Текст книги "Принцесса разыскивает горошину"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Часть 2
ОСВОБОЖДЕННАЯ ЖЕНЩИНА ВОСТОКА

Глава 19
СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ

Из Чугуновска мы с Димычем выехали подавленные и притихшие, до самой кривобокой стелы и словечком не обмолвились. Димыч все больше посвистывал, а я грызла ногти и растравляла в душе обиду, чтобы заглушить предательскую жалость к Маоисту, у которого все слиплось от варенья. Не иначе во мне Стокгольмский синдром прорезался. Слышали про таковский? Это когда жертва так привыкает к своему мучителю, что начинает ему сочувствовать. Кстати, если я ничего не путаю, то этот самый синдром обычно уже на вторые сутки развивается, а уж за пятнадцать-то лет, как в моем случае, наверняка принимает тяжелую неизлечимую форму.

А тут еще Димыч молчал-молчал, да и выдал.

– Статья, – говорит, – такая имеется. Заведомое оставление в опасности.

– Это ты про что? – Я чуть полпальца не отгрызла от неожиданности.

– Про то, что он с голоду помрет.

– Кто?

– Да мужик твой, кто же еще, – нагло ухмыльнулся Димыч.

Я подумала-подумала и заехала ему по уху. Не сильно, а чисто символически и как бы даже по-матерински. Ибо среднестатистические родители не слишком приветствуют, когда подросшие чада читают их сокровенные мысли с той же легкостью, что и послания к потомкам на заборе.

– За что-о? – отшатнулся этот шалопай и так крутанул баранку, что мы чуть в кювет не улетели.

– За все хорошее, – дала я ему исчерпывающий ответ.

А он взял и надавил на тормоз.

Ну, думаю, приехали. Высадит меня и помашет ручкой. Топай, Надюха Куприянова, в родной Чугуновск. К утру как раз дошкандыбаешь.

Однако ничего такого Димыч мне не сказал. Просто полез в багажник. Как выяснилось, за инопланетной зажигалкой, с риском для жизни извлеченной из уборной Катькиной бабки. Долго ею любовался в свете фар. И так повернет, и этак. Даже на кнопки понажимал. При этом из «адской машинки» сначала выскочило приспособление, напоминающее карманную гильотину, а затем – сноп пламени. Такого сильного и яркого, что я отшатнулась. Стоит ли после этого удивляться, что Матвеевна со страху потопила свою «блестючую» находку в дерьме?

– М-да, – глубокомысленно изрек Димыч, покончив с осмотром вещдока и закинув его обратно в багажник. – Дело принимает все более таинственный оборот.

– Твоя правда, – закивала я подобострастно, заглаживая вину за оплеуху.

– Но где же сейчас эта Катька? И кто ее умыкнул, если Маратик тут ни при чем? А он, по всему, ни при чем, иначе зачем бы ему появляться там во второй раз и спрашивать про Катьку у бабки? Кстати, у этой Катьки как с головой? Надеюсь, лучше, чем у старухи?

– Ну-у, пороха она, конечно, не изобретет, – я старалась быть максимально объективной, – но не дебилка, это точно. Такая простая чугуновская деваха с нормальной репродуктивной функцией. А чего еще надо-то? Между прочим, Матвеевна тоже не сумасшедшая, просто Катькина история на нее так подействовала. Ну непонятно ей, как можно забеременеть из пробирки, вот и мерещатся ей зеленые человечки за каждым кустом. А так она старуха бойкая. И хозяйственная.

И мы поехали дальше. Только уже не замолкали до самой Димычевой фазенды. Очень даже живо обменивались соображениями.

– Да, обидно, что с Маратиком не удалось покалякать, – горевал Димыч о Плейбое.

– Думаешь, это он расправился с Властой? – спросила я.

– Скорее всего, – кивнул Димыч, – тем более, что это нетрудно было сделать. Девушка стоит на балконе, а сзади незаметно подходит некто… А может, и вполне заметно. Он ведь был ее телохранителем, и она его не боялась.

– Да, эти телохранители такие. – Меня даже слегка передернуло, потому что я вспомнила Софиного Аслана. – Только зачем он это сделал, как ты считаешь? В смысле, какой у него был мотив?

– Детективами небось увлекаешься? – хмыкнул Димыч. – Тоже мне Агата Кристи! Ведь взрослая уже тетенька, должна бы знать, что мотив бывает только один.

– И какой же? – Если честно, обращение «тетенька» неприятно резануло мне слух.

– Деньги, старушка, деньги! Эти грязные, липкие бумажки! Подумать только, ведь сплошная антисанитария, а народ-то как западает. Причем поголовно, буквально от мала до велика.

– Ну ладно, деньги так деньги, – не стала я спорить, тем более что аксиомы в доказательствах не нуждаются. – Значит, и Маратика за то же самое укокошили? За антисанитарию?

– И Маратика, – невозмутимо подтвердил Димыч.

– И все-таки хотелось бы все же побольше конкретики, – высказала я обоснованную претензию. – Чья, к примеру, эта зажигалка? Маратикова?

– Сомневаюсь, – замотал головой Димыч. – Не тот у него масштаб, чтобы сигары курить.

– Ты так думаешь? – Я внимательно изучила сосредоточенный Димычев профиль. Интересно, откуда у него такие обширные познания в самых различных областях? Ведь, по сути, заурядный бомж, ну или полубомж, если принять во внимание якобы прабабкину дачу и развалюшный «Форд», а какую осведомленность при случае демонстрирует. И в фондюшницах разбирается, и в специальных зажигалках для сигар, о существовании которых я, к примеру, и не подозревала. Глядишь, так и померла бы в неведении, если бы однажды не столкнулась с Димычем на узкой дорожке, а точнее сказать, на пыльном чердаке.

Короче, вы как хотите, а лично я могу найти лишь одно объяснение этому феномену: любой московский бродяга по широте кругозора при желании запросто даст фору чугуновской домохозяйке.

– Да, именно так я и думаю, – Димыч словно специально меня интриговал, – не того полета он птица. Как говорится, не вхож. Такие «адские машинки» у нас на заказ делают, для избранных…

– Слушай, а откуда ты все это знаешь? – не выдержала я.

– Прессу читаю, – хмыкнул он, – увлекательное занятие, кстати сказать, и полезное. Чего там только не напишут. И во всех подробностях. Кто, с кем и сколько раз… – С этими словами он сунул руку под рубашку, достал, нет, не пистолет, а мобильник и разочарованно присвистнул. – Тьфу ты, зараза, батарейки сели. А я-то думаю, чего он молчит все время?..

– А тебе, конечно, нужно срочно позвонить в Кремль, – предположила я, раздосадованная его колкими хохмочками.

– Типа того, – заржал Димыч.

– Ну и темная ты все-таки личность, – процедила я сквозь зубы, а про себя решила: «Ну как ты, так и я».

* * *

И все-таки я не стерпела. Предприняла еще одну попытку проникнуть в личную жизнь Димыча под благовидным предлогом простого женского любопытства. Уже на прабабкиной даче. Когда мы на пару сооружали скорый ужин из тех продовольственных припасов, которые не успели протухнуть со вчерашнего дня. Димыч как раз разводил костер, а я нанизывала сосиски на шампур, предварительно тщательно их обнюхивая.

– Ты, кажется, говорил, что у тебя сестра имеется? – напомнила я Димычу. – К тому же с собственной фондюшницей. Ну и как она поживает?

– Кто, фондюшница? – конечно, прикинулся он идиотом.

– Нет, сестрица твоя!

– Да ничего, вроде не голодает.

– Не голодает! – Я дала волю эмоциям. – А чего ж ты тогда бомжуешь?

– А ты? – Он хитро блеснул глазом.

– Как будто ты не знаешь! – Это что же получается: нашим же салом и нам по мусалам? – Во-первых, у меня муж – кобель, во-вторых, я вынуждена скрываться от киллеров, а в-третьих… – Я запнулась. А что, собственно, в-третьих-то? Вроде бы и двух уже перечисленных причин с прицепом хватает.

– А в-третьих, – с самой широкой улыбкой продолжил Димыч, – тебе так больше нравится.

– Чего несешь, полудурок? – Я чуть на шампур его не нанизала. Вместо сосиски. – Соображай хоть иногда!

Нет, но ляпнет же, барбос! И как у него только язык поворачивается? Мне, видите ли, так больше нравится! Ага, как же, всю жизнь мечтала ночевать на топчане чьей-то покойной прабабки и питаться полупротухшими сосисками! А также прощаться с жизнью при каждом шорохе… А впрочем, впрочем… Вынуждена признать, что все вышеперечисленное какое-никакое, а разнообразие.

В такой-то нервной обстановке у нас и прошел ужин. Я еще пару раз закидывала удочки насчет Димычевой сестрицы, а он отделывался шуточками да ухмылочками.

– Она тебя что, из квартиры выгнала? – добивалась я.

– Да мне там просто надоело, – это все, что выжал он из себя.

Негусто, прямо скажем. А я еще обязана доверять этому типу, хотя бы потому, что кому же еще? У меня же теперь ни мужа, ни подружки. Остается еще один вариант – милиция, – но как-то этот вариант меня не вдохновляет.

– Слушай, а ты в милицию не ходил? – пришло мне в голову поинтересоваться у Димыча.

– Зачем? – Он даже подавился.

– Хотя бы насчет Власты. Тем более что ты сомневаешься в ее самоубийстве.

– И что толку? – пожал плечами Димыч. – Сам-то я не ходил, но через сведущих людей интересовался. Так вот, никому это не нужно, чего-то там выяснять. У них конкретных убийств выше головы, а тут еще ищи доказательства, что жертве кто-то помог. Я решил сам во всем разобраться. А вот чего ты в милицию сразу не потопала, Я, честно признаться, сильно удивляюсь…

– Я? Сперва так испугалась, что даже не сообразила. А после подумала, поздно уже. Еще подозревать меня начнут, раз я сразу не заявила. И потом, представь, какие бы у них рожи стали после моего рассказа со всеми подробностями. Наверняка поинтересовались бы, не состою ли я на учете в психушке.

– Да уж, такой вариант очень даже не исключен, – согласился Димыч и протяжно зевнул, умиротворенно поглаживая собственный живот. – У меня, если честно, тоже такая мысль мелькала пару-тройку раз. Поначалу… А потом, когда немного попривык да пригляделся, понял: шиза у тебя вполне безобидная и исключительно на бытовой почве.

Нет, ну чья бы корова мычала, а? А кто на симпозиум защитников мухи цеце собирался? Пушкин?

Короче, я не выдержала и съездила ему по уху еще разок.

Димыч так и подпрыгнул:

– Эй, ты чего руки-то распускаешь? Чуть что, так сразу по уху! Слова не скажи! Мужика своего небось так же обхаживала? А потом еще расстраивается, что он налево завернул!

И верно, что-то я и правда разошлась. Сама себе удивляюсь. А главное, ведь никогда прежде не замечала в себе нездоровой тяги к рукоприкладству, даже в раннем детстве, в песочнице. Все с Лили началось. С той непродолжительной потасовки, в которой эта стерва понесла значительные потери в виде приличного клока волос.

– Извини, Димыч, – буркнула я, не поднимая глаз, – это все от нервов.

– Ладно, проехали, – милостиво отпустил он мои грехи и снова зевнул. – Давай-ка лучше спать, а то завтра дел по горло…

Мы затушили костер и разбрелись по своим углам. Я, как и накануне, устроилась на прабабкином топчане, для начала побрызгав вокруг себя дезодорантом. Но перебить запах затхлости мне все равно не удалось. Наверное, Димычу на веранде в этом смысле получше было. Зато, судя по доносящимся из-за тонкой фанерной перегородки характерным шлепкам и монотонному чертыханию, его сильно донимали комары.

Впрочем, очень скоро за стенкой послышалось размеренное посапывание. Вот что значит молодой здоровый организм. А я еще долго ворочалась с боку на бок на твердом топчане, так и сяк прикидывая, что делать со вновь обретенной свободой. Наверное, с той же проблемой сталкиваются сбежавшие из зоопарка дикие звери. С одной стороны, зов джунглей и прочее, с другой – пока сидишь в клетке, кусок мяса тебе завсегда обеспечен. Конечно, он не то чтобы очень свежий, и у смотрителя рожа мерзкая и пропойная, чего уж говорить про посетителей, этих идиотов, целыми днями торчащих у вольеров, как будто им заняться нечем! В общем, выбор зашибительный: или на воле лапу сосать с голодухи, или на цепи тухлятинкой пробавляться.

Глава 20
КТО СПИТ С ОТКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ

– Вставай, ехать пора, – бесцеремонно растолкал меня Димыч в совсем уже несусветную рань. Только-только рассветать начало.

– Уже? – Я с трудом приподнялась на прабабкином топчанчике, плохо соображая спросонья. – Что, нас опять застукали?

– Кто? – пробурчал Димыч, почесывая живот и не хуже меня давясь зевками.

– Кто-кто, киллеры, кто же еще… – Я снова свернулась калачиком на прабабкином одре.

– Ты что, не слышала? Вставай, говорю! – Димыч стащил с меня тоненькое жаккардовое одеяльце.

Я села, по-турецки поджав под себя ноги, и пожаловалась на систематический недосып, а в ответ услышала отвратительно бодрое ржание:

– Ничего, на том свете выспишься!

– Три типуна тебе! – пожелала я Димычу и, недовольно покряхтывая, побрела во двор умываться у колодца. А через минуту и Димыч ко мне присоединился.

Вода была прямо ледяная. Поэтому я ограничилась тем, что немного побрызгала себе в лицо, зябко поеживаясь и звонко постукивая зубами. Зато Димыч плескался, как морж. Даже майку снял.

– Ты, я смотрю, у нас просто атлет! – заметила я, оглядывая его очень даже нехилую фактуру. Сначала довольно рассеянно, а потом, уж простите меня, старую, и с некоторым, гм-гм, спортивным интересом. И что на меня вдруг нашло? А с другой стороны, если б на Димычевом месте оказалась, к примеру, длинноногая нимфетка, а на моем – мужская особь в возрасте с четырнадцати до девяноста девяти лет от роду, было бы ровно то же самое. Да еще хорошо, если б дело только взглядами и обошлось. А то ведь знаете, как оно бывает…

– Эй, Надюха, ты что, опять заснула? – Димыч помахал ладонью перед моим носом, разом разрубив нить моих не слишком целомудренных размышлений. Совсем как тот некстати затрезвонивший мобильник, который оборвал сладкие эротические грезы рекламной тетки, с устатку задремавшей в метро. – Ну ты, мать, даешь! Первый раз такое вижу, чтоб живой человек спал с открытыми глазами!

– А может, я зомби! – огрызнулась я.

– Ладно, зомби, по коням! – скомандовал Димыч, запрыгивая в свою ржавую колымагу.

– Надо же, какой командир выискался, – пробормотала я сквозь зубы и забралась на заднее сиденье в надежде хотя б еще немножко покемарить дорогой. Размечталась, одним словом, только ничего у меня не вышло.

И вовсе не Димыч был тому помехой. И даже не его мобильник. А банальная «девятка» цвета мокрый асфальт, выскочившая из-за поворота в районе маленького магазинчика, в котором мы намедни покупали сосиски. И хотя поначалу она вела себя скромно и уважительно держалась позади на расстоянии шести корпусов, Димыч сразу задергался.

– Ох, не нравится мне этот эскорт, – заерзал он на сиденье. – Еще и стекла тонированные, черт бы их побрал…

– Ну мало ли… – пробормотала я, однако же на всякий случай втянула голову в плечи, – едут себе люди по своим делам… Может, свернут сейчас…

Однако, как показали дальнейшие события, «девятка» сворачивать и не собиралась и даже, наоборот, прибавила скорости, едва мы выехали на довольно глуховатое, пролегающее через лесок шоссе. Димыч тоже нажал на газ изо всей дури, но добился лишь подозрительного тарахтения под капотом, отдаленно напоминающего камнепад в Гималаях.

– Машину водить когда-нибудь пробовала? – крикнул он мне через плечо.

– Сто раз, – фыркнула я. – А что?

– Тогда лезь сюда! – с немалым трудом переорал он грохот под капотом и, не переставая крутить баранку, сдвинулся вправо, примерно наполовину освободив водительское сиденье.

– Как это? – Признаться, я растерялась.

– Молча! – сделал свирепое лицо Димыч.

– Тогда хотя бы спинку опусти! – проворчала я, упершись головой в потолок салона.

Димыч чертыхнулся и пошарил левой рукой под сиденьем:

– Не опускается, так лезь! Быстрей!

– Да что в этом катафалке вообще работает! – скрипнула я зубами и, поминая недобрым словом ближайшую Димычеву родню, стала протискиваться к баранке, а для этого, к вашему сведению, мне нужно было сделать настоящий акробатический этюд. А вместо заслуженных аплодисментов довольствоваться комментариями этого наглого московского босяка.

– Корова!.. – шипел он гремучей змеей. – Да пропихивай ты уже наконец свою сахарницу!

– Куда?! – не оставалась я в долгу. – Ты сначала свою убери!

Как бы там ни было, а на переднее сиденье я перевалилась и, естественно, вниз головой, отчего Димыч окончательно взбесился.

– А еще говорила, что умеет машину водить! – лягнул он меня в бок коленом.

– А это, оказывается, машина? – просипела я, больно расплющив нос о приборную доску. – Вот уж ни за что не подумала бы!

– Ладно, давай рули! – распорядился Димыч и легко, как шимпанзе, перемахнул на заднее сиденье.

Я едва успела вцепиться в баранку, буквально в последний момент, когда потерявший управление ржавый «Форд» уже находился в каких-то двух миллиметрах от кювета.

– Гони! – прозудел за моей спиной Димыч и вытащил из-под рубашки ствол, якобы на время позаимствованный у приятеля.

Я послушно надавила на педаль акселератора, с ужасом наблюдая в зеркале заднего вида назойливую «девятку», идущую за нами буквально фара в фару. А оттого, что за тонированными стеклами никого нельзя было рассмотреть, меня просто оторопь брала. Не «девятка», а летучий голландец какой-то!

И вдруг – бац – «Форд» получил хороший пинок под зад! А вместе с ним и я, да такой, что чуть нос о баранку не расквасила.

– Уходи вправо! – зарычал сзади Димыч.

Я резко выкрутила руль.

– А теперь влево! – раздался очередной грозный окрик из-за спины.

Интересно, что он прикажет мне в следующий раз? Набрать высоту? Или открыть кингстоны?

Надо отдать должное Димычу, он не заставил долго ждать новой команды, истошно завопив мне прямо в ухо:

– Виляй! Не давай им прижать себя к обочине! Да виляй же, тебе говорят!

– Да виляю я уже, виляю! – завизжала я, краем глаза фиксируя в боковом зеркале отражение показавшейся из окна «девятки» руки с пистолетом.

«Ну все, – подумала я, – на этот раз они отыграются». Именно что «они», ибо ничего более конкретного о своих преследователях я не ведала. Нет, но что за подлость такая, а? Тебя убивают, даже не поставив в известность, за что! Может, мы бы как-нибудь договорились, пришли бы к этому самому… консенсусу. А то завели себе моду чуть что – палить…

Ай! А это что еще такое? Я, выпучив глаза, уставилась на расползавшуюся по стеклу паутину трещин с аккуратной круглой дыркой посредине. Пуля… Да это же пуля! Причем, судя по всему, траектория ее полета пролегала в непосредственной близости от моего правого уха. И между прочим, пока неизвестно, чем это все для него закончилось. Собственно, для того только я правую руку с баранки и убрала, чтобы проверить, на месте ли еще мое ухо, а проклятущий «Форд» как понесет на встречную! Прямо на обходящую нас слева «девятку» с торчащей из окна рукой с пистолетом! А что вы хотите от старой консервной банки с разрегулированным рулевым управлением и дышащей на ладан гидравликой?

– Ты что это, так твою… – начал разоряться Димыч, но тут же заткнулся.

И правильно сделал. Если б мы столкнулись, а то всего лишь стукнулись. И то не сильно. До сих пор невдомек, с чего это «девятка» вдруг принялась выписывать зигзаги, а потом и вовсе ушла к обочине, резко задрав задницу, накренилась и… рухнула с обрыва. Не в пропасть, конечно, но в очень даже не мелкий овражец.

– Ничего себе! – ахнула я и чуть не последовала ее примеру. Хорошо еще, что тормоза у нашего катафалка оказались чуть лучше, чем все остальное.

Когда «Форд» дернулся и затормозил на краю, я вытянула шею и посмотрела вниз. А из оврага как полыхнет!

– Что это? – вылупилась я на Димыча.

– Похоже, им кранты… – Димыч задумчиво почесал затылок и спрятал пушку под рубашку. – Видать, заправились под завязку, а зря…

– То есть… Ты имеешь в виду, что они… Ну… Заснули с открытыми глазами? – присвистнула я.

– Типа того, – подтвердил Димыч и посмотрел на меня долгим рентгеновским взглядом. – Кстати, а ты уверена, что всю жизнь тихо прожила в Чугуновске?

– При чем тут Чугуновск? – Я и в самом деле не поняла, к чему он вдруг приплел мой родной городишко, когда таранившая нас «девятка» жарко пылала на дне оврага. Ну какая тут связь, скажите на милость!

– Вот и я так думаю, при чем тут Чугуновск? – осклабился этот юный полудурок. – Может, ты на самом деле и не домохозяйка, а какая-нибудь Никита подпольная, кто тебя знает? Вон как ты ловко с бандитами управляешься!

– Ты че? – Я покрутила пальцем у виска. – Окончательно сбрендил? Какая я тебе Никита? А насчет бандитов… Так это же чисто случайно… Я, собственно, и не собиралась… Это у тебя гидравлика такая!..

– Ага, гидравлика, – ухмыльнулся этот оболтус. – Еще оправдывается. Не хотела она, видите ли… Давай лучше жми педали, пока не дали. Вдруг эти… специалисты… не одни были.

– Не могу, – замотала я головой, – у меня руки трясутся, а перед глазами все плывет…

– Так я тебе и поверил! – фыркнул Димыч, однако же милостиво разрешил мне перебраться в пассажирское кресло. – Ладно уж, сам поведу.

Но проехали мы недолго, километров пять от силы, после чего бедняга «Форд» начал дико урчать и не столько катиться, сколько дергаться.

– Все, загнали клячу, – удрученно объявил Димыч, вылез из своей многострадальной колымаги и задрал капот. А оттуда – пар, как из русской бани в морозный день.

– Да, похоже, скопытился твой катафалк, – констатировала я без особых сожалений.

– Жалко, отличная была тачка, – почесал затылок Димыч и присвистнул, подсчитав дырки от пуль на стекле и кузове. – Да, серьезно они за нас взялись. Хорошо еще, что мы с фазенды убраться успели. А ты еще вставать не хотела, выспаться мечтала. Выспалась бы сейчас…

Я довольно живо представила себе, как я возлежу на прабабкином топчанчике с дыркой промеж глаз, после чего меня прошиб нервный озноб.

– Слушай, Димыч, – внимательно оглядела я прилегающие окрестности, – а тебе не кажется…

– Кажется, кажется, – кивнул он, опустил капот и затрусил в сторону ближайшего лесочка. – Тут до трассы рукой подать. Поймаем машину и через полчаса в Москве будем.

Я без долгих разговоров потопала за ним, тихо горюя об оставшейся на фазенде сумке с чугуновскими пожитками. Впрочем, печалилась я не так уж чтобы сильно, ибо по большому историческому счету бренные останки моего семейного быта того не стоили. И потом, разве не маразм убиваться по дешевой пудренице, расческе и паре белья после того, что произошло со мной с тех пор, как я подалась в бега от климакса?