Текст книги "Морок (СИ)"

Автор книги: Екатерина Горина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4

– А вдруг все это сон? – подумал Георгий.

– Что сон? – спросил его рядом тихий мягкий голос.

– Ну всё это, всё это вокруг. Как будто я никуда и не ходил. Потому что всё как-то чудно это. Отошел от дороги – заблудился. Потом вдруг вышел на дорогу. Это неправильно. В жизни так не бывает…

– О-о, в жизни и не так бывает, – усмехнулся собеседник.

– Нет, в жизни все чётко, размеренно, по правилам. Ну, бывают сбои, конечно, куда без них. Но только их всех объяснить можно. Ну вот, к примеру, снился мне сон. Пошел я к куму за солью, поворачиваю за угол его дома значит, и вдруг – я во дворце! Вот так в жизни не бывает.

– Ну, почему не бывает? С тобой просто не бывало, Гога. А вот как бывает. Вот ты во дворец поехал, допустим. Вот сел ты в экипаж и сидишь. И даже вот заснул. А проснулся – во дворце уже. Ну так что? Ты ж никуда не шел, не плыл, ты спал просто. Заснул дома, проснулся во дворце. Вон как бывает, то же самое, что ты и к куму ходил. Только ты вышел из дверей дома, а попал – во дворец.

– Нет-нет, – запротестовал корчмарь. – Вовсе нет, экипаж-то ехал!

– Это, Гога, экипаж ехал, а ты, Гога, спал… Выходит, что, Гога? Ты во сне силой мысли переместился из дома во дворец. А потом, чтобы не сойти с ума, сам себе выдумал экипаж. Из-за таких вот дураков, Гога, никто больше в чудеса не верит. Вот происходит чудо, а такие придурки, как ты, подменяют чудо ложными воспоминаниями. Как будто был экипаж, который куда-то ехал. Ничего этого не было! Не было этого! Вы тупые идиоты, которые придумали объяснения всему. Вот вы придумали эти дурацкие объяснения, а потом что? А потом стали ныть, мол, чудес не хватает. Тьфу на вас!

– Так, стоп, а ты-то кто? – завертел головой корчмарь.

– Ну ты ж умный, придумай какое-нибудь объяснение…

– Да-а, тут сложнее будет.

– Да, – охотно съязвил собеседник. – Экипажем не отделаешься.

– Ну, значит, это – сон, и мне нужно проснуться, – неуверенно сказал корчмарь.

– Ну, попробуй! – голос невидимого провокатора становился все громче и злее.

– И попробую! – крикнул корчмарь, стараясь вложить в эту фразу всю свою уверенность, чувствуя, что отчаивается.

– И попробуй! Попробуй! – голос отдалялся и звучал все глуше.

Корчмарь попытался встать. Однако, тут же почувствовал, что его придавила к земле неведомая сила, и он не может дернуть ни рукой, ни ногой, не хватает сил повернуть даже голову.

Он попытался позвать на помощь, однако, и это было невозможно. Вместо своего голоса, которым он собирался крикнуть уверенное «Аксинья! Поди сюда», корчмарь услышал какое-то то ли хрипение, то ли скрип, какое-то вялое нечленораздельное бульканье.

Георгия прошибло холодным потом, даже оглядеться стало невозможно: глаза не открывались. Зато вместо этого открылась какая-то новая удивительная возможность: он мог видеть себя со стороны. В это же мгновение он увидел свое распростёртое тело среди нескончаемой тьмы, выхваченное слабым лучом света, как на картинах старых живописцев. Корчмарь смотрел на своё тело, мозг работал чётко, он всё осознавал, всё понимал, но, в этом и был ужас положения, не собирался ничего предпринимать для того, чтобы исправить ситуацию. Сознание Георгия смотрело на беспомощную оболочку, совершенно не понимая или отказываясь понимать, что это тело и есть Георгий. Напротив, глупое сознание было уверено, что то, что лежит в темноте, вообще не имеет к нему никакого отношения и, следовательно, спасать и дёргать его не стоит вовсе.

И всё казалось прекрасным этому сознанию, все было так, как и должно быть, всё, кроме одного: кто-то постоянно тормошил его, требуя спасти это тело, кто-то напуганный. Этот кто-то кричал: «Скорее! Скорее! Время уходит!»

– Какое время? – спрашивало сознание в пустоту, совершенно не понимая, о чем идёт речь. – Что такое время?

– Моё время! Моё! – истерично кричала пустота.

– Да кто ты? Ведь нет никого? Только я…

– Как ты задолбало, – ощетинилась пустота. – Ну почему ты так уверено, что никого нет, ничего нет. Вот я же есть.

– Да кто ты-то?

– Георгий!

– А что ты такое, Георгий?

– Тело, видишь, лежит? Это я!

– Но ведь тело просто лежит, и оно неподвижно, а ты болтаешь без умолку, как это ты лежишь и не можешь ничего и тебя надо спасать, и ты же верещишь у меня под боком?

– Ну значит тело не я, но я тот, кто живет в теле.

– Ну так ты и без тела, я смотрю, нормально можешь существовать. Чего ты тогда беспокоишься о нём?

– Не могу я без тела!

– Как это не можешь. А сейчас вот это что?

– Ну, значит могу! Но не могу, отстань ты от меня, тело спасай!

– Какое тело?

– Да вон лежит, балда!

– Где?

– Да вот же!

– А смотри-ка фокус. Я закрываю глаза и… Где лежит тело?

– Отдай тело, с. ка! Где оно? Куда ты его дел? – завизжала пустота.

– А пожалуйста, – обиделось сознание и уставилось в другую сторону, где была совсем другая картина: в лесу весело шутили и болтали несколько человек.

Корчмарь проснулся на своей постели, резко подскочив, пот струями стекал по его спине.

– Аксинья! – кинулся он искать свою давнюю боевую подругу. – Аксинья!

Он застал её барахтающейся и сучащей ногами под потолком. Сначала ему показалось, будто она моет колесо, на котором для освещения зала держались свечи, но в тот же момент, поняв, что происходит, он кинулся ей под ноги, обхватив и приподнимая грузное воняющее испражнениями тело.

Через некоторое время, кухарка стала приходит в себя, моргая глазами и начиная узнавать то, что было вокруг неё.

– Вернулся, родненький! – слабо улыбнулась она. – Зачем же ты ушел с этим в чёрном капюшоне.

– Никуда я не уходил. Ты бредишь, – ласково сказал Георгий, меняя ей нагревшуюся повязку на лбу.

* * *

– Я только одного не понял, вроде бы все правильно и все хорошо, но что такое мы вместе, ну так, чтобы сообща сделали-то? – спросил Богдан у Ярослава, когда они остались вдвоем.

– Я, Богдан, тоже об этом думаю. Если верить Миролюбу, мы должны научиться всей бандой одолевать зло там какое или врагов. Ну я так понимаю: к примеру, Матильда ветром дует, ты сверху камень откуда ни возьми на врага кидаешь, я солнцем палю… Ну там всё такое. И нам бы тренироваться вроде как надо для этого… И вроде Веня сейчас и сказал, что это вот тренировка была… Я, однако, в толк не возьму, как это нам поможет-то?

– То-то и оно, Ярушка, мы просто делали, что говорит Веня…

– Ну вот тут, братец, у меня всё в голове ясно: какой бы бандой мы ни были бы, а кто-то верховодить должен. И по сути Веня у нас самый образованный, не то, что мы-то. Значит, тут у меня всё гладко выходит. Веня и про то, как вести сражение, наверное, в книгах-то читал, говорят, в книгах даже про то, чего не существует есть, а это и подавно. И вот в деле этом мы все Вене подчинялись, дисциплина, стало быть, у нас есть. А какой из всего этого толк, вот это я понять не могу.

– Интересно, а что другие об этом думают? Сейчас мы всех соберём и все обсудим!

– Погоди, Богдан, тут теперь не всё так просто. Раньше мы каждый сам по себе были, а теперь у нас начальник есть. Тут через него действовать надо, понимаешь? Раньше у нас был бардак, Богдан, и все мы были вольны творить, что угодно. А теперь у нас порядок, и чтобы собрание, к примеру, созвать, надо сначала пойти к главному и испросить позволения…

– Тьфу ты, Ярушка, хороший ты вроде мужик, а после такого и разговаривать с тобой не хочу! Мне что? Пойти спросить: «Веня, я могу собрать собрание?» Это что еще за дурь?!

– А вот как хочешь, а по моему разумению, если есть голова, то ноги сами по себе ходить не будут, все у головы им спрашиваться надо, где свернуть…

– А зачем нам тогда эта голова-то?

Ярослав только плечами пожал:

– Сам не понимаю, как так решилось всё, что мы, как дети малые, себе няньку искать начали. Я одно понимаю, Богдан, это случилось, когда мы струхнули все, понимаешь? Вот жили себе и жили, а пришло время важное решение принять: уйти или остаться, бороться или ромашки в поле собирать, – так вот тут мы обосрались, страшно нам стало, ответственности испугались. А чтобы от этой ответственности сбежать, мы вроде как козла отпущения выбрали… Да только как бы наш козёл не оказался волком-то…

– Не пойму я тебя, Ярослав. Вот как есть – не пойму. Что ты говоришь такое?

– А то я говорю, Богдан, что ты сам сегодня не решился главным-то быть? Или почему не пришел ко всем и не сказал, мол, ребята давайте вместе бороться. Или почему не сказал: прощайте, друзья, я ухожу! Чего ты ждал-то? Чего другие скажут ждал, наверно? И другие тоже ждали. А вот Веня ждать не стал…

– А что ты меня винишь, Ярушка, ты ведь тоже смолчал!

– А я с себя вины не снимаю, я смолчал. Все мы смолчали. Видишь, когда молчат-то все, какие страшные дела делаются…

– Да-а, – вздохнул Богдан. – А теперь-то что?

– Да, что ты заладил-то всё одно и то же. Там отмолчался, дождался, пока Веня верховодить начнет. А теперь опять спрашиваешь, что делать. Ну, ты не спрашивай, а то тебе Веня снова укажет, что делать. Пока спрашиваешь, тебе любой дурак совет даст.

– Так что делать-то? Ну перестану я спрашивать, а делать-то что?

– Экой ты, Богдан… Иди посуду мой!

– Сам иди!

– А ты мне не указывай, что делать! Я не спрашивал: что делать, что делать?

– Я думал, ты умный, Ярослав. А ты вошь какая-то…

Богдан ушел, хлопнув дверью. Очень было обидно за такие слова от того, кого он считал своим другом, кому доверял. Как это можно было вот так запросто назвать товарища трусом. Хорош, гусь! Богдан-то к нему пришёл за советом, рассудить, что да как. А он обзываться начал. Да ещё хуже того, взял и начал Вениамина обзывать.

– Да! – сам с собой говорил Богдан, оставшись в своей комнате. – Ладно, меня-то обзывать… Я-то что уж! Я и стерплю. Я человек простой. Ничего, вы плюнули – мы утерлися! Но Вениамина?! Этого умнейшего мага, начитанного, единственного, получившего образование! Ах, каков! Что это, он думает, что умнее других? Сам хотел начальником нашим стать? А?! А вот и не вышло! Народ-то весь за Веню! Ах ты, Ярушка! Обиделся, что тебя не выбрали, обзываться начал, ишь как, не выбрали его, значит все трусы?! Ха! Не-ет, дружок, я так это не оставлю.

Богдан причесался, расправил рубаху и направился к комнате Вениамина. Дойдя до двери, он прислушался, ещё раз оправил волосы и снова спросил себя, правильно ли он делает?

– Не доложить Вениамину о том, что Ярослав против него смуту затевает, значит стать тем самым трусом, которым обзывал всех Ярослав. Ну уж нет! Я не смолчу! Я всё скажу!

Что-то внутри, казалось, грызёт Богдана. Что-то было не так, что-то подсказывало, что идти надо не к Вениамину, а в свою комнату, что надо бы остыть и подумать. Но обида за то, что его обозвали, не стихала, обида требовала мести!

* * *

Королева рыдала взаперти два часа. И оба часа безутешно.

В конце концов, дальше так продолжаться не могло. Необходимо было принять какое-нибудь решение. Неважно, насколько оно будет продуманным, главное – нужно было действовать. Хотя бы взять и казнить флейтиста. Или лекаря? Потому что, а зачем он его спас? Кто его просил?

Да, оставалось только небольшое недоразумение. Вопрос о справедливости казнь не решала. Для чего Евтельмина столько лет мучилась почем зря, а эти мерзкие маги кушали с ее стола и на её же стол ей и гадили. Она столько лет страдала, а они возьмут и вот так просто умрут? Чик – и всё? Ну уж нет.

Тут надо было что-то придумать. Что-нибудь такое… И в эту минуту Евтельмина впервые, пожалуй, за всю жизнь ощутила приступ сентиментальной любви к своей бабке, Клариссе Мудрой, той самой, которую она презирала и ненавидела всю жизнь, считая, что так поступать с магами было нельзя. Можно! Еще как можно, и нужно!

Вихрем Евтельмина ворвалась в обеденную залу и радостно улюлюкая, подобно самому пошлому дорожному разбойнику, схватила со стола тяжелые подсвечники и один за другим принялась метать их в любимый витраж.

«Какой позор!» – подумала про себя королева, радостно запуская в витраж башмачок.

Постепенно перекидав все доступные тяжелые вещи в окно и не добившись желаемого результата, королева устала и выдохлась.

Теперь она сидела прямо на полу и тяжело дышала. На злость сил не хватало.

Витраж стоял, как и раньше, Светозара на нем по-прежнему воздевала руки к небу, но теперь не в мольбе, а как будто обращаясь к высшим силам, чтобы те посмотрели на недостойное поведение королевы.

– Ну жалуйся-жалуйся, – погрозила Евтельмина ей кулаком.

Настроение королевы улучшилось, и она велела подавать к ужину.

Пока Евтельмина, в одном башмаке, прихрамывая, торопилась в собственные покои, её догнала жена лекаря:

– Моя королева, – тяжело дышала ей в подбородок низенькая услужливая толстуха. – Женщина, которую мы сегодня нашли на улице…

– И что? – нетерпеливо прервала её Евтельмина.

– Ничего-ничего, моя королева, – опешила жена лекаря, торопясь убраться, интуитивно чувствуя, что единственное, чем её сейчас удостоят, так это затрещиной.

– Стоять! – выкрикнула Евтельмина.

Толстуха присела ещё ниже на своих пухленьких толстых ножках и говорила теперь даже не с подбородком королевы, а с областью пупка.

– Мой муж, лекарь, послал уведомить, что женщина жива…

– Мне-то какая разница? Она моя родственница что ли?

– Нет!

Королева медленно огляделась в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, чтобы запустить им в назойливую потеющую фрейлину, болтающую с ее юбкой.

– Как вы мне все надоели!

– Она не родственница, но она знает…

– Где сидит фазан? – устало зевнула королева.

– Нет, – растерялась лекарская жена. – Это вряд ли. Впрочем, если вы велите, я тотчас узнаю… Она знает, где тот, кого вы ждёте.

– А я кого-то жду? – уточнила королева, приподнимая брови.

– Ну, флейтист говорит, что да…

– Помилуйте, флейтист знает, кого я жду, женщина знает, где те, кого знает флейтист. Может, вы без меня там сами как-то? Все вы знаете, кроме меня.

– Ну, – засмущалась жена лекаря, польщенная похвалой и не замечая сарказма.

– Знаешь, что, милая. Мы поступим вот как, – заявила королева, все больше распаляясь. – Я прямо вот сейчас разгоню всех советников, и назначу вас, тебя и всех тех, кто там всё знает. А руководить делами Края вы будете прямо из земли! Недолго, но громко!

– Не поняла, моя королева….

– Живьём! Закопаю!

Толстушка бросилась бежать прочь от королевы, но, запутавшись в собственных ногах, неподалёку рухнула с оглушительным треском.

– Ну что за мода пошла? – недовольно возмущалась королева. – Что это такое? Подойдут, а потом отойдут и обязательно падают. Что за люди!

Королева устало глядела, как невдалеке барахтается на спине, как майский жук, придворная дама. Как, перевернувшись, она отползает в сторону лабораторий. Ей хотелось подойти поближе и решительно пнуть это тело, да побольнее. Но королева была хорошо воспитанна…

И в то же время какая-то невыносимая жалость к людям, лишённым магических способностей, таким людям, как она сама, охватила её. Наблюдая лекарскую жену, она и себя видела так же беспомощно борющейся с обстоятельствами. Да, маги были хитры и коварны, мстительны и злы. В этом она убедилась на примере собственной жизни. Но без их помощи человечки так и будут цепляться за жизнь, как толстушка, за пол, пытаясь хоть немного, хоть чуть-чуть избежать того града неприятностей, который со всею щедростью сыплет на них судьба.

Евтельмина подошла и помогла встать женщине.

– Скажи мне, несчастная, ведь ты не обладаешь никакими магическими талантами?

– Что вы?! Что вы, моя королева! – засуетилась толстушка.

– Ну, в общем-то, я так и знала. А муж?

– Нет! Нет! И нет!

– Ты и твой муж у меня. Сейчас же! И никому ни слова! Ну, что стоишь? Бегом!

Через некоторое время с соблюдением всей возможной секретности в покоях королевы заседал временный совет. Докладывала сама королева.

– Итак. Раньше я по всему Краю искала людей, имеющих склонности и навыки магического искусства. Но после того, как оказалось, что Край ими переполнен, так сказать, выше краю, настоящим делом для меня стало – найти простых людей, без всяких дурацких способностей. Не совру, если скажу вам, что мы с вами, пожалуй, единственные в ближайших окрестностях простые нормальные люди…. И наша задача – выжить в этом супе из всевозможных магических приправ…

До полуночи судили да рядили заговорщики во главе с Евтельминой, как им быть, чтобы простых людей сохранить, потому что эти ведьмы да колдуны столько зла причиняют им, взять хотя бы любимую королеву… Искали решений, как сделать так, чтобы магия помогала людям, а не вредила.

Ближе к утру призвали к себе излеченную женщину, которая рассказала им, что при дороге сейчас находится тот, кто вернёт магию в Край и поставит её на службу людям. Найденная вызвалась отвести малую дружину к тому месту, чтобы доставить юношу во дворец.

Оставалось только одно: поверить, что юноша поставит магию на защиту людей, или поверить, что юноша войдет во дворец, чтобы захватить власть над людьми. От этого зависело всё будущее Края.

* * *

– Однако, и выдвигаться пора, братцы. Кто куда, а у меня ещё много дел в этой жизни, до смерти, боюсь, – всё не поспею. Смертушка-то моя близко совсем, вон ногу уж отхватила, – сжав зубы от боли проговорил Казимир.

Утренний холодок пробирался под рубашку, угли костра давно прогорели.

– Пока роса не высыпала, надо вставать, а то потом до полудня не просохнем, – продолжал он говорить, надеясь разбудить Иннокентия и Лею.

Молодые спали в обнимку, блаженно распустив слюни и раскидав крепкие, на зависть Казимиру, ноги.

Было бы все не так плохо, Казимир давно бы уже убрался восвояси. Однако самостоятельно он не мог даже на бок повернуться. Необходимо разбудить парня, чтобы тот подсадил его на лошадь и обвязал как можно туже веревкой вокруг лошадиного крупа. А там старушка его сама куда надо дотянет.

– Эй, паря! Вставай же ты, увалень, ты ж собирался в походы дальние ходить и всякие подвиги совершать. Эх ты!

Казимир пошарил рядом с собой рукой, нащупал пару шишек и прицелился Иннокентию в лоб. Первое попадание заставило юношу закрыть рот, и всего лишь. Со второго броска шишка попала в глаз Лее. Девушка резко вскочила, Казимиру пришлось моментально закрыть глаза. Уж чего-чего, а с этой молодухой он хотел говорить меньше всего. Она была мила только во время сна, во все остальное – она без устали болтала и настаивала на всякой чепухе. Еще можно было надеяться, что она повернется на другой бок и снова уснёт.

Однако, Лея спать не собиралась. Замерзнув утром на поляне под соснами, она поняла, что необходимо развести костер, а для этого стоит разбудить всех остальных. Старика ей будить и вовсе не хотелось, поэтому она стала тихонько щипать за ухо Иннокентия. Но добудиться юношу вот так просто было невозможно.

Лея привстала на локте и, схватив, молодого человека за плечо, принялась его трясти.

– Тьфу ты, дай мальцу поспать! – не выдержал Казимир. – Враг какой-то, а не девка.

– Сам ты враг! – обиделась Лея. – Ты самый враг и есть! Вот скажи мне, куда ты направлялся прежде, чем нас встретить?

– Началосссь…

От болтовни Леи сначала проснулся ветер, зашумели верхушки сосен, вслед за тем заволновались птицы, лошади принялись фыркать и мотать головой, и только после этого проснулся Иннокентий. Казимир, поневоле принужденный слушать весь этот гам с самого начала, взмолился:

– Кеша, пожалуйста, помоги мне убраться отсюда!

Хлопающий спросонья глазами юноша осовело посмотрел на него, на свою подругу и неохотно начал сгребать угли в кучу:

– Дяденька, сам понимаешь, сначала костёр…

– Да, надеюсь, что это поможет…

– Что это там тебе поможет?

– Лея, хорошая моя, отпусти меня, старика, домой, нога у меня болит, помру скоро, прости меня за все, вольные и невольные…

Лея, озадаченная такой быстрой капитуляцией давешнего соперника, внезапно замолчала. Несколько мгновений она обдумывала, чем грозит ей уступка Казимира и не хитрый ли это план, чтобы обмануть её, но успокоившись, приняла решение явить милость поверженному. Непонятно, что было хуже, вечное бормотание под боком у Казимира или постоянное хлопотанье вокруг него. Одно старик понял точно: молчать и кивать, молчать и кивать…

Но в то же время, Лея решила, что наконец-то подобрала ключик к сердцу старика и сможет выведать все тайны, что он хранит. В итоге она мучала его не только заботой, но и участившимися ласковыми вопросами обо всех планах и делах Казимира. Больше всего её волновало: не следил ли он за ними в тот момент, когда встретился в лесу.

Наблюдая за расспросами подруги, Иннокентий тоже увлекся игрой в допрос и поддержал Лею, заявив, что, пока Казимир не скажет всей правды, они его не отпустят.

Казимиру ничего не оставалось делать, как признаться, тем более голова и всё тело его болели, ломаные кости ныли нещадно, ему уже было всё равно, что они с ним сделают. Даже и неплохо было бы, если бы они его убили, тогда бы точно все мучения кончились.

– Так, твоего Кешу мне заказали поймать и доставить к корчмарю. Он потомок магов и очень опасен для Края. Это вы знаете. Маги вообще очень опасны для Края, и поэтому долг каждого честного человека защитить людей от них. С этой целью мы собрали всех самых могущественных магов в секретном месте, чтобы следить за ними и не допустить их появления в Краю. Туда я и ехал, туда, где эти маги сидят.

– А не дом ли это на болоте? – догадался Иннокентий.

– Он самый, мальчик. Мне плевать, откуда ты это знаешь, но я всё рассказал, теперь привяжи меня к чёртовой лошади и отправь восвояси.

– Э-э, нет, – сказал Иннокентий. – Сейчас мы с тобой пойдём к тем самым магам. И на месте все узнаём.

Казимир застонал.

* * *

– Кеша! Нам не надо к магам! Нам надо во дворец! Тебя ждёт королева! Меня ждёт королева!

– Нет, Лея, если Казимиру надо к магам, мы сначала отвезём его туда. Во-первых, надо спасти старика, а там есть Вениамин, он его вылечит, во-вторых, магов тоже надо спасти, я верю, что Казимир неплохой человек, он всё расскажет, и оттуда с магами мы пойдём к королеве, Лея.

– Знаешь, Кеша, это все очень хорошо, но Казимир – враг, он чуть меня не убил, тебя чуть не убил, а потом, ты же можешь стать самым главным магом, а потом прийти за всеми остальными. Пойдём к королеве, ты ей очень нужен!

– Зачем?

– Ну явно не за тем, чтобы тебя убить или запереть в подвалы, – хмыкнула Лея.

– Мы идём к магам, – твердо ответил Иннокентий, и Лея больше не возражала.

Они наскоро водрузили Казимира на его клячу, подцепив крепко-накрепко бечёвкой, и отправились к месту расположения домика на болотах.

Молодые голодные желудки урчали, старый разрывало икотой. Казимир чувствовал каждый миг, что вот-вот потеряет сознание, крови в его организме почти не осталось:

– Малец, ты прости меня, если что?

– Ты что, дядя?

– Помру я, не дойдём…

– Какой помрёшь, тут немного осталось, потерпи, дяденька, дойдём до Вени, он тебя починит!

– Не дойдем, мальчик мой…

Лея, хоть и была крайне зла на старика, а, как любая женщина, не могла просто вот так дать мужчине в тишине отдать концы. Девушка стала причитать, громко рыдая и требуя, чтобы Иннокентий оказал помощь умирающему.

– Так как я помогу-то?..

– Ты ж маг, попробуй! Он умирает, а ты ничего не делаешь. Его смерть будет на твоей совести, – зарядила картечью Лея.

– Ну что? Что я могу? Я вообще ничего не знаю об этом!

– Положи ему руки на ногу и представь, что она здоровая!

– Кто здоровая?!

– Нога, конечно!

– Может мне её ему еще поцеловать, Лея? Может, мне жениться на его ноге?!

– Иди, делай как говорю!

Иннокентий понял, что Лея ни за что не отступится, и совершенно бесполезно говорить ей, что каждый миг дорог в такой ситуации, что из-за малейшего промедления они смогут потерять человека, который слишком много и слишком многих знает, который единственный сейчас может дать им объяснение о том, что происходит. Нет, чтобы Лея заткнулась, всё это неважно, надо сделать то, что она хочет.

Иннокентий спрыгнул с лошади, мысленно три раза поклявшись, что никогда в жизни, никогда не женится ни на одной женщине на свете, что после того, как сдаст Лею в деревню, откуда она родом, он уединится в тихой лесной хижине, а подходящих к дому женщин будет отстреливать непременно из арбалета.

Казимир страдальчески смотрел на него, его глаза уже закрывала тонкая полупрозрачная пленка потустороннего мира. Юноша посмотрел на него виновато, как бы прося прощения за вздорную девушку и умоляя пожить ещё немного.

Иннокентий дотронулся двумя руками до того места на ноге Казимира, которое казалось наиболее уцелевшим, закрыл глаза и попытался представить, как какие-то жизненные токи из земли, из облаков, из воздуха тонкими струями вливаются в повреждённую конечность. В какой-то момент он ясно увидел тончайшие нити, протянувшиеся перед ним отовсюду, в следующий миг Иннокентий заметил, насколько плотной была эта паутина из разноцветных полосок света. Он знал, что стоит протянуть руку и захватить нужное количество необходимых световых бликов, и всё будет хорошо. Однако, нити были неуловимыми, вот они были рядом, но как только Иннокентий пытался зацепить их, разбегались, смешиваясь с другими, меняя цвет.

– … на той стороне бел-горюч камень Алатырь… – уловил Иннокентий краем уха и мысленно ухватился за непонятные слова.

В то же время он почувствовал, что нужные световые полосочки сами ложатся ему в руку, запечатывая при помощи Иннокентия все пробоины, все недостатки в ноге старика…

– Ну начинай же, что ты стоишь? – требовала Лея плаксивым голосом. – Ведь он умрёт вот-вот.

Иннокентий открыл глаза. Перед ним был порозовевший смеющийся Казимир. Юноша перевёл глаза на ногу старика. Та была целёхонька.

«Всё-таки потерял сознание,» – расстроился Иннокентий. – «Бедная моя Лея, кто же тебя теперь спасёт?!»

– Паря! – толкнул его в плечо Казимир. – Да ты и вправду маг! Ах ты, бел-горюч камень, стервец!

Мир был тот же, что и раньше, но и вовсе не тот. Прежде всего: старик хохотал, а Лея молчала. Это уже было нелогично.

– Врежь-ка мне, дяденька, – попросил он старика.

Затрещина откинула юношу достаточно далеко от места, где он стоял.

– Ну что? Поверил теперь? – счастливо улыбался Казимир.

Через мгновение видение старика перед глазами Иннокентий закрыла быстрая тень, напоминавшая его Лею. Тень подпрыгивала, доставая до пояса старика, пытаясь уронить его с лошади.

– Ты что делаешь, гад! Говорила же я, что этому гаду верить нельзя! Зачем ты его лечил только?! Вот она благодарность вражья!

– Лея! – не выдержал Иннокентий. – Ты сказала, что его нужно лечить!

– Так это я во всем виновата?! – задохнулась гневом девушка.

Старик хохотал, Лея скакала, Иннокентий откинулся на траву и глядел в небо. Новый мир был прекрасен.

Приятным голосом Казимир затянул какую-то старую песню про то, о чём все давным-давно забыли, про радостный труд, про то, что матушка-земля явилась к человеку, принося ему свои дары, и про то, что человек обнимал землю, отдавая себя всего ей, про разговоры с волками и лисами, про любовь воды, про нити дождя и про то, что счастье – это и есть то самое настоящее, что существует в Краю, а всё остальное – неправда. Слова в песне вроде и были знакомые и понятные, но то ли порядок их следования друг за другом был перемешан, то ли ещё что похитрее, но разобрать их было нельзя, хотя от них поднималось в теле и разрасталось небывалое тепло, выливаясь из глаз слезами, прожигающими щёки и уходящими в саму землю, делая ее сырой и теплой.

* * *

– Ну что ж, говори, – услышал Богдан голос позади себя.

Он обернулся, перед ним, скрестив руки на груди, стоял Вениамин.

– Что? О чём ты, Веня? – переспросил Богдан.

– Богдан, – строгим голосом сказал Вениамин. – Смелее, ты же не трус, ты собирался мне доложить о…

– О..?

– О-о-о?

– Вень, пойду я, этак мы с тобой чего доброго и песни петь начнем хором…

– Иди-иди, – глядя на удаляющегося Богдана сказал книжник. – Трус! Подлый трус!

– Что ты сказал, Веня? – обернулся Богдан.

– Я сказал, Богдан, что ты трус. Подлый трус! Да-да! Повторить? Может, быть ты и в этот раз не расслышал? Я сказал, что ты трус!

Вениамин мог бы говорить так достаточно долго, если бы не кулак товарища, угодивший ему прямо в нос. Книжнику показалось, будто в голове его раздался какой-то чудной необычайный хруст, и в то же мгновение что-то теплое защекотало его верхнюю губу, как будто сороконожка своими лапками перебирала по ней. Вениамин попытался смахнуть невидимую гусеницу и только тут заметил кровь. В этот миг он понял, что ему только что сломали нос, и одновременно поняв это, почувствовал резкую боль.

Выставив перед собой окровавленную руку и тараща на нее испуганные глаза, Вениамин с открытым ртом побежал сначала прямо в обеденную залу, потом, передумав на полпути, развернулся в обратном направлении.

Богдан не удержался и подставил ножку бывшему приятелю. Это вышло как-то само собой, ещё с детских лет была такая привычка: бежит кто-то, орёт, а потом раз – и исчез, лежит, молчит.

Из соседних комнат высыпали приятели и замерли, удивлённо наблюдая лежащего предводителя.

– Зажмите нос ему и запрокиньте голову! – выкрикнул из коридора Борис.

Матильда тут же бросилась к Вениамину, со всей силой надавив на нос и задрав свой к потолку, как можно выше!

– Дура! Голову ему запрокинь! А нос у него сломан – не дави на него!

– Нет! – не выдержал Миролюб. – Я так больше не могу! Я устал!

– Слушай, да всем наплевать, можешь ты или нет. Сейчас вот прямо здесь лежит твой товарищ и умирает! А ты жалуешься, что тебе тяжело! – закричал на него Богдан.

– Да! Я устал! Устал от всех вас, и было бы неплохо, если б не только этот, как ты его назвал «товарищ», умирал, а вы все!

– Да что ты такое говоришь, Миролюб! Друзья, не слушайте, у него просто, наверное, опять это! – заступился за него Ярослав.

– Никакое у меня не «Это»! «Это» не у меня, а у вас! Вы мне противны все! Чего уставился, Богдан? О чём ты только что у дверей Вениамина рассуждал?!

– Неужели ж я это действительно вслух? – изумился Богдан. – Я думал, Веня это знает, потому что мысли читает.

– О чём это он, Богдан? – вкрадчиво спросил Ярослав.

– Да, Богдан, о чём это я? Может быть, у меня «э-то»?! Или ты на товарища хотел донести? А, Богдан?!

Богдан тут же, как подкошенный, упал на колени и так пополз в сторону Ярослава:

– Прости, Ярушка, у меня это… Не знаю, как вышло… Это у меня, Ярушка, прости-и…

– Тьфу, скотина! – выругался Миролюб и скрылся в своей комнате, посильнее хлопнув дверью.

– Матильда, отпусти уже нос у Вени, оторвешь, – тихо сказал Ярослав. – Ну, потом разберёмся, что было, давайте сейчас поможем человеку.

Он обошел книжника и подхватил под подмышки и задом, пятясь, начал оттаскивать его в комнату. Богдан подхватил Вениамина за ноги, и они вместе водрузили его на кровать.