Текст книги "Дети Филонея"

Автор книги: Елена Жаринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Еще в университете Леша Горемыкин выбрал амплуа своего в доску, рубахи-парня и души компании. Он постоянно травил анекдоты. Фразу, сказанную без прикола, считал бессмысленной. Порой в форме шутки он говорил людям непростительные гадости, но при этом его раскосые голубые глаза на красном лице сохраняли святую наивность. Многих он раздражал, но поставить его на место никто не мог. Попробуй поставь на место двухметровую тушу с кулачищами размером с дыню! До тех пор, пока Леша не открывал рта, он больше походил на грузчика, чем на кандидата наук, коим являлся. Но голос у него был удивительно тихий, доверительный, интеллигентный. В голове не укладывалось, что таким голосом можно говорить такие ужасные вещи. Это сбивало с толку жертв горемыкинского злословия, и лучшей тактикой считалось пропускать его яд мимо ушей.

Идя вслед за Ульяной по темному, узкому коридору, Горемыкин обрушил какой-то громоздкий предмет и многоэтажно выругался. На кухне выразительно громыхнули кастрюлями.

– Понаставили тут! Жукова, что это за хрень?

– Толика, пацана соседского, мопед, – ответила она.

Горемыкин протиснулся мимо нее в комнату. Ульяна с трудом пристроила тяжеленный агрегат обратно к стене. Из-за двери раздались бурные приветствия.

Университетская компания Ульяны уже десять лет собиралась каждый апрель, в день рождения Ленина. В этот раз после небольшого сабантуя в кафе наиболее стойкие переместились к Ульяне. Это тоже была традиция. У большинства – семьи, мужья, жены, дети. Ульянина маленькая чистая комнатка по-прежнему принадлежала ей одной.

К приходу Горемыкина в комнате оставалось трое. В кресле, поджав ноги, сидела грудастая и волоокая Дина Корпанос. Она работала в одной школе с Ульяной. На диване свил гнездышко переводчик Шурик Иваницкий – в обнимку с новой женой. Жене этой было от силы лет двадцать, она ужасно стеснялась и побаивалась тяжелого Дининого взгляда.

Перед диваном стоял столик, накрытый кухонным полотенцем. На нем – праздничный натюрморт: бутылка водки, кувшин с разведенным вареньем, миска квашеной капусты, банка шпрот, хлеб в плетеной тарелочке и грубо нарезанная любительская колбаса. Горемыкин выгрузил водку и банку огурцов.

– А ты похорошела, Корпанос, – сообщил он, окидывая однокашницу оценивающим взглядом. – Зубы что ли вставила? Да, вижу: короночка на верхней правой пятерке. Красиво блестит!

Комплимент Горемыкина попал как всегда в цель. Дина поперхнулась морсом и увязалась с Ульяной на кухню – выкладывать огурцы.

На кухне соседка, поджарая, в синем спортивном костюме, с короткой стрижкой на медных волосах, готовила котлетки на пару.

– Уля, вы там курите, – сказала она, не отрываясь от плиты, – а дым к нам тянет. У нас ребенок этим дышит.

Ульяна промолчала, подумав: видела бы ты, как смолит твой "ребенок"… Открыв банку, она стала вытаскивать скользкие огурцы.

– Горемыкин козел, – беззлобно сказала Дина, тяжело опершись на стол. – А Шурик, значит, пошел по малолеткам… Слушай, это просто гнусность – притащить ее сюда.

– Почему? – удивилась Ульяна. Дина выхватила у нее из-под ножа огуречную дольку.

– Розовые щечки, розовые губки… А теперь на себя посмотри. Вот потому и гнусно. А Горемыкин…

– Уля, и маме передай, чтобы свет в туалете не оставляла. А то я с утра опять за ней выключала, – снова вмешалась соседка.

Дина хищно повела ноздрями. Ульяна похлопала ее по руке мокрой ладонью: не заводись, мол. Она быстро выложила нарезанные огурцы на тарелку и увела подругу с кухни.

– Нет, как так можно жить! – возмущалась Дина, идя по коридору. – Она к тебе относится как к приживалке! Как будто ты тут не прописана!

– Перестань, – засмеялась Ульяна. – Неделю назад я попросила Толика сделать телевизор потише. Вот она и мстит. Они ведь, в принципе, нормальные люди. Просто нам всем не хватает жизненного пространства. Здесь же друг от друга исподнего не спрячешь. Да что я тебе говорю, сама знаешь.

– Ну, у меня-то другое дело. Два божьих одуванчика. Диночка, скушайте пирожок. Диночка, а ваш гость любит вишневое варенье?

– Гость? – улыбнулась Ульяна.

– Потом расскажу, – фыркнула Дина, входя в комнату.

– О, Корпанос! – тут же набросился на нее красный как рак Горемыкин. – Может, хоть у тебя есть печатная машинка? Надо самиздатик один срочно размножить.

– Машинка есть, времени нет, – сказала Дина. – А отксерить никак?

– Ты что! Это же лагерная проза! Потянет лет на пять, если поймают. А у меня на работе все такие глазастые…

– Что за самиздатик? – поинтересовалась Ульяна.

– "Колымские рассказы". А автор… Черт, вылетело из головы… Не то Варламов. Не то Шаламов.

– Варлам Шаламов, – засмеялась Ульяна. – Так у меня книжка есть.

Она соскочила с дивана к секретеру. Успела еще искренне удивиться, куда подевались любимые книги, и только тогда поняла, что сморозила. Она опять перепутала, в какой реальности находится!

Это происходило постоянно. Ведь ее собственная жизнь в разных реальностях почти не различалась. Та же квартира, та же работа… Каждое утро начиналось с того, что она прислушивалась к соседскому радио. Если шли новости, все решала одна фраза. Или оптимистичный рапорт об успехах, или тревожная сводка катастроф. С музыкой было сложнее. Ну, со всякими "муси-пуси" и "джага-джага" все понятно. А если запоют какую-нибудь "Малиновку"? Тогда выручал гардероб. Турецкие шмотки – один вариант. Фабрика "Большевичка" – другой. И все равно Ульяне все время приходилось быть начеку, чтобы не сбиться – вот как сейчас.

– Да ты что, мать! – присвистнул Горемыкин. – Я же говорю – лагерная проза. Это никогда не напечатают.

Ульяна, покраснев, извинилась.

Шурик поправил буденовские усы и, понизив голос, сказал:

– Горемыкин, болтать не будешь? У меня ксерокс дома. Приезжай, сделаем.

– Ого! Ксерокс! – восхитился Горемыкин. – Может у тебя и Сеть есть?

Дина раскатисто засмеялась.

– У меня… о, господи!.. нет, – икнул Шурик. – Но я знаю, у кого есть…

– Шура! – одернула его юная жена.

– Правда, ребята, хватит, – нахмурилась Ульяна, поплотнее прикрывая дверь. – Напились, болтаете черт знает что. А у меня в квартире полно ушей.

– И то верно. Давайте лучше выпьем за здоровье… тьфу ты, за помин души именинника! – предложил Горемыкин.

Но Шурик уже занервничал, от рюмки отказался, они с женой засобирались, и Ульяна пошла их провожать.

Когда она вернулась, Дина сидела на коленях у Горемыкина. Кажется, они только что целовались. Потупив глаза, Ульяна начала собирать грязную посуду.

– Слушай, Корпанос, а я думал, Шурик в этот раз на тебе женится, – зевая, сказал Горемыкин.

– С чего бы? – хохотнула Дина. – Он вообще-то за Жуковой ухаживал. Да, Ульяна?

– Ну, это когда было, – возразил Горемыкин. – Жукова тогда у нас была первая красотка на курсе. А ты, Корпанос, была совершенный сморчок. Это сейчас ты такая сдобненькая…

И он с невозмутимым лицом ущипнул ее за бок.

Через полчаса гости ушли. Горемыкин выразил желание проводить Дину. Наверняка он рассчитывал на нечто большее, чем поцелуй в щечку у парадной, ну да что там, оба взрослые люди… Закрыв за ними дверь, Ульяна вернулась в прокуренную комнату и распахнула окно. Во дворе гулко вздохнул апрель. Ульяна забралась на подоконник, как в юности, и выглянула наружу. Прямо над ней, между покатыми крышами, в черном небе висела большая звезда. Узнав старую знакомую, звезда лучисто подмигнула Ульяне.

Сколько вечеров просижено на этом подоконнике… Были слезы, но были и мечты. Была большеглазая девочка с форменными лентами в тонких косах. Была девушка с подведенными зелеными глазами, и короткая юбка не скрывала ее стройных ног. Была "первая красотка на курсе", и никто тогда не смотрел сквозь нее, как этот парень по имени Влад… Многое было и прошло. Остались подоконник и звезда.

Встречи с друзьями юности навевают много воспоминаний… Забавно, что на самом деле сегодняшнего дня не было. Как нет этой самой минуты… Если Адольф сказал правду, то все это – лишь галлюцинации мозга, пораженного синдромом Бриловича.

Ульяна подумала, что СБ – такой аббревиатурой обозначалось заболевание в их пригласительных билетах – в целом не слишком-то повлиял на ее жизнь. Меняются реальности – ну и что? Надо просто быть внимательней, когда ведешь уроки. А так, в обеих реальностях она одинаково бедна и одинока. Ее имя, ее адрес, ее работа – все совпадает. Нет, чтобы почувствовать себя каким-нибудь другим человеком! Ульяна подумала, что легко согласилась бы оказаться на месте Лизы. А у этого Влада вообще, наверно, на редкость счастливая "вторая жизнь", раз он не хочет лечиться.

И у всех сегодняшних гостей в настоящей (если верить Адольфу) реальности была другая жизнь. То есть Ульяна знала о них совершенно разные вещи.

Взять, например, Дину. На самом деле Дина сразу после университета уехала в Израиль, вышла замуж, развелась, снова вышла замуж и сейчас вполне счастлива на земле обетованной. А Шурик Иваницкий – наоборот. Здесь он переводчик с китайского, у него полно работы и случаются заграничные командировки. А на самом деле он безработный алкоголик. Знал бы он!

А вот Горемыкин – он и в Африке Горемыкин. Он единственный из их компании, кто остался в науке. Только в одном случае его кандидатская называлась "Отражение объективных исторических концепций развития общества в свете марксистско-ленинской теории", а в другом – "Анализ ошибок марксистско-ленинской теории в отражении объективных исторических концепций развития общества". В обоих случаях Горемыкин, вопреки фамилии, устроился неплохо…

Ульяна задумчиво перебирала факты. Ей смутно казалось, что она не замечает чего-то важного, чего-то очевидного… Точнее, подсознательно она уже обнаружила это, и теперь оно торчит в голове, как гвоздь…

Да! Она резко спрыгнула с подоконника. Злополучная фиалка второй раз рухнула на пол. Горшок раскололся, но Ульяна махнула на него рукой. Только бы не потерять мысль!

Итак, Адольф сказал, что реальность, в которой сейчас Ульяна пребывает, всего лишь галлюцинация. Допустим. В таком случае, и благополучный Шурик, и замученная училка Дина – тоже лишь плод воображения. Хорошо, пусть. А Лизе и Владу, соответственно, лезет в голову их собственный бред.

Но почему тогда и Лиза, и Влад, и она сама, когда начинаются эти галлюцинации, попадают в одну и ту же историческую реальность? Советский Союз образца 2006 года?

Ульяна откинула на секретере рабочую доску, вырвала из тетради листок и расчертила его пополам. Одну графу она назвала "На самом деле", а другую "Кажется". Поморщилась. Скомкала лист и отправила его в мусорную корзину. Вырвала другой, снова расчертила и надписала: "Реальность-1" и "Реальность-2".

Сначала она представила себе, что находится в Реальности-1 – той, что "на самом деле". Это оказалось несложно. Немного пометавшись мыслями, она вспомнила все, что должна помнить та, "настоящая", Ульяна. После этого она быстро записала в первую колонку основные события русской истории от Рюрика до наших дней.

А теперь – назад. Что из истории помнит другая Ульяна?

Некоторое время она делала во второй колонке точно такие же записи, как в первой. На Куликовской битве остановилась – все совпадает. Отчеркнула. Перескочила в 1703 год. Бироновщина. Елизавета. Дворцовые перевороты – все совпадает. Снова отчеркнула и уже не останавливаясь расписала весь XX век. И вот что у нее получилось:

Реальность-1 Реальность-2

1905 год – революция

1914 год – началась Первая мировая война

1917 год – Великая Октябрьская…

1941-45 – Великая Отечественная

53-64 – Хрущевская оттепель

64-82 – застой

1982 – Андропов

1984 – Черненко

1985 – Горбачев, перестройка.

1991 год – развал Советского Союза

То же

Первая мировая

ВОСР

ВОВ

Хрущев

Брежнев

Стоп… С этого момента поподробнее.

В 1982 году генсеком становится Андропов. Железной рукой он выводит страну из запоя. Советская экономика, пострадавшая от упадка дисциплины, снова набирает темп…

Советская власть беспощадно расправляется с экономическим мошенниками, протянувшими руки к народному добру…

1988 год – советский народ проводил в последний путь Юрия Владимировича Андропова… Ответственный пост принял его молодой коллега по Комитету госбезопасности…

Болгария входит в состав СССР. Подавлены беспорядки в Прибалтике…

1998 год – снова смена власти. Впервые на посту генсека – женщина, Валентина Михайловна Тропинина. Вот уже восемь лет она бессменно, по-матерински заботится о стране…

Ульяна несколько раз внимательно перечитала записи. Итак, что получается? Ее представления об истории различаются в пределах небольшого отрезка времени. Граница проходит по началу 80-х.

В одном случае Андропов пробыл у власти всего два года. Горбачеву страна досталась в ситуации, располагающей к реформам, – все трещало по швам. Один толчок – и империя летит в тартарары. В другом случае Андропов пробыл на посту генсека шесть лет – больше нынешнего президентского срока. Момент для демократических реформ был упущен, звезда Горбачева закатилась, так и не взойдя. Советский Союз пережил кризис и продолжил свое существование…

Принято говорить, что история не знает сослагательного наклонения. Однако людям всегда нравилось конструировать так называемую альтернативную историю. В Реальности-1 есть даже такой литературный жанр.

В любом историческом сюжете есть узловые моменты – моменты выбора. И неплохая тренировка для ума – представить, не нарушая исторической логики, что выбор был сделан иначе.

Княгиня Ольга в гостях у цареградского басилевса выслушивает священников разных вероисповеданий. Она делает свой выбор и принимает православие. Но ведь были возможны варианты…

Смутное время. Русский трон остался без царя. Группа бояр посылает грамоту польскому королю, предлагая власть королевичу Владиславу. Но есть и другие бояре. Они сделали выбор в пользу юного Михаила Романова. Прознав об этом, поляки решают убить Михаила. Они знают, что будущий царь скрывается в Ипатьевом монастыре. И неизвестно, чем бы все обернулось, не встреться по дороге полякам Иван Сусанин…

Ульяну учили, что в истории нет случайностей – только логика и закономерности. Но когда на весах два одинаково логичных и закономерных варианта, все решает маленькая унция случая. И становится ясно, как шатко и случайно настоящее.

Адольф солгал – Ульяна уже не сомневалась в этом. То, что с ней происходит, никакие не галлюцинации. Она действительно существует в разных реальностях. Поочередно. Или одновременно. Или каким-то еще непостижимым способом. И завтра она снова окажется в Реальности-1. Это будет двадцать третье апреля – дата, на которую назначена встреча "больных синдромом Бриловича". Надо обязательно пойти. Разоблачить ложь Адольфа. Потребовать, чтобы им сказали правду.

Ульяна еще раз просмотрела свою таблицу. Ужас. Не дай господи, кто-нибудь увидит этот бред… Она разорвала листок на мелкие кусочки, высыпала их в пепельницу и кинула туда горящую спичку.

23 апреля, воскресенье

Я не просто идиот, думал Влад. На фестивале идиотов я был бы членом – нет! – председателем жюри. Почетным идиотом всех времен и народов. Что я здесь делаю?! Меня просто не должно здесь быть. Тем не менее, в данный момент, то есть около одиннадцати утра, он находился в фойе кинотеатра «Галакт».

Виновата во всем была встреча с Малагановым. Сам по себе странный толстяк доверия не внушал, но что-то в его словах Влада зацепило. "Это опасно. Я почти уверен, что это ловушка…" В самом деле, подумал Влад, все очень подозрительно: встречи в Летнем саду, пригласительные билеты, пароли, явки… Сначала он не хотел идти на "организационное собрание СБ-инфицированных" из простого упрямства. Теперь того же требовал голос разума. Ясно же, их во что-то хотят втянуть. Его – и еще двух дурочек. Мартышку и Мышь. И чем дольше Влад об этом думал, тем гаже становилось у него на душе.

Плохо быть совестливым человеком.

Мир принадлежит бессовестным. Они всегда берут первый приз. Уверенно проходя дистанцию, они не остановятся, чтобы помочь упавшему. Они не стесняются в средствах. Они не станут лезть в пекло, чтобы помочь двум едва знакомым женщинам. И если с кем-то случится несчастье, они только вытрут пот со лба: "Ух, пронесло! А ведь будь я глупее, я бы тоже мог там оказаться!" Похвальное благоразумие! Влад таким благоразумием не обладал. Он понял: единственный способ спать спокойно – поехать в воскресенье в "Галакт" и предостеречь своих "попутчиц".

Адрес он не запомнил, но это было ни к чему. Владу было хорошо знакомо здание старого кинотеатра – грязные колонны, советская символика на барельефе, вместо киноафиш – расписание кружков и вечеров "Кому за 30".

Сначала план был такой. Он подъезжает к кинотеатру заблаговременно – допустим, за час. Останавливается у входа и ждет, когда появятся Лиза с Ульяной. Потом берет их под белы руки, пересказывает слова Малаганова – и все. Мы разошлись, как в море корабли.

Но вышло совсем не так. Во-первых, Влад опоздал. Ну, кто мог подумать, что в воскресенье утром он попадет в пробку? Он притормозил у "Галакта" без четверти одиннадцать. На его глазах за дверями кинотеатра скрылось несколько человек. Как теперь узнать, его попутчицы уже там или еще нет?

Подождав минуты три, он понял: надо зайти внутрь. Закрыв машину, Влад поднялся по ступеням.

Вход в фойе перегораживал стол. На столе стоял компьютер, за ним сидела девица с туповатой мордочкой хорька. Увидев Влада, она бесцветно прошелестела:

– Пригласительный.

– Мне давали, – признался Влад. – Я не взял, а теперь одумался. Но у меня синдром Бриловича, – шепнул он, нагнувшись к девице. – Честное слово!

Девица слегка отстранилась и так же дежурно потребовала:

– Паспорт.

– Девушка, милая, нет у меня с собой паспорта!

Опасаясь, что его сейчас прогонят, Влад издалека высматривал в фойе знакомые лица. Паспорт он показывать не собирался. К счастью, пропускная система суровостью не отличалась. Девица невозмутимо открыла в компьютере какие-то списки.

– Фамилия-имя-отчество-год рождения-адрес…

Влад, запинаясь, оттарабанил какую-то чепуху про Иванова Ивана Ивановича. Чепуха прокатила. Ему вручили блокнотик с ручкой и пропустили в фойе.

Вскоре он убедился, что спешил напрасно. Внутри было человек сорок. Кто-то в напряженной позе сидел на диване, кто-то слонялся вдоль облупленных стен, на которых висели пейзажи доморощенных художников. Шаги гулко отдавались под высоким сводчатым, со следами протечек, потолком. Ульяны с Лизой не было.

Значит – снова на выход, ловить их снаружи. Влад так бы и поступил, если бы ему прозаическим образом не приспичило в туалет. А когда он оттуда вышел, то увидел, что опоздал. Ульяна и Лиза уже прошли КПП. С блокнотиками в руках они неуверенно застыли посреди фойе и тут заметили его.

– Влад! Пришел! Вот молодчина! – завопила Мартышка. Она едва не бросилась ему на шею, вся в зеленом и оранжевом, ну просто мисс весна-2006. Помедлив немного, подошла и Мышь. Свое ужасное пальто она держала в руках и без него оказалась ничего, стройненькая.

Влад без обиняков рассказал о предостережении Малаганова. И вот тут-то он понял, что спасательная операция накрылась медным тазом, а сам он – конченый дурак.

– Ловушка? – возмутилась Лиза. – Да этот Малаганов сам больной и не лечится, он вообще опасный, его в изоляторе держать надо! Послушайте, сейчас белый день, мы в людном районе, что с нами может случиться? И зачем тогда вообще было сюда приходить?

– Хороший вопрос, – серьезно сказала Мышь. – Давайте определимся: зачем мы сюда пришли?

– Вопрос, надеюсь, риторический, – фыркнула Мартышка. – Лично я пришла за помощью и намерена ее получить.

Влад промолчал. Что он мог сказать? "Я вообразил себя Спайдерменом и пришел сюда вас спасти"? И так ясно, что идиот…

– А я хочу разобраться, – говорила Мышь. – Хочу услышать, что они скажут. У меня есть кое-какие соображения… Честно говоря… – она огляделась и добавила вполголоса: – Честно говоря, я не верю, что мы больны.

Лиза покраснела как помидор. Чуть не плача, она переводила круглые глаза с Влада на Ульяну и обратно.

– Как это – не верю?! Вы чего, ребята?

– Дамы и господа, – сказал динамик приятным баритоном. – Приглашаем вас занять места в зрительном зале.

Народ гуськом потянулся к зеленой бархатной портьере, закрывающей вход в зал.

– Ну вот что, – заявила Лиза. – Если вам все это нравится – бог помочь. Но без меня.

Выразительно передернув плечами, она тоже скрылась за портьерой.

Влад с Ульяной остались в стороне от потока входящих. Влад смотрел, как Мышь обхватывает руками плечи, обтянутые черной водолазкой. То ли холодно, то ли нервничает…

– Ну, – сказал он, – Лизавета уже в зале. А вы что собираетесь делать? Стоит ли риска ваша тяга к знаниям?

Он посмотрел на нее сверху вниз. Она вдруг ответила ему умным, открытым взглядом. Потом виновато развела руками.

– Я не могу оставить Лизу. Знаете, она ведь моя ученица, – Мышь застенчиво улыбнулась. – Бывшая, конечно. Но я все равно за нее в ответе, это профессиональное…

Еще одна совестливая, подумал Влад с неожиданным сочувствием. Потом тоскливо обернулся к выходу. Хорькообразная девица исчезла, никто не помешает ему уйти… Но бросить женщин теперь ему было труднее, чем два часа назад просто остаться дома. Гораздо труднее. Да что говорить, это было уже невозможно! Вот теперь он действительно в ловушке…

– Пойду в зал, – сказала Мышь.

Влад смотрел ей вслед.

Зря! Никогда не нужно смотреть женщине вслед – он давно заучил это правило. Уходя, она опутывает тебя ариадниной нитью, а клубочек уносит с собой. Ты смотришь ей вслед и видишь: вас что-то связывает. Даже если она всего лишь серая мышь, и юбка сидит на ней мешком…

Ульяна успела пересечь только половину фойе. Навстречу ей из-за портьеры вынырнула встревоженная Лиза.

Удалившись в зал, Лиза села на свободное место с видом оскорбленного достоинства: поджатые губы, брови нахмурены, руки скрещены на груди.

"Предательница, – думала она о бывшей учительнице. – Соображения у нее, видите ли. Да она просто умничает перед Владом. Зря старается. На такую сушеную ботаничку ни один мужик не посмотрит".

Тут Лизе стало стыдно за свои мысли. Она вспомнила, как перед входом в "Галакт" Ульяна Николаевна сняла пальто. "Вы такая весенняя, – сказала она, – а я в этом тулупе". Значит, она заметила и новенький плащ из яблочно-зеленого вельвета, и замшевые сапоги болотного цвета, и веселое оранжевое кепи. Заметила – и закомплексовала. Лизе стало ее жалко.

Лиза ни на минуту не сомневалась: синдром Бриловича – именно то, что с ней происходит. Потому что такая квелая дура, как Наташа, могла быть только галлюцинацией, воплощением забытых комплексов и прочей психологической белиберды.

Лиза была полна решимости покончить с этой худшей частью себя. Она помнила об этом, даже находясь во власти галлюцинации, то есть будучи Наташей. Она заставляла свое альтер эго делать и говорить такие вещи, от которых бедное Наташино сердечко дрожало, как заячий хвост. Ну и пусть! Шок – это по-нашему! И какое бы лечение ни назначили, Лиза собиралась досконально выполнять предписания.

Но… Было одно "но".

Ей понравилось быть беременной.

Иногда, будучи Лизой – то есть находясь в трезвом уме и твердой памяти, – она прислушивалась к себе. И ее вдруг захлестывала волна горькой, холодной пустоты. И тогда Лиза завидовала Наташе…

Но это все ерунда. К тому же лечение наверняка займет много времени. Ее воображаемая Наташа три раза успеет родить. У Лизы будет большой опыт по этой части, когда она соберется на самом деле завести ребенка. Нет худа без добра!

Сидя в зале, она с любопытством приглядывалась к соседям. Интересно, какая другая жизнь мерещится каждому из них? Вот эта толстая рыжая тетка – быть может, она представляет себя длинноногой шоу-герл? И почему все такие напряженные? Одиночки сидят с замкнутыми лицами, пары тихонько шушукаются. Косятся друг на друга и отводят глаза. Мы же ни в чем не виноваты, это просто болезнь!

– Вы не знаете, когда начало? – громко спросила Лиза рыжую тетку.

Та нервно подскочила в кресле. Ответила, глядя в сторону:

– Пригласили – значит, сейчас начнут.

– Ну и атмосферка, – вслух буркнула Лиза.

Ей стало неуютно. Сидим здесь, как приговоренные.

От этого сравнения липкий, безотчетный страх выплеснулся из подсознания наружу. Она привстала и повертела головой. Где выход? В кинозале обычно несколько выходов. Надо убедиться, что они открыты, что в любой момент ими можно будет воспользоваться…

Запасных выходов в "Галакте" не было. И оттого что единственный путь к свободе плотно закрывала душная зеленая портьера, Лизу вдруг обуяло что-то вроде приступа клаустрофобии. По ногам сидящих она опрометью бросилась к выходу.

Позднее Влад вспоминал, что заранее почувствовал беду. Тоска в груди, встревоженная мордочка Мартышки, странная тишина, повисшая в фойе… Он просто не мог поверить… Он ждал каких-то каверз, он и подумать не мог, что все будет так просто…

Раздался громкий треск – и сразу что-то зашуршало, загрохотало, как будто лавина сошла с гор. Из зала истошно завизжали.

– Живо! На выход! – Влад схватил обеих женщин за руки и потащил к двери. Огромный кусок штукатурки рассыпался у него под ногами. С тяжким гудением осколок бетона вонзился в паркет. Все стало вокруг белым-бело. Где стены? Где потолок? Что под ногами?

Его рука резко дернулась. Влад не сразу понял, что Ульяна упала. Черт! Почему она не встает?

– Давай вперед! – сипло велел он Лизе. Та, всхлипнув, исчезла.

Кто-то пробежал мимо, оттолкнув его в сторону. Влад присел на корточки и зашарил руками по полу. Что-то тяжелое скатилось по его спине. К запаху мела прибавился запах гари. И точно, кто-то завопил: "Пожар! Пожар!"

Вот она. Влад нащупал мягкие волосы и лицо. Ульяна не отзывалась – наверно, сильно ударилась при падении. Подхватив ее под мышки, Влад попятился к дверям.

Лиза и двое мужчин, все белые от штукатурки, тщетно рвали двери на себя.

– Закрыто, б…! – кричала Лиза.

– Подержи! – Влад почти бросил ей на руки бесчувственное тело. Лиза, охнув, осела.

Закрывая голову от града обломков, Влад метнулся обратно в фойе. Больно ткнулся коленом в кресло. Надрываясь, схватил его и потащил к дверям. Отстранил людей, в отчаянии колотящихся в стекло. Кто-то из мужчин пришел ему на помощь. Вместе они раскачали кресло ножками вперед, как таран, и дверь осыпалась с тонким звоном. Не оглядываясь, Влад вместе с Лизой вытащили Ульяну наружу и понесли вниз, ее ноги беспомощно пересчитывали ступени…

Фасадная стена "Галакта" устояла. Но крыши не было, и только обломок балки скалился в небеса. Над разрушенным зданием поднимался дым. Куча зевак столпилась на проезжей части.

"Кореец" Влада был цел и лишь немного засыпан белым. Лиза, размазывая по лицу слезы и мел, что-то кричала про больницу, но Влад плохо слышал после треска и грохота.

Возле "корейца" появился Малаганов.

– Вы живы! Вы живы! – бормотал толстяк. Его лицо, красное, покрытое капельками пота, было несчастным и виноватым.

Влад молча открыл машину. С помощью Лизы устроил Ульяну на заднем сидении, Лизе велел сесть вперед. И только после этого сграбастал толстяка за воротник.

– Что за фигня творится, мать твою! Я тебя спрашиваю!

Малаганов перехватил его руки и задрожал пухлыми губами:

– Да, да, я все расскажу. Я виноват… Сейчас не время… Надо уезжать отсюда… Пожалуйста…

Влад его отпустил. Оглушительное спокойствие вдруг снизошло на него.

– Садитесь в машину, – сказал он тихо и медленно. – Едем ко мне, и там вы нам все объясните.

Малаганов, засуетившись, забился на сидение рядом с Ульяной. Влад завел мотор. Обморок Ульяны начинал его беспокоить. Да и жива ли она вообще? Надо устроить ее поудобнее, а то запихали, как чемодан…

Он вышел, открыл заднюю дверь. Ульянина голова была запрокинута на спинку сидения. Солнце освещало бледное лицо и большую ссадину на лбу. Пытаясь подложить подушку, Влад нагнулся к ней… Губы со следами помады чуть шевельнулись. Влад отпрянул. И тут она открыла глаза. Большие, темно-зеленые, удивленные, очень женские глаза.

Окрестности Константинополя. 1059 год

Михаил, настоятель Филонеева монастыря, смотрел вдаль из окна трапезной. Монастырь стоял на горе. Внизу бушевала платановая роща, а еще ниже зеленела бухта Золотого Рога. Голова настоятеля опасно кружилась. Он то и дело поправлял на груди золотой, с рубинами крест. Теплая тяжесть приятно ложилась в руку, и тогда на смуглом скуластом лице мелькала белозубая улыбка, а глаза вспыхивали веселым безумием.

В миру его звали Филипп де Монсей. Он родился далеко отсюда, на берегах реки Уазы, в Шампани. Обычай майората лишил его наследства. Ни замка, ни земли, ни денег – куда податься младшему сыну славного рода?

Филипп с детства слышал легенды о несметных сокровищах Востока. Их рассказывали пилигримы, которым посчастливилось избежать сарацинских мечей и добраться до святынь Иерусалима. Филипп алчно воображал золотые дворцы, драгоценные камни, сосуды с благовониями… Ромейский басилевс хорошо платит своим наемникам… И вот де Монсей решился: так или иначе, он добудет себе богатство! На восток!

У Филиппа не было ни коня, ни меча. В путь он пустился пешком и на первом же постоялом дворе украл меч. В деревне он отнял у крестьянина тщедушную игреневую лошаденку. Спустя год Монсей стал во главе небольшого отряда, промышлявшего разбоем. Он увлек бродяг своей целью. На восток!

Но из этого предприятия не вышло ничего хорошего. Путь до Константинополя занял долгих шесть лет. Кровавый след за бандой Монсея стелился до самых Золотых Ворот. Мрачная слава сыграла с лихими франками плохую шутку. Как только они вошли в город, на них началась облава. Вместо почетной службы их ожидала плаха. А вокруг – чужая страна, чужой язык и высокомерный народ, считавший соотечественников Филиппа немытыми варварами. Спутники его разбежались, как крысы. И сам он метался затравленным зверем. Впереди маячил призрак плахи, кровавый топор палача… Мечты о богатстве разлетелись в дым, осталась одна звериная жажда выжить. Инстинкт самосохранения подсказал ему выход.

Перед настоятелем Филонеева монастыря предстал высокий, широкоплечий франк с черными кудрями до плеч, бесовской ухмылкой и быстрым, настороженным взглядом. Каков наглец! По приметам настоятель сразу узнал главаря разбойников, которого искали стражники. Но франк явился безоружным и держался со всей почтительностью, на которую был способен.

– Чего хочет мой сын? – кротко спросил старик.

– Спасения, отче! – на ломаном греческом страстно ответил франк. – Я чувствую за спиной жар геенны огненной. Запах серы щекочет мне ноздри. Мои грехи снятся мне каждую ночь. Дайте мне самую грязную работу, самое жалкое рубище, самую убогую келью – это все, чего я хочу!