Текст книги "Дети Филонея"

Автор книги: Елена Жаринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Да если такая окажется Реальность, что там и советской власти нет? – запальчиво возразил Алик.

– Да с чего бы в той, другой Реальности нашим с тобой родителям оказаться глупее, чем здесь? – фыркнула Таня.

– Причем здесь глупее, умнее? Иногда все решает случай. Ну, вот твой батя. Не заболей он тифом, отступал бы себе с Деникиным. И может, жив был бы до сих пор.

– Ты что, нарочно меня дразнишь? – разозлилась Таня. – Как в школе? Ты прекрасно знаешь, что папа сначала не разобрался, а потом кровью искупил свою ошибку в гражданскую. Ну… А потом с ним разобрались… Неправильно.

– Таня, я очень уважал Николая Иваныча, – сказал Алик. – Но мне кажется, он слишком серьезно относился к Сбою и зря помешал вам с Нурланом.

– Это не твое дело, – холодно сказала Таня.

Алик прикусил язык. Ну какого черта? Зачем нужно было продолжать этот старый школьный спор – спустя без малого десять лет? Зачем он злит ее, словно мстит за обиду?

Но Таня, оказывается, совсем не сердилась.

– А ты помнишь, когда я впервые узнала про Сбой? Я тогда поссорилась с папой и убежала из дома. Помнишь Агапова? И драку? И как мы спорили потом?

– Летом тридцать четвертого, – кивнул Алик.

Тем летом город поздно расцвел сиренью. Белой ночью в старом саду мелькало голубое платье – Таня Шелест возвращалась домой. Она безжалостно лупила себя по ладони прохладной, упругой гроздью, и бледно-розовые лепестки звездочками сыпались на траву.

Ох, папа, папа… Для чего тебе надо было сначала избаловать дочку, как куклу, а потом сломать ей крылья…

Старый сад был опасно безлюден, полон тревожных шорохов. Вот опять ей почудились шаги за спиной.

– Кто здесь? – Таня резко обернулась.

Никого. Только вспорхнула ночная птица, испуганная резким окриком. Прижав к груди сумочку, Таня прибавила шаг. Впереди уже показались ворота. И тут быстрая тень двинулась ей наперерез.

– Куда торопимся, цыпа? – шепнул хриплый голос.

– Помогите! – отчаянно заорала Таня и бросилась бежать обратно по дорожке. Навстречу ей шагнуло трое. Один, невысокий и щуплый, щелчком отбросив папиросу, сказал:

– Шелест, ну чего ты орешь, как блажная?

– Котька?

Таня с облегчением остановилась и сделала обиженно-кокетливое лицо. Полезно иметь среди хулиганов бывшего одноклассника. К тому же влюбленного в нее по уши. В школе Котька на нее дохнуть не смел.

– Не много чести, Константин, пугать беззащитных девушек, – в меру холодно произнесла Таня.

– Девушки в такое время дома спят. А по улицам ходят одни шалавы. А, Тань? – серьезно ответил Котька и заглянул ей в глаза.

И тут Таня по-настоящему испугалась.

Котька был красивый парень, даром что ростом не вышел, – тонкие усики, кудрявый чуб из-под кепки. В блатном шике он знал толк. Но сейчас его лицо словно поплыло, стало масляным. Хорошая девочка Таня никогда не видела у мужчины такого взгляда. Инстинкт подсказал ей: здесь тебе не школа. Кокетничать с ним сейчас смертельно опасно. Надо держаться просто и уверенно. Как в книжках про охотников: зверь не должен почувствовать, что ты его боишься.

– Понимаешь, Костя, я поссорилась с папой, – честно сказала Таня. – Я все бродила, бродила, чтобы успокоиться… А теперь мне пора домой.

Шпана загоготала. Котька тоже улыбнулся, блеснув металлическим зубом.

– Ломаешься, Шелест. Все равно как копеечный пряник. Будто ты со своим узкоглазым не того? Ты попробуй, может и я на что сгожусь.

Жах! Пощечина хлестко пришлась ему по губам.

Котька шагнул назад, демонстративно сплевывая кровь.

– Зря ты так, Шелест, – процедил он.

– Эт-точно, – поддакнул один из дружков.

– Ну, теперь, фифа, огребешь по полной, – обрадовался другой, рыжий и щербатый.

Таня затравленно заметалась взглядом по лицам. Котька ее просто пугает, правда? Он ее не обидит, он ведь в нее влюблен. Хулиганы смотрели на нее безо всякого сочувствия. Они медленно сужали круг.

– Ну что, коза-дереза, присмирела? – усмехнулся Котька.

Таня попятилась, но отступать было некуда. Она гордо вскинула голову.

– Если ты меня хоть пальцем тронешь, я позову Нурлана.

– Да хоть самого товарища Кирова! – рассмеялся Котька и грубо скомкал подол ее платья.

– Нурлан!!

Таня отчаянно, во все горло закричала. Она понимала, что это глупо, что Нурлан не придет. Откуда ему здесь взяться? Когда все кончится – утоплюсь, подумала она, вяло уворачиваясь от слюнявых губ. И вдруг…

Упруго хлопнули по песку тенниски. Котька, отвернув голову, полетел прочь. А дальше все было как в кино. Ее рыцарь – красивый и смелый – одной левой раскидал всех врагов. Ну, не один конечно. Алька тоже молодец – выбил у щербатого нож. К Тане подскочила маленькая, модно стриженная брюнетка.

– Татка, где ты была? Мы тебя весь день искали. Пошли, пошли. Ребята справятся.

Таня дрожа прислонилась к холодной ограде. Лида Дьяченко гладила ее по руке. В саду стихали звуки драки. А потом из седого сумрака вынырнула белая рубашка. Бесшумной походкой охотника на тигров к воротам вышел Нурлан.

Таня хотела улыбнуться, но вместо этого расплакалась, как дура, как кисейная барышня. Нурлан осторожно обнял ее за плечи. Он говорил что-то утешительное, неуклюже гладя по волосам разбитой рукой. Его загорелая шея была горячей и липкой от пота. Таня подняла глаза и тут же зажмурилась: он был красив, как восточный принц. Нурлан может все, внезапно поверила Таня. Он спас ее от Котьки, спасет от любой напасти. И она разом вывалила ему на плечи свою самую страшную беду:

– Мой отец запретил нам с тобой встречаться. Что нам делать, Нурлан?

Увы, Нурлан промолчал. Он даже сразу отстранился от нее, пряча руки в карманах. Позади смущенно кашлянул Алик Логинов.

– Значит, Николай Иваныч тебя, так сказать, посвятил?

– Так вы… Вы все знали?! – Танин голос обиженно зазвенел.

– Не так давно, Татка, – сказала Лида. – Прости. Но твой папа должен был сам тебе все рассказать.

Шли молча. На улице было светло, как днем. В Фонтанке отражалось ясное небо. По набережной не спеша проехал новенький "ЗИС". Навстречу прошагал морячок. Извинился, попросил прикурить.

Спустились к воде. Лида ойкнула, поскользнувшись каблуком на булыжнике, и снова наступила неловкая тишина.

– Татка, да не бери в голову, – сказал наконец Алик. – Я со своим батей тоже поругался, когда он меня начал агитировать. Я, говорю, комсомолец. На дворе, говорю, двадцатый век, и я не верю во всякую поповщину и бабкины сказки. Сейчас не те времена, Татка, чтобы отец тебе указывал, с кем дружить. Я, конечно, уважаю Николая Иваныча, он мировой мужик, но все-таки очень старорежимный.

– Сам ты старорежимный, – оскорбилась Таня. – Просто… Я не понимаю. Папа, конечно, не врет. Но если это правда, то почему это тайна? Почему мы не проходили этого в школе?

– А по-моему, здорово, что у нас есть общая тайна, – мечтательно улыбнулась Лида.

– Тебе нравится воображать, что ты в чем-то выше других. Голубая кровь, – фыркнул Алик.

– Да причем здесь выше, ниже… Вот смотрите. Родители отправили нас в одну школу, в один класс. Они хотели, чтобы мы держались вместе. Но ведь мы могли и не подружиться. А мы сошлись, понятия не имея, кто мы такие. Нас словно тянуло друг к другу. Значит, в этом что-то есть? Представляете, завтра произойдет Сбой, мы проснемся – и окажется, что во всем мире победил коммунизм.

– Сдался мне такой коммунизм, – проворчал Алик. – Коммунизм я построю сам – вот этими руками.

И он сжал в кулак тонкие пальцы.

– Ой, умора, строитель! – хихикнула Лида. – Да ты умеешь только на пианино тренькать. И, между прочим, после Сбоя коммунизм тоже не даром достанется. Просто мы его там уже завоевали, а здесь еще нет.

– Коммунизм – это хорошо, – устало согласилась Таня. – Просто я не хочу быть племенной кобылой, которую можно выдать замуж без ее согласия.

Алик сердито мотнул головой.

– Вот и я говорю. И ради чего? Человек – царь природы. Мы не будем беспомощно сидеть и ждать Сбоя. Не пройдет и десяти лет, как наука избавит нас от этой напасти.

– Да? А почему тогда товарищ Сталин хочет стать одним из нас? – колко заметила Лида. – Мама говорит, у него есть специальный бункер, в котором он запирается каждую ночь. Значит, товарищ Сталин верит, что Сбой произойдет. А ты что, умнее? Нурлан, да скажи ты ему!

Нурлан обернулся.

– Тата, отец показывал тебе семейную хронику? Ты знаешь, сколько ей лет?

Таня поджала губы.

– Ну пятьдесят. Ее записал мой дедушка Ваня в восемьдесят третьем году. В прошлом веке.

– Нет. Я не про бумагу. Ты знаешь, сколько лет словам, с которых начинается твоя летопись? Я знаю – восемьсот семьдесять пять. Не веришь – посчитай. У меня, у Алика, у Лиды история лет на семьсот короче. Ваш род не прерывался со времен игумена Михаила. И… твой ребенок тоже должен унаследовать Свойства, – очень резко закончил Нурлан.

– Ах вот как! – выкрикнула Таня. – Вы с моим папочкой уже решили, что нужно моему ребенку! Да меньше всего ему нужно это дореволюционное наследство! Эти Свойства… Они что, принесут кому-то пользу? Накормят голодных, научат неграмотных? Мы наследуем их, как дворянские снобы – фамильную родинку на пятой точке, и смысла в этом ровно столько же, но значения, но спеси – о-го-го! Моему ребенку такого богатства не надо. Он родится в Советской стране и будет счастлив, если его родители будут любить друг друга!

Лида поперхнулась, Алик растерянно потупился. Таня, спохватившись, залилась краской. Что она несет? Что вообще за безумный разговор? Какой замуж? Какой ребенок?! Нурлан никогда не признавался ей в любви, не делал никаких предложений. Они просто были друзьями. А она…

Нурлан с индейской невозмутимостью глазел на воду. В уголке губ вспыхивала папироса.

– Так вышло, что я знаю о Сбое дольше всех вас, – сказал он. – Мне и десяти не было, когда отец показал мне записки нашего рода. С тех пор я много думал… Вот смотрите. Колесо изобрели пять тысяч лет назад. Первый Сбой был описан примерно две с половиной тысячи лет назад. Со времени изобретения колеса человечество каждый день, каждый год открывало что-то новое – и так все пять тысяч лет. Со времени Девяти мудрецов филонейцы имели возможность изучать себя всего двадцать раз – во время Сбоев. Мы как бы прожили с тех пор всего двадцать лет. Когда-нибудь мы поймем, зачем нам этот странный дар. Научимся его использовать. Может быть, когда-нибудь он действительно накормит голодных, научит неграмотных. Но для этого Свойства нужно сохранять. Мы не имеем права их транжирить. Поэтому я не могу жениться на женщине со Свойствами, как если бы она была моя сестра.

В Таниной душе горячий стыд сменился ледяной злостью.

– Вот как, – усмехнулась она. – Значит, ты правильный. Будешь слушаться старших, хороший мальчик. Отлично. Когда лет через семь, по плану, я обзаведусь младенцем, обязательно приглашу тебя на крестины. Надеюсь, вы подружитесь с моим мужем.

Нурлан дернулся, словно в него попала пуля.

– Никакой я не правильный, – горько сказал он. – Я всегда знал, что ты тоже… Что нам нельзя… И все равно… Но нам не позволят. Если мы не послушаемся, нас накажут.

– Да кто! – вскинулась Таня. И осеклась. Отец был очень прямолинеен на этот счет. Он сказал: Организация умеет себя защищать.

Вот и все. Бесполезно бунтовать и топать ногой. У нас еще ничего не начиналось, а я уже теряю тебя, ненаглядный мой…

– Поцелуй меня, – с бесстыдством отчаяния прошептала она. – От поцелуев, кажется, детей не бывает.

– Бр-р… Я так замерзла! – поёжилась Лида. – Алик! Пойдешь меня провожать?

– И вы ушли, – сказала Таня. – А мы целовались до утра. Знаешь, Алька, я тогда спросила Нурлана: «Каким чудом ты оказался рядом? Как ты меня услышал?» А он сказал: «Я услышал бы тебя даже на краю света». Или что-то в этом роде. А теперь – зови, не зови… О-ох! Нога затекла.

Она, прихрамывая, спрыгнула с березового ствола. Плеснула хвостом рыба, в камышах сонно проурчали лягушки. У другого берега в воде качался тонкий гребешок месяца. Алик с привычной, фронтовой тревогой вслушивался в тишину. Он хотел как-то ответить Тане на ее откровенность, но не находил слов. Война все изменила. Нурлан Айратов убит в сорок первом под Тихвином. Он был теперь недосягаем для дружбы, для ревности и для любви. Лиду Дьяченко зарезали в блокадном Ленинграде за карточки. Боль от потерь заросла коростой, которую не стоило теребить.

– Алька, у меня к тебе большущая просьба, – сказала Таня. Она достала из-за пазухи записную книжку. – Вот. Сюда я переписала наш семейный архив. Настоящий, скорее всего, погиб: наш дом в Ленинграде разбомблен. Передай это Наде. Она еще маленькая, но вдруг… Война все-таки, мало ли что со мной случится?

Алик повертел в руках коленкоровую книжечку. Спросил:

– Значит, Нурлан был прав? Как он тогда сказал: наш странный дар…

– Да. Наше дело – сохранить и передать. Пусть наши дети сами разберутся, что им с этим делать.

19 мая, пятница. 4 часа 45 минут.

Сумерки за окном изготовились к рассвету. В кабинете дежурной по отделению Нелли Петровны горела настольная лампа.

– Ы-ы-ых, – сладко зевнула Нелли Петровна, собираясь испить чайку.

Она насыпала в стакан щепотку чая – хорошего, грузинского N 36, из зеленой упаковки. А тут как раз забурлила вода в банке. Нелли Петровна вытащила кипятильник, плеснула кипятку в стакан. Накрыла блюдцем, чтобы настоялся. Распечатала пачку "Юбилейного" печенья, раскрыла прошлогодний номер "Иностранки", нацепила на нос очки. Положила за щеку "барбариску", зажмурилась от удовольствия. Как сейчас молодежь говорит – кайф! И в этот миг полноценного блаженства балконная дверь резко распахнулась от толчка.

Кто эти двое в больничных пижамах – один высокий, другой пониже? Нелли Петровна ничего не успела сообразить. Высокий взмахнул каким-то предметом, и старуха мягко уткнулась лицом в журнал.

– Ничего личного, бабуля, – сказал маленький, оглядывая кабинет в поисках чего-то. – Влад! Надо сделать кляп. Ну что ты застыл, как статуя свободы?

Влад отбросил в сторону завернутую в наволочку энциклопедию и боязливо склонился над своей жертвой.

– Господи, она хоть живая?

– Живее всех живых, – отозвался Эл, сдергивая с крючка полотенце. – Вот. Это подойдет. Она не только живая, но и скоро очнется. Ты же ее как погладил. Может, еще раз тюкнешь, а?

– Тюкай сам, – обозлился Влад. – Тоже мне, нашел Раскольникова.

– Держи тогда. Пихай ей в рот.

В рот?! Влад проклял все на свете, а особенно Элову предприимчивость. Может, стоило послушаться Ульяну и понадеяться на ее сделку с Назаром? Может, в этот самый момент неизвестные друзья с точностью до мелочей разрабатывают план побега? А их с Элом самодеятельность окажется неучтенным фактором? А главное, кто-нибудь другой марал бы руки о ни в чем не повинную старушенцию. Пихай ей, видишь ли, в рот. Тьфу ты, гадость какая!

Трясущимися руками Влад откинул голову Нелли Петровны на спинку стула. Старуха, как по заказу, приоткрыла рот. Влад кое-как засунул туда полотенце и брезгливо вытер руки о пижамные штаны. Эл связывал ноги дежурной халатом и распоряжался:

– Надо забрать одежду. Вон шкафчики с номерами палат, ты дерни дверцу посильнее. И еще ключи от Лизаветиных апартаментов. Посмотри в кармане кофты.

Ключи оказались в кофте. Фанерные дверцы шкафчиков легко снимались с петель, и в них лежала одежда. Влад вытащил свои джинсы и толстовку, достал сверток с Лизиными вещами, бросил Элу его школьную форму.

Тот принюхался.

– Фу! Хоть бы постирали… Все, ходу!

Лифт поднимался словно из самой преисподней. Влад нервно озирался и с завистью косился на спокойного, сосредоточенного Эла. Стоп, а это что? На плече у мальчишки болталась черная дерматиновая кошелка.

– Ну, а мародерствовать-то зачем? – прошипел Влад.

– Тише! – цикнул Эл. – А в трамвае ты отсюда зайцем поедешь? Только привода в милицию нам сейчас не хватало.

Влад к стыду своему понял, что даже не подумал о таких мелочах, как деньги.

– Ну ты даешь, – восхищенно сказал он Владу. – А ты уверен, что первый раз убегаешь из психушки?

Вместо ответа Эл подтолкнул его в открывшийся лифт и выдал новую порцию инструкций.

– Так. Теперь действуем очень быстро. Машина с грязным бельем уходит ровно в пол-шестого. Мы должны уехать раньше, чем поднимется кипеш. Я держу лифт, ты открываешь дверь, хватаешь Лизавету и сюда. Не позволяй ей долго крутиться перед зеркалом. Все, время пошло!

Лифт открылся этажом ниже. Влад выбежал в коридор.

– Направо, блин, направо! – послышался вслед страшный шепот.

Развернувшись на пятках, Влад подбежал к Лизиной двери и быстро повернул ключ в замке.

В палате было темно и тихо. Влад нащупал выключатель и зажег свет. Натянув одеяло по самый нос, Мартышка мирно спала.

Вот те на… Ей же ясно сказали – сегодня не ложиться. Неужели перепутала, бестолочь?

– Лиза! – позвал Влад. Сначала тихонько, потом погромче.

Девушка недовольно замычала и открыла глаза. Испуганно вскочила на постели.

– Ты что здесь делаешь?!

– Я за тобой. Ты что, забыла? Мы уходим из клиники. Вот твои вещи, пошли!

Мартышка, растрепанная, сонная, раскрасневшаяся, уставилась на Влада с удивленной улыбкой.

– Так вы серьезно? А я думала – вот психи и шуточки у них дурацкие.

– Быстро поднимайся! – рассердился Влад. – Ты что, не понимаешь? Оставаться здесь опасно. Ты хочешь, чтобы тебя превратили в зомби?

– Шизик, – хихикнула Лиза и покрутила пальцем у виска. – Ты что вообразил, что ты в плену у немцев? Это боль-ни-ца. Элитная, между прочим. Меня, например, просто чудом сюда устроили. Спасибо, Пашин дядя похлопотал. На западе такое лечение доступно только миллионерам.

– Лиза…

Влад уставился на нее с ужасом и сочувствием. А ведь она совсем не походила на зомби. Говорила так естественно… только все время наклоняла голову, как будто прислушивалась к себе… Так вот как это происходит… Надо ее увести – хотя бы силой. Треснуть, что ли по башке, как бабулю? Легкое сотрясение ей сейчас только на пользу…

– Влад, пошли, – откуда-то взялся Эл и потянул его за рукав. – Ты что, не понял? Она все, готова.

– Отстань, – дернулся Влад.

– Психи ненормальные, – весело сказала Лиза. И нажала "тревожную" кнопку.

Этажом выше завыла сирена.

– Бежим! Бежим, идиот! – Эл, гневно пыхтя, выволок Влада из палаты.

За беглецами закрылись двери лифта. Мигнули кнопки. Началось движение вниз.

– Если ты еще раз назовешь меня идиотом, – тихо сказал Влад, – я сдам тебя санитарам.

Эл посмотрел на него удивленно, потом хмыкнул недоверчиво и обиженно.

– Угу, и будешь, как она. Ай, спасибо добрым дядям, что в психушку упекли! – кривляясь, пропел он.

– Плевать, – зло отрезал Влад. Он был до предела взвинчен увиденным.

Лифт открылся. Откуда-то пахнуло хлоркой. И тут Влад понял, что ничего ему не плевать, что лучше умереть, нет, истребить целый полк старушек, только бы не возвращаться в палату. Но, похоже, права выбора ему не предоставили. У лифта их ждали трое санитаров. Двое держали наготове смирительные рубашки. Третий, огромный, как горилла, поигрывал шприцом.

– Доброе утро, – приветливо сказал он.

Влад инстинктивно шагнул назад. А Эл, закричав, бычком бросился вперед. Он ударил гориллообразного головой в живот так, что тот охнул. Здоровенные мужики втроем, басовито матерясь, пытались удержать мальчишку. На несколько секунд Влад выпал из их поля зрения. Жму на кнопку, мелькнула шальная мысль. Наверх, на любой этаж, а там – будь что будет, только бы не сейчас…

Полно. Он уже бегал. Дрожал как заячий хвост между помойных бачков. А бросать товарища по несчастью – просто стыдно.

Жестом, подсмотренным в американских боевиках, Влад примирительно поднял руки.

– Ребята, мы все осознали. Бес попутал, что с нас, психов, взять. Над рекой туман, в голове дурман. Только без уколов. У нас особый случай, препараты, несовместимость. Вот разнесет от аллергии, доктор Яшин вам потом накрутит хвоста. Так что давайте жить дружно!

– Выходи уже, кот Леопольд, – проворчал санитар.

В этот момент у него за спиной грохнули ворота. На миг ангар залило светом. Полшестого. Машина, груженная грязным бельем, стеклотарой из-под лекарств и другими отходами, выехала наружу. Без них.

Авторитет доктора Яшина сработал. Успокоительное колоть им не стали, а, наградив пинками и подзатыльниками, сопроводили на этаж.

Только теперь Влад понял, до какой степени он рассчитывал вырваться на свободу. Как только зародилась идея побега, он все свои злоключения стал воспринимать как бы понарошку. И перспективу провести в психушке много лет, и угрозу психотропной обработки. А теперь что же – шутки кончены?

Эл шел, не поднимая головы. В смирительной рубашке он походил на маленькую мумию. Ну что, доруководился, Монтекристо хренов, злорадно подумал Влад. И тут же устыдился своих мыслей. Проще всего теперь свалить все на Эла. Да, план был наивен и несовершенен. Но как он, взрослый человек, мог слепо пойти у мальчишки на поводу? Теперь очевидно, что надо было сделать так-то и так-то. Ну, хотя бы вынести беспамятную старуху в свою палату и запереть. Оттуда она не смогла бы связаться с санитарами. Другое слабое звено – Мартышка. А Эл сделал все, что мог.

– Молодчина, напарник, – сказал Влад.

– Да пошел ты, – шмыгнул носом Эл и вытер лицо о плечо.

Из кабинета выскочила дежурная.

– Как самочувствие, Нелли Петровна? – бодро спросил санитар. – Держите вашу сумочку. А вот ключи от палат и еще какая-то связка.

– Так это же балконные! – ахнула старуха. – Ну, паразиты! Откуда взяли?

– Ясное дело, кто-то из дежурных прошляпил.

– Придется составлять акт. Наверняка Олеська, балда. Вылетит теперь с волчьим билетом. И поделом ей, вертихвостке. Нет, надо же! И сумку уперли. Сумку-то зачем?

– На водку не хватало, – буркнул Влад.

Нелли Петровна глянула на него почти с сочувствием. Потом спохватилась.

– Какая еще водка? Он же не алкоголик, он с диагнозом.

– Куда их теперь? – зевнул санитар. – В карцер? В обычной палате таких шустрых не держат.

Нелли Петровна задумчиво потерла затылок.

– Я уже Роману Рудольфовичу позвонила. Разбудила бедолагу ни свет ни заря. Едет! Сказал, что сам разберется. Это ведь его подопечные… Политические! – страшным шепотом прибавила она. – Эй, товарищ, а вы откуда взялись? Кто пустил?

По коридору уверенно шел невысокий молодой человек в неприметном сером костюме, рыжеватый, с мягкими кавказскими чертами лица.

– Где дежурная по отделению? – повелительно спросил он и махнул перед Нелли Петровной красной книжечкой. – Вы?

– Я-а, – опешила Нелли Петровна, вглядываясь в документ.

– Капитан Джанполадов, – небрежно козырнул рыжий. – Мы забираем у вас… – он заглянул в какую-то бумагу и протянул ее Нелли Петровне. – Верижникова Владлена Никитича. Вот ордер. Потрудитесь, пожалуйста, подготовить больного.

– Да вот он, собственно, – Нелли Петровна растерянно обернулась на Влада. Тот изменился в лице:

– Какого черта…

Вот уж действительно – из огня да в полымя…

– О! – обрадовался рыжий и снова представился: – Капитан Назар Джанполадов. Санитар, развяжите его. Гражданин Верижников, придется проехать.

– Да как же… – Нелли Петровна совсем запуталась. – Товарищ Жамаладов… Я же должна выписку оформить… Выдать личные вещи…

– Пришлете все на Литейный, 4, – устало сказал Назар.

– Да вам же с ним не справиться! – не унималась старуха. – Он буйный. Бежать пытался, мальчишку за собой утащил. К девочке вломился, маньяк. Меня по голове шандарахнул – думала, дух вон. И вообще, хорошо бы Романа Рудольфовича дождаться, он уже едет.

– Кто едет? – нахмурился Назар.

– Главврач, – подсказал Влад.

– Гражданочка! – рявкнул Назар. – Вы читать умеете? Написано – доставить срочно. Вы в курсе, что бывает за противодействие органам? Санитар, вам что было приказано? Выполнять!

Неужели получится, сердцем замирая, думал Влад. Так нагло и примитивно… Да в сравнении их с Элом план – просто верх осторожности! Однако ничто так не укрепляет решимость советского человека, как уверенный приказ. Нелли Петровна очень боялась брать на себя ответственность. Но красная книжечка качалась перед носом, как блестящий шарик гипнотизера. Она гарантировала отпущение грехов. Сомнения таяли. Слабым мановением руки, как пушкинский Карл под Полтавой, старуха велела санитарам:

– Развяжите.

Назар подтолкнул освобожденного от пут Влада в спину – вперед, по коридору.

– Удачи, напарник! – окликнул его Эл.

– Ходу, ходу, – прошептал Назар. – С главврачом нам встречаться не с руки.

– Стойте. Мальчика надо забрать, – заявил Влад.

– Иисусе! – возмутился Назар. – Вы что, на самом деле больной? Я обещал вашей подруге вытащить вас отсюда. Я это сделаю, если не будете мне мешать. Это честный уговор, и ничего больше. Пошли!

– Не пойду никуда, – заупрямился Влад. – И вы будете объясняться с Ульяной, почему я еще здесь. Вам же очень нужна ее помощь, правда? Идите, машите своими липовыми корочками.

– Корочки настоящие, – обиделся Назар. – Вы не представляете, как тесно сблизились в этой Реальности Организация и органы. А вот ордер на ваш арест липовый. Так что не сходите с ума, а?

– Гражданин начальник! – на весь коридор закричал Влад. – А ведь этот шкет вовсю помогал мне шпионить на американскую разведку. Возьмем его с собой, а? В смысле, пусть тоже несет наказание по всей строгости закона…

– Кретин! – прошипел Назар, закатывая глаза. Он повернулся к обомлевшей Нелли Петровне: – Граждане! В связи с открывшимися новыми обстоятельствами…

Влад без сил сполз по стене и сел на корточки. Бессонная ночь навалилась разом, принесла ломоту в теле и сухость во рту. В голове – ни одной мысли, только тикают, утекают секунды… И глаза закрываются, будто к векам привязаны камни…

Грубый толчок поднял Влада на ноги.

– Нашел время спать! – рявкнул злой, как черт, Назар. Эл, совершенно обескураженный, сунул Владу руку – не для пожатия, а по-детски, чтобы его вели. Втроем они быстро вышли к грузовому лифту и спустились к служебному выходу.

Охранник, скользнув взглядом по раскрытым документам, открыл дверь. На его лице мелькнуло запоздалое сомнение:

– Вы ж вроде за одним приходили…

– Мальчишка в нагрузку. Как в столе заказов, понял? А вообще – поменьше вопросов, гражданин. Благодарю за содействие.

– Служу Советскому Союзу, – безо всякой иронии откликнулся охранник.

Служебный выход вел на захолустную улочку. Влад переступил порог и жадно втянул ноздрями воздух. Пахло свободой. Ее букет был прекрасен. Он состоял из свежести мокрой листвы, тяжелого духа мазута и прелости помойки.

– Садитесь в машину, – велел Назар. Напротив больницы ждал жигуленок, красная "тройка". Влад с Элом залезли на заднее сидение. Назар, сев за руль, бросил Владу мешок:

– Переодевайтесь. Размер, надеюсь, подойдет. Мальчишка пусть накинет мою куртку. Второго пассажира, знаете ли, не предусматривалось.

Влад виновато промолчал, на ходу стягивая полосатые больничные штаны. К Элу, напротив, вернулась прежняя уверенность. Он оживленно вертелся по сторонам, с любопытством смотрел в окно, на пустые утренние улицы – словно катался по незнакомому городу.

– А классно вы с ними! – сказал он Назару восхищенно. – Никто и не вякнул! Так можно было всю больницу вывести.

– Еще не хватало, – буркнул Назар. Он не отрываясь смотрел на дорогу, но в зеркале отразились его повеселевшие глаза.

– Кино про Петрова и Васечкина смотрел? – сказал он более дружелюбно. – Не важно быть, сумей прослыть. Запомни, пригодится.

Жигуленок тряско свернул в подворотню и остановился. Назар повернулся к беглецам.

– Вылезайте.

Утопая в Назаровой джинсовой куртке, Эл послушно выскочил из машины.

– Я думал, вы нас подвезете, – удивился Влад.

– Куда?

– Ну… – Влад вдруг спохватился, что совершенно не знает, куда податься после побега. – Ну, домой, например.

– Гениально! – фыркнул Назар. – А может, сразу на Литейный махнем, чего мелочиться-то? Вы теперь в бегах, уважаемый. И я не обещал Ульяне Николаевне, что буду вас укрывать. Так что дальше сами. А времени у вас в обрез. Я-то рассчитывал, что нас не хватятся часов до девяти. Но из-за вашего трюка с побегом – детский сад, золотая соска! – главврач наверняка уже в клинике. Вот, пригодится, – он протянул Владу несколько десяток. Потом покосился на Эла, маячившего во дворе, и дал еще одну. – И пятачков на проезд, – в ладони у Влада звякнула мелочь. – Двор проходной. Выйдете на проспект, любой трамвай довезет вас до метро. Старайтесь держаться спокойно, не привлекайте внимания. И мальчишку с собой не тащите, вместе вас скорее поймают.

– Да нас и так поймают! – с досадой воскликнул Влад. – Сильно вы нам помогли.

– Как сумел, – холодно сказал Назар. Потом смягчился и загадочно добавил: – Может, и не поймают. Вам, главное, отсидеться, пока не качнется Маятник. А дальше всем будет не до вас. Удачи!

Сдав задом, жигуленок выехал из подворотни.

– Спасибо! – запоздало крикнул Эл ему вслед. И тут же с деловым лицом повернулся к Владу. – Значит, так. Назар прав. Уходим по одному. Мы друг с другом незнакомы. Я сажусь на трамвай в одну сторону, ты – в другую.

– Да подожди ты, руководитель, – досадливо остановил его Влад. – Куда хоть собрался?

– Есть один надежный человек, – важно сказал Эл. – Стас Рыбкин. Он мой одноклассник. Мировой чувак. Поверит в любую фантастику и ни за что не сдаст. И предки у него адекватные, слово сына для них закон. Слушай, а что имелось в виду: дальше всем будет не до нас?

– Если б я знал… – вздохнул Влад.

Эл ушел, утопая в Назаровой куртке, – смешной, как медвежонок. Влад аккуратно убрал в карман автобусный билет с нацарапанным на нем номером телефона. Мимо прошагала дворничиха в рыжем жилете, подозрительно покосилась на странного молодого человека. Влад потер небритую щеку. Пора убираться отсюда.

Куда?

Для Влада это был не вопрос. Что бы ни говорил Назар – домой. Он соскучился по Анюте. Он должен увидеться с Леной, объясниться с ней, уберечь ее от опрометчивого шага. Вместе придумать, как им жить дальше. Мелькнуло перед глазами Ульянино грустное лицо – и исчезло. Ульяна – из другой жизни. Все постепенно становится на свои места.

Трамвай, несмотря на раннее утро, был набит битком – работяги возвращались после ночной смены. Влад ежился под их равнодушными взглядами. Ему казалось, что его нелегальное положение для всех очевидно, что вот-вот кто-нибудь проявит бдительность и сообщит куда следует. Но ничего не случилось. Ни в трамвае, ни в метро никто не обратил внимания на растрепанного, давно не бритого молодого человека с серым от недосыпа лицом. И вот наконец Влад нетерпеливо вдавил кнопку звонка у дверей своей квартиры.

Один раз, другой… Ему никто не открыл, и вообще за дверью стояла нежилая тишина. Крепко спят? Влад зашарил по карманам в поисках ключей, но тут же спохватился: ключи, деньги, часы, обручальное кольцо у него забрали еще на Литейном. Влад еще раз позвонил, а потом для надежности громко постучал в дверь.