Текст книги "Морок (СИ)"

Автор книги: Екатерина Горина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Глаза королевы блестели. Она начинала потихоньку хлюпать носом. Но пока еще держалась.

– Так вот, моя королева, если бы я или кто-то другой предупредили бы вас, проклятие протянулось бы еще на много сотен лет на весь Край. А вы бы умерли, не назначив никого после себя владельцем трона… И его бы заняли кто? Ну, конечно, потомки Рогнеды и ее дочери Светозары, убитой вашей родней. Таким образом маги наконец-то заняли бы престол и победили бы в давней борьбе с вашими бабкой и матерью. Понимаете, почему мы молчали?

Королева закивала и хотела уже что-то сказать. Однако, флейтист приложил палец к ее губам, прося еще немного потерпеть.

– Признаюсь вам, мы, ни один из нас, не могли вам сказать об этом до появления знака. И именно этот знак увидел я. И знаком стало явление вашей природной красоты. Я могу говорить с вами не потому, что старуха умерла. Нет, потому что я видел, что чары ее проклятия ослабли. Ослабли благодаря вашей доброте, которую вы проявили к своему самому страшному врагу. Но все может измениться тут же. Если вот сейчас вы обозлитесь и продолжите наказывать всех магов…

Королева уже рыдала там же, где сидела, и, позабыв обо всяких приличиях, терла глаза ладонями, утирала нос почти всей рукой, размазывая сопли до локтя.

И в этот момент она была прекрасна как никогда. Ее не портили опухшие глаза и покрасневший нос. Ее не портило ничто вообще. В ее сердце не было злобы ни на маленький кошачий ноготок…

Флейтист не выдержал и обнял свою королеву, та зарылась в сорочке на его груди и всхлипывала прямо на уровне его сердца.

Юноша обнял ее уже почти уснувшую, подхватил и оставил на высокой кровати, прекрасную и юную, растерявшую добрую половину из сорока скучных лет и разметавшую волосы по пышным подушкам.

Он уже собрался уходить, но она удержала его за руку:

– А что будет, если я не поверю тебе и сделаю, как задумала?

– Моя королева, вы и сами знаете, что будет…

– Как это?

– Вы помните видение в пиршественной зале?

– Меня сожгут? Как ведьму?

Флейтист пожал плечами:

– Это один из вариантов – объявить вас ведьмой, которая нарушила указ Клариссы и колдовала в замке. А доказательством будет… ваша красота…

Глава 5

Произошедшие события откинули верховенство Вениамина далеко назад. Во-первых, за сегодняшним столом новые гости командовали, как им самим хотелось, без оглядки на него. Во-вторых, что значит «Борис, ты с нами пойдешь»?

– Это недопустимо, – Вениамин расхаживал по комнате, делая всевозможные угрожающие жесты стене. – В конце концов, а почему нет? Почему, я вас спрашиваю? Я же маг, не просто какой-то маг! Я книжник! И я имею полное право! В моем доме меня отлучили от власти! Да-да! Я имею полное право.

Он бросился к нескольким фолиантам, с которыми не разлучался никогда, раскрыл один из них и начал торопливо, но бережно перебирать страницы.

– Вот оно! – воскликнул он и громко захохотал. Потом испугался, что его могут услышать, и быстро, по-воровски, оглянулся и шепотом повторил. – Вот оно!

Вениамин нашел необходимое заклинание, которое мог бы с легкостью наложить на обитателей избы. Буквально пара слов – и все общество полностью перейдет под его власть, большого труда для Вениамина это бы не составило. Но юноша медлил. Что-то внутри него было против, какая-то часть его не отказывалась пойти на такое по отношению к коллегам.

– Что, если каждый после моего колдовства, станет творить свое? – спрашивал он сам себя и сам же себе отвечал. – Если каждый решит, что и ему можно? Но ведь я не каждый! Я такой один! И они признали меня главным! Разве я просил признавать меня главным? Нет! Они трусы! Они сидели, напуганные, как стайка расшалившихся детишек, не зная, как быть дальше. А я! Я принял на себя удар судьбы… Какой удар судьбы? Да не важно! Я взял на себя всю ответственность и стал главным! А разве быть главным – это просто название? Нет, это много-много всего, много всего можно. Но ведь главный – это и много чего должен! Кому? Кому должен? Вот им? Мне никто не должен? Только я? И почему вдруг?

Вениамин метался по комнате, как раненый зверь. Самолюбие требовало сатисфакции, совесть запрещала действовать магическим путем. Между этими двумя страдал Вениамин. Совершенно измученный он вырвался из удушающих объятий собственной спальни и рванул за советом к Борису, своему врагу, которого единственного из всех он сейчас уважал и чей труд внезапно стал ценить, позабыв всегдашнее к нему презрение.

Несмотря на крайнюю степень нервозности в этот момент он, однако, услышал, какие-то странные возящиеся звуки на том месте, где был оставлен связанный юноша. Вениамин замедлил шаги и начал красться, пытаясь разглядеть, что происходит во тьме.

Затаив дыхание, через некоторое время он смог расслышать всхлипы и уговоры, шуршание и шепот, похожий на женский.

– Беги, милый, беги, – горячо шептала женщина, вклиниваясь между чавкающих недвусмысленных звуков. – Мне с тобой ничего не страшно! Пойдем скорее, пусть они сами, разве нам нужны они?

Вениамин застыл на месте, как вкопанный, почувствовав какое-то присутствие сзади. Даже не движение человека, а колебания воздуха, который теплой волной просквозил мимо него, едва задевая волосы, к тому же месту, в котором была различима возня.

Через мгновение оттуда послышался негромкий, но жестокий шлепок, а вслед за ним сдавленный женский вопль. Еще мигом позже мимо Вениамина пронеслась пара ног, чуть не задев его самого. Потом еще пара.

Когда все стихло, юноша прокрался в свою комнату. Вениамин прислушался, что будет дальше. Но дом спал, полностью проигнорировав ночное происшествие и не касаясь до него. Во всяком случае, так казалось.

Одна из полуночных блудниц точно была женщиной. Но кто именно? Лея или Матильда? Значит, у Бориса есть союзник среди обитателей избы. Но кто? Значит, Борис ведет двойную игру, договариваясь и с ним, и с кем-то еще.

– Предатель! Но кто третий? Кто – это движение воздуха?

Одно Вениамин решил для себя точно: сейчас магией воспользоваться не просто можно, но и нужно. Он снова вернулся к чтению своего брошенного фолианта, но в этот раз делал это неторопливо, без суеты и внутренних диалогов.

Однако, нужно было торопиться, на рассвете недавно прибывшие могут уйти, прихватив с собой Миролюба и Бориса. И, хорошо, если женщина, шептавшаяся с Борисом, была Леей. А если Матильдой? И она уйдет, значит. Над кем же тогда командовать Вениамину.

Нет, пускать на самотек тут точно было ничего нельзя. Надо было срочно что-то придумать.

* * *

Королева проснулась в прекрасном настроении. Утро давно уже нахлынуло на Край, проникая в каждый уголок, поднимая каждого рабочего и указывая на необходимость и полезность ежедневного труда, оно щекотало пьяниц в затхлых кабаках, выдергивая их на яркий свет, от которого те почти теряли сознание.

Королева спала непростительно долго. Она потянулась, припоминая вчерашнюю беседу с флейтистом, и тут же бросилась к зеркалу, проверить, все ли она хороша, как рассказывал юноша, или это все только приснилось ей.

В зеркале отразилась юная барышня с розовыми щеками, серыми пронзительными глазами… Разглядывая отражение королева залюбовалась им, как будто смотрела на кого-то другого. Вспомнив, что теперь так выглядит именно она сама, Евтельмина стыдливо отвела глаза, но через мгновение снова взглянула на собственное отражение. Сначала украдкой, а потом и вовсе уверенно. Королева любовалась собой, впервые за 40 лет.

Под окном слышались какие-то крики, заглушавшие пение птиц. Евтельмина выглянула в окно. На деревянном наскоро сооруженном помосте палач накидывал грузную витую петлю на шею какой-то толстухи.

«Интересно», – подумала королева. – «Что этим людям не живется в мире с другими, ну вот зачем надо воровать или что-то там еще, чтобы потом быть повещенной под моим окном. Не знаю, что она сделала…»

Королева вскрикнула, моментально вспомнив, в чем виновата толстая женщина на площади и в чем была высунулась по пояс в окно прямо на показ толпе собравшихся:

– Палач! Палач!

Но толпа заглушала ее крики. Королева пробежала по комнате в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы привлечь внимание королевского убийцы. В дальнем углу на глаза ей попался кривой длинный рог в человеческий рост. Королева попробовала дунуть, и о чудо – из него вышел некрасивый, но вполне слышимый звук.

Евтельмина ухватила его руками и потащила через всю комнату к окну. Так кошка тащит кусок мяса, тяжелее и больше ее самой, сворачивая по пути все предметы и роняя попутно все, что препятствует продвижению к выбранному ею месту.

Кряхтя, упираясь ногами, Евтельмина взвалила рог стороной с широким отверстием на подоконник, а сама пристроилась с другой стороны, приготовившись дуть изо всех сил. Что-то пошло не так, рог заскользил, королева потянулась за ним, но была не в силах удержать его. Мощный, он выпал из окна и, судя по визгу и воплям, внизу в кого-то попал.

Королева аккуратно высунулась в окно, чтобы посмотреть и оценить масштабы бедствия, которое она произвела.

Снизу несколько пар глаз одновременно посмотрели на верх, чтобы сурово осудить взглядами того, кто бесчинствует наверху.

Королева наткнулась на эти взоры, как на штыки, но больше всего ее поразил труп лошади, судорожно брыкающей задними ногами и плюющей красной кровавой пеной. Из тощего пуза бедного животного торчал рог, по временам издавая звуки, будто лошадь пыталась странным образом в него дуть.

Королева от неожиданности присвистнула, но тут же спохватилась и закрыла рот руками. Она была в растерянности, что делать – было непонятно. Всегдашний ее номер с криком «Пошли вон!» здесь бы не прошел, и это она понимала. Страх перед толпой, такой дикой, неприрученной, не той, которую составляли ее слуги и придворные, всегда готовые склониться перед ее величием обуял ее. Евтельмина дрожала от ужаса, вглядываясь в это множество безвкусно одетых и дурно пахнущих людей. Их было так много, что они могли все, могли запросто вот прямо сейчас схватить ее и растерзать, могли закидать камнями, и стража бы ничего им бы не сделала, просто не успела бы, они могли бы разрушить замок. Этот живой волнующийся океан, стихия, неподвластная никому на свете, а уж тем более ей, хрупкой женщине, которая сейчас чуть не убила одного из них. Королева зажмурилась и зарыдала, ей стало невыносимо жалко себя. Вот именно сейчас, в тот день, когда она наконец-то стала красивой, такой милой. Сегодня решительно не хотелось умирать, тем более вот так, с утра.

Евтельмина услышала гул, нарастающий снизу, там что-то кричали, кричали громко, и как будто все вместе одно и то же. Слов было не разобрать, королева рыдала уже во весь голос. И тут она стала различать, как ей показалось, отдельные выкрики.

Что это? «Да здравствует королева?!» Уж не показалось ли? Нет, точно, за окном все эти оборванцы кричали одно и то же:

– Да здравствует королева!

* * *

Флейтист оттаскивал Евтельмину от большого королевского окна.

– Они любят меня! – кричала королева исступленно. – Они любят меня! Я нужна им!

И продолжала упорствовать, выставляя себя в ночной сорочке по пояс на обозрение всей запруженной жителями мостовой.

Снизу сначала молчали, когда впервые увидели монаршую особу, с перекошенной лямкой на плече и торчащей из-под белья немолодой грудью. Потом находчивые слуги королевы стали кричать положенное в случаях снисхождения королей до простых смертных «Да здравствует!». Но Евтельмина не сдавалась, ее лицо то появлялось в огромном проеме окна, то исчезало в нем, то снова появлялись лицо и рука, иногда высовывалась нога. Люди забыли об осторожности и стали выкрикивать не совсем приличные слова. Некоторые даже пробовали смеяться. Предприимчивые, сбившись в небольшой кружок, делали ставки, что покажется первым в следующий раз: рука, нога или лицо. По толпе начали прохаживаться королевские хранители, но и они не могли часто удержаться от смеха, когда появляющаяся королева в окне, радостно раскрыв рот и что-то вопя, исчезала вскоре в глубинах комнат, как бы утаскиваемая невидимым духом.

– Ты слышишь?! Они любят меня! Меня! – не сдавалась Евтельмина.

– Тебя, тебя, только отойди от окна, – повторял флейтист. – Тебе нужно как можно скорее отозвать палача, чтобы сберечь жизнь той женщине на площади.

– Ах! Да! Конечно! Погоди, а они любят меня почему? Потому что я вот правильно все сделала и теперь красивая? – запыхавшись переспрашивала королева. – Слушай, а если я вот сейчас эту жируху не спасу, я что? Я тоже буду как она?

– Будешь, – уверенно соврал флейтист. – Поэтому поторопись.

Королева повела очами, капризно повертела головой, принялась пожимать плечами, качать ножкой…

– Да скорее ты, дура тупая, – злобно прошептал юноша.

– Как? Как ты меня назвал?

– «Дура тупая»! Я сказал, что ты дура тупая! И еще я сказал, чтобы ты скорее отозвала палача, а не выпендривалась передо мной, считая себя красавицей.

Королева хлопала глазами, открыв рот и не находя, что бы им произнести.

– Моя королева, вы хотите что-то сказать?

– Как ты меня назвал?! – повторила она свой вопрос.

– Никак, – растерялся флейтист. – Вам что-то послышалось?

Королева совсем растерялась, только что она явно слышала ругательства в свой адрес, и вот теперь ей казалось, что на самом деле ничего не было. «Может, это побочный эффект от снятия чар злобной Рогнеды?» – подумала королева.

– Нет-нет, что ты хотел, мой мальчик?

– Вам необходимо как можно скорее освободить эту женщину, которую вы приказали убить вчера, потому что она единственная знает, что за юноша, родственник Рогнеды, претендует на ваш престол. Она одна может нам дать информацию о вашем враге. Больше никто. Поторопитесь, моя королева!

– Ах, да! Конечно же! Стража!

Через небольшой промежуток времени королева с флейтистом, сидящим по правую руку, и лекарем, сидящим по левую, принимала в кабинете вырванную из лап смерти связную с миром магов.

– Говори! – приказала ей королева.

Излеченная и помилованная толстая женщина оглядела всех собравшихся, как будто отыскивая подсказку, но, так и не найдя, осмелилась уточнить:

– О чем же говорить, моя королева?

– Все, что знаешь о том юноше, выкладывай!

– Признаться, все, что знаю, я уже выкладывала. Впрочем, если вы изволите слушать сызнова. Я направлялась к юноше, единственному, который может спасти положение Края в эти непростые дни. Я намерена привести его сюда, к королеве, чтобы маги и люди навсегда заключили нерушимый союз…

– А не врёшь ли ты часом? – перебила её Евтельмина. – Какие это такие трудные дни для Края? Уж не хочешь ли ты сказать, что трудные дни – это дни моего правления?

– И не только вашего, моя королева, – продолжила спасенная и излеченная толстая женщина. – Не только вашего… К сожалению, древняя ветвь королевствующих женщин вашего рода в последние годы вела Край к разрушению. Маги, насколько это было в их силах, защищали земли от ваших действий, однако, Кларисса Мудрая уничтожила этих магов. Сейчас, когда вы избавились от мести и заклятия Рогнеды, самое время – заключить договор с магами, и пойти на разумные уступки в деле правления Краем…

– Как это уступки? Это что ли мне что-то что ли ну как бы что-то уступить? Магам что ли? Ты чего, женщина? Ты вобще что ли? – королева состроила глупую рожу. – Чего это уступить-то? То есть ты сюда приведешь какого-то мальца? А я ему чего-нибудь подарю? Например, свой замок? Ты чего говоришь? Какие трудные дни, баба? Ты видела, как люди любят меня. Мои люди любят меня! Они кричали «Да здравствует королева», когда я высунулась сегодня из окна. Они любят меня, нет никаких трудных времен. Ау!

– Уймись, женщина! – в унисон с ней заговорил флейтист. – Чем ты намерена делиться? Чтобы что-то делить надо это что-то иметь! Не так ли?

Излеченная и спасенная женщина опустила глаза.

– Моя королева, – обратился флейтист к Евтельмине. – Всё же велите ей привести юношу. А дальше – уже наша забота.

– Не хочу, – закапризничала королева. – Не хочу!

– Моя королева, у нас не так много времени. Помните, мальчишка, скорее всего ещё не знает, как велика его сила, как могущественна сила его рода. Если мы промедлим хоть немного, он и его подельники захватят престол. На нельзя этого допустить, не так ли? И нам повезло с этой глупой толстухой, которая от нас ничего не скрывает, и которую саму кто-то обманывает. Она свято верит, что мы тут начнём делиться какими-то правами. Ну уж нет, мы прекрасно знаем, чего именно хотят маги древнего рода. Нужно торопиться, иначе проклятие вновь обретёт силу на вашем лице, и теперь уже навсегда…

Вместо продолжения флейтист поднес к её лицу маленькое зеркальце. Королева глянула в него и тут же объявила:

– Повелеваю тебе, женщина, приведи сюда этого мальчика!

После этих слов Евтельмина вновь глянула в зеркальце и осталась довольна, больше она ничего не сказала.

* * *

«Ну хоть чуть-чуть ведь можно магии, тем более это не для себя, это для общего блага,» – уговаривал себя Вениамин. – «Ведь самую капельку же, а? Ведь не для себя стараюсь, а вдруг измена!»

Его немного смущал вопрос, кому тут может случиться измена, но не настолько сильно, чтобы он нашел силы отказать себе в использовании магии. Вениамину не терпелось узнать, кем были ночные гости и что же будет дальше?

Останавливало только одно: начни он направлять магию на своих, его быстро рассекретят. И такое могут не простить. Добро бы детские шалости, суп кому-нибудь пересолить или подушку спрятать. Нет, тут дело серьезное.

– Что, если поймут? – задавал он вопрос потолку.

– А ну как узнают? – спрашивал он у стен. – Что тогда?

Совершенно вымотанный внутренней борьбой с самим собой и постоянными разговорами со своей натурой, Вениамин закрыл лицо ладонями и заплакал.

В какой-то момент он понял, что никакого руководителя из него не выйдет, он просто растерянный умный мальчик, которому постоянно нужен чей-то добрый совет, а для того, чтобы управлять людьми или магами нужно быть в какой-то мере уверенным в себе, наглым мудаком. Главное качество руководителя – не сомневаться. Решил колдовать – колдуй! Решил убивать – убивай! И не сомневайся! А пока сидишь и думаешь, как бы всем так сделать, чтобы хорошо было, никакого руководителя из тебя не выйдет.

В детстве Вениамина мама заставляла на праздниках лезть на высокий столб, на самой вершине которого крепился петух или пара сапог. Вениамин ненавидел эти самые праздники, он не мог спокойно, как и все, веселиться. Напротив, он ждал каждого такого дня с ненавистью и страхом, что его опять заставят лезть голым по мерзкому длинному столбу за глупой приманкой. Так было нужно, и он, будучи ребенком, не рассуждал, зачем и кому это нужно. Просто лез и ненавидел праздники, и этот столб, и то, что там, наверху. Все, что он смог в свои ранние годы – это сбежать в места, где не бывает праздников, где целыми днями люди сидят, уткнув носы в книги, мусолят пальцы и шуршат страницами. И никаких праздников! Ни-ка-ких! Да! Он просто взял и сбежал оттуда. Но всю жизнь его преследовала эта мучительная необходимость – лезть вверх. Необходимость, раз и навсегда заданная его матерью, как вращение Солнца вокруг Земли, необъяснимая, непонятная, но всегда одна и та же необходимость.

А сегодня впервые в жизни, он сам себя спросил: «Зачем ты, Венечка, на столб-то лезешь?» И впервые сам себе ответил. Ответил честно, как на духу: «Да не знаю я!»

И сам себе позволил не лезть. Просто вот так, сесть на кровать и не лезть никуда. Пусть лезет тот, кому надо, кто может, кто хочет. А ему, Вене, не надо этих диалогов самого с собой о том, что допустимо, что нет. Ему, Венечке, не надо бессонных ночей и этих расстройств, не надо ему этого постоянного ожидания интриг и козней. Да чихал он на это все! У него есть все, чего нет – то наколдует!

И ему стало легко, как будто тяжелый камень, который носил он с самого детства на плечах своих и который вместе с ним рос, удалось сбросить. И Вениамин сел на кровать, закрыл лицо ладонями и заплакал.

* * *

Только начало золотить верхушки сосен. Только красным своим плащом едва коснулась заря дальней стороны леса, а Миролюб уже стоял с мешком за плечами, поворачивая лицо к восходящему солнцу. Тут же переминался с ноги на ногу Иннокентий, дрожа от холода, рядом терла сонные глаза Лея. Казимир суетился, деловито раскладывая дорожную требуху по карманам и напевая что-то себе в усы.

В коридоре послышалась возня, и через мгновение оттуда показался бледный, измученный, но чрезвычайно радостный и сияющий Вениамин. Подмышкой он держал круг хлеба, который, вероятно не лез в котомку, а подбородком зажимал голову сыра:

– Я с вами! – сказал он сдавленным голосом.

– Что ж это? – удивился Миролюб. – Ведь ты главный тут, как же остальные без тебя?

– Пошли они на х. й! – радостно ответила Вениамин. – Я не начальник им. Мне бы самому за себя ответить, а не так чтобы за толпу.

– Ну что ж, – оглядел всех Казимир. – Бориса берём?

Лея тут же, при этих словах, мгновенно стряхнула сон и засуетилась:

– Конечно, берём, они его убьют тут!

– А остальные что? – уточнил ещё раз старик.

– Ничего они ему не сделают, – засмеялся Миролюб. – Они ж как дети. Им не до него. А вот он им напакостить сможет. Возьмём его, пожалуй, дойдём до деревни, там оставим.

– Иди, девка, приведи его сюда…

Лея, стараясь не выдавать торопливости в своих движениях, нарочито медленно двинулась в сторону плененного красавца.

– Да поживее ты, – подбодрил её старик.

Девушка гневно сверкнула очами в его сторону, благодаря в душе за возможность более не прятать своё желание поскорее развязать Бориса.

Через мгновение с той стороны залы послышался сдавленный женский крик. Вениамин вздрогнул: точно такой же он слышал ночью. «Значит, то была Лея!» – подумал он. И снова душа его заметалась в сомнениях. Ведь он полагал, что могла уйти Матильда, и тогда от команды ничего не оставалось вообще. А теперь, когда он понял, что теряет только одного Миролюба, его страх отступил, и на его место снова забралось желание возглавить команду магов. Вениамин сильно тряхнул головой, пытаясь выкинуть тяжёлые раздумья:

– Нет, мамочка, тебе надо – ты и лезь!

– Что? – переспросил Иннокентий.

– Песню пою, про маму, знаешь такую? – засмеялся Вениамин.

– Убилииии, – завыла Лея.

Мужчины бросились на её стон. Перед ними на лавке сине-белый с перерезанным горлом лежал Борис.

Лея рыдала. Остальные стояли, понурив головы, но каждый думал о своём.

Казимир думал: «Хорошо, что Бориса не стало, теперь не надо волноваться, что связной меня не заложит, а то ведь действительно не поверили бы мне эти малыши, а я к ним уже привязался».

Вениамин ухмылялся: «Надо же, я думал, это они так чавкают посреди ночи, потому что целуются, а оно вон как, он, может, чо сказать хотел этой дурище перед смертью, а не мог. А она ему про любовь… Кому нужна эта любовь, когда знаешь, что вот-вот подохнешь?»

Иннокентий озорно косился на труп: «Вот оно! Вот оно! Всё, о чём мечтал! Приключения, может быть, и мои подвиги! Всё уже здесь, оно уже началось. А я-то всё только думаю, что будет, когда они случатся. А они – вот они уже! И старый товарищ! И компания верных друзей! И прекрасная Лея…» Тут Иннокентий закашлялся и поправил себя в мыслях: «И прекрасная Матильда!»

Лея, как будто поняла, о чем думает ее жених, глянула на него тотчас, как на провинившегося котёнка. Иннокентий скрутил фигу за спиной, глазами давая понять: «Только ты, моя хорошая! Только ты!»

Миролюб, который не думал ни о чём в этот момент, кроме того, что, если видишь труп с перерезанным горлом, значит надо найти убийцу, прервал молчание.

– У кого-нибудь есть какие-то мысли об этом?

– Да-а, – искренне протянул Вениамин, – теперь не надо тащить его за собой. Это должно облегчить нам путь.

– Тьфу ты, Веня, ты не выспался сегодня. Ты пойми, его убили сегодня, возможно….

– Возможно…, – протянул за ним Вениамин.

– Возможно… – Миролюб дал ему вторую попытку.

Вениамин набрал в грудь побольше воздуха:

– Воозмоо…

– Убийца – кто-то из нас, – Казимир отвесил книжнику суровую затрещину и поставил точку в диалоге.

– Спасибо, старик, – отозвался Миролюб.

– Не выспался, да? – Лея как-то очень ласкова вдруг стала к Вениамину. Она медленно поднимала руки вверх, скользя по своим бёдрам, потом, достигнув талии, упёрлась в нее, подходя ближе к книжнику. – А что это ты не выспался, голубчик?

Вениамин, не видевший отродясь в жизни ласки никакой, помимо материнской, но много читавший о женщинах в книжках, мгновенно оттаял и поплыл, не умея сдержать улыбку.

– Да, – тихо сказал он и покраснел.

Лучше бы он ничего не говорил, просто стоял молча и краснел. Но Вениамин был крайне неопытен в общении с женщинами, а поэтому на беду свою пытался перебивать девушку, которая стояла перед ним расставив ноги, уперев руки в боки, хищно изогнув шею и при этом задававшую вопросы. Вениамин не знал, что существуют вопросы, на которых нет правильного ответа…

Поначалу, как любой мужчина, он не слушал её речи, просто любовался Леей. Его тревожило одно: он узнал короткий всхлип, это означало, что прекрасная фея – убийца. Однако, разве могла эта тонкая, ранимая, нежная душа свершить такое злодейство? На мгновение Вениамин вслушался в её голос, осознал смысл слов, ответил на пару вопросов честно и открыто и скоро понял, что эта хрустальная дева может и убить, и растоптать, и потом ещё раз убить, и при этом её ресницы даже не дрогнут.

«Вот это самообладание!» – восхитился Вениамин. – «Мне бы такое, тогда бы я точно смог править людьми. Вот это да! Прёт уверенно так, видно, что ни о чем не пожалеет!»

Ещё некоторое время Вениамин находил её горящие глаза прекрасными, а пламенный рот, смело источающий помои в адрес его и его родителей, очаровательным, однако вскоре ему это надоело.

– Дело в том, что ночью я действительно не спал, – пытался он прорваться сквозь истерику, повторяя эту фразу несколько раз, пока Казимир не пригрозил Лее выкинуть её на улицу. – Я не спал и пошёл к Борису. Да-да, видите, всю эту ночь… Вся эта ночь для меня была тяжелейшим испытанием. С самого детства моего матушка моя, хотел я того или нет…

– Короче, – прервал его Миролюб. – К Борису ходил?

– Да, ходил. Все ходили, и я ходил.

– Кто все?

– Я не понимаю вопроса. Все – это все.

– Уточняю: ночью ты ходил к Борису?

– Ах, да! Ночью. Ходил. Так я об этом и хочу вам рассказать. С самого моего..

– Вень, не надо про детство.

– Да? А про что же тогда?

– Веня, ты зачем ходил к Борису этой ночью?

– Так я же и говорю, Миролюб! – не выдержал Вениамин. – С самого моего детства…

– Ты убил Бориса?!

– Да ты что?! Ты что?! Никого я не убивал! Я вон там стоял, – указал Вениамин пальцем на место в коридоре. – А тут женщина была. И они чавкали как-то. Так я думал, что целуются.

Вениамин попытался изобразить звук, который слышал ночью. Миролюб поморщился и скомандовал:

– Дальше!

– Ну, а дальше она говорит ему, мол, люблю…

– Да врёт он всё! Не было такого! – заверещала Лея.

– А ты, девка, откуда знаешь? Или ты там и была? – сощурил глаза Казимир.

Лея оторопела, часто захлопала ресница и заревела.

– Ну, началось, – заворчал Казимир.

– Да погоди, дай всё расскажу, – перебил его Вениамин. – Она убила. Её не слушай. Меня слушай.

* * *

– Если мы сейчас же не уйдём отсюда, мы уже не уйдём отсюда никогда, – выдохнул Казимир.

– Надо идти, – согласился Иннокентий. – Лея, хватит спорить, пошли, у них тут свои дела, у нас – свои.

– Так-так-так. Вы, друзья мои, можете идти, куда угодно, но вот девушка, кажется, убийца, потому что именно её всхлипы я слышал этой ночью у нашего трупа, – Вениамин вдруг почувствовал прилив уверенности в себе и в своих действиях и острое желание стать главным.

– Слушайте, я, честно говоря, очень есть хочу, – признался Миролюб.

– Сдурел? – уточнил Вениамин.

– Сдурел – это ты, – парировал Миролюб. – Мне вообще неинтересно, кто именно убил этого предателя, который заманил нас сюда и чуть не сжил со свету, я готов даже руку пожать тому, кто это сделал, но только я точно понимаю, что придется пожимать совсем не женскую ручку. Так мастерски и уверенно перерезать горло женщина вряд ли сможет.

– Да я курам знаешь, как!.. – начала было Лея да осеклась.

– Ты, девочка, глупа, на себя наговариваешь, но тут не курам надо голову рубить, а свиньям. Ты свиньям резала?

– Нет, – замотала головой Лея. – Свиньям – нет.

– Значит, вопрос решённый, Вениамин, мы пошли, а ты тут оставайся, ищи злодеев. Или ты ещё думаешь, что девочка могла такое натворить?

– Нет, постойте! – выкрикнул Вениамин. – Девочки и не на такое способны!

– В книгах своих прочел?

– Пусть и в книгах! Пусть и в книгах! – затараторил Вениамин. – Да только тогда пусть хотя бы объяснит, почему она вскрикнула ночью и что делала рядом с мертвецом?

– Да ничего я там не делала! Просто рядом посидела, спросила, как дела…

Иннокентий схватился за голову.

– Интересно-о, – протянул он.

– Да, интереснее ещё будет скоро, – продолжил Вениамин. – Спросила, как дела, говоришь? Ах, я тебя люблю, давай убежим. Это теперь называется «спросила, как дела»?

Иннокентий побелел от злости. Казимир схватил его сзади, крепко заблокировав возможные резкие движения.

Все ждали продолжения разговора. Но Лея не торопилась раскрывать секреты. Она плакала.

– Ладно, так мы ничего не узнаем, – не выдержал Вениамин. – Распаковывайте свои вещи. Уверен, мы найдём там и нож, и кровавые тряпки.

– Какие кровавые тряпки? – всхлипывала Лея. – Какие кровавые тряпки вы собираетесь там найти? По-вашему я с собой ношу несколько одежд? Посмотрите, я была в этом вчера, когда мы пришли и сегодня в этом и переодеться мне не во что. Уж если бы я резала кому-то горло, то…

– Кстати, да, – подтвердил Миролюб. – Она ведь действительно в этом же и пришла, и, если бы она это злодеяние совершила, были бы следы.

Казимир тем временем закрыл рот Иннокентия рукой и медленно тащил его к дверям. Когда они по-тихоньку улизнули от оруще-плачущего общества, он отпустил юношу.

– Ну их, баба твоя и дура, и шляется, да и внешность так себе, – сказал он.

– Ты прав, старик, пойдем.

И они прибавили шагу, не оборачиваясь на то, что оставляли позади, глядя только вперёд. Им нужно было торопиться.

– Нет, ну как она так могла? – не выдержал молчания Иннокентий. – Ведь мы ж с детства знакомы. Старик, ведь ладно бы я плохо с ней обращался. А ведь я её терпел, я столько всего ей уступил, я себе столько раз отказал, столько раз мог ей нагрубить…

– Да уж знаю я, но знаешь, малец, у неё характер не самый скверный. Бабы они все такие. Всё время они лезут со своей болтовней. Если, знаешь, каждой из них грубить да осаживать каждую, так руки сотрёшь по локоть быстро. Ты вот как я научись, она чешет что-то, лепечет, бормочет, а ты посмотри на неё, а сам про себя как будто звук в ней отключил. Знаешь, как будто кнопка у неё какая-то есть или рычажок какой… Вот ты за этот рычажок дёрни и смотри на неё без звука…