Текст книги "Охотник И Его Горгулья (СИ)"

Автор книги: Елена Ларичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Ах, все– таки я очень нехороший человек, ибо мне не хочется пока освобождать от чар юную огнеметательницу. Неужели влюбился?? Всевеликий, я же только о ней думаю!

Я сбился с шага и остановился подле яркой витрины шляпного магазина. Под мигающей оранжевыми огнями вывеской замер человек. Его лицо я помнил. Имя стерлось из памяти, зато резкий запах пустырника, звучный баритон, серые с зелено-багряным узором одеяния проповедника прочно ассоциировались с собственным детством.

Я снова был четырехлетним карапузом. Через большие закругленные сверху окна просторной квартиры в Мидиаре – городе мостов, лился предвечерний свет. Слышался плеск воды в канале, пахло цветущей акацией. Мать на кухне пекла пироги с ревенем, напевала. А я сидел в гостиной на светло коричневом ковре, местами вытершемся и лишенным кисточек по краям благодаря усердию кошки Золки.

Отец только что возвратился из очередного похода, привез мне гору игрушек. С отцом приехал его коллега. Он не местный. У него другой выговор. Я пытался передразнивать его произношение с округлом, перекатывающимся звуком "о". Но каждый раз получал замечание, а то и легкий подзатыльник от отца.

Мужчина вошел в комнату, присел на ковер, долго всматривался в мое лицо и вдруг произнес:

– Тебе не быть проповедником. Нет в тебе нашей силы.

Я не обратил тогда внимания на его слова. Согласитесь, у меня были новые игрушки. А они гораздо важнее болтовни чужого дядьки. Но именно этот приговор я помнил много-много лет спустя и желал разобраться, что со мной не так.

Я обладал способностями. Следовательно, в жрецы дорога была заказана. Жрец не имеет права присягать Ордену. Наличие способностей к чародейству – скорее исключение, чем правило для служителя богов.

Зато юным чародеям открыта дорога в проповедники. Именно проповедникам предстоит нести слово веры в дикие земли, убеждать, вселять в души интерес к учению Всевеликого.

Как только почва подготовлена, и люди становятся лояльными к новым богам, на сцене появляются жрецы. Они закрепляют результат, упрочняют веру новообращенных, закладывают храмы, основывают школы…

А проповедники продолжают путь, сражаясь с иноверцами словом и магией. И очень часто гибнут, как мой отец.

– Ты узнал меня, по лицу вижу, – произнес человек из моего детства. – Поговорим? – он указал на другую сторону улицы.

Меня не похищают? Хм, я даже разочарован.

В павильоне при пекарне можно было посидеть за столиком, отведать свежей выпечки, мясных и кремовых пирожных, выпить травяного настоя или чего-нибудь покрепче.

Хорошо, знакомый моего отца, не откажусь. Мне хотелось освежить воспоминания о том далеком времени, а мать была немногословной. Она вообще не любила вспоминать прошлое до встречи с Солевом.

Квадратные столики, хмельной напиток, не крепче легкого вина, но с привкусом спелых персиков и южных трав. Пирожные, внутри которых не крем, а мясо и паштет (а выглядят как пирожные, что за обман зрения)! Я спиной ощутил взгляд Тарвиса, дежурившего в этом квартале. Вот я попал!

Мой собеседник снял плотную шерстяную мантию, остался в нижней, отличающейся разве что более тонким материалом. И цвет, и узор те же. Тяжелый, неприязненный взгляд, наткнулся на мальчика-менестреля, заставил того сбиться с ноты, прошелся по лицам многочисленных горожан, греющихся в теплом зале.

Заскрипел деревянный стул, зазвенел кувшин, соприкасаясь с высоким бокалом… Я изучал прямоугольное лицо человека напротив и силился понять его чувства. Глухо.

Высокие залысины, морщины вокруг глубоко посаженых карих глаз, шрам, искажающий очертания левой брови. На шее нет цепи с солнечным диском. Короткие сильные пальцы на руках без колец – индикаторов заслуг и социального статуса служителя веры. Судьба тебя потрепала и, подозреваю, лишила привилегий и регалий.

Молчание затягивалось. Я не торопил знакомого незнакомца, лопал за его счет пирожные, поглядывал в окно на Малыша Мирола, остановившегося напротив шляпной витрины. С его-то фигурой только шляпку с кружавчиками и носить. "Милашка Мирол" – я примерил новое прозвище на нашего великана и улыбнулся.

Улыбка разбудила соседа по столику. Мужчина стряхнул задумчивость и, все также округляя в произношении звук "о", произнес:

– Я пришел за тем, что должно принадлежать мне.

– О чем вы, любезный? – притворился я необструганным чурбаном.

– Твой короб. Дильтар обещал мне некую вещь, запечатанную внутри. Но отдал тебе.

– Что за вещь?

Можно поиграть. Я действительно не знаю, какие из множества отобранных на складе безделушек впихнули внутрь милые коллеги. Самому интересно.

– Мое спасение, – просто ответил человек из детства. – Мои потерянные слава, власть, доброе имя.

– Не ведаю, чем сентиментальный хлам погибшего папочки может быть вам полезен? – отозвался я, переставляя короб с коленей на стол. "Воздушная сеть" развеялась с тихим свистом, на прощание легонько стегнув по запястью.

– Открой и узнаешь. Я заплачу тебе, – человек напротив волновался, хоть и пытался скрыть это. Но выступившая на залысинах испарина оказалась красноречивее дрожи в голосе.

А ведь он не чародей, вдруг понял я, не ощутив и толики силы. Самая дремучая деревенская знахарка сильнее и искусней его, я уверен. Дар растрачен, но каким образом? И значит ли это, что можно наглеть?

– Чем заплатишь? Украденными у меня деньгами? Жизнью Сварлига и его подельников? Дириин Блас и Энафар уже расплатились сполна. Ассельна тоже. Твои ставки упали в цене.

Я не желал затягивать разговор, потому был прямолинеен.

– Правдой о смерти Дильтара Гареса, твоего отца, – предложил он обмен. Не скрою, не равноценный.

Я подозревал, что папочка отправился на свидание с Всевеликим не просто так, не по стечению обстоятельств. Сердце отдалось болью. Не за себя, беспамятливого. За мать, искренне скорбевшую.

Братья отца не поверили ее слезам, оставили без крова, отсудили дом и вышвырнули на улицу с маленьким ребенком. Всевеликий покарал их позже, спалив в загородном особняке вместе с семьей. Мать в то время была уже далеко, не попыталась вернуть отобранное имущество.

Она отказалась от помощи храма, вернулась к прежнему ремеслу, забытому ради отца. Она покрывала вышивкой платья богатых горожанок, а вечерами пела на улицах и в трактирах. На наше счастье во время одного из выступлений она разглядела в толпе слушателей русую голову Солева, сама подошла познакомиться…

Не дело. Что-то я слишком часто проваливаюсь в воспоминания.

Я решительно протянул руки к коробу, сосредоточился и приказал открыться. Как мы с Ньего и планировали, "наследство" поддалось не сразу. По ладоням разлилось покалывание. Подушечки пальцев словно вмерзли в кусок льда. В глазах задвоилось, желудок свело резкой болью.

Я помотал головой, растер виски и продолжил. Ньего от души старался, точно для родного сыночка заговаривал. Я выругался, поднажал и вскрыл-таки короб, забери его вурдалаки.

Створки распахнулись наподобие цветка, обнажая четыре предмета и свернутое в трубочку письмо. Человек напротив жадно полез разбирать сокровища.

Всевеликий, не дай заржать! Тирель исполнил свой коварный замысел, подсунул жучок от мух! А за компанию молитвенник, амулет-прокладчик пути и единственную ценная вещь – золотой солнечный диск, инкрустированный рубинами.

На лице моего преследователя отразилось намного больше, чем отчаяние. На нем читалась тотальная безысходность приговоренного к смерти. Пальцы торопливо развернули письмо.

Тарвис, я в тебя верю. Ты должен был надиктовать бумаге шедевр. Хоть ты не проклинатель, магия слов порой дается тебе легче водной. Весь Манеис это знает и ценит. Глубоко в душе. Очень глубоко…

Чем дальше человек из детства продвигался в изучении семистраничного литературного произведения, тем более безжизненным становилось его лицо. Кажется, я даже слышал, как оборвалась в его душе последняя тонкая ниточка надежды.

О чем поведал бумаге мой говорливый коллега – самому интересно, аж жуть.

– Что там? – подался я вперед.

– Он считал, что гораздо правильнее перед богами – честно нести слово веры в дикие земли, пользоваться данной Всевеликим силой, а не магическими штучками иноверцев, – прошептали обескровленные губы. – Твой отец до последних дней остался идиотом, верным уставу!

– Не смей пятнать его имя! – оскорбился я, непроизвольно сжимая кулаки.

Неужели слово веры несли подобные ничтожества? Неудивительно, что истинная вера до сих пор не завоевала сердца всех жителей Шеехра!

– Я выполнил свою часть договора. Теперь ты исполни свою.

Мое требование проигнорировали. Человек из прошлого словно окаменел, потемнел лицом. Только пальцы мяли листочки письма. Не распознал бы подлога!

В булочную входили и выходили люди, унося с собой ароматную выпечку. Тарвис заказал уже третий кувшин хмельного напитка. Кто там сидит рядышком с нашим болтуном? Уже собеседника нашел? Нет, молчит (просто диву даюсь, отчего), на нас смотрит. Молчать Лягушонок способен только в присутствии начальства. Значит, Ньего собственной персоной пожаловал разговоры послушать. Это хорошо, в присутствии Главного мне спокойней.

Я перевел взгляд на соседа по столику. Скорее уже решайся на что-нибудь, человек из детства. Ты так долго к этому стремился. Разработал изощренный план со множеством участников. Поначалу Энафар с Ассельной и Сварлиг. Потом Дириин Блас. Интересно, что ты пообещал ему, если княжеский племянник (по свидетельствам родственников до этого тихоня тихоней) решился на заговор? Власть? Богатство?

– Что должно было там находиться? – не выдержал я. – Ради чего ты все затеял?

– Мы с Дильтаром были друзьями. Вместе обучались при храме, вместе путешествовали.

Голос проповедника звучал так, как будто его обладатель как минимум час рыдал навзрыд. Глаз на меня он так и не поднял, изучал листочки бумаги.

– Сам знаешь, юго-западные земли хоть и принадлежат формально Шеехру, непроходимы и дики. Туда не то, что мы – люди веры… даже жадные до наживы маги дотянуться неспособны. Во время путешествия по одному из таких мест мы прослышали, что в джунглях, ставших непроходимыми за три века, лежит вымерший от неизвестной болезни город.

Про город читал в письме учителя. Дальше давай, не делай пауз в повествовании.

– Ходили слухи, будто сокровища его до сих пор не тронуты грабителями, но никто не отважился проверить так ли это на самом деле, – продолжал человек проповедник. – Странствующие артисты, к которым мы ненадолго присоединились, поведали эту историю во время одной из стоянок. И мы с Дильтаром по хмельному делу поспорили, что доберемся до города и лично проверим. Молодые были, глупые…

– Это ты о себе?

Рука с огромном изумрудом на пальце опустилась на плечо моего собеседника. Тот прогнулся, вжался в стол, закряхтел под гнетом. А что вы хотели, чтобы Мастер-дракон его по головке погладил и пирожных в утешение заказал?

Оказывается, это Сальвадор все время сидел рядом с Тарвисом, прислушивался. Какова его выгода в этом деле?

– Ну же, мы жаждем знать правду. Тарвис, – Мастер откинул с головы капюшон и обернулся через плечо, – думаю, тебе и так будет все слышно. Заодно за улицей последишь.

Лягушонок разочарованно вздохнул, но подчинился. Власть он уважал.

– Не хочешь рассказывать, Нариро, кто убил отца Ванитара? Я сделаю это за тебя. Можешь дополнять, если пожелаешь.

Я боялся пошевелиться. Мастер заинтересовался историей? Насколько я успел узнать мэтра, он вмешивается лично только, если дело касается чести Ордена.

И Сальвадор не стал медлить.

– Ты, как более старший и опытный товарищ, сумел убедить азартного Дильтара совершить безумство – отправиться в затерянный город, составить тебе компанию для подстраховки. Сам должен понимать, в проповедники, как и в охотники, идут люди с авантюрным складом характера.

Это точно. Мать переживала, что я так похож на отца…

– Они отправились в город. Один из любопытства. Другой из расчета. Нариро не так давно раздобыл записи хроникера – добровольного информатора моего Ордена. Кстати, как именно?

– Его сожгли в одной из новообращенных деревень. Он поклонялся Неназванным, – через силу признал человек из прошлого. Вот оно что, Мастер напал на след вредителя.

– По твоему навету сожгли? – для порядка уточнил Сальвадор, зная ответ. – Среди его записей ты вычитал легенду об амулете Неназванных богов. Будто есть пирамидка из трех секций. Первая отвечает за веру. Вторая за мир. Третья за войну. Следы амулета затерялись в том самом зачумленном городе как раз до появления на юго-западе первых жрецов Всевеликого.

Люди, эта история мне уже не нравится. Во что нехорошее ввязался мой папуля?

– Вы отыскали амулет. Нет не так. Вы отыскали амулеты. Жрецы Неназванных не разбрасываются идеями. Они используют единожды выбранную форму многократно. От чего там были кулоны-пирамидки, ты хоть сам разобрался?

– От пожаров, от разных болезней, от насекомых, – вынуждено ответил Мастеру Нариро.

– Молодец, оценка "отлично", – похвалил его Сальвадор. – Судьбе было угодно, чтобы твой спутник подобрал тот самый, за которым ты явился, но не сказал тебе. Сунул в карман лежащий отдельно от всех брелок и пошел своей дорогой.

– Не так, – все также хрипло отозвался проповедник. – Он взял с собой священные книги. Мы обязаны относить свитки других верований в храм, дабы не расползалась скверна по земле. В тайнике…

– Оригинальное мышление, – тонкие брови Мастера насмешливо изогнулись. – Значит, тайник был в книгах. В тайнике – пирамидка. Вернее две ее части. Третья досталась тебе. Ты не разобрался поначалу, отпустил приятеля в самостоятельное путешествие. А когда понял, было поздно. Дильтар изучил свойства находки и спрятал для сына.

– Но что в ней такое удивительное, кроме способности к убеждению? – недоумевал я. Разве стоило ради нее идти на жертвы, на которые пошел Нариро? И насколько он виновен в гибели отца?

– Правильно действует она только собранная вместе, – не спешил раскрывать всех секретов Сальвадор, похлопывая проповедника по плечу. Тот кривился, гримасничал, будто его клеймили раскаленным железом. Зато третья часть, отвечающая за войну, тянула силы из своего обладателя. Так, недруг мой?

– У-у, – Нариро попытался скинуть руку Сальвадора со своего плеча.

– Тихо, не волнуйся. У нас еще будет время пообщаться более тесно. Когда тебя будут судить по законам моего Ордена.

Бр– р, мне даже страшно, что он сделает с тобой. Он же нелюдь, и логика у него не человеческая. Мастер словно прочел мои мысли (А вдруг прочел? Кто его, дракона, знает?), улыбнулся и покачал головой.

– Сила Неназванных богов и их жрецов отличается от силы магов, ты даже не можешь себе представить насколько кардинально. Чтобы выжить, не превратиться в бесплотный призрак, Нариро додумался совершать человеческие жертвоприношения. Он уподобился последователям темной богини. Твой отец был первой жертвой, Ванитар. Нариро наблюдал, как фанатики расправились с ним. А сам через фрагмент амулета выпивая силу. Потом прислал в храм уцелевшие личные вещи, дабы засвидетельствовать гибель.

Что? Этот человек виновен в смерти отца? Во всех бедах моей семьи?! Не только в моих собственных? Я подскочил из-за стола, но Сальвадор удержал меня, осуждающе скривил губы и продолжал:

– Прости, его будут судить по моим законам, Ванитар. За гибель твоего отца, за смерть моего хроникера, за расправу над свидетелями, в числе которых Сварлиг и его молодчики, и многое-многое другое. И поверь, он свое получит сполна. Преступника хранила сила амулета, потому мои маги не чувствовали след. Если бы не ты с Солевом… Спасибо.

Он подхватил перепуганного Нариро за шкирку, грубо вытряхнул из-за стола, перепугав продавца и посетителей за соседними столиками. Бросил мне: "Загляни за своим настоящим наследством" и испарился вместе с пленником.

Я сжал кулаки и тихо простонал. Зачем ты дал мне узнать правду, Мастер, чтобы после увести главного злодея из-под носа? Зачем?

Боль разочарования вонзила в сердце острые ядовитые коготки. Я так и стоял, вцепившись в спинку стула, пока на редкость молчаливый Тарвис не отодрал меня от нее и не вытащил на улицу, где вручил Малышу. Тот усадил мою полубессознательную тушку в алый Тирелев экипаж и повез в Вольницу – отпаивать успокоительными отварами и убеждать, что жизнь по-прежнему прекрасна, а злодеи наказаны по справедливости.

Я не дергался, не ругался. Просто сидел, упершись взглядом в одну точку, и позволял делать со мной все, что друзьям заблагорассудится. В какой-то момент в общей сутолоке вокруг меня, несчастного, промелькнула гибкая фигурка. Осмелевшая Виреса присела рядом, взяла за руку. Все-таки хорошо, что я напялил на нее тот браслет. Хоть одна душа обо мне теперь будет переживать. За исключением матери, учителя, и, конечно, Нюки…

Вот так я жил. Дни сменялись днями, а я никак не находил в себе сил проверить содержимое банковской ячейки. Потому что боялся разочароваться в отце. Много-много лет я рисовал себе образ вдохновленного верой проповедника, бесстрашно углубляющегося в дикие земли, просветляющего души невежественных людей. Я всегда уважал проповедников и жрецов, ходил в храм не по зову веры (да простят меня Всевеликий Тарден и Милостивая Соэра), а из чувства долга перед отцом. Теперь, после всего рассказанного Мастером терялся в сомнениях.

Я даже не ответил на письмо матери с короткой припиской Солева. Не сомневаюсь, Сальвадор в красках поведал им историю поимки и суда Нариро. Но, Всевеликий, я не желаю связываться со страшными тайнами чужой религии и брать в руки страшное изобретение их жрецов-колдунов. Хватит Вирескиного браслета!

Я струсил? Быть может. Но с другой стороны у меня было оправдание – Виреса. Я сам не заметил, как зачастил в ее съемную квартирку, как перестал обращать внимания на жалобы Нюки на нашу жилищную неустроенность (я по-прежнему тянул с покупкой мебели).

На жизнь и подарки любимой хватало обычного охотничьего жалования. А всякие выплаты сверх него – за удачно разрешенные дела – либо уходили в оплату долга перед Ньего, либо капали на банковский счет. Пойти за этими средствами означало оказаться за черными зеркальными дверьми банка и… И отыскать в себе силы получить наследство.

4. Дела личные…

Сквозь наполовину завешенное окно проникал бледный предутренний свет. Будто глаза диких зверей в темной пещере камина вспыхивали непрогоревшие угли. Эгурен неподвижно сидел на кровати, уже не ежась от сильного озноба, но еще неспособный думать. То, что случилось вчера с другом детства, не поддавалось никакому разумному объяснению. Он до сих пор не верил в произошедшее. «Не мог я совершить подобное! И никто из присутствующих не сумел бы вышвырнуть человека из нашего мира таким образом! Тогда кто или что постаралось?» Ответов не находилось.

Зачем он согласился на этот контракт? Ностальгия по детству замучила? Чушь. Такие, как он, не имеют права на приступы сентиментальности и ностальгии. И все же память услужливо возвращала Эгурена в далекие годы, когда его родителей по делам Ордена перевели в Манеис, и семья поселилась на улице Старых Вин.

Ему было девять лет. Вспомнилось, что в тот день лил дождь. Родители ушли на службу, поручив сына не слишком добросовестной соседке. Договориться с ней не составило труда, и мальчик получил неограниченную свободу при условии, что не будет совершать глупостей.

Во все еще скудно обставленных четырех небольших комнатах пахло пылью и одиночеством. А на лестничной площадке играли мальчишки, его ровесники. Приоткрыв дверь квартиры, Эгурен следил, как они лихо запрыгивали на перила, соревнуясь: кто быстрее съедет вниз, и кто, используя заклинание попутного ветра, по тем же перилам поднимется вверх.

– Эй, ты что, новенький здесь? – окликнул его Карфо – местный заводила, чернявый, невысокий, с южными глазами темно-сливового цвета.

– Да, я три дня назад приехал, – стесняясь, и поэтому слишком тихо ответил Эгурен.

– Что ты пропищал? – с издевкой переспросил Карфо. – Громче говори. Здесь все свои.

Эгурен повторил. Заводила усмехнулся и кивнул на перила.

– Так умеешь?

– Нет. То есть вниз, наверно, да. А вверх…

Эгурен почувствовал, что если он тотчас не сделает что-нибудь необычное, его в лучшем случае засмеют и прогонят. А в худшем – придумают какое-нибудь обидное прозвище, и тогда нос на улицу лучше не высовывать.

– Зато я умею так!

И он в один прыжок одолел весь лестничный пролет, и тут же запрыгнул обратно. Опять же – одним махом.

– Какое заклинание ты используешь? – безразличным голосом спросил Карфо, но было видно: ему интересно.

– Научу, если покажите, как ездить вверх по перилам, – осмелел Эгурен.

История эта, в первый месяц показавшаяся всего лишь глупой шалостью, началась зимой и продлилась до… Впрочем, не буду забегать вперед. Скажу, что лично меня она не касалась до неприятного нападения.

Итак, орудовавшие в Манеисе пакостники уже получили прозвище "лягушат" за любовь к зеленому цвету и лихие прыжки длиной в полквартала – прочь от преследователей. Нашу Вольницу засыпали жалобы на бессовестных нарушителей. Да, они используют магию. Да, они пока неуловимы. Но что ими движет? Малыш Мирол, занявшись этим делом, хмурился и ворчал что-то про бездельников, ищущих неуместных развлечений.

Наша команда, в которую на тот момент входили Тирель Гедари, как Изгоняющий, я, как Преследующий, разумеется, Нюка – единственная и несравненная. И Виреса Дайс, недавняя практикантка, а теперь помощница… и моя нечаянная… моя обожаемая невеста… Так вот, мы занимались другим делом, ловили распространителей дури, вызывавшей сильные галлюцинации.

Впрочем, мы всех уже поймали. Просто Тирель тянул время. "Наработаемся еще, успеем", – говорил он. Как будто сон пророческий видел!

Разомлевший от пива я сидел в баре у окна и поглядывал в треугольник окна, образованный светло-коричневыми шторами и толстобокой вазой с сухим букетом. Что еще делать после обеда, когда Виреса с Тирелем и Нюкой сочиняют отчет для князя? Меня, в силу отсутствия каких-либо литературных способностей, попросили не мешать.

В полутемном баре было многолюдно. К счастью, на два пустующих места за моим столиком никто пока не покушался. Понимаю – проводить свободный день подобным образом Охотнику не к лицу, но не мог заставить себя покинуть уютное заведение. Что ли еще пива заказать?

Напротив окна затеяли разговор двое пожилых мужчин. Один, судя по строгой дорогой одежде, состоял на службе у князя. Другой из ремесленного люда, не очень опрятный, но держащийся с достоинством. Читать по губам, как Тарвис, я пока не умел, потому быстро потерял интерес к болтунам.

Подавив зевок, я, было, уткнулся носом в толстенный том законов с новейшими изменениями и дополнениями, но говорливая парочка за окном вдруг позеленела, и квартал огласился их возмущенным басистым ревом. Не долго думая, я выскочил из бара и кинулся вслед за улепетывающим по улице парнем-лягушонком.

Вымостившие улицу камни были скользкими от дождя, в голову кружило от выпитого пива и густого аромата расцветающей черемухи. Всевеликий, зачем ее столько насажали. П-пчхи…

Пробежав не меньше десятка кварталов, я остановился, держась за заколовший бок и пытаясь отдышаться. Все равно упустил. Вот кретин, накачался пивом! Привык к экипажу Тиреля, привык полагаться на крылатую Нюку. Того и гляди, брюшко начнет расти. Позор!

И откуда в начале весны в Манеисе взялись безумцы, портящие товар в продуктовых лавках, обливающие стойкой краской горожан, искажающие портреты уличных художников, метким заклинанием раздевающие женщин, изрисовывающие экипажи, а в последние дни принявшиеся за мелкие грабежи?…

Тоскливо окинув взглядом перекресток, я повернулся и зашагал к Охотничьей Вольнице. Доложу Малышу об очередном случае.

Я шел, не глядя по сторонам, но уже ближе к Вольнице забеспокоился. За мной следили. Двое. Оглянуться я не решался, боясь спугнуть. Кому я понадобился? После поимки Нариро меня полтора месяца никто не беспокоил.

Осторожно, чтобы не потревожить "хвост", я начал плести заклинание. Вы у меня еще попляшите! Пальцы обеих рук складывались в знаки, губы беззвучно зашевелились. Сейчас, пакостники, с вашими организмами случится нечто неприятное. Щекотка, почесуха и икота – это только цветочки. После откажут ноги, ослабнут руки. И мне останется надеть слухарь и вызвать городскую стражу.

Завернув за угол, я остановился у магазинчика, приготовился атаковать. Ладони и вокруг глаз покалывало от напряжения. В витрине отразились преследователи. Ого, не пойманный преступник и его приятель! Обоим лет по четырнадцать-шестнадцать, одеты прилично.

Я выпустил в них заготовленное заклинание, даже не ожидая отпора. Но как же я удивился, когда мои, не скрою, талантливые чары испарились, словно роса на солнышке, даже не долетев до шалопаев. Зато меня окатило чем-то холодным, пахнущим лимонной кожурой.

Ребята злорадно загоготали и рванули прочь. Я остался стоять посреди улицы на радость прохожих – зеленый, как молодые листья салата, и злой, точно армия глубинных духов.

Где они выучились столь гадским чарам? В свои шестнадцать я десятой доли не умел из их арсенала, а учитель у меня был великолепный.

О, Всевеликий, как я людям на глаза покажусь? Подобная зелень несмываема в течение трех-четырех дней. Потом исчезнет сама собой, не оставив следа ни на теле, ни на одежде. Сейчас покрывало себе наворожу, замотаюсь с ног до головы по моде женщин с Закатных островов, и бегом домой.

– Эй, неужели это наш Ванитар? – окликнули меня.

Я покраснел даже через слой зеленой краски. Тарвис! Всевеликий, неужели я так часто нарушал твои заветы, что ты послал мне сына вурдалака и канализационной крысы? Теперь весь Манеис будет знать – Ванитар Гарес попался лягушатам!

– Что, проглядел? – тем временем сочувственно произнес этот стервятник. – Ты же всегда был шустрым, а тут так оплошал! Квалификацию теряешь. Видать, Виреска окончательно голову заморочила. А знаешь, со мной тоже так было однажды. Влюбилась в меня одна трактирщица…

Скрипя зубами, я шагал рядом с ним, слушая непрерывающуюся ни на миг трескотню падальщика. Какое, к вурдалакам, покрывало, если болтун тут же растреплет о случившемся?! Домой идти не имело смысла. И я поспешил в Вольницу. Благо, до нее было гораздо ближе.

Ньего на месте не оказалось. Зато встретился Малыш с частью своей команды, а так же Тирель и Виреса. Непроизвольно взглянув на ее запястье, украшенное золотым браслетом, я перевел глаза на удивленные лица присутствующих.

– Потерпел-таки поражение от лягушат, – довольно пропел Тарвис, наслаждаясь двусмысленностью ситуации. Погоди, Лягушонок, и на тебя найдется управа!

– А тебе идет! – одобряюще подмигнул Тирель. – Только волос малиновых жаль.

Виреса прикрыла ладошкой рот, чтобы не прыснуть, но потом сжалилась, подошла и поцеловала меня в щеку. Я непроизвольно шагнул назад. Ненужно мне такое сочувствие!

– Хорош потешаться! – не выдержал я. – Помогите лучше.

– С удовольствием, да никак, – "обнадежил" Малыш, трогая рукав моей куртки. – Заклинание этой зелени я пока расшифровать не смог. Надо стороннего специалиста приглашать.

– Так пригласи! – повысил голос Тирель. – Я что, без Преследующего работать должен?

– Тогда снимай куртку и рубаху, – скомандовал Мирол.

– А Виреса, помнится, хвасталась, будто у нее родственник оборотень, – встрял страдающий от недостатка внимания Тарвис. И где это он подслушал такое? Виреса рассказывала это только нам с Тирелем.

– Рерато? – переспросила девушка. – Он еще не маг. В учениках ходит. К зиме, кажется, итоговое испытание выдержать должен. Он нам не поможет.

Я отдал вещи Малышу, продемонстрировав присутствующим зеленое тело.

– Хорош! – вынырнула из-за моей спины Нюка. – Ни на миг одного нельзя оставить! Прямо дитя малое!

Я почувствовал, что свирепею.

– Завидуешь? Под цвет глаз тоже раскраситься желаешь? – буркнул я и, стянув с кресла пеструю накидку, завернулся в нее.

– Я и так самая красивая, – скромно возразила моя напарница, складывая крылья и усаживаясь поудобней в центре комнаты.

В тот момент я поклялся – в отместку за все сегодняшние унижения непременно отыщу ненавистных зеленых лягушат и… И сделаю с ними что-нибудь премерзкое. Что именно – после придумаю.

Я вышел в коридор. И оказался в объятьях любимой. Ее пушистые волосы щекотали зеленую шею, губы ласкали мое лицо.

– Глупый, я тебя и таким обожаю, – шептала она.

– Знаю, но погоди. Дай мне стать прежним, пожалуйста, – я с сожалением отстранился от нее. – Сейчас я чувствую себя недостойным твоей нежности.

Захотелось спрятаться подальше, законопатить все щели, чтобы никто не видел моего позора. Поймав за рукав Оридаля, я попросил его отвезти меня домой, чтобы не мелькать по городу лягушачьей физиономией.

Карфо выгнали из школы за очередную шалость. Прямо на уроке он спалил волосы и бороду учителю истории. Надо сказать – за дело. Историка за мерзкий характер и привычку унижать учеников люто ненавидели все школьники. Но пострадал "за справедливость" один Карфо.

Родители его, не последние люди в Ордене Водных Сетей, конечно, со временем замяли скандал, заплатили и пострадавшему учителю, и школьному начальству. Карфо восстановили. Но это было после.

А вначале маленький южанин два дня не показывался ни на улице, ни в подъезде. Потом внезапно собрал всю свою компанию, повел ее на чердак. Там, среди ящиков с хламом, которому в квартирах места нет, а выбросить жалко, среди паутины и пыли, и прежде часто собирались окрестные мальчишки, рассказывали вечерами страшные истории, делились своими еще детскими секретами…

Эгурен любил чердак. Там он чувствовал себя свободным от дневного брюзжания соседки и навязчивого внимания родителей вечерами, там вместе с приятелями осваивал новые чародейские приемы, строил планы на взрослую жизнь. Нынче, стоя за спинами менее рослых товарищей, он видел, как взъерошенный Карфо взобрался на платяной сундук, по-хозяйски оглядел свою гвардию и с обидой в голосе произнес:

– Мы все дружили и, верю, еще дружим. Так почему вы бросили меня?

Вечернее солнце с интересом заглядывало в грязное окошко, осторожно трогая лучами черные кудри Карфо, подсвечивая кислые физиономии мальчишек. Эгурен щурился, исподтишка поглядывал на собравшихся. Он был на год моложе Карфо и учился в другой школе. Общая проблема его, вроде, не касалась. Но иллюзия причастности к их приключениям волновала юное сердце.

– Мы собирались разделить вину за произошедшее! – продолжать выяснять Карфо. – Ты, Мипа, и ты, Сивис, вы сами придумали, как его проучить. Почему вы не встали вместе со мной, когда началось разбирательство? Молчите, – он укоризненно покачал головой. – Ты, Бирареро, почему не помог? Почему остановил заклинение? Струсили!