Текст книги "Анастасия, боярыня Воеводина (СИ)"

Автор книги: Елена Милютина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 13

Михаил с отцом и женой возвратился в хорошо знакомые места. Остановились вначале в Михайлове, где его встретили, как героя. Город был в порядке, воевода толковый. Народ обрадовался, что князь, спасший город невдалеке вотчину строить будет. Рассказали, где материалы близко взять можно. В их карьере камень годился только на щебень, а вот у Венева, входившего во владение Михаила, камень был крепкий, красивый, в Москву возили. Там же еще один карьер, тот камень хорошо на известь пережигать. Глины для кирпичей хорошие около Воронежа добывали, но кирпичи лучше изготовлять с мая, сейчас уже поздно, а готовые все Москва забирает. Но глину лучше заготовить сейчас, зимой привезти, что бы промерзла и «распушилась», тогда за лето кирпичей наделать могут. По деревням кирпичники есть, для печей делают, но лучше мастеров в каменном приказе попросить, они кирпич хорошего качества изготовят. Плотников тоже по деревням много, охотно в зимнее время на работу наймутся.

Наутро поехали в Бобрики. Осмотрели место. Место понравилось всем. И Насте в том числе. У слияния речки Бобрик с Доном, в этом месте еще узким и неглубоким, на высоком холме, называемом Бобрикова гора. Одно Мише не понравилось. Речка – одно название, если честно – ручей просто. Да, бобров много, кажется шире, чем есть на самом деле из-за плотин. И речки огибают холм с севера, а нападения следует ждать с юга! Деревня на левом берегу Бобрика, Гора на правом, что, впрочем, неважно, так как он течет на север. Гора вся лесом покрыта. Крестьяне восприняли появления барина спокойно. Тем более, слухи о Михаиле летели впереди него. Иметь барина-чародея выгодно, и дожди в засуху нагонит, и тучи в сторону во время страды уведет. Тем более, Михайловские рассказывали, как под его началом воевали. Все лучше, чем царские подьячие, которые только подати собирают, а о нуждах народа не думают. Михаил сразу разрешил лес на горе проредить, сухостой и валежник убрать на дрова, а излишки сложить под горой, на сухой пустоши, где он планировал кирпич готовить. Потом, к зиме, прорубить несколько прямых просек, разделив лес на квадраты. И верхушку вырубить и пни выкорчевать. Деревья срубленные на бревна пустить, что бы бараки для рабочих срубить. И еще ему мысль пришла. Спросил селян, где они зерно мелят. Оказалось, возят почти за 20 верст, в село Гремячее, на речку Проня, там запруда и мельница. Предложил Михаил крестьянам, по низкой воде запрудить Бобрик, где-то в версте от впадения в Дон, место пусть сами определят, где удобнее, тогда вместе с приличным ручьем, в него впадающим, образуется пруд и можно поставить мельницу и крупорушку. Не такую большую, как на Проне, но на нужды деревни хватит. Он рассчитывал, что разлившийся Бобрик, полукругом огибавший гору с юго-запада станет более серьезной преградой для степняков. Мастеров по устройству мельницы он обещал прислать к осени, когда запруда уже будет почти готова. Крестьяне обрадовались. Не надо будет возить зерно за 20 верст, да и мельник в Гремячем брал каждый 10-й мешок за помол. Не по-божески! Обычно брали 20−30й!

Переночевали в избе у старосты. Наутро поехали до Епифани. Тоже справная крепость оказалась, опять Заруцкому спасибо. Только окрестности разорены. Крестьяне новому барину вышли челом бить, что недоберут податей за этот год. Михаил на этот год их простил, только приказал больше земли засеять. И на следующий год уже отдать подать честно. В Епифань обещал прислать новые пушки, объяснил пушкарям, как картечь делать из речных окатышей, которых в устье малых речек, в Дон впадающих много было. Обещал так же в Туле заказать и зелье и снаряды. Пока казна оплачивает. Дальше путь лежал в Данков и Лебедянь. Данков строился, работа кипела, а на Лебедянь без слез не глянешь! Полная разруха. Народа почти нет. Строить некому. Отец Антоний восстановил церковь в Кузнецкой слободе, Отец Серафим – крепостную церковь так и не смог, отстроил только часовню. Воеводы в Лебедяни не держались. Михаил только головой покачал. Оставлять Николая он не решился. Все равно народу нет. Кузнецы в Михайлове осели. Предупредил местных, что вскоре в округе монастырь патриархом заложен будет во имя святой Троицы. И решил предложить Михаилу не ловить разбежавшихся жителей, а переселить пару деревень из населенных уездов, до которых враг не дошел, что бы восстановили город. А строителей приказать из Данькова перебросить, когда там закончат. Обратно поехал через Ефремов и Богородицк, в Ефремове был порядок, а в Богородицке решил еще один острог поставить, не сейчас, со временем. Тогда его имение с двух сторон прикрыто будет. Забрал семью, поехал в Тулу, договорился насчет пушек, пищалей и фузей, и припаса к ним. Приказал свозить в Данков, Епифань и Михайлов, в Михайлов с запиской, что бы сберегли для его имения, в Бобриках. В Туле же мастера мельничного нанял на год, с запискою к старосте в Бобриках отослал. И воротился в Москву. Прямо в центр скандала в царской семье!

Марфа категорически заявила, что проклянет сына и отречется от него, если он еще заведет разговор о свадьбе с Хлоповой. Филарет выжидал. Миша то рыдал в отцовскую сутану, то рвался поговорить с матерью, но она с ним разговаривать не хотела, пока он не поклянется, что больше разговора о свадьбе с Хлоповой не будет.

Только Муромские возвратились, успели только в баню сходить, как примчался царь, и ввалился прямо в горницу, где отец и сын мирно пили квас, отдыхая после парной и дороги. Миша сразу сообразил, в чем дело, попросил предупредить Аглаю и Агафью, а так же так и не успевшего в баню Николая. Что бы были наготове, как проводившие расследование. Анна еще мылась и купала Настю.

Начал Миша разговор один на один. Что бы пребывавший в растрепанных чувствах государь в себя пришел.

– Миша, понять не могу, что с маменькой! Никогда она так со мной не обходилась. Проклясть грозит, из державы уехать, куда-нибудь в Литву, где еще женские монастыри есть. Отец обещал все рассудить, когда ты приедешь! Ты что, что-то знаешь? Почему мне не говоришь?

– Я, как и твой отец знаю причину такой ярости старицы Марфы, только с чужих слов. Если хочешь, я тебе расскажу, что знаю, а потом Аглая и Агафья с Николаем подтвердят. Они в Коломну ездили, до правды докопались. А тебе ничего не говорили, надеялись все, что в разлуке позабудешь ты Марию, и все само собой разрешиться. Разочаровывать в людях не хотели. Но раз ты так упорствуешь, если у тебя чувства есть, то придется тебе всю горькую правду выложить. Тебе Мария историю своей жизни рассказала?

– Да, что ее при родах за мертвую приняли, а потом повитуха за репутацию испугалась, унесла ее, и в приют сдала, якобы одна барыня из другого города приехала к ней рожать и ребенка бросила. Она в приюте и выросла, потом ее в лавку приказчицей определили, прикладом для женского рукоделия торговать, ее Хлопова увидела, и родинку на руке узнала. Сказала, что у ее бабушки и мамы такая была. Позвали повитуху и она покаялась. А купчиха, что приют содержала, подтвердила. Признали Хлоповы ее дочерью, учить стали, а потом на смотр невест определили. Повезло. Необычно, но в жизни всякое бывает. Почему маменька так ее возненавидела!

– Не ее. Обстоятельства, в которые ты мог попасть, если бы на девице женился. Вот, послушай Аглаю. Ей, ты, надеюсь, поверишь? И Агафью тоже. Они все вместе, с Николаем ездили в Коломну расследование провели. Но сначала ответь: из Салтыковых кто-нибудь слышал, что тебе Анна нравилась?

– Да, я не раз просил маменьку Анну найти, пока не узнал, что она замуж вышла. Потом рассказал, что за тебя. Это Евкиния слыхала.

– Вот и недостающее звено! Все ясно стало. Ну что, приглашаем Аглаю?

– Нет, пока. Рассказывай, Миша. Я знаю, ты мне врать не будешь! Если что-то не пойму, пригласим тогда твою троицу расследователей.

– Хорошо, скажу сразу. Нас Настя насторожила. Она еще говорила плохо, но по поводу Марии сразу стала плакать, говорить нехорошие детские словечки, типа «кака, бяка», а под конец – «врет»! Насте в семье верят, после того, как родные уже заупокойную службу по мне заказывать собрались, а она настояла, что за мной ехать надо. А тут Шереметьев с голубиной почтой, и все подтвердилось! Так вот, Анна вспоминать стала, и вспомнила, как за полгода примерно до смотра, к ней неожиданно жена Михаила Салтыкова приехала, якобы за зельем от колик у ребенка. Дескать ее муж у простым травницам запретил обращаться. Странно. Хороший предлог, что бы Анну увидеть, она же нигде не бывала, даже в церковь не ходила, боялась Насте болячку принести. Тогда детская моровая болезнь по Москве ходила. Так вот, потом Салтыкова в Коломну поехала, на богомолье, в лавку для рукодельниц заходила, эта лавка среди вышивальщиц славится. Муж ее тоже в Коломну ездил, и через два дня Хлоповы Марию нашли.

Дальше – больше. Николай выяснил, что дьяк приказной избы Коломны Хлопов, во время пребывания в Коломне Марины Мнишек продолжал работать прилежно, а жена его была Марине лучшей подругой. Аглая в приют съездила, с дочерью купчихи переговорила, она инокиня, отпросилась из монастыря послушание в приюте нести, так как мать ее по старости лет головой скорбная стала. И детей обворовывать прислужники начали, раз барыня за порядком смотреть не может. Она и рассказала, что мать ее ничего не помнит, вот головой и кивала, когда повитуха рассказывала, как она девочку в приют сдала. А она, инокиня, ей врать невместно, она побожилась, что тогда еще дома жила. И видела – девчонку на крыльцо подкинули, в крестьянских тряпках, и не новорожденную, а месяцев трех от роду. Пупок уже полностью зажил, и головку она держала. И была она самая маленькая из принятых в приют, поэтому запомнилась. Младенцев же повитухи не приносили. А не рассказала она никому, потому что пожалела Марию, если ее богатые люди признали, так пусть живет у них! А о смотре невест она и не знала. Тогда Аглая не поленилась, проверила городское кладбище и церковь при нем. И нашла в указанные даты запись о крещении новопреставленной рабы божьей Натальи Хлоповой, 1 дня от роду, посмертно, и о захоронении ее на освященной земле. И могилку нашла, ухоженную, с крестом каменным.

Так что знали Хлоповы, что дочь их в родах умерла, окрестили и похоронили. А вот зачем постороннюю девицу своей дочерью признали, тут много догадок. То ли их Салтыковы шантажом о их шашнях с Мнишек заставили, то ли они сами подгадить решили, неизвестно. И вряд ли мы до этого докопаемся. Они будут утверждать, что сами ошиблись, их повитуха уверила. А с повитухой что-то произойдет. Не это главное. Представь, женился бы ты, сын родился, наследник, рос царевичем, потом, в свое время престол принял. И тут заявление – Хлоповой Марии не существует. Есть умершая в младенчестве Наталья, вот запись в церковной книге. Что выходит? Ты был женат на несуществующей персоне, брак недействителен, наследник незаконный. И что, снова смута? Польшей попахивает! Вот, как Государыня Марфа это поняла, тут она и встала против этой невесты. Понимаешь, если бы девушке голову не задурили, и она не поверила, что она действительно найденная дочь, то назвалась бы она своим именем, при крещении данном, а звалась она Дарьей Безымянной. И все законно, ну женился государь на бедной сиротке. Так любовь! Только не встретились бы вы с ней никогда. Жизнь это не сказка. А дойти до финала смотра и предстать пред твои очи, ей Евкиния помогала. Твоя матушка Салтыковых чуть в разбойный приказ не сдала, потом пожалела, но приказала – делайте что угодно, но девку из Москвы уберите! Вот они, услышав Аннино указание много сладкого и жирного не есть, наоборот, закармливали ее вредным. Отсюда и болезнь. А поплатились они не за обман с лекарями, а за обман с фальшивой невестой. Думала Марфа, что позабудешь ты Лже-Марию, но не позабыл. Вот ее и огорчило. Я, каюсь, все знал, но тоже думал, что позабудешь, и все своим чередом пойдет, переживать не станешь. Поэтому и молчал. Отцу твоему рассказал. Он согласен с Марфой был. И Салтыковых наказал. А о том, что невеста фальшивая народу решили не говорить. Иначе девушку наказать бы пришлось, а она тоже жертва. Так что пусть думают лучше, что ты хороший сын, не стал мать расстраивать. Все шишки на Марфу посыпятся, но она сказала – переживет.

Воцарилось молчание.

– Кто же за этим действием стоит? – отмер Михаил.

– Кто-то, кто очень не хочет, что бы династия Романовых продолжалась, Миша. Боюсь, он еще не раз вылезет. Я тебе недаром перстень дал, а ты не носишь! Надо его снова Аглае, или Анне дать, что бы подзарядили.

– Что же мне теперь делать? Я вроде девицу уже обнадежил, перевел в лучшие условия!

– Ничего не делай. Она, скорее всего, просто обманута была. Все сироты мечтают семью обрести, вот и поверила. Просто расстанься. Ты царь, можешь ничего не объяснять. Была угодна, стала неугодна. Все. Напиши письмо, что бы не обнадеживать, коротко. Будешь свидетелей выслушивать?

– Зачем? Ты бы мне врать не стал. Спасибо за рассказ. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь! Поеду мать успокаивать, да и отец, наверное, переживает. Ты мне скажи, как съездил?

– По всякому. За владения спасибо, хорошие, место есть удобное, крепость ставить буду, с хоромами. Пойду в каменный приказ, кирпичников на следующее лето просить. Стены каменные хочу сделать, что бы на века. И в Москве буду ставить дом на каменном подклете. Кирпичи там, в Бобриках наделают, там место есть, где печи ставить, с запасом, потом на Москву, по санному пути перевезу. Но и огорчения есть. Лебедянь как сожгли, жители разбежались, возвращаться не хотят некому строить. Я хотел просить, из населенных областей народ перевезти. Земли там богатые, размером наделы не ограничены, паши сколько сможешь, сколько силы хватит. Травы богатые. Скоту приволье. Есть чем народ соблазнить. А в воеводы я бы там назначил молодого, незнатного, что бы жилы рвал, выслужиться хотел. Но честного.

– Откуда же взять такого? Такие редко водятся.

– Есть у меня один. Племянник Шереметьева, незаконный. Брат заделал и погиб. Жениться не успел. Девица-то дворянка была, из бедных. Он парня вырастил, но он ему как телеге пятое колесо. Наследства нет. Брат-то младший. Вот он будет стараться, что бы фамилию себе утвердить. Пока только кличку имеет Васька Шеремет. И дружок у него имеется, тот вообще подкидыш. Тоже с кличкой. Петька Неизвестный. Они оба при мне в Лебедяни были.

– Хорошо, приводи мне обоих через пару дней. Отдам в разрядный приказ указание. Все-таки не совсем подлого происхождения человек. Так и назову Шереметом. Только успокоюсь и письмо Хлоповым напишу. А родителей нечестных надо бы потрясти! И не забыть бы в каменный приказ насчет тебя указ спустить. Но, если какая проволочка будет, ты мне напомни. И спасибо, Миша. А то я понять материнское поведение не мог. Что за шлея ей под хвост угодила!

– Один ты у нее остался! Вон, моя, сейчас семь сыновей имеет, и то над каждым трясется. А ты единственный!

Глава 14

Написал Михаил Хлоповым письмо, что их дочь ему неугодна. Пусть в Нижнем Новгороде остается и к Москве близко не подъезжает. Боялся, что увидит, и старые чувства вернутся. Марфа с сыном помирилась, новый отбор готовить стала. Миша впервые в жизни с Анной поспорил. Он хотел каменные палаты в имении ставить, что бы навека. Благо, Михаил распоряжение отдал и князю на лето большой отряд кирпичников выделили. Анна была против. Каменные палаты для легких мужа вредны. Их зимой с трудом протопить можно, или стены делать как бы не толще аршина (~70 см). И сырость в них чаще заводится. Предлагала Анна подклеть для служб сделать каменной, а верх, горницу и терем – деревянными. Михаил беспокоился, что верх при набеге пожечь могут стрелами зажигательными.

– А это уже твоя забота, не подпустить на выстрел. У тебя и картечь есть, и фузеи, и волшебство. А в деревянном, смолистом тереме и жить легче, и дух его твои легкие оздоровить может. А как из дерева на века построить, то Аглая мне подсказала. В самых восточных наших владениях, что в предгорьях Камня находятся, дерево растет. С виду как елка, но иголки мягкие, и на зиму она их сбрасывает, как клен, или береза. Поэтому лиственницей зовется. Так вот, древесина у него смолистая, в воде не гниет, только твердеет Но в обработке тяжелая. Мастера нужны. Дома из такой древесины века стоят и не гниют, не портятся. А смола, им выделяемая, очень воздух полезной делает. Аглая что советует – начертить план постройки, и послать с курьером в ту вотчину. Там мужики сами все срубят, они с этим деревом привычные работать, только из него дома и рубят, В Архангельск продают. А если какое хитрое украшение захочется, так они из Архангельска мастеров пригласят. В эту зиму заготовят лес, летом срубят, и по следующей зиме к нам привезут. Я так думаю торопить их не стоит, мы сможем подклеть только той весной начать класть, Кирпичи следующим летом делать начнут. Стены, они высохнуть должны. Так что закажем сразу два строения срубить! На Москве тоже так же сделаем – низ каменный, верх деревянный. Каменных палат пока ни у кого нет, и не надо выделяться, а то завистников новых заведешь. Впрочем, если доход хороший будет, можем на Москве крыши позолотить. Так многие и раньше делали. А рубщикам зачтешь полюдье за три года. За работу и за доставку. Да и им это прибыльно. Увидят их искусство и пойдут им заказы из самой белокаменной.

В общем, признал Михаил правоту Анны. Сначала хотел вновь ехать в Бобрики, место обмерять, но Анна опять остановила.

– Чертим, что хотим, потом пригласим мастера по планировке деревянных строений, что бы он наши фантазии в реальность воплотил, что бы не оказалось, что стены на воздух опираются. Сейчас на Москве таких много собралось, и в Кремле покои обветшалые, да поломанные отстраивают, и боярам вотчины чинят. А потом, под нужный размер, подклеть и подгоним!

– Аня, я вот что подумал, насчет подклети. Давай весь кирпич на стены защитные пустим. Сделаем с бутовой закладкой. Это когда стены кирпичные, с промежутком посередине, куда необработанный камень кидается и известковым раствором заливается. Известь мужики сами нажгут, у нас сырья полно в том же Веневе, а еще там карьер есть с каменными плитами красоты необычайной. Их даже в Москву возят. Так вот, предлагаю, подклет из камня сложить. Все равно, не жилой. Там только службы будут. Тогда за зиму камни наломают, обтешут, извести нажгут, а за лето подклет и сложат. Тогда следующей зимой уже сможем начать срубы складывать. А тогда хватит и на подклет в Москве, если тоже не цельные стены из кирпича делать! Бутовые. А своды уже из кирпичей! И тут, и в Бобриках!

– Вот, видишь, мысль заработала! Давай чертить терем. Предлагаю, каждый свои два варианта чертит. Для Бобриков и для Москвы. Потом соединим, и общий вариант сделаем. Дьяк приедет, объявит всем о новой владелице, а тут письмо с наказом лес заготовить. А к весне чертеж пришлем!

– Ты тоже чертить будешь?

– А на что меня геометрии учили? Начерчу не хуже тебя!

– Как бы не лучше! – про себя пробормотал Миша.

Чертежи сделали, архитектору показали, он планы перечертил, и их в восточную вотчину отправили. Зима спокойно прошла, только набег на земли Михаила случился, но уже достроенный Данков, Епифань и Михайлов отразили, прогнали орду обратно в Ногайские степи. Картечь опять выручила. В Лебедянь степняки не сунулись – одни развалины, взять нечего. И поутихли надолго. Так что работы в Бобриках шли, почти не прерываясь. Камень ломали, известь жгли. Размечали будущие стены и защитные, и строения. Крестьяне работали охотно – понимали, что крепость на холме – это защита их семей и имущества, не надо будет по лесам бегать.

* * *

Тем временем Смотр царский прошел, тихо, без потрясений, призвали на него тех девиц с прошлого смотра, что еще замуж не выданы были, да пяток новых. Среди них ставленница Марфы, Долгорукая, тоже Мария, но в этот раз светленькая. Ее Михаил и выбрал. Муромский на свадьбе был один, Анна опять дите носила, слава Богу, одно. Свадьба тихо прошла, спокойно. Но через пару дней занемогла молодая царица. Сначала внимания не обратили, подумали – устала за праздники, но дальше все хуже и хуже. Пришлось Анну беременную беспокоить. Та пришла, посмотрела, руками поводила, и однозначно сказала: – Яд!

Михаил побледнел.

– Анна, можно что-то сделать?

– Постараюсь, мы с Аглаей отвары приготовим, что бы постараться действие яда уменьшить. Пить придется по часам. И, давайте выйдем, не будем больную утомлять.

Мать царицы схватилась за щеки и тихо завыла. Анна покачала головой и тихо вышла. За ней Михаил и Марфа. Миша и Филарет, как мужчины ждали в соседнем покое.

– Ну что? – почти хором спросили они.

– Анна устало провела рукой по лицу. – Можно, я сяду?

– Да, да! Конечно! – Марфа первая кинулась усаживать женщину.

– Яд без сомнений. Хитрый, замаскировать пытались. Ведьма черная готовила, заклинание хитрое сплела. Скорее всего, знала про меня. Но я отпечаток следа колдуньи считала, так что узнаю, если найдут. Почему так поздно позвали? Она явно не вчера заболела!

– Мать ее подсуетилась – зло сказала Марфа. – А еще подруга! Боялась, что тоже неугодна станет. Все тянула, говорила, что дочери неможется оттого, что с девичеством рассталась!

– Поздно позвали, жалко. В первые дни, пока яд в крови, я бы его мигом вывела, через почки. А сейчас он уже и в печени, и в женском естестве. Постараюсь помочь, но почти сразу скажу, вряд ли она поправится. По крайней мере, зачать дитя вряд ли сможет. На это рассчитано было, да тот, кто подлил это зелье, переборщил. Чистая отрава вышла. И Настя помочь не может. Ведьмовское это зелье, а она пока только чародейка. Ведьмина сила ее спит. Поеду, с Аглаей посоветуюсь. Может, вместе что-то придумаем! Анна тяжело поднялась со скамьи, подхватила под руку мужа и двинулась к двери. У выхода остановилась, повернулась к остальным и сказала:

– Расследование проведите. Кто так не хочет, что бы у Романовых наследники появились! А лучше, пригласите всех травниц, ведуний, ведьм, что до свадьбы с невестой дело имели. Многие бояре любят всяких одаренный приглашать, что бы порчу не навели. Если всех соберете, я попробую выяснить, чье колдовство. Так веревочка и потянется к заказчику.

– Сделаем – сказал Филарет.

Дома Анна тяжело вздохнула, села на кресло у окна. И попросила Мишу позвать Аглаю. Та пришла, взволнованная.

– Бабушка, – грустно сказала Анна, – ты всегда меня учила быть честной, а я сегодня соврала. Только прошу, что бы это дальше тебя и Миши не пошло. Да, яд я определила. И, возможно, даже вывести бы смогла, но смалодушничала. Зелье это не должно было царицу убить, просто бесплодной сделать. Но так вышло, что дали ей его слишком много. И оно как яд сработало. Я так понимаю, что расчет был, что она бесплодной станет, а выяснится это через несколько лет. Филарет бы сына, конечно, развел, но Михаил и сам не здоровый человек, пока развод, пока новая свадьба, ребенок поздно бы родился, и не обязательно мальчик, могли и девочки первыми быть. Вряд ли Миша его вырастить бы успел. И вот, на Руси малолетний царь, за него кто-то править бы стал. Надо этого кандидата в регенты найти. Понял, Миша? И еще. Могла я ее спасти. Но на зелье заклятие черное наложено. Считала я его. Если бы выводить зелье стала, ребенка бы скинула. Подумала, и решила: девица все равно Михаилу непригодна. Так пусть судьбу свою примет. А я не стану губить дитя невинное, которое во мне уже шевелиться. Да и потом, впитав часть зелья стала бы я бесплодной Смоковницей сухой. Вот и взяда грех на душу.

– Анна, так это и против нас тоже было сделано. Знали же все, что скорее всего тебя пригласят!

– Миша, ты чем слушаешь! Не должен был этот яд себя проявлять. Просто бесплодной женщину сделать. Как те травки, что я после родов пью. Только она временное действие имеют, помогают частых родов избежать, женщине здоровье сохраняют. Не все так, как твоя мать устроены, что от детей здоровье только прибавляется! Многие изнашивают себя. Умирают рано даже! А это зелье полностью бы убило способность женщины зачать. Понял? Только дали ей много. Вот и отравили. Пойду, помолюсь, что бы отпустил мне господь грех великий.

– Анна – резко прикрикнула Аглая – прекрати. Все ты правильно сделала! Михаилу лучше, что бы бесплодная женка померла, и он новую нашел. Не простой он человек, царь! И ты, как истинная мать поступила, защитила свое дитя! Никто это тебе в вину не поставит. Иди, приляг. Я сама для царицы зелье сварю. Миша, отвезешь! Хотя, не надо сама съезжу, прослежу, что бы не намудрили. Тебе сейчас даже ее выдохом дышать вредно! А ты, Миша, успокой жену! Побудь с ней. Все она правильно сделала.

Супруги ушли к себе, Аглая сварила зелье, упаковала в шесть бутылочек глиняных, поставила в корзинку. Заложили возок, и она отправилась в Кремль. Там попросила доложить государыне Марфе ог своем приезде. Разговор с ней секретный имела. Сходили к несчастной царице, напоили ее зельем. Велела Аглая каждый день, в один и тот же час поить ее. Закончиться зелье, она еще сварит. И чем дольше стоит, тем полезнее.

Потом Марфа провела Аглаю к Филарету. Долгую беседу они имели. Прощаясь, патриарх сказал.

– Не переживай, боярыня, приеду завтра, отпущу грехи твоей внучке. Мудрая она не по годам. Правильно все рассудила. Не нужна Михаилу бесплодная жена. Все правильно рассчитала. Дня через три найдем всех женок с даром, что к невесте ходили, пусть опознает, если может! Успокой женщину. Вредно ей волноваться.

Благословил и отпустил.

Приехал на следующий день, Долгую беседу с Анной имел. Повеселела после нее Аннушка. А через три дня собрали всех ведуний, что к царской невесте приглашала родня. Пятеро женщины и один колдун. Анна прошла вдоль всех, в ряд выстроенных, покачала головой и вышла спешно.

– Не вышло? – спросил вышедший вслед за ней расстроенный Филарет.

– Вышло, не могла я там опознать. У этой ведьмы на пальцах проклятие заготовлено было. Так что осторожнее, когда вязать будете. Она в темно-красном шушуне и черной с серебром душегрее. И в серебряной кике. Богаче всех одета. Молодая.

– Понял. Чародеев приглашу. Спасибо.

Ведьму взяли. Аккуратно, проклясть не смогла. Сразу с вызовом заявила, что она личная колдунья брата патриарха, Ивана Никитича! Не ожидал Филарет подставы от родной крови. Михаил рассказал ему, как отговаривал Иван племянника выбирать, сам рассчитывал на его место. И, хоть, и обласкал его после венчания на царство Михаил, все-таки вредить вздумал.

Филарет долго не скорбил. Отправил брата обустраивать земли южнее Ельца, строить новые крепости от набегов татар. Укрепить Муравский тракт. Основать поселение в месте, именуемом Студенки Липецкие. Севернее был Муромский, южнее – Романов. Скоро эта лазейка для степняков будет крепко забита.