Текст книги "Дети Филонея"

Автор книги: Елена Жаринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Один из парней ткнул пальцем в буклет.

– Все, решено. Вот этот отель.

– Ты посмотри, как он от моря далеко! – одернула его некрасивая подруга.

– От отеля на пляж ходит бесплатный автобус, – безнадежным голосом вставил Влад.

– И чо тебе море? – агитировал парень. – Мы же отдыхать едем, а не на море. На море разве отдохнешь? Давай, оформляй, шеф.

– Ну, не знаю, Египет… – вытянула губки манерная. – Машка ездила, говорит, фуфло.

– И еще там за провоз наркотиков смертная казнь, – сообщил второй парень.

– Вы что, наркотики собираетесь везти? – не выдержал Влад.

– Нет, но… Как-то приятнее знать, что в принципе ты бы мог…

– Слушайте, придурки, ну вы достали, – расхохотался первый парень. – Не хотите – как хотите. Ладно, шеф, извини. Мы пошли думать.

Препираясь и гогоча, компания наконец выкатилась из агентства. Влад мысленно послал им вдогонку пару ласковых. Ну бывают же такие тупоголовые экземпляры! И ведь наверняка переругаются, распадется компания, и так ничего и не купят.

Плохо не знать, чего ты хочешь, – это Влад испытал на себе. Листая записную книжку на мобильнике, он играл двумя телефонами. Ульяна – Лена. Лена – Ульяна. Куда ни позвонишь – призовут к ответу. А ему нечего было сказать.

Ульяна, конечно, думает, что он живет с Леной. Но это было не так.

После той ночи, наутро Лена спросила: "Ну, и что мне передать Гене?" Влад растерянно промолчал. Лена презрительно фыркнула, оделась и ушла. Потом прислала эсэмэску с одним словом: "трус".

Что тут возразишь? Трус. Потому что наутро Влад больше всего хотел позвонить Ульяне. Солгать, что между ним и Леной ничего не было. Услышать, как оттаивает ее голос… Но он не позвонил. Совесть не позволила. Она не поверит…

Потом была Реальность-2 и сумасшедший дом. Вчера он снова вернулся в Реальность-1. Все, что случилось неделю назад, казалось таким далеким… Влад уже совсем созрел, чтобы позвонить Ульяне, но решил отложить разговор до вечера. Однако к вечеру его настроение снова переменилось. Он вернулся с работы усталый, голодный и злой. Он думал: в кои-то веки у него целых две женщины. И что? В холодильнике повесилась мышь, и еще одна, здоровенная – в шкафу, на полке, где раньше были чистые футболки. И вообще они сами во всем виноваты. Могли бы подсуетиться, вместо того чтобы трепать ему нервы.

В этом расположении духа его застала Лена.

– Послушай, я так больше не могу, – с порога завелась она. – Генка меня кадрит. В смысле – там кадрит. И я, зараза такая, на все ведусь. Генка собирает компанию ехать за город и приглашает меня. И… он меня поцеловал, – мрачно закончила Лена.

– Не сомневаюсь, что тебе понравилось, – сказал Влад.

– Да! Да! – разрыдалась Лена, тряся растрепанными локонами. – И ты не можешь меня обвинять! Господи, я не знаю, почему я это сделала! Он подвез меня домой, Анюта осталась у твоей мамы, я знала, что меня никто не ждет…

Влад взял у Лены куртку, повесил ее на плечики.

– Ты хоть понимаешь, чего он добивается? – спросил он.

– А то! – фыркнула Лена. – Но я здесь и я там – это два совершенно разных человека. Я не понимаю, почему эта курица – я то есть – так поступает… поступаю… Слушай, а ты не мог бы меня как-то образумить – там? Ну, когда я приду тебя навещать…

Влад поднял брови.

– То есть я сижу в сумасшедшем доме и заявляю тебе, что ты одновременно существуешь в двух реальностях? Ты представляешь свою реакцию?

– Да, не выйдет, – согласилась Лена. – Черт. Понимаешь, самое ужасное, что я и здесь стала на Генку косо смотреть. Все-таки здесь он ни в чем не виноват.

– Да, всего-навсего жену у друга увел.

– Он меня не уводил! Я сама ушла. Он хотел с тобой объясниться, но я не позволила.

– Мудро. Может, ты пройдешь в кухню? Чего мы в прихожей топчемся?

– И, между прочим, – Лена повысила голос, – когда ты осенью одолевал меня звонками…

– Я?! – возмутился Влад.

– Ну, ты мне звонил пару раз… Так вот, Генка не вмешивался. Он считал, что мы сами должны разобраться в своих отношениях.

– Прекрасно. Гена свят и благороден. Аве, Гена!

– Слушай, что ты меня третируешь? – всхлипнула Лена. – Там – это там. А что ты решил здесь? Ты что-то обещал этой женщине?

Влад опешил.

– В смысле?.. Господи, да причем здесь это?

Лена топнула ногой.

– Ты меня любишь, в конце-то концов?

– Да не знаю я, блин, не знаю! – заорал Влад.

– Идиот, – тихо сказала Лена.

Потом она схватила куртку и хлопнула дверью.

Ну, и кому после такого разговора можно звонить?!

Влад остро ощущал свою несостоятельность. Жизнь текла сквозь него, словно он был пустое место. Проблемы разрастались, как опухоль. Про такого, как он, женщины не скажут: настоящий мужик. Настоящий мужик смело смотрит опасности в глаза. Говорит правильные слова. Совершает правильные поступки. Не мямлит. Не трусит. Берет ответственность на себя. Спокойно принимает удары и подарки судьбы. Почему у него все не так?

– Ну, как дела наши скорбные? – в комнату вошел коллега, менеджер по имени Сережа. – Тебе Боборыкиных подтвердили?

– Что? – не сразу включился Влад. – А… да. Вылетают пятнадцатого.

– Эх, – мечтательно потянулся Сережа. – Я бы тоже куда-нибудь вылетел. Прямо сейчас. Море, пальмы, девочки в бикини… Упс! – присвистнул он. – А далеко лететь и не надо!

Походкой от бедра через офис шла красотка. Красный кургузенький пиджачок, джинсовая юбка-мини, сапоги до колен, на плече – ранец в виде плюшевого розового зайца. Длинные черные волосы завязаны в два хвоста, уши смешно топорщатся… Мартышка!

– Что-то с Ульяной? – вскочил Влад.

Лиза недоуменно нахмурилась.

– С чего ты взял? С У.Н. все в порядке. А вы что, поссорились? Я ее спрашиваю о тебе, а она молчит, как рыба об лед… Слушай, это так здорово, что я тебя застала! Ты очень занят? Есть минутка? Надо бы поговорить. Насчет этого… Ну, ты понял… – Лиза отчаянно делала знаки бровями.

– Не буду вам мешать, – ретировался погрустневший Сережа.

Лиза присела на край стола, розовый заяц плюхнулся рядом.

– Слушай, – сказала она громким шепотом. – Хочешь прикол? Ты будешь дико смеяться, но меня тоже упекли в дурдом.

И тут Влад действительно засмеялся. Внезапно он понял, что очень рад Лизе. Ее внезапный визит был, как слоновья доза антидепрессанта. Они виделись всего пару раз, а она является в офис без звонка, как будто они старые друзья… И она права!

– Дай… Дай пожму твою мужественную руку, коллега, – выдавил Влад сквозь смех.

Он потряс руку опешившей Лизе, потом деловито спросил:

– В каком номере расположилась?

– Откуда я знаю? – Лиза сердито качнула ногой. – Думаешь, меня пускают за дверь?

– У тебя есть балкон? Куда он выходит? Парк видно? Это хорошо. Значит, ты на нашей стороне больницы. Пока все эксперименты они ведут с другой стороны…

– Слушай, Влад, – снова зашептала Лиза. – Ты можешь на полчасика отлучиться? Я столик заказала в кафеюшке. Надо отрываться после сумасшедшего дома. Понимаешь, мне кажется, У.Н. темнит. Я ей звонила. Пожаловалась. Она сказала, что попытается помочь. А как, что – молчок. Слушай, она тебе не говорила про какого-то Назара?

Назар… Альтернативный Монитор… Эксперименты… У Влада в голове зашевелились мысли, готовые превратиться во внятную картину… Но тут в дверь заглянул Сережа.

– Я извиняюсь, Влад. Но к тебе еще одна посетительница. Прошу!

В комнату решительно вошла Лена.

Если она и смутилась при виде Лизы, то виду не подала, заявив сходу:

– Владик, мне срочно надо с тобой поговорить. У тебя есть полчаса?

И только потом, презрительно выпятив губу, спросила:

– Это она?

Влад уже пришел в себя. Он почти не удивился, увидев Лену. Видимо, сегодня такой день, что ничему удивляться не стоит.

– Нет, это не она. Знакомьтесь: Лиза – Лена. Не смущайтесь, девушки. Мы здесь все одна шайка.

На круглом Лизином лице отразилось постепенное понимание.

– И вы тоже? – обрадовалась она. – Ни фига себе! Супер. Слушайте, я Владу как раз говорю: я столик в кафеюшке заказала. Предлагаю переместиться. Как будто нам не о чем поговорить. Ну, пойдемте, пойдемте!

– Если Сережа меня отпустит… – засомневался Влад.

Договориться с Сережей оказалось проще простого. В окружении двух красавиц Влад вырвался из офиса. Ему было радостно и тревожно – от неожиданной свободы и от предчувствия, что все должно вот-вот разрешиться. Кружило голову майское безрассудное тепло. Хотелось раздеться – ну хоть до пояса – и подставить солнцу бледную кожу.

Обещанная кафеюшка оказалась милой. Лиза и Лена сдружились после первого глотка капучино.

– Тебе повезло, – говорила Лиза. – Ты хоть в одной Реальности не паришься.

– Ничего себе, повезло! – фыркала Лена. – Ты не знаешь, какая я там тупая.

– Ха! Ты настоящих тупых не видела. Если бы ты знала, какая я там тупая! Тупой, еще тупее. Жесть!

Никто не спешил заводить серьезные разговоры. Пили кофе, отмахивались от солнечных зайчиков, бегущих по столу. Но Влад заметил, что Лиза поглядывает на часы и время от времени оборачивается к дверям. Ждет кого-то? Еще сюрприз?

Сюрприз оказался что надо. С эффектом рванувшей гранаты у Влада в голове. Щурясь после солнечного света в полумраке кафе, к их столику шла Ульяна. В джинсах и простой белой блузке. С пушистыми волосами и солнцезащитными очками на макушке. С золотым крестиком на шее и веснушками на носу. Наконец она разглядела собравшуюся компанию, и у нее странно дернулось лицо.

В наступившей тишине Лена прошипела:

– Ну ты и паразитка!

– Я что… Я ничего… Я не специально… – заёрзала Лиза. – Ульяна Николаевна, а вы сегодня совсем на учительницу не похожи!

Видимо, это был комплимент.

Влад с трудом удержался, чтобы тоже не заёрзать на стуле. Он знал: от того, как он сейчас себя поведет, зависит все. Все самое важное для него. Три пары женских глаз смотрели на него. Лена – с вызовом. Ульяна – словно в глаза палачу. Мартышка – виновато, приоткрыв от волнения рот. Да уж, спасибо, удружила. Да нет, в самом деле, спасибо, с облегчением подумал Влад. Давно пора разрубить этот узел. Что советуют в таких случаях? Слушать свое сердце. Сердце билось бесстрашно и звонко. Грех было испортить такие красивые аккорды…

От боли глаза темнеют, потому что расширяются зрачки. Ульяна думала: у меня сейчас очи как ночи. Но он не должен знать, как мне больно. И Лиза не должна понять, какой жестокой оказалась ее проделка. Впрочем, Лиза не виновата. Она хотела как лучше, она хотела помочь. Просто Лиза еще ребенок и не знает, что двум взрослым людям недостаточно встретиться после разлуки, чтобы восторжествовала любовь.

Сейчас Влад задергается, замнется… А рядом – Лена. Красивая и уверенная в себе. Что ей? Она – жена, она права…

Влад поднялся навстречу. Хочет поговорить? О господи, только не это! Как найти силы уйти сейчас же? Ульяна как завороженная смотрела в его решительное лицо. Какой хороший, какой красивый мальчик встретился ей на пути… Она медленно вздохнула, продлевая этот взгляд. И вдруг он всем телом прижал ее к стене. Поцелуй был не терпящий возражений. Ульяна забилась, беспомощно отстраняя руки от его плеч. Нельзя обнимать, табу! Он ничего не говорил, только целовал ее – в губы, в щеки, в волосы. Очки сбились на сторону, а потом и вовсе упали на пол.

Наконец он отступил на шаг и посмотрел на результат своих стараний. Ульяна, вся красная, растрепанная, не сводила с него глаз. Она еще ничему не поверила, но улыбка, глупая и счастлива, сама собой ползла на лицо.

– Я тебя люблю, – серьезным, формальным тоном сказал Влад. Потом взял за руку и усадил за стол.

– Кофе, – Лена как ни в чем не бывало пододвинула Ульяне чашку.

– Простите, – пробормотала Ульяна и еще больше покраснела.

Лена пожала плечами.

– Все нормально. Нам было на что посмотреть. Владик, я рада, что ты хотя бы здесь определился.

Она говорила немного хрипло, и всем стало неловко. Лиза переводила глаза с одного на другого. Но в отличие от остальных она не забыла, зачем они здесь собрались. Пора было брать быка за рога.

– Ульяна Николаевна, – начала она, старательно хлопая ресницами, – а что вы там задумали с вашим Назаром?

– Он не мой, – вспыхнула Ульяна.

Она ничего не понимала. Почему Влад до сих пор держит ее за руку? Почему они сидят, как новобрачные, – за одним столом с его женой? Почему Лиза свободно говорит "о делах" при этой женщине? Сил хранить тайны больше не было. Больше всего на свете Ульяна не хотела сейчас решать что-либо в одиночку.

И она рассказала – о сделке, заключенной с Назаром, и о предложении Адольфа. О том, что уже в понедельник она примет участие в эксперименте. О том, что она не собирается быть слепым орудием ни подпольщиков, ни Организации, но не знает, как это сделать. Она умолчала только об одном: о том, что Организация не позволит им с Владом быть вместе.

– Так вы все другие Мифы увидите? Ни фига себе! – ахнула Лиза.

– Ты должна отказаться, – заявил Влад. – Черт, я ведь мог вообще не узнать, во что ты ввязалась. О чем ты думала?

– Вероятно, о тебе, – сказала Лена, затягиваясь тонкой сигаретой.

Влад замолчал. Он не поднимал глаз от стола и лишь крепче сжимал Ульянину руку.

– За меня не беспокойся, – сказал он наконец. – У меня есть план. Думаю, скоро я буду на свободе.

– А я? – возмутилась Лиза.

– Да, ты еще… – Влад досадливо покачал головой.

– Даже если ты убежишь, – сказала Лена, – что дальше? Всю жизнь прятаться? Это не для нас, слабонервных. Если ты действительно решила всех спасти, – покосилась она на Ульяну, – то надо принимать предложение Адольфа.

– Лена тоже… получила Свойства, – пояснил Влад. – Неизвестно как и к тому же наполовину. Феномен… Она поэтому и попросила меня тогда приехать.

– Я очень испугалась, – подтвердила Лена.

– Понимаю, – сдержанно кивнула Ульяна.

– Влад мне все объяснил. И… больше между нами ничего не было, – отрезала Лена.

Лиза закашлялась. Рука Влада слегка дернулась. Ульяна этого не заметила, потому что ее пальцы тоже задрожали.

– Наша беда – в отсутствии информации, – сказала она. – Мы тыкаемся, как слепые котята, и не заметим, как свалимся в пропасть. Чтобы уцелеть, надо все знать и понимать. Эксперимента я не боюсь. Может, напрасно, но почему-то мне не страшно. И того, что меня обманут, я тоже не боюсь. Я буду осторожной, постараюсь действовать по обстоятельствам. Как говорится, делай, что должен, и будь что будет. А до понедельника еще надо дожить.

Они выходили из кафе все вместе. Но как-то так получилось, что Лиза задержалась припудрить носик, а Влад расплачивался у стойки. Лена и Ульяна ненадолго остались вдвоем.

Лена как будто ждала этого.

– Значит, так, подруга, – сказала она без всяких предисловий. – Я собиралась сегодня поговорить об этом с Владиком, но вижу, что надо говорить с тобой. Давай поделим территорию. Здесь он твой. Но там – не вмешивайся. Что скажешь? Согласна?

Ульяна смутилась. Вроде бы требование Лены было со всех сторон справедливым. И все-таки оставалась двусмысленность. Разве Влад в обеих Реальностях не один и тот же человек? Но раздумывать об этом сейчас не хотелось. Ульяна чувствовала безграничную щедрость победителя. Ей хотелось дарить.

– Согласна, – ответила она.

Подмосковье, ноябрь 1761 года

Неуютно иностранцу в России. Особенно плох ноябрь – безрадостный, холодный, сырой и промозглый. Куда ни глянь – ни одного яркого пятна. Хоть бы девка в цветастом платке, или рыжая собака, или клен в золотой листве… Только пятятся от дороги убогие крестьянские домишки. И воры, воры кругом…

Хорошо хоть с лошадью не обманули. Кобылка редкой мышастой масти, с полосатыми ногами, как у диких степных предков, уверенно отмахивала пятую версту. Ей нипочем, что на дороге – тяжелая снежная каша, покрытая грязной черноватой коркой.

Всадник то и дело бросал поводья, срывал перчатки и растирал замерзшие руки. Слушая безнадежный вороний грай, он вспоминал свой первый визит в эту страну шестнадцать лет тому назад. Тогда была весна. Ах, какая тогда была весна!

Генри Флетчеру тогда едва исполнилось двадцать два года. Его только что посвятили в рыцари Мальтийского ордена – высокая честь для дворянина из захудалого рода. Он ехал в Россию просто как посыльный. Он был обременен тайнами и обетами. Но подмосковные сады пенились черемухой и вишней, пчелы и птицы перебивали друг друга, просвечивала на солнце розовая кисея… Да, натворил он тогда дел…

Ну, вот, наконец, и усадьба. Изуродованные ножницами липы развернулись аллеей, а потом показался дом. Его отражение дрожало в незамерзшем пруду – розовое на сером. Такие краски бывают во сне, подумал Флетчер. Ими окрашен призрачный мир, куда попадаешь ночь за ночью, но куда нет ходу наяву. Розовые стены и далекая вишневая весна столкнулись, как два бокала с шампанским вином, и примирили Флетчера с холодом и с убогим пейзажем. Россия… Как долго он ждал этой встречи…

У крыльца Флетчеру сообщили, что его сиятельство граф ожидает в голландском домике. Молодой нагловатый слуга вызвался проводить. Бросив лошадь, Флетчер широким шагом миновал садовую дорожку. Внезапно у него за спиной послышался тоскливый, мяукающий звук.

– Павлины, – пояснил слуга. – Барин птиц любит.

Граф Петр Борисович Шереметев, нестарый еще мужчина, краснощекий, в напудренном парике, сам встретил гостя в сенях. Флечер скинул промокший плащ и остался в шерстяной дорожной робе. Отдавая дань вежливости, отстегнул шпагу. Извинился за лужу, натекшую на узорный паркет с его высоких сапог.

Гостя ожидал камин. Флетчер с наслаждением протянул руки к огню. Хозяин уселся в кресле – вальяжно и царственно, как подобает баловню Фортуны. Долгополая шуба вместо домашнего халата придавала ему совершенно варварский вид.

– Вы уж простите, сударь, что загнал вас в такую глушь, – сказал Шереметев. – В письме гроссмейстера говорилось о вашем инкогнито. А где, как не в деревне, искать уединения? Впрочем, это зимой у нас скукотища – удавиться впору. Летом весело. Видали мою потешную флотилию? – хозяин кивнул на мутное, запотевшее окно.

Флетчер послушно посмотрел в протертую прогалинку. На пруду, у противоположного берега, сиротливо жалась друг к другу стайка расписных галер. Гроссмейстер? Шереметев, наверно, имел в виду туркополиера – главу английского приората. В последние годы Орден очень интересовался Россией. Он видел в этой дикой и сильной стране союзника против турецкого флота. Но визит Флетчера не имел отношения к внешней политике и к делам Ордена вообще.

– Я приехал к вам с предложением, граф, – сказал Флетчер. – Пусть оно покажется вам странным и даже невероятным, но, прошу вас, выслушайте меня до конца.

Он сел в кресло напротив Шереметева и рассказал о цели своего приезда.

Наступила тишина. Потом она взорвалась от рева Шереметева:

– Это что же получается? Я бросаю государственные дела, из уважения к Великому магистру принимаю его курьера, а ко мне явился какой-то мошенник? Что за бред вы тут несли, милостивый государь? Какие, к черту, подземелья? Какие дети Филонея? Облапошить меня решили, как раззяву на ярмарке? Не выйдет. Вот вам!

Шереметев сложил в сторону гостя увесистый кукиш.

Флетчер и бровью не повел. За последние десять лет он поднаторел в таких разговорах.

– Господь с вами, граф, – сказал он, имитируя обиду. – Я не мошенник. Я представитель Ордена, вот мои документы, – он резко протянул бумаги графу. Тот не дотронулся до них, и бумаги упали ему на колени. – Дети Филонея – не бред. Среди нас – большинство европейских монархов и дворяне из самых влиятельных родов. Пошлите доверенного к тем, кого я назову, и меньше, чем через месяц, вы получите подтверждение моих слов. Неужели вы думаете, что вся европейская знать сговорилась вас дурачить?

Багровый Шереметев смотрел на него набычась. Однако уверенность собеседника делала свое дело. Сначала граф соизволил-таки заглянуть в документы. Вернул их Флетчеру. Пробурчал:

– Простите, что был резок, сударь.

Флетчер великодушно улыбнулся.

– Не стоит извинений, граф. Вы отлично держались. Вот молодой барон фон Берберек сразу бросился на меня с кулаками. А слышали бы вы, какими словами поносил меня уважаемый мэтр Франсуа Вольтер!

– Вы виделись с этим безбожником? – шевельнул бровями Шереметев. – И что?

– Я вернул ему его же слова: осмельтесь мыслить самостоятельно. Что мешает вам поверить, граф?

– Да все! Совершено все! – снова взорвался Шереметев. – По-вашему, я должен поверить, что если буду каждую ночь проводить в смрадном подземелье, в компании таких же дураков, однажды я проснусь другим человеком? Бред, бред, еще раз бред! И даже если бы я вам поверил… Если бы согласился выбросить на ветер половину состояния – вы хоть понимаете, что говорите?.. Какая мне с этого выгода, сударь?

Флетчер мысленно потер руки.

– Ну вот, граф, теперь вы заговорили как деловой человек. И я буду с вами предельно честен. Мы не продаем другую жизнь. Мы продаем только Свойства – возможность ее распознать. Событие неподвластно ни обычным людям, ни Детям Филонея. Мы все будем им обласканы… или уничтожены. Но теперь, когда вы узнали о Событии, хотите ли вы оказаться среди неразумного большинства? Хотите ли утратить память о нынешней жизни? Хотите ли не сознавать своего счастья, если судьба вознесет вас еще выше?

Шереметев таращил на него глаза. В них постепенно проступало прозрение.

– Ловко вы меня, сударь, – покачал он головой. – И это, по-вашему, честность? Да я же теперь ночами спать не смогу. Проснусь, а вдруг уже не я? Эх, верно говорится: многие знания – многие печали…

– А вы предпочитаете удел трусов – неведение? – холодно сказал Флетчер. – Что до ночных кошмаров, то вам они не грозят. Оказавшись в другой жизни без Свойств, вы попросту не вспомните нашего разговора. Видите: нет ни обмана, ни шантажа. Даже деньги вы уплатите Унии только после События.

Шереметев недоверчиво пошлепал губами. Он старательно искал подвох.

– Ну, а если я после События окажусь нищим на паперти? Что мне тогда, голову закладывать?

– Это исключено. Разве титул и состояние достались вам случайно? Ваш батюшка ведь не пирогами торговал, как у Меншиковых. Ну, а если какой несчастный случай… Мор, недород, неудачное вложение ценных бумаг… В любом случае вы уплатите не больше половины того, что будете иметь. Так составлен контракт. Нет, – уверенно улыбнулся Флетчер, – нищим вам не быть. А вот наоборот… Вы ведь от некого Федора Кошки свой род ведете? Как и цари Романовы? Как бы не случилось тут какой династической гримасы…

Шереметев зыркнул на него жадным глазом, но буркнул с деланным равнодушием:

– Вы меня, сударь, царским венцом не искушайте. Ишь, всю родословную изучили… Шереметевым чужого не надо, у них своего полно. Император меня любит. Генерал-аншефа в прошлом году пожаловал… А ну как, – он вдруг плутовато прищурился, – я условия ваши приму, а денежки платить откажусь? Ведь контракт-то в этой жизни останется. Там я вам никаких бумаг не подписывал…

– Заплатите, граф, – весело сказал Флетчер. – Поверьте: Уния сумеет за себя постоять. И думайте поскорее. Последнее Событие произошло сто сорок пять лет назад. Все может случиться даже в эту полночь.

Шереметева передернуло.

– Если я соглашусь, когда можно начать… м-м… ритуал?

– Как только подпишете бумаги. Хоть нынче ночью.

Лицо хозяина отразило внутреннюю борьбу. Видно было, что слова Флетчера проняли его до самых печенок. Но опытный царедворец быстро совладал со своими чувствами.

– Не люблю суеты. И нарочного пошлю к этим вашим королям да герцогам. Через месяц дам ответ.

И сразу же, давая понять, что на сегодня деловая часть закончена, благодушно сказал:

– Обедать останетесь?

– Благодарю, граф, – учтиво поклонился Флетчер. – Я был бы очень рад, но у меня еще одно неотложное дело в ваших краях. Увидимся через месяц.

Отдохнувшая мышастая кобылка бежала резво, но и ей не убежать было от навалившихся ранних сумерек. Тускло замерцали лучинами избы. Еще полчаса – и тьма будет хоть глаз выколи.

Письмо с адресом было зашито на груди, но Флетчер помнил наизусть: дом Извольских, сразу за Пресненским валом. Но где это, черт побери? Он рассчитывал, что сердце подскажет дорогу. Память оденет придорожные ветлы в летние платья. Но в этой темноте сердце было так же слепо, как и глаза. Флетчеру показалось, что он заблудился.

Кое-где вдоль дороги горели костры. У них грелись бородатые, разбойничьего вида мужики. Держа руку на эфесе шпаги, Флетчер подъехал к одной такой компании.

Ему полыхнули факелом в лицо. Если у аборигенов и было желание потребовать кошелек или жизнь, оно пропало при виде Флетчера. Иностранец не произвел впечатления легкой добычи. Ему объяснили, где он пропустил поворот. Полверсты – и увидите, барин, церковь. Новая, барин. Пяти лет не прошло, как построили. Сразу за ней – дом Извольских.

Деревянный двухэтажный дом окружали фонари. На грязно-желтый свет летела изморось и засыпала крупой резное крыльцо. Крыльцо, на которое он так и не посмел ступить шестнадцать лет назад. Как во сне, Флетчер дернул звонок. Как во сне, прошел за толстой бабой в гостиную, где горели всего два канделябра. Шевельнулась в темном углу портьера, и в гостиной появилась она.

– Katine, – выдохнул Флетчер. И только потом, разглядев и черное платье, и глухую мантилью, и бледное лицо юной девушки, догадался обо всем.

Конечно, это была не Katine. Софье Александровне Мятлевой недавно исполнилось пятнадцать лет. Она выросла копией своей матери – те же губы, чуть вытянутые вперед, тот же правильный профиль с едва заметной курносинкой. А вот решительный росчерк темных бровей достался ей от отца. Флетчер путался в именах и не сводил глаз со своей красивой и взрослой дочери.

– Мама умерла полтора месяца назад, – тихо сказала Sophie. – Я решила вам не писать. Я знала, что мама вас ждала. И я ждала… батюшка.

Они говорили по-французски, но это батюшка Sophie сказала по-русски. У Флетчера запершило в горле.

– Почему Katine ничего не писала о вас? – спросил он.

Темные глаза Sophie укоризненно вспыхнули.

– А вы как думаете? Тайну моего рождения мама берегла как зеницу ока. Ведь это была цена ее покоя, моего счастья! О том, что я незаконнорожденная, – Sophie наморщила носик, произнеся неприятное слово, – я узнала за полгода до ее смерти. Видно, бедная мама чувствовала, что скоро умрет. Тогда же она написала вам. Она бы вам все рассказала, если бы дождалась.

– Ей не пришлось бы ничего рассказывать, – с чувством сказал Флетчер. – Достаточно посмотреть на вас, моя дорогая Sophie! А что ваш… А что ее муж?

– Знал ли папа? А как он мог не знать? Он был старше ее, опытный мужчина. И мамины родители наверняка знали. Я думаю, мамино замужество устроили они. Выдали за бедняка, чтобы скрыть ее грех.

Слова "грех" и "опытный мужчина" Sophie произнесла с вызовом, с детской бравадой. Потом вдруг застенчиво покраснела, блеснув белыми зубками:

– Это очень хорошо, что вы приехали, батюшка. У меня ведь кроме вас никого родных не осталось. Нелегко девице одной, да и что люди скажут?

Она замолчала, словно собираясь с духом. Флетчер растерянно отвел глаза. Да, конечно… Она теперь сирота. Но не может же он, госпитальер, рыцарь-монах, взять ее с собой. Куда – в приорат?!

– Ко мне посватался один молодой господин, – одними губами прошептала Sophie. – Ротмистр Шелест. Он бывал у нас в доме и матушке очень нравился. И мне тоже… очень нравится, – над темными глазами Sophie дрогнули ресницы. – С вашего благословения мы бы обручились. Он отвез бы меня в Запорожье, к своим родителям, а года через три мы бы обвенчались.

Буря чувств пронеслась над Флетчером. О каком замужестве говорит этот ребенок?! Разыскать этого Шелеста, да поучить как следует шпагой… Он ревновал Sophie, он ревновал в ее лице Katine, которую когда-то оставил другому мужчине. Но разум взял свое. Тайну Katine надо сохранить. Для всех, и для этого ротмистра Шелеста, Sophie должна остаться дочерью добропочтенного мещанина Мятлева. Скромное состояние Флетчера отойдет Ордену. Любое его участие в судьбе Sophie вызовет вопросы. Что общего у семейства Мятлевых с английским приоратом? Тут даже не придумаешь подходящего предлога, чтобы сделать подарок на свадьбу. А что еще он мог предложить своей незаконной дочери?

И вдруг его осенило. Флетчер улыбнулся хищно и весело, так что девушка удивленно уставилась на него. Как бы не так! Есть наследство, которое он передаст Sophie. Оно ей уже принадлежит.

Многое омрачало их связь с Katine. Но меньше всего Флетчер терзался из-за нарушенного обета безбрачия. Ему все равно бы пришлось стать отцом. После сорока лет, как требовали правила Детей Филонея. Ждать оставалось два года, Уния нашла мать для его первенца. Кто же знал, что он уже израсходовал свой единственный шанс? Он щедро поделился своим даром – не расчетливо исполняя долг, а в омуте весны и страсти.

По совести говоря, Флетчер должен был сообщить о Sophie Унии. Ее бы взяли под опеку. Запретили бы выходить замуж до двадцати пяти лет. Маленькая влюбленная девочка… Отнять у тебя сейчас этого Шелеста – все равно что вырвать сердце. Неужели отец появился в твоей жизни только затем, чтобы все испортить? Ты же возненавидишь его…

Нет. Ни Уния, ни приорат ничего не узнают о Sophie. Но она не встретит Событие испуганной, как слепая мышка.

– Дитя мое, – ласково сказал Флетчер. – Вели подать бумагу и перо. Сейчас мы с тобой запишем одну историю… историю моего рода. Но сначала поклянись: каким бы чудным ни показался тебе мой рассказ, ты выучишь его наизусть и в свой черед перескажешь моему старшему внуку. А, вот и чернила. Слушай же, Sophie. В 438 году до Рождества Христова девять китайских мудрецов искали, где бы укрыться от грозы…

Спустя два часа Флетчер снова был в пути. Он подгонял кобылку лихими окриками. На сердце царили молодость и весна. Ветер бил в лицо мокрыми хлопьями, и огромные неуклюжие снежинки казались похожими на вишневые лепестки.

А Sophie, поджав ноги, сидела на кровати. Рядом лежали страницы, записанные под диктовку отца. Девушка рассеянно заплетала темную косу. Услышанное оглушило ее. Но оно так врезалось в память, что учить наизусть не было нужды. Уже сейчас Sophie повторяла, не глядя в записи, звучные иноземные имена: Филоней, де Монсей, д'Арбиньяк.

15 мая, понедельник

– Ты никуда не пойдешь. Я тебе запрещаю. Закрою на фиг и ключ выброшу в мусоропровод. И еще скажи, что я не имею на это права. Ну давай, скажи!

Опять двадцать пять за рыбу деньги… Да что там двадцать пять – Влад начинал этот разговор, наверно, раз сто. И сто раз Ульяна терпеливо и ласково отвечала:

– Конечно, ты имеешь право за меня беспокоиться. Но в данном случае не вижу никакого повода. Меня не собираются запускать в космос. Нет, ты не можешь пойти вместо меня. Нет, я не могу отказаться. Нет, я делаю это не только ради тебя. Ну что ты как маленький, ей-богу!