Текст книги "Свет Черной Звезды (СИ)"

Автор книги: Елена Звездная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Ммм, – протянул Араэден, и вдруг очень коварно поинтересовался: – Ты оставишь нашего ребенка сиротой?

– Адрасик еще у нас? – сильно удивилась я.

Просто учитывая, что его родителей мы с главным арахнидом воскресили, я полагала что…

– Любовь моя, если уж я сделал тебя матерью, то окончательно и бесповоротно, так что ребенок наш, – насмешливо сообщил кесарь.

Да, непорочное зачатие оно такое непорочное, но в то же время железно зачатие…

– Мой кесарь, не будьте еще большей сволочью, чем вы уже есть – верните ребенка родителям! – потребовала я.

Но в ответ услышала издевательское:

– Нежная моя, решения в отношении наших детей мы всегда будем принимать совместно. Будем откровенны – я не самый лучший сын…

– В смысле «самый ужасный из сыновей умудрившийся убить обоих своих отцов, родного и не очень»? – язвительно поддела я.

– Полагаешь, следовало оставить их в живых? – раздраженно поинтересовался кесарь.

– Да я не к этому, просто сам факт, – язвить так язвить.

– Логично, – неожиданно согласился кесарь.

Мы посидели, глядя в пустоту беспросветной мглы вокруг, и я все же спросила:

– Что с Элиэ?

Просто кесарь, конечно, сволочь, но не до такой же степени, чтобы не отдавать ребенка матери.

– Спасибо, за столь лесное мнение о моей персоне, – насмешливо произнес Араэден. Но затем тихо добавил: – Я не хочу тебе об этом рассказывать, нежная моя.

Вновь запрокинув голову, посмотрела на кесаря, получила в ответ усталый, ничего не выражающий взгляд ледяных глаз, только усталости было больше, чем льда – кажется, я научилась читать эмоции Ледяного Света.

– Частично, – улыбнулся император.

Улыбнулась в ответ, и все же вернула тему разговора к Элиэ:

– Она же была в числе ваших убийц, – я просто не могла никак соотнести кесаря, который ринулся на помощь женщине, которая некогда принимала участие в его мучительной гибели. Слишком резкий диссонанс между тем расчетливым императором, которого я знала и… тем, кто вопреки всему пришел спасти ребенка своих врагов.

– Ключевое слово «ребенка», – кесарь провел костяшками пальцев по моей щеке. – Я отношусь к категории тех, кто не винит дитя в преступлении родителей.

– Хорошая попытка уйти от темы, – похвалила я, – но все же – что с Элиэ?

Кесарь промолчал. Но едва ли его молчание могло воспрепятствовать мне сделать определенные выводы – к примеру, вспомнить о безмерной любви Властителя Ночи к любованию лицами мужей попользованных им женщин. И как бы я это вспомнила, но…

– Он ведь не мог опуститься до этого, – прошептала потрясенно. – Жена его старшего сына была на последних сроках беременности, он…

– Это последнее, о чем тебе стоит сейчас думать, – очень мягко произнес кесарь.

Может быть он был прав, да вероятнее всего прав, вот только… от этого не легче.

– А что Араэн принц Ночи? – тихо спросила я.

– Пытается сохранить жизнь той, кто упорно больше жить не желает, – ответил император и язвительно добавил: – Мы с ним в сходных ситуациях, не находишь?

Я не находила, у меня был шок.

– Она же вернулась к жизни и у них ребенок. Почему так?..

Тяжело вздохнув, кесарь ответил:

– Разница в мировоззрении, в воспитании, в менталитете. Пресветлых дочерей Эрадараса воспитывают крайне… нежизнеспособным образом. Трактат, который я не советовал тебе читать, регламентирует жизнь, мысли, поступки, и даже желания леди. Испытывать влечение и страсть – недостойно дочерей света. Недостойно до такой степени, что мужья вынуждены по утрам накладывать руну забвения на жен, дабы избавить тех от нравственных терзаний по поводу всего произошедшего ночью. Это проблема моего народа, нежная моя, проблема, которую мы, я уверен, решим, и вероятно будущим поколениям будет легче свыкнуться с некоторыми аспектами взаимоотношения мужчины и женщины.

Ммм, целый монолог.

– Мужья вынуждены накладывать руну забвения на жен, но собственных дочерей воспитывают все тем же нежизнеспособным образом, соблюдая традиции, да?

– Да, Кари, – тихий ответ кесаря.

Я вдруг подумала, каково было ему, рожденному от насилия над пресветлой?

– Сложнее, чем ты можешь себе представить, – усмехнулся Араэден.

Вдруг поняла, что не хочу представлять. Просто даже не хочу. Совершенно. И в то же время:

– Ваша мать от вас не отказалась?

– Нет, нежная моя. Моя мать сильная женщина. Она отдала свою силу этому миру, связав мою жизнь с Сатарэном, потому что ей было известно, что император Ашеро, ее муж, убьет меня, как только я покину чрево матери.

Я замерла, напряженно глядя на кесаря.

Как я раньше об этом не подумала? Ведь даже у нас, наделенные властью не терпят бастардов своих жен. Бастарды от мужа считаются нормой, но женщинам подобная вольность не прощается, пусть даже беременность наступила вследствие насилия.

– Как вы выжили? – потрясено спросила я.

Араэден лишь улыбнулся в ответ, а затем спокойно сообщил:

– Императора я убил с удовольствием, нежная моя.

И эти слова сказали о многом. Как минимум мне, которая уже достаточно хорошо знала кесаря.

– Отомстили ему за мать? – даже не вопрос, просто заметила.

Но вместе с тем, вспомнила и еще кое-что:

– В таком случае могли бы быть повежливее с Эллиситорес, а не доводить маму до слез, – намекая на гарем, и все случившееся далее, сказала я.

Кесарь скользнул ладонью по моей щеке, подцепил за подбородок, заставил меня запрокинуть голову и едва вынудил таким образом взглянуть в его глаза, вкрадчиво поинтересовался:

– Нежная моя, ты действительно полагаешь, что заведя гарем, моя мать беспокоилась обо мне?

Удивленно моргнув, ответила:

– А вы пытаетесь намекнуть, что нет?

Араэден улыбнулся, выразительно глядя на меня. Едва ли я могла осознать намек, который в этой улыбке явно наличествовал. И кесарь, поняв это, насмешливо уведомил:

– Для женщин моего народа исполнение супружеских обязанностей тяжелая повинность. Тяжелая, постыдная, абсолютно не добровольная. Воспитание определяет сознание, нежная моя, соответственно среди пресветлых леди нет тех, кто с воодушевлением принимал бы желания и потребности мужа. Регулярные интимные отношения с супругой не считаются нормой, и чаще всего используются исключительно в качестве наказания.

С некоторым сомнением глядя на кесаря, уточнила:

– Элисситорес беспокоилась обо мне?!

Усмехнувшись, он кивнул. А затем, видимо опережая мой закономерный вопрос на тему: «Какого гоблина вы тогда уничтожили весь свой гарем?!», Араэден добавил:

– Но проблема заключается в том, что в отличие от пресветлых леди, чьи помыслы достаточно регламентированы и прозрачны, человеческие женщины отличаются тщеславием, коварством, ревностью и желанием убирать соперниц с пути. Именно по этой причине в домах пресветлых гаремы располагаются строго на мужской части.

– Как у вас все… пусть будет непросто, – заметила я.

Затем, поразмыслив над ситуацией, скептически поинтересовалась:

– И сколько девушек в вашем гареме мечтали меня убить?

Кесарь лишь улыбнулся.

Я же сделала закономерный вывод:

– То есть не только я была возмущена и озадачена нашим с вами совместным проживанием в одной спальне!

На это мне снисходительно ответили:

– Да, не только ты, нежная моя.

И он, погладив, отпустил мой подбородок, все так же с улыбкой глядя на меня. Укоризненно глянув на него, не стала добавлять, что наш пресветлый вообще извращенец, но я в принципе всегда об этом знала – он вообще себе в спальню четырнадцатилетних забирал.

– Не в спальню, – мягко поправил Араэден.

Скептически изогнула бровь, намекая, что как бы – кому он это говорит-то? На смотрины к кесарю свозили девиц от четырнадцати и до семнадцати, и я это точно знаю.

– На смотрины, – не стал отрицать мой супруг, – но не в постель. Поверь, едва ли можно получить удовольствие, соблазняя практически детей. И точно так же крайне сомнительно получать удовольствие в постели с женщиной, чьи мысли в самый интимный момент сводятся к тому, что надо выпросить привилегии для отца, пост для брата, золото для себя, и как на утро она утрет всем нос тем, что провела ночь в постели императора Прайды.

Да, что-то я как-то не подумала о данной стороне жизни способных к чтению мыслей. Хотя с другой стороны было бы о чем думать – с чтением мыслей у нас кесарь такой один. И в то же время мне вдруг стало крайне интересно:

– А что же вы с ними делали?

– Учил, – с улыбкой ответил император. – Впоследствии большинство возвращал не тронутыми, часть оставалась при дворце.

– Да? – не скрывая недоверия, переспросила я. – Откуда же тогда слухи, что девушки исчезали?

– Полагаю примерно оттуда же, откуда и слухи о твоей мифической третьей груди, – съязвил Араэден.

Ну да, логично.

– Логичная моя, – кесарь вновь погладил по щеке, – у нас ребенок, империя и коронация Араэна.

На последней фразе я приподнялась, а затем и вовсе развернулась и стоя на коленях, переспросила у сидящего кесаря:

– Что?

– Что конкретно «что»? – улыбнулся он.

В льдистых глазах мелькнули смешинки, но они были лишь отсветом вернувшегося к нам сверкающей рыбкой Сатарэна.

– Коронация Араэна? На трон МОЕГО Тэнетра?

Не особо сдерживая улыбку, Араэден поинтересовался:

– Чем тебя кандидатура не устраивает, нежная моя?

Молча развела руками, даже не зная, стоит ли намекать на то, что именно принц Ночи был в числе убийц собственно кесаря всего год назад по местным меркам.

– Мой кесарь, – изрекла в итоге, – буду откровенна – вам откровенно не идет ни всепрощение, ни склероз! Никакого Араэна, трон займет Адрас!

Никаких возражений со стороны императора Эррадараса не последовало – он просто смотрел на меня не особо старательно скрывая улыбку, изогнувшую его губы. Я же продолжала возмущаться:

– Адрас и только Адрас, я не желаю более терпеть врага во главе империи темных! Чем вы только думали?!

– Действительно, – усмехнулся кесарь.

И складывалось такое ощущение, что посмеивался он надо мной.

– Совсем немного, – не стал отрицать пресветлый.

Возмущенно выдохнув, опустилась на илистый песок, все так же гневно глядя на кесаря. Он, чуть склонив голову, очень мягко произнес:

– Любимая моя, у тебя будет шанс возвести на престол Тенэетра нужного тебе правителя, если ты сейчас вспомнишь фразу шенге, связанную с водой.

И он изогнул бровь, недвусмысленно намекая, что ждет моего ответа.

Подплывший Сатарэн тоже его ждал, а я все еще никак не могла успокоиться. Как так можно вообще? То спину Къяру подставляем, а то Араэна на нами же завоеванный престол.

– Если быть конкретными, то мной, а не нами, нежная моя, – провокационно напомнил кесарь.

– Я присутствовала! – возмущенно напомнила.

– Ммм… – многозначительно протянул Араэден, явственно издеваясь.

– Я вдохновляла вас на бой! – не отступала жертва извращенной пресветлой логики. – И вообще вы мой муж, соответственно, все что ваше – мое, победа так же. Никакого Араэна на МОЙ престол!

– Мне очень понравилась фраза «все что ваше – мое». Хорошо звучит. Так что у нас с фразой, нежная моя?

Неодобрительно посмотрев на улыбающегося императора Эрадараса, раздраженно подумала, что это просто невыносимо. Недоглядишь за Тэхарсом, он тут же с орками кабальный договор подписывает, не доглядишь за кесарем – так у него склероз очень несвоевременно проявляется.

– Этот темный убивал вас трое суток! Трое суток! Вы что, Мать Прародительница, чтобы прощать врагам нашим?! Что на вас вообще нашло?! Это додуматься надо было! Это…

Договорить кесарь не дал. Плавно поднялся, заставляя встать и меня, прижал к себе практически рывком, коснулся моей щеки, и глядя в мои глаза, тихо произнес:

– Кари, мудрость вождя орков Лесного племени. Сейчас. Вода и сила. Ну же?!

Я дернулась, все так же безумно возмущенная вообще его попустительством в плане принца Ночи, и вдруг очень отчетливо вспомнила – теплый вечер, охт лесного племени, огромное бревно которое папочка принес для меня, и проникновенные слова шенге:

«Утыррка иметь магию, но Утыррка должна знать – земля хранить силу. Сила, – папа указал рукой на окружающее пространство, – везде. Дерево, птица, трава – везде».

И глядя в льдистые глаза кесаря, я прошептала великую мудрость орков:

– Сила – как вода. Много есть. Хранить силу – плавать в озере, наполнив рот водой и боясь умереть от жажды…

Я только прошептала, но практически сразу ощутила, как вода вокруг становится светлее, как я делаю вдох полной грудью, как по венам струится сила, напрочь лишая меня той тяжести, что оказывается невыносимо давила, заставляя обессилено лежать на земле, не в силах даже шевельнуться. И сила, она окутывала меня мерцающим коконом, окутывала все плотнее, практически вырывая из объятий кесаря, и заставляя оттолкнувшись от земли, плыть вверх. Туда где свет. Где жизнь! Где, между прочим, чуть Араэна на трон не посадили!

***

Первым ощущением была боль. Боль в легких, в которые воздух врывался едва ли не разрывая их, боль в глазах от солнечного света, боль в каждой словно затекшей и затерпшей мышце.

– Утыррка, – прорычал папа, подхватывая меня на руки и прижимая к себе.

И я распахнув плохо поддающиеся веки, взглянула на самого родного и близко мне папу на свете. У меня, к сожалению, не было сил, чтобы его обнять, но я хотя бы теперь могла смотреть, чувствуя, как по щекам текут слезы…

Зато у меня хватило сил, едва услышала едва слышный стон, повернуть голову… Кесарь медленно поднимался с земли, вытирая льющуюся с губ кровь, поданным рабыней платком. Но едва ли это могло помочь – вся белоснежная рубашка и частично брюки были залиты алой кровью императора.

Араэден мгновенно прочитавший мои встревоженные мысли, лишь глянул, открыл портал и исчез, не желая кому бы то ни было демонстрировать свою слабость и оставляя меня в диком потрясении – откуда столько крови?!

– Шенге… – прошептала я, глядя на то место где теперь не было кесаря…

И это было единственное, на что меня хватило – я потеряла сознание мгновенно.

***

В себя приходила почти счастливая – шенге был рядом. Орк бережно растирал мои ноги, руки, убирая боль и возвращая мышцам подвижность. Так что в какой-то момент я смогла сжать его пальцы, но не могу сказать, что это принесло мне радость – меня мгновенно приподняли и в рот полилось что-то горькое настолько, что появилось желание снова упасть в обморок.

Но папа сказал:

– Утыррка должна пить, – и я послушно все выпила.

Хотя вообще хотелось плеваться.

Но вместо этого, я откашлялась после невероятнейшей гадости и задала первый вопрос:

– Где кесарь?

Вторым моим действием была попытка открыть глаза. Удалось, не с первого раза, но удалось – я настойчивая. Обнаружилось, что я лежу уже не в саду, в котором пришла в себя, а в императорской спальне. Рядом со мной сидел папа, у окна обнаружился Рхарге, радостно оскалившийся едва я на него посмотрела, а вот с другой стороны стоял огромный лесной орк, которого я помнила еще совсем орченком.

– Рух… – прошептала потрясенно, глядя на огромгого орка повыше даже Рхарге.

– Утыррка, мой любимый веселый орк, – прорычал Рух, подавая шенге вторую порцию явно гадости.

Гадость была зелено-болотного цвета, пахла так, что хотелось нос закрыть рукой, и в целом не вызывала аппетита вообще никакого.

– Утыррка пить, – непреклонно сказал шенге, приподнимая мою голову и заставляя вот это вот пить.

Дохлые гоблины, на дне чего-то там, где было темно, оказывается, собственно было еще не так плохо. Но папа был суров, непреклонен и вообще вождь, так что мне пришлось все выпить. И после, лежа на подушках и мечтая сдохнуть, я вот искренне недоумевала почему это мне приходится пить всяческую гадость, а кесарю нет? Где справедливость вообще?!

– Шенге, Ледяной Свет тоже пить всякую гадость? – доглотав оную, поинтересовалась я.

Суровый вождь Лесного племени отрицательно покачал головой, и произнес:

– Ледяной Свет приходить, когда Утыррка перестать дышать полностью. Сидеть рядом. Долго. Сражаться со смертью за Утыррка. Потом начать умирать. Много крови, долго. Утыррка вернуться к жизни три дня назад. Я не видеть Ледяной Свет с этого момента.

И мне стало нехорошо. Как-то вот очень нехорошо. Вообще и так не то чтобы было отлично – тело болело, затекшие мышцы ныли все и каждая, казалось в них впиваются сотни тонких игл, и это было гоблински больно, но я была жива. Я жила, и точно знала, что теперь буду жить дальше, а кесарь?

– Шенге, – я попыталась сесть, и мне это удалось раза с пятого, и то, потому что папа поддержал, а Рух пару подушек подложил под спину, – нужно найти Ледяного Света. Очень нужно.

Менее всего я ожидала, что после этих слов папа нахмурится, и прорычит:

– Ледяной Свет убивать Утыррка! Приносить в жертву! Ледяной Свет…

Недоуменно глядя на папу, я переспросила:

– Что?!

Ответил Рхарге.

– Утыррка, мы знаем, что Ледяной Свет принес тебя в жертву, нарушив данное племени обещание.

Теперь я очень недоуменно смотрела на Рхарге. Орк, тяжело вздохнув, подошел, присел на корточки перед кроватью, взял меня за руку и рассказал:

– Когда Ледяной Свет принес тебя, умирающую, в охт, Джашг не мог тебя спасти, без силы Ледяного Света. Ледяной Свет давать силу и давать клятву, говорить, что никогда не причинит вред Утыррка. Он нарушить клятву. Он убить тебя.

Ммм, не то чтобы я любила кесаря, а даже и наоборот, если честно, но справедливости ради:

– Шенге, – я виновато опустила взгляд, – Ледяной Свет не убивал меня, я вспомнила твою великую мудрость, призвала силу, когда он думал, что у меня ее больше нет, и убила себя сама…

И вот после этих слов смотреть на папу мне лично было страшно, особенно когда я услышала глухой полный ярости рык. И нет, к папе у меня претензий не было, я бы тоже была в ярости, если бы моя дочь себя очень неслучайно взяла так и убила, но и легче мне от понимания его чувств не было.

Все так же виновато глядя на собственные руки и только, добавила:

– Кесарь убивал Динара, что мне было делать?

– Утыррка! – в бешенстве прорычал мой папа.

– Утыррка очень, очень, очень глупый орк! – не сдержался Рхарге.

Я вообще считаю, что нет… но вот если бы у меня была дочь, и она себя зарезала ради любимого – вряд ли я бы порадовалась факту ее жертвенности, так что папу понять было можно, конечно, но с другой стороны… что сделано, то сделано.

– Зато Динар жив…– выдвинула я робкий аргумент.

На мой аргумент, раздался еще более явственный рык шенге. Я подняла взгляд на папу и поняла, что меня будут воспитывать. Сурово и жестко воспитывать, и, кажется даже прочтут лекцию на тему излишнего стремления протыкать себя всяческими ржавыми мечами и прочая. Но так как в данный момент я едва ли была в состоянии подобную лекцию выслушать, папа лишь прорычал укоризненно:

– Утыррка!

Я улыбнулась – это было самое любимое из всех моих имен.

– Утыррка сожалеть, – на оркском солгала я.

– Утыррка не жалеть ни единой секунды, – возразил Рхарге. – Утыррка быть маленький влюбленный орк, и поступить как влюбленный орк.

– Утыррка любить Алое пламя? – удивленно переспросил Рух.

И я поняла что никакой он не взрослый – вымахал больше Рхарге, это да, но похоже еще совсем подросток.

– Утыррка ребенок, – вставил свое весомое слово шенге, – и Утыррка так и не слушать свое сердце.

Я почему-то почувствовала себя виноватой. А папа, глянув на Рхарге и Руха, вот одним этим взглядом, выставил обоих за дверь. И когда та за ними захлопнулась, великий вождь Джашг повернулся ко мне и началось.

– Как ты могла? – на оитлонском, чистым, не исковерканным произношением языке, вопросил папа. – Как ты могла?!

Я невольно сжалась под одеялом, а шенге продолжил:

– Утыррка, дочь моего сердца! – он ударил себя могучей рукой в волосатую грудь. – Дочь моей души! Моя дочь! А дети не должны умирать раньше родителей! Такого не должно быть, Утыррка!

Он свирепо смотрел на меня и был так зол, как не был даже когда застукал нас сАршханом там, под водой.

– Пять десятков лет я думал, что Ледяной Свет убил тебя. Каждый день просыпался с воспоминанием о белой шкуре, залитой твоей алой кровью! Пятьдесят лет ощущения вины, за то, что не уберег, поверил врагу, позволил себя обмануть! Я винил себя в твоей смерти!

– Шенге… – потрясенно прошептала я.

– Джашг был плохой отец для Утыррка! – вновь перешел он на оркский. – Джашг смотреть на других детей каждый день, и думать про Утыррка! Видеть счастливые улыбки, и вспоминать кровь Утыррка. Много крови… Я быть могучий дерево сломленный утратой! Утыррка поступать плохо!

Я опустила голову, скрывая слезы.

– И не учить ошибка прошлого, – продолжил устало папа. – Ничему не учиться. Зачем Утыррка оживлять Джашга? Чтобы он, узнав о том, что она жива, видеть ее медленный смерть?!

А, то есть за, то, что я их спасла, мне сейчас тоже достанется.

Так и вышло:

– Джашг стар! – прорычал папа. – Рхарге и Рух связаны кровью, их жизнь продолжилась бы, но Джашг готов был умереть, Утыррка. Я узнал, что ты жива. Что ты на острове Свободных людей и мир слушает тебя, я был счастлив и готов умереть… но я не готов был видеть как умираешь ты!

Шенге потянулся, сгреб меня оромными лапами, прижал к своей груди и прорычал, укачивая как ребенка:

– Утыррка, любимый дочь Джашга, видеть твою смерть невыносимо. Зачем Утыррка отдавать все? Зачем?

Чувствуя, как глаза жгут слезы, тихо ответила тоже на оркском:

– Потому что Джашг любимый шенге Утыррки, Утыррка не могла иначе. Просто не могла…

Папа глухо простонал, прижимая меня к себе, и не сказал больше ничего.

Мы просидели так долгое время, пока я вновь не заснула на руках у шенге, ощущая себя все еще безумно слабой, настолько, что даже лечь обратно я не смогла бы.

***

Следующее мое пробуждение было на закате. Точно на закате, потому что вся спальня окрасилась в нежно-розовые тона, и поэтому открыв глаза я даже не сразу поверила увиденному – в спальне сидел Адрас, рядом с ним висели Мрак и Тень, а огромный шенге стоя у окна осторожно держал махонького, вообще очень крохотного особенно в сравнении с орком младенца.

– Адрас, – прошептала я, улыбнувшись брату. – Мрак…

Мрак метнулся ко мне быстрее, обнял, невесомо, отстранился, вглядываясь в меня алыми прорезями глаз, и посторонился, уступая место принцу Мрака.

Темный подошел, присел на край постели, протянул руку, коснулся моего лба, погладил по щеке, и спросил:

– Как ты, Катрин?

– Понемногу прихожу в себя, – улыбнулась ему.

Мрак устроился на постели с другой стороны, лег, подпирая голову монстрической лапой и тоже внимательно смотрел на меня.

– Юранкар передает тебе привет, – сообщил Адрас. – А так же мастер Соно, Ошрое Великий Топор Ручка, и особенно моя мать…

На последнем слове его голос дрогнул, и принц резко отвернулся, пытаясь скрыть эмоции.

– Как она? – мгновенно спросила я.

– Жжжива, – Адрасу нелегко далось это слово.

Я понимала его чувства.

– Ну,– бодро улыбнулась, – все благодарности за ее оживления можешь передать своему отцу. Эту сволочь уже похоронили?

Принц быстрым движением смахнув слезы, повернулся и удивленно посмотрел на меня.

– Для оживления людей, и тебя, и вообще всего до чего смогла дотянуться, я использовала силу Арахандара, – сообщила я брату. – Так что он умер с пользой. С огрооооомной пользой.

Выражение лица Адраса стало непередаваемым.

Шенге, прекратив баюкать уже спящего младенца, посмотрел на меня и спросил:

– О чем Утыррка говорить с темным принцем?

Да, сложности перевода, я как-то подзабыла, что шенге и орки не знают местного языка.

Попыталась приподняться на постели, и Мрак любезно помог мне, это, во-первых, и укутал, во-вторых. И вот в полусидячем положении, я приступила к светским обязанностям.

– Шенге, это Адрас, мой брат, и его Тень и Мрак – темные сущности, я еще не разобралась откуда Тень взялась, но сейчас узнаю.

Папа величественно, даже не знала, что он так умеет, склонил голову, Адрас поднявшись, отвесил грациозный поклон и тогда уже ему на языке пресветлых, который странным образом практически идентичен языку темных, сообщила:

– Адрас, это мой папа Джашг, вождь Лесного племени.

Принц Мрака чуть не рухнул.

Быстрый взгляд на меня, бледную немочь, на могучего орка, на меня…

– К сожалению, не родной отец, – решила я помочь ему в понимании ситуации, – но зато самый настоящий.

Адрас никак не став это комментировать, вдруг спросил:

– А ребенок?

– Мой! – гордо заявила я, чувствуя себя практически матерью. – Извини, но его тоже зовут Адрас.

Это темный пережил уже с трудом, но Тень, вообще кстати не ехидничая, смоталась и принесла ему стакан воды, и Адрас его даже почти до конца допил, когда я решительно добила его последней новостью:

– И на престол Тэнетра взойдешь ты.

Подавился.

Рух, подойдя, заботливо похлопал пытающегося откашляться принца по спине, и если в сравнении с людьми темные еще были ничего, то в сравнении с могучими орками… в общем я попросила:

– Рух, осторожнее, – но было уже поздно, кажется Адрасу грозил синяк на полспины.

Рхарге, с улыбкой понаблюдал за всем этим и спросил у меня:

– Что Утыррка говорить смуглому?

– Утыррка говорить Адрасу, что он быть император, – ответила я.

И Рух передумал продолжать избиение принцевой спины. Все-таки одно дело принц, и совсем другое целый император. И даже руки быстро убрал за спину, и отступил на шаг, а Адрас, выпрямившись и не сдержав страдальческого выражения скривился, но почти сразу взял себя в руки и спросил:

– Почему я?

О, я могла бы дать на это полномасштабный и развернутый ответ, но сказала просто:

– Ты мне нравишься, а Араэн и Къяр нет.

Адрас вопросительно изогнул бровь.

– Ты Араэдена не убивал и даже не пытался, – выдвинула я второй аргумент, не такой весомый как первый, но тоже имеющий право на жизнь.

Бровь темного скептически надломилась и я поняла, что без обоснования дело не выгорит. Страдальчески вздохнув, обмякла на подушках и произнесла уже серьезно:

– Адрас, ты единственный из оставшихся принцев наполовину тэнетриец, а на другую человек. Соответственно твоя кандидатура устроит как темных, так и те человеческие королевства, что отныне вновь населяют Сатарэн и большей частью находятся на темной части этого мира.

Он выслушал меня молча, а затем тихо произнес:

– Катрин, это огромная ответственность, я…

– Ты тот, кто осознает, насколько это значительная ответственность – а значит ты уже лучший кандидат на престол, – я улыбнулась практически брату.

Хотелось потянуться и обнять, прижаться к его груди и поверить в то, что я сумела вернуть его к жизни. Плевать каким образом, но вернула. И больше никогда, никакой магии, вообще. О, Великая Мать Прародительница, больше никакой магии! Сейчас, глядя на Адраса, я молча давала клятву самой себе, что сделаю все, только бы не допустить больше ни массовой гибели людей, ни смерти тех, кто мне дорог. Кстати, о тех кто дорог:

– Адрас, где император Эрадараса? – спросила я.

Еще хотела спросить о Динаре, но кесаря принц Мрака знал, а вот о Динаре был не в курсе. Но как оказалось – Адрас и на тему кесаря тоже едва ли мог что-то сказать.

– Он был с тобой, – нахмурившись произнес принц. – Араэден дал инструкции мне, отдал приказы Араэну, лорду Кеанрану и Даиру… ммм… прости, я не запомнил имени, полный титул – айсир Грахсовен, насколько я понял, он прибыл из твоего мира и сейчас под его управлением человеческие маги Тэнетра. После чего, император занялся тобой, успешно, как я вижу.

Да уж, успешнее некуда. Вопрос только куда сам кесарь делся.

Адрас, прищурился, пристально глядя на меня, и спросил:

– Катрин, что не так?

Судорожно сглотнув, я практически взмолилась:

– Найди мне Араэдена. Пожалуйста…

Мой брат не стал ничего больше спрашивать – взгляд на Тень и Мрак и те растворились, исполняя приказ. Адрас же поднялся, подошел к постели, обнял меня, развернулся и вышел – призвать портал в спальне кесаря он не мог, но шагнул в искрящиеся грани, едва вышел за порог. А я поняла, что меня потряхивает нервной полной ужаса дрожью.

– Утыррка волноваться? – спросил Рух.

– Утыррка думать где Ледяной Свет, – прошептала я.

Не то чтобы я там сильно переживала, просто…

– Ледяной Свет имеет дурацкий привычка подставлять спину врагам, – сообщила я оркам.

Шенге, с усмешкой, обнажившей клыки, глянул на меня и сказал:

– Ледяной Свет имеет дурацкий привычка отдавать все Утыррка. Силу, жизнь, магию.

Я напряженно посмотрела на папу.

– Утыррка думать, что Ледяной Свет гордый как волк – уходить и умирать молча? – озвучил мои смутные опасения шенге.

И я была вынуждена признать:

– Он может.

Хотелось бы сказать по-другому, и вообще что-нибудь другое, но…

– Этот ребенок, – я посмотрела на маленького Адраса, – сын мужчины и женщины, которые убивали Ледяного Света. Убивали долго и мучительно. Но он все равно едва услышал ее предсмертный зов, перенесся к ней и спас ребенка. Ледяной Свет знал, что это ловушка, и все равно спас ребенка.

Я оборвала себя, осознав, что от нервов и слабости уже заговариваюсь. И все же:

– А еще Ледяной Свет любит подставлять спину врагу, а потом сражаться с целым войском с ядовитым кинжалом в этой самой спине! А потом он любит сидеть и умирать до самого утра! А потом…

Шенге подошел и очень аккуратно и бережно переложил ребенка мне на руки. Маленький Адрасик хотел было закричать, недовольный тем, что его потревожили, но едва я нежно обняла его, перестал кривить мордочку и заулыбался. Такой удивительный смуглый малыш с ярко-синими глазами и уже заметно прорезающимися клыками.

– Если родители погибать, любви нужно больше, и больше тепла, – сказал папа.

Я понимала это, и все же:

– Его родители живы, – глядя на маленького, качать которого как это делал шенге у меня не было сил, – но это сложный мир, светлые леди слишком хрупкие для его реалий, и мать Адраса сейчас не в состоянии принять своего ребенка.

Папа присел на корточки рядом с кроватью, внимательно глядя на меня, и этим взглядом давая понять, что он хочет услышать дальше. Недолго думая, сдала все явки с паролями, честно объявив:

– Они извращенцы. И темные, и светлые. А еще имеют виды на женщин гномов!

На последней фразе у уже немаленького Руха отвисла челюсть. И вот долго можно было бы думать с чего бы, но тут Рхарге спросил:

– Женщины гномов тоже лысые и бородатые?

– Да-да, и бороду заплетают в косичку!– окончательно опозорила я светлых вместе с темными.

Орки мрачно переглянулись, судя по всему, одного этого им хватило для явственного осознания, что пора валить отсюда.

– Вообще сам мир очень хороший, – я аккуратно легла на бок, перекладывая маленького Адрасика и забирая у него прядь моих волос, с которой малыш начал играться. Не знаю, но мне кажется, он был каким-то слишком развитым для ребенка двадцати дней от роду, с другой стороны кесарь вон тоже родился от темного у светлой и итог впечатляющий… наверное. В смысле будет, если с ним все хорошо… надеюсь с ним все хорошо…