Текст книги "Камень королей. Часть 3(СИ)"

Автор книги: Елена Середа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Оллет, опустив веки, забормотал молитву, которая была больше похожа на проклятие мятежнику Волку. По мнению Сони, этому Поллару следовало бы перейти в соседнюю часть храма и молиться темным богам о том, чтобы Дети Ночи, пролетая над Таннесом, заодно сожрали ублюдков, которые сотворили такое с его семьей. Впрочем, вероятно, бедный парень искренне считал, что он и так на половине Бездны. После того что с ним случилось, Поллар явно помешался и вряд ли соображал, где он и что делает.

– Поллар не одинок в своей вере, – вдохновленно продолжал Мирран, чей взгляд, в отличие от свихнувшегося вдовца, был на удивление ясным. – Столько прихожан в наших храмах не было еще никогда. Никогда еще к Небесам здесь не возносилось столько молитв о спасении. Разве могут боги после такого проигнорировать наши просьбы?

Ламан стукнул себя ладонью по лбу и несколько мгновений не отнимал ее от лица. Когда он наконец ее убрал, в голубых глазах генерала стояло презрение.

– Черные боги моих отцов... Настоятель, так вы делаете все это ради количества прихожан? Ради того, чтобы они несли вам деньги? А когда все эти люди погибнут, кто, по-вашему, будет утяжелять ваш карман?

– Я не требую денег с прихожан и никогда не требовал. Я принимаю людей безвозмездно, и они знают, что в любой момент могут получить помощь от храма, духовную или вещественную.

Мирран даже не повысил тон, когда все это говорил. Казалось, его терпению и вежливости нет границ. Теперь становилось понятно, каким образом он заработал такой авторитет. Любой другой из жрецов, которых знал Сони, давно бы в бешенстве брызгал слюной, а то и вообще не принял бы Ламана.

– Если не деньги, тогда что? – процедил генерал, стараясь, чтобы его не услышали лишние люди. – Скажите мне, чего вы хотите за жизни этих людей. Пост настоятеля главного храма Небес и Бездны в Эстале? Я напишу королеве, что вы об этом просите. Титул, поместья? Вам их дадут! Всеобщее преклонение? Да пожалуйста, мы даже поможем вам его завоевать!

– Вам не удастся меня купить, – холодно произнес Мирран.

– Тогда...

– Тогда что?

Выражение лица настоятеля вдруг потеряло всю благожелательность, а в расширившихся глазах запылал угрожающий огонь. Мужчина шагнул ближе к Ламану, оттискивая в сторону растерявшегося Оллета. То, что происходило возле низенького капитана, похоже, было для него чем-то непостижимым. Чтобы генерал и настоятель собирались подраться из-за того, кто лучше защитит горожан?

– Что – убьете меня? – еле слышно спросил Мирран. Когда они встали с Ламаном нос к носу, оказалось, что жрец выше – ненамного, но бывшему мятежнику приходилось смотреть на него снизу вверх. У губ Ламана пролегли морщины – его это раздражало. – Такой у вас способ решения проблем – уничтожать людей, их порождающих? Потому вы и привели с собой этого человека, – он повернулся к Калену и с внезапной злобой ткнул в него пальцем, – этого совратителя и убийцу? Я знаю, чем он занимается для вас и чем занимался в гвардии еще при короле Ильемене, да светит ему солнце на Небесах.

Совратитель и убийца? Что за бред! Убийца – еще может быть, но совратитель? Сони ждал, что Кален сейчас обвинит этого поехавшего урода во лжи или хотя бы просто пренебрежительно посмотрит на Миррана, как на пустое место, – так, как командир умел.

Бледный, как смерть, Кален смотрел в пол.

– Настоятель Мирран, вы ошибаетесь, – с тревогой затараторил Оллет. – Ничего такого у нас и в мыслях не было! Мы бы никогда не осмелились поднять руку на служителя богов!

– Конечно осмелились бы, если бы у вас не осталось других способов на меня повлиять. И осмелились, иначе бы здесь не было королевских убийц, – Мирран, снова абсолютно спокойно, как будто не было только что неконтролируемой вспышки ярости, глянул на капитана. Рассуждение о собственной гибели по неизвестной причине давалось ему легче, чем упоминание о Калене. – Но мое убийство вам ничего не даст. Если со мной что-то случится, квенидирцы быстро догадаются, кто в этом виноват, и обернутся против вас. А их в городе намного больше, чем вас, королевских прихвостней, которые так много говорят об их спасении и до сих пор ничего не делали ради них.

– Тэрьин и Гередьес не делали, – жестко произнес Ламан. До сих пор он не сводил с Миррана испепеляющего взгляда, который не опровергал, а лишь подтверждал его тайное желание раздавить жреца в лепешку. – Сейчас на троне истинная королева Невеньен, и она с нашей помощью спасет Север. Разве вам мало того, что сюда прибыл я?

– Небеса спасут Север, а не какие-то короли, которые меняются на троне чаще, чем зима сменяет лето, – таким же тоном поправил настоятель. Оллет, услышав это откровенно мятежное заявление, в ужасе отступил на шаг назад. – Послушайте, лорд Ламан. Вы спрашивали, что мне нужно, если не деньги и слава. Чего я в действительности хочу, так это того, чтобы вы оставили нас в покое. Вы понятия не имеете, что здесь началось, когда глашатаи объявили о налете када-ра, что было, когда вернулись выжившие после нападения Таннеса и скольких трудов стоило утихомирить город. Я не сомневаюсь, что вы в своей жизни видели много страшного, но вы не родились в этом городе, не знакомы с его жителями, и боль и страх, которые они чувствуют, это не ваши боль и страх. У вас всего двести солдат, но ведь вы не пошлете их всех разводить квенидирцев по округе, не так ли? Люди, которые молятся в этом храме, не видят большой разницы между тем, погибать от када-ра или от Таннеса, но здесь им спокойнее, поэтому они здесь и остаются. Да и разве вы знаете наверняка, нападут ли на город порождения Бездны? Кто и когда мог предсказать их действия? Рядом войско Таннеса, а все окрестные поселения, где можно было остановиться, давно распухли от беженцев. Када-ра могут и не добраться до Квенидира, соблазнившись любым из этих сел, куда вы предлагаете нам отправиться. Вы говорите, что чудовища предпочитают скопления людей? Так может, вам лучше забрать своих солдат и уйти, оставив Квенидир решать его собственные проблемы?

"Проблемы Севера должен решать Север" – такими были слова, посланные Тэрьином наместнику в Кольведе. Кажется, они сильно задели гордость настоятеля. Но корону носил уже не Тэрьин, а Невеньен. Сони подавил страстное желание стукнуть Миррана по его лысой башке. И вот из-за таких вот упертых придурков погибают люди...

Стиснув кулак, Сони вспомнил, из-за кого на самом деле освободились када-ра. И разжал ладонь.

– Послушайте теперь вы, настоятель, – голос Ламана дрожал от едва сдерживаемых эмоций. – Квенидир не мой родной город, тут вы правы. Но я сын этой земли. Проблемы Севера – это мои проблемы. Безнаказанно угробить всех этих людей, – он обвел рукой молящихся в храме квенидирцев, – я вам не позволю.

Он резко развернулся, вынудив Виньеса поспешно развеять ограждавший их от прихожан щит. Хмурый Мирран молча наблюдал за тем, как торопливо ему кланяются маги и Оллет. Сони кланяться ему не стал, зато если бы можно было плюнуть в его мерзкую рожу, то с удовольствием это бы сделал.

Прихожане, наверняка слышавшие почти все сказанное, озирались на Ламана, когда он, будто ослепнув, мчался к выходу. Только снаружи храма, на каменном крыльце, генерал выдохнул, отпуская скопившееся напряжение.

И тут на глаза ему попался выскочивший следом Кален.

– Какой Бездны он знает, чем ты занимаешься в гвардии? – зарычал Ламан. – Ты что, нашим врагам докладываешься?

– Нет, господин генерал. Прошу прощения, я пытался вас предупредить, – приложив руку к сердцу, Кален низко, почти до земли поклонился и печально проговорил: – Настоятель Мирран – мой старший брат.

* * *

Сони шагал туда-сюда по закутку возле замковой конюшни. На Квенидир уже опустилась непроглядная северная ночь, и в этом месте, находящемся под открытым небом, было студено, а из конюшни воняло навозом. Зато здесь отряд никто не слышал – солдаты и слуги, бегающие по двору, не заворачивали в этот бесполезный для них уголок.

Отблески факелов, освещающих двор, где даже ночью не затихала работа, мелькали на желтоватом лице Виньеса. Маг, прислонившийся к обледеневшей бревенчатой стене, беспрестанно шмыгал носом. Когда он мокро кашлял, из его рта вырывались крупные клубы пара. Вечно мерзнущий Сех кутался в кожух и обеспокоенно поглядывал на замок – боялся, что патруль уйдет в город без него. Не менее часто его взгляд обращался на командира, и тогда в карих глазах мальчишки появлялось отчаяние. Он открывал рот, но тут же закрывал, не зная, что сказать. Кален, сложив на груди руки, смотрел в притоптанный снег под ногами.

Новость о том, что у него есть брат и, главное, этот брат – настоятель квенидирского храма Небес и Бездны, человек, который стоит на пути к выполнению королевского задания, выбила всех из колеи. Ламан – тот вообще сгоряча обвинил Калена, что он промолчал нарочно, ради того чтобы выставить генерала дураком. Этого бы не случилось, если бы кто-нибудь додумался узнать фамилию настоятеля, но никому это и в голову не пришло. Жрецы, принимая сан, теряли родовое имя, отныне их "отцами" считались боги, чьей воле они подчинялись, братьями – другие жрецы, а сыновьями и дочерьми – все кинамцы. Трудно было представить, и что кто-то из отряда не сообщит о своих родственниках среди влиятельных людей Квенидира. Но это произошло – и причины этого никто не знал, а Кален продолжал молчать как рыба и погружаться в себя при каждом вопросе о Мирране.

Такое поведение командира разрывало Сони изнутри. Он ничего не понимал, поэтому и убедил отряд не спешить расходиться при возвращении в замок. Он должен был выяснить, что происходит. Мирран был Калену не кем-то там, сбоку припека, седьмая вода на киселе, а родным братом. Таким, каким для Сони был Дженти.

– Ты что, смиришься с приказом убить кровного брата? – не выдержал он.

– Такой приказ еще не отдан, – возразил Кален.

– Ламан наверняка его отдаст! Ты разве не видел его в храме? Он был готов придушить Миррана!

Кален упер в Сони утомленный взгляд. В нем не было ни злости, ни возмущения, ни каких-то других чувств – только бесконечная усталость. Это было так не похоже на командира, что у Сони защемило в груди.

В этом проклятом городе с самого начала все было не так. Таннес, который не мог не знать о када-ра и почему-то привел сюда свои отряды; жители, которые не покидали Квенидир, невзирая на неизбежное превращение в живых мертвецов; сумасшедший жрец, который убедил огромное количество людей в том, что не нужно пытаться спастись, нужно только молиться; и теперь Кален, который оказался братом настоятеля с поехавшей крышей и напрочь отказывался на него влиять.

Похоже, жрецы, вопившие о начале конца света с пришествием када-ра, были все-таки правы. В Квенидире Небеса точно смешивались с Бездной.

– Не понимаю, чего ты от меня хочешь? – спросил Кален.

– Хочу, чтобы ты не допустил этого убийства!

– Каким, интересно, образом?

– Это же неправильно, Кален, – наконец подал голос Сех. – Ты ведь не убьешь своего брата?

Он не утверждал, он задавал вопрос. В его голосе чувствовалось неверие в то, что Кален – идеальный, с его точки зрения, командир – был способен равнодушно отнестись к убийству брата, тем более собственными руками.

Сони тоже в это не верил. Далеко не у всех братьев и сестер создавалось такое единодушие, как у него с Дженти, да и их, честно говоря, сложно было назвать прекрасным примером родственных отношений – мальчишками они изрядно поколачивали друг друга, особенно до того, как сожгли родителей на погребальных кострах. Но даже если Мирран осмеливался швыряться обвинениями в совращениях и убийстве, что, покорно соглашаться с его смертью, что ли?

Кален нахмурился.

– Вы оба слышите, что говорите, или у вас разум окончательно помутился? Мало того что вы предлагаете мне, своему командиру, которому должны беспрекословно подчиняться, нарушить еще не отданный приказ, вы вдобавок возомнили о себе, будто лучше генерала знаете, как спасти квенидирцев?

Сех, собирающийся что-то сказать, испуганно захлопнул челюсть. Мысль о том, чтобы перечить командиру, после Могареда внушала ему ужас. Однако Сони прикусывать язык не собирался. Пусть его накажут, высекут, в яму посадят голым на морозе – да что угодно, просто так он этого не оставит.

– Не передергивай. Мы не уговариваем тебя нарушать приказы и уж точно не будем советовать Ламану, как поступить. Я только не понимаю, почему ты не попытался ничего сделать. Мирран же твой брат! Почему ты ничего ему не сказал? Разве он не послушал бы тебя? Может быть, если бы вы поговорили, то не было бы этой ссоры в храме, а Ламан по дороге в замок не клялся, что он настоятеля на куски порежет и свиньям скормит!

Кален невесело усмехнулся.

– В храме у тебя, видно, уши пробками заложило. Мирран не считает меня своим братом, и он никогда не прислушается ко мне. Пожалуй, я единственный человек на свете, которого он ненавидит. Пытаться поговорить с ним бессмысленно.

– Что между вами случилось? – Виньес прервался, закашлявшись, и потрогал свой лоб. Щеки у мага нездорово горели. Наверняка у него был жар, но мчаться в замок, к лекарям, он не торопился. – Ты не думай, что я, как обычно, строю из себя самого умного, но, может, Сони прав и есть возможность решить проблему мирным путем? У меня сложилось впечатление, что подкупить Миррана не выйдет. Время на исходе, и если Ламан не найдет другого способа заставить настоятеля изменить мнение, а ты знаешь этот способ, но по какой-то причине упрямишься, то Квенидир зальется кровью. Причем не по вине када-ра. Почему ты не хочешь пойти и поговорить с Мирраном?

Командир исподлобья глянул на старого друга. "Предатель", – читалось в его взгляде.

– Кален! – Сони был готов завыть. – Что за склока такая между вами была, что она важнее человеческих жизней?

– Не склока. Несколько человеческих жизней и были: женщины, которую любил мой брат, и ребенка, который мог бы быть его, но стал моим. Хотите услышать, почему отправлять меня к Миррану – это очень плохая идея? Ладно, я расскажу. Наверное, вам стоит знать эту грязную историю. Может быть, когда-нибудь мой пример удержит вас от подобного поступка.

В закутке наступила мертвенная тишина. Раздававшиеся во дворе крики солдат и горожан, пришедших за помощью, резали уши. Кален огляделся и сел на вмерзшую в землю бочку, так, чтобы свет замковых факелов оставался у него за спиной. Но если он надеялся, что его скроет мрак, то его расчет не оправдался – облака на небе расступились, и осунувшееся лицо командира осветил бледный луч Великого Ока Бездны. В этом серебристом свете он казался ненастоящим – какой-то порожденной богами Бездны тенью, которая не была Каленом, а только притворялась им.

– В молодости я был недурен собой – девушки считали меня красавчиком, в отличие от Миррана, который опережал меня во всем остальном. Я мечтал о королевской гвардии, Мирран – об Эстальском университете или Кристальной школе. Для всего этого нужны были огромные деньги. Наша семья не была бедной, но обеспечить хорошее будущее родители, да светит им солнце на Небесах, могли только одному из нас, и мы с братом постоянно соперничали. Все это были детские шалости, пока не стало ясно, что шанс выбиться есть только у Миррана. Он был лучше: умнее, быстрее, даже сильнее – если я не использовал магию, то в драках он всегда одерживал надо мной верх. К тому времени, как отец определился, что скопленные деньги отдадут на Миррана учебу в Кристальной школе в Кольведе, я уже служил в магической страже. После отцовского решения ей суждено было стать пределом моих возможностей. Я был молодым, глупым и самовлюбленным, мне хотелось большего, и все, о чем я мечтал, это как отомстить брату за загубленную жизнь.

Его тихий голос лился ровно и гладко. Он рассказывал свою историю так, словно излагал ее по сотому разу. А может, так оно и было – Кален мог повторять ее про себя тысячи, миллионы раз за все прошедшие годы.

– Возможность отомстить представилась быстро. Мирран ухаживал за дочкой одного из наших соседей – милой доброй девушкой по имени Эла. Это она подарила ему кожаный браслет, который он носит до сих пор. Когда Мирран отлучился в Кольвед разузнать о поступлении в Кристальную школу, я стал наведываться к Эле вместо него. Довольно скоро я добился того, чтобы она в меня влюбилась. А через два месяца она сказала, что беременна от меня.

Он помолчал.

– Мне пришлось на ней жениться, хотя я этого не хотел. Мне только исполнилось восемнадцать, в голове был один ветер, создавать семью я не рассчитывал, намереваясь только насолить брату. И я этого добился: наши отношения, и без того не радужные, окончательно испортились. Одно дело, если бы я действительно любил Элу – мой замечательный понимающий брат был готов это простить. Но по мне было очень хорошо заметно, что ни браку, ни ребенку я не рад. Продолжать таскаться по девкам я не перестал. Узнав об этом, Эла утопилась вместе с еще не рожденным ребенком. Это первые люди, которых я убил, пусть и не своими руками.

– Святой Порядок! – застонал Виньес, закрывая лицо.

Сони, не веря ни единому слову, смотрел на командира. Мир сузился до четверых человек: исчезла нависающая громада замка, мельтешащие люди, крики и запах конского навоза. Существовал только Кален, который неестественно спокойным голосом делал свою жуткую исповедь, и Сони с Виньесом и Сехом, которые пораженно ему внимали.

– Мирран чуть не сошел с ума. Он во всеуслышание объявил, что я ему больше не брат, и стал проводить все время в храме, заглушая горе молитвами. Для семьи я стал позором. Мне стыдились смотреть в глаза, избегали встречаться со мной. В страже на меня недобро косились. Когда я изуродовал жизнь жены, покатилась под откос и моя собственная. Мать сказала, что негоже погибать обоим ее сыновьям и, раз Мирран забыл об учебе, на собранные деньги нужно отправить меня в Эстал, в гвардию. Я трусливо согласился – не мог оставаться в городе, где мне плюют вслед как предателю братских чувств, изменнику и убийце жены и ребенка. Больше я сюда никогда не возвращался и переписывался лишь с матерью и сестрой, пока они обе не сгорели на погребальных кострах. Теперь вы понимаете, почему будет только хуже, если я пойду к Миррану? Он все еще держит обиду на меня, и я даже не представляю, во что она может вылиться.

Сони подозревал, что прошлое у лейтенанта очень непростое, но все это... Вся эта история была как будто не о нем. Кален был жестоким человеком – иногда даже чересчур жестоким, – но справедливым. Такой, как сейчас, он бы ни за что не допустил ничего подобного. Может быть, потому что он все это время помнил о том, что натворил, и винил себя в этом?

– Это правда? – глухо спросил Сех.

– Чистая, – ответил Кален.

Виньес печально молчал. Командира он знал дольше и лучше всех, и удивленным он не казался – лишь расстроенным из-за гибели женщины и ребенка.

– Вот дерьмо, – пробормотал Сони.

Он сел на корточки и накрыл ладонями голову. Верь – не верь командиру, но он не лгал. Об этом говорило все: его отношение к женщинам, неодобрение гуляний Дьерда и та лекция по поводу Дилы в Эстале; равнодушие к кровному родству и при этом попытка создать из отряда семью; нежелание вспоминать о прошлом и возвращаться в Квенидир; даже брошенные Мирраном обвинения больше не казались необоснованными.

Но разве страшная ошибка, совершенная Каленом больше двадцати лет назад, меняла что-то в том, что происходило сейчас?

Сех, похоже, считал иначе.

– Я... Эм-м... Я прошу прощения, лейтенант, кажется, там ребята из моего патруля. Можно мне идти? – пряча глаза, он облизнул обветренные губы.

– Иди, – кивнул командир.

– Что ты делаешь, Кален? – спросил Виньес, как только сехен свернул за конюшню. Из закутка было видно, как он торопливо шагает к замку. Никаких ребят из патруля там, конечно, не было. – Ты рассказал такие кошмарные вещи про себя и просто отпускаешь его? Ладно мы с Сони – я тебя давно знаю, Сони не дурак и все поймет, но Сех... Он тебя первый раз лейтенантом назвал, а не просто по имени. Он же отвернется от тебя.

– Виньес, я не могу постоянно скрывать от него всю правду. Ему давно пора повзрослеть, – оборвал Кален. Когда дело заходило об отряде, то он мгновенно превращался пускай в строгого, но знакомого и родного командира. – Если каждое столкновение с настоящей жизнью будет оказываться для мальчика трагедией, то он недолго протянет в гвардии. Ему и так здесь не место, и нам всем это ясно.

– Нам всем здесь будет не место, – вставил Сони, – если мы оставим все, как есть.

Кален закашлялся и потер горло под меховым воротником кожуха.

– Я уже сказал, если у тебя есть гениальное предложение, как к утру убедить квенидирцев собрать все необходимое и покинуть город, – давай, излагай, сначала я тебя выслушаю, а потом вместе пойдем к Ламану и доложим ему о твоей идее. Но если ты продолжаешь думать, что я могу что-то изменить, бросившись Миррану в ноги, то ты ошибаешься. Дело не только в том, что он меня ненавидит. Сестра, когда еще была жива, писала, что его вера близка к фанатизму. Зная то, каким он был, я сомневаюсь, что он отступится от своего мнения. Если он верит в свою правоту, то скорее даст себя убить. Он и не пытается спастись – ты слышал, как он высказывался о королях? Он дал Ламану уже сотню поводов казнить его за измену.

– Ты даже не хочешь пытаться с ним поговорить! – Сони вскочил с корточек и сердито уставился на Калена. – Ты позволяешь встать тому, что между вами было двадцать лет назад, между спасением и смертью квенидирцев сейчас.

– Нет, – жестко ответил он, начиная злиться. – Ничего такого я не позволяю. Я же объяснил: он не будет слушать меня, и в первую очередь потому, что верит в свою правоту! Я не имею к этому никакого отношения и не могу ничего изменить, зато сделать хуже – сколько угодно!

Сони стиснул зубы.

– Тогда я сам попытаюсь что-то изменить.

– Ты слишком много на себя берешь.

– Я должен...

– Ты должен? – прогремел Кален, вставая с бочки. Бледная тень, которая исповедовалась в грехах молодости, исчезла бесследно – вместо нее снова появился тот властный и суровый человек, каким был лейтенант отряда магов. – Ты гвардеец, у тебя не может быть никакого "я"! Что ты действительно должен – это подчиняться приказам! Хватит самоуправства – тебе недостаточно того, что ты натворил в Аримине? Хочешь упрямством и своеволием вызвать новую трагедию? Нет, этого не будет. Предоставь принимать решения тем людям, которые обязаны это делать. А теперь иди и продолжай выполнять задание с лекарями, которое тебе дал генерал Ламан. Захочешь сделать что-то еще – сначала получи на это разрешение своих командиров, а нет – так не жалуйся, когда тебя распнут за неподчинение!

– Да, лейтенант, – отрывисто ответил Сони, резким движением отдал честь и, развернувшись, на деревянных ногах зашагал прочь от конюшни.

От ярости в его ушах стучала кровь, но он слышал, как тихий разговор в закутке продолжился.

– Зря ты так, Кален, – с укором произнес Виньес. – Может, все-таки дать ему шанс исправить то, что случилось в Аримине?

– Пусть просит на это разрешение Ламана, – обрубил Кален. – А я запрещаю приближаться к Миррану. Это касается и тебя, если ты вдруг тоже сошел с ума.

– Но...

– Напомни, давно я тебя наказывал?

– Понял, понял, не шуми, – кисло ответил Виньес. – Пойду я выполнять данное генералом задание...

Сони пнул попавшуюся под сапог палку. Ламан, выяснив, что Кален и Мирран родственники, удовлетворился словами Калена, что повлиять на жреца он не может. А если генерал не собирается использовать даже брата настоятеля, то тем более глупо думать, что он позволит идти к Миррану какому-то отдельному гвардейцу – тогда уж нужно всем двумстам солдатам слезно умолять настоятеля не губить человеческие души.

Но будь Сони проклят всеми богами, если он подчинится приказу Калена.

* * *

Миновало часов шесть после заката, прежде чем Сони удалось вырваться из замка в храм. На половине Небес все так же гундосили жрецы, стояла такая же духота, нисколько не уменьшившаяся с наступлением ночи, а людей если и стало меньше, то ненамного. В самом зале было просторнее (приходилось меньше работать локтями и извиняться, продираясь через толпу к покоям настоятеля), зато все альковы заняли готовящиеся ко сну прихожане. Некоторые бросали подстилки на грязное, истоптанное сено, раскиданное по каменному полу, но многие ложились прямо так, рискуя застудиться. Детям особенно нравилось устраиваться рядом с высокими подсвечниками – они обнимались с круглыми медными основаниями или клали на них свои маленькие головки. Между ними ходили несколько юных служек в белых одеждах и раздавали хлеб из больших корзин.

Дойти от врат до комнат настоятеля, размещавшихся в "перегородке" между половинами Небес и Бездны, заняло чуть ли не больше времени, чем добежать от замка до храма. Почему никто не идет домой, Сони не понимал. С теми, кто пришел с округи, все было ясно. Они боялись возвращаться в пустые холодные дома за крепостными стенами, где их могли ждать када-ра или "волки" Таннеса, и, подчиняясь глубинному стадному чувству, жались к другим таким же несчастным, растерянным людям, чтобы избавиться от одиночества и страха. Но горожане?.. У них ведь есть мягкие постели, добраться до которых – самое большее полчаса. Неужели они считают, что если уж помирать, то пусть в тесноте и духоте, зато всем вместе?

Или они правда, как фанатик Мирран, верят, что в храме их не коснется ни одна беда?

Заглядывая в лица, в основном светловолосые, с исконно северными правильными чертами, Сони видел усталость от стояния на ногах и отбивания поклонов, отупение от жары, страха и беспрестанных молитв и вызванное всем этим безразличие, покорность судьбе. Люди, оставшиеся в храмах, не могли сами принять решение. Кто-то должен был повести их за собой. Но единственный, кто мог это сделать, заставлял их торчать здесь и молиться.

Перешагивая через вытянутые ноги отдыхавших квенидирцев, Сони невольно остановился возле девочки в грубом шерстяном платье, которая рядом с дремлющей матерью возила по полу тряпичную куклу. Ребенку было года три, если она и знала какие-то молитвы, то все равно еще плохо понимала, что происходит вокруг нее. Она просто увлеченно играла, то лепеча о чем-то с куклой, то грозя ей пальцем, то склоняя над ней свою крошечную головку с легкими, словно лебяжий пух, желтыми волосиками. Заметив Сони, девочка ему улыбнулась и продолжила игру. Она была такой живой, такой беспечной, что у Сони закололо сердце. Если на Квенидир нападут када-ра, то глаза этого прелестного ребенка замрут и остекленеют, как у чучела, а хрупкие ручки безвольно повиснут. Ее мать не может не знать, что случается с теми, чью душу похищают Дети Ночи. Так почему она все еще тут? Может, она бедная, одинокая и ей некуда идти, кроме как в храм, где жрецы дают призрение всем нуждающимся? Но глашатаи должны были объявить, что организуемый Ламаном караван готов принять даже бездомных. Или мать настолько глупа, что безоглядно верит в обещания настоятеля о спасительной длани богов, которая укроет молящихся от ока созданий Бездны? Богохульником Сони никогда не был, но не верил, что такое способно произойти. Освободил-то када-ра не промысел богов, а сдуру ляпнутое "идите"... И пока что никакая молния с неба Сони не поразила. В том, что богам есть дело до людишек, он сильно сомневался. Они сами должны ковать свою судьбу.

У широкой двустворчатой двери его остановили два жреца – те самые, которые сопровождали сегодня Миррана на встрече с Ламаном. Один из них, чахоточного вида, вытянул перед Сони руку, не позволяя пройти дальше.

– Да светит вам солнце, почтенный гость! Мы просим прощения, но настоятель уже отдыхает. Пожалуйста, приходите утром, он обязательно примет вас, – отчеканил он заученную фразу.

– Вы можете позвать его? – спросил Сони. – Я по важному вопросу.

– По какому именно? – второй жрец натянул вежливую улыбку, встопорщив густую бороду. – Возможно, мы поможем вам его решить.

– Не поможете, – упрямо произнес Сони. – Мне очень нужно поговорить с настоятелем. Прямо сейчас. Это дело касается жизней многих людей.

Жрецы даже не шевельнулись. Они смотрели на него такими взглядами, как будто говорили: "Да-да, конечно, рассказывай. Мы тебя запомнили, ты был с этим тупоголовым генералом, и все мы знаем про твой "важный вопрос"".

– Пожалуйста, пустите меня к нему! – повторил Сони просьбу. – Я принес сведения, которые настоятель должен знать, иначе будет поздно!

Ложь, как всегда, подействовала лучше правды: жрецы неуверенно переглянулись.

– Хорошо, я доложу о вашем приходе, – согласился бородатый. – Если настоятель пожелает, то он примет вас. Как мне вас представить?

Сони задумался. Кем назваться – королевским гвардейцем? Однозначно нет – Мирран не захочет его слушать. Тогда посланником генерала Ламана? Тем более нет – так его вообще могут выгнать взашей.

– Передайте, что я Сони.

– Просто Сони? – вскинул бровь чахоточный. – Настоятель должен принять человека по имени "Просто Сони"?

У него возникло неприятное ощущение, что недавно ему уже задавали этот вопрос. Кажется, это была Дила. Но если девчонке требовалось подтверждение, что перед ней богач, то этим-то зачем громкий титул? Они что, хотят услышать, что перед ними принц или потомственный дворянин, которого ну никак нельзя выставить за порог?

Их беспредельно жадные взгляды, ощупывающие гостя, выдавали истинные намерения – получить взятку, но у Сони все равно не было с собой достаточно денег и, главное, времени изображать из себя птицу высокого полета.

– Мои сведения важнее, чем известное имя, – мрачно ответил он.

Жрецы снова переглянулись, на сей раз разочарованно. Чахоточный еле заметно пожал плечом.

– Я сообщу о вас, – без воодушевления сказал бородатый, – но заранее прошу извинить меня, если настоятель откажется вас принять.

Не зря говорят, что грех взяточничества для жрецов – не грех.

– Просто передайте ему, что я просил, – хмуро напомнил Сони.

Бородатый, не поклонившись и никак не показав, что он вообще слышал последнюю фразу, скрылся за дверью. Его не было достаточно долго, а когда он появился, на его лице застыло недовольное выражение.

– Проходите, пожалуйста. Настоятель Мирран ждет вас.

Сони прошел за жрецами в приемную – скромно обставленную комнатку, чьим единственным украшением были яркие ковры и гобелены. Из-за скупого освещения сюжеты на них было не рассмотреть. Настоятель экономил свечи, видимо, опасаясь того, что еще через несколько дней в пустом городе их будет не достать в таких количествах, которые нужны храму. Сам Мирран сидел во главе длинного полированного стола, на оббитом черным бархатом деревянном кресле. Он выглядел усталым, веки двигались тяжело и медленно, а на пухлой щеке остался отпечаток прямой линии. Наверное, Мирран заснул на чем-то жестком.