Текст книги "Охотник И Его Горгулья (СИ)"

Автор книги: Елена Ларичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Я зашел в комнатку Мирола и, не желая больше слушать вопли, развернул северянку лицом к себе.

– Здравствуй, старая знакомая.

Она обернулась, распахнула черные глаза и изобразила бурную радость.

– Ванитар!

Бия… хотя привычней звать ее Ассельной, на миг замерла и без предупреждения повисла на моей шее. Нет уж, милочка, жалостью меня не возьмешь.

Я отцепил ее от себя и шагнул в сторону. За спиной хмыкнул Мирол.

Всевеликий, как же она изменилась! Без малого за год нежная восемнадцатилетняя северянка повзрослела лет на семь. От длинных кос остался жалкий хвостик, фигурка усохла до неприличия, руки покрывали свежие волдыри.

– Ванитар, забери меня отсюда, – видя мою реакцию, она неуверенно зашептала срывающимся голосом.

– Еще чего! – искренне возмутился я.

– Знаешь, что она учудила? – поинтересовался Малыш. – Свистнула брошку в ювелирной лавке и побежала в городскую тюрьму – взятку давать, чтобы Бласа отпустили. Клялась, будто семейную ценность отдает. Видишь ли, брошка матушкина, из поколения в поколение передававшаяся. Стражники попытались задержать воровку, а она в них амулет разрядила – обездвижила. Хорошо, наши дежурили поблизости.

– Ого, – вырвалось у меня. – Даже если я не заявлю о твоем мошенничестве, дача взятки и магическая атака – это полтора года работ во благо города или столько же – тюрьмы.

Тут я загнул, шесть месяцев. Плюс заговор на годовое невезение. Страшная штука, если разобраться. Все возможные и невозможные неприятности, возрастая в геометрической прогрессии, начинают сыпаться на пр о клятого. Не каждый выживет в указанный срок.

– Ванитар, мой брат Энафар пропал! Вы же были друзьями! – она изо всех искала тропинки к моей жалости.

– Не помню ничего про дружбу, – соврал я. – У твоего якобы брата великий талант перекладывать свои долги на чужие плечи.

– Мой жених… Мой Дириин в тюрьме! Его лишили памяти! Насовсе-е-ем, – снова утонула в рыданьях северянка. – Ему грозить каторга-а-а!

Конченный человек ее Дириин. Жизнь с чистого листа в таком взрослом возрасте начинать не сладко. Если сразу заниматься проклятым, пока психика не рассыпалась на несвязные кусочки, можно выстроить любую личность. Но несколько лет каторги после "чистки головы" окончательно ломают человека. Выйдя на свободу, бедняга обречен маяться, тщетно пытаясь выудить из кошмарной пустоты обрывки прошлого. Лишенных памяти сразу видно по пустым глазам, отрешенному выражению лица. Работу им поручают самую простую, к концу жизни беспомощных бедняг забирают в приюты милосердия… Незавидная участь.

Я ничего не могу предпринять для спасения заговорщика, но мошницу придется отпустить, если она выполнит условия сделки.

– Я освобожу тебя, – медленно произнес я, чем вызвал удивленный вздох собравшихся за шторой охотников. – Но внесу залог при одном условии – ты расскажешь все, что знаешь о Сварлиге. Зачем ему серебряный короб? Кому понадобилось мое имущество? И почему ты свободно разгуливаешь по городу, когда Энафар скрывается у степных карликов? А пока ты рассказываешь – придет ключник и переснимет с твоей ладони на мою недостающую часть номера.

– У меня его нет, – испуганно всхлипнула Ассельна.

– Нет? – заглянул через мое плечо вездесущий Тарвис. – Где же он?

– У Дириина! Он за тобой следил. И еще один – жрец или проповедник. Они наняли Сварлига. Я навела их на Эффра, то есть на Энафара.

Вот те на! Как можно ошибаться в людях! А я ее мысленно оправдывал, считал – жулик-напарник подставил девушку!

– Поторопились проклинатели с лишением памяти, – посочувствовал мне протиснувшийся через толпу Ньего.

– Как звали жреца? – я уже не сомневался – история действительно связана с моим отцом. Мне это не нравилось. Я с детства считал его героем – мать приучила. Что откопал любознательный папочка в дикарских краях, раз у сыночка обалденные проблемы? Ответов я не находил.

– Не знаю, – в отчаянии заломила руки Ассельна. – Он приезжал недавно в Манеис, проверял – на месте ли ты.

– Знаешь, тебе пока лучше посидеть в тюрьме хотя бы декаду. Вдруг появятся новые вопросы, – огорчил я мошницу. Ньего одобрительно кивнул и пригрозил пальцем напирающим в коридоре зрителям. Толпа медленно рассосалась.

После прогулки до тюрьмы я возвратился в Вольницу. Домой не тянуло. Внутреннее беспокойство не позволяло сидеть на месте. С интервалом в один день я отыскал обоих врагов, но вопросов только прибавилось.

Сложные они – человеческие отношения. Сплетены и запутаны в колтун недопонимания и недомолвок, подозрений и беспечности, пороков и показной невинности. Год верить безоговорочно, почти год ненавидеть и понять что двое бывших "партнеров" опротивели через пару минут общения. Опротивели настолько, что один звук их имен вызывают головную боль – отупляющую и подавляющие любые положительные эмоции, как при затяжной болезни.

Сегодня я вычеркнул… даже не так. Я вымел из своего прошлого гору мусора и безумно рад этому.

В Вольнице подходила к концу дневная смена. Свободные охотники разбредались по домам. Ньего шуршал бумагами в кабинете. Тирель с Нюкой в гостевой комнате с криками и руганью делили гонорар от конкурса бардов. А именно – выбирали по каталогу новый магоход и спорили по поводу модели экипажа для меня любимого. Заботясь о своем здоровье, я решил им не мешать.

Странно, не хочется даже выпить, чтобы отметить списание отработавших свой срок сожалений и надежд. Тихо, спокойно, пусто. Сегодня меня не тронул даже пускающий слюни и гадящий под себя Дириин Блас, хотя раньше я подолгу переживал, если преступникам назначали подобную казнь.

Я сидел в кресле в центральной зале Вольницы, перелистовал газету, не глядя в текст, и не заметил, как крадущейся походкой вошел мужчина. Он плавно перетек в кресло напротив: весь беспросветно черный. Черный облегающий костюм без единой зеленой детали, черные до синего отлива волосы, зачесанные на бок, черные цепкие глаза. Любой житель Шеехра и Шальты узнал бы в незваном госте человека-оборотня, Мастера-дракона – существо, облаченное властью, коей позавидовали бы земные короли.

Я не удивился визиту, отложил газету, привстал для поклона и только тогда произнес:

– Ясного вечера, Сальвадор.

Гибкие пальцы смяли мягкие подлокотники кресла. Гость подался вперед и мягко улыбнулся.

– Ни капли не изменился, Ванек. Разве что серьезности на мордашке прибавилось.

Он всегда называл меня Ваней, Ваньком, Ваняткой. Поначалу я сердился, не понимая смысла странного прозвища, пока Мастер не пояснил – это имя из его родного мира. С тех пор я больше не возражал, не мешая Мастеру быть сентиментальным.

– Я от Солева. Он передает тебе это.

В мою ладонь легла возникшая из ниоткуда прозрачная стеклянная колба с зеленой кисточкой на черной пробке. Внутри лежали свернутые листы бумаги.

– Твой учитель обеспокоен. Я тоже.

Хм, по твоему бархатному, обволакивающему баритону не заметно.

– Аллидия отдала нам записи Дильтара Гареса. Зашифрованные. Мы убили два вечера, пока подобрали ключ к шифру. Зато у тебя есть перевод.

Черные угли глаз изучали каждою черточку моего лица, не упускали ни малейшего жеста, словно выискивая подвох. Мастер-дракон, так ты во мне дырочку пропалишь. Знаешь отлично, я иногда жалею, что не принял твое предложение когда-то неизмеримо давно, когда мне было тринадцать. Солев тогда воспротивился, не пожалел делиться учеником (единственный раз в жизни он ограничил моей выбор). К нему присоединилась мать, желавшая "дать ребенку нормальное детство". А я струсил и отказал. Ты не стал предлагать дважды.

– У тебя по прежнему лишь две третьих от номера ячейки? – спросил он.

Я с гордостью продемонстрировал ему ладонь, на которой вспыхнула и погасла черно-зеленая комбинация букв и цифр.

Он удовлетворенно кивнул и встал. Я встал следом, но он остановил меня взмахом руки.

– При случае не стесняйся, зови. Мне в радость помочь ученику друга. Да, – высокий лоб Мастера нахмурился, – как умудренный жизнью человек я должен был посоветовать тебе никогда не доставать из ячейки отцовский подарок. Стереть номер с руки. Но ты Охотник, а в твоем роду это выше, чем должность. Это призвание.

Я распахнул рот для благодарности, но Сальвадор исчез. Только что стоял напротив, а сейчас даже движения воздуха не чувствуется, словно Мастер мне привиделся.

Ладонь холодила колба с расшифровкой записей. Я не решался вынуть пробку, пока Ньего, не сомневаюсь – слышавший весь разговор от первого до последнего слова (вот отчего в Вольнице отсутствуют двери), не высунул длинный нос из-за шторы и не фыркнул:

– Читай, не тяни!

Ах, то– то тихо. Даже горгулья с напарником позабыли про обоюдно приятную ругань. Хорошо, Тарв… Тьфу на тебя, вурдалачье отродье! Откуда ты взялся? Лыбишься во всю лягушачью физиономию!

Я сделал глубокий вдох и потянул за кисточку. Пробка со звонким "чпоком" вылетела наружу. Я торопливо развернул послание. Кривобоким почерком учителя были густо исписаны две станицы.

Радостных дней тебе, Ванитар!

До недавнего письма я даже не задумывался, что именно содержится в послании твоего отца. Обычно в таких коробах родители зачаровывают милые семейные реликвии наподобие бабушкиных перстней, локонов волос и портретов себя любимых в юности.

Но едва Сальвадор зашел с твоим письмом, мы стали искать хоть какие-то намеки на содержимое короба. У твоей матери (вот уж запасливая личность) среди множества бумаг и портретов обнаружился путевой дневник Дильтара.

Это верно. У моей матушки никогда ничего не теряется. Особенно, бумаги. Она бережно хранит "для сына и его детей" портреты каждого года моей жизни, вырезки из газет, повествующие о важнейших событиях в мире, собственноручно записанную хронику нашей семьи, продолжая записи пра-прабабки. Неужели она всерьез считает, что это мне понадобится? Хотя, понадобилось же!

На самом деле бумаг немного. Всего-то три увесистых папки. Не удивительно, что отцовские заметки оказались погребены в братской могиле информации.

Мы с Сальвадором сумели подобрать ключ к шифру. Но о твоем предполагаемом наследстве там сказано немного. Сокращу ненужное описание, как твой отец путешествовал в джунглях Орры (захочешь – сам прочтешь, как в гости соберешься) и набрел на некогда вымерший от неизвестной болезни город. Там в храме дикарской веры он отыскал некий артефакт, который, как мы считаем, вложил в серебряный короб.

Для большей убедительности привожу цитату:

"Кулон выглядит в виде золотой пирамидки на цепочке тонкого плетения. В пирамидке семь граней. Она разделена на два свободно вращающихся сегмента. По линии разделения нанесены символы и буквы на древнем языке Дубового Края. Я безуспешно пытался прочесть их, пока не отыскал записи жреца. Надпись гласит: «Верь мне безоговорочно».

Уже в следующем селении я испробовал раздобытый артефакт. Результат превзошел все ожидания. Триста человек обратились в истинную веру, едва я совместил буквы на пирамидке. Мне было достаточно произнести пару фраз, и все от младенцев до немощных стариков отказались от дикарской веры, сожгли старый храм и умоляли меня поскорее прислать к ним служителей веры во Всевеликого бога и его светлую спутницу.

Постепенно продвигаясь к густо заселенным территориям, я понял – раздобытый артефакт опасен прежде всего для веры, так как он даст в руки излишнюю власть. Наши жрецы и без того проигрывают бой жрецам Неназванных богов из-за чрезмерной тяги к роскоши. Легкие победы развратят их, дадут соблазн бросить вызов Орденам. А это уже начало войны.

Я верю, что через двадцать-тридцать лет общество станет более гуманным и терпимым, потому принял решение сохранить кулон для сына. Он сам решит, как с ним поступить".

Вот и все, что писал Дильтар. Больше ни слова об артефакте до конца дневника. И ничего намекающего на содержимое короба.

От себя могу предположить – об артефакте узнали. Возможно, твоего отца отправили к фанатикам темной богини, чтобы лишний раз убедиться в действии амулета. Но к тому моменту серебристый короб был уже запечатан.

Ученик, мой тебе совет – забудь о наследстве, оборви все нити, ведущие к нему. Вечное хранение в банке ключников – самое верное решение для столь опасной вещи. Береги себя.

Солев и Аллидия

Я дважды прочел послание учителя. Связываться со жрецами – самоубийство. Тем более для меня, чародея, лишенного орденской поддержки. Разве что Орден Огненных теней вступиться, если Ньего с Тирелем хорошо попросят…

– Что там, Ванитар? – Лягушонок аж подпрыгивал от нетерпения, не решаясь подойти вплотную, заглянуть в письмо. Вот у кого призвание – быть Охотником. Я не настолько жаден до чужих тайн, хоть сам иногда грешен любопытством. – Что тебе досталось в наследство?

– Золотая зубочистка любимой прабабушки, – съязвил я. Терпеть не могу подобной навязчивости. Правду говорят, мы не любим в других то, чего в себе стыдимся. – Сама в зубах ковыряет, пока зубов не останется. Размечтался о стальной челюсти? Могу устроить.

– Фу, не хочешь говорить, не надо! – надулся болтун. – Но учти, я тоже умею хранить секреты. Подтверди, Ньего! – не выдержал он, оборачиваясь к Главному. – Когда ты поручил мне следить за метрессой Дорией, я ни словом не обмолвился об увиденном!

– Друг мой, – снисходительно улыбнулся Главный, присаживаясь в кресло, в котором недавно сидел Мастер-дракон, – сам факт слежки уже был тайной, а ты ее только что выболтал.

Тарвис пробормотал нечто невразумительное и отступил за спину Тиреля. Что с ним, болтуном, сделаешь? Остается принять и терпеть, изредка предоставлять право сказать последнее слово, а то вовсе зачахнет. Вон и сейчас, едва Ньего открыл рот, Лягушонок не утерпел:

– Я даже про подставу сонных магов не сказал. Вон какой скандал поднялся после нашего визита в Плес! Комиссия создана по проверке деятельности ближайшей к городу резиденции. И вообще…

Поняв, что перегнул палку, болтун вышел из комнаты. Правда, тонкий шелк занавесок не мешал ему слушать дальнейшую беседу.

– Кто-нибудь подскажет, почему я его терплю второй год? – воздел глаза к потолку Ньего.

Подчиненные вежливо промолчали.

– Ванитар, – добрался до меня Главный, – все настолько сложно? Охрана нужна?

– Не знаю, – вздохнул я.

В одиночку точно не разберусь. Привык работать в команде. А имея дело с магией, всегда полезно иметь прикрытые тылы.

– Тарвис, или сюда, пригодишься, – примирительно позвал я.

Нет смысла с ним воевать. С тем же успехом можно сердиться на дождь или на наступление зимы. Лягушонок радостно прискакал, всем видом говоря: куда ты без меня, несчастный!

– Отец оставил мне опасную вещь, – аккуратно начал я. – Опасную не для жизни, а для разума. Очень соблазнительную для властолюбцев.

Да, наивный Дильтар верил, что со временем общество измениться, что необращенных в истинную веру не останется. Следовательно, исчезнет соблазн для жрецов. И пирамидка превратится в безобидное милое украшение.

– Что с ней сделаешь? – продолжил допрос Ньего. То, что это допрос – сомневаться не приходилось. Вон как брови нахмурились, черты лица приобрели непривычную жесткость. Не отстанет, придется представить подробный план действий.

– Притворюсь, что взял короб из банка, но открыть не сумел и вернул обратно.

Иных вариантов не наблюдалось.

– Давай пока притворишься, что его взял. Посмотрим на реакцию преследователей, – Ньего многозначительно посмотрел на Тарвиса. – В городе должно быть достоверно известно, что Ванитар Гарес получил странное наследство. Как будет выглядеть обманка – придумайте сами. Мне нужны размеры короба, сделаю дубликат.

– Интересно будет понаблюдать за кладоискателями, – впервые подала голос горгулья. – Мало кто решит связаться с врединой Ванитаром.

Она подошла ко мне, положила голову на колени. Спасибо, милая, я тебя тоже обожаю. Не смотря на твою нестерпимую наглость.

Через два дня Ньего с нескрываемым удовольствием продемонстрировал точную копию "папочкиного наследства". Шедевр. Это вам не огненные шарики из воздуха лепить! Даже жреческая магия ощущается.

– Устроит? – покрутил он в руках невесомое произведение огнеметателей. Небось, Орден привлек.

Утренние солнечные лучи смешались с лиловым светом настольной лампы, подсвечивая слегка шершавую поверхность серебряного короба. Ночь трудился? Ну да, вчера охотнички маньяка взяли, который на жертв гипнозом воздействовал. Значит, допрос шел до рассвета. Хм, еще один увесистый кирпич на головы сонных магов. Огнеметатели не упустят возможности растрезвонить об этом на каждом углу, склоняя общественное мнение в свою пользу.

– Устроит, спасибо, – поблагодарил я Главного.

– Тогда почему еще здесь? Бегом на второй этаж, – ключи от бронированных дверей перекочевали из ящика начальственного стола в мою ладонь. – Выбери какую-нибудь блестящую цацку, которая вполне сойдет за наследство и влезет в шкатулку. Два часа тебе на разбор завалов. Соберется народ, на подмогу пришлю.

Ох, меня допускают в святую святых – тайники Охотничьей Вольницы Манеисского княжества!

Я молча кивнул и рванул на лестницу, гремя ключами, точно фамильное привидение цепями.

В недрах темных комнат за щитами заговоренных бронированных дверей хранилось магическое оборудование для ловли преступников всех мастей. Там же обретали временное пристанище конфискованные орудия преступления и многочисленные артефакты. Некоторые из них пылились на стеллажах годами, дожидаясь сортировки и поиска новых, законопослушных хозяев.

Я не стал выпендриваться, растрачивая энергию на светляков, а зажег магические лампы и отпер первую дверь. Так, необходимо нечто загадочное, в то же время вполне предсказуемое для проповедника. Папуля, пора придумывать, что же ты хотел мне оставить.

Сердце полнилось сомнениями. На что решиться? На обман неведомых преследователей? Или удовлетворить глупое любопытство? Солев с Сальвадором не уверены – действительно ли в коробке спрятана таинственная пирамидка. Да, задал папуля задачу.

Тарвис по заданию Главного еще вчера шепнул Глухому Молчуну (своему заклятому конкуренту по болтливости), что красноволосый Охотник, хозяин несносной горгульи, вскоре получит наследство, поскольку раздобыл недостающие части номера банковской ячейки. Город полнится слухами. Зима, событий немного, народ рад любой сплетне.

А если открыть короб и посмотреть? Одним глазочком. Потом снова спрятать. Никто не поймет, не почувствует. Даже маг-ключник выйдет, если сослаться на Мастера Сальвадора. Или сразу произойдет магическая привязка к человеку, потревожившему забытую дикарскую реликвию?

Я привстал на цыпочки, стащил очередной тяжеленный ящик, напрочь позабыв о заклинании легкости. Фу, пылищи тут – не прочихаешься. Заработав пару заноз и оцарапав запястье, я вскрыл крышку и разочарованно вздохнул. Барахло. Очередное барахло!

Кольца, серьги, бусы, пряжки, книги – все банально. Но именно в эти банальные вещицы чародеи обожают запихивать заклинания. Кинжалы и кастеты, заточки и иглы тоже бесполезны. Успешный проповедник не оставит колюще-режущий хлам любимому сыночку.

Эх, недаром отец запечатывал на крови, чтобы только сыну удалось раскрыть. Подождать, пока разберусь с преследователями? Или использование пирамидки поможет избавиться от нежелательного внимания.

Но что делать с пирамидкой после? Мир захватывать я не планирую, массово обращать в какую бы то ни было религию не рвусь, становиться гением от рекламы – тем более. Разве что… Нет, это подло. Нельзя завоевывать любовь таким образом.

Выбившись из сил, я решил сделать перерыв. Где же обещанные помощники? Даже Нюка не соблаговолила помочь, летает по непонятным мне делам. Кажется, Тарвису помогать собралась. Поспорили они на что-то, азартные наши.

Самым бессовестным образом я вскрыл дверь на балкон и выбрался подышать морозным воздухом. Чуть не забыл, я теперь могу на короткое время намагичить себе тепловой кокон – спасибо Тирелю. Просто поражаюсь, сколькому я за год научился. Причем, из магии шести Орденов, представленных в Вольнице. Вот и сейчас легкий воздушный вихрь сдул с сетки гамака снежный слой, ветер запах луговыми цветами.

По розовой стене отважно полез вьюн, чьих резных листьев сейчас не было видно из-за ослепительно-синих цветов. Он опутывал балконы второго этажа, цеплялся за перила на третьем. Я добавил к иллюзии жужжание пчел и шум далекого моря и забрался в гамак. Хорошо-о-о…

Шум улиц отступил, мысли прояснились. Я покачивался и смотрел на небо. Ветер гнал облака куда-то на юг, раскладывая из них постоянно меняющийся узор. Словно белоснежная стая диковинных птиц, они летели к морю, на свидание с гордыми кораблями, чьи паруса пузаты, а капитаны отважны…

Я почти видел их, покачивающихся на волнах, грезящих о дальних землях, о сказочных островах, где люди живут иначе, но мечтают о том же, что и мы здесь… Я читал их имена: певучие, порой гордые, но чаще нежные, данные с любовью и скрытыми чаяньями корабелов: "Ласковая Сирвен", "Лучшая в Агарасе", "Королева синеглазых волн", "Летящая сквозь ночь", "Говорящая с Луною"…

Мне почему-то захотелось умчаться туда, в любой портовый городок, выбрать самый красивый корабль и напроситься к его капитану в дальнее странствие, например, к Пьяному архипелагу, к острову Хмурого Великана. Или даже к Земле Трех Надежд… Я там уже побывал в юности с учителем и матерью. Милые, любимые южные земли, я скучаю, но не променяю свою нынешнюю жизнь на что-то другое. Во всяком случае, в ближайшие несколько лет.

Правда, порой моей душой завладевал мифический Хозяин южных дорог, неравнодушный к чужакам и мечтателям. Он звал меня на край земли и грозился бросить там одинокого, но абсолютно счастливого…

– Бездельник! Катастрофический бездельник!

– Сейчас укушу его, сразу исправится.

О, явились крылатые. Помечтать не дадут – что горгулья, что подружка ее кровососущая.

– Вставай, – не унималась Нюка, – Там Тирель с Виресой много чего интересного откопали. А Тарвис тебе настоящий подарок приволок – древний клад. Конфисковал у строителей, когда те старый дом на Танцевальной площади сносили и в подвале сундук обнаружили.

Виреса здесь? Бегу. Да что там, лечу!

Прежде чем исчезнуть навсегда, длинные плети вьюна пожухли, цветы завяли и свернулись в черные комочки. Шум пчел и шепот волн растворились в мелодии городских улиц. Даже облака вернули себе привычную форму манной каши, растекшейся по синему блюду неба.

– Смотри, какая прелесть, – встретила меня девушка, разглядывая лежащего на ладошке хрустального жука. – Тирель считает, отец вполне мог оставить тебе защитное средство от насекомых. Ты же должен был стать проповедником и нести веру в далекие края. Чем не назидание продолжателю дела?

– Идея, – согласился я. – У тебя что, напарник?

– Томик проповедей. Во имя солнцеликого и многомудрого Тардена, дарящего нам рассвет новой жизни, – прогнусавил он первую сточку утреннего гимна. – Тарвиса усадим диктовать сочинение папочки нерадивому сыночку. У него хорошо получается мысль по бумаге размазывать. Пока до конца дочитаешь – поседеешь.

– Поговори у меня, – высунулся из-за стеллажа сплетник. – Ванитар, не слушай, основную часть я уже придумал. Бумагу двадцатилетней давности раздобыл. А этот неблагодарный сейчас пойдет писать письмо.

Эх, вот такие у меня друзья. Никогда не соскучишься.

– Кажется, ты кладом разжился? – напомнил я Лягушонку. Широкий рот растянулся в многообещающй улыбке.

– Во-он стоит, погляди. Сам еще не копался.

Сундук был черен и грязен. На крышке виднелись следы штукатурки и белый отпечаток чьей-то пятерни. С трудом преодолев брезгливость, я вынул расковырянный Тарвисом замок и откинул крышку.

Не густо. Тряпки, некогда богатые, украшенные вышивкой, а теперь серые, вонючие, покрытые плесенью. В сторону их. Книги. Это для Нюки занятие. Она в них разбирается получше всех охотников Вольницы вместе взятых. Что там под слоем бумаги? Ага, портрет смуглой черноволосой женщины. Не впечатляет. Мешочек с монетами. Среди них я обнаружил браслет. Красивый, кстати. Золотой, с несколькими крупными жемчужинами.

– Можно посмотреть? – наклонилась ко мне Виреса.

Конечно, красавица. И не только посмотреть. В золото и инкрустацию, вроде, магии не залито. Не обеднеет Вольница, если вместо пыльного склада он будет украшать твое запястье.

Я взял девушку за руку и надел браслет. Тот пришелся точно в пору. И только через полминуты понял, что на меня как-то странно смотрят.

– Эй, я что-то не так сделал? – поинтересовался я.

– Я выиграл спор! – разразился торжествующим воплем Тарвис, подпрыгивая на месте. – Да!

– В смысле? – не понял я.

– Это древний амулет влюбленных, – пояснила всезнающая Нюка. – Его можно надеть на руку своего избранника или избранницы только в том случае, если есть хотя бы взаимная симпатия. Даже если между вами не было ничего серьезного, браслет усиливает чувства в десятки и сотни раз, превращая в любовь. Ты сейчас объявил, что любишь Виресу, и она не против твоих ухаживаний. Когда мне созывать гостей на свадьбу?

– Что? – ужаснулся я. – Виреса, снимай быстро!

– Не могу! – побледнела девушка, тщетно терзая застежку.

– И не снимет! – подлил масла в огонь Тирель. – Пока над вами не проведут свадебный обряд жрецы древней веры в Неназванных богов. Это из их обычаев.

– Ванитар, попробуй еще! – ручка огнеметательницы легла в мою ладонь.

Бесполезно. Всевеликий, я заглядывался на Виреску, но не до такой до степени! После проблем с Ассельной я вообще зарекся от серьезных отношений!

То– то нехорошо Лягушонок скалится. Нежели я угодил в глобальный заговор? Еще друзья называется. Тирель, Тарвис, Нюка, Люция… Боюсь, даже Ньего. Кому верить в шатком мире?

– Главное, не затягивайте со свадьбой, – проквакал над ухом рыжий Тарвис. – Говорят, это примета плохая.

Как по команде, мы с Виресой отодвинулись друг от друга.

– Да-да, – сощурила зеленые глаза горгулья. – Тарвис, ты выиграл. Признаю, ко времени клад пришелся. Ванитар от всего сердца подарил нашей Виресе браслет, и та его приняла.

И у меня, и у огнеметательницы не было больше ни слов, ни желания как-либо реагировать на происходящее. Только что с нами случилось нечто непонятное, неожиданное. И мы оба должны разобраться, как нам теперь жить дальше.

– Чья это была задумка? – едва Виреса отправилась в банк с коробкой, я накинулся на Тиреля. – Ты знал! Не мог не знать!

– Можно подумать, ты не рад, – подала из-за спины голос Нюка. – На Виреску с первого дня пялился.

– Ну, пялился. И что? Серенад под окном не пел, – не унимался я, расхаживая по кабинету Ньего. – Милые переглядывания и вполне логичные фантазии – это одно. А когда тебя буквально тащат в храм для принесения клятвы – это напоминает рабство.

Я не знаю Виресу настолько хорошо. Я не уверен в каких-либо чувствах к ней – захотелось мне продолжить гневную речь, но я благоразумно промолчал. В Вольнице тайн не существует – давно пора смириться. Но, Всевеликий, я же в панике.

– Когда вы это придумали? – накинулся я на друзей.

– Тарвис с Нюкой еще пять дней назад поспорили. А когда в утреннем кладе браслет предсвадебный обнаружился, у Лягушонка созрел план, – безропотно продал заговорщиков Тирель. – Люция разбила спор.

– Ой, – проворная Нюка увернулась от моего подзатыльника, вспорхнула на стеллаж, едва не свалив птичьи статуэтки. Видел бы Ньего, как мы неуважительно с его имуществом обращаемся…

Тирель привычно полировал столешницу пятой точкой. Я выругался на коллег и пристроился на подоконнике, поглядывая на поблескивающие на солнце веретенца экипажей.

– Виреса в отличие от тебя довольна, – съехидничал мой напарник.

– Еще бы. Уверена, что заполучила меня, такого красивого и талантливого, – уже остывая, фыркнул я.

Я собирался ухаживать за чародейкой, добиться ее благосклонности, разработал план обольщения, а вышло все… боком все вышло.

– Не о том должен думать, – отдернул штору Главный, жестом согнал Тиреля со стола. – В обеденный перерыв тебе идти в банк. То есть через полчаса. Готов.

В последнем слове не содержалось вопроса. Скорее утверждение или даже приказ. Я кивнул, спрыгнул с подоконника и вышел в коридор.

Так, Тарвис, едва разберусь с наследством, не жди спокойной жизни. Благодаря тебе с сегодняшнего дня вся Вольница будет следить за развитием нашего с Виресой романа. Ставки делать, спорить, подглядывать, обсуждать, провоцировать. Как противно чувствовать себя пойманной букашкой, которую изучат через увеличительное стекло, а когда наиграются, приколют булавкой к куску фанеры.

Каково будет Виресе? Я-то привык, уже скоро год среди сплетников работаю. У меня, как его… иммунитет. А девушка только появилась и сразу влипла в неприятности. Она должна меня ненавидеть. Тарвис, болван, ты все испортил. И Нюка хороша…

Мои коллеги добились того, что в банк я отправился злее голодных вурдалаков и ядовитее выводка гадюк. Прохожие, наткнувшись на мой бешеный взгляд, спешили уступать дорогу.

Однако через десяток кварталов я успокоился. Может, повлиял морозец, упрямо щипавший за щеки. А, может, танцующий, не долетавший до земли снег. Ажурные снежинки в солнечном свете сияли, переливались, завивались в вихри, но едва достигнув уровня второго этажа, вспыхивали искорками и таяли. Даже не так, испарялись. Хитро водомерки борются с наледью на улицах. Вроде, и погоду корректировать не нужно, и город чистый. Хотя я даже начал скучать по снегу.

Слежку я ощутил уже у самого здания банка. Не теряют бдительности любители поживиться чужим имуществом. В сердце злорадно защелкало зубами желание посмотреть на разочарованные лица противников, когда я вскрою короб. Черные зеркальные двери банка бесшумно проглотили меня, скрыв от глаз наблюдателей горькую правду о будущем обломе.

– Я от Ньего Регара, – сказал я скучающему ученику, и тот без каких-либо эмоций ткнул пальцем на дверь переговорной комнаты.

А, вот и знакомая девушка. Похоже, она прониклась моей важностью еще в прошлый раз, услужливо вынесла короб на подносе с необычными сладостями и удалилась на двадцать минут, как и было условлено. Хм, а пряные рулетики, доставленные из Шальты, безумно дорогие и вкусные.

Покинув банк, короб я не прятал. Начаровав простейшую воздушную сеть, я поместил в нее "наследство", намотал порыв прохладного ветра на запястье и пошел не таясь.

Интересно, до дома проводят и тогда в гости заглянут, или сейчас похитить соберутся? На это и рассчитано. Нюка с Люцией с воздуха прикрывают, вдоль кварталов дежурят охотники, отслеживая каждый мой шаг.

Эх, надо поговорить с Виресой. Нельзя так над девушкой издеваться. Побеседую, успокою. Браслет еще ни к чему не обязывает. Любые чары можно разбить, растворить в своих собственных. Только…