаешь об этом.

– О том, что понравилось? – насмешливый вопрос.

– О том, что в этом проблема, – я грустно улыбнулась мужу и позволила рукам, соскользнув вдоль его тела упасть на что-то мягкое.

Даже не заметила, в какой момент здесь на полу появилась перина.

– В тот момент, когда я понял, что хочу быть сверху, – все еще оставаясь и сверху, и надо мной, удерживая свое тело на вытянутых руках, и частично даже во мне, сообщил кесарь.

Грустно усмехнулся, с болью посмотрел в мои глаза и едва слышно произнес:

– Но вот я смотрю на тебя, еще несколько секунд назад выгибающуюся от наслаждения в моих объятиях, но удовольствие схлынуло, и в твоем взгляде не любовь и нежность, Кари, в них горечь и сожаление. Нежная моя, лучше бы я сдох!

Невольно улыбнулась, глядя, как расплавленная лава ничуть не утоленного желания постепенно замерзает в его глазах, и ядовито предложила:

– Мм, представь, что на твоем месте только что был Акъяр… – Араэден застыл.– Ммм, или Динар.

Теперь все тело пресветлого напоминало натянутую и напряженную до предела струну, которая окаменела, но напряженность сохранила по полной программе.

– Так уж и быть, Аршхана на твоем месте я представлю себе сама, – откровенно продолжила издеваться над супругом я.

И кесарь, осознав это, медленно склонился, перенеся свой вес на локти, прикоснулся к моим губам, и хрипло произнес:

– Даже не надейся, нежная моя.

– Даже не надеюсь, – улыбнулась я, чувствуя и его поцелуй, который медленно перерастал из нежного, в откровенно жадный, и силу вернувшегося желания.

Мое сладкое забытье, в сравнении с которым любой хмель меркнет, а все тело наполняется сладкой, вызывающей ощущение полета истомой. Несмотря ни на что и вопреки всем доводам разума, мне было бесконечно хорошо и тепло и сладко здесь и сейчас, в его объятиях, под ливнем его поцелуев, от прикосновения его рук, от каждого движения… Есть что-то упоительное и правильное в сплетении мужчины и женщины, в единении сладком до стона, в чувстве беззащитности и хрупкости, охватывающем меня в объятиях Араэдена. И выплывать из этого сладкого омута мне не хотелось… наверное, будь я слабее, предпочла бы оставаться в нем всегда.

– Это одна из причин, по которым светлые воздействуют на своих жен, – Араэден мягко покинул мое тело, лег на бок и прижал к себе, провел пальцами по лицу, губам, с легкой полуулыбкой опустился ниже.

Я лежала, тяжело дыша, ощущая как все еще кружится голова, как волна тепла отказывается покидать мое тело, и сдерживая желание как кошка потянуться за его ладонью.

– Не сдерживай, – вдруг тихо попросил кесарь, – каждый твой, пусть даже неосознанный порыв стать ближе – делает меня счастливее настолько, что я едва ли смогу передать это словами.

По крайней мере, кто-то хотя бы говорить способен сейчас в отличие от меня.

– С тобой я способен говорить, даже находясь одной ногой в могиле, – усмехнулся Араэден.

«Или двумя», – пусть и мысленно, но все равно поддела я.

– Еще и про ядовитый кинжал припомни, – укоризненно посмотрел на меня кесарь.

Припомнила естественно, мысленно, но все же.

Говорить не хотелось. Ни говорить, ни думать, ни шевелиться… И я едва ли могла припомнить, когда еще в моей жизни мне было настолько хорошо.

– Это всегда… так? – откровенно смущаясь, но все же спросила у кесаря.

– Только если любишь, – отводя влажную прядь с моего лица, тихо сказал он.

– Искренне сомневаюсь, – скептически сообщила я, припомнив все рассказы об это Лоры.

Но кесарь усмехнулся, покачал головой и сказал:

– У меня было много женщин, нежная моя, но одно прикосновение к твоим губам, затмило все, что я испытывал когда-либо.

А уже следующее прикосновение укутало нас обоих по пояс теплым белым меховым одеялом, и я только тогда поняла, насколько замерзла без объятий пресветлого. Кесарь обнял чуть сильнее, согревая, и вдруг тихо спросил:

– Почему ты решила, что я убью Грахсовена?

Вопрос был очень неожиданным.

Подтянув покрывало так, чтобы прикрыть грудь, я нервно облизнула губы и язвительно поинтересовалась:

– А в чем конкретно я была не права?

Взгляд Араэдена стал откровенно осуждающим, и кесарь произнес:

– Ты знала, что для Мейлины Грахсовен практически как сын, неужели ты действительно думаешь, что она бездействовала бы зная, что ее мальчик умрет?

Я полежала, пристально глядя на мужа, который после всего этого был уже полноценно-полномасштабно мужем, помолчала, несколько секунд, вспоминая все события того жуткого жертвоприношения, и в итоге спросила:

– А ты не собирался его убивать?

– Собирался, – совершенно спокойно, со спокойствием воистину присущим Ледяному Свету ответил кесарь, – но оживить его мне было бы на порядок легче, чем тебя, и Мейлине было известно об этом.

Глядя в ледяные глаза супруга, мрачно уточнила:

– Ты издеваешься?

Легкая улыбка на губах, взгляд, в котором было столько нежности, что у меня перехватывало дыхание и неожиданно насмешливое:

– Динар – ракард. Для него честь и долг жизни значат гораздо большее, чем ты можешь даже представить. И именно долг заставил его, оставив детей и потомков, упорно продолжать искать путь к тебе. Это был его долг чести, нежная моя. Долг, который не позволял ему жить в той действительности, что стала его реальностью. Если бы ты не вмешалась в ритуал, айсир Грахсовен вернулся бы к жизни на руках Мейлины, не чувствуя себя ни виновным в своей смерти, ни обязанным вопреки всему и всем отыскать тебя среди миров.

Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Судорожно сглотнув, заставила себя прекратить думать о том храме, ржавом мече Мрано в моей груди и боли, ошеломившей, едва я пронзила себя насквозь. К дохлым гоблинам! Я заставила себя забыть о прошлом, потому что сейчас на порядок важнее было настоящее и вопрос, который я не могла не задать:

– Мой кесарь, и почему ты говоришь мне об этом только сейчас?!

Выражение лица пресветлого императора практически не изменилось, лишь вновь заледенел взгляд, когда Араэден спокойно ответил:

– Ты верила в его любовь, я не хотел делать тебе больно, нежная моя.

Благими намерениями…

– А что изменилось сейчас? – прямо спросила я.

Легкая полуулыбка, ледяной взгляд и убийственно спокойное:

– Я предупредил, Кари. Ты сделала выбор.

Я отвернулась, кесарь мгновенно прижал к себе, не позволяя забыть ни на мгновение о том, что он рядом, и уже навсегда. Коснулась пальцами его обнявшей мою талию ладони, скользнула пальцами по его руке, венам на ладони, пальцам… Мне оказалось неимоверно сложно это принять, то, что мы теперь вместе, и не как временные союзники, вынужденные супруги или единая команда, а мужчина и женщина… Дохлый гоблин, да я как-то еще себя и женщиной не воспринимала вовсе.

– Понимаю, что сложно, – он наклонился, прикоснулся губами к моим волосам, мягко переместил поцелуй на висок, и ниже, скользнув по щеке.

– Ты действительно понимаешь, как сложно быть женщиной? – съязвила я.

Усмехнулся, нежно поцеловал.

И я бы таяла в его объятиях, да что там говорить уже один раз растаяла, и даже не раз, но… это пресловутое «но»… у меня было какое-то четкое ощущение, что я перешла на сторону зла.

– И как? – поинтересовался кесарь.

– На стороне зла? Удобненько, – призналась я, – матрас хороший… Обстановка правда, пугающая.

И тихо спросила:

– Как ты жил здесь?

Не то чтобы я ожидала ответа, зная кесаря, но он все же ответил и я вздрогнула от его тихого:

– Как зверь.

Он помолчал, переплетая наши пальцы, нежно поглаживая, и явно с трудом подбирая слова.

– С большим трудом, – усмехнулся кесарь.

Нежно поцеловал, скользнул губами по щеке вниз, остановился, целуя плечо, а затем тихо спросил:

– Хочешь, я расскажу тебе сказку?

– Очень хочу, – даже не ответила, скорее попросила я.

Араэден усмехнулся, вновь прикасаясь губами к моей коже, и начал рассказывать:

– Давным-давно, примерно тридцать два года по летоисчислению этого мира, на свет родилось чудовище. Плод слабости не сумевшего защитить свою женщину мужчины, и результат насилия того, кто любил причинять боль. Чудовище родилось прежде, чем покинуло тело матери. Оно начало осознавать себя раньше, с трудом сохранив разум среди тысячи чужих наполненных эмоциями ненависти мыслей. О том, что его уничтожат, едва он родится на свет, монстр знал. Знал со всей отчетливостью. Даже знал как.

Кесарь умолк, его пальцы почти невесомо прикоснулись с к моим, после сжали и Араэден продолжил:

– До отрубания головы мой номинальный отец не додумался, нежная моя, но все остальное испытал с лихвой.

– Дилетант! – своеобразным образом попыталась поддержать я супруга.

– И не говори, – улыбнулся он.

Некоторое время мы молчали, я молчала даже мысленно, с замиранием сердца ожидая продолжения, но кесарь молчал. Он очень долго молчал, затем продолжил:

– Чудовища взрослеют быстро, еще быстрее учатся давать отпор. Когда император Эрадараса понял это, монстр был заточен в башню, две стены вокруг нее образовывали три круга защиты, которую, по мнению эларов пересечь не был способен никто. Но чудовище превратило клетку в логово, крайне защищенное, неприступное логово. И выцарапало себе еще семь лет жизни.

Я судорожно выдохнула. Жалости не было, было четкое понимание – они просто плохо знали кесаря. Они его очень плохо знали. Я бы даже сказала – совсем не знали. Потому что то, что для всех будет глухой стеной, кесарь превратит в ступеньку. Просто очередную ступеньку наверх. И станет еще выше, в то время как его враги останутся на прежнем уровне.

– Да, – подтвердил Араэден,– ты понимаешь.

Я понимала… не уверена, что мне было от этого легче, но с другой стороны – кесарем можно было восхищаться. Просто бесконечно восхищаться, четко осознавая – такие как он, не подстраиваются под окружающую действительность, они эту действительность ломают и выстраивают по собственному желанию, и для себя.

«Мир принадлежит мне!»…

– Надеюсь, мой кесарь, номинальный отец погиб столь же мучительно, как и фактический, – прошептала я.

– Мучительнее, – Араэден продолжал нежно целовать мое плечо, – дети более жестоки, любовь моя, и если в сражении с Властителем Ночи мне пришлось именно сражаться, то уничтожение императора Эрадараса являлось чем-то сродни избиению младенца…

– Ну, если так посмотреть, это фактически была месть младенца, – улыбнулась я.

– Фактически, – выдохнул кесарь.

И замолчал.

– Что было дальше? – тихо спросила, прикоснувшись к его пальцам.

– Борьба, – ответил вполне ожидаемое Араэден, – за власть, за империю, за народы, что присягнули мне в верности, за единство Эрадараса, на тот момент состоявшего из самостоятельных Великих Дворцов. И неизменное противостояние тех озаренных светом, кто не считал равным себе выродка Властителя Ночи. И Тэнетр воспользовался этим, начав полномасштабное вторжение.

Гоблины недобитые! В смысле уже добитые, к счастью Арахандара добили, и как же меня это радует. Все остальное, правда, не очень…

– Рассказать тебе другую сказку, нежная моя? – насмешливо поинтересовался кесарь.

– Угу, про вождя, очень выносливого, который всех фактически…

– Спошлишь?

– Нет, не буду, – я даже натянула покрывало повыше, прикрываясь под взглядом кесаря, в смысле прикрывая грудь, и тут на память пришел ну очень памятный момент, когда кесарь касался обнаженной груди Аршхана…

– Не смей! – прошипел император.

– Выглядело очень эротично, – все-таки съязвила я.

– Едва ли, – не согласился муж.

– О, поверь, мне со стороны было виднее, – продолжала вредничать я.

И я даже восстановила в памяти картинку бьющегося в цепях Аршхана и с самым каменным выражением на лице высасывающего из него энергию кесаря…

– Нежная моя! – очень ласково произнес Араэден.

Убийственно ласково, тоном который был хорошо знаком не только мне, но и всем айсирам Рассветного мира, это была та ласковость, за которой неизменно следовал удар, но…

– Эротично! – откровенно обнаглела я.

И с вызовом посмотрела на кесаря, ожидая санкций. Санкции последовали незамедлительно – рука императора очень плавно переместилась с моей талии, чуть пониже, я бы даже сказала существенно ниже. Но после всего, что между нами уже случилось, это не напугало вообще ничуть.

– А если бы сжал грудь, было бы прямо как с Аршханом, в смысле – ну очень эротично! – и я мило улыбнулась супругу.

Кесарь в демонстративной ярости сузил глаза, но после наклонился и поцеловал, так бесконечно нежно, что я сходу поняла – можно наглеть и дальше, и больше, и в целом практически бесконечно уже.

Но мысли о том, что наглеть можно запредельно, исчезли почти мгновенно, их смыло как пыль с травы теплым летним дождем, их унесло быстрой рекой, и они исчезли где-то там, в океане той нежности, которую могло подарить только настоящее чудовище, самый жестокий из монстров этого мира.

Удар застиг врасплох нас обоих!

Я замерла, еще до конца не понимая, что происходит, и широко распахнутыми от потрясения глазами глядя на кесаря, который навис надо мной, удерживая вес собственного тела на вытянутых руках.

И в этот миг удар нанесли повторно!

Ощутила его и содрогнувшимся подо мной каменным полом, и увидела трещиной, зазмеившейся по стене башни.

– Акъяр? – выдохнула встревожено.

– Или Динар, – хрипло ответил Араэден.

И посмотрел на меня. Сотня дохлых гоблинов, мне не хотелось, чтобы он останавливался. Не хотелось, чтобы все это прекращалось. Мне слишком хорошо было в этом состоянии безумного омута нежности, что дарил кесарь, чтобы думать о чем-то еще.

Но реальность, будь она проклята.

– Что значит «или Динар»? – пытаясь отдышаться, спросила я.

Он не ответил. Закрыл глаза на миг, пытаясь сдержаться, затем вновь посмотрел на меня и предупредил:

– Будет больно.

– А когда оно было легко? – раздраженно спросила я.

Кесарь посмотрел на меня так, что сходу стало ясно – боль это в принципе последнее, что он хотел бы мне причинить. Но есть наши желания, а есть реальность, и я прямо спросила:

– Ты еще не забрал у меня защиту этого мира, да? То есть ты все еще смертный?

Он промолчал.

Судорожно выдохнув, посмотрела в его нечеловеческие ледяные глаза, и честно призналась:

– Я могу тебя любить или ненавидеть, но только ты моя каменная стена, и ты же единственная защита.

Сжал зубы, на скулах дернулись желваки.

Я подняла руки, прикоснулась к его лицу, и прошептала:

– Мой кесарь, давай откровенно, тебе в гораздо большей степени подходит роль неубиваемого монстра!

Усмехнулся, глядя на меня с бесконечной нежностью, наклонился и прикоснулся к моим губам.

Боль… ну, богинями не рождаются, ими становятся путем страданий и боли, собственно обратный путь перерождения в нормальную императрицу тоже был не прост… И вообще становиться женщиной мне понравилось больше… дохлый гоблин, надеюсь меня впереди не ждет ничего вроде превращения из женщины обратно в девушку?

– Нежная моя, иногда твои рассуждения ставят меня в тупик, – прошептал кесарь, нежно целуя и пытаясь забрать мою боль.

– Араэден, будем откровенны, ты вообще меня из тупика всем своим существованием не выпускаешь!– прошипела, стараясь сдержать стон, потому что боль была адской.

Легкое прикосновение к губам, и он поднялся, попутно преобразуя перину на которой мы предавались не самым целомудренным вещам в кровать, а декор стен, попытался изменить на что-то более приятное, но…

– Оставь, мне все нравится, – повернувшись на бок и сжавшись, попросила я.

Он остановился, напряженно и с явной тревогой глядя на меня, я же с некоторым отрешенным интересом наблюдала за тем, как на безупречном теле императора Эрадараса словно из серебряных искорок формируется одежда.

– Правда, нравится, – попыталась слабо улыбнуться, и мстительно добавила: – К тому же мир давно принадлежит мне, иди и спасай его уже, наконец!

Араэден укоризненно посмотрел на меня, наклонился, поцеловал, поправил мои волосы, убирая влажные пряди с лица, и исчез в портале, оглянувшись, раз десять напоследок.

А я осталась дышать, очень маленькими вдохами и очень осторожно, как-то странно, непривычно и в целом некомфортно ощущая свою наготу под одеялом.

«Мир принадлежит мне».

Снова, снова и снова…

Я прочитывала каждую запись, с низу, там, где почерк был еще неуверенным, и до верху, где тот, кого сделали монстром, выводил каждый символ уверенной сильной рукой. И я пыталась думать об этом, а не о Динаре, но мысли вновь и вновь соскальзывали на рыжего полуорка, которого кесарь, так же как и меня, научил никогда не сдаваться. И с одной стороны это было правильно, а с другой… шенге доверял Динару. Я знала это. Папа бы не доверился Адрасу, или любому другому темному, но Динару он доверял. А значит, вероятнее всего Динар знал, что кесарь уязвим в данный момент. Знал и нанес удар.

И это… с одной стороны было логично и правильно, а с другой…

«– Утыррка идти к Ледяной свет?

– Утыррка знать, что Ледяной свет любить умирать, время от времени».

И последовавший вопрос шенге:

«Утыррка хотеть, чтобы Ледяной Свет жить?»

Папа знал.

Знал о том, что сделал для меня кесарь, вытащив из объятий смерти. Знал о том, что Динар этим воспользуется.

И, боюсь, в отличие от Динара, папа отчетливо знал, что я не оставлю кесаря умирать. Просто не смогу. Если бы в моей жизни не было шенге, не было той доброты и понимания, которым он научил, я бы… я бы поступила иначе, а так…

«Я у тебя очень плохая дочь, прости».

Внезапно поняла, что, обернись я в тот момент – увидела бы его улыбку. Улыбку отца, который понял, что научил дочь поступать правильно.

«Утыррка слушать свое сердце» – я услышала. И поступила не так как должна была, не так как было бы логично, и не так как политик. Я поступила правильно…

И вот он печальный итог – лежу голая, пусть даже и под одеялом, в жуткой искореженной башне, исписанной жутким, но очень уверенным почерком, любуюсь основательной трещиной в стене, и понимаю, что так я гораздо счастливее, чем если бы мне пришлось жить с мыслью, что самое страшное зло моего, да и этого мира тоже, умерло здесь в одиночестве, чувствуя себя никому не нужным и решив, что мне без него будет лучше.

Не будет…

Сильно сомневаюсь, что с ним все будет просто, легко и в целом замечательно, но без него лучше точно не будет…

А еще нужно будет как-то не покраснеть окончательно, когда меня увидит шенге, потому что папа он такой, он все сразу поймет, и о способе оживления сильно подозреваю, что так же догадается.

Я полежала еще несколько секунд, водя пальцем по белоснежной простыни, и позвала:

«Сатарэн».

Мир откликнулся привычно возникшим в пространстве сюрреалистичным глазом чудовища, и я попросила:

«Покажи, что происходит».

Происходящее отразилось существенным разломом возведенной под базу дворца горы, так что… у меня снова не было озера! Да достали уже!

Рывком села, просматривая происходящее далее.

Они ударили разом с трех сторон – Динар и человеческие маги, Акаъяр и Араэн Принц Ночи, к моему искреннему удивлению – местные орки.

Цель?

Целью была конкретно логово монстра, в смысле башня кесаря, в которой сейчас пребывала я. Но нападающие едва ли могли об этом знать, и они продолжали крушить МОЙ мир с трех сторон, используя все более и более сильную магию!

Какого дохлого гоблина они вообще объединились?!

«Что с дворцом и шенге?» – задала следующий вопрос.

И не сдержала улыбку – папа держал замок. Держал как мог, он и Рхарге оплетали все стены зелеными побегами отркской защиты, а потому из населяющих Радужный Дворец не пострадал вообще никто. Но и сдаваться тут не думали – спешно выстраивали боевое построение Снежные Братья, рассредоточивались по двору светящиеся серебром военачальники кесаря, через массированный портал перегонял своих воинов мой любимый Алрас, и темные без вопросов группировались в единые войска со светлыми, готовясь вероятно к открытию порталов, к нам летели драконы.

И даже не будь кесаря, с такой армией, полагаю, мы бы победили. Вопрос лишь в том какой ценой, и сколько осталось бы лежать в крови удобряя окружающую почву собственной же кровью.

И еще очень тревожил вопрос, что будет, если кесарь появится сейчас? Его появление могло как остановить, так и спровоцировать нападающих, значит опять прольется кровь.

Это было совершенно не то, чего я желала бы для Сатарэна.

«Перенеси меня в гардеробную», – попросила, осторожно поднимаясь с кровати.

Мир осторожным не был вовсе – меня снесло ледяной волной, протащило опять гоблины его ведают где и по каким подводным потокам, но вынесло там, где я и просила.

Зато теперь можно было не мыться, и оставшуюся на бедрах кровь я лишь досадливо вытерла первым подвернувшимся под руку. Только после позвала рабынь, голосом, потому как магия… она если и была, снова меня не слушалась. Не логичная субстанция, должна признать.

Прибывшие рабыни обрядили меня за несколько долгих минут, под еще два сокрушительных удара по Радужному Дворцу, который держался, и я была уверена точно – еще долго простоит.

А потом все стихло.

Тишина наступила настолько оглушающая, что я мгновенно поняла – там кесарь. Он уже там.

И закрыв глаза, в момент, когда на меня надевали покров, тихо позвала:

«Араэден».

Портал открылся мгновенно, оттуда показалась поданная мне кесарем ладонь…

Я так часто вкладывала пальцы в его руку, чувствуя себя его супругой, его императрицей, его командой… сейчас же вложила с трепетом, испытывая безумную неловкость после всего, что между нами произошло, и пытаясь перестать об этом думать. Сейчас не было место для отношений между мужчиной и женщиной, мы должны были быть командой, единой политической силой, которая гарантирует и олицетворяет единство этого мира.

И я уверенно вложила пальцы в ладонь кесаря, он помог мне перейти через портал.

Миг. И мы на вершине знакомой до боли белоснежной лестницы. Мы на вершине. Там внизу три абсолютно разные армии, решившиеся выступить единым фронтом, и их лидеры – Акъяр принц Ночного Ужаса, и он вновь вызывал лишь ужас, Араэн Принц Ночи – потерявший гораздо больше, чем думает, и Динар. Не тот которым его знала я, другой, старше, злее, ожесточеннее.

И один крайне забавный факт, который я просто не могла не озвучить:

– Забавно видеть, что нашими врагами являетесь вы, те кому я спасла жизнь! – громко произнесла я, становясь рядом со своим супругом и повелителем.

– А я говорил, нежная моя, жалость – всегда плохой вариант.

«Сказал тот, кому я тоже, между прочим, спасла жизнь», – ехидно подумала я.

Но взгляд в ледяные кристальные глаза, и я понимаю, что ехидства в наших отношениях будет все меньше, в них неуловимо, но уже очень отчетливо проскальзывало что-то иное… совершенно иное. Порыв ветра взметнул прядь платиновых волос Араэдена, легко коснулся моего покрова, но мы оба едва ли обратили на это внимание. Я стояла и смотрела на своего императора, он на свою императрицу… Мы были как два светила в небе Сатарэна – огромное ослепительно белое, не оставляющее ни тени для сомнений, и теплое, согревающее и дающее жизнь темное – Ледяной Свет и Черная Звезда.

Я постояла, несколько секунд глядя на кесаря с затаенной улыбкой, общий смысл которой не дошел еще даже до меня, и я боюсь еще долго не дойдет, но… пришло время действовать.

И отпустив ладонь своего супруга, я придерживая, так и не научилась достойно носить эти хламиды, нужно будет вообще фасон императорского одеяния сменить, я резанула кольцом ладонь, позволяя нескольким каплям крови упасть на лестницу, что мгновенно сократили для меня все полторы тысячи ступеней, всего в пять.

И вот по ним, вовсе не гордо и величественно, я снизошла к атакующим, свернув четко к оркам. Возглавляющего этих монстров в смеси костяно-кожанно-зубчатых одеяний и украшенных татуировками так, что живого в смысле свободного тела на них не осталось, я уже видела – он учавствовал в переговорах в моей императорской канцелярии, где безбожно пил в компании Тэхарса, гнома Ошрое и моего Эдогара.

А потому я даже сходу вспомнила имя:

– Уважаемый Хагартар Жрец Солнечного полумесяца, – да, понимание смысла его имени так и не снизошло до меня, – как это все понимать?!

И я обвела рукой его готовое к сражению воинство. Воинство восседало на в основном белых массивных испоганенных кожей, бахромой и прочими атртибутами гоблин его ведает какой моды конструкциях, а потому точной классификации не поддавались – то ли смесь лошадей с кем-то, то ли смесь буйволов опять же с кем-то. Если честно – я как-то не очень хотела знать с кем, меня сейчас иное интересовало:

– Вы договор с драконами подписали?

Здоровенный орк, который вот точно не ракард, да и строение тела имело существенные отличия от знакомых и любимых мной лестных орков, почесал сильно выпирающий клык, после, концом копья, на котором ветер трепал примотанные к палке привязанные тонкими алыми кусками чьи-то зубы, как-то неуверенно ответил:

– Ддда…

И это было именно тем, что мне нужно было услышать.

– В таком случае, происходящее сейчас является прямым нарушением подписанного вами же договора, потому как Крылатый народ является верным союзником Эрадараса! – отчеканила я, чувствуя как ноет шея, на которую приходился вес не только моих волос при запрокинутой голове, но еще и венца с покровом. Неудобно жуть!

И неудобно тут стало не только мне – орк явственно замялся.

– У вас существует военный конфликт с империей Пресветлых? – продолжила я.

Хагартар Жрец Солнечного полумесяца нехотя прорычал:

– Нет.

– Возможно имеются какие-либо претензии, к примеру мы нарушили ваши границы или эллары посягают на ваших женщин?

В стане орков послышались смешки, и глянув туда, я поняла что среди воинов представителей женского пола не мало, так вот… я бы тоже на них не претендовала на месте пресветлых, так что снова ответ «нет».

– Таким образом, – вновь продолжая смотреть на жреца, подытожила я, – вы только что осуществили попытку военного вторжения на территорию государства, не имея на то никаких моральных, исторических, экономических или же иных причин. Более того – орки видимо не умеют держать данное слово, раз начали атаку государства, являющегося прямым союзником тех, с кем вы же подписали мирный договор!

Жрец Солнечного полумесяца открыл было пасть, впечатлив размером выступающих клыков, пасть закрыл и…

– Мы всегда искренне рады видеть вас в числе наших союзников, уважаемый Хагартар Жрец Солнечного полумесяца, мы искренне чтим традиции и самобытность вашего народа, и я, как дочь вождя племени Лестных орков неизменно всегда буду прислушиваться к вашему ценному мнению, однако сейчас искренне прошу вас прислушаться к голосу разума. Это не ваша битва, это не тот военный конфликт в котором следует проливать кровь ваших воинов, и мы не враги – никогда не были ими, и не будем впредь.