Текст книги "Дети Филонея"

Автор книги: Елена Жаринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Кроссовки Влада упруго шлепали по асфальту. Он петлял среди гаражей. Спасибо секции легкой атлетики, которую Влад посещал в обеих Реальностях! Все тише раздавался позади слаженный стук форменных каблуков…

И все же Влад был обречен. Эта обреченность по-заячьи гулко билась в грудной клетке и соленым спазмом вставала в горле. Даже если удастся выбежать на улицу незамеченным, впрыгнуть в трамвай, соскочить на ближайшей остановке и снова бежать, путать след… Что дальше? Лесами – в Финляндию?

Рыжий пекинес бросился ему под ноги с остервенелым лаем. Черт, черт! Сейчас они вывернут из-за угла, еще раз ему не оторваться!

Влад метнулся к помойке. Проходившая мимо красотка с опаской покосилась на придурка, скорчившегося за мусорным баком. Старшеклассница: синий школьный пиджак и короткая черная юбка. Влад сделал умоляющее лицо и приложил палец к губам. Красотка надменно повела носиком, поправила наушники плеера и поцокала дальше. От помойки воняло гнилью, под ногами у Влада растекалась маслянистая лужа. Спину царапала ржавая стенка бака.

– В голубой куртке? – послышался звонкий девичий голос. – Да вон он, на помойке прячется. А что случилось?

Потом было еще несколько секунд тишины. Потом…

– Верижников! – тихо и весело окликнули Влада. – Выходи, падла! Рыпнешься – стреляю без предупреждения.

Асфальт не разверзся под ногами у Влада и не укрыл его от преследователей. Его под микитки потащили через двор, предварительно двинув кулаком в солнечное сплетение. Пытаясь вздохнуть, Влад проводил взглядом девушку, сдавшую его так между прочим. Танцующей походкой она поднялась на школьное крыльцо.

Влада впихнули на заднее сидение "десятки". Один службист сел вместе с ним, другой – рядом с водителем. Ехали молча. На языке у Влада вертелись всевозможные: "В чем дело?" и "Это какая-то ошибка!" – но унижаться он не стал.

Через двадцать минут оказались на Литейном, возле Большого дома. У Влада-1 это здание вызвало странные, совсем не подходящие случаю ассоциации. Жаркое солнце, ужасный акцент гида-египтянина и храм Хатшепсут – колонны, высеченные из каменного монолита.

Большой дом тоже был залит солнцем – чахоточным солнцем ленинградской весны. Он давил, он шел в непрерывную психологическую атаку. Он олицетворял мощь государства, с которой оно катком проходится по человеческой жизни. Оставь надежду, всяк сюда входящий. Почувствуй себя заранее, уже на пороге, винтиком в бесперебойной государственной машине, щепкой, летящей из-под бензопилы "Дружба".

Была служебная дверь и лифт. Был коридор и, наконец, дверь и кабинет, куда Влада аккуратно втолкнули.

Хозяин кабинета сосредоточенно работал за компьютером. Он был очень светловолос, его интересное, удлиненное лицо не портила даже заурядная щеточка белесых усов. Над его креслом висел дежурный портрет Дзержинского.

– Садитесь, – сказал светлоусый, уставившись в монитор.

Влад опустился на стул, не придвинутый к столу, но и не выставленный посреди ковра – а так, символически отодвинутый от стола. За окном весело прозвонил трамвай. Шумел весенний проспект. Светлоусый встал, раздраженно захлопнул форточку и снова вернулся к работе. В кабинете повисла ватная тишина.

Влад едва сдерживался, чтобы не заёрзать на стуле. Сейчас он больше всего боялся повести себя недостойно. Он не раз видел в кино ситуацию, в которой оказался сам. И отрицательные персонажи всегда ёрзали на стуле. А положительный герой презрительно щурил глаза, готовил смачный плевок, дерзил или оскорбительно хохотал – короче, не терял лица, присутствия духа и чувства юмора.

Пауза лишала Влада последнего мужества. Чтобы стать хозяином ситуации, надо заговорить первым, решил он и громко спросил:

– Надеюсь, мне полагается адвокат? Без него я не скажу ни слова.

Получилось слишком громко и немного сипло. Хорошо еще, что не пустил петуха. Но светлоусый словно не расслышал. Его длинные пальцы бегали по клавиатуре, как по роялю.

Влад не выдержал и завертелся. На противоположной стене он увидел портрет товарища Тропининой. Генсек изображалась в полный рост, в длинном белом пальто на фоне первомайской Красной площади. Мягкую женственность всесоюзной бабушки подчеркивал пояс, завязанный почти под грудью. Прикрыв глаза козырьком ладони, Тропинина следила за трогательной гирляндой шаров, улетающей в розоватое небо.

– Вы знакомы с Елизаветой Лапиной? – неожиданно, как выстрел в спину, раздался вопрос.

Вздрогнув от неожиданности, Влад повернулся и нервно переспросил:

– Что?

– С Лапиной Елизаветой знакомы? – устало повторил светлоусый. – Не спешите отрицать. Я могу напомнить обстоятельства, при которых вы виделись с этой барышней.

Блефует? Навряд ли. Да он и не спрашивает, он прекрасно знает, что я знаю Лизу, – пронеслось у Влада в голове. Он уже собирался сказать "да", но дознаватель задал новый вопрос:

– Вы продолжаете отношения?

– Нет, – быстро ответил Влад, и это была чистая правда. Светлоусый саркастически поднял брови.

– А подумать?

– Послушайте, я видел эту барышню, как вы изволили выразиться, ровно два раза, – строгим голосом произнес Влад. – И я, кажется, ясно выразился насчет адвоката.

– Не стройте из себя бывалого, Владлен Никитич, – поморщился светлоусый. – Вы ни чёрта не смыслите в юриспруденции. На что вам адвокат? Я не следователь, вы не подследственный, протокола допроса я не веду, – он демонстративно поднял руки над столом. – Мне просто любопытно: трагический несчастный случай, рушатся стены, бой в Крыму, все в дыму… Две женщины, которых вы спасаете из пепла… Одна – невзрачная учителка, зато другая – черноволосая, длинноногая красотка. И вы хотите сказать…

– В тот день я видел Лизу в последний раз, – отрезал Влад. Правду говорить легко и приятно.

– Тогда вы дурак, Владлен Никитич, – заявил не-следователь. – Или… – светлая щеточка усов растопорщилась в недоверчивой улыбке. – Вам по вкусу пришлась та, другая?

Влад не расслышал последних слов. До него вдруг дошло, что уже несколько минут они говорят не о злосчастном "сигнале", не об увольнении из института, не о крамольной осведомленности в чернобыльских делах, а о происшествии, имевшем место совсем в другой Реальности!

– Так вы… тоже?! – изумленно выдохнул Влад. Он испытал мимолетный, но острый интерес к человеку, которого так же, как его, кидает из Реальности в Реальность. И испугался, увидев, как презрительно окаменело лицо светлоусого.

– Никаких "тоже" между нами нет, – очень внятно произнес он. – Запомните это и примите как должное свою судьбу. Такие как вы опасны для общества. Но общество стало гуманным, оно не избавляется от вас, как в былые времена. Мы попытаемся вам помочь.

– На хрен мне ваша помощь! – вскричал Влад. Несомненно, это был Влад-1, и двигала им вера в западную демократию. – Постойте-ка… Да вы, наверное, Адольф? Подходящее имечко! И как гуманно, Адольф, вы поступили в кинотеатре "Галакт"!

Светлоусый досадливо дернул головой, как будто ему напомнили о чем-то неприятном.

– Это была экстренная мера, – пробормотал он. – В рамках существующего строя такое неуместно.

Внезапно он ударил рукой по краю стола, и где-то в коридоре взвыла сирена. В кабинет вбежали двое в белых халатах. Мгновенно, как по волшебству, Влад оказался скручен в смирительную рубашку, как в свивальник. Он тщетно бился в этом коконе, прекрасно понимая, как смешны его судорожные телодвижения.

Адольф, однако, смотрел на него не насмешливо, а ласково.

– Сейчас вы, Владлен Никитич, отправитесь в больницу. Это очень хорошая больница, вами займутся прекрасные специалисты. От души желаю вам выздоровления.

Санитары подняли его на ноги. Вывернув шею на девяносто градусов, Влад дрожащим от злобы голосом спросил:

– А что, интересно, будет записано в истории болезни? Какой бред меня преследует? Конечно, раздвоение личности?

– С чего бы? – пожал плечами Адольф. – Интерес к языку нашего потенциального противника – это тоже своего рода патология, и довольно опасная. Ну, с богом, ребята.

И снова был коридор, лифт, и ноги Влада отрывались от пола, а возле служебной двери ждала "скорая помощь", прекрасно оснащенная для таких случаев. Когда Влада запихивали в машину, он отдал последнюю дань правам человека и западной демократии, решив оставить за собой последнее слово.

– А на черной скамье, на скамье подсудимых… – заголосил он, изображая Промокашку. И вдруг замолчал, ошарашенный догадкой: язык потенциального противника? Английский?! Генка?!!

– Ну что заткнулся, Карузо? Давай, шевели булками, – лениво подтолкнул его санитар.

Франция. 1395 год и далее

Стая голубей взлетела над папертью ланского собора, над стрельчатыми окнами и остроконечным шпилем. Знатные прихожане покидали церковь после обедни, и среди них – высокий старик в бархатном синем пелисоне. Осторожно спускаясь по ступеням, одной рукой он опирался на трость, а другой подбирал отороченный черным мехом подол.

– Смотри! Смотри! Безумный д'Арбиньяк! – шептались мальчишки, а самые смелые даже улюлюкали старику вслед. Тот не обращал на них внимания. Неподвижно и надменно было его скуластое лицо с глубокими морщинами вокруг тонкого, крепко сжатого рта. Черные, чуть раскосые глаза смотрели прямо перед собой.

Вот уже не один десяток лет Шарль д'Арбиньяк слыл безумным – и среди соседей, и среди собственных крестьян, и среди жителей Лана – от отцов города до последней побирушки. Мало кто знал, в чем заключалось его безумие. Просто когда-то прошел слух, что у графа де Гран-Монти не все дома.

– Недоумки! Сукины дети! – беззлобно выругался старик, когда улюлюканье раздалось прямо у него за спиной. Маленькие нахалы с громким хохотом разбежались.

Карета ждала д'Арбиньяка на другой стороне площади. Кучер на козлах наспех давился булкой с сыром. Молодой хлыщеватого вида слуга глазел на проходивших горожанок.

– Этот жиденок уже четверть часа здесь ошивается, – с набитым ртом сказал кучер.

Действительно, возле кареты бродил туда-сюда молодой щуплый еврей. Рыжие пейсы свисали из-под шляпы, переходя в тощую бороденку.

– Сейчас разберемся, – лениво протянул слуга. – Эй! Я к тебе обращаюсь! Тебе чего здесь надо?

Еврей повернул к нему овечье лицо и виновато захлопал длинными золотистыми ресницами.

– О, месье! Я не делаю ничего дурного. Вот, возьмите, – он пошарил в кармане и извлек оттуда монетку. – Не прогоняйте меня. Позвольте дождаться вашего господина. Клянусь, он будет к вам не в претензии. Возьмите и вы, месье, – он торопливо протянул вторую монетку кучеру.

Вот почему, когда д'Арбиньяк добрался до кареты, он услышал высокий, ломкий голос:

– Господин!

Старик возмущенно крякнул. Его застали в дурацкой позе. Он только что отдал трость слуге и уже двумя руками подобрал подол до самых колен, открывая ноги – худые, обтянутые старомодными красными шоссами.

– Кто ты? – сухо спросил д'Арбиньяк.

– Иосиф бен Гошеа, – поклонился еврей. – Я слуга господина барона де Лефоля.

Сказано это было с некой многозначительностью. Д'Арбиньяк уставился на Иосифа в упор. Тот ответил упрямым овечьим взглядом. Потом засуетился, полез за пазуху и достал грязный лист бумаги, сложенный вчетверо.

– Вот!

Слуга и кучер с любопытством вытянули шеи. Что же принес этот жидок их безумному хозяину?

Но ничего разглядеть они не успели. Д'Арбиньяк лишь на миг развернул бумагу и тут же снова сложил ее.

– Полезай в карету, – велел он Иосифу.

Позже кучер и слуга долго спорили, что же такое показал графу еврей. Слуга считал, что это был рисунок краба. А кучер божился, что видел ведьмовской знак.

Меж тем карета тряско катилась по булыжной мостовой. Д'Арбиньяк снова развернул бумагу.

– Откуда это у тебя?

– Сам нарисовал, господин. Точнее, срисовал с отцовского пергамента.

– И ты, может быть, знаешь, что это такое? – с усмешкой спросил старик.

– Это Знак Девяти, господин.

Д'Арбиньяк судорожно сглотнул и закашлялся. Несколько раз он шлепнул по бумаге жилистой, унизанной перстнями рукой. Откашлявшись, снова спросил:

– Кто ты?

Теперь смысл его вопроса был другим. Иосиф понял это.

– Мой предок – инок Филонеева монастыря из бухты Золотого Рога, – с библейской торжественностью сказал он.

Старик фыркнул.

– Как так? Ты же еврей!

– Да, господин. Но с ним приключилась такая история… Зимней ночью 1242 года он вместе с семью братьями и Наставником спустился в подземелье обители. А утром… – Иосиф плутовато покосился на старика.

Тот сидел, не глядя на собеседника, но сомкнутые губы едва заметно шевелились. Он был взволнован и не мог этого скрыть. Он даже не выдержал паузы, рявкнув:

– Да говори же ты, черт возьми, что случилось утром!

– Утром он оказался за сотни лье от того места, где засыпал. Он проснулся старшим сыном венецианского ростовщика, никогда не помышлявшим о путешествиях. И он сошел бы с ума, если бы в обители его хорошенько не подготовили. Но ему успели рассказать о Событии и о Свойствах, которые он той ночью приобрел. Он рассказал эту историю своей дочери, моей прапрабабке, а она – своему сыну и так далее. И я в свою очередь все узнал от отца. Я могу повторить слово в слово…

Д'Арбиньяк помотал головой и прошептал, закрыв глаза:

– Так ты…

– Да, господин, – тихо отозвался Иосиф. – Я обладаю Свойствами и жду События. Но я был так одинок в своем знании! Поэтому, подслушав ваш разговор с бароном, моим хозяином, я не удержался и разыскал вас.

– Ты поступил правильно, – решительно сказал д'Арбиньяк. – Мы, дети Филонея, – одна семья. Пусть у моей дочери теперь будет брат, и ей не придется страдать от одиночества и непонимания.

Когда старый граф де Гран-Монти усыновил Иосифа, все окончательно убедились, что он выжил из ума. Ввести в семью безродного нищего еврея – на такое способен только безумный д'Арбиньяк! Никто не знал, какой бальзам на душу старика пролил этот юноша.

Держа слово, данное еще мальчишкой над страницами старой книги, д'Арбиньяк пытался осуществить замыслы Филиппа де Монсея. Он фанатично вел переговоры с шампанскими дворянами, предлагая им редкий товар – Свойства филонейца. Увы, это изначально было гиблое дело. Ведь что он предлагал потенциальным клиентам? Вы должны включиться в еженощное бдение по подвалам и склепам. Возможно, это будет длиться годами, и я не даю вам никаких гарантий. Ситуацию не спасало даже условие, что д'Арбиньяк получит вознаграждение только по факту, безо всяких авансов. Естественно, его сочли сумасшедшим – и всё. И сам д'Арбиньяк порой сомневался, не химере ли он посвятил свою жизнь.

И вот наконец он встречает живое подтверждение, что не напрасно он слепо доверял книжным страницам. Это ли не подарок судьбы?

Шарль д'Арбиньяк не был сентиментальным человеком. Усыновив Иосифа, он просто поступил с ним по справедливости. Иосиф принял крещение, став Жозефом д'Арбиньяком.

А что же его дочь, получившая в подарок на пятнадцатилетие такого братишку? Не случилось ли между ней и Жозефом любовной интриги?

Нет. Бланш д'Арбиньяк осталась совершенно равнодушна к овечьей внешности названого брата. Зато спустя три года она, говоря современным языком, подкинула проблем старику отцу.

Шел 1398 год – разгар войны, которую позже назвали Столетней. Англичане заняли Шампань. Местной знати пришлось принимать на постой в своих замках незваных гостей. В поместье Гран-Монти тоже поселилось несколько офицеров. В одного из них, Эдварда Флетчера, влюбилась Бланш.

Д'Арбиньяк устроил дочери разнос. Не то чтобы он был истовым патриотом… Но что скажут люди, если Бланш д'Арбиньяк выйдет замуж за англичанина?

– Скажут, что вы сумасшедший, – в запале воскликнула Бланш. – Вам не привыкать.

– Да как ты смеешь, беспутная девка! – взревел старик.

Отец и дочь стояли друг перед другом, оба красные как раки. Бланш упрямо закусила губу. Ее полная грудь, прикрытая кисейной шемизеткой, вздымалась.

– Ну вот что, – спокойно сказал д'Арбиньяк. – Прекрати дурить и оскорблять отца. Этому браку не бывать.

Бланш задрала повыше курносый нос и перекинула на спину черную косу.

– Если мне не стать женой Эдварда Флетчера, то пусть сам Иисус будет моим женихом. Ни на кого меньшего я не променяю моего храброго англичанина. Ухожу в монастырь.

– Скатертью дорога, – буркнул д'Арбиньяк.

– И остаюсь незамужней, – Бланш повысила голос, – и бездетной. И мне некому будет, досточтимый папаша, передать всю ту чепуху, что вы завещали.

Д'Арбиньяк сдался. Он не мог допустить, чтобы род Филиппа де Монсея прервался. Он вызвал к себе Флетчера и хмуро объявил, что отдаст ему руку дочери по достижении той двадцати пяти лет. Неизвестно, что двигало им в первую очередь: желание соблюсти правило филонейцев не вступать в ранние браки или надежда, что чувства влюбленных за это время успеют остыть.

Спустя семь лет ожидания свадьба все-таки состоялась. Но счастье четы Флетчер было недолгим. Не прошло и года, как Эдвард подхватил воспаление легких и умер. Он не дожил двух месяцев до рождения сына, которого тоже назвали Эдвардом. А спустя еще четыре года умер и Шарль д'Арбиньяк.

С формальной точки зрения детство Эдварда пришлось на мирное время. Французы и англичане, устав от войны, сохраняли status quo. Но Францией правил безумный король Карл VI, и мир этот мог взорваться в любой момент.

Королева Изабелла, интригуя за спиной недееспособного мужа, выдала свою дочь замуж за английского короля Генриха V. В городе Труа был подписан договор, по которому Генрих становился регентом Франции и наследником французского престола. Семнадцатилетний дофин Карл VII лишился прав на корону отца. Спустя два года один за другим умерли Генрих и Карл VI. Англичане объявили французским королем малолетнего сына Генриха. Но у дофина Карла тоже нашлись сторонники. Столетняя война вышла на новый виток…

Подрастая, Эдвард Флетчер сильно привязался к своему дядюшке Жозефу. Именно от него, а не от матери, он узнал тайну Детей Филонея. Бланш отказывалась говорить на эту тему. Она так и не простила отцу семи лет счастья, потерянных из-за каких-то бредней.

Особенно понравился Эдварду план обогащения, придуманный Филиппом де Монсеем. Деньги и земли – это было бы сейчас кстати. Д'Арбиньяк оставил Бланш и Жозефу очень скромное наследство, а все имущество Флетчеров находилось в Англии.

И вот у дядюшки и племянника родился отчаянно дерзкий план. Они поняли, что по крайней мере одному человеку во Франции сейчас позарез нужно чудо…

В августе 1426 года в деревеньке Домреми на границе Шампани и Лотарингии остановились на постой двое – дородный пожилой мужчина и красивый юноша со смышлеными глазами. Оба были одеты, как зажиточные крестьяне, но речь сразу выдавала в обоих образованных людей. Жители Домреми не стали задаваться вопросами. Путешествуют инкогнито благородные господа – значит, так надо. Жак и Изабель Дарк охотно сдали путникам комнатушку в своем доме.

Холодная вода отскакивала от ладоней звонкими каплями. Пожилой постоялец поливал на руки своему молодому спутнику, и тот, фыркая, обтирал лицо и плечи под рубашкой.

Жанетта украдкой косилась на юношу. Какой красивый! Интересно, заговорит ли он с ней сегодня? Она точно решила, что расскажет ему самую важную свою тайну. Ведь именно за этим она упросила мать вынести ей прялку во двор, на солнышко. Юноша заметил, что на него смотрят. Он тоже бросил на Жанетту быстрый взгляд из-под мокрой челки. Жанетта покраснела, пригладила каштановые волосы и здоровой ногой отпихнула костыль в крапиву.

Вытерев лицо, Эдвард Флетчер подсел к Жанетте. Они продолжали вчерашний разговор.

– Вы заинтриговали меня, любезная Жанетта. Так вы действительно думаете, что в ваших жилах течет благородная кровь?

– Вы не верите? – Жанетта опустила глаза.

– Отчего же! – великодушно воскликнул Эдвард.

Девушка нетерпеливо покачала головой. Она отложила веретено и схватила юношу за рукав.

– Я вам докажу. Помогите мне встать! Вон костыль.

Жанетта ковыляла через двор так быстро, что Эдвард едва за ней поспевал. Жак был в поле, Изабель – в огороде, и никто не помешал Жанетте открыть сундук в родительской комнате. Она сунула Эдварду старую книгу, торжественно объявив:

– Вот!

– Что это?

– Не знаю. Я не умею читать. Отец с матушкой тоже не умеют. Но эта книга всегда хранилась в нашей семье. Это бабушкино приданое. Там наверняка написано что-то о моих благородных предках. Читайте!

С первой же строчки Эдвард изменился в лице.

– Дядюшка! – крикнул он.

В комнату вошел Жозеф д'Арбиньяк. Глянув через плечо племянника, он издал недоверчивый возглас.

– Ну? – торопила Жанетта. – Что там? Написано ли про мое происхождение?

– Нет, дитя мое, – сказал Жозеф, захлопывая книгу. – Это просто роман. Старинная история.

Жанетта присела на кровать. Костыль со стуком упал на пол. Ей было очень стыдно. Эдвард решит, что она просто красовалась перед ним. А это не так, она действительно верила, потому что это так важно – быть благородных кровей, потому что…

– Пресвятая Дева, как это плохо! – в слезах воскликнула она. – Я мечтала, что однажды смогу предстать перед королем. Мне его так жаль, нашего несчастного дофина! Родная мать лишила его престола… Ей-богу, если бы не моя хромота, я пошла бы с мечом в руках защищать его права!

– Какая бы кровь ни лилась в ваших жилах, кем бы ни были ваши предки, у вас в груди бьется благородное сердце, дитя мое, – серьезно сказал Жозеф. – И как знать, может быть, ваша участь однажды изменится. Не забудьте тогда свои слова.

На следующее утро Жозеф и Эдвард уехали из Домреми.

– Бедная малышка Жанна! – вздохнул Эдвард, когда деревня скрылась за буковой рощей. – Она фантазерка, как все калеки. Вообразила, что влюблена в дофина. А вы зачем подавали ей надежды?

– Ты что, не понял? – возмутился Жозеф. – История Детей Филонея в семье… Она – старшая дочь… Кто-то из ее родителей филонеец, хотя сам не знает об этом. Значит, и она тоже. Так что я ничего не наврал. Очень скоро участь ее и наша переменится. Надо спешить, Эдвард. Я утоплюсь с досады, если Событие произойдет раньше, чем мы поговорим с дофином.

И Жозеф, а за ним Эдвард пришпорили своих отдохнувших коней.

5 мая, пятница

– Конфетку не хочешь, Улечка? – спросила мама. – Вон, в серванте, в вазочке. Специально для тебя сегодня купила.

– Если ты больна, то зачем ходила на улицу? – не слишком любезно спросила Ульяна.

Мама поджала губы и глубже завернулась в плед.

– Я хотела, чтобы ты вспомнила, как хорошо дома. Но видно, сколько волка ни корми… Переключи на "Россию", сейчас начнется сериал.

Ульяна яростно щелкнула пультом. Послышались позывные очередного ситкома. Раздался смех за кадром. Ульяну передернуло. И ради этого она вернулась домой? Именно сегодня, когда Владу так плохо? Ульяна нащупала в кармане ключи от его квартиры – теплые от постоянных прикосновений. Конечно, глупо таскать их в халате, но она все время хваталась за них, как за талисман.

Сегодня был первый день в Реальности-1. Ульяна отпросилась с последнего урока и приехала к Владу, когда еще не было трех. Она думала, что успеет прибраться, приготовить поесть и станет ждать его с работы, замирая от звука подъехавшего лифта… Но Влад встретил ее дома. Они сели на диван, он вдруг совершенно по-детски протянул к ней руки и уткнулся лицом в плечо. Это мгновение еще длилось, а Ульяна уже знала, что не забудет его до самой смерти.

Влад рассказал, какой ужас приключился с ним в Реальности-2.

– Может, я там уже слюни пускаю. Психов они не лечат, а из здорового психа сделать – это запросто. И главное, они ведь не угомонятся, они нас и здесь в покое не оставят. Ты не представляешь… Это такая ненависть… Мы словно что-то украли. Ты, пожалуйста, будь очень осторожна…

И тут позвонила мама. Сказала, что больна, что не встает, что некому, дескать, подать воды. Ульяна подумала грешным делом, что болезнь – лишь предлог вернуть ее домой. Но даже если так – что делать? Не ехать? Невозможно.

Пока она чуть не плача собиралась, Влад молчал. Даже не предложил ее подвезти. Обиделся. Еще бы… Это ведь не его мама.

Дома худшие Ульянины подозрения подтвердились. Мама была очень оживлена – радовалась, что хитрость удалась. Вот и сейчас она сидит, завернувшись в плед, пьет чай с малиновым вареньем, смотрит сериал. Сиделка ей не нужна. Просто она на дух не переносит чужого счастья.

Мама почувствовала злой Ульянин взгляд.

– Твой очень рассердился, когда ты поехала домой?

– Нет, – соврала Ульяна.

– Значит, очень, – удовлетворенно кивнула мама и высморкалась. – Кстати, для тебя это лишний повод задуматься. Раз его не волнуют твои проблемы, значит, у него нет серьезных намерений на твой счет. Он же еще мальчишка! Настоящий мужчина на его месте предложил бы помощь, а не трепал тебе нервы. Не понимаю тебя, Уля. Ты валишь себе на плечи такой груз…

– Какой груз, мама?

– Эгоиста и маменькиного сынка, – припечатала мама. – Он будет тебя использовать и самоутверждаться за твой счет. Думаешь, мне легко жить одной? Но я никогда не позволяла, извини, похоти руководить моими поступками. Женщина должна быть гордой, Ульяна! А ты сидишь тут со мной, как наказанная, будто тебя лишили сладкого. Смотреть противно. Телефон звонит, ты что, не слышишь?

Но телефон уже перестал пиликать – видимо, соседи взяли трубку.

– Хорошо, – горько сказала Ульяна. – Я буду гордой. И на всю жизнь останусь одна. Так лучше?

– Во всяком случае, лучше, чем ложиться в постель с первым встречным, – отрезала мама. – Ты что же, думаешь, этот мальчик останется с тобой на всю жизнь? Не будь дурочкой, Уля. Да что опять?

Громко забарабанили в дверь.

– Ульяна Батьковна! Ты что трубку не берешь? Тебя это, – пробасил сосед.

– В коридоре возьму, – буркнула Ульяна, радуясь поводу выйти. Нет сил больше слушать мамины сентенции!

Она подошла к коммунальному телефону – старому, едва ли не довоенному аппарату – и с удовольствием узнала взволнованный голос Лизы.

– Ульяна Николаевна! Ну как вы? Не сердитесь, что я не звонила?

– Ну что ты, Лиза, – сказала Ульяна, чувствуя легкий укол совести. Могла бы и сама девчонке позвонить. У нее, между прочим, ситуация похлеще твоей будет…

– Как вы переносите маятник? – деловито, по-врачебному осведомилась Лиза. И, не дождавшись ответа, зачастила: – Я – ужасно. Особенно когда вечером пляшешь на дискотеке, а утром – чпок! – лежишь в токсикозе. И по телеку жуткий отстой. "Утренняя почта" – это что-то! В общем, меня нахлобучило. Я взяла и Пашке все рассказала.

"Вот дурочка!" – поразилась Ульяна. А вслух спросила:

– И что Паша?

– А вы как думаете? Сказал, что у меня совсем крыша уехала. Что не любит чокнутых. А я ему сказала… Ну, этого я вам, пожалуй, не повторю, – Лиза хрюкнула в трубку. – Короче, разос… разругались вдрызг.

– Помиритесь, – успокоила ее Ульяна. – Скажи, что ты шутила…

– Да бес с ним, с Пашкой, это не самое смешное – перебила Лиза. Она понизила голос и сделала паузу. Видимо, близилась кульминация рассказа. – Дело в том, что Паша N2 – ну, вы поняли, – решил признать моего ребенка. Похоже, мы женимся. Он представил меня своим пэрентсам, и его маман пригласила меня на День Победы на шашлыки. Там, говорят, дачка будь здоров. У Пашиного фазера брат – какая-то важная шишка. Так что мне все это начинает нравиться!

Ульяна порадовалась за Лизу, пожелала, чтобы и в Реальности-1 у нее с Пашей все наладилось, – в общем, постаралась поддержать светский разговор. И вдруг безо всякого перехода Лиза спросила:

– А у вас-то что новенького? Как Влад?

Ульяна ужасно смутилась. Лиза ее не подкалывала, она говорила серьезно, не сомневаясь, что Ульяна с Владом встречаются. Обсуждать свою личную жизнь с бывшей ученицей Ульяна просто физически не могла. Она коротко сообщила о Назаре и о том, что в Реальности-2 Влада упекли в сумасшедший дом. Она подозревала, что девочке это вряд ли интересно, но молчать была не вправе. В конце концов, над ними висит общая невнятная угроза. Пусть тоже будет поосторожнее…

Ответом была тишина. Потом Лиза закричала в трубку:

– Да вы что?! Вы тут сидите, слушаете мою трепотню? Да его же там в кусок мяса превратят! Надо что-то делать, – тихо щелкнула зажигалка, и Лиза объявила: – Значит, так. Я заставлю Пашку поговорить с дядей. Он работает в органах, значит, сможет помочь. Не переживайте, мы его вытащим.

Лизина активность огорошила Ульяну. Она даже не сразу сообразила, о котором Паше идет речь. Потом попыталась возразить:

– Погоди, не горячись. У вас там только все наладилось… Не будет Пашин дядя хлопотать о чужом человеке. Это если бы Пашу угораздило попасть в дурдом…

– Там ему самое место, – вставила Лиза.

– В общем, не донкихотствуй. Нам всем надо быть осторожными.

– Осторожными, да… – Лизин голос взволнованно дрогнул. – Знаете, Ульяна Николаевна, у осторожности есть свой предел. А то, что за пределом, называется по-другому. Я бы сказала, это трусость. Вы, я, Влад – мы сейчас одна команда, понимаете? Вы правы, надо быть осторожными, но вместе, а не осторожничать друг против друга. Короче, как только вернемся в ту Реальность, я с Пашкой поговорю. У вас ведь там телефон такой же? Ну, до связи.

Лиза отключилась. Ульяна схватилась ладонями за горящие щеки. Как стыдно! Ее сейчас упрекнули в трусости и бездействии. И поделом.

Ее коллеги в школе любят рассуждать о том, что у нынешнего поколения нет идеалов. Песни о дружбе у костра не поют. Стихов не читают. Деньги любят.

А у нее, Ульяны, богатый внутренний мир. Он полон сокровищ, еще в юности извлеченных из фильмов и книг. Но среди былой роскоши замороженной, спящей царевной бродит душа… И остывают фразы, когда-то высекавшие огонь. И вот прямо сейчас она думает всякую фигню, вместо того чтобы искать способ помочь любимому человеку.

Правда, было у Ульяны одно оправдание. Она вообще не хотела думать о жизни Влада в Реальности-2. Она с прохладцей слушала рассказы о напастях, которые с ним там приключились. Это ведь просто Миф? Какая разница, что там происходит…

Что ж, самовнушение – мощная штука. Они просто несколько дней встречались, – а потом расставались на несколько дней. Мысль о какой-то там жене казалась абсурдной.

Случайная встреча на улице вскрыла нарыв. Абстрактная жена обернулась миниатюрной смазливой блондинкой, проводившей Ульяну цепким взглядом. Когда она по-хозяйски бросила свои лапки Владу на шею, у Ульяны поплыли в глазах кровавые точки. Ревность – безобразное чувство, но она ничего не могла с собой поделать. Это так унизительно – любить женатого мужчину…

И вот теперь он, по крайней мере, не спит со своей женой-блондинкой.

Зато его лупят душем Шарко и колют психотропными препаратами. И каждый день, проведенный там, делает его все менее и менее похожим на человека…

Нет, это уже не Миф. Это происходит на самом деле.