Текст книги "Принцесса разыскивает горошину"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 21
ФИФТИ-ФИФТИ

Вопреки Димычевым прогнозам, в Москве мы были только через час. Уж больно тихоходный лимузин нам подвернулся. И еще более древний, чем закончивший свои дни на обочине «Форд». Хотя и в лучшем состоянии. Да что там в лучшем, просто в отличном! Видели бы вы эту «Победу»: вся блестит, ручки хромированные и ни намека на ржавчину! Судя по благодушному урчанию под капотом, с мотором у нее тоже было все в ажуре, а вот владелец подкачал. Нудный старикашка, лишний раз на газ не нажмет.

– Супертарантас! – Димыч попрыгал на заднем сиденье, которое уместней бы было назвать диваном. – Буквально всю предыдущую жизнь мечтал о таком. – И даже попытался выведать у хозяина, за сколько бы он продал свой раритет.

– Ни за сколько, – отрезал дедок. – Самому нравится.

– А жаль, – огорченно зацокал языком Димыч. Вот уж по кому психушка плачет! Он бы еще к «Мерседесу» приценился!

Но тогда, в машине, я смолчала, твердо решив высказаться по поводу Димычевых заморочек с глазу на глаз. Однако по прибытии в Москву эта злободневная тема не то чтобы отпала совсем, но потеряла остроту и относительно плавно отошла на второй план. А в хронологическом порядке все выглядело следующим образом. Только-только мы, как и договаривались с дедком, подкатили к ВДНХ, или как она там сейчас – ВВЦ, что ли… Ну, Димыч, естественно, в карман за деньгами полез, а я приоткрыла дверцу и… Сразу остолбенела. А все потому что этот заголовок аршинными буквами так мне в глаза и бросился. Сам собой.

«Власта и власть», – прочитала я свистящим шепотом и обернулась к Димычу, который, как оказалось, тоже успел зацепиться взглядом за знакомое имя. А потом мы, не сговариваясь и чуть ли не сбивая друг друга с ног, бросились к газетному киоску.

Я добежала первой, исключительно потому что имела изначальное преимущество в полкорпуса, и потребовала у флегматичной продавщицы:

– Дайте… Дайте мне «Московские хроники»!..

А тут и Димыч подоспел. Задышал мне в затылок и стал бесцеремонно выдергивать еженедельник из моих рук. Мы с ним без малого не подрались, пока я искала седьмую страницу, на которой, как следовало из зазывной «шапки» на обложке, и помещались самые что ни на есть «сенсационные подробности». Кстати, там же, чуть ниже громоподобного заголовка «Власта и власть» и убийственного подзаголовка «Мы никогда не узнаем, почему она это сделала», имелись две фотографии. Самой Власты, представшей мне в облике красивой брюнетки-вилисы, а не блондинки-клептоманки – а именно между этими двумя вариантами я, если вы помните, и путалась поначалу – и монолитной башни элитной новостройки с жирно обведенным балконом на предпоследнем этаже и указующей вниз пунктирной стрелкой, надо полагать, обозначающей траекторию последнего Властиного полета.

Теперь что касается так называемых «сенсационных подробностей». Так вот, мы с Димычем зачитывались ими час кряду, не чураясь даже мелодекламации, после чего ошалело переглянулись.

– Ты че-нибудь поняла? – осведомился у меня Димыч.

– А ты? – отозвалась я.

– Ни шиша, – самокритично признался Димыч. – И потом. Кто такой этот Эс Брызжейкин? – заострил он мое внимание на фамилии автора публикации. – Ты про такого раньше слыхала?

– Брызжейкин? – Я закатила глаза. – Нет, никогда.

– Нет, но что он хотел сказать, этот Брызжейкин? – заклокотал Димыч. – Напустил туману, хоть в морду дай, а к чему – почему…

Да уж, по части напускания тумана Эс Брызжейкину точно равных не было, при том, что в этой области вся наша пресса сильно поднаторела в последнее время. Зачем он, к примеру, Мерилин Монро приплел, при том что она, насколько мне известно, в окошко не прыгала? Я уже молчу про то, что каждый абзац сенсационной статейки начинался одним и тем же многозначительным «как нам стало известно из конфиденциальных источников…» После чего шли пространные рассуждения на отвлеченные темы, экскурсы в историю и нравоучения, смысла в которых было ровно столько же, сколько зубов у канарейки.

– И все-таки эта Мерилин Монро меня смущает, – сделала я наконец заключение. – И заголовок тоже с подтекстом. Сдается мне, что папарацци на высшие эшелоны намекает.

– Думаешь? – Озабоченный Димыч взъерошил шевелюру.

– Ну точнее тебе только сам Эс Брызжейкин скажет, – развела я руками.

– А это идея! – радостно хлопнул себя по лбу Димыч. – Давай-ка мы его расспросим, а?

– Как это?

– Да очень просто, – не растерялся Димыч. – Элементарно позвоним ему и предложим очередную сенсацию из конфиденциальных источников. Еще как прискачет… Да-а, а звонить будешь ты. – Полез он было в карман за мобильным, но тут же отдернул руку. – Нет, лучше из автомата.

– А еще лучше, если ты сам и позвонишь, – возразила я.

– Нет, женщинам в таких делах доверия больше, – с серьезным видом заявил Димыч и отбуксировал меня к ближайшему автомату. Сам набрал один из напечатанных на последней странице еженедельника редакционных телефонов и сунул мне в руки трубку. – Проси, чтоб позвали Брызжейкина.

Я попросила. В трубке возникла короткая заминка и приглушенный смешок вдали: «Стасик у нас сегодня прямо нарасхват», и только после этого провода донесли до меня сдержанно-деловитое «слушаю».

– У меня для вас сенсация, – вздохнула я и покосилась на Димыча. Дескать, давай суфлируй.

– Какого рода? – ничуть не удивился Брызжейкин.

– Сенсационного, – ляпнула я в трубку.

– Это понятно, – прогнусавил Брызжейкин. – Намекните хотя бы, о чем.

– О том… Н-ну… На тему того, что сегодня напечатано в вашей газете… – А что, по-моему, я нашла достаточно обтекаемую, но вполне интригующую формулировку.

– Любопытно, очень любопытно… – задумчиво молвил папарацци. – Извините, не знаю, как ваше имя-отчество, а вы не могли бы прямо сейчас подъехать в редакцию?

– Подъехать? В редакцию? – повторила я специально для Димыча и замотала головой вслед за ним. – Нет, это исключено. Информация слишком конфиденциальная.

– Понимаю-понимаю, – пробормотал в трубку Брызжейкин. – А как насчет того, чтобы на нейтральной полосе?.. Где-нибудь в городе?

– В городе? – Я снова переадресовала Димычу вопрос борзописца из «Московских хроник». Димыч одобрил такое предложение, и мы с Брызжейкиным договорились встретиться на Пушкинской площади уже через час. А также условились о том, что я буду держать в руках последний номер его родного еженедельника, усердно пробавляющегося сенсациями.

* * *

Журналист Брызжейкин мне сразу не понравился. Буквально с первого взгляда. Еще до того, как я поняла, что это он и есть. Кстати, вам бы он тоже не показался. Маленький такой, плюгавенький, с толстыми, обтянутыми джинсами ляжками, лоснящимися волосами и синеватыми мокрыми губами. Вынырнул из метро, как черт из преисподней, подлетел ко мне на всех парах, оглядел, брезгливо наморщив нос, горбатый от очков, и выпалил:

– Заранее предупреждаю: больше сотни не дам!

– Сотни чего? – ответила я любезностью на любезность.

– Долларов, конечно, – продемонстрировал он чисто московскую широту. С бульдожьей хваткой в придачу. – И то только в том случае, если ваши сведения меня заинтересуют.

– Заинтересуют, не беспокойтесь, – заверила я его и на всякий случай уточнила. – Кстати, а вы точно Брызжейкин из «Московских хроник»?

– Могу удостоверение показать, если сомневаетесь, – этот препротивный коротышка не без усилий вытащил из кармана трещащих на ляжках штанов какую-то замызганную ксиву.

Я ее внимательнейшим образом изучила, поворчав для острастки, что не очень-то он и похож на пучеглазого типа с фотографии. А кроме того, печать на удостоверении не слишком разборчивая и как бы даже смазанная.

– Да я это, я! Только снимок десятилетней давности, вот и все, – раздраженно пробурчал Брызжейкин, засовывая свои «корочки» обратно в карман. И зря, между прочим, потому что я твердо решила на нем вдоволь выспаться.

– А уши? – осведомилась я с несокрушимой упертостью старого кадровика из отставных вояк.

– А что уши?

– Ну, и где они? Что-то на фотографии они не наблюдаются…

– Как это? – опешил Брызжейкин, снова извлек свою ксиву и ткнулся в нее носом. – Да это же… Да просто у меня прическа другая была… Уши волосами закрыты!

– М-да? – Я изобразила глубокое раздумье. И уже хотела было пройтись по всем его прочим физиономическим особенностям, но заметила, что изнемогающий от нетерпения Димыч подает мне условные знаки с противоположной стороны площади. – Ладно, так и быть, поверю вам на слово. Только это… Желательно все-таки, чтобы вы продемонстрировали серьезность своих намерений.

– Как это? – бедный папарацци был близок к истерике.

– Деньги… Деньги у вас при себе?

– О господи! – Он даже за сердце схватился. – Я же сказал, что заплачу. Если то, что вы мне расскажете, будет по меньшей мере содержать элемент правдоподобия.

Эк куда хватил! Правдоподобие ему, видите ли, подавай, и желательно по сходной цене. А гарантий опять-таки никаких, как с той алчной медсестрой из акушерской клиники, которой я в самом начале этой истории отвалила кровные Маоистовы сто баксов, при том, что просила она – ни много ни мало – тысячу. Хорошо еще, что таких сумасшедших денег при мне не могло быть по определению. Впрочем, если бы я приняла предложение еще живой на тот момент Инессы, на манер Брызжейкина с ходу объявившей, на что я могу рассчитывать, еще неизвестно, как обернулось бы все дело.

– Ладно, будет вам правдоподобие, – твердо заявила я. – Только баксы вперед!

– Вы меня прямо поражаете, мадам! Торгуетесь, как на одесском привозе! – возопил Брызжейкин и театрально повернулся к бронзовому Пушкину. Как бы в свидетели призывая.

Здрасьте, приехали! Оказывается, я его поражаю. Надо же, какой идеалист выискался! На московских-то просторах и в самый разгар расцвета рыночных отношений!

– И зря вы так поражаетесь! – упорно гнула я свою линию, ни минуты не сомневаясь в собственной убедительности. – А то что получается, я вам свою сенсацию, а вы мне – я это уже и без вас знаю, и ручкой сделаете? Нет, так не пойдет.

– Ну вы и штучка! – восхитился Брызжейкин. – А что, если получится наоборот? Вы возьмете мои денежки – и только я вас и видел! И потом, уважаемая… Что ж вы так на этих баксах зациклились? А как насчет идейных мотивов?

Во запел соловей! Я тоже невольно покосилась на Пушкина и порадовалась тому, что кудри у классика бронзовые, а то бы, наверное, дыбом встали от таких-то речей. Как у Димыча, который буквально рвал и метал, а также нервно бил землю копытами возле подземного перехода.

– Ладно, – все-таки дошел до нужной кондиции Брызжейкин. – Предлагаю: фифти-фифти: Половину вы получите до того, как доведете до моего сведения свою замечательную сенсацию, а остальное – по обстоятельствам. Идет?

– Идет, – согласилась я исключительно из соображений человеколюбия. Только пожалела я не Брызжейкина, а измочаленного бездействием Димыча. – Гоните свои баксы.

– Но не здесь же, – завертел башкой Брызжейкин, – давайте хоть отойдем куда-нибудь в сторонку. Хотя бы по бульвару прогуляемся.

– По бульвару так по бульвару, – кивнула я, довольная тем, что он сам предложил мне то, о чем мы заранее условились с Димычем.

И мы с Брызжейкиным нырнули в подземный переход. А потом прогулочным шагом потопали вниз по бульвару. Прямо как старые добрые приятели. И пока я высматривала свободную и достаточно уединенную скамейку, Брызжейкин даже насвистывать начал.

– Посидим? – Я наконец нашла, что искала.

– Посидим, – кивнул Брызжейкин. Плюхнулся на скамейку и закинул ногу на ногу. Штаны на нем затрещали, но выдержали. – Ну-с, слушаю вас, меркантильная вы наша.

– Это я вас слушаю, – возразила я, наблюдая подгребающего к нам Димыча.

– Что такое? – Брызжейкин проявил первые признаки беспокойства и даже попытался было рыпнуться, но Димыч уже успел по-дружески приобнять его за плечико. – Чего вы хотите? – сразу пролепетал этот лихой и неподкупный журналюга.

– Да ничего особенного, – я лучезарно улыбнулась и помахала перед его носом свежим номером «Московских хроник», – всего лишь интересуемся, из каких источников вы черпали вдохновение, когда писали свою замечательную статейку.

Глава 22
ЖЕРТВА ПОТРЕБИТЕЛЬСКОГО БУМА

– Но… Но… Я же ничего такого там не написал. Это обычное журналистское расследование… – сразу потек Брызжейкин.

– А мы тебя ни в чем предосудительном и не обвиняем. Верно я говорю, Надюха? – подключился к нашей задушевной беседе Димыч.

– Ага, – подтвердила я, улавливая исходящую от Брызжейкина нервную дрожь.

– Я тебе больше скажу. Твоя статья нам очень даже понравилась, – разоткровенничался Димыч. – Просто мы не все поняли. Начнем с заголовка… Нет, ты не волнуйся, заголовок отличный, громкий… Короче, любопытно нам услышать от тебя как от автора, что ты, собственно, хотел им сказать. И какими конфиденциальными источниками информации пользовался. Вот ведь у тебя так и написано: по сведениям из конфиденциальных источников…

– Боже, – заерзал на скамейке Брызжейкин, – это же гипербола. И потом… У нее имя такое – Власта… Так что заголовок сам собой напросился.

– Ах вот оно в чем дело! – хватил себя кулаком по коленке Димыч. – Все так просто, оказывается. А я-то думал, там мысль какая-то глубокая. Такая, что не сразу и откроется. Да и не каждому опять же…

– Нет, но что вы хотите?.. – заканючил Брызжейкин. – У нас же свобода слова как-никак. Я просто изложил свою версию – вот и все.

– Да уж, хороша версия, ничего не скажешь, – не выдержала я. – Берешь и напускаешь многозначительного туману. Так чтобы ничего конкретного, а все вокруг да около. Получается увлекательно, и в то же время за клевету к стенке не припрут.

– Вы… Вы, конечно, сгущаете краски, но в целом… – Брызжейкин уже не просто дрожал, а вибрировал. А вместе с ним вибрировала и скамейка, и мы с Димычем за компанию. – Что вы хотите от бедного журналиста, когда вокруг такое творится? Все продается, все покупается… Вы разве не слышали, что в стране потребительский бум? Народ жаждет хлеба и зрелищ.

– Вот, теперь все ясно, – подмигнула я Димычу. – Это потребительский бум виноват. Заставляет честного человека брехню писать. И народ опять же такой падкий до сенсаций пошел, что хочешь не хочешь, а соврешь.

– Да уж, – сделал суровую мину Димыч, – разочаровали вы меня, господин Брызжейкин. Сильно разочаровали.

– Ну хорошо, хорошо, – застонал бедный папарацци, – эта статья действительно – плод моего воображения. Я… Я, видите ли, никогда не был знаком с Властой… Мне даже интервью у нее брать не приходилось… Это все Лорка, н-ну, одна из амазонок, лысая такая, с лошадиной челюстью… Она мне сказала, что у Власты был очень высокопоставленный любовник. Все, больше ничего я не знаю… Мамой клянусь, больше ничего!

– Допустим, – кивнул Димыч. – А амазонки – это кто?

– Да три безголосые дылды. Их еще Кочкин продюсирует, тот же, что и Власту. Они сейчас, кстати, в Берлине. Клип снимают. И Кочкин с ними, – протараторил Брызжейкин на одном дыхании.

– Значит, «Амазонки» – это группа такая, – задумчиво пробормотал Димыч. – А Лорка, выходит, лысая и с лошадиной челюстью. А еще есть Кочкин, который продюсер. 3-замечательно…

– Если хотите… Я вам даже номер Лоркиного мобильника дам. – Бедный замордованный Брызжейкин в прямом смысле выпрыгивал из тесных штанов, стараясь угодить нам.

– Давай, – разрешил пребывающий в странной прострации Димыч. – И это… Получи-ка заодно свежую информацию из конфиденциального источника. Тем более что мы тебе обещали сенсацию… В общем, слушай меня внимательно и запоминай. У Власты действительно был состоятельный друг. А еще у нее есть ребенок. Точнее, должен родиться.

– Как это? Она ведь… Она ведь умерла… – Брызжейкин хоть и был запуган до смерти, но кое-что еще соображал.

– Да, он должен родиться. Потому что он – в животе у суррогатной матери, – монотонно талдычил Димыч, не обращая внимания на страшные рожи, которые я ему корчила.

Ошарашенный не меньше моего Брызжейкин посмотрел на меня, как бы испрашивая подтверждения, но я только сцепила зубы и недовольно покачала головой. Что на него нашло, на этого поганца Димыча? А еще говорят, что женщины не умеют держать язык за зубами!

– Ты все усек или вопросы имеются? – Димыч проводил очень даже не праздным взглядом длинноногую нимфетку в коротюсенькой джинсовой юбчонке, живо напомнившую мне Нэлку, коротающую школьные каникулы на далекой французской чужбине. – Если имеются, то лучше оставь их при себе. Все равно больше ничего не скажу.

– У-усек… – немедленно известил его Брызжейкин и застенчиво поинтересовался, не отпустим ли мы его подобру-поздорову. Дескать, в нашей компании ему очень даже уютно и комфортно, да в редакции заждались.

– Да иди, кто ж тебя держит, – меланхолично отозвался Димыч и поправил козырек бейсболки.

Окрыленный долгожданной свободой Брызжейкин резво оторвал свою толстую задницу от скамейки, но я его тут же подсекла, как сазана, причем одной-единственной фразой:

– Стоп, а где же обещанные сто баксов?

– Ах!.. Ах!.. Чуть не забыл! – Брызжейкин трясущимися руками достал приличного объема бумажник, покопался в нем с минуту, не меньше, и робко передал мне зеленую бумажку. Небось волновался, что, пользуясь очевидным преимуществом, я затребую с него больше, чем мы договаривались вначале.

– А то ишь ты, хотел сенсацию бесплатно поиметь, – проворчала я, пряча купюру в рукав.

– А теперь… Уже можно идти? – Брызжейкин просительно посмотрел на Димыча.

– Иди-иди, – напутствовал его тот, первым поднимаясь со скамейки и сладко потягиваясь. – Тем более что мы с Надюхой тоже торопимся. Мы ведь торопимся, Надюха?

– А то, – пробурчала я. Еще бы знать, куда мы так торопимся. А также, что задумал этот болван, зачем-то выложивший первому встречному писаке то, до чего мы с таким трудом докопались. А если говорить прямо и без ложной скромности, вовсе даже не мы, а я. Причем неоднократно рискуя собственной шкурой.

В общем, я взяла и высказала все Димычу, как только Брызжейкин вприпрыжку и поминутно оглядываясь поскакал от нас прочь.

– Какого черта? – зашипела я на этого юного шалопая. – Зачем ты ему все выболтал? Недержание у тебя, что ли?

– Это у тебя недержание, – огрызнулся Димыч и, схватив меня за руку, потащил вверх по бульвару, а затем столь же бесцеремонно погнал через дорогу и чуть не за волосы выволок в какой-то сумрачный переулок. – Да работай ты ногами. Хоть иногда переставляй! – не уставал он меня напутствовать.

– А в чем дело? – Я с трудом выдернула свою руку из его лап и подула на покрасневшее запястье. – Мы на пожар или с пожара?

– А ты зачем с него баксы стребовала? Скажет теперь, что мы его ограбили!

– Да он сам мне их предложил. Возле Пушкина. Причем первым делом. Тебя же там не было. И вообще, я, может, свое вернула, нажитое, между прочим, непосильным трудом, – пропыхтела я, имея в виду приснопамятную хапугу из акушерской клиники, выманившую у меня всю наличность за тайну Катькиной беременности. Между прочим, так и оставшуюся тайной.

– Теперь понятно, – криво ухмыльнулся Димыч, – а я-то думаю, чего она там застряла с этим журналюгой, а она, оказывается, о гонораре договаривалась. Столько времени – и всего лишь сто баксов? Да уж, негусто, негусто. Похоже, что уровень самооценки у тебя того, занижен…

– Да пошел ты! – рявкнула я на него. – Я его просто отвлекала, чтобы он бдительность потерял. А о чем еще с ним можно говорить, кроме баксов? Он же, как все тут, на них повернутый. Здрасьте – до свиданья не дождешься, пока тебя в условные единицы не переведут. И потом, в конце концов… Да, взяла я эту несчастную сотню «зеленых». А по какой причине, спроси? А по той, что на столько же меня кинула медсестра из клиники, в которой Катьку из пробирки обрюхатили! А вот ты! Ты-то к чему-почему все Брызжейкину рассказал? Он ведь завтра же пропечатает в своей поганой газетенке очередную сенсационную статейку!

– Ну и правильно, – безмятежно осклабился Димыч, – все именно так и было задумано. Пусть Брызжейкин тиснет эту историю в газетке, желательно в приукрашенном виде. Тогда сволочь, убившая Власту, сильно забеспокоится, начнет совершать разные нелогичные поступки…

– А то она до этого не беспокоилась! – разразилась я истерическим хохотом. – Ты забыл, что сегодня утром было?

Но Димыч довольно-таки равнодушно отнесся к моему ценному замечанию, точнее даже легкомысленно пропустил его мимо ушей, зато прицепился ко мне с расспросами про клинику, а потом вдруг как заорет:

– Так вот куда нам нужно! Срочно! Немедленно!

– Ага, нас только там и ждали, – остудила я его пыл. – Знаешь, какая там охрана? Как в Пентагоне каком-нибудь!

– Ничего, – пообещал он, – мы их военной хитростью возьмем!

* * *

Видели бы вы эту «военную хитрость». У меня так чуть глаза не вывалились, когда он ее из ближайшего универмага выволок, заботливо упакованную в большую пластиковую сумку.

– Подушка? – остолбенела я. – Это еще зачем?

– А затем, – туманно изрек Димыч и снова нырнул в магазин, оставив меня у входа со своей идиотской подушкой.

Вернулся он, впрочем, довольно быстро с приличным мотком капроновой веревки и ужасно довольным видом.

– Пойдем-ка, – цепко подхватил он меня под локоток и под неодобрительные взгляды пенсионерок из окрестных домов затолкал в какую-то вонючую подворотню, где: А – велел задрать блузку (!); Б – долго и громогласно сожалел о том, что на мне брюки, а не юбка (!!!).

– Ты что, мальчик, перегрелся? – Я потрогала его лоб и на всякий случай слегка отступила. Насколько позволяло узкое пространство между облупившейся стеной и мусорными баками.

– Быстрей, быстрей! – прямо как на плацу скомандовал этот сопляк, разматывая веревку. – Чего уставилась?

– Слушай, а ты в детстве не слишком часто головой стукался? Или это у тебя по наследству от бабушки передалось, вместе с фазендой? – покрутила я пальцем у виска.

– Ой, началось! – Димычева физиономия мученически исказилась, как будто у него внезапно живот прихватило. – Больно мне хотелось тебя тискать! Я всего лишь собирался к тебе подушку приладить!

– Ко мне? Подушку? – не поверила я собственным ушам.

– Сама же сказала, что в клинике охрана! – заорал Димыч.

– Ну охрана и что дальше? – Я тоже спустила на него полкана.

– А то!.. – Димыч посмотрел на меня, как Отелло на Дездемону, прежде чем удушить. – Клиника акушерская, так? Значит, для беременных. Особенно для тех, что на сносях! Да задирай ты уже свою хламиду. Вон она у тебя какая… Парашютная!

Что верно, то верно, костюмчик-то на мне был еще с барского Софиного плеча. И не то чтобы сильно великоватый, а как принято говорить в народе, безразмерный. Романтично струящийся по ветру.

– Но это же детский сад какой-то! Да что они тебе, эти охранники, идиоты, что ли? – активно протестовала я, пока Димыч капроновой веревкой привязывал ко мне подушку, не обращая внимания на мои возмущенные вопли. – Да это же старо как мир… Хоть бы что-нибудь поновее придумал!

– Так, – отошел он в сторону и с критическим выражением лица прикусил губу. – Надо было подушку побольше купить.

– А еще лучше перину! Или ортопедический матрац! – Я прижалась к стенке, чтобы не рухнуть с непривычки. – И так на ногах не стою! Да что там не стою, я их просто-напросто не вижу!

– Не стоишь? Вот и хорошо! – объявил этот активный олух. – Правдоподобнее будет. – И не очень почтительно подталкивая сзади, вывел меня из подворотни. Явил, так сказать, миру в новом качестве мадонны на сносях. Окрестные пенсионерки, которые десять минут назад шушукались нам вслед, когда мы еще только уединялись за мусорными баками, на этот раз дружно лишились дара речи. Или по крайней мере вставных челюстей, что практически одно и то же.

– Стой! – замахал руками Димыч, притормаживая первую попавшуюся тачку.

– Вам в роддом? – уважительно покосился на мое на скорую руку сооруженное из подушки брюхо очень положительный дядька средних лет.

– Естественно! – Димыч радостно ухмыльнулся от уха до уха.