Текст книги "Анастасия, боярыня Воеводина (СИ)"

Автор книги: Елена Милютина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава 15

Ведьму допросили, дознание провели. Полюбовницей Ивана оказалась. Надеялась женой стать. Поэтому и дети все у него умирали в младенчестве, одному Никите выжить удалось, но у него детей никогда не будет – так на него ее зелье повлияло. Да последнюю, Марфу отравить она не успела. Иван, приглашенный Филаретом, как услышал, так чуть полюбовницу не задушил. Потом долго каялся, брату в ноги кинулся, что, действительно, завидовал Михаилу, что его на царство избрали, да еще оказалось, что он справляется! Надеялся, что так и помрет бездетным, а наследником племянника объявит! Филарет его не простил, но счел достаточно наказанным, подтвердил свой приказ обустроить Муравский тракт новыми крепостями, Лебедянь восстановить из своих средств. Воеводу он туда пришлет проверенного, тот сейчас в Воронеже в учении у тамошнего воеводы, хорошо о парне отзывается. Толковый воевода будет. И напомнил, что бы с Муромским не ругался, и на его земли глаз не клал. Известно ему, как Иван с Елецкими собачиться, так вот, к Муромскому пусть не суется. Если он Ивану за обиды чародейством врежет, то ему это простится. А ежели не сам, а жена с дочерью, так простится вдвойне. Проникся Иван, и зарекся с чародеями дело иметь. И так уже пострадал от ведьмы, царицею возомнившей стать! Убрался восвояси, границу укреплять. Ведьму тайно порешили. То ли утопили, то ли в землю зарыли, никто не знал. Времена жестокие были. Но в народе долго шептались, что уморил Господь жену царскую из-за обиды за Хлопову. Марфа тихо радовалась, что хоть не на нее всю вину свалили. Царица тихо умерла в начале просинца (январь). Теперь Михаилу положено было год траура держать, а потом снова жену искать можно.

Москва не сразу строилась, так и палаты Муромского, как в поговорке, медленно возводились. К моменту смерти царицы только под крышу подвели. Отделка осталась. Михаил крышу пока золотом покрывать не стал, в семье тоже траур был. Сестрица Долгорукой, Лидия, из-за тоски по сестре снова ребенка скинула. Уже со счету сбились, какого. Княгиня Наталья уже в какой раз Богородицу благодарила, что спасла ее Мишеньку от такой неудачной жены. Не сравнить с Анной. И красива, и покладиста, слово поперек мужа не скажет, а тихо переубедит в своей правите. И рожает легко, как кошка прямо, (Тьфу, грех какой!) На исходе грудня (ноября) опять сынка родила, да такого крепкого. Так что теперь у Миши три сына и дочка. Красавица растет. Десять годочков скоро, вот-вот заневестится. Такую только за принца отдавать.

Да только владения у нее поболее, чем у иных германских принцев в наличие. Солидный доход дают. Меха драгоценные, жемчуг речной, мелкий, но ценный, лен. Рыба красная и белая в избытке. Весь пост только ее и ели, да продавали мороженную. И теперь вот, древесина ценная, что в воде не гниет. Узнали о ней на Москве, стали заказывать, и для царских палат в Кремле, и бояре побогаче. А так, как рубить из нее умели только мужики из Анниных же вотчин, да архангельские, то от этого богатство тоже прирастало. Нарасхват были мастера. Оброк исправно платили.

Мишино наследство, Устюжен тоже доход давал немалый. Возрождалась Россия. Много инструмента требовалось – топоры, пилы, лопаты, мотыги, гвозди те же. Михаил кузни завел, к нему несколько кузнецов переехало, которых еще по Лебедяни знал. Уже не сырцовым железом торговал, а все больше товаром железным. В Туле-то больше оружие делали. До мелочи хозяйственной руки не доходили. Так что, когда Миша заказал через Аглицкую Московскую компанию стекла для хором своих и в Москве, и в Бобриках, никто из семьи слово не сказал о расточительстве. У царя и то слюда в окошках, а у Муромского – стекло. Но Михаил и тут отличился. Подарил тезке ко дню рождения набор на окна в новом тереме, что Михаил к новой свадьбе строил, из Аннушкиного же леса. Мужики плату не взяли, Анна им полюдье засчитала – не на простое лицо работают, на державу! Да и новый доход нашелся. Окрестности Епифани, что в его земли входили, богаты коноплей оказались. Михаил наладил вначале производство пакли, и стал ее продавать Московской компании. Росла конопля в тех местах обильно, высокая была, волокно давала длинное, прочное, так что брали его охотно, и дороже, чем из других мест. Михаил с президентом аглицкой компании, Джоном Мерриком, знаком был еще по Столбовским переговорам, так что сторговались быстро. И даже договорились на паях завод канатный на землях Михаила построить. Работников много, зимой крестьянам все равно делать нечего, вот, пусть канаты вьют, деньги зарабатывают. Джон ждал только патента королевского, что бы потом продавать в Англии беспошлинно.

И здоровье у Миши поправилось. Ни разу болячка не вспыхнула. Сказалась спокойная семейная жизнь. Хоть бы подольше продлилась!

Так незаметно год царского траура и пролетел. Начали готовить избрание новой царицы. Патент Джон получил, пришлось изрядное количество соболя и чёрно-бурых лисиц, до которых был особенно охоч всесильный Бэкингем, презентовать первому министру короля. Но оно того стоило. Завод поставили в Холмогорах, что бы пылью великой округу не отравлять и Мишины легкие. Анна настояла. У ее семьи целый остров в дельте Северной Двины был, хороший, сухой. Там и построили. Народ свой пожалели, и так чесанием волокна занимаются, но там пыли меньше, вымоченное волокно чешут, потом сушат и пакуют, тем более, сохнет в южных районах оно не в пример быстрее, чем на Севере. Туда уже в пачках привозят. Нанимали местную бедноту и всяких бродяг праздношатающихся. Потекли денежки в карман пайщиков. Станки в первый же год окупили. Много канатов Английскому флоту потребно было.

Михаил в преддверии смотра к тезке в гости приехал, посмотрел на возведенные хоромы за стеной каменной, похвалил, велел пушки брать, какие потребны. Царский флигель, который Михаил для тезки отдельно возвел, в первую очередь, уже готов и освящен был. К нему от основного терема галерея крытая вела. Поохотились, места дичью богатые были. Михаил степных, башкирских коньков выписал, не пугливых, и нравом кротких, способных без устали скакать по степи целый день. Полюбились они ему еще во время лечения. Анна с семьей в шарабане открытом выезжала, из Англии привезенном, и нашими умельцами под Российские дороги подогнанным. Сыновья старшие уже на коньках башкирских вовсю скакали. Как-никак десятый год неслухам пошел. Приятно время провели. Михаил только к сентябрю в Москву поехал, и все семейство с собой забрал. Сказал, что в прошлый раз сам жену выбирал, все плохо закончилось, так что пусть две сильные чародейки – мать с дочерью все и всех проверят.

Миша совет тезке дал. Не выходить к девицам сразу, а посмотреть на их поведение из тайного места. А то окажется, при царе – голубица, без царя – сущая ведьма! А Анна и Настя вдоль девиц пройдутся, здоровье и мысли проверят. Он тоже постарается в головы невестам залезть. Мысли прочитать. Михаил протестовать стал, испугался, что побратим опять истратится и свое здоровье, и так хрупкое, порушит, но Миша объяснил, что он не руководить девицами станет, а просто мысли прочтет. Это много силы не возьмет, а картина яснее станет. Ошибаться нельзя. Царю-то тридцатник скоро исполнится. Жениться надо обязательно!

Смотр в этот раз приготовили только к концу студенца (декабря). Невест дважды выстраивали зря. В первый раз прошли вдоль ряда только две женщины, собой пригожие, молодая совсем, девчонка, и постарше, но не сваха. В платье богатом и княжеской шапке. Похожие. Мать и дочь – решили невесты. Царь не появился. Потом в следующий раз, через день прошел уже мужчина, тоже богатый, красивый, чуть старше царя. Задержался около княжны Волконской, постоял, и дальше прошел. Потом шепотки пошли, что это лучший друг государя, князь, тоже Михаил, Воеводин-Муромский. Зачем все это никто не понял. Велели завтра быть тоже готовыми.

Михаил второй день наблюдал за невестами из небольшого окошечка, специально прорубленного как раз напротив их строя. Никто его внимание не привлек. И вот, сегодня, снова наблюдал. Невесты уже не стояли столбами, боясь пошевелиться, две репетиции позволили расслабиться. Переминались, перешептывались. Вдруг, относительную тишину разорвал смачный звук пощечины. Шел со стороны княжны Волконской, в голове у которой было такое намешано, что Михаил даже смотреть в ее сторону не рекомендовал. Вот и сейчас, княжна отвесила оплеуху своей молоденькой спутнице, миловидной, по всему видно, дворяночке из бедных, и сейчас, шипя выговаривала ей. Миша, стоящий рядом усилил звук.

– Курица безмозглая, Дуська! Я какие духи велела подать? Дамасскую розу! А ты мне что суешь? Индийский жасмин! У меня от него голова болит! Говори, кто тебя нанял, что бы меня из смотра выкинуть! Мигом розу принесла, голодранка!

Девушка тихо плакала, но ответила::

– Никак невозможно, княжна, ваш братец младший давеча игрались и опрокинули половину флакончиков!

– Недоглядела, дурища! Чем мне теперь царя привлечь, сваха говорила, он аромат розы любит! Пошла вон, ежели к началу смотра не принесешь, велю высечь и к папеньке твоему, голодранцу отправить прикажу. Будешь у него огород полоть! Хоть первому встречному отдайся, но духи принеси!

Девица, плача, тихо выбралась из строя и вышла. Михаил глянул на Анну. Он знал ее любимый аромат. Анна открыла маленькую суму на пояске и достала почти полный флакон. Государь шепнул: – «Спасибо»! – Сдернул с головы шапку Мономаха, сунул Мише и вышел в коридор. Давешняя девица сидела на лавке и рыдала в три ручья. Михаил подошел, молясь, что бы его не узнали, подсел рядом и спросил:

– Отчего слезоразлив? Смотр еще не прошел, никому не отказали, почто ревешь? – И протянул свой платок.

– О! – девица вытерла глаза платочком – я не из-за отбора плачу, мне невестой быть не по чину. Я сирота, отец роду хорошего, но беден. Матушка умерла, когда я в младенчестве была. Батюшка с Пожарским воевать ушел, а меня родственникам старшим отдал. Волконским. А княжна Мария, нраву очень строгого, все время шпыняет, как будто я не сестра ей троюродная, а сирота роду подлого, два раза высечь приказывала. И теперь угрожает, если духи нужные не принесу. И к отцу отослать. А тому самому с братом кушать нечего. Прости, боярин, спасибо за платок, пойду я, поспрошаю, может у других невест найдется, пожалеют сироту, отольют чуток!

– Погоди, как тебя звать-то?

– А тебе зачем?

– Интересуюсь. Судьбы у нас схожие. Тоже по чужим людям рос.

– Дарья я, Стрешнева.

– Спасибо! Ты платок себе оставь, сохрани, спросят показать, объявишь. А теперь держи, неси своей сестре-злыдне! – И протянул флакон с розой.

– Спасибо, боярин, век молиться буду за твою доброту!

Слезы высохли, обрадованная Дарья поспешила в зал, к невестам, даже не задумавшись, откуда у нарядно одетого боярина нужные духи.

Михаил вернулся к ожидающим его Муромским. Миша сразу понял – что-то случилось. Глаза задумчивые, на губах улыбка. Платка заветного в руках нет.

– Миша, срочно, узнай все о Стрешневых, родне Волконских. И о девице Дарье! До завтра! Сегодня еще протяну, а завтра решать надо!

– Сделаю! – Миша выскочил из комнатушки. Вслед за ним появилась недовольная Марфа.

– Куда ты его услал? Он сейчас здесь нужен! И где платок?

– Туда, где он нужней. Сегодня все равно не решу, до завтра подождут. Сегодня только пройдусь. Царь я или нет? Имею право спокойно выбрать!

Невесты заждались, но все тут же замерли навытяжку, когда распахнулись двери парадные, и вышел вначале патриарх с инокиней Марфой, а за ними царь.

Дарье очень хотелось на царя хоть глазком глянуть, но княжна толкнула ее локтем и приказала:

– Голову опусти, дура, что бы зареванной мордой царя не испугать.

Даша покорно голову опустила. – «Так ничего и не увижу» – расстроилась она. По тому, как затихали шепотки, она понимала, что царь приближается, но головы поднять не смела. Около Волконской Михаил притормозил, стараясь еще раз рассмотреть милое ему лицо, но увидел только склоненную голову. Недобро посмотрел на княжну, ухмыльнулся краем рта, и прошел дальше. Вернулся, сел на трон и объявил.

– Сегодня я всех увидел, думать до завтра буду, а назавтра объявлю свою волю. Свободны.

Девиц вывели. В своих покоях они стали перебирать проход Михаила и гадать, что означают его слова. Волконская была возбуждена больше всех. Родители ее, заметив заминку царя, активно пытались догадаться, что это значило. Сошлись на том, что их дочь станет царицей. А такой долгий выбор невесты должен был запутать недоброжелателей, что бы ей опять вред не нанесли. Так что все были в радостных предчувствиях. Мать-княгиня отослала всех девушек, решив сама, на всякий случай, прислуживать дочери. Так что девушки весь вечер были свободны. Даша решила лечь пораньше. Уже около постели украдкой достала платок, стала рассматривать, вспоминая тихий голос еще не старого боярина, добрый взгляд карих глаз. Что этот платок означает? Почему он его велел хранить? Сердце девушки наполнилось сладкими мечтами – нет, эта встреча не просто так, что-то она для нее значить будет! Тут ее позвали ужинать, она быстро сунула платок за пазуху и пошла есть.

– Что ты крутишь, Мишка? – недовольно спросил Филарет за ужином. Был рождественский пост. Так что стол не был обилен.

– Не кручу, выбор сделал. Вот Михаил Муромский придет, и объявлю его вам!

– А причем здесь Миша? – спросила его мать.

– Просто кое-какие сведения о невесте собрать. Поручил ему, что бы опять девицу не испортили. И, матушка, ее имя только вам открою, и поселим на Москве, вот, хоть в доме у Муромских, Что бы опять не навредили!

– А почему не у себя дома? Почему в чужом?

– Нет у нее своего дома на Москве. Поэтому и поселю в том доме, хозяевам которого доверяю больше.

Отец с матерью задумались.

– Сын, она хоть дворянка? – поняв, что невеста к представленным на смотре девицам отношения не имеет, спросил Филарет.

– Вот, Миша все разузнает, и нам расскажет. А не дворянка – сделаю! Иначе так и помру холостяком!

Марфа хотела что-то высказать, но Филарет остановил ее одним движением бровей.

– Только помни, сын, что знатные роды государева опора, негоже их принижать выбором безродной.

– Хороша опора. То самозванку подсовывают, то родной дядя невесту травит, к власти прорываясь.

Филарет хотел возразить, но тут его прервала Марфа.

– Подожди, если род более-менее дворянский, и тебе она так по сердцу пришлась, то можно и подумать. Только сначала я сама переговорю и осмотрю. Понял? Ждем Муромского.

Глава 16

В это время в трапезную влетел Михаил. Увидев кушающую царскую фамилию, притормозил, извинился, хотел выйти, патриарх остановил.

– Проходи, Миша. Не ел, наверное. Присаживайся, поешь и поведай нам, какую весть нам принес. На Михаила не смотри, он сам нам сказал, что вестей от тебя ждет. Так что выкладывай.

– Миша? – нарушая всю субординацию спросил Муромский у тезки.

– Рассказывай, Михаил, – приказал государь, – пусть родители послушают.

– Значит так, что узнал за такое короткое время. Дарья Лукьяновна Стрешнева, 16 лет от роду. Дочь Лукьяна Степановича Стрешнева, дальнего родича Волконских от их родоначальника, Ивана Толстая Голова, по младшей ветви. То есть отдаленные, но Рюриковичи. Мать из рода князей Юшковых. Родом из-под Калуги, Мещерского уезда. Имения разорены были поляками и казаками. Осталось у Стрешневых только три души мужского пола. Мать умерла сына рожая, Степана. Дочери 6 годков было. Он ее упросил взять Волконских, как дальнюю, но родню, на воспитание, сына кормилице отдал, и все деньги, что в наличие были, оставил. Пошел к Пожарскому в ополчение. Воевал. Вернулся, дочь забирать не стал, боялся, что девочку воспитать не сумеет. Сына забрал. Вотчина сожжена была, поселился в уцелевшей избе, пришлось вместе с остающимися крестьянами землю пахать, что бы прокормиться. Сына растил, бывшая кормилица с мужем при нем остались. Сына учил сам. И грамоте, и арифметике. Дочь не навещал, стыдился своего внешнего вида. Только иногда записки писал. И Волконскому тоже, просил дочку замуж выдать, если найдется охотник на бесприданницу, или в монастырь к 20 годам определить.

Теперь о самой девице. Все до этого сам узнал, за остальным Николая посылал, с Агафьей, что бы свой интерес не выказывать, девице не навредить. Агафья притворилась, что она узор вышитый с мережкой видела на одной бабе, просила показать и роспись швов сделать. Все боялась, что выдаст себя, что иглу держать не умеет. Но баба болтливая оказалась, с длинным языком, все про господ выдала. Девица с младенчества при княжне, училась вместе с нею, иногда ей попадало вместо княжны за не прилежность. Девица нраву кроткого, безответная, могла только слезы лить, всегда вежлива, почтительна. Но с этим смотром государевым княжна как с цепи сорвалась, рвала и метала, все девушки ее драные ходили. Оплеухи направо и налево раздавала. И еще напасть случилась – стал за Дарьей ухлестывать балбес, сынок княжеский, средний. Проходу не дает, грозит, если не поддастся, обвинить в краже и на каторгу сослать! Девица держится, тем более, теперь, когда к невестам лиц мужского пола не пускают, но, наверное, как по домам всех отправят, не выдержит, сдастся! Если хотите, могу Агафью прислать, сама все расскажет. Николай тоже с мужиками словом перекинулся, пока ждал, подтверждает бабий треп.

– Так, – веско сказала Марфа, – Михаил, что решишь?

– Люба мне она. И судьбы у нас схожи. Сиротами при живых родителях росли. Мне повезло, вас обрести, хочу и ее осчастливить. Это мое последнее слово.

– Не боишься, что ее княжонок испортить мог?

– Не верю. Не такая она. Но из той семьи ее убрать надо, только тайно. И о свадьбе не объявлять так долго, как можно скрывать будет. Миша, возьмешь девушку к себе на это время?

– Ты еще спрашиваешь, конечно!

– Значит так – вновь взяла слово Марфа – Я сейчас девицу вызову, побеседую, и к Мише отправлю. Потом пусть повитуха доверенная ее осмотрит.

– Государыня Марфа, не надо повитухи. Бабушка Аглая все сделает. Она и тайну скроет. А то язык у баб, как помело, нет-нет, да и сболтнет, не со зла, а по глупости!

– Миша, согласен? – спросила Марфа у сына.

– Да, матушка!

– Тогда я пошла. Как узнать ее, что бы точно, сама не пойду, доверенную боярыню пошлю. Что бы слухи не плодить.

– Платок мой у нее, покажет.

– Хорошо! – Марфа вышла из трапезной.

Девицы княжны Волконской, получившие небольшую передышку, бурно обсуждали, что будет, если царь выберет их госпожу. Вот она уж разойдется! С ее-то характером! Даже жалко царя стало! Более здравомыслящие напомнили, что еще имеется старица Марфа, которая уже двух неугодных невест изжила, и третью может. Так что надо их злыдне сидеть тише воды, ниже травы, если не хочет за Камнем оказаться. Дарья молчала. Жалела, что так и не посмотрела на царя. Похож ли он на того красивого и доброго боярина, что ей флакон с розой подарил! Если похож, то его жалко. Такую мегеру никому в жены не пожелаешь. И тут их перешептывания прервала вошедшая без стука дородная боярыня. Оглядела дев и спросила:

– Дарья Стрешнева, кто?

Девы дружно кивнули на Дашу.

– Платок сегодня получила?

Даша ни жива, ни мертва, кивнула.

– Покажи!

Дарья как очарованная достала и подала платок. Боярыня развернула, что-то увидела, платок вернула и приказала: – Со мной ступай, и без фокусов! Взяла за руку повыше локтя и повела за собой.

Даша очнулась в коридоре, вскрикнула:

– В чем моя вина, боярыня? Мне платок тот боярин сам дал!

– Боярин говоришь? Ну-ну. Смотри, как с боярином поближе познакомишься, не забудь ту, что тебя к нему привел. Анциферова я, Клавдия. Запомни!

– Да куда вы меня ведете?

– К судьбе твоей, девочка. Приведу, а дальше уже все от тебя зависеть будет!

Привела в покои богатые. Там сидело несколько женщин, разных возрастом, по центру – пожилая, в монашеском одеянии. А рядом с ней совсем старуха и та боярыня, с дочерью, что в первый день невест глядели.

– Все вон пошли, кроме боярыни Аглаи и родных ее. А ты, дитя, поближе подойди, платок у тебя?

Дарья вытянула злосчастный платок.

– Вот, боярыня!

– Можешь звать меня государыня – матушка, Даша. – Улыбнулась инокиня.

Дашу как кипятком обдало, это же государыня, старица Марфа! Мать царская.

– Сядь, дева, дай на себя посмотреть. Настя, что скажешь?

Девица лет 12-ти улыбнулась.

– Хорошая девушка, добрая. Черных мыслей нет. Только испугана!

– Хорошо как, что ты, Настя уже взрослая, говоришь. А то в первый раз перепугала нас: кака, бяка, и прочее. Хотя, спасибо, хоть так предупредила!

Девица, названная Настей потупилась и покраснела.

– Аня, что по здоровью?

– Здорова, тощевата слегка, но это от недокорма. Скуповаты Волконские, не ожидала. Вроде богаты!

– Нет, – испугалась Даша – кормили хорошо, это сейчас, с царским смотром княжна Мария всех замордовала, целый день бегали!

– Аглая, тебе как ее осмотреть надо? Надо, девонька проверить, имела ли ты плотские сношения с мужчиной.

– Нет! – Дарья покраснела.

– А средний княжич, что, руки не распускал?

– Я ему и целоваться не давала, пока могла!

– Верю, но проверить надо. Раздевайся, заодно посмотрю, какая ты без одежды! Давай, не задерживай. Сейчас на твоем месте любая оказаться бы желала.

Даша, краснея и стыдясь разделась до рубашки.

– И рубашонку снимай, все равно, новое оденешь, не Волконских же обноски одевать!

Дарья, стесняясь разделась до гола. Марфа покрутила ее, пощупала. Бурунула:

– Ничего, откормим! Аглая, проверьте, пожалуйста. А ты, Дарья, ложись на лавку!

– Сечь будете? – испугалась Даша, – я тот платок не трогала, мне боярин сам дал!

– Дал, дал, знаю. Ложись животом вверх и ноги разведи по шире. И не бойся, Аглая ведунья опытная, вреда не сделает. Даша легла. Ее била дрожь. Аглая подошла к миске, стоящей на низком столике, вымыла руки, вытерла полотенцем, присела у скамьи, на которой лежала Даша, на табурет.

– Не бойся, девонька, больно не сделаю! Лежи тихо, не дергайся!

Старуха осторожно ввела палец в женское естество. Даша замерла от страха.

– Невинна! – произнесла старуха, и все заулыбались. Молодая боярыня поднялась и слила старухе на руки.

– Одевайся, девонька, – ласково сказала Марфа, – вижу, ты кроткая и послушная. Будешь меня уважать, и жизнь у тебя будет легкая и приятная. А сейчас ты к Волконским не вернешься. Поедешь с Аннушкой и Настасьей, погостишь у них. Что бы никто не навредил. Поняла?

– Нет!

– Вот чистая ты душа. Платок тебе дали?

– Да!

– А кто тебе дал, помнишь?

– Боярин молодой, добрый. Красивый.

– Понравился?

– Да, понравился.

– И ты ему. Сделаешь его счастливым, деток родишь, и сама счастливой будешь! Подожди, ты что, не узнала, кто тебе платок знаковый отдал?

– Нет, я никого во дворце не знаю!

– Вот оказия. Царя не узнала! Я-то думаю, почему трясется, как лист на ветру! Другая бы уже от счастья прыгала. Настя, позови Мишу. И Филарета! Скажи, все в порядке с девушкой. Сейчас и обручим. Поедет к вам уже невестой!

Княжна Волконская вся в предчувствиях, никак не могла заснуть. Матушка предложила почитать святое писание на ночь. Но читала невнятно, быстро устала, пересохло горло.

– Дашку пришли, матушка, она хорошо читает! Княгиня кликнула сенную девушку, послала за Дарьей. Девка вернулась с ошеломляющей новостью. Дарью куда-то увели! Пошли разбираться. Княжна от любопытства пошла за матерью. Девы сидели притихшие.

– Что стряслось, кто Стрешневу увел?

– Боярыня важная приходила, приказала Дашке платок показать, платок не ее, богатый, золотом шитый. Посмотрела и увела.

– Я так понимаю, Дашка платок тот украла, вот ее и увели разбираться, – предположила самая старшая, Полина, почти старая дева, и от этого очень злая.

– Да как она украсть могла, когда она все время при тебе, Маша была, никуда не отлучалась!

– Отлучалась. Я ее послала духи раздобыть, розу Дамасскую, говорили, что царь их запах любит. Хотела надушиться, что бы к себе привлечь! Она быстро обернулась, почти целый флакон принесла. Небось, в чью-то комнату залезла, украла, и там же платок прихватила! Стерва!

– Ой, как не вовремя! На тебя, Маша, государь внимание обратил, дольше всех около тебя стоял, а тут такая оказия! Все сорваться из-за одной негодяйки может. Подумают, раз прислуга воровка, то и все семейство на руку нечисто! Пойду, проясню, что случилось! И князя пошлю.

Нехорошее предчувствие охватило княжну. Неужели государь из-за Дашки стоял? ее высматривал? и опять же платок этот! Нет, быть того не может! Завтра ее выберут!

Даша, как стояла, косу заплетая, так и села. Царь⁈ Царь ей платок, тот самый, что невесте вручают, отдал? Она только и смогла выговорить: – Ой, мамочки!

В эту минуту в комнату вошли трое – тот самый молодой князь, что их во второй день рассматривал, Патриарх, и тот молодой боярин, что ей платок дал! Все встали и поклонились. Даша, так и осталась сидеть с открытым ртом.

– Что же ты, государь, платки раздаешь, а сам не представляешься! Вон, девушка ни жива, ни мертва сидит, новость услышавши! Так, давайте выйдем все, пусть объяснятся, а то выйдет – без меня меня женили! – Сказала Марфа, оставляя Дарью наедине с Михаилом.

Дарья сидела ни жива, ни мертва. Михаил шагнул к ней, сел рядом, грустно улыбнулся и спросил:

– Я тебе совсем не нравлюсь? Не как царь, как человек?

– Как человек ты мне сразу понравился – расхрабрившись выпалила Даша – я сегодня весь вечер тебя вспоминала! Только я думала, что ты, простите, вы, простой боярин!

– Я же обходил невест! Ах, да, ты же опустив голову стояла! Почему?

– Княжна велела. Говорит, лицо зареванное, отпугнешь царя!

– Тяжело у нее жить было?

– Тяжеловато! Да деваться некуда. Батюшкина вотчина-то сгорела, поляки сожгли, людей всего трое мужиков да две бабы остались. Сам землю пахал. Братик с ним был, а меня как пристроил к Волконским, так и оставил. Говорил, так у тебя хоть какой шанс есть, а со мной вообще ничего.

– Тяжелая у тебя жизнь была. За меня выйдешь? Решайся. Дай себе шанс на счастье. И мне тоже. Люба ты мне, Даша!

Дарья потупилась и тихо сказала: – Да!