Текст книги "Дети Филонея"

Автор книги: Елена Жаринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Жаринова Елена
Дети Филонея

Таинственна эта ветвистость жизни: в каждом былом мгновении чувствуется распутие – было так, а могло бы быть иначе, и тянутся, двоятся, троятся несметные огненные извилины по темному полю прошлого.

В.Набоков. "Соглядатай"

7 апреля, пятница

Подземный поезд летел в полночь. Пустая пивная банка каталась по вагону. Молодой человек приятной наружности тупо смотрел в глаза своему отражению в темном окне.

Разводы тоже совершаются на небесах, думал Влад. Нет еще и двенадцати, а он уже едет домой. Практически трезвый, только голова тяжелая и пустая, как чугунный колокол. И в самом деле, что за повод – обмывать штамп в паспорте? Сегодня ничего не случилось. Все произошло еще осенью, когда он бежал, теряя тапки, к лифту. Догнать, остановить, удержать силой, запереть, связать, пока не одумается… Но двери лифта театрально сомкнулись и скрыли лицемерную грусть на ее лице. "Мне правда жаль…"

И все-таки разводы тоже совершаются на небесах, снова подумал Влад. Все было правильно, все было не зря: порванные в клочья нервы, и стертые под корень зубы, и ноющие как после драки скулы. Сегодня он впервые почувствовал: Лена – да, теперь уже можно, теперь уже не больно называть ее по имени, – так вот, Лена отпустила его навсегда.

Влад сонно оглядел попутчиков. Слева от него сидел беспокойный чернявый тип в затрапезном синем плаще. Он то и дело поглядывал на часы, а однажды бросил вслух что-то вроде: "Скоро полночь!" Влад инстинктивно отодвинулся подальше. Сумасшедших он не любил. Да и кто их, собственно, любит?

У противоположных дверей стоял мальчишка – невысокий, полненький, как заядлый посетитель Макдоналдса. Он был полностью выключен из внешнего мира: заткнул уши плеером и терзал какую-то игрушку на мобильнике. Похоже, он просто не замечал, что вагон опустел и в нем полно сидячих мест.

Прямо напротив сидела тетка неопределенного возраста. Она то ела Влада глазами, то утыкалась в растрепанную книжонку. Печальная мышь в вишневом пальто. Зато справа… Нежный профиль, смуглый румянец щеки, черный шелк волос… Прекрасная островитянка, пылающая мечта моряка, потерпевшего кораблекрушение! Но вот она повернулась и превратилась в лопоухую, круглолицую мартышку. Мартышка презрительно дернула носиком и застучала лопаточками ногтей по клавишам мобильного телефона.

"Сукин сын!" – думала мартышка-островитянка (а разве одно исключает другое?). Сукин сын! Самый гнусный, грязный, мерзкий сукин сын! Испортить такую вечеринку! Еще нет и полуночи, веселье в самом разгаре, и ди-джей сегодня такой классный, а она уже едет домой. И все потому, что не в силах находиться под одной крышей с таким уродом, как Паша.

Девушку звали Лиза, и она только что поссорилась с любимым.

Поезд набирал ход, но вдруг резко остановился. Пивная банка укатилась в конец вагона. За окном, в темноте тоннеля, замигали какие-то лампочки. Раздался свист встречного поезда. "Стоим!" – патетически возвестил сосед в синем плаще. Пассажиры обменялись нервными взглядами.

Ишь, загляделся! – хмыкнула Лиза, покосившись влево, на Влада. Симпатичный блондинчик, только пьяный. Для него сейчас некрасивых женщин нет. Не ровен час, он и к Ульяне Николаевне подсядет.

Свою бывшую историчку, сидевшую напротив, Лиза узнала. Но сразу подойти постеснялась, а теперь было уже неудобно. Жаль: она нормальная тетка. Вот только, бедняжка, одета в сплошной антиквариат. Пытается быть элегантной, а выглядит скучной и старомодной.

Ульяне Николаевне тоже показалось знакомым лицо девушки напротив. Она прищурилась и тут же увидела строчку в классном журнале. Лапина Лиза, 11 "Б".

Девушка стрельнула глазами и потупилась. Не узнала или сделала вид. Подвыпивший молодой человек в рыжей замшевой куртке смерил Ульяну оскорбительно-равнодушным взглядом. Зато мужчина, похожий на пожилого индуса, доброжелательно улыбнулся. Потом вдруг вскочил и – этого еще не хватало! – направился к ней. В этот момент поезд тронулся, "индус" покачнулся, чудом не сел Ульяне на колени и тяжело плюхнулся рядом.

Влад напрягся. Печальная мышь отшатнулась и гневно захлопнула книжку, но чернявый губошлеп не отодвинулся. Он что-то ей говорил и даже лез с руками. Вот козел! Только этого не хватало…

– Эй, приятель! – негромко бросил Влад. Язык почему-то слушался плохо.

Чернявый оставил мышь и метнулся назад, к Владу, как к родному.

– Не спрашивайте меня ни о чем, просто возьмите визитку. Выучите телефон наизусть. Если почувствуете что-нибудь необычное, сразу мне позвоните! И ни о чем не спрашивайте, просто у меня такое предчувствие!

Его взволнованную тираду перебил голос из репродуктора: "Сенная площадь. Следующая станция – Технологический институт". Двери распахнулись.

– Вам могут сказать, что вы не туда попали, – не унимался псих. – Не пугайтесь. На обороте я написал место встречи. Летний сад, у памятника Крылову, с восьми до десяти вечера. Это надежно, я буду вас там ждать. Да возьмите же визитку!

В руках у психа серебрилась карточка. Его обрюзгшее лицо вдруг вызвало у Влада неконтролируемый приступ беспокойства. Он сорвался с места и выбежал из вагона, с наслаждением услышав за спиной лязг закрывающихся дверей.

На табло светились зеленые цифры: 23.59. Рядом мелькали секунды. Наконец, вздрогнув, цифры превратились в нули. Наступила полночь.

К противоположной платформе подошел поезд. "Площадь Мира, – сообщил приятный голос. – Следующая станция…"

Только сейчас, прислонившись к колонне, Влад понял, что все-таки перебрал, и здорово перебрал с пивом, отмечая развод. Его мутило, и страшно хотелось спать. Еще он испытывал легкие угрызения совести, от того что оставил несчастную мышь с этим маньяком. Ничего. В конце концов, в вагоне есть тревожная кнопка. А он и так выскочил на остановку раньше. И что теперь? Ждать следующего поезда? Или черт с ним, подниматься и ловить машину?

Влад сам не заметил, как оказался на улице, как доковылял до Московского проспекта, остановился на обочине и поднял руку.

Проспект был необычно пуст. В такое время любо-дорого воспользоваться главной городской магистралью, поймать "зеленую волну" и втопить соточку, а то и все сто двадцать. Влад вспомнил красный "шевроле", отданный при разводе жене, и загрустил. А был ли "шевроле", – вздохнул он. Откуда бы и взяться этому "шевроле"? – чудило сознание.

Наконец рядом остановились жигули-тройка.

– Куда едем? – раздался предсказуемый кавказский акцент. В салоне играла национальная музыка. Старая кассета ужасно скрипела.

– Стачек двцтьтри. Упс… Не то… – Влад сконцентрировался и четко произнес: – Улица Сантьяго-де-Куба, дом восемь.

– Уверен? – усмехнулся водитель. – Ладно, садись.

Влад забрался на заднее сидение и порылся в карманах в поисках телефона. Интересно, ребята уже разошлись?

Телефона не было. Неужели потерял, пьяный раздолбай? Или псих изловчился украсть, пока заговаривал зубы. Это очень обидно: телефон был новый и дорогой. Впрочем расстраивался Влад недолго, потому что задремал.

– Приехали, – разбудил его голос водителя.

– Куда?

Влад опустил стекло и дико огляделся. Зачем этот хачик привез его к родителям? Он что, спьяну назвал старый адрес?

– Сантьяго-де Куба, дом восемь, – подтвердил водитель.

Влад помотал головой.

– Не. Мне на Стачек надо.

– Стачек-шмачек! – взорвался водитель. – Я тебе что, нанимался через весь город кататься?! Деньги плати, выходи давай. Тебя мама ждет, жена ждет…

– Это вряд ли, – буркнул Влад. Но упрямиться не стал, отдал деньги и вышел из машины. Та, негодующе взвизгнув покрышками, унеслась прочь.

Засунув руки в карманы, Влад посмотрел на темный седьмой этаж. Да уж, мама его точно не ждет. Родной сын – это хорошо, а здоровый сон лучше. Но не торчать же на улице? Хотя вечер по-весеннему теплый, а еще вчера ночью был настоящий мороз…

Уже открывая дверь, Влад с удивлением понял, что родителей дома нет. Мама бы непременно закрылась на задвижку. Где-то загуляли старики… Очень кстати. Влад сбросил ботинки, отсыревшие носки и босиком прошлепал в комнату.

Пульт от телевизора он не нашел и долго возился с кнопками, переключая каналы. С каналами была какая-то чертовщина. Время детское, без десяти час, а повсюду только сетка. Выключив бесполезный ящик, Влад вышел на кухню, надеясь согреть чаю. И тут ему стало по-настоящему плохо.

На столе, прижатая хрустальной солонкой, лежала телеграмма: "Приезжаем восьмого апреля в тринадцать двадцать Гена встретит целую Лена".

Сначала Влад тупо вглядывался в прыгающие буквы. Потом прочел вслух:

– Гена встретит целую Лену.

Хмыкнул:

– Целую. Не частями. Очень мило с его стороны.

А потом до него дошло.

"Целую?" Это что, насмешка? Влад вцепился в край стола, чувствуя, как хмель уходит из головы, оставляя болезненную занозу.

С какой стати она шлет телеграммы его маме? С кем она приезжает? Откуда, черт возьми? Влад схватил сероватый казенный бланк: телеграмма была на его имя.

И тогда Влад сделал лучшее, что можно было придумать в такой ситуации. Он вернулся в комнату, достал из бара бутылку коньяку, налил себе полстакана и залпом выпил. А потом не раздеваясь рухнул на высокую, мягкую родительскую кровать.

Ресторан «Исидора» не спал. Похожая на мальчика певичка, сидя на высоком стуле, интимно шептала в микрофон. Старый клавишник посылал в зал электронные рулады. По сцене полз ядовито-розовый дым. Между столиков танцевала пара. Пожилой гражданин интеллигентной наружности безнаказанно тискал свою юную, но совершенно пьяную партнершу.

Все это плебейское безобразие мало волновало компанию, закрывшуюся в зале для особых посетителей. Сюда заглядывал только официант, и каждый раз у него на подносе был соблазнительно запотевший графин. Но люди, собравшиеся здесь, умели пить не теряя головы.

Семеро мужчин в хороших костюмах неторопливо, с достоинством, кутили. Обменивались короткими тостами, выпивали, крякали, закусывали черной икрой. Называли друг друга по-отчеству: Иваныч, Петрович, Валентиныч.

– Да ты чо, Иваныч! Чо я, виски не пробовал? По мне так дрянь. Все дрянь. Есть водка – и есть все остальное. Когда она в тебя эдакой холодной лягушенцией прыгает – это, Иваныч, уже не просто крепкий алкоголь. Это философия.

– Не, Валентиныч, не скажи. Тут важен момент. Иногда вечером откроешь балкон, зажжешь торшер, кино включишь про Джеймса Бонда. И если плеснуть вискаря на два пальца, а потом закурить сигару… Это, брат, тоже философия.

– Вражеская, заметь, философия… Эй, Иваныч! Да ты чо, Иваныч! Я ж шучу…

Его собеседник процедил сквозь зубы:

– Все нормально… Пойду подышу.

Он распахнул дверь в общий зал, на мгновение исчез в розовом дыму, обогнул танцующую пару. Пожилой гражданин топтался на месте, боясь разбудить партнершу, уронившую голову ему на плечо.

Майор госбезопасности Адольф Иванович Шелест вышел на крыльцо. Апрельская ночь была по-летнему теплой. Улица молчала, окна старого дома напротив были темны. Только в луже у поребрика рябили зеленые буквы – отражение ресторанной вывески.

Майор рванул карденовский галстук и выпростал шею из тугого воротника. В голове у него только что словно прорвало плотину, и теперь потоком неслись странные воспоминания о чужой, чудовищно чужой жизни. Под ногами майора разверзлась пучина безумия. Но майор устоял.

Он оценил ситуацию холодно и трезво. Итак, случилось то, к чему его готовили с раннего детства. Он выучил назубок инструкции, не веря до конца, что когда-нибудь придется их применить. И теперь его долг – соблюсти каждый параграф, каждую букву.

Майор Шелест поправил галстук и застегнул рубашку. Он посмотрел на часы – полночь наступила пятнадцать минут назад. Уже пятнадцать минут! Больше он не собирался терять ни секунды.

Той же ночью Аэлита проснулась в своей постели не одна. Она осторожно и брезгливо потянула одеяло. Худые плечи спящего недовольно поежились.

Господи, это же Енот! Аэлита зажала себе рот, чтобы не расхохотаться. Нет, господа, так не бывает. Не может вселенная перевернуться только для того, чтобы подложить ей в постель этого сопливого придурка. А потом смех прошел. Она машинально набросила одеяло обратно на спящего и закрыла глаза.

Она не спеша вспоминала, как впервые услышала о Сбое от отца. И как обрадовалась, узнав, что в этом скучном мире все-таки происходят чудеса. И как мучительно боролась со своим неверием, с тысячью сомнений и ежедневных разочарований. И как ждала, что в одну прекрасную ночь…

Теперь это случилось – а она не рада. Ведь раз Реальность изменилась, значит АМ не сработал. Ее детище, ее создание, подвел мамочку… Следующего шанса придется ждать сто лет, а может, и дольше. Нет, Монечка, конечно, ни при чем. Это она, тупоумная овца, что-то напортачила в командах. И теперь всю оставшуюся жизнь она будет искать эту ошибку, а что толку? Чтобы программа заработала, нужен Сбой. Теперь его, может быть, придется ждать двести лет…

Конечно, ее труды не пропадут. Во время следующего Сбоя АМ непременно сработает. Когда от нее останутся только кости, кто-то другой испытает оглушительное счастье. Но как обидно, как обидно… Аэлита тихо заскулила.

– Ты чего не спишь? – из-под одеяла высунулась лохматая голова Енота. Сонно покачиваясь, он уставился на Аэлиту. В его близоруких глазах появился благоговейный ужас. – Это произошло, да? И мы здесь… Мы с тобой, что ли…

Он потянулся к ней, но Аэлита резко ударила его по руке.

– Губу закатай! И вообще. Бери одеяло и проваливай на диван, на кухню. Дай мне подумать.

Енот шмыгнул носом, но возражать не посмел – сгреб в охапку одеяло и вышел из комнаты.

Аэлита уже и думать о нем забыла. Голая, с торжественным и строгим лицом она сидела на кровати. Апрельский месяц поливал серебром ее плечи. Тонкие пальцы подрагивали на простыне, словно перебирали клавиши. В голове выстраивались длинные алгоритмы.

Нет, малыш не мог подвести мамочку. Все команды введены правильно. АМ сработал, как только произошел Сбой. Но… Но сработал он совсем не так, как она планировала. И теперь она понятия не имеет, к чему это приведет.

8 апреля, суббота

Настенные часы показывали десять. Сквозь золотистую занавеску по комнате рассыпалось солнце. За окном весело звенели трамваи, у соседей играла музыка.

Влад блаженно потянулся и в последний раз зарылся лицом в прохладную подушку. Он не собирался долго валяться: сегодня возвращаются Лена с Анюткой, и у него полно дел.

Он мысленно сосчитал до трех и на счете "три" соскочил с кровати. Нырнул в солнечный свет, словно в теплое озеро, сделал несколько махов руками, пробежался на месте, дотянулся до кнопки радиоприемника.

– …трудовой ритм страны, – бодро сообщила диктор. – Сбор фисташковых орехов начали лесоводы Узбекистана. Хлеборобы Оренбуржья отправили в закрома страны первые тонны хлеба. Трудовая победа героев пятилетки…

Влад покрутил настройку, нашел музыкальную волну. Потом захватил гантели и вышел на балкон.

На дворе стояла весна. Ветки берез, протянутые в синеву, казались золотистыми. Детвора уже расчертила на классики сухой и чистый асфальт. Кое-где сквозь жирную черную землю проклюнулся зеленый ежик травы. Компания подростков с рюкзаками и гитарами прошагала к автобусной остановке. Воробьи чирикали взахлеб.

Отжимая гантель правой рукой, Влад с интересом следил за соседом. Тот намывал новенькую "десятку". Пшикал шампунем, тер тряпочкой, отходя, проверял, не осталось ли разводов. Ишь, облизывает, с добродушной завистью подумал Влад. Они с Леной только еще стояли в очереди на машину. Ничего, будет и на их улице праздник. Родители обещали помочь с гаражом…

Внезапный приступ головной боли застал Влада врасплох. Он сморщился, отложил гантели, потер виски, как обычно делала Лена. Боль быстро прошла, но остался какой-то неприятный осадок. Его развеял бодрый мальчишеский голос из радиоприемника:

Товарищ Тропинина, верь,

Мы молодость нашу не зря проживем

И завтра широкую дверь

В грядущее мы стране распахнем!

Наши песни – это что-то, привычно подивился Влад. Слова какого-то поэта Самоделкина, зато музыка… Невольно подпоешь этому мальчишке, и захочется что-то строить, куда-то шагать… Куда шагать? Да хотя бы в магазин. Лена вот-вот вернется, а холодильник пустой.

Собравшись, Влад пихнул в карман матерчатую авоську с надписью "Анапа" и вышел из дому, из подвальной тьмы и сырости подъезда на сухой солнечный асфальт.

Универсам находился в соседнем доме. Лена никогда не покупала в нем овощи. Она садилась на троллейбус, потом на метро и ехала на рынок. И правильно делала: на рынке есть хоть какой-то шанс победить в войне против мятых помидоров и гнилых огурцов-переростков.

Еще Лена рассказывала, как в школьные годы проходила практику в овощном магазине. Ему запомнился один неизгладимый образ: огромная бочка, в которой под толстым слоем белой плесени плавают зеленые помидоры. Или – бумажные пакеты со щавелем, до половины набитые листьями одуванчика. В общем, кроме расширяющего кругозор лексикона грузчиков, практиканты усвоили главный навык: никогда не покупать овощи в магазине.

Но ехать на рынок Владу было лень, и он занял очередь за картошкой в овощной отдел.

Впереди стоял парень в импортных джинсах. Он коротал время игрой на телефончике. Дорогая заграничная игрушка. Говорят, у них, на Западе, они на самом деле работают. Допустим, вы с приятелем договорились встретиться у метро. А там два выхода, и ты об этом забыл. Но вместо того чтобы ждать, как дурак, ты просто набираешь номер на такой штуковине. Сигнал приходит на специальную радиовышку, которая переправляет его на телефон твоего приятеля. И вот – да здравствует технический прогресс! – вы с приятелем счастливо обретаете друг друга. И все это называется сотовая связь.

При этом наши ученые быстро выяснили то, что тщательно замалчивается на Западе. Сигнал с такого мобильного телефона сопровождается мощнейшим излучением. Оно попадает прямехонько в мозг и вызывает необратимые генетические нарушения. Поэтому у нас сотовую связь вводить не стали. Телефончики, купленные за границей, – просто сувениры, забавные электронные игрушки. Как вот эта, например, Nokia-3310, – равнодушно подумал Влад. – Хорошая модель, но устаревшая.

И тут Влад вспомнил свой потерянный телефон – как его жаль, и как жаль телефонную книжку, оставшуюся в нем… Потом пришли совсем странные мысли: невыплаченный кредит… машину отдал Лене… Лена… Лена ушла… Сверкающее лезвие надвое рассекло память, и все заволокло красным туманом.

– Молодой человек, брать будете? Уснул, что ли?

Голос продавщицы колоколом отозвался в голове. Красные и белые пятна сфокусировались в ее лицо и крахмальную косынку. Влад машинально протянул авоську и пробормотал про пять килограммов картошки. Так же машинально забрал покупку и побрел к выходу. Его пошатывало, и мир вокруг словно покрылся частой черной сеткой.

На улице стоял все тот же веселый апрельский денек. Дети шли из школы в расстегнутых куртках. Алые галстуки нарядно развевались на ветру.

Влад вытер холодный пот. Что это было?! Что за бред?

Но малейшая попытка понять отзывалась новой болью в рассеченном сознании. Инстинкт самосохранения подсказывал: понять – потом. Сейчас надо выжить. И Влад, стараясь не думать вообще ни о чем, устремился к пивному ларьку.

Ларек окружала лужа, от нее за версту разило кислятиной. Рядом поправляли здоровье два небритых субъекта, молодой папаша с коляской и благообразный дедок с "Ленинградской правдой" в руках. Чей-то ротвейлер с одутловатым лицом хронического алкоголика лакал пиво из лужи. Он понимающе взглянул на Влада.

Пить пиво днем, да еще на улице, да еще перед приездом жены?! Все моральные принципы Влада содрогнулись при этой мысли. Но он заставил себя большими глотками опустошить полкружки. И анестезия подействовала. Мир снова стал надежен и привычен. Все остальное – просто гримасы физиологии. Реакция организма на первое весеннее тепло.

Однако нельзя обманывать себя бесконечно. Новый удар Влад встретил уже дома.

Вернувшись, он включил пылесос и заелозил щеткой по ковру. По телевизору крутили "Девчат", Владу захотелось переключить канал, и он завертел головой в поисках пульта.

Стоп, усмехнулось сознание. В твоем телевизоре "Радуга" нет дистанционного управления. Нет и не может быть. Потому что советскому человеку не впадлу встать с дивана и нажать на кнопку.

Влад нервно рассмеялся, не замечая, как пылесос жует край ковра. Вот те раз. Никогда не думал, что с ума сходят мгновенно. Шизофрения – это же не инфаркт… Но он прекрасно знал, с какого момента надо вести отсчет своему недугу. Вчерашний вечер, вагон метро и чернявый незнакомец, сующий ему в руку визитку: "Если почувствуете что-нибудь необычное, сразу мне позвоните!"

Это воспоминание обнадежило Влада. Может, все-таки это не он сошел с ума? Может, это вообще что-то не так?

А что, собственно, не так?

Влад выключил пылесос и сел на диван. Он старался дышать ровно – Лена учила так сосредотачиваться. В ритме медленных вдохов и выдохов происходящее как бы отстранилось. Превратилось в курьезный сон, который хочется вспомнить в деталях.

Итак, проблема в том, что он ощущает себя двумя разными людьми.

Вот, например, тот, кто сидит сейчас на диване, тупо положив руки на колени, – Владлен Никитич Верижников. Он инженер, работает в НИИ, занимается секретными разработками, связанными с атомной энергетикой. Двадцати девяти лет от роду, беспартийный, счастливо женат. В девяносто девятом году, перед дипломом, он ездил на молодежную стройку в Салехард и на обратном пути в поезде познакомился с Леной. Она училась в Ленинграде, а в Салехарде навещала родителей. Через два года весь институт гулял на свадьбе. Их дочке Анюте уже четыре. Вот фотография на книжной полке, где они все вместе на елке в детском саду…

Но с другой стороны он же – Владислав Никитич Верижников, менеджер в турагентстве. Со вчерашнего дня – разведен. Детей нет. Водит машину, прекрасно разбирается в компьютере, пользуется Интернетом. Знает, черт возьми, что это такое!

А с третьей стороны, эти самые Владлен и Владислав не то чтобы совсем разные люди. У них одни и те же родители. Одна и та же школа, институт. Одна и та же жена – была до вчерашнего дня. Правда, Владислав познакомился с ней не в поезде, а на банальной студенческой пьянке, потому что в его жизни не было ни Салехарда, ни молодежной стройки…

– Та-та-там! – весело пропел звонок.

От неожиданности Влад подпрыгнул, словно его застали на месте преступления, и лихорадочно огляделся.

– Та-та-там! Та-там!

Выскочив в прихожую, он встретился взглядом со своим отражением. Быстро провел ладонями по лицу, надеясь стереть растерянность и ужас. Отпер дверь.

– Па-пу-ля! Па-пу-ля!

Мимоходом обняв его за ногу, Анюта уточкой прокосолапила в квартиру. За ней появились два огромных чемодана. Несший их, коренастый и веснушчатый, в хорошем сером пальто с белым шарфом, аккуратно остановился на коврике.

– Здорово, Владька! Вот, доставил нах хаус в целости и сохранности.

– Гена! Ну что ты встал в дверях! Давай, проходи!

В прихожую ворвалась Лена – красная куртка нараспашку, светлые кудри выбились из-под берета.

– Ой, у вас уже такая теплынь, а у мамы вовсю зима. Такая позавчера была вьюга! Ну что ты остолбенел!

Она схватила Влада за уши и быстро поцеловала в нос. Ее щека пахла яблочным мылом.

– Ты что, не рад? – прищурилась она. – Не ждал нас? Да ты телеграмму-то получил?

Влад взял себя в руки. Поцеловал жену, обнялся с Геной. Промычал:

– Я… Да… У меня пылесос гудел, еле-еле звонок расслышал. Генка, проходи, раздевайся!

– Да зачем я тут нужен? – Генка махнул пухлой рукой. – Вы давно не видались, у вас свои дела, семейные…

– Гена, ну что за ерунда? – строго сказала Лена. – Конечно, оставайся. Сейчас сообразим что-нибудь на обед. Анюта! Солнце мое, иди сюда, я тебя раздену.

Анюта с визгом выбежала из комнаты. Лена тщетно пыталась ее поймать.

– Пожалуй, я все-таки пойду, – вздохнул Гена. – Иришка дома ждет. Пока, Владька. Ленусик!

Влад запер за ним дверь.

В комнате на полу Лена распаковывала чемодан. Анютка тут же вцепилась в любимого плюшевого зайца и застыла, о чем-то задумавшись. Ее мордашку освещало солнце.

Влад вышел на балкон. Внизу хлопнула дверь темно-зеленой "волги". Солидная машина… Для секретаря комсомольской ячейки в НИИ – даже слишком солидная. Но Генка Полевач всегда умел устраиваться. Он карьерист и не скрывает этого. Про таких говорят: из молодых, да ранний…

Влад смотрел вслед отъезжающей "волге", и у него кружилась голова. Вот так – только в другой жизни – выруливал со двора огромный черный "чероки". Его друг Генка Полевач увозил Лену. А он смотрел с балкона, бессильный, опустошенный…Ох, Гена, Гена… Влад – Владлен! – впервые по-новому увидел своего институтского товарища. Генка – добродушный толстяк, смешные бабьи манеры, высокий голос. Генка – друг семьи. Генка – палочка-выручалочка. Мебель перевезти – организуем. В очередь на машину вписаться – поспособствуем. Водки выпить – запросто. Я за любой кипеш, кроме голодовки! Ленусика с поезда встретить – ну, а для чего, в самом деле, друзья?

– …варенье из морошки. А это – специально для тебя, мама прислала. Копченый палтус! Ты слышишь, Владь?

Влад зажмурился. Чужие воспоминания и чужая боль парализовали его…

Он плакал. Об этом никто не знал, но он плакал – зло и мучительно. Это только женщинам слезы даются легко. Прошло дней десять с тех пор, как уехала Лена. Она уже присылала подругу за вещами, но одна ее белая маечка завалялась среди его футболок… Помнится, тогда он подумал: если бы она умерла, было бы легче, чем сейчас…

– Владь!

Лена так тихо подошла к нему сзади, что он вздрогнул. Потом повернулся и спросил шутливо-небрежным тоном:

– Генка к тебе не пристает?

Лена непонимающе уставилась на него. Потом расплылась в лукавой улыбке:

– Батюшки! Да мы ревнуем! Вла-а-дь!

Влад молча обнял ее, стараясь обхватить руками всю-всю-всю. Она, смеясь, вырывалась.

– Да ну тебя! Люди смотрят! Давай хоть с балкона уйдем!

Телевизор в комнате уныло бубнил:

– Поддержка Соединенными Штатами агрессивного курса Израиля на Ближнем Востоке по-прежнему направлена на наращивание израильской военной машины. По данным ТАСС, президент Райс открыто заявила…

Влад не слушал. Он сейчас был другим – Владиславом, к которому вернулась Лена.

9 апреля, воскресенье

Светлое пасмурное небо сорило снежинками. Они бесследно таяли на сером асфальте. В весеннем снегопаде есть что-то искусственное, думала Ульяна, потирая озябшие руки. Снег, кружащий над сценой…

Какая холодная нынче весна! Стылый неприветливый город – более подходящий фон для одинокой прогулки, чем солнце, и мать-и-мачеха, и прочие глупости.

Таким как она, думала Ульяна, по выходным следует впадать в анабиоз. Вообще отключаться и не жить, а не придумывать себе несуществующие дела вроде этой прогулки. Сегодня она опять убеждала маму – и самое себя, – что моцион полезен для здоровья. На самом деле, она просто не могла оставаться дома.

И дело не в том, что нельзя считать домом коммуналку – эдакий уродливый анахронизм на фоне города, уверенно шагающего в светлое капиталистическое будущее. И не в соседях дело – Ульяна привыкла их просто не замечать. И даже не в маме, такой же неудачнице, как она сама, всего женского счастья которой хватило лишь на то, чтобы родить ее, Ульяну… Остаться сейчас дома – значило смириться с бедностью и одиночеством. Принять бремя отпущенных ей безрадостных лет. А выйти на холод и ветер – значило бросить им вызов. Поэтому Ульяна любила холод и ветер. Они пахли надеждой…

Хотя, если честно, на что еще можно надеяться? Ей тридцать четыре – прекрасный возраст для состоявшейся женщины. И поздняя осень для одинокой.

Ульяна вспомнила того похожего на индуса мужчину, который сунул ей в руки визитку. И она взяла! Господи… Скоро она, как старая дева из анекдота, будет заглядывать под кровать в надежде обнаружить там мужчину.

Ульяна вошла в подворотню. Двор-колодец навис над ней грязными стенами. Вот и ее окно – со старым кактусом на подоконнике. А на кухне соседский сын-подросток курит в форточку. Он заметил ее и воровато выбросил окурок.

– Ульяна Николаевна! – окликнул ее молодой голос.

Ульяна обернулась. Ее догоняла девушка в красной кожаной курточке, высокая и темноволосая.

– Лиза?

– Узнали? – девушка приветливо улыбнулась. – А я вас давно караулю. Я вам звонила, и ваша мама сказала, что вы гуляете. Не замерзли? Такой дубак!

– Да нет. Я тепло одета.

Ульяну охватило странное волнение. Только что она вспомнила "индуса" из метро – и вот Лиза Лапина, которая тоже ехала в том вагоне. Совпадение? Ой, вряд ли…

– Ульяна Николаевна, мне надо с вами поговорить, – выпалила Лиза.

Так и есть! Не совпадение! Значит, тогда, в пятницу, она поймала за хвост начало какой-то истории. Быть может, ужасной. Быть может, не имеющей к ней никакого отношения… Ульяна боролась с волнением, но сердце уже застучало испуганно и радостно.

Через четверть часа они сидели за столиком в кафе. По телевизору марафоном показывали популярный сериал. Обе барменши, упершись локтями в стойку, следили за похождениями очкастой дурнушки. Лизе все же удалось привлечь их внимание и заказать два капуччино. Брать с Ульяны деньги она категорически отказалась. Ульяна так же категорически настаивала.

– Бросьте, – заявила Лиза. – Ну что мы будем из-за полтинника препираться? Лучше скажите: с вами ничего странного не происходило?

– Лиза, ну что в мои годы может происходить странного? – наигранно усмехнулась Ульяна.

– А вам не кажется, что вы – это не только вы, но и другой человек?

Ульяна не нашлась, что ответить. Девочка задает какой-то философский вопрос… Уж чего-чего, а склонности к философии за круглолицей и лопоухой Лизой Лапиной Ульяна никогда не замечала. Но сейчас Лиза смотрела на нее странно, словно дожидалась результата какого-то эксперимента. Потом махнула рукой.

– Ладно. Тогда я вам расскажу, что со мной приключилось. Помните, в пятницу, мы виделись в метро?

Она тогда постеснялась поздороваться, призналась Лиза. Возвращалась из клуба, злая как черт, поссорилась с бой-френдом. Как добралась домой – помнит смутно, хотя алкоголем не злоупотребляла. Кажется, сразу завалилась спать. А поутру она проснулась…

– Сразу я ничего не заметила. Ну, телевизор бубнит, новости какие-то. Вспомнила о Пашке, настроение изгадилось… Я – на кухню, там пэрентсы, в смысле, родители завтракают. И вот тут-то мне почудилось неладное. Понимаете, моя маман – она даже ночью в туалет ходит причесанная. А тут – в каком-то затрапезе, в волосах бигуди, знаете, такие жуткие, металлические. И что меня убило – режет колбасу. Мы никогда на завтрак не едим колбасу! Я всем, значит: "гуд морнинг!" Маман мне кивает так, робко. А папан вообще меня в упор не видит. Я думаю: что же я такого натворила? Вчера вроде не поздно вернулась, хотя вообще-то я маман предупреждала, что могу загулять до утра.