Текст книги "Анастасия, боярыня Воеводина (СИ)"

Автор книги: Елена Милютина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3

– Подождите, государыня, Хотел подарить этой, избранной, шкуры лисы редкой, степной, не вышло. Не побрезгуйте, сам ловил, учился с беркутом охотиться. Тут на женскую шубу и на шапку хватит. Хотите – одарите кого-нибудь.

– Спасибо, ты бы матери и жене подарил, я чину монашеского, мне такое роскошество носить невместно.

– Я много привез, там и маме, и жене, и невесткам хватит. Я еще прикупил у башкир все, что они за зиму набили. Я-то весной приехал, шкуры уже не такие роскошные были. Охотились больше для уменьшения их количества, что бы не расплодились и хозяйству не вредили. Но они не так линяют, как наши лисы. Башкиры объясняли, что у них шерсть за два дня выпадает, и они все лето облезлые ходят, а к осени отрастает вновь. Но эти – башкирские, зимние, им сносу не будет!

– Спасибо, возьму. Старые кости тепла требуют! Манька, отнеси подарок в мою кладовую, да пригласи на завтра портного, и скорняка, шубу шить. Пошли, князь, спросим, что Аня поняла из детского лепета!

Анна с Настей нашлись в компании царя в следующем покое. Настя играла с Михаилом в ладушки. Михаил все пытался выяснить у Анны, что не понравилось ее дочке в избранной невесте.

– Прости, государь, Настю понять иногда сложно, не все я в ее речи разобрала. Поняла только, что испугалась она чего-то, – уклончиво отвечала Анна.

Настя встретила Мишу восторженным: – Папа! – и полезла ему на руки.

– Простите, государыня, вы же меня просили сердце проверить, а мы отвлеклись. Давайте пройдем к вам в покои, я проверю. Миша, подождешь меня, с Настей. Простите, государь, дело, прежде всего!

Анна поклонилась Михаилу, взяла под руку Марфу, и они пошли в ее покои. Но не дошли. Войдя в следующий покой, Марфа остановила Анну.

– Выкладывай, что хотела сказать! Сил терпеть нет!

– Давайте хоть свернем куда-нибудь, вдруг государь Михаил пройдет и нас увидит!

– Хорошо, давай сюда!

Они зашли в комнатку, увешенную иконами. Марфа села на скамью, похлопала рядом с собой.

– Все так плохо? – спросила.

– Плохо, – прямо ответила Анна – Такое количество плохих слов я от Насти еще не слышала. Она еще плохо говорит, все-таки только два годика, но детских словечек знает много. И если раньше самая длинная фраза у нее была, когда она требовала поехать в Псков, к папе, а мы только что получили известие, что Миша погиб, то сейчас она выдала еще длинее. Я вам ее перескажу, может поймете сами: – «Тетя бяка, фу! Кака! Незя-я дядя Миша, месте, кака! Темно! Черна кака! Вреть, бяка»!

– То есть, тетя плохая, нельзя вместе с Мишей быть, и она врет? А кака, что она этим говорит?

– Кака ей няньки говорят, когда она грязное что-то берет. Говорят – «фу, кака»

– То есть эта Мария грязная, черная, плохая и врет? Темная. И нельзя с ней быть Мишеньке?

– Да, можно так перевести. В чем грязная и что врет, пыталась спросить, она еще объяснить не может, слов нет. Плакать начала. Я прекратила. Она и так волновалась.

– Конечно, не надо девочку напрягать! И так все ясно! Анна, Христом – Богом прошу, как только станет хоть что-то известно из Коломны, сразу сообщите. И что с Мишей делать, ума не приложу! Вы же знаете, он упрямый! Решил, что влюблен, на отступиться. Жаль, конечно, что ты ему опасна была, но что поделать!

– Простите, государыня, даже если бы и не была опасна, все равно за него бы не пошла. В нашем роду любят один раз. Вон, маменька смерть папы не пережила. Бабушка Аглая после смерти деда держится только потому, что много дел семейных навалилось. Боюсь, что уладится все с моим наследством, и уйдет она от нас к своему Юрочке! А я Мишу своего, как увидела, так и поняла – вот, судьба моя!

– Понимаю. У нас с Федором так же было, пока проклятый Годунов нас не разлучил. Ладно, что сейчас с Мишей делать?

– А вы с моим Мишей посоветуйтесь. Он в этом деле дока. Двух королей, одного Великого Канцлера и кучу другого народа вокруг пальца обвел. И здесь что-нибудь придумает!

– Хорошо, сердце долго смотреть? А то, что мы мужчинам скажем?

– Просто посидите спокойно, успокойтесь. Вот так!… Для вашего возраста, простите, и всех тревог вашей жизни сердце вполне хорошее. Лучше, чем у государя Михаила. Ему много вреда детские годы принесли. Та болезнь, что у него у нас в избушке случилась, это не первый случай. Просто очень сильный. И хорошо, что бабушка его увидела и сразу болезнь распознала. А то угасал бы тихо, и никто бы не знал, отчего. А сейчас лечить будем. Вот здоровье и окрепнет.

– Спасибо, успокоила. Пойдем к мужикам, заждались. А с Мишей я переговорю, как ваши из Коломны воротяться! Может, раскопают что-то!

В Коломну на богомолье Аглая поехала рано утром. Вернулась через неделю, мрачная, как туча грозовая. Сразу, с дороги к Михаилу пошла.

– Миша, можешь срочный разговор с Марфой устроить? Нам всем троим и тебе с Анной! Решать срочно надо с царской невестой!

– Что, все так плохо?

– Хуже не бывает.

– Отдохните с дороги, мы в Кремль съездим с Анной. Якобы надо у Марфы еще раз сердце проверить! Договоримся, за вами пришлем! Только в баню сходить с дороги не выйдет.

– Не до бани, Миша! Поезжайте скорей!

Через два часа все вместе сидели в укромной комнатке у Марфы, Аглая, Агафья и смущающийся Николай докладывали, что они узнали в Коломне.

– Мы по приезду разделились. Николай в мужской монастырь поехал, Богоявленский, а я с Гашкой, простите, с Агафьей, Гашка это детское прозвище, в женский, Успенский. Остановились в странноприимном доме. Николай потом о своих открытиях расскажет, сначала о наших. История Марии Хлоповой непростая. Шестнадцать лет назад рожала жена дьяка приказного Ивана Хлопова двойню. Роды были тяжелые и длительные. Первой родилась девочка. Вроде она даже не закричала, ее сочли мертвой, и повитуха просто положила ее на лавку, даже не обмыв, и поспешила помогать рождаться второму ребенку. Родился мальчик, здоровый и крепкий. Радости не было предела, и о мертвой девочке просто забыли. Молодую мать перевели в ее покои, Повитуха стала убираться в бане, где женщина рожала, и вдруг услышала детский писк. К своему ужасу она увидела, что дитя живо. Она прибрала ребенка и стала думать. Девочка была слабенькая. Все равно, помрет! – решила повитуха и отнесла ребенка в сиротский дом купчихи Митрофановой, богатой вдовы, чей муж и сын погибли в Москве. А она в их память организовала дом для сирот. Про девочку сказала, что ее родила одна знатная барыня, видимо, не от своего мужа, так как приезжала к ней специально из Рязани и имя свое повитухе не сказала, но заплатила хорошо. Родила, ребенка бросила и на второй день уехала. Купчиха приняла девочку хорошо, наняла кормилицу, девочка выросла, стала купчихе в лавке помогать, разным бабьим прикладом для рукоделия торговать, и однажды в лавку пришла жена дьяка Хлопова и увидела на руке у девочки родимое пятно приметное, которое у женщин их рода часто встречалось. Что интересно, ни у самой жены, ни у ее дочки пятен нет! Но дьяк дело расследовал, и выяснил историю девочки. Повитуху нашел, та покаялась, и побожилась, что девица Мария и есть выжившая девочка, их дочь. Которую она скрыла, думая, что не выживет! Бабу из повитух выгнали, но она продолжает жить в своем доме и не бедствует. Деньги у нее есть! Девицу приняли в доме Хлоповых, она там всего шесть месяцев прожила, и ее на смотр невест взяли. Агафья сиротский дом посетила, взнос денежный принесла. Старая купчиха уже от дел отошла, теперь там ее дочь заведует. Инокиня Домна. Так вот, она историю не подтвердила, только просила не говорить о ее рассказе никому. Говорила, что никакая повитуха дитя не приносила, а его подкинули под дверь сиротского дома. И ребенку уже месяца три было на тот момент, а судя по тряпкам, семья была крестьянская. А ее маменька рассказ повитухи подтвердила, так как уже от преклонных лет головой скорбная и все события путает. Но раз девице такое счастье выпало, она дальше опровергать эту историю не будет. Сдается мне, что повитуху ту надо допросить как следует, что бы правду сказала. Николай, теперь ты давай!

– Государыня, я переговорил с людьми Коломенскими. С иноками в обители. Выяснил, что, когда в Коломне сидела Маринка Мнишек, царицу изображала, пока их с Заруцким Одоевский не выбил, дьяк Хлопов при ней ту же должность исполнял, и все ее повеления народу объявлял, а жена его в ближних боярынях у Маринки ходила. А шесть месяцев назад посетили Коломну племянник ваш, Михаил с женой. Запись о его посещении в книге знатный богомольцев в монастыре присутствует, и взнос денежный от него числится.

– Да, и от жены его в женском монастыре тоже! – Вспомнила Аглая.

– Что же получается, – охнула Марфа, – прошлое у девицы темное, происхождение сомнительное, Хлоповы поэтому с ней и не поехали сами, и детей не пустили, боятся разоблачения. Только тогда, почему дочерью признали, да еще в такую опасную игру ввязались?

– Я так думаю, их разоблачением служения Марине Мнишек припугнули. Вот они и признали чужую девку за свою потерянную дочь. Я не поленилась, сходила на кладбище в Коломне, так вот, там в церкви Иоанна Предтечи,16 лет назад, в год рождения старшего сына Хлоповых, якобы двойняшки нашей невесты, в тот же день рождения имеется запись о крещении младенца новопреставленного женского пола, названного Натальей, из семьи Хлоповых. И о захоронении его на церковной земле. И могилу нашла! Ухоженную! То есть девочка была, и она не воскресала, а действительно умерла, и похоронена под именем Натальи. Я выписку из книги попросила сделать. Вот!

– Что же получается, нам самозванку подсунули? А потом, когда наследник бы родился, ее разоблачили бы? И наследник незаконный, и продолжения династии нет!

– Учитывая, что Хлоповы Марину поддерживали, это мог быть и не только шантаж, но и желание мести за незаконную царицу и за казнь Воренка! – предположил Михаил.

– Говорила я, не надо младенца казнить! Отправили бы в монастырь где-нибудь на Соловки, или еще куда подальше, что бы не нашли, пусть бы там рос под чужим именем! Забыли бы про него скоро! Нет, бояре настояли. Долго нам еще детская смерть аукаться будет! Что делать станем? – горестно вопросила Марфа.

– Я так думаю, свадьбы допустить нельзя, но и историю с обманом тоже выпускать дольше круга посвященных тоже нельзя. Лучше всего, если невеста заболеет. Нет, травить ее не надо, она-то сама не виновата, что на Анну похожей уродилась! Аня, ты почему ее предупредила, сладкого не есть? – спросил Анну муж.

– Так у нее желудок уже с трудом сласти переваривает! Соков в нем не хватает, да и печень плохо работает.

– А что будет, если она их есть продолжит?

– Тошнить начнет, рвать. На диету сядет, все пройдет. Молодая, здоровая, поправится!

– Государыня Марфа, вы поняли идею?

– Поняла. Прикажу лучшие сласти ей готовить, пирожки жареные, со сладкой начинкой, левашинники, пряники медовые, пастилу, цукаты, и прочее! Просмотрим! И не травим, и болезнь наступить может. Никто же ее не заставляет сласти есть!

– И, государыня, сами в это дело не влезайте. Можете просто недовольство обжорством невесты выказывать, но, когда дело до лекарей дойдет, сами не вмешивайтесь, действуйте через племянников. Раз Михаил Салтыков эту головную боль устроил, надеясь через жену на Михаила влиять, то пусть сам и расхлебывает! С лекарями договаривается, заключения нужного добивается!

– А ты, Михаил, не только змей, так еще змей злопамятный! За наветы рассчитаться хочешь?

Михаил замялся.

– Может, немного и хочу. Только больше злюсь, что люди обласканные, из своей корысти вред не только Михаилу, а всему государству нанести хотят! Представляете, какая слава пойдет, если выяснится, что государь на безродном подкидыше женат! И потом, какой урон из-за такой матери его преемнику будет! В законности его засомневаются. Женился-то Михаил на Марии Хлоповой, а такой девицы не существует! Значит, брак незаконен, значит, опять смута! Государству вред!

– Широко ты, Миша мыслишь! Мне такое и в голову не пришло! И правда, смута начаться может снова! Так что женится на этой девке Михаил только через мой труп! Прямо сейчас вызываю обоих братьев, и выясню, что они задумали! И прикажу хоть врать, хоть что делать, но что бы этой девки около Михаила не было!

Глава 4

Как решили, так и действовать стали. Невеста в покоях кремлевских пребывает, родня вокруг нее, все блюда пробует, что бы не намешали чего. Блюда носили с царского стола, но неведомо родне было, что в блюдах этих и таится опасность. За честь почитали. Для Михаила и то попроще готовили, Марфа сама следила, что бы попостнее блюда были. Как Анна советовала. А невесте сама куски выбирала, пожирнее и поподжаристее, тоже Анна посоветовала.

Михаил с Марией раз в день обязательно встречался, но в присутствии матери, приличия соблюдая. Больше Мария презрительных рож не корчила, разговаривала вежливо, вкрадчиво, но тем для разговоров было мало. Плохо образована была невеста. Даже псалтырь с трудом читала. Любимым занятием было у нее гадание. Вот гаданий она множество знала. Но Марфу беспокоило то, что привязывался к ней Михаил все сильнее. Анна на большом сроке уже была, в Кремль ей ездить было тяжело, да и неудобно. Молодице при таком сроке положено было дома сидеть и молится о легком родоразрешении. Так что сравнивать Михаилу Романову невесту было не с кем.

А та здорова оказалась, только полнела и все! Марфа уже к Аглае съездила, к Анне не решилась, нельзя беременную черными мыслями отягощать. Посоветовалась, не стоит ли каких травок для жизни безобидных намешать, что бы рвоту вызвать, время, как сквозь пальцы вода убегает, скоро пора к свадьбе готовиться, а невеста все не заболевает, только толстеет. Уже почти договорилась с Аглаей рвотного, что при отравлении назначают, во взвар подмешать, как занемогла Мария. Рвота началась. Ничего в рот взять не может, все сразу наружу вылетает! Оказалось, тошнило ее уже неделю, да и рвота бывала, после плотного обеда, но родня проверила извергнутое Марией на яды, ничего не нашли, и успокоились, скрывали немощь, пока уже скрывать невозможно стало. Тут все забегали, лекарей позвали. И своих, и немецких. Те невесту осмотрели, диету прописали, и вроде ей лучше стало.

Марфа велела племяннику своему, Салтыкову, Михаилу проверять, что с будущей женой Михаила творится. Она с ним еще вначале разговор имела серьезный. Салтыков ей каялся, говорил, что ничего плохого в виду не имел, просто хотел, что бы Миша женился, и наследников заимел, трон укрепил. Поэтому и жену подсылал к жене Муромского, для того, что бы она запомнила, как та выглядит, что бы девицу похожую Михаилу подобрать. Он ему сам рассказывал, что нравилась ему Анна, но он рад, что на ней Миша, друг, женился. Салтыков еще удивлялся дружбе двух Михаилов. Надо же, царю дорогу перебежал, девицу увел, а тот не только в опалу дружка прыткого не отправил, а наоборот, наградил, свой собственный княжеский титул дал.

И задумал Миша тоже набиться Михаилу в друзья, пользуясь тем, что невесту ему нашел, точь в точь, его любовь первую. Точь в точь не вышло, все-таки Анна и держать себя умела, и образованна была получше, чем иной боярин роду древнего. А эта деревенщина, ни ступить, ни слово молвить не умеет. Конечно, натаскали ее Хлоповы за полгода, но все же не то! Но отбор прошла. Помогла матушка, старица Евникия, да слух, что девице сами Салтыковы покровительствуют. А Хлоповы, вот странность, сами согласились девку дочерью признать. Даже не пришлось угрожать сведениями о их верном служении самозваной полячке! Тетка Салтыкову выговор сделала и велела что бы крутился, как хотел, но девку от Михаила убрал! И объяснила последствия этой свадьбы. Ужаснулся Михаил Салтыков последствиям, понял, почему Хлоповы на подлог охотно пошли, и стал момента ждать, что бы девку услать. Но под благовидным предлогом, не раскрывая происхождения подлого, что бы тень на царя не бросить.

Так что, прослышав про немощь невесты к лекарям бросился. И так и сяк намекал, что бы заключение дали, что Мари-Анастасия потомства дать не сможет, а они ни в какую. Вид делают непонимающий, и объясняют, что болезнь от еды жирной и сладкой, обильной. От которой желчь разлилась. Надо постное есть, и все пройдет. А на деторождение не повлияет. И действительно, покушала девка кашки простой, да овощей вареных, и прошла тошнота. И дядька ее активизировался, начал письма строчить, с наветами, что отравили племянницу его, но Бог миловал и она опять здорова!

Но тут сама себе девка навредила. Как полегчало ей, так сразу потребовала сласти. Мяса побольше, особенно она уток и гусей жареных любила. И через неделю возобновилась болезнь! Тут Салтыков уже не стал с лекарями договариваться, сразу в думу побежал, переврал заключение врачебное, благо никто из бояр на чужом языке не говорил. Дума быстро поняла, откуда ветер дует, и постановила Марию от Михаила отстранить, и выслать ее куда подальше, что бы приязнь сердечную молодого царя избыть. Постановили сослать в Тобольск, под надзор. А отца что бы просьбами царю не докучал, отправить в Вологодское наместничество, воеводой в городок малый. Подальше от Москвы, помятуя о его шашнях с Мариной Мнишек. С женой и всем семейством. С Марией оставили только бабушку и двух дядей настырных, одного – с женой.

Михаил горевал, просил мать смягчиться, подождать, дать время, что бы здоровье у невесты поправилось, но та на своем стояла. Боярская дума тоже. Михаил хотел с Мишей, другом посоветоваться, но оказалось, тот срочно уехал, даже родов у жены дождаться не смог. Шереметьев настоял. Шведы на переговоры вновь согласились, но все тянули, место, которое их бы устроило, найти не могли! Наконей, нашли, в Столбово, аккурат посередине между Ладогой и Тихвиным, так они другие претензии высказывать стали. Вот, Мишу срочно и послали, улаживать. Даже с государем не простился, только через Марфу передал, что обещает вернуться с мирным договором.

В действительности, узнав о болезни невесты, и, понимая, что Михаил его совета спрашивать будет, а правильным советом он может дружбу старую разрушить и семью подставить, Миша, по совету Анны, сам к Федору Шереметьеву пришел и попросился снова на службу. Федор удивился – жена на сносях, он действительно хотел Михаила использовать, но после родов у Анны. Пришлось объяснить деликатную ситуацию с царской невестой. Не всю, конечно. Рассказал, что Анна ее смотрела, посоветовала, не есть много сладкого и жирного, а то заболеть может, но та ее не послушалась и заболела. Сейчас Дума требует больную невесту забраковать. В принципе Миша с ними согласен. Жена царя важное дело сделать должна – наследника родить. А больная если даже на женских органах это не отразится, зачать сможет, а вот выносит ли здоровое дитя, это вопрос. И Анна сомневается. Михаил, по привычке с ним советоваться начнет, а что он сказать может? Только правду, ту, что он Федору сказал. Но ситуация у него деликатная. Он все же первую любовь у царя из-под носа увел, и что он не обиделся сейчас, ничего не значит. Теперь, когда у него копию Анны отнимают, он это припомнить может. И всю дружбу порушит. Все заслуги позабудет и в опалу отправит! Семью подводить он не хочет, так что лучше всего ему на это время исчезнуть из Москвы по такой срочной надобности, что даже дождаться родов жены не может! Он Федору доверяет, Анна одобряет, отец тоже, понимает его тяжелое положение. Так что пришел к старому другу отца помощи просить.

Федор проникся, понял, что лучше Мише исчезнуть на время, пока самый тяжелый период не пройдет. Вернется, утешать друга будет, а не советы давать. Приехал к князю Муромскому с вопросом, как здоровье Михаила, может ли он снова на службу вернуться. Предупрежденный князь согласие дал, и поехал Михаил в знакомые леса под Тихвином, место переговоров со шведами выбирать. С Марфой переговорил, объяснил ситуацию, так, как она есть. Марфа отъезд одобрила, обещала прикрыть, объяснить сыну срочность.

Так что вновь по бокам зимней дороги уносились назад дремучие северные леса, для поездки выбрал Миша сани легкие, с кибиткой. Верхом Анна не советовала ехать, боялась за легкие. Впряжен в них был Пан Чертохонский, который уже многих кобыл у отца в заводе покрыл, часть уже жеребят народили. Мчал рысак легкие санки размашистой рысью, как над землей летел, почти копытами снега не касаясь. К удивлению дружины верной не отставал от них князь, да и выносливей был рысак, чем верховые кони. Правил Михаил сам. Кучер с Микки, напросившимся опять Майклу служить, ехали в обозе, на других санях. Так и доехали, особо не напрягаясь. Деревню Столбово, где располагалась делегация шведов проехали без остановки, остановились в месте, где квартировала делегация Москвы, называемом Горкой, при разрушенной шведами Никольской церкви. В семи верстах от Столбово. Князь Мезецкий встретил не очень приветливо, усмотрев в новоиспеченном князе Воеводине-Муромском себе конкурента, однако, прочтя письмо Шереметьева, задумался.

– Здесь всё правда написана? – Вдруг спросил он Михаила.

– Не знаю, не вскрывал и не читал. Но обычно боярин Федор неправду не пишет – тоже довольно холодно ответил греющийся у печи Михаил.

– Сколько же лет вам было в Лебедяни?

– 19.

Брови у князя поднялись на середину лба.

– И это правда, что вы вла…

Михаил поднял руку в предупреждающем жесте.

– Пусть это будет тайной до определенного момента, даже для наших аглицких союзников. Правда, увы, этот момент слишком скоро наступит!

– Почему?

– Меня слишком хорошо знает глава шведской делегации, Якоб Делагарди, к сожалению. Я, конечно отпустил бородку, но увы, думаю, это недостаточная маскировка. К тому же, как у всех одаренных она начала расти слишком поздно.

– Здесь Шереметьев просит подобрать вам теплое помещение, вы непривычны к холоду?

– Нет, просто я только весной излечился от легочной хвори, и это было условие моего отца.

– И где же князь мог подхватить эту гадость, обычно это болезнь бедняков!

– Во время путешествия по Европе. Там она гостит даже в королевских дворцах.

– И какие страны вы посетили? Это было развлекательное путешествие? Прошу меня простить, но надо знать с кем придется работать бок о бок.

– Я не обижаюсь, привык. Нет, не развлекательное. Я посетил Нидерланды, Германию, Ливонию, Польшу, Литву, Эстляндию. После чего примкнул к шведам.

– Тогда полюбопытствую еще. Боярин Федор пишет о вашей хвори, упоминает, что она у вас развилась после пребывания в яме с водой во время пожара в шведском лагере, вас туда шведы кинули?

– Нет, сам прыгнул. Что бы от пожара спастись. Не ожидал такого. Пересидел, вернее, перележал, водой прикрылся, а сил выбраться не хватило. Две псковитянки вытянули.

– А чего же вы ожидали?

– Взрыва пороха. Хотел штурм города сорвать. А шведы рядом с пороховым провиантский склад разместили. С маслом постным, ромом и прочими горючими жидкостями. Вот от него пламя и разлетелось по всему лагерю.

– Значит, это тоже правда, что это вы пожар в шведском лагере устроили, после чего они осаду с Пскова сняли, и личный титул князя за это получили?

– Тоже, правда. Поэтому и не стоит мое участие в переговорах афишировать, чем позже Якоб Делагарди и другие офицеры меня узнают, тем лучше.

– Хорошо, я думаю, бородка, русское платье свое дело сделают.

– Тогда именуйте меня просто Муромским, княжеский титул лишнее внимание привлечет.

– Договорились! Если я правильно понял, вы будете присутствовать на всех переговорах, так?

– Желательно.

– Тогда сегодня милости прошу отобедать с нами, потом отдохнете, я отдал приказ разместить ваших людей, а вас прошу занять одну из комнат в доме священника, к сожалению, ее придется делить с одним из моих спутников. Дворянином Зюзиным. Теплых помещений у нас мало! Алексей, потеснишься.

– Ничего страшного. Только у меня слуга, он по-русски плохо говорит, так что пусть на него не обижаются.

– А он кто?

– Англичанин. Впрочем, на верность проверен и сам вызвался меня сопровождать. Если что-то от своих соотечественников узнает, доложит.

– Понял.

После обеда Михаил прошел в отведенную ему пополам с дворянином Зюзиным комнату. Там уже хозяйничал Микки, пытаясь отжать большую половину помещения Михаил пресек его активность, и сказал, что их все вполне устроит. Алексей Зюзин был человек средних лет, тихий и спокойный, славящийся умением составлять документы со всякими титулованиями, кроме того, знавший шведский язык. Нравилось ему соседство с молодым князем, или нет, было неясно, но он не ворчал. Только спросил, как молодому князю удалось проникнуть в шведский лагерь.

Михаил рассказал о путешествии по Европе, зимовке в Польше, беседе с Филаретом, и решении проникнуть в шведскую армию под видом принявшего лютеранство шотландца, рассорившегося с отцом. Как удалось привлечь внимание короля разговорами об искусстве и литературе, затем спасти Густава-Адольфа от русской пули, и стать шведским полковником и графом. Как он узнал у того же Делагарди о плане штурма трех псковских башен, и предупредил псковичан, что привело к гибели четырех лучших полков короля. О плане решающего штурма города и о попытке его сорвать, а самому попытаться остаться в окружении короля и тихо подталкивать его к миру. И как продуктовый склад этому помешал. Зюзин, тоже одаренный поинтересовался, каким чародейством владеет его молодой сосед. Миша сообщил, что огнем, воздухом и водой, последней – слабее всех, и еще тленом и параличом, а еще он эмпат. О ментальной магии он предусмотрительно умолчал. Зюзин позавидовал такому богатому набору. После чего Миша прилег передохнуть, а Зюзин начал переводить свежие предложения шведов на русский.