Текст книги "Сонная ученица (СИ)"

Автор книги: Елена Ларичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– А если ее не вернут? – упорствовала я.

– Обязаны, – библиотекарь сложил руки домиком и склонил голову в знак почтения, а потом лихо взвился под потолок и унесся к своим обожаемым книгам.

– Вот…! – от души выругалась я, готовая расплакаться.

– Пошли, Лапуля, нам тут не рады, – не скрывая облегчения, заторопился Ветер. – Никогда не любил подземелья!

Кипя от ярости, я позволила вывести себя на поверхность и уже там вцепилась в его красный шарф, готовая задушить негодника.

– Я понимаю, тебе такому красивому, тошно, что я за Сокола отомстить хочу, на тебя не смотрю, – шипела я, дергая за концы и плотнее затягивая узел на его шее. – Но ты мешаешь искать убийц не только поэтому? Отвечай!

Ветер захрипел, перехватил мои пальцы, ослабляя удавку. Но он новорожденный цыпленок, если считает, что от меня так просто избавиться. Я выглядела слишком решительной, и он соизволил поделиться опасениями.

– Ирава, ты хоть задумывалась, что к Сьятору прислали шестерых асассинов? Но одного и не двух. Шестерых! К калеке, лишенному дара к общеизвестным чарам! К калеке, много лет назад отошедшему от дел!

– Да как ты… – начала я и осеклась. Элидар не издевался. Он был абсолютно серьезен, возможно, впервые за все наше знакомство. – Действительно, почему? Не за компанию же они собрались, мол – не прогуляться ли вместе до захолустной деревеньки? Если за нами следили – знали – Людоед в городе. Угрозы нет, – согласилась я с ним.

– Вот и я о том же, Лапуля. Не влезаем ли мы туда, откуда нас вынесут по частям?

Я пожала плечами. Мой выбор сделан давно. И Сокол хотел, чтобы я разобралась. А я ему верю всей душой, всем сердцем, которое по-прежнему сжимается от тоски, не смотря на ухищрения покойного учителя.

– Лапуля, ты думаешь, я амулеты просто так собираю, от жадности и личной дури? – взял меня под руку Ветер и повел на улицу. – Потому, что однажды такой амулет меня спас от асассина. Я потом наведался к молодцам, заказавшим мою глупую голову в отрезанном виде, пересчитал им кости, но страх остался. Еще и эти птицы перекормленные добавили…

– А что птицы? – вцепилась я в него.

– Птицы… – он сморщился, неприятно оскалился и, передразнивая пернатых предсказателей, прогнусавил. – Когда другие ищут богатства, ты будешь искать дружбы, когда другие ищут славы – ты будешь искать любви, когда другие ищут дружбы и любви – ты пойдешь по тропе чужой мести, но обретешь лишь нож в спине и мучительную погибель, ибо все нужно делать в свое время. С тех пор я собираю обереги, Лапуля, в надежде отбиться от проклятого предсказания, как от напавшего асассина. Как ты думаешь, удастся?

Я промолчала. Я не верила птицам. Высказанные ими пророчества казались несуразными, неуместными, глупыми. Все в руках людей, в том числе и судьба.

Мы возвратились к Нанде уже после семи, когда я протащила Ветра по всем лавкам, выбирая себе дополнительное вооружение и соответствующее столице одеяние. Купленное в Канейбазе никуда не годилось. В нем я чувствовала себя дояркой, по воле чародея перенесенной из коровника прямиком на королевский бал.

В доме Нанды было шумно и весело. Собравшиеся друзья Людоеда радостно праздновали его возвращение, строили планы на будущее, абсолютно уверенные – старый воин одумался и перебрался сюда навсегда. Сам виновник торжества готов был жучком-короедом забиться между досок, но бывшая женушка сидела рядом с беднягой и ворковала, как ему было бы замечательно омолодиться и вновь поступить на службу к Императору!

А это мысль! Когда Людоед будет вхож во дворец, у меня появится больше шансов вернуть рукопись и наказать виновных, если они скрываются в тени императорского трона! Я была согласна с прощальными словами Номара: корни наших бед здесь. Здесь обитают завистники и злопыхатели, годами лелеявшие обиду – мнимую или реальную, уже не важно – и ударившие именно тогда, когда Номар был наименее силен. И я не пощажу ни одного.

Шум чужого праздника стал мне противен. Наскоро перекусив, я ускользнула от навязчивого внимания в свою комнату, успев поделиться с Ветром соображениями насчет Миля.

– Молодой Людоед – это очень грозная помощь для нас, – серьезно согласился Элидар. – Я скажу ему, Лапуля.

Я поблагодарила Ветра и умчалась к себе, даже не дождавшись блудного эльфа. С чистой совестью сбежав в Сновидение, принялась за распаковку последнего шара. А утром проснулась разбитой и сломленной, словно и не было нескольких дней спокойствия и самоконтроля. Номар, миленький, я совсем одна в этом огромном незнакомом городе! Даже Миль стал чужим и далеким. О шумной парочке шалопаев и говорить нечего. Как я хочу вернуться в дни своего ученичества у тебя. Неужто не было другого выхода, кроме как подставляться под пули, Номар? Нома-а-ар!

– Эй, чего ревешь? – под дверью зазвенел голос эльфа.

– Проваливай, Пучок! – шикнула я, размазывая по покрасневшему лицу слезы.

Остроухий пробурчал нечто невнятное и обиженное, но отстал. А я пролежала, уставившись в потолок, до полудня. Никто не посмел выгнать меня, упрекнуть, успокоить. Даже кормить не лезли. Понимают все, когда надо.

Зато едва я вылезла на солнечный свет, безжалостно накинулись втроем с убеждениями, мол, любимого ревом не вернешь, сил для работы не накопишь. Пучок даже пригрозил в воспитательных целях возобновить тренировки, причем абсолютно бесплатно. Зря он это сказал! Я пиявкой уцепилась за возможность отвлечься, и озадаченному эльфу пришлось смириться. Три утренних часа его жизни были милостиво пожертвованы в пользу меня, хнычущей.

Рано я радовалась. Элидар, почувствовавший себя обделенным, следующие три часа застолбил на занятия со мной основами чародейства. Ладно, пригодится.

Только Людоед молчал, хмурился. Но мне было не до него. Надо забыться, отвлечься, пусть и в тренировках.

Мечтая заполучить Миля обратно, корыстная Нанда позволила нам делать в ее доме все, что заблагорассудиться, только бы мы не увозили Людоеда прочь. Пока это устраивало всех, за исключением маявшегося сомнениями бывшего начальника императорской охраны. Я видела, как отравленный мед женских уговоров проникает в его мысли, будоражит самолюбие, искушает. Я не мешала ему сделать выбор. Какое право я имею на чужую жизнь?

Зато с собственной позволяла обращаться как придется. С девяти и до четырех меня изнуряли тренировками мои… Друзья? Пусть называются друзьями. Учитель у меня был только один. Сокол.

Отмахав положенные три часа, Пучок убегал в город, где, как подозревал любопытный Ветер, завел подружку. Я не имела ничего против. Послушно осваивала азы явного чародейства, а после изучала столицу. В одиночку. Провожатые мне не требовались, ибо направление чувствовать я умела, а созерцать красоты лучше в тишине и одиночестве, без едких элидаровых комментариев.

Только к концу первой недели я вспомнила о переданном мне футляре с заданием. Уединившись в комнате, я удивилась, насколько легко открыла крышку. В Канейбазе ее не смог распечатать сам Людоед. Посмотрим, что подготовил своим кровникам носатый?

Хм, свиток и около десятка квадратных ирьских монет, именуемых "звонкими". Точнее, восемь… Не тех, которыми я расплачивалась в трактирах, когда спешила к Соколу. Тяжелых, коллекционных, из красноватого золота. И чего желает носатый проходимец? Вручить счастливчикам из списка лично в руки. Интригующе.

Я внимательно изучила адреса и отправилась к Милю.

– Не знаю ни одного, – покачал головой Людоед, сидя у камина на пушистой шкуре и наслаждаясь летящими сквозь полумрак звуками арфы.

Сияющие перстнями руки Нанды порхали по струнам, завораживая и очаровывая, заставляя позабыть об окружающем мире. И я смущенно оставила Миля в покое.

Пучка я беспокоить не решилась. Он вернулся злой, от ужина отказался, заперся у себя. А с Элидаром даже связываться не пожелала. Утомил. Его приторно-навязчивое "Лапуля" доводило до остервенения. Поэтому я решила провести обход самостоятельно. Главное, вооружиться как следует. Если послание длинноносого означает то, что я думаю, рады мне не будут.

Поднявшись с рассветом, выбрав необходимое оружие, я проверила на предплечье оберег и заглянула в зеркало. Зеркало отразило синий костюм ручной работы, длинный кожаный плащ на стриженом меху, торчащую из-за плеча черную рукоять меча, маленькую светлую шапочку на распущенных волосах. Вполне могу вызвать доверие у получателя письма. Если бы не меч. Только с ним я чувствовала себя защищенной.

Выйдя к завтраку, я задержалась за раздвижной дверью. Тонкую фанеру обтягивал блестящий дорогой шелк. Из малой гостиной я могла любоваться изображением танцующих цапель, а из обеденной комнаты (здесь она называлась "комнатой встречающих юное утро") цветущей яблоней, или грушей… По долетающим до меня голосам я поняла – неугомонный Ветер снова донимает эльфа.

– Так она тебя не оценила, о, гроза эльфийского народа?

– Что ты привязался? Нету у меня никакой подружки! – вяло упорствовал Пучок.

– И ты к своей "нету" каждый день бегаешь, – медово возражал чернявый пройдоха.

– Не бегаю. Дела у меня, которые тебя не касаются!

Голос звучал устало. Я бы на его месте уже начала свирепеть.

– Ага, дела! После которых ты затемно возвращаешься, взмыленный, точно конь со скачек, – не желал отлипать от эльфа чародей.

– Слушай, ты что, жена ревнивая, раз это тебя так волнует? – проняло Пучка.

– Всего лишь ревнивый друг. Хватит с меня Иравы, рыдающей по своему безногому Сьятору. Уже целый залив слез наревела. Еще чуть-чуть, и завоете дуэтом. Я с вами повешусь, честно! – проникновенно признался Элидар. Я сжала кулаки. Зачем же так о Соколе? Эх, ты, Сквозняк, а не Ветер!

– Веревку я тебе подарю, так и быть расщедрюсь. Мыло у Нанды возьми. С нее не убудет. Только отвяжись. И без тебя… здорово, – не выдержал длинноухий.

Пора вмешиваться. Я решительно потянула в сторону хлипкую дверь и зашла к болтунам. М-да, очевидно я переборщила с нарядом. Челюсти у приятелей отвисли так, что желфур внутрь проскочит – не заметят. Что говорить о получателях коллекционных монет? Переодеваться? Обойдутся!

– Мальчики, – томно вздохнула я, наливая в чашку душистый травяной чай. – Сегодня вам предстоит оттачивать боевое мастерство друг на друге. У вас так здорово получается выяснять отношения! Только не покалечьтесь, пожалуйста.

Я залпом осушила чашку, утащила с тарелки пирожок поподжаристей, и, помахав ручкой, выбралась на воздух.

Улицы послушно ложились под ноги. В ближайшей сувенирной лавке я приобрела карту города и красный карандаш. Сверяясь со списком, разметила маршрут и отправилась по первому адресу.

Утро выдалось превосходным, пьяняще-холодным, звонким. Ожидать снега в Калессе в этакую рань наивно, но вдруг небо улыбнется и подарит белые танцующие звездочки, так любимые мною с детства?

Высокие дома в пять-шесть этажей сменились трехэтажными, улицы сузились, покатились под гору. На балконах запестрело белье. Зато прибавилось детворы – совсем маленькой, ведь старшие уже в школе, за их посещаемостью строго следят.

Я с непривычки пару раз чуть не навернулась о ступеньки, начинающиеся прямо с середины тротуара. Удивительно, здесь почти нет двориков, вход в дом расположен прямиком на оживленной улице. Номера не везде проставлены, а принцип нумерации – вообще вселенская загадка. За тридцать шестым домом может следовать шестидесятый или пятый. И разбираются же люди, не плутают!

– Уважаемая, где тут четырнадцатый дом? – обратилась я к полноватой мамаше, тащащей за руку упирающееся хнычущее чадо, требующее вернуть домой щенка.

– Зачем тебе? – удивленно буркнула она, наградив дитятко увесистым подзатыльником.

– Одного человека ищу. Господина Малона. Знаете такого?

– Понятия не имею, – отозвалась неприветливая мамаша и посчитала нашу беседу исчерпанной, свернула в проулок.

– Мама-а-а-а, – надрывалось чадо. – Зачем щенка унесли?! Он не блоши-и-ивый! Он хоро-о-оший!

Четырнадцатый дом я таки нашла: серенький, двухэтажный, с белыми наличниками на окнах. Выудив из кармана бумажку, я дважды прочла имя и фамилию, запоминая. Боф Малон. Третья квартира.

Войдя в распахнутую не смотря на холода входную дверь, я заколотила кулаком по облупленным доскам квартирной двери.

– Иду, иду!

Высокий мужской голос прозвучал сзади, заставив меня резко обернуться и встретиться взглядом с поджарым, породистым, как королевская гончая, человеком. То, что он воин – не представляло сомнений. То, что он чародей, я поняла по предательской дрожи в коленях. Может, ну его, носатого заказчика? Задам деру, пока "номер первый" не разобрал по частям на опыты?

– Милая девушка, вы ко мне?

Спокойно, Ирава, в конце коридора есть окно. В случае чего, успеешь добежать. Или не успеешь.

– И что вам нужно от старины Малона? – он уже улыбался, без стеснения разглядывая меня. Эх, где я еще не облажалась?

– Вот, – нащупала я в кармане монетку, – один человек просил передать. Но я его не знаю, – на всякий случай обезопасила я себя и глупо улыбнулась. Монетка лежала у меня в кулаке, стесняясь являться на дневной свет.

– Так что же вас просили передать, милая девушка, нарядившаяся для битвы?

Он уже откровенно забавлялся, демонстрируя ямочки на щеках.

Я страдальчески закатила глаза, вздохнула и вручила ему золотой квадратик. Боф Малон с интересом рассмотрел ее со всех сторон, попробовал на зуб, и только потом перевел взгляд на меня. Еще убивать не собрался? Нет? Ну и хвала Творцу!

– Я первый в списке? – вдруг спросил он. У, какой осведомленный!

– Ага, – сдала я своего нанимателя с потрохами.

– Не бойся, к тебе эти приветы из прошлого не имеют никакого отношения. Во всяком случае, этот. А для меня – просто просьба сделать одну вещь. Доброго дня, милая девушка.

Он вдруг провел раскрытой ладонью перед моим лицом, еще раз продемонстрировал ямочки и принялся возиться с замком квартиры.

О, демоны, надо было спросить – кто давал такие странные поручения? И что за личность – длинноносый. Поздно. Воин-чародей захлопнул дверь, и теперь точно не выдаст секретов даже под пытками. Момент упущен.

Я спустилась на улицу, развернула карту и зашагала в поисках следующего адресата.

Второй мой получатель нахмурился, сосредоточенно оттопырил нижнюю губу, но монету принял, поклонился и поспешил убраться подальше от воинственного вида девицы с мечом.

В третьем доме мне открыла скромного вида длинноволосая блондинка. Получив послание, ахнула, заявив:

– Так я и знала! Вспомнил обо мне после стольких лет! Как с собой забрать – мы слишком разные. Родители не примут тебя. А как за помощью, сразу к Обелле! Скотина ирийская!

– Вы о ком? – невинно поинтересовалась я.

– О самом неблагодарном существе в подлунном мире! – вздохнула блондинка, мечтательно прикрывая глаза.

Так, уже что-то. Носатый – ириец. Все адресаты связаны с ним клятвой совершить нечто при получении сигнала. Интересный подход к жизни.

Четвертого получателя пришлось дожидаться больше двух часов, стойко игнорируя вопросы домочадцев и ревнивые взгляды стареющей жены. И информации никакой. Взял монету, кивнул и был таков.

Пятый умудрился съехать в неизвестном направлении, и где искать его, блудного, никто не ведал. Я мысленно пожелала ему "крепкого здоровья" и отложила расследование до завтра. Шестой и седьмой оказались не склонны к разговорам. И только виртуозными ухищрениями удалось вызнать, что под отправителем они имеют ввиду совсем разных людей.

Один упомянул о местном лекаре, ставшим сейчас ну о-о-очень уважаемым человеком. Второй – об императорском чародее, на этот раз эльфе. К разгадке эти фразы не приближали ни на волосок.

Восьмой адресат меня расстроил окончательно. Он уже два года, как отсиживался в тюрьме и выходить не собирался. Так, бандита я навещу тоже завтра. Ну, носатый, подкинул ты мне дельце!

Улочки, улочки… Я возвратилась в дом Нанды в свете предзимнего темно-алого заката. Свекольного цвета облака с огненным окоемом вытянутыми бесформенными кляксами стекали за императорский дворец. Зеленые иглы редких кипарисов и изломанные силуэты замученных садовниками сосен казались черными, зловещими воинами, готовыми спрыгнуть со скалы в город и устроить там резню. На дворцовом храме печально гудел колокол, призывая горожан прервать обыденные дела и вознести молитву о восстановлении сил перед новым днем…

Меня ждали. В освещенной камином гостиной бледный высокий господин (даже выше нашего эльфа) поднялся с раскиданных по полу подушек и протянул руку. Я нехотя ответила на рукопожатие, потрогав мягкую влажную ладонь.

– Я Ревинг, глава Общества независимых верующих, – представился он глубоким звучным баритоном. – А вы, выходит, Ирава, Сновидец.

Я не стала отпираться. Тем более, мой собеседник оказался ведьмаком. Еще за порогом в ушах зазвенело, между лопаток словно подтолкнуло. Я всегда так реагирую на ведьмаков, особенно сильных.

Что за тип ко мне заявился? Черные короткие остриженные волосы с проседью на висках, короткие бакенбарды, гладко выбритое лицо, в его возрасте еще свободное от морщин, квадратный мужественных подбородок… В молодости он наверняка разбил уйму женских сердец. И сейчас, не похоже, чтобы изнурял себя аскезой. Взгляд надменный, губы тонкие. Нос, правда, подкачал. Ему бы пошел хищный профиль, как у Элидара. А так курносый проповедник показался мне даже забавным.

Он дал мне себя рассмотреть, гордо выпячивая грудь, где на плотной шерстяной мантии золотилась звезда. Каждый ее разновеликий луч оканчивался крошечным драгоценным камнем. Звезда указывала, что ее обладатель настолько силен, что может напрямую общаться с богами. Такого человека как минимум стоит уважать.

Что мне известно об Обществе? Местные храмовники не скупясь на обличающие эпитеты клеймили их за отступничество, искажение учения и ревниво пытались удержать своих редеющих последователей от зажигательных речей нового пророка.

– Чем обязана визиту? – я кожей чувствовала, этот самовлюбленный хмырь тоже с заказом. У меня, наверно, на лбу написано: дочь тангва. И что за гадость обо мне проболталась?

– Мне рекомендовала вас Виладена по прозвищу Убогая Вильда, – разоткровенничался ведьмак. – Она весьма высокого мнения о вашем таланте, сравнимым с даром самого блистательного Анверо, ныне главы Светлого Совета Ири.

– Анверо, лишившегося своего дара, – не удержалась я, возмущенная, что Сокола вновь обделили вниманием.

– Я знаю, чья вы ученица, – мягко возразил он. – Но согласитесь, Сьятор был всего лишь учеником Лица Анверо.

Все– то ты знаешь!

– Предположим, – стараясь не накинуться на него с расспросами, ответила я. – Что нужно конкретно от меня?

– Защиты, – просто ответил Ревинг. – У меня много недоброжелателей. Храмы нашего общества считают отступническими. Моих сподвижников забрасывают тухлыми яйцами во время праздников. Мне страшно за жизнь верующих.

– Глядя на вашу звезду, так не думается, – парировала я. – Не слишком ли вы много просите от недавно приехавшей в столицу провинциалки.

– Увы, нет. Мы с Анверо были друзьями. Я в курсе его опытов. Поэтому прошу самую малость. Ирава, люди не находят в консервировавшейся веками вере душевного спокойствия. Храмовники жируют на подношениях, шантажируют знать. За последние десять лет они не открыли ни одной новой школы для малоимущих. А наши бедные кварталы? Вы хоть раз забредали в трущобы? Вы видели царящую там грязь и нищету? Врачевать сии раны на теле Мизалны – обязанность храмовников, – постепенно воодушевляясь, привычно начал он вещать.

Он преобразился. Ставший ниже на октаву голос завораживал. Как и на моей далекой родине, звук "р" зазвучал гортанно, только глуше, скорее напоминая "г".

– Я подавал прошение Императору неоднократно. Но наше Общество до сих пор находится в полулегальном положении, не смотря на высокопоставленных и могущественных прихожан. Если бы можно было воздействовать на моих оппонентов!

– Я не пойду против ведьм, – ответила я твердо. – Вильда была исключением. Если бы не турнир…

– Что же, – поклонился он, – ваше время драгоценно.

Он поравнялся со мной, сочувственно посмотрел, как на дурочку, и уже у самой двери остановился, скрестил на груди руки и, глядя на плещущийся в камине огонь, обронил:

– А я заинтересовался вами, едва узнал, что вы в столице. Даже с Людоедом разговаривал. Он рассказал о вашей утрате. Поэтому в угоду нашему дальнейшему сотрудничеству я выкупил в библиотеке дневники Сьятора. Выходит, все зря. Вы боитесь или не способны спасти страждущего. И Сокол в вас ошибался.

– …!…!…! – выдала я большую часть своего багажа ругательств. – С этого и надо было начинать!

Ревинг хитро наклонил голову набок, наслаждаясь моим покорным видом, и, выудив из складок мантии тетради, небрежно бросил их на устилающие пол шкуры.

– Встретимся в светлое время суток в храме Вольных в любой из дней этой недели.

Дождавшись, пока Ревинг покинет дом, я бережно подняла обретенное сокровище, перелистала страницы, любуясь почерком Номара, прижалась к холодной бумаге щекой. Миленький, я отомщу за тебя, как только расколю последний шарик и изучу записи.

В этой мечтательной позе меня застукали Ветер с Пучком, видать, истосковавшиеся без женского общества.

– Людоед сдался, пал к ногам вечной молодости и своей долгоживущей дамы, – с порога объявил Элидар, силясь рассмотреть, что за бумаги я столь бережно прижимаю к груди.

– И почему я не удивлена? – промурлыкала я, уже намереваясь улизнуть к себе, сбросить жаркий плащ, вчитаться в заветные строчки. – Скоро нас попросят в гостиницу.

– Я против, – Пучок с сомнением подкрался ко мне, точно ищейка, втягивая носом воздух, и констатировал. – Тут был чужой.

– Да, уважаемые, меня снова наняли. Но за рукописи Номара я готова и на большее.

– Так ты их раздобыла, – погрустнел Ветер. – Сочувствую.

Погоди, бездельник, приснюсь тебе в воспитательных целях, мало не покажется.

– Кто принес? – спросил эльф.

– Местный пророк, гений веры Ревинг.

К чему таиться? Если оскорблю их религиозные взгляды, сами виноваты.

– Заявил, что позарез нуждается в Сновидце. Убогая Вильда навела, чтоб она похорошела!

– Прям-таки пришел и сказал: ты смотри для меня Сновидения, а я тебе взамен тетради Сокола? – изогнул серебристые брови эльф.

– Именно. Слово в слово, – подтвердила я, уже чувствуя подвох.

Остроухий только подтвердил мои худшие опасения, мрачно заметив:

– Если ему нужен Сновидец, не мог ли он вначале избавиться от твоего учителя, а потом белым и пушистым заявиться к тебе, более сговорчивой и наивной, и потребовать своего? За какие-то тетрадки, которые, уверен, ему даром достались!

Теперь была моя очередь остолбенеть. Номар, любимый, ты как всегда оказался прав – твои убийцы сами меня нашли. Нет, не могла я так просто обвинить человека, тем более ведьмака.

– Я пойду к нему и разберусь. Но не завтра. Завтра вы мне поможете выполнить прошлый заказ.

Я осмелилась выпустить из рук заветные тетради, сняла, наконец, плащ и шапку, и, устроившись на подушке у камина, поделилась событиями сегодняшнего дня.

– Пятый, – я заглянула в список, – по имени Вамар Арес, съехал примерно четыре месяца назад. Им займетесь вы. А я схожу в тюрьму…

– Не надо, мы все простим, – встрял Ветер, но я проигнорировала болтуна, продолжив.

– Я схожу в тюрьму, передам Восьмому монетку сквозь решетку. Освобождать бандитов я не нанимаюсь.

Мои приятели согласно закивали. Что ж, подкрепилась я в городе, могу позволить себе заслуженный отдых.

Все наши силы устремлены на проектирование аппарата, который Лиц прозвал Глазом Ночи. Эльфы чересчур склонны к поэзии, но сейчас я с ним соглашусь. Наше детище позволит удесятерять силы Сновидца и даст возможность на короткий период видеть Сновидения обычным людям-нелюдям, не наделенным дарам.

Основные элементы конструкции мы с Лицем придумали еще во время создания Сферы Наблюдения. Как только прибудет из Ири Пуля с требующимися ингредиентами, необходимо тут же приступать к сборке. Чертежи несовершенны, но пока не будет создана действующая модель, внести поправки невозможно…

(Из дневника Номара Сьятора)

Я читала до рассвета, продираясь сквозь несовершенство почерка обоих чародеев, их сокращения и вводимые условные обозначения. Но не обнаружила ни малейшего намека на чертежи или на исходные материалы для создания Глаза Ночи. Как и Сферы Наблюдения. Вскользь затронутые результаты опытов тоже не походили на исследовательские отчеты. Текст, в основном, сводился к рассуждениям о балансе этики и необходимости создания этих аппаратов.

К концу рукописи, протирая покрасневшие глаза, в которые словно кинули горсть песка, я уверилась – была еще одна тетрадь с чертежами, описанием очередности сборки, заклинаниями и результатами испытаний. Вполне логично, что чародеи вынесли конструкторские заметки отдельно. Только где их искать? Вариантов тьма. Например, Лиц Анверо мог забрать записи с собой в Ирь. Сокол мог хранить в доме Людоеда, ныне обращенном в пепел. В конце концов, их могли утащить или потерять здесь. Тогда есть шанс, что они всплывут позже.

Я закрыла тетрадь и почувствовала – я задубела даже под меховым одеялом. Шелк простыней промерз, вызывая озноб. Кажется, проведи рукой по гладкой поверхности и наткнешься на "ежики" ледяных кристаллов, смахнешь хрупкие иголочки инея.

Я вылезла из кровати в надежде надеть что-нибудь теплое, шерстяное, случайно выглянула в не заставленное на ночь окно и обнаружила – сад госпожи Нанды расцвел. Ох! Да это же снег укутал каждую веточку в белый пушистый наряд, разложил на земле и заборах мохнатый, золотящийся в свете фонарей ковер.

Я позабыла про холод, про неуют, стояла босиком на дощатом полу и улыбалась. На какое-то зыбкое мгновение меня даже посетило чувство – все будет хорошо, жизнь непременно наладится, образуется. Но на кровати, освещенной тусклым ночником, лежали тетради навеки покинувшего мир Сокола, а впереди ждало разбирательство – кто, зачем и почему отнял у меня любимого.

Уходить в Сновидение было поздно, спать не хотелось, и я, одевшись потеплей, просидела на стуле перед окном, вслушиваясь в особую, сакральную мелодию первого снега, мелодию очищения и возрождения. Снежинки, словно блудные звезды падали с неба – успевай загадывать желания. И я загадала, наивно, как в детстве, – найти себя в этом мире, чтобы не сойти с ума от одиночества, не огрубеть на пути мести, превратившись в расчетливого безжалостного асассина. Пройти путь до конца и начать заново с теми, кому я буду небезразлична.

Утро робко пробиралось в город. Вначале пасмурное, растерянное от тонкого слоя белого пуха, преобразившего город. Освоившись, оно заиграло красками. Точно лепестки нежно розовых пионов и роз рассыпались по улицам Мизалны лучи по-настоящему зимнего солнца, и я любовалась оттенками и переливами света.

Мне стоило немалого труда прервать созерцание столь совершенной картины и взяться за дело. Позавтракав раньше всех, я дала поручение полусонному Пучку узнать все про Пятого в списке, а сама отправилась в городскую тюрьму. Элидар еще дрых. Нанда тоже. Милая хозяйка порадовала – Людоед уже принял снадобье, и теперь ждет. Изменения уже начались, обещанная молодость возвращается. Но пройдет еще не менее двух месяцев, пока мы сможем увидеть Миля во всей красе.

С нами Нанда была приветлива, и мы решили пока не поднимать вопрос – не надоели ли хозяйке гости. Нас все устраивало. Она тоже не скучала, ведя с мастером боя долгие содержательные беседы об устройства жизни орков, их обычаях и нравах, поглядывая на красавца Элидара, но терпеливо дожидаясь Миля…

Изумительное белоснежное здание с ажурными балконами я ни при каких условиях не назвала бы городской тюрьмой. Не называли его так и сами сторожащие из Управы Закона, ибо лабиринты с камерами находились под землей. Вверху же тюремное начальство попивало чаек с кремовыми булочками, продумывало сложные ходы в "Войне эльфов", двигая костяные фигуры на доске, курило, читало газеты, одним словом деятельно коротало смену.

Так и не придумав, как буду добиваться встречи с Восьмым по имени Платан, я потянула на себя массивную дверь с изображением двух белых тигров, вошла в теплый прокуренный коридор и после вялых препирательств с чиновниками, пробилась в кабинет начальника этого славного заведения.

Внешне тот напоминал буйвола, чьей-то глупой шуткой облаченного в тесную форму. Вытащив из стола объемный ящик, Буйвол любовно перебирал богатую коллекцию боевых кинжалов всех форм и размеров. О, дружок, так у нас тема для разговора имеется!

– Ясного дня, уважаемый, – поклонилась я по местному обычаю. – Вижу, вы подлинный знаток метательного оружия! М-м-м, эльфийские клинки! Дальность полета у них невысока. Зато сталь превосходна. О, и боевые есть. Эти в руку ложатся хорошо, в поединке точно сами ведут. Противника при умелом использовании нейтрализуют быстро, большинство доспехов режут, точно весеннюю зелень.

Я возблагодарила дотошность Пучка, вбивавшего в мою неразумную башку столь ценные сведения.

Буйвол поднял голову, изучая нежданную посетительницу. За головой из-за полного отсутствия шеи, ему пришлось распрямить весьма внушительные плечи. Взгляд мутных серых глаз сфокусировался, даже засветился искоркой интереса.

– Разбираешься? – скептически протянул он.

– Немного. Меткость люблю тренировать, – честно соврала я.

– Чем докажешь?

Похоже, ему было скучно, а я свалилась вначале долгого дня нежданным подарком. Пропала ты, Ирава, сейчас на учения какие-нибудь позовет. Но Буйволу было не только скучно, но и лень расставаться с нагретым стулом.

– Попадешь от окна в… – он пошарил глазами по кабинету, вполне просторному и уютному, выполненному в бежевых тонах, – в… в… – страдал он.

Я решила облегчить поиск.

– Мебель портить не станем, она, наверняка, дорогая. Давайте остановимся на завитке на обоях над дверью. Как раз над облепиховой веткой. Ваш оберег не пострадает, а любопытство будет удовлетворено.

– Валяй, – согласился Буйвол, приглашающим жестом проводя рукой над ящиком. Мол, не стесняйся в выборе.

Мне было, в принципе, все равно, чем попадать. Но хозяина кабинета следовало уважить, и я для вида порылась, повздыхала над клинками, в большинстве эльфийской работы, выбрала один посимпатичней, с коротким узким лезвием, утяжеленным к острию, рукоятью в виде оперения. Прицелилась, метнула.

Буйвол привстал, близоруко щурясь, оценил мой труд и кивнул:

– Значить, это ты сменишь Синяка. Давно пора старику на отдых, – ошарашил он меня. Выходит, за другую принял, вот и дружелюбный такой. А я уже размечталась…

– Увы, уважаемый, – развела я руками, присаживаясь на стул и нагибаясь к Буйволу. – Вообще-то я пришла навестить своего… скажем, родственника, Платана. Он имел неосторожность угодить в ваше замечательное заведение два года назад, – я многозначительно потыкала большим пальцем вниз, подразумевая тюремные камеры.