Текст книги "Похождения бравого рядового Гувер"

Автор книги: Елена Бушаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Часть IV. Герои и злодеи

Глава 46. Взрыв из прошлого

Американская военная база умудрялась соответствовать всем стереотипам о США: огромная, пускающая пыль в глаза, невероятно помпезная и непроходимо глупая. Чего стоили одни только бесконечные двери, понатыканные по всем коридорам, ведущие в заваленные подсобки. И ее персонал: надутые, самодовольные, считающие, что они круче всех. На тонкое замечание Уолтера, что дело не в размере, совсем еще сопливый юнец ответил, что у кого размера нет, для того и не в размере. И напоминать, что когда-то милая Британия владела практически всем миром, было бесполезно. Поэтому в данный момент чопорному мистеру Хаксли очень хотелось кому-нибудь врезать, да, сэр. Но межнациональные конфликты были строго-настрого запрещены, да и не к лицу адъютанту генерала Меллоуни размахивать кулаками, как какому-то уличному забияке. Хотя он умел, да, сэр, и весьма хорошо. Поэтому адъютант шлялся по коридорам, пока генерал общался со старым знакомцем директором Кейджем, то и дело натыкаясь на представителей различных национальностей и конфессий. Японцы и китайцы традиционно сторонились друг друга, африканцы устроили с американскими и французскими коллегами соревнование по битбоксу, русские, вопреки ожиданиям, держались строго и не пытались устроить пьяный дебош, а арабы еле сдерживались, потому что каждый второй норовил при них пошутить про свининку и паранджу. Проводимые раз в пять лет межнациональные соревнования, условно названные сборами по обмену опытом, в этот раз обещали что-то грандиозное. Солдаты в тысячный раз проверяли обмундирование и оружие, ученые орали на носильщиков, перетаскивающих тяжелые агрегаты, а на дополнительный аэродром слетелось столько самолетов, что трудно было разобраться, где чей.

Поэтому мистер Уолтер Хаксли очень удивился, когда никого не застал в спортивном зале. Почти никого. На огороженной площадке крутилась девушка с двумя самурайскими мечами. Глаза у нее были завязаны, но на уверенности движений это никак не сказывалось, она крутилась волчком, делала выпады, уклонялась, защищалась лезвиями, кувыркалась, рискуя отрезать себе летающие рыжие косы, и изгибалась, как будто в ней не было костей. Конечно, все это было невероятно эффектно, но против настоящего противника девушка не продержалась бы и минуты, потому что все это было сплошной показушной акробатикой, танцами, а не настоящим боем.

– Ты позоришь эти мечи. – Презрительно бросил Хаксли. – Ты не настоящий боец.

Девушка не ответила, продолжая крутиться, и Уолтер с неудовольствием разглядел разводы пота у нее на груди и подмышками. И волосы у не были уже грязноватые. Неопрятных женщин он не любил.

– Не годится использовать боевое оружие для дурацких танцев!

Она продолжала молчать, и Уолтер взорвался.

– Отвечать, когда с тобой разговаривает старший по званию!

Серебряная вспышка жикнула прямо перед глазами, заставив Хаксли отшатнуться. Рыжая стащила повязку и вытерла ей лезвие меча.

– Что… что ты себе позволяешь? – Крикнул Уолтер, которого продолжали игнорировать.

– А? Что? – Завертела головой девушка. – Кто это разговаривает? Никак труп настоящего бойца?

– Что? – Опешил Хаксли.

– Я тебя убила. – Пояснила рыжая с мерзким американским акцентом, коверкающим благородную английскую речь.

– Как это?!

– Полбашки отрезала.

– Что?! Да если бы мы сразились по-настоящему…

– Что? – Передразнила девушка. – Труп хочет со мной сразиться? Максимом на скорость разложения, это да, тут ты выиграешь.

– Как вы со мной разговариваете, вы, рядовой?!

– Ой, гляньте, труп лейтенанта недоволен, что его убил простой рядовой! Ах, какая досада, если бы это был хотя бы полковник, то труп был бы больше рад, и лежал в гробу с улыбкой на оставшейся нижней половине лица.

– Да как ты смеешь! Я адъютант генерала Меллоуни!

– То есть, мальчик на побегушках?

– Что-о-о???

– Ну дава-а-ай! Разно-о-ойся еще тут! – Захихикал рядовой. – Не забудь еще, что тебя побила девка! А твой генерал – дерьмо!

У нее вдруг засверкали глаза, как у кошки, она даже сгорбилась, будто приготовилась прыгать.

– Дерьмо и ворюга! Фантом его покарает!

И выбежала, хлопнув дверью, даже мечи бросила.

Уолтер Хаксли поднял их, любовно погладил бритвенно-острые лезвия, и бережно убрал в лежащие тут же ножны.

– Сумасшедшая! – Пробормотал он.

Русские расположились на плацу, несмотря на мороз, и переговаривались между собой, будто не понимая, почему вокруг них крутятся курсанты и агенты из тех, кто недавно выпустился. Они пели песни под гитару о юности в сапогах, кто-то уже выплясывал что-то похожее на нижний брейк-данс, большинство курили и хитро глядели на американцев. Чтобы не замерзнуть, жгли костерок из ящиков, в которых перевозили новейшие разработки боевой техники. Татьяна возле них даже близко не показывалась, на Родине ее разыскивали за предательство.

– Закурить не найдется? – Наконец подкатила Гувер к одному из русских сержантов.

Тот молча протянул ей квадратную пачку крепчайших дурно пахнущих сигарет с синей картой. Мерида не стала мелочиться и цапнула всю.

– Хорошая сегодня погода, не правда ли? – Подошел с другой стороны Солджер.

– Хорошая. – Отозвался русский, старательно гася искры смеха в глазах.

Говорил он с акцентом, но медленно, понять было можно.

– Холодно только. – Поддакнула Гувер.

– Да разве это холодно! – Оживился сержант. – Вот у нас сейчас…

Лед был сломан, разговор завязался. Гувер и Солджер кивали, ахали и соглашались, что зима без снега – как стол без хлеба, и не забывали договариваться об обмене сухпайков. Остальные американцы тоже занимались бартером, и вскоре уже пробовали гречневую и перловую каши, вкуснейший черный хлеб и тушенку из банок, а русские раскладывали по карманам жвачку, леденцы и прочую сувенирную ерунду, таинственно обещая ночью, когда объявят отбой, пронести на плац огненной воды, чтобы устроить соревнование с японцами, приехавшими со своим сакэ. Украинские военные клялись угостить курсантов салом, «жирным, как ваши мамы». Это было сказано по-русски, но Гувер поняла, и ответила словами, подслушанным у Татьяны Михайлофф в тот жуткий день, когда русская шпионка перед корпоративом сломала сразу два ногтя подряд. Русские ответили восхищенным «о-о-о!», назвали Мериду «своим человеком», а украинцу надавал подзатыльников собственный ефрейтор. Гувер тут же пожелала расширить запас ругательств, в желающих помочь недостатка не было, как сказал один сердобольный лейтенант: «а то что у вас только шит да фак, да факин шит, вот и все радости». Солджер, не выдержав, ушел, так и не поняв, почему ругательством является название женского интимного места с ушами, а почему наличие ушей на этом месте является ругательством, не знали и сами русские.

Пиканье приборов, соревнующихся с тиканьем часов, могло довести до самоубийства закоренелого католика. Еще больше сводила с ума жуткая тишина. Это могло продолжаться часами, он уже знал. Самым невыносимым была не боль или неподвижность, а эти медленно тянущиеся часы и осознание, что их никто не разбавит присутствием, даже соседи по палате, не выдержавшие Дантона даже в бессознательном состоянии. Если бы раненый снайпер по ночам душераздирающе стонал от боли, то это было бы понятно и простительно, бывало, что из больничных лазаретов доносились вопли и погромче, но Джо, обколотый обезболивающим, как заправский наркоман, принимался хохотать, как подорванный, и это звучало так жутко, что матерые агенты слезно упросили Доусона убрать его куда подальше. В результате Дантона перевезли в пустующую сейчас VIP-палату.

Дверь тихо открылась, впустив поток света, бесшумные шаги прокрались к койке, на лоб легли ледяные пальцы, потом сместились на шею, не удержались и погладили по небритой щеке. О прикроватную тумбочку что-то стукнуло, почему-то сильно запахло хвоей. Звук передвигаемого стула, мгновение, и часы заткнулись, запнувшись. Приборы тоже перестали пикать. Опять звук передвигаемого стула, на этот раз совсем рядом с кроватью, и кто-то сел, включил планшет и быстро застучал пальцами по экрану.

– Ты не уйдешь? – Спросил Джо пересохшим горлом, сообразив, что она решила обосноваться здесь надолго.

– Нет. – Ответила Гувер.

– Давно ты знаешь, что я в сознании?

– Как зашла, так и поняла.

– Что ты там делаешь?

– Смешиваю с дерьмом одну фанфикершу, ни писанину которой я убила два часа, а она запихнула в конец поганый слэш! Никто не смеет безнаказанно поганить мой любимый пэйринг!

– Уйди! – Потребовал Дантон, не желавший, чтобы она его видела в таком состоянии.

– Молчи. – Парировала Гувер. – Вам вредно разговаривать, сэр.

– Черт возьми, женщина… – на этом жжение в горле стало невыносимым, и снайпер принялся задыхаться, что отнюдь не улучшило ему настроение.

Гувер быстро встала и принесла маску, плотно прижав ее к его лицу. Жжение в носоглотке и горле прошло, как будто их сбрызнули водой. Мерида опять села и принялась писать дальше.

– Давно я лежу?

– Давно.

– Что со мной?

– Много чего.

– А конкретнее?

– Встанешь – в отчете прочитаешь.

– А чего ты бесишься-то?

– Потому что ты меня бесишь, козел ты самодовольный!

– Да? – Дантон чуть двинул пальцами, коснувшись ее руки, которую она не убрала, а даже взяла его ладонь в свою и переплела пальцы. – За что?

– А что, не за что? – Съязвила она, откладывая планшет.

– Иди-ка сюда. – Дантон попытался подвинуться на узкой койке, чтобы ей тоже хватило места, но Гувер только бессердечно посмеялась над этими жалкими потугами, и самостоятельно умудрилась уместиться на двадцати сантиметрах пространства от него до края кровати, правда для этого ей пришлось закинуть на него ногу.

– Расскажи, как ты меня ненавидишь, а?

– Как? – Гувер жарко и сердито задышала ему в бок. – Так, что в глазах темнеет! Так ненавижу, что иногда взяла бы просто и растерзала на сотню маленьких говнюков! Меня от вашего вида трясти начинает иногда! Так, что сердце останавливается!

Чувствительный щипок с садистским вывертом заставил Джо ахнуть от неожиданности.

– Пытки раненого?!

– Я вам покажу пытки, только встаньте сперва! Сэр, у вас нога сломана в четырех местах, артерия разорвана, проникающее ранение брюшной полости! Так какого черта вы со всем этим не лежали смирно и не ждали помощь, а поперлись добивать свидетелей, как будто там без вас мало желающих было?! Из ваших кишков столько металла вынули, что можно выплавить набор солдатиков!

– А можно глянуть потом? – Любопытно спросил снайпер, только сейчас ощутив, что его нога находится в подвешенном состоянии.

– В помойке поглядите.

– Помоги мне встать.

– Зачем это? – Не поняла Гувер.

– Надо…

– В катетер делайте свое надо! Каким образом вы это представляете?!

– Я допрыгаю. Одна нога у меня еще осталась. И ты меня поддержишь.

– Не буду я! – Гувер скатилась с кушетки, оставив после себя ощущение незаполненной пустоты.

– Тогда я сам! – Героически решил Джо, но под скептическим взглядом Мериды так и не смог даже особенно пошевелиться.

– Что вы со мной сделали, сволочи?! – Взвыл он.

– Да так, по мелочи. Вам остановили воспаление, собрали по кускам ногу и вкачали шесть литров чужой крови.

– Я не буду писать в кровать!

– В катетер.

– Тем более при тебе!

– Я могу выйти.

– Ты будешь знать!

– Раньше вас это не смущало!

– Раньше я был без сознания! А сейчас, если ты мне не поможешь подняться, я буду терпеть, пока у меня мочевой пузырь не лопнет, и я не умру!

Гувер приподняла бровь и ткнула его сложенными пальцами в район живота.

– Долбаная акупунктура. – Помолчав и убедившись, что лишней жидкости в нем больше нет, проворчал Дантон.

– Да? – Хмыкнула Мерида, взяла его ладонь и принялась легонько щекотать ее кончиками пальцев.

Боль не то что прошла, но как-то притупилась, сведенные спазмом мышцы расслабились.

– Скоро, наверное, народ на соревнования начнет подтягиваться. – Вздохнул расслабленный Дантон. – И две новых серии «Теории большого взрыва» выйдут. Интересно, в этом году будет хоть немного снега на Рождество?

– Все уже приехали, сэр. – Мягко ответила Мерида. – Серий вышло целых девять, я не смотрела, ждала вас. А Рождество уже прошло. Ваш подарок под елкой.

– Под какой еще елкой?

Гувер показала на тумбочку, и Джо, повернув голову, действительно увидел маленькую декоративную елочку в горшке. Возле нее лежал маленький пакетик кислотного розового цвета, украшенный единорогами, с огромным розовым же бантом. Джо тут же сцапал его, и минут пятнадцать занимался разворачиванием, Гувер постаралась на совесть. Наконец, он извлек пулю на длинной металлической цепочке. Пуля была родной сестрой тех, которыми он стрелял из своей винтовки.

– Какая классика. – Хмыкнул Джо. – Скажи еще, что ее достали из твоего сердца.

– Почти из сердца. – Кивнула Марида. – Совсем рядом прошла. Это ей меня чуть не убил мистер Мастерс, сэр. И это не просто пуля. Это… в общем, пока вас не было, я кое-что с ней сделала. Видите, там насечка? Если вдруг когда-нибудь станет понятно, что все… что хуже уже быть не может и это конец… поверните ее. И сэр… ее можно использовать только один раз. Поэтому я прошу отнестись серьезно.

– Там яд насыпан? – Уточнил Джо, разглядывая пулю.

– Яд у вас и так в форме зашит. Нет, это…

– Наркотик что ли?

– Можно и так сказать. – Улыбнулась Мерида. – Мой личный сорт героина. Говорить, что надеюсь, что вы никогда не узнаете что там, не буду. Не с нашей профессией.

– Круто. – Оценил заинтригованный Дантон. – Слушай, а ты не можешь…

– Нет. Курить вам сейчас нельзя.

– Ну хоть одну…

– Нельзя!

– Половинку…

– Сэр!

– Всего затяжку!

– Нет!

– Ну и иди отсюда!

– Ну и уйду!

– И иди!

– И уйду!

– И катись!

– Сам катись!

– Я покачусь! И тебя еще поваляю! – Дантон схватил елочку и замахнулся свободной рукой.

– Даже не вздумайте, сэр! – Предупредила Гувер. – Я вам подачу обезболивающего перекрою, будете орать тут да утра, а все на сборах, никто не придет!

– Бессердечная сволочь!

– Капризный сукин сын!

– Ну-ка расскажи еще, как ты меня ненавидишь!

– Да меня трясет от вас! Вы самый подлый говнюк на всей базе! Да хуже вас только ваш бездарный неудачник Росомаха!

– А у твоего Саблезуба шуба как у престарелой порнозвезды!..

Дантон вдруг замолчал и, побледнев, откинулся на подушку.

– Что? – Тут же подскочила взволнованная Мерида.

Джо медленно с видом оскорбленного достоинства поднял руку.

– Ладно. – Рассмеялась она и взяла ее в свою. – Только не вздумайте больше разговаривать, вы только в себя пришли. Лучше послушайте, что у нас происходило, пока вас не было…

Генералу Меллоуни часто приходилось испытывать ощущение дежа вю, он даже радовался ему, как неожиданному привету от старого друга.

– Посмотрите, Кейдж, на эту пару.

– Смотрю. – Ответил кому директор, а кому по-прежнему недотепа Корки. – Агенты Солджер и… Джокер.

– И масти-то какие знакомые! Блондинистый мыслитель и его заводной дружок. Как руками-то машет!

– Не понимаю, о чем вы, мистер Меллоуни.

– Все ты понимаешь, засранец! Вылитые ты и твой дружок Моритц!

– Генерал, вам, должно быть, не видно отсюда, но агент Джокер девушка.

– Зануда ты, Кейдж.

– От зануды слышу.

– Но ты посмотри на нее! Походка-то, походка! Сделай скидку на женскую анатомию бедра и… все повторяется, друг мой, все повторяется!

Девушка и ее друг, а генерал не сомневался, что их связывает крепкая дружба, если не больше, уже проходили внизу под лестницей, и лукавый дернул его крикнуть, как в старые добрые времена.

– Эй, Морт! Горим!

Девушка споткнулась на ходу и вскинула голову вверх. Светлые глаза до боли знакомого жуткого сиреневого цвета мигом нашли генерала. И узнали. Меллоуни пробил озноб, и он готов был поставить доллар против фунта, что знает, какой жест она за этим покажет. Резко вскинутая вверх правая рука, удар по ней левой, нарисованный в воздухе круг, пронзенный в центре пальцем. Тайная азбука их выпуска, неизвестная больше никому. И назовет его Мелани. И действительно, девушка уже даже начала вскидывать руку, но ее товарищ дернул ее вперед, увлекая за собой дальше.

– Мерида, это же генерал!

– Ворюга он, а не генерал! – Прошипел сдавленный от ярости женский голос с интонациями того, кто давно уже умер и лежал в могиле.

– Что-то вы побледнели, генерал. – Похлопал его по спине ничего не услышавший Кейдж. – И я знаю способ вернуть румянец на ваши щеки. Пройдемте ко мне в кабинет. Майор Иванов и полковник Капусто просили рассудить, какой национальный напиток лучше: водка или горилка. Учитывая, что перед ними лейтенант Фуко подарил мне национальный напиток Франции, соревнование обещает не дойти до финала.

Глава 47. Лезвие

Не дело генералу сидеть за одним столом с сержантами и рядовыми, но Меллоуни сделал вид, что хочет посоветоваться со своим адъютантом. Вчерашний день вспоминался урывками, но странную девицу с другом он не забыл, и лейтенант Хаксли сидел как раз напротив нее. Генерал тяжело плюхнулся на длинную лавку и бесцеремонно уставился ей в лицо. Девица нервно бросила взгляд налево и направо, потом зыркнула на него в ответ. Глаза у нее были зеленые, а не сиреневые, как у Моритца, и у Меллоуни отлегло от сердца, а то он ненароком уже решил, что начал сходить с ума на старости лет.

– Генерал? – Агент попыталась привстать, но генерал замахал на нее руками.

– Давайте без чинов, умоляю! Агент… Джокер?

– Да, сэр. – Девица села на место.

– Тем более, какой я сейчас генерал, смех один.

– Действительно. – Поддакнула рыжая.

– Мы с вами не могли встречаться раньше?

– Не думаю, сэр.

– Определенно я вас где-то видел.

– Не могу знать, сэр.

– У меня ощущение, что мы встречались в прошлой жизни. – Настаивал Меллоуни.

Рыжая резко откинулась назад, чуть не своротив поднос с едой.

– Сэр, это вы чего это, это вы меня клеите что ли?! – Громко и растерянно спросила она.

От неожиданности генерал вспыхнул до корней седеющих волос. Все головы повернулись к ним.

– Мерида, замолчи ты ради бога! – Взмолился ее пунцовый друг.

– Сам молчи! – Огрызнулась Мерида. – Он же старый, а лезет!

Это все уже было. Не дословно, но почти. По молодости Моритц, изображающий растерянность, обожал выставлять собеседников дураками. И тот же взгляд, такие же разведенные в стороны руки, и тот же паренек рядом, насквозь видящий все эти выкрутасы.

Ситуацию спасли изумленные возгласы, крики, взлетающие вверх подносы, падающие, как кегли агенты, смех и суета. Что-то происходило под ногами, но из-за зашкаливающего количества людей не было видно, что, только слышно чье-то верещанье.

– Вон он!

– Туда повернул!

– Под стол залез!

– Лови его!

– Ай!

– Ой!

– Твою-то мать!

– Уй бли-и-и-ин! – Заскулил агент Джокер и вылетел из-за стола, побежав в указанном направлении и присоединяясь к суматохе.

Ор, мат, падения, разбросанная еда и бестолковая беготня тут же превратили конкурирующих военных в одну общую шевелящуюся массу. В разгар беспорядка в столовую, как мстительная гарпия, зашел Доусон.

– Прекратить!

Мощный рык раскатился громом, агенты замерли в различных позах, боясь пошевелиться. Из-под груды тел выбралась рыжая, прижимающая к груди что-то металлическое и громоздкое. С головы у нее стекла тарелка овсянки и шлепнулась под ноги главе оперативного отдела. Масса в ее руках шевелилась, звякая сочленениями.

– Что происходит? – Уже тише поинтересовался Доусон.

Масса в руках агента Джокер приподняла голову и оказалась роботом. Он уставился на Доусона круглыми окулярами, продолжая трястись, как будто ему было страшно.

– Что это?

– Валли. – Ответила Джокер так, будто это все объясняло. – Простите его, мистер Доусон, сэр, он просто долго оставался один в лаборатории и отправился меня искать!

– И это то оружие массового поражения, на создание которого мы вам выделили из бюджета сто тысяч долларов?!

Валли затрясся еще больше и прикрыл «голову» ручками-клешнями.

– А все массово и поразились. – Хихикнула Гувер, кончиком языка слизывая капающую со лба овсянку. – Кроме того, Еву я тоже сделала.

– Кого?

– Еву, сэр. Так старалась, вот, аж мозги потекли. – Она брезгливо провела рукой по волосам и стряхнула противную липкую массу под ноги Доусону. – Эм… я вам покажу. Она летает… и стреляет.

– Летает и стреляет. – Повторил Доусон. – Прекрасно. А это утилизовать!

– Вы что! – Гувер обхватила Валли руками, как наседка, защищающая цыпленка.

– Что он вам сделал! – Поддержала разгневанная миниатюрная японка.

– Он хороший! – Засюсюкала французская переводчица.

– Валли! – Подтвердил робот слегка электронным голосом, вызвав дружный стон умиления.

Гувер тут же окружили, оттеснив недоумевающего Доусона, и наперебой принялись протягивать роботу руки, которые он сначала робко, а потом все уверенней пожимал, вертя маленькой головой на длинной гибкой шее. Лейтенант Хаксли бросил на генерала виноватый взгляд и бочком протиснулся к толпе, чтобы тоже потрогать робота за металлическую лапку. Гувер опустила его на пол, протянула относительно чистую тарелку с пола, и Валли принялся кружиться по полу на мягких гусеницах, размахивая ей, как шляпой. Кто-то включил на мобильнике джаз, и робот попытался танцевать, но не удержался на скользком полу и врезался в чьи-то ноги, жутко смутился и поспешил к хозяйке, которая поспешно подняла его на руки. Генерал поймал себя на мысли, что уже думает об этой железке как о чем-то разумном.

Агенты принялись наперебой успокаивать его и гладить по металлическим сочленениям.

– Дурдом какой-то! – Пробормотал Доусон и вышел.

– Он очень общительный, только стесняется! – Объясняла Гувер всем желающим. – Танцевать любит и всякие штуки. Я ему в коробке домик сделала, он уже туда гору хлама натаскал, и играет…

«Действительно, оружие массового поражения» – подумал генерал.

Все столы у аналитиков были завалены горой донесений, и они продолжали поступать. Припряженные к работе курсанты сбились с ног, сортируя их по степени тяжести причиненного морального и физического ущерба, национальности потерпевшего и предположительной личности подозреваемого. Фантом, обнаружив в alma mater такое количество незнакомцев, расстарался и показал себя во всей красе, а иностранные агенты тоже были не прочь попробовать себя в служении проказливому призраку. Практически все двери были расписаны нецензурными высказываниями и картинками разной степени откровенности. Чего стоила только совершенного голая женщина верхом на свинье на двери главы арабских силовиков. Впрочем, две спаривающиеся лягушки в красных беретках и тельняшках, явившиеся с утра французам, были ничем не хуже. Русским все двери разрисовали серпами, звездами и медведями, играющими на балалайках. Японцы уже деловито отмывали со своих аниме-девочек с лицами глав государства, а китайцы, ругаясь, собирали совками в ведра раскиданную по полу лапшу, потому что уборщики уже не справлялись со всей этой вакханалией и дружно просили отгулы за свой счет, а если им отказывали, писали заявления на увольнение. Растяжек, вылившейся на головы воды и прочих менее невинных жидкостей, украденной и испорченной формы, разрисованных несмываемым маркером лиц, связанных под столом шнурков, ручек дверей, бьющихся током, налитого в шампуни клея, краски и прочих подушек-пердушек никто даже не считал. Пока что верхом неприличия считалась подкинутая индусам отрезанная коровья голова, которая вообще неизвестно как взялась на закрытой военной базе.

Кое-кого удавалось вычислить, и несчастный занимал место среди аналитиков, принимаясь разгребать проделки сотоварищей. Но большинство безобразий идентификации не поддавалось. И над всем этим царил невозмутимый Кейдж, будто не замечая воровато крадущихся мимо него своих и чужих людей, лишь изредка фотографируя особо интересные вещи на планшет.

– Как же так можно, сэр? – Недоумевал лейтенант Хаксли. – Как мы будем проводить соревнования… то есть, обмен опытом?

– Первый раз на мероприятии подобного масштаба? – Только посмеивался Меллоуни. – Погоди, ближе к делу все будут на цыпочках ходить. Никому не хочется ударить в грязь лицом перед мировым сообществом.

Дверь личного отсека генерала уже была украшена представителями королевской семьи, отплясывающими кан-кан в разноцветных чулках. Поверх рисунка была надпись: «верни, что украл, вор!», но даже не она заставила генерала побледнеть и схватиться за сердце. Почерк. Это был почерк Стефана Моритца, он бы его ни с чем не спутал!

– Сэр! – Встревожился Хаксли. – Вам плохо, сэр?!

– Ничего-ничего, Уолтер. Я просто устал.

– Но какое возмутительное свинство, сэр!

– Вы военный, лейтенант! И не дело рядовому теряться от резкого окрика сержанта!

– Но это…

– Это то же самое. Оставьте меня, мне надо подумать.

– Корки?

Кейдж кивнул из-за стола, не отрываясь от бумаг, и приветливо указал ручкой на мягкий кожаный диван, принявший в объятия усталое генеральское тело. Что-то дописал, удовлетворенно кивнул сам себе, закрыл журнал и связался по настольному коммутатору с секретаршей, велев приготовить кофе и никого не пускать. После криков и беготни в коридорах его кабинет казался уютным оазисом спокойствия в пустыне хаоса.

– Можно тебя спросить?

– Спросить-то можно. – Игриво ответил Кейдж, не принимая тона. – А с ответом посмотрим.

– Представь, что перед тобой вдруг возник ты сам, только из прошлого. Тебе бы не было стыдно?

– Нет. – Подумав, четко ответил Кейдж. – И еще я бы посоветовал себе не искать продвижения по службе, а скончаться где-нибудь в горячей точке лет в сорок. А ты?

– Я уже второй день словно гляжу в прошлое. Точнее нет, это прошлое глядит на меня. И оно не видит того, каким я стал, оно по-прежнему видит того… другого. Того, кем я уже не являюсь. И перед ним бесполезно оправдываться, оно молодо и полно ярости и огня, и все обиды для него по-прежнему живы. И мне жутко, Корки.

– Рано ты начал хандрить. – Только и сказал Кейдж.

– Скажи, а Морт? Что бы ты сделал, если бы у тебя была возможность начать все заново? Убил бы его?

Кейдж сердито поджал губы.

– Я предпочитаю не думать о том, что было бы если, а оперировать доступными фактами.

– Все не можешь простить меня? А ведь столько лет прошло! Но я, и правда, был настоящим засранцем. Впрочем, он был не лучше. Знаешь, это я украл его нож.

– Что?! – Кейдж вытаращил глаза. – Ты?!

– Я. – Спокойно признался Меллоуни и вытащил из кармана продолговатый чехол. – Мне так хотелось иметь что-то подобное. А он так врал, что нож достался ему от отца, хотя все знали, что у него только мать… он меня жутко злил.

– Я помню. – Прервал Кейдж.

– А тогда… боги, я даже не помню, что он сделал. Он же даже его особенно не прятал, все время таскал с собой.

– Он думал, что потерял его. Что он вывалился из дыры в кармане.

– О дыре позаботился тоже я. Иначе бы он сразу понял. Тогда он так убивался. Искал его всюду. Тогда я злорадствовал. А теперь… не знаю. Наверное, мне его жаль. Сколько ему тогда было? Тридцать? Тридцать пять?

– Двадцать один. – Сквозь зубы проговорил Кейдж.

– Двадцать один. – Повторил Меллоуни, вытряхивая нож из чехла на ладонь.

Отполированная рукоятка пожелтевшей слоновой кости когда-то была покрыта резными узорами, но они почти стерлись за долгие годы употребления. Однако ухоженное лезвие и не думало стариться, такое же смертоносное, как и сорок лет назад.

– Посмотри на него. Рукоять – это мы. Такие же старые, потертые, но все еще выполняющие свою функцию. А лезвие…

– Он так любил жизнь. – Вдруг сказал Кейдж. – Ему всегда было мало. Помнишь, он хотел стать бессмертным?

– Не помню. Ведь я не знал его так, как ты.

– Никто не знал его, так, как я.

– И ты оправдываешь его? До сих пор? Ведь это же ты его тогда сдал? И почему он не преследовал тебя за это?

– Он знал, что я поступил правильно. В этом был весь Стеф.

– Эта девушка… агент Джокер… Мерида… она его дочь? Внучка?

– Мерида сирота, ее обучали здесь.

– Вчера она назвала меня вором. У нее его манеры, его интонации, его движения, его смех. И глаза… у нее его глаза.

– У нее зеленые глаза.

– Вчера были сиреневые.

– Это уже слишком. – Хмыкнул Кейдж.

– Я тоже так думаю. Ты веришь в реинкарнацию?

– И это тоже уже слишком!

– У меня на двери надпись. И это его почерк.

– Меллоуни!

– Я требую от тебя сию же минуту показать мне запись с камер наблюдения. Я хочу узнать, кто это сделал. Немедленно, Кейдж!

– Пойдем к операторам. – Кейдж пожал плечами. – Но тебе не кажется, что ты перегибаешь? Стеф не стал бы реинкарнироваться ради сомнительного удовольствия довести тебя до паранойи. Да еще в женском теле.

Меллоуни не ответил, пребывая в задумчивости, пока они не дошли до операторов, которым Кейдж велел вывести на экраны запись наблюдения с камер, установленных напротив двери генерала. Сначала ничего не происходило. Потом мимо начали сновать военные с различными предметами в руках, прошло несколько парочек. Кто-то в черной маске долго рисовал пляшущую королевскую семью, вздрагивая от каждого шороха, но ничего не писал. Потом возле двери не происходило ничего до самого утра.

– Но надпись! – Нервно закусил губу генерал. – Откуда она появилась?

– Как будто из ниоткуда. – Огорошил более опытный в просмотре видео оператор. – Смотрите, вот этот момент. Вот ее нет… и вот она появляется.

– Прервалась запись? – Нетерпеливо спросил Кейдж. – Вырезали?

– Никак нет, директор, запись в порядке, вот таймер. Она просто возникает на двери.

– Но этого же не может быть. – Раздраженно стукнул по столу Меллоуни. – Кто-то же это написал!

– Я и не говорю, что не писал. – Обиделся оператор. – Просто это не человек сделал.

– А кто?!

– Фантом. – Объяснил агент, как нечто само собой разумеющееся. – Его, извините, мы поймать не сможем.

– Какой еще фантом?!

– Это наш местный призрак. – Будничным тоном пояснил Кейдж, увлекая Меллоуни прочь. – Дух базы, так сказать.

– Твой дух пишет почерком Морта!

– Может, это его дух и есть? – Серьезно спросил Кейдж.

– Ты серьезно считаешь, что этот обормот превратился в привидение и теперь шляется по вашим коридорам и наводит трепет на первокурсников?!

– И еще его можно попросить о помощи. Не бесплатно, разумеется. Очень на него похоже. Я бы после смерти тоже не против стать духом базы. Представь: почти ничего не делать, устраивать свидания, иногда, под настроение, чистить картошку на кухне и разбрасывать вещи Доусона, который займет директорское кресло после меня, хотя он пока пребывает в счастливом неведении.

– Ты сошел с ума. – Прокомментировал Меллоуни.

– Не более чем ты.

– Я поговорю с ней. – Решил генерал. – Выведу ее на чистую воду!

– И прослывешь среди наших сумасшедшим.

– Я скоро и так стану сумасшедшим, если призрак Моритца продолжит требовать у меня нож!

– Да отдай ты его!

– Кому?! Этой твоей?..