Текст книги "Мир Падшего. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Елена Черепанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 65 страниц)
– Последние пятнадцать минут.
– Нет. – Быстро сориентировалась подопечная. – Я торт ела, а что?
– Какой торт? – Не понял Шлоз.
– Очень вкусный, с взбитыми сливками, ромом и шоколадом, на бисквитной основе. Пойдемте, проверим, может, там еще осталось чуть-чуть.
Шлоз нахмурился, дернул левым плечом, посмотрел на своего помощника и пробурчал:– Вернусь через десять минут. Обязательно меня дождитесь. Пока они спускались на второй этаж, Мышка суматошно гоняла свои мысли, отправят ее к психиатру на обследование или нет, вдруг там нет никакого дивана. А если есть? Тогда положение становится все более интересным. Нет, если диван и все остальное на месте, то как поведет себя господин наставник?
Глава 3
3
О пользе подарков.
Жизнь полна приятных неожиданностей, таких как подарки. Причем, чем неожиданнее подарки, тем они, естественно, приятнее. Согласитесь, ждешь свой день рождение, думаешь, что опять соберуться твои родные и друзья, надарят тебе подарков больших и полезных, а потом все оказывается наоборот. Куда приятнее, ничего не ждешь, а получаешь...
О том, что можно получить в качестве неожиданного подарка судьбы и что хочется получить можно долго и активно спорить. Город был солидарен с Мышкой. Он тоже иногда получал совсем неожиданные подарки. У населяющих его людей в последнее время стали особенно популярные странные и совершенно глупые акции под названием "флеш моб". Однажды целая куча его жителей собралась на центральной площади, чтобы из цветных клеенчатых плащиков, одетых поверх одежды составить видимый из космоса желтый круг с примитивной улыбкой. Исключительно глупо, но почему-то приятно щекочет нервы.
***
Диван, цветы и столик с чайными принадлежностями оказался на месте. Шлоз окончательно впал в прострацию.
– Когда, двадцать минут назад, я поднимался к себе, ничего такого здесь не было. – Возмутился он. – Ваши штучки?
– Нет, как бы вам это объяснить. В общем, так, я иду из группы к вам, меня отправил куратор, зачем не знаю, лучше не спрашивайте. Нет. А причем здесь я, его и спросите, зачем отправил. Сначала в воздухе зависает желтый теннисный мячик, потом из-за него выходит мужчина. Откуда я знаю, как он выходит, что видела, то и говорю, из воздуха, посередине коридора. На вот такой высоте,– Лика показала рукой полтора метра от пола. – Появился незнакомец, честное слово, я этого мужчину видела первый раз в своей жизни. Он сказал, что пришел поздравить меня с днем рождения, потом наговорил кучу всяких глупостей о людях вообще и наших студентах в частности. Потом он как-то пальцами приволок сюда диван и столик.
– Что значит пальцами? – Разозлился Шлоз. – Что вы пили, и с кем?
– Не имею понятия, вроде шампанское, пузырьки, правда были странные, то есть они странно себя вели.
– Кто?
– Пузырьки.
– Вы что надо мной издеваетесь?!
– Нет, правда, шампанское, а потом чай. – Мышка сначала подозрительно воззрилась на пустые фужеры, после потрогала рукой серебряный чайник, может и не серебряный, но похожий. Чайник был горячим.
– Будете? – Спросила Лика, протягивая, как бы не нарочно, Шлозу пустую чашку. Шлоз затравлено оглядывался по сторонам, глазея на цветы.
– Шампанское еще есть? – Он вытер лоб рукой и опустился на диван.
Лика огляделась и неожиданно увидела под столом открытую большую бутылку, темно-зеленого стекла. Фужеров было два. А, какая разница, авось не заразный, подумала о Мраке Мышка. Посмотрела на наставника. Ему, похоже, все равно из чего пить. Достала бутыль и стала наливать в фужер без шоколада.
– За мой день рождения! Я сегодня похожа на Алису в стране чудес. А вы, господин наставник, сейчас больше всего похожи на шляпника.
Шлоз смутился, потому, что был слишком плохо знаком с местным фольклором, но ему было уже все равно. Ясно, что паника, охватившая деканат имеет прямое отношение к его подопечной. Полчаса назад из деканата позвонил Грэгор и предупредил о сильном внешнем магическом вмешательстве в охранное поле института. Сектор напряженности впервые достиг угрожающей отметки. Гнезда всегда были не прочь пошпионить, но раньше подобного рода вмешательства заканчивались на охранном поле. Сегодня же, все охранные системы были взломаны. Объявлена тревога красного уровня. Опасность! Что бы сказал Грэгор, если бы знал, что опасность связана с подаренным Кер на день рождения диваном. Шлоз отхлебнул из бокала и чуть не подавился.
– Что случилось? – Рискнула спросить Лика.
– Это Арлейнское игристое.
– М-м, не знаю, а какая, в сущности, разница? Шампанское, цимлянское, Арлейнское, Клико. Принципиально, никакой.
Шлоз пил из бокала маленькими аккуратными глоточками. Потом забрал себе всю бутылку, и стал разглядывать ее как артефакт эпохи правления фараонов первой династии. Лика пожала плечами.
– Ее раньше не было,– она показала на бутылку,– я ее только сейчас увидела. А фужеры он вытащил из пальца, а шампанское в них уже было. – Лика посмотрела на бутылку, потом перевела взгляд на потолок, словно хотела увидеть там что-то новое. Потом снова перевела взгляд на Шлоза.
– Я ее конфискую.– Отчеканил наставник.
– Угу, пирожные то же конфискуйте и половину конфет, эти не отдам, самой понравились, а вам и так хватит закусить. Диван будем конфисковывать к вам в кабинет или здесь оставим?
Наставник встал, держа драгоценную бутылку в руках, и попытался сдвинуть диван коленкой. Раздался кошачий визг ножек по полу. Лика скривилась. Какой идиот настелил в коридорах ламинат, если это, конечно, не паркет. Шлоз снова толкнул диван ногой. Диван двигался слабо, с пронзительным писком ножек об пол. Из аудитории вылетел Рудольф Клозе. Быстро закрыл дверь, уставившись округлившимися глазами на интерьер с натюрмортом.
– Вы что, с ума сошли! Ладно Кер, но вы господин Шлоз, что за бардак вы устроили! Лика попыталась вставить свою речь в промелькнувшую паузу, но не успела.
– Знаешь, Рудольф, здесь произошла несанкционированная трансгрессия.
– Вижу,– огрызнулся Клозе,– полчаса назад никакого безобразия, тем более таких размеров в этом коридоре не было.
– А началось все с летающего теннисного мячика. – Влезла в разговор Хейлин.
– Кто все это сюда притащил! – Зыркнул на Мышку куратор, не живется вам спокойно, Кер.
– Ну, это, честное слово, не я. Я еще так не умею, из пальцев диваны высасывать.
– Диван, не суть важен, в наблюдаемом процессе. Куда будем девать вещественные доказательства, то есть, диван, стол, Арлейнское, бисквиты, цветы. Кер, скажите, зачем вам столько цветов? – Бурчал наставник.
– Это не я, сколько можно повторять, я же объясняю, все началось...
– Я уже много раз слышал, с чего все началось. Хотите рассказать эту прелестную историю Грэгору вар Брохэну, добро пожаловать, он решит, что тревога объявлена благодаря вам. Знаете, что светит студентам за прорыв всех охранных систем и полей института? Не утруждайтесь, сам скажу, только исключение и передача дела в соответствующие инстанции. Вы хотите рассказать с чего все началось, господам инквизиторам?
– Вам этого хочется, господин наставник? Решайте, что делать с мебелью. Позвать парней и пусть таскают, им полезно. – Лика с любопытством вертела головой от одного к другому.
– А причем Арлейнское? – Уточнил Вар Клозе.
Шлоз издалека показал ему бутылку. На лице куратора появилось неопределенное выражение, как у голодного кота, увидевшего хозяйскую сметану.
– Кто-либо еще это видел?
Шлоз со своей подопечной синхронно закачали головами, полностью отрицая такую возможность. В коридоре, за поворотом в сторону деканата кто-то прошел. Шлоз дернулся, Рудольф подпрыгнул. Они оба затаились, поджав ноги. Как дети, честное слово, усмехнулась про себя Лика. Рудольф приложил палец к губам. Вдалеке постучали в дверь, потом вошли, закрыв ее за собой. Рудольф сглотнул. Делать было не чего, эти двое, мужчины, тоже мне, поджали хвосты, как нашкодившие таксы, вид у них такой умильный. Мышка выглянула за поворот. Тихо, никого нет.
– Я в группу. – Обратилась она к заговорщикам. И ушла, широко раскрыв дверь. Преподаватели остались допивать вещественное доказательство, будем думать, что с благими целями, для уничтожения улик. Закрывая дверь, Мышка поняла, что у нее определенно восхитительное настроение, день прекрасен, она неотразима. И что жизнь хороша по определению.
Хейлин, ничего не понимая, остановилась на пороге аудитории. Парни какие-то странные, взъерошенные, глаза туманные, ничего не соображают, сидят как истуканы. Она проскользнула за свою парту.
– Аллан, что случилось? – Теребила Мышка своего соседа, тот не мог продрать глаза. Соображать сейчас у него выходило еще хуже, чем у куратора. Посмотрев по сторонам, Мышка выяснила, что ничем помочь зомбированным студентам не может, прошлась по соседним тетрадкам, проверила, чем все занимаются, и задумалась, пожала плечами и вышла обратно, решив, что в коридоре сейчас интереснее.
На лестнице, у перехода маялся, переступая с ноги на ногу, помощник Шлоза, Викторуар спустился с третьего этажа несколько минут назад и теперь пытался осознать подсмотренное. Видимо, математические действия давались ему с тяжким трудом, потому, что он, так и не смог понять, что делают эти двое преподавателей и Кер в коридоре, заставленном странной мебелью. Самостоятельно принять решение он не смог, поэтому спустился на первый этаж, что бы не мозоля глаза старшему офицеру проскользнуть с другой лестницы в деканат.
Шлоз и Клозе закончили перетаскивать мебель в преподавательскую. Затем, Шлоз, озираясь по сторонам, отправился в столовую, а не к себе на этаж. После выпитого вина, на его щеках играл легкий румянец. Настроение шефа службы безопасности заметно поднялось, в движениях появилась расслабленность и уверенность. Рудольф хлопнул дверью учебной аудитории.
Вар Фелис никого в деканате и ректорате не нашел, но убедился, что все участники странного мероприятия разошлись. Помощник продолжал сомневаться, возможно, в институт привезли новую мебель и составили ее в коридоре, возможно, не было грузчиков, возможно Вар Клозе решил наказать Кер и заставил ее таскать диваны, возможно все это ему привиделось, или он не понял сути происходящих событий. Единственное, что свидетельствовало об отсутствии у помощника Шлоза галлюцинаций – цветы. Они по-прежнему наполняли коридор красками и странным запахом, который встречается разве что, в цветочных магазинах. Потому он уверенным шагом направился к кабинету Рудольфа. Еще раз, оглянувшись по сторонам, Викторуар выудил из кармана связку ключей и через полминуты открыл дверь. Вошел, замерев на мгновение, чтобы лучше оценить натюрморт. Диван господа преподаватели втиснули с правой стороны от письменного стола, однако для сервировочного стеклянного столика места не хватило. Фелис обнаружил его под письменным столом Клозе. Довольно долго он изучал, пустую бутылку принюхивался, проверил конфеты, не поленившись открыть коробки, потом еще раз пробежался взглядом по подушечкам, чайнику, чашкам, слегка приостановился на фужерах. Поджал губы и как-то неопределенно пожал плечами и вышел, заперев за собой дверь.
Офицера удивило, не столько наличие Арлейнского в этой богом забытой дыре, сколько, коробка конфет в форме жемчужин, на ней значилось – "Сокровища Мор-э-Рии". Личный поставщик Лорда Ях Вера. Вино могло быть дорогим подарком от одного из гнезд, но таких конфет на этой планете быть не могло принципиально по определению. Если только...
Хейлин находилась в состоянии легкой эйфории. Вокруг разлилось море звуков. Стук сердец сокурсников сливался с тиканьем часов и шелестом ветра в голых ветвях тополя. Солнце тихонько насвистывало игрой холодных, ошеломляюще ярких лучей, прорывающихся из-за облаков. Жизнь была прекрасна и полна гармонии. В такт звукам Лика вскидывала голову и проводила пальцами по волосам, как по струнам. Ей казалось, что каждая прядка вносит в общий хор только ей одной созвучную мелодию в ритме цвета. В ней самой происходили странные изменения. После стрижки и укладки смешливая девушка с фиалковыми глазами по имени Виорен сказала, что мир вокруг Лики изменится. Потому, что не для кого, такое изменение внешности не проходит бесследно.
– Каждый сам выбирает свое новое я,– на выходе сказала Лике на прощание эльфийка. Каким оно будет для меня, плавала в нежно-розовых мечтах Мышка. Так мелодия ручья вплетается в шелест тростника и игру серебряных нитей подводных растений.
– Слушай музыку ветра, и услышишь себя.
Лика не помнила, были ли эти слова сказаны Виорен вслух, или они прозвучали в полете одиноких снежинок, когда счастливая именинница садилась в машину. Чувство приближающегося изменения выворачивало на изнанку. Казалось, что теперь выходит наружу то, что сидело глубоко внутри. Хейлин настороженно прислушивалась к происходящим изменениям. Вот медленно и почти незаметно изменился разрез глаз, ощущение было таким острым, что будто глаза разъезжаются в разные стороны, у них как у рыбок появляются хитрые хвостики из ресниц. Брови чуть вскинулись вверх, словно от удивления красотой этого мира. На душе стало легко и спокойно, приятно качаться в такт набегающим волнам музыки шорохов, гармонично сменяющих друг друга. Мир сверкал все новыми красками. В тон основной гамме чувств менялись черты лица. Все основные линии истончились, испарившись на ярком солнечном свету, черты лица заострились, став рельефнее, чем резьба на тончайшем хрустальном бокале. В этом лице, как в зеркале отразилась игривость общего настроения, даже пальцы на руках удлинились, а ногти неожиданно выросли и заострились, став похожими на зеркально отшлифованные наконечники стрел, плавно обрезанные на самых кончиках. Лика почувствовала, что стала совсем другой. На краю сознания встрепенулся, недоумевая пушистый комок города. Из маленькой серенькой мышки девчонка превратилась в странную, экзотическую птичку. А у птички есть крылья, сейчас вспорхнет и улетит, уже не добыча, но еще не свободная в своем полете, лапки твердо стоят на земле. Город приглядывался к непонятному новому обитателю своего законного пространства.
– Кто ты? – Раздавался беззвучный вопрос в Мышкином сознании.
– Я Мышка?!
– Ты Мышка?!
– Я?!
– Ты?
– Не знаю. Я... – Ее заметили, обратили внимание. Обидно, почему не раньше, почему? Что такого случилось?
– Разве ты не слышишь?
– Что?
– Жизнь...
– Да?
– Она другая, ты другая, мы другие. Ты не она, та, что была раньше.
– Кто ты?
– Кто ты?
– Я Мышка. Маленькая, юркая, очень пушистая... Ты кот?
– Я тот, кто я есть, те, кто живет на моем теле, во мне, в моем доме. Они всегда со мной, я.
– А я?
– У тебя есть крылья, те, у кого крылья улетают, рано, или поздно, но улетают. Одни возвращаются потом, другие нет. Ты можешь лететь.
– Я пока не хочу. Может быть потом, позже. Ведь у меня есть крылья.
– Мышка с крыльями? – Город пропал с выражением крайнего недоумения во всем своем облике.
Лика размышляла о том, что изменилось в ней больше всего. Раньше, в ней преобладала холодная жестокость, трезвый расчет, и отчасти, какая-то тяжелая монументальность. Теперь холодность сменилась холодком отточенности, искрящейся непосредственностью самой природы, что рисует ранним зимним утром на стеклах, когда первые розовые солнечные лучи играют на прихотливых узорах алмазных россыпей. Жестокость стала немного мягче и переплавилась в пластичность и упругость дамасского клинка, с нанесенной поверх стали золотой вязью никому непонятных символов давно забытого языка. Кто я, опять подумалось Лике.
Монументальность истаяла и сошла, оставив на поверхности классическую отточенность и законченную простоту древнего канона. Ничего лишнего, вот залог гармонии совершенства, что скрепляет внутреннюю мелодию, рвущуюся изнутри, и раньше не находящую выхода. Я совершенное произведение искусства, решила Лика. Вот только чье? Ведь у каждого произведения должен быть создатель? Кто же создал меня?
Кто я, что я, зачем я? Аккорды звучали все более мощно, но в общем хоре они не звучали диссонансом, наоборот, в гармонии музыки идущей ото всюду звучал ответ. Я часть природы. Я – природа, природа – я. Я – планета, планета – я. Я – все, что я вижу и слышу. А вижу и слышу я так много! Как прекрасно все, что меня окружает!
В раскрытые природе глаза и широко распахнутое сердце хлынула гармония космоса, как прекрасная и мощная музыка. Каждый из миров был темой, в этом произведении, и Лика ощутила себя частью общей симфонии. Внутри зажегся огонек, он раскручивался пурпурной спиралью, тянулся вверх, набирая обороты, сверкнул зеленым фейерверком и помчался выше, с утроенной силой свечения. Искра разгоралась, накаляясь сильнее и сильнее. Из тлеющего пламени возник искрящийся голубой смерч, где-то в вышине слившийся с бесконечным льющимся белым светом.
Теперь Лика понимала сердцем, что означает каждый поворот спирали на стенах коридора, уводящего вниз, к чаше, из которой рождался этот маленький искусственный, чуждый городу мирок. Она знала каждую книгу в институтской библиотеке, чувствовала каждое гнездо, чирьем, усевшееся на теле дымчатого кота. Мышка понимала, что думает каждый сокурсник, что ему дорого, чего хотят их преподаватели. Льющийся обжигающим светом белый поток, заполнял сознание все новыми и новыми картинами. Создание миров Кольца, Создание самой вселенной, Войны, предательства, страх и счастье, любовь и ненависть, жадность и ложь. Все, что порождает историю, что, движет развитием, стало доступно и понятно.
В один момент поток достиг максимума – это было само всезнание, Лика чуть не задохнулась от нахлынувших ощущений. Казалось, мир взорвется сейчас, и ничто его не спасет! Только в глубине сознания, на самом его краю, что-то маленькое и пушистое, вместо того чтобы прокричать "Я все могу!" тихо пискнуло: "Я Мышка, я маленькая пушистая Мышка...", и все сметающий поток белого пламени размеренно заструился вниз, сменяясь, синим морем бездны и фиолетовым накатом волн в нем. Волны ласково огибали Мышку, нежно касаясь ее шерстки, расступались и обволакивали, счастливо урча.
Лика счастливо зажмурилась. Как мне не хочется уходить из этого моря звуков и цвета! Это, наверное, и есть нирвана? Все во всем и во мне. Я вселенная – Вселенная – я. Мы части одного целого. Это целое совершенно, и я совершенна, в этом целом. Как мне хорошо!
В сознание вошел еще один постоянный источник звука, он настойчиво требовал внимания к себе. Почему некоторые звуки вносят такой диссонанс! Зачем они, для чего этот шум?
– Кер! Кер, вы что издеваетесь! Ау! Кер, прекратите измываться над своим куратором! – Надрывался над ликиным ухом Вар Клозе.
Мышка с опаской открыла, ставшие совсем другими глаза, огромные и наполненные внутренним сияющим светом. Она махнула опахалами ресниц. Шевельнулись губы, нежные как первые бутоны роз. Мышка чувствовала себя так, словно сейчас, только что, поцеловала весь мир. Шея, казалось, так сильно выросла, что стала длиннее лебединой. Под затылком растекалось золотистое сияние, охватывая всю заднюю, нижнюю часть головы. Вырастали за спиной крылья из пены серебристых облаков. А в центре лба сияла синяя звезда третьего глаза. Сами собой всплыли в памяти строки Пушкина о царевне Лебедь:
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
Вот только косы у меня нет, вернула себя в реальный мир Лика, зажмурившись от визгливого крика куратора.
– Кер, слово совесть вам никогда не будет понятно! Чем лучше к вам относишься, тем безобразнее вы себя ведете!
Музыка сфер исчезла как туман под первыми лучами солнца. Мышка втянула голову в плечи. Вар Клозе вдоволь наоравшись, вернулся за кафедру. Почему он такой дерганый, думала Лика, ведь мир так прекрасен, мне так хорошо в нем, как же может быть плохо? Кому? Почему? Почему одним хорошо, а другим плохо? Привет мир, я так тебе рада, я приветствую тебя, мой реальный мир. С грустинкой подумала Лика. Клозе потихоньку успокаивался. Хейлин, расправив плечи, посмотрела на сокурсников и столкнулась взглядом с Алланом Бэкком. Аллан вздрогнул и поспешно отвел глаза.
– Аллан, ты не рад? – Вопрос был беззвучным, говорили только глаза. – Аллан посмотри на меня, мне так хорошо, так тепло, приятно, восхитительно. Весь мир прекрасен, Аллан!
Аллан отвел глаза, он не умел и не хотел слышать вселенную, он косился краем глаза на свою соседку. В этом взгляде был испуг и непонимание. Вот он чуть прикоснулся к ней своим внутренним сознанием и тут же испуганно отпрянул, спрятавшись, словно улитка в свою раковину. Как жаль, подумала Лика. Он такой милый, она улыбнулась. Эта улыбка была всем и незаметно адресовалась каждому. Но в ответ приходили лишь недоумевающие взгляды.
– Как мне хорошо! Как здорово! Давайте радоваться миру вместе!
Рудольф смотрел на Кер с чувством горечи и негодования. Внутри себя, он понимал, что ей хорошо, но не радовался, а недоумевал. Почему ей должно быть хорошо, когда всем так тяжело. Так трудно учиться и работать. Мир – это крест, каждый несет на себе его долю. Почему кому-то может быть так исключительно хорошо? Это не справедливо. Одни пашут в поте лица, другие пляшут, получая от жизни все, такие как Кер. Куратор понимал, что с ней происходит, от зависти у него щемило сердце, но названия этому процессу он не находил. Как часто не находил для этой девчонки подходящих слов.
– Хейлин. Мне кажется, у вас совсем нет настроения заниматься. Зачем мешать работать всем остальным, идите. Идите и подумайте, как будете сдавать сессию. Идите домой, в институте нечего делать с таким настроением. Не забудьте, вам завтра к семи.
Но даже такие вещи, как работа, не смогли испортить мышкиного настроения. Странно, подумала она, какая разница, во сколько вставать, что есть, где и с кем быть. Странно, удовольствие от процесса познания себя и Вселенной так огромно, что никто и ничто не может его омрачить. Я целый прекрасный мир. Неточно. Во мне бесконечное множество прекрасных миров, потому, что во мне вся Вселенная. Я как Кришна. Ура, люди, как все просто! Давайте я вас научу! Давайте радоваться миру вместе!
Но люди предпочитали сосредоточенно трудиться, словно куклы, которые надо дергать за веревочки. Сейчас они казались Лике двухмерными, как плоские деревянные плашки. Они дергали ручками и ножками, двигались, сталкивались, обходили друг дуга. Одни взлетали вверх, почти к кукловоду, возносясь над своими сородичами, другие падали вниз с обрезанными веревочками. Кто-то судорожно болтался на последней нитке, боясь ее разорвать. Какие забавные эти люди? Что вы делаете? Зачем боитесь? Зачем отбрасывать от себя все, кроме двухмерного, грубого материального мира? Мы же другие. Смотрите, в нас все есть. Мы все можем! Наконец раздался долгожданный звонок.
Мор-Ган подошел к Бэкку, Шон направился к Лике:– С праздником. – Начал он, довольно издалека. – Хорошее настроение?
– Ты не представляешь! – Лика была готова рассыпаться ярким фейерверком.
– Наоборот, все очень хорошо видно. Куратор пытался до тебя минут пять докричаться. А ты сидишь как истукан с дурацкой улыбочкой от удовольствия на лице. Это что, новая супермедитация, типа,– мне так хорошо, что я сейчас умру от удовольствия? Ты была такая... Такая восторженная. Я бы даже сказал, что это высшая степень экзальтации. Такую, рисуют на иконах у святых, во время молитвы. Ты чем была занята?
– Такая улыбочка бывает у всех малолетних идиоток после первого оргазма. – Дополнил Шона Мор-Ган. Бэкк вздрогнул, отпрянув подальше от ликиного рюкзачка.
Лика не обиделась, только пожала плечами и улыбнулась странной, все понимающей улыбкой. Лобо покачал головой, сплюнул через плечо и пошел отдыхать в коридор.
– Замечательно. – Качая головой от недоумения, продолжил Шон. – Значит ты не обидишься, если я скажу, что Назир не хочет ехать к тебе с Клариссой.
– Почему? – Совершенно искренне удивилась Лика,– они же так замечательно ладили. Что случилось?
– Ничего. Знаешь, она как все. Очень обычная, земная женщина.
– Кто, Кларисса? Много он понимает! – Лика изумилась. Пыталась объяснить какая у нее подруга, получше подбирая слова. – Глупости! Она... Она, как свирель в заколдованном лесу, ее музыка может быть проста, и слегка сиреневая. Нет, скорее, бледно-лиловая, как первые лесные фиалки. Но это только первое чувство. В ней колышутся серебряные деревья, тихо звенит осинник, трава подарила ей всю зелень юности. Ее глаза утопают в первой весенней траве. Она очень милая, может, она и не эльфийка, но в ней чувствуется что-то близкое самому существу природы.
Бэкк уставился на Лику, как на душевнобольную. Шон играл желваками: – Прости, что прерываю твои поэтические возлияния, но ты давно ее видела? Не буду спорить, возможно, все это описание к ней и подходит, но не все способны видеть в женщинах тайну, рощи, облака. Может стоит спуститься с небес на землю?
– Но тогда, на вечеринке. Помнишь?
– Да – да. Помню. Тогда мы все были совершенно очарованны твоими подругами. И Кларисса произвела впечатление. Назир, он был околдован ее мягкостью, прелестью, но...
– Не тяни!
– Понимаешь, все это в прошлом. Она конечно, очень симпатичная женщина, в ней много всякого такого. Но если раньше это воспринималось, так таинственно, непохоже на всех остальных, то теперь она совсем другая. Обычная женщина, более жесткая, хитрая, хищная, что ли. Раньше она была похожа на дух старой Земли, теперь она хочет быть похожей на кого-то другого. Она ищет этого кого-то, но себя потеряла. Самое смешное, что ей не хочется искать себя, она ищет другого, с кого можно сдернуть подходящий образ.
– Может быть, она боится быть сама собой? Ей помочь нужно. А вы?
– А мы, по-твоему, кто? Служба спасения потерянных душ? Вот ты сегодня то же совсем другая, не такая как обычно.
– Вы, по-моему, циники. А я, всегда я, просто сегодня мне хорошо. Вас это что, задевает?
– Вот! Это совсем другая Хейлин, наконец, похожая на себя. Конечно циники, неужели есть неиспорченные жизнью души, которые в этом сомневаются? – С издевкой произнес, подкравшийся со спины Вейс. – Что с тобой сегодня, сестричка?
Лика посмотрела на Серджио с недоумением. Он открыто фальшивил. Изменял гармонию звучащей в нем музыки, с тем, чтобы она казалась более грубой и грязной.
– Другая была лучше?
– Понятнее, поэтому лучше. Забудь. В тебе все время что-то да меняется, к примеру, прическа. Сколько ты выложила за этот прикид?
– Ты мне надоел.
Шон усмехнулся увидев надутые ликины губы, Вейс хмыкнул и пошел за другими выходцами их гнезд, болтаться по коридору. Обратно не один из вышедших еще не вернулся.
– Я не это хотел сказать. – Продолжил Шон. – Знаешь, тебя слишком много, ты не большая, не это. Хочется увидеть, где заканчивается твое я, но не видишь, открываешь еще одну дверцу, потом еще и еще. А потом новый сюрприз, в тот самый момент, когда ты решил, что их больше не будет, как сегодня. Можно изучить твои привычки, характер, но никогда ну узнаешь, чего от тебя ожидать. Вы сегодня с Ру, чем в коридоре занимались, только честно.
– Диван таскали. Из коридора в преподавательскую. – Лика, казалось, расстроилась.
– Вот видишь? А откуда в коридоре диван?
Хейлин осталось только пожать плечами. Не заводить же снова песенку про теннисный мячик.
– И что же делать? – С укором спросила именинница.
– В смысле?
– С Клариссой, она же моя подруга. Кто ее привезет?
– Да ладно, привезем. Я могу. Только знаешь, ей надо перестать циклить на чем-то одном. Пусть в ней то же будет побольше дверок.
Так, решила Мышка, надо проверить как обстоят дела у Саймона, точнее у Ленчика с Саймоном.
– Привет, Скола. – Саймон немного отшатнулся от Лики, которая демонстрировала не шуточный напор. – Привет, ты чего?
– Слушай, вы все еще встречаетесь с Ленчиком?
– Ну да.
– Как часто? – Лика решила проявить отеческую заботливость о подруге.
– Раза три в неделю. А что? Ты почему такие вопросы задаешь? Слушай Хейлин. Тебе не кажется, что с твоей головой сегодня что-то не так?
– Конечно не так. У меня новая прическа. Нравиться?
– Н-да так. Не знаю. Мне все нравится. Ты сегодня, зачем Ру достала?
– Вы что, с ума сошли. Никого я не доставала. Сговорились меня подначивать?
Скола посмотрел на Кер оценивающим взглядом и решил, что ему пожалуй, лучше отчалить, а то прибоем снесет.
– Знаешь, твоя Ленчик, конечно классная девчонка, она мне нравится. Из нее получится отличная жена и все такое. Но зачем ее таскать за собой?
– Стоп. Ленчик, тебе наскучила?
– Нет-нет. Она забавная, с ней легко и удобно, есть о чем поговорить. Она хорошо смотрится в обществе. С ней можно пойти куда хочешь, в городе.
– Замечательно. А у нас, на Золотой, в нашем районе?
– Что? В нашем районе? – Ушел в тихую оборону Саймон.
– В нашем районе, ты с ней где-либо был? – Продолжала напирать Мышка.
– Для нее это место не подходящее. Зачем ее к нам таскать и всем показывать. Она еще не моя жена, и не невеста. Зачем?
– Что, уровень престижа не тот?
– Брось, она классная девчонка, и хорошо воспитана.
– В смысле?
– Она всегда знает, и хочет знать, чего я хочу. – Многозначительно произнес Руда. – И всегда, заметь всегда, делает так, как надо. Из нее выйдет замечательная жена, которая всегда знает, что нужно ее мужу.
– Замечательно. – Только и сумела сказать Лика. А про себя подумала. – Губы то закатай, мальчик. Ленка профессиональный психолог, она читает тебя как справочник – пособие для начинающих по отлову мужей. Ты обеспечен, мил, умен. Неплохая партия, почему бы, не походить какое-то время на коротком поводке. Глядишь, рыбка клюнет, крючок то и увяз, не сорваться. А с другой стороны...
– М-м-м, Саймон, прости, а как у вас с сексом? – невинно спросила Лика.– Она прелесть?
– Не знаю, я с ней не спал.
– Серьезно. И не хочется?
– Ну...
– Так-так?
– Понимаешь в клане женщин много, секса то же, сколько хочешь. А вот пообщаться, так, что бы душевно. Не с кем, одним словом.
– Ясно. Ты предпочитаешь, духовное общение, а на нее тебе наплевать, главное, что она с тобой, а ты с кем хочешь? Да.
– Пусть привыкает. – Огрызнулся Саймон. – Чем выше плод, тем он слаще.
– Это ты ей скажи, а она тебе после быстро объяснит, кто ты и куда тебе пойти, прежде чем утереться.
