Текст книги "Морок (СИ)"

Автор книги: Екатерина Горина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Вот это совпаденье! – присвистнул Иннокентий и недобро как-то стал смотреть, что же ищет Казимир. – Потерял что? Может, нож?

– Нет, ничего, – откашлялся старик.

Аксинья как-то обмякла и начала медленно оседать на пол, как будто королевская фрейлина слишком мягко делала реверанс. Никто не успел понять, в чем дело, до того, как Аксинья опрокинулась на пол.

Миролюб вскочил первым и принялся поднимать грузную женщину, на помощь ему кинулся Казимир.

– Что ты, Аксинья? – испуганно повторял он.

Аксинья рыдала и трясла головой, не в силах сказать что-либо.

– Понесли ее в светёлку, авось, отлежится, – скомандовал старик, и они за руки, за ноги ухватили женщину и понесли на лежанку.

– Ты иди, а я с ней побуду, – тихо сказал Миролюб Казимиру.

– Ну, как знаешь, – ответил старик и вышел.

– Миролюб? – спросила Аксинья через некоторое время, убедившись, что они остались вдвоём.

– Мама? – всхлипывая спросил Миролюб.

Она закрыла глаза и молча откинулась на подушку. Её лицо заливали слезы, она отирала их круглым мягким кулачком и кивала. Потом притянула его голову к своим губам, обхватила обеими руками и зарыдала уже в голос.

– Мама… – повторил Миролюб.

– Ну, что там? – встревоженно спросил Иннокентий Казимира, когда тот вернулся.

– Да кто их знает. Странные они оба, один околесицу какую-то несёт. Апож у него случился…

– Не апож, а арож, – засмеялась тётка, найденная им по дороге.

– Да какая разница? – отмахнулся Казимир.

– А разница большая на самом деле, – продолжала хихикать она. – Арож – это Жора, а вот апож…

На мгновение задумавшись, Казимир тоже брызнул от смеха:

– А Апож – это Иннокентий!

– Почему я? – уточнил юноша.

– Ну должность такая во дворце. Ты же в замок идешь, там есть всякие пажи. А вот ты апож, ну, не такой как все…

– А-а, ну да, – согласился Иннокентий, чем вызвал очередной приступ смеха у старших товарищей.

– Вроде и вечер давно, а Георгия все нет, – отсмеявшись, заметил Казимир серьёзным встревоженным тоном. – Давайте я вас пока по комнатам разведу, а там к утру, глядишь, и вернётся хозяин. Сочтёмся.

И они разошлись, ведомые Казимиром и маленькой свечой, каждый по своим уголкам корчмы. Вскоре в доме всё затихло. Не спали только Миролюб и Аксинья.

– А почему ты меня бросила?

– Я не бросила, ты же знаешь, какое время. Помнишь, тебя Рогнеда забрала?

– Да, и я помню, почему ты меня отдала. Только я не понимаю, почему ты никогда больше не приходила ко мне, никогда не искала меня…

– Ну как же не искала. Не было ни дня, чтобы я о тебе не вспоминала, ни дня не было, чтобы я слёз не утирала, скучая по тебе. А работать здесь я стала только из-за тебя. Георгий – плохой человек, убийца, он магов вроде тебя пытает, а потом замученных в колодец бросает, где они помирают.

– И ты с ним?! – вскочил Миролюб.

– И я с ним, сынок. А куда мне деваться. Не по любви я тут, а пришла сюда, чтобы, ежели ты к нему в лапы попадёшься, так вызволить тебя суметь. А для этого, чтобы так вышло, он не должен знать, что сын у меня маг.

– И все эти годы ты знала, что тут убивают и мучают людей, и ты, моя мать, и тут убивали таких, как я, а ты ничем не помогла?!

– Сынок, я ведь не королева, чтобы всем помогать, я только одному помочь в жизни хочу – своему ребёнку. Только одного я хочу защитить – моего сыночка. А остальные… Что ж, жалко их, да только я мать одного сына, а не всех людей…

– Выходит, моя мать – чудовище? – медленно проговорил Миролюб.

– Прости меня, прости, родной, – Аксинья бросилась ему в ноги. – Прости, нет не прощай, что хочешь делай, только не гони меня, не отказывайся от меня. Понять меня нельзя, такие, как я и жить-то не должны на свете, но ты не гони меня. Не было у меня в жизни ничего, кроме одного желания – помочь сыну, спасти его, ежели попадёт в лапы псов. А для этого терпеть надо было, зубы сжать и терпеть, зная, что внизу людей убивают.

– Вот только не надо! Не надо меня во всё это впутывать, – откинул Миролюб, ползающую за ним на коленях Аксинью. – Хорошо устроились! Вы тут гадости творите, а потом виноват во всём я оказываюсь? Ловко придумано. Можно всю жизнь гадить, мучать, убивать, а потом просто взять и сказать: «А это всё ради Миролюба»! И я понять это должен? Понять должен, что я причина убийства множества людей? Да стоит ли мне самому жить после этого?! Ведь, если б не я, многих людей удалось спасти!

– Да что ты, что ты, – затараторила Аксинья. – Никого б спасти не удалось. Никто бы и не стал спасать. Если б тут не я подвизалась, так другая баба какая, такая же…

– А, может, никто б не подвизался?! Ты об этом подумала? Никто б не согласился тут работать, зная, что это пыточная, а не корчма?! Никто б не стал работать, и не было бы пыточной?

– Прости меня, прости, сынок, если сможешь, – лепетала, заливаясь горючими слезами, Аксинья. – Если бы я только могла, я увела тебя отсюда. Твой отец, он пришёл из других земель, попасть на которые можно только через невидимый ход… Если б я только знала, где этот холм…

– Холм, невысокий, на границе воды и тверди, с семью уступами по краям? – Миролюб мгновенно оставил сентиментальные порывы.

– Да, – подтвердила Аксинья.

Глава 6

– Книга! – резко подскочил на кровати Иннокентий.

Он наскоро оделся и помчался в главную залу, чтобы найти Аксинью и выспросить у неё, где находится Миролюб, какую из комнат отвели ему.

Он быстро нашарил Книгу в дорожной сумке, куда заблаговременно сунул её накануне, и стремглав бросился вниз, чтобы поскорее прочесть.

В конце лестницы перед входом в залу он резко затормозил, заслышав голоса. Судя по всему, переговаривались двое: один из них был Казимир, его голос юноша хорошо знал, а второй мужской бас принадлежал неизвестному.

Иннокентий прислушался.

– Так надо, Георгий, так надо, поверь, они не такие уж и плохие. Да им плохими-то быть никак. Они как дети. Отпусти их по лесу гулять рядом с домом, они и заблудятся, – уговаривал Казимир.

– Ты понимаешь, что предлагаешь пойти против королевы?

– Да ты что? Ты что?! Поговори вон с толстухой. Она ж тебе скажет всё, мы мальца-то ведём, которого чуть не убили, пред её ясны очи. Она ж сама того хотела. Да ты вспомни! Вспомни, королева ж сама сюда приходила. В подвалах стояла. Думаешь, зачем? Думаешь, ей нравилось смотреть, как ты этих бедолаг треплешь? Нет, она искала кого-то. А девку помнишь? Которая из дворца шла? Так она тоже этого мальца искала. А мы с тобой ей его и доставим.

– Ага, мы мальца доставим, а он ей и расскажет, как мы его убить пытались…

– Тоже верно…

– Может, хоть язык вырезать? – уточнил незнакомый.

– Да ты что?! Георгий!

– Ну хорошо, доставим. Что делать будем, если нас самих в расход прикажут пустить?

– Не скажут, малец наш, заступится. Он мне уж как родной, я чувствую, да и я ему.

– А я?

– А кстати, где Борис? – уточнил невзначай Казимир.

– Да что-то нет его, уже который день пошёл…

– А то я что-то тут нашёл по дороге, в кустах валялось…

Иннокентий не в силах справляться с любопытством вытянул шею и заглянул в комнату. Он увидел, как что-то блеснуло в руках Казимира. В этот момент старик обернулся и заметил его:

– А! Проснулся, – сказал он делано радостным тоном и что-то быстро сунул за пазуху. – Знакомься, это Георгий. Хозяин этих мест, который принял нас.

– Спасибо вам, – наспех поблагодарил корчмаря юноша. – А где Миролюб?

– У Аксиньи, – хитро поглядывая сказал Казимир.

– А что, баба она хорошая, – посмеиваясь подтвердил Георгий, указывая на комнату Аксиньи.

– Так это тот самый! – громким шёпотом, выразительно изогнув брови, удивился корчмарь.

Казимир кивнул.

– Да уж, тоже мне дети, если там все такие их и захочешь не убьёшь…

Иннокентий постучался в комнату и, не дождавшись приглашения, проскользнул внутрь. В комнате, кажется, не ложились всю ночь. Лица Миролюба и Аксинья были опухшими то ли от недосыпа, то ли от слёз. И были они как-то странно похожи в этот миг.

– Миролюб! – начал Иннокентий без промедления. – Вот же Книга! Вот она! Ты можешь прочесть!

– Так ты нашел её всё-таки? – удивился Миролюб. – Ну, могу или нет, это мы сейчас узнаем. Дай-ка её сюда, дружок. Да-а, это именно она и есть, я помню, как кривым своим пальцем водила по её страницам Рогнеда.

– Что же она там писала? – встряла Аксинья.

– Не знаю, должно быть заклинания и магические действия, – предположил Миролюб. – Я надеюсь, мы найдём там заклятия и предсказания.

– О как! – удивилась Аксинья. – Ну тогда плохи ваши дела, мальчики.

Они изумленно уставились на неё.

– Ну потому что любая баба знает, что заклинания, заклятья, предсказания – это всё надо только говорить. Говорить вслух, но всё по-разному. Например, заклинания говорятся тихо, но их можно повторять множество раз. Если заклинание будет записано, и кто-то сможет его прочитать, оно навсегда потеряет силу. Никто и никогда не записывал настоящие заклинания, их можно только подслушать, а для этого нужно уличить момент. Потому что слова в таких магических речах стоят особым порядком и произносятся по-особому. И проклятие падёт на голову тому, кто передаст заклинание другому нарочно или напишет. Древние маги множества сил и труда и таланта положили на то, чтобы создать заклинание, а если какой-то олух его просто начнёт передавать, то все это пойдёт прахом. Нет, посмевшего сотворить такое беззаконие ждёт кара пострашнее той, что творили здесь. Рогнеда не была глупой или несведущей. Предсказания вы тоже там не найдёте, потому что предсказания говорятся громко и один раз и только тому, кому предназначены. После, их если и запишут, то те, кто записал оборотят гнев произносившего на себя и разделят горе того, кому предназначалось. Кстати, раньше короли, если им обещали плохое, заставляли придворных и прочих людей повторять предсказание, предвещавшее им беды, чтобы на головы самих королей не упало несчастие, но было поделено между всеми. Кстати, вот последний мор был, без дождя, после которого была объявлена травля магов, знаете же? Так вот это тот самый случай и есть. Вместо одной королевы пострадал Край, всех тогда заставляли повторять эти страшные слова.

– Но мы же видели, видели, как из Книги вырвалось заклятие? – недоумевал Миролюб.

– Какое заклятие? – удивилась Аксинья. – Заклятий тоже в книге быть не может. Они в самой страшной ночной тайне творятся, когда все спят, никто не ходит, никто не видит, никто не слышит.

– Ну мы же видели! – возмутился Иннокентий.

– Да фокусы вы видели, – равнодушно зевнула Аксинья. – Хотя…

– Что? – в один голос спросили оба мужчины.

– Есть у меня догадка. Рогнеда ведь учёная была. Она могла просто сомнения записывать.

– Это что такое? – удивился Миролюб.

– Ну вот у тебя так бывает, ты поймёшь. Ты что-то ляпнешь, и сам не знаешь, что это значит. Бывает? А потом пройдёт время, что-то произойдёт, а ты себя по лбу – хлоп! Ах, вот что это значило!

– Бывает, – засмеялся Миролюб.

– Вот и у Рогнеды бывало, только она к таким вещам серьёзно относилась и их записывала. Вот, возможно, это книга её сомнений.

– Ну, что гадать-то? – выдохнул Иннокентий. – Давайте уже посмотрим.

– Погоди, Кеша. У меня ещё вопрос есть. А откуда ты столько знаешь про Рогнеду и про магов?

– Рогнеда – мать моя, а я Светозара…

– Но лишь один из них ей сын, – повторил про себя Миролюб. – Погоди-ка, Кеша, а разве тебе не сказала Рогнеда, что она твоя бабка?

– Сказала, – подтвердил Иннокентий. – Так и сказала, что она моя бабка, что мать моя меня отдала женщине в деревне на воспитание. Значит, я сын Аксиньи?

– Тут вот какая загвоздка. Сын Аксиньи – это я, – протянул Миролюб.

– Но лишь один из них ей сын, – эхом отозвался Иннокентий.

* * *

– Знаешь ли, в стародавние времена поговаривали, будто есть колдуны, способные подслушать любое слово, сказанное как угодно далеко, если его подхватит ветер?

– Да, раньше, говорят, были разные умельцы, – вздохнул флейтист. – Да и люди раньше были чище и лучше, плохого не замышляли. Сначала не замышляли, потому что боялись, что волшебники их мысли прочтут, а потом и вовсе отвыкли.

– Вот-вот, – заволновалась Евтельмина. – И мне бы такого волшебника, чтобы умел мысли людей читать. Что они там замышляют. Или хотя бы разговоры их слышал.

– Да, это было бы весьма к месту, – подтвердил юноша. – Однако, умение это утрачено. И, вероятно, навсегда.

– Может быть, есть какие-то приспособления, ухищрения, какие-то технические устройства?

– Может, и есть, моя королева, но я такого не знаю. У меня из всех устройств – моя флейта. Пустяк.

– Друг мой, я сама доброта, ты и сам это видишь, но, знаешь ли, иногда случаются люди в моем окружении, которые меня до крайности раздражают. Знаешь, хочется рвать и метать, рвать и метать…

– Чем же я могу помочь, моя королева? Только выслушать вас или, пожалуй, усладить вас музыкой?

– Черт с тобой, – махнула рукой королева. – Играй. Отчего-то и впрямь от твоей игры становится легче на душе.

– Да, моя королева, что-то действительно есть в звучании флейты. Вроде и правда пустяк, а ведь, не задумывались ли вы когда-нибудь об её устройстве? – говорил музыкант, пока они добирались до покоев королевы. – Ведь флейта, как тело человека. А тот, кто играет на ней, похож на бога, сотворившего людей своим дыханием. Как и человек флейта оживает от дыхания. Не правда ли, есть в этом какая-то изысканность и красота, как только бог вдыхает в человека воздух, он оживает, как только музыкант дарит свое дыхание флейте, она звучит? И звучит так, как того хочет музыкант. Вопрос только в умении флейтиста…

– Хорошо формулируешь, юноша, – улыбнулась королева. – Не кажется ли тебе, что ты примостился дуть не в ту флейту?

– О чем вы, моя королева?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я, – резко ответила Евтельмина. – Несколько дней ты пытаешься управлять мною…

Юноша опустил вниз глаза. Видно было, как он пытается скрыть удовольствие. Какая-то наглость и уверенность сквозила во всех движениях юноши. Королева спрашивала себя в который раз, почему она не могла просто отдать приказ о том, чтобы казнить его, и в который раз не находила ответа. Точнее, ответ она находила, но отвергала его каждый раз, как недостаточно всё объясняющий.

Флейтист был единственным подтверждением её красоты, единственным, кто видел и ценил её красоту. Причина казалась настолько ничтожной, что впору было просто рассмеяться при её обнаружении. Однако, просыпаясь утром, Евтельмина ходила грознее тучи до тех пор, пока не встречала музыканта. Засыпая каждый вечер, она боялась проснуться и обнаружить себя старой уродиной. Флейтист стал её фетишем, талисманом, который ежедневно свидетельствовал её женственность и красоту. Он один умел смотреть на неё так, с обожанием и восхищением. Остальные придворные просто уныло таращили сонные глаза в пол, повторяя заученные фразы. И ни один! Ни один из них ни разу не осмелился подивиться её очаровательности. Поэтому с утра и вплоть до обеда, пока не являлся во дворце флейтист, королева оставалась самой злой королевой на свете. Казни она музыканта, она потеряла бы подтверждение своей красоты раз и навсегда…

Кажется, как ни сопротивлялась королева власти юноши, а она, и правда, была той самой флейтой, которую он в прямом смысле слова надувал, и которую заставлял звучать в угоду себе. И, вероятно, и сам молодой человек понимал это, и понимал, что королеве, как и флейте, никуда не деться от его искусных пальцев и блестящих глаз.

Евтельмину выворачивало наизнанку от злости признания собственной слабости, от того, что она, полностью понимая ситуацию и ощущая безраздельную власть над собой этого мальчишки, ничего всё-таки не могла с этим поделать. Страх не принадлежать себе не так пугал, как страх остаться вновь одной, старой и некрасивой. Королева, как бы её ни воспитывали, чему бы её ни обучали, как бы ни занимались с ней логикой и философией, оставалась женщиной. И это не могла вытравить из неё ни одна наука в мире, зато зажечь мог один быстрый взгляд, взгляд флейтиста, разумеется. А ведь он даже не был в неё влюблен, этот гадкий самодовольный мальчишка! Она спрашивала у него про умение слышать слова, а он слушал её душу, как будто это было балаганное представление на площади перед дворцом!

* * *

– Ну я, кажется, начинаю понемногу понимать, что происходит, – тихо протянула Аксинья. – Ты, значит, Иннокентий, и внук Рогнеды?

Иннокентий утвердительно кивнул.

– А значит, ты решил, что ты сын Светозары? Так?

– Ну это, кажется, логично, если я сын Рогнеды, а она мать Светозары, значит…

– Нет, погоди, выходит, что так и есть, как ты и говоришь. Но тут надо бы точно вспомнить, что именно она говорила?

– Она говорила, что я потомок могущественных магов…

– Ну уж это я поняла, а ещё я, кажется, поняла, почему ты выжил и зачем тебе во дворец, – хитро подмигнула Аксинья. – Ещё одно тебе скажу, я чуть сама лично тебя на казнь не отвела. Моя мать, Рогнеда, предупредила о твоём появлении, и я должна была тебя сама отправить во дворец, в лапы к Евтельмине. На убой. Однако, ты тогда исчез. А теперь видишь, как всё лихо закрутилось…

– Ничего не понимаю, – замотал головой Иннокентий.

– Я пока тоже не сильно понимаю, но догадываюсь. А чтобы что-то понять, нам с тобой надо обязательно всё-всё вспомнить, до последней мелочи, всё то, что тебе говорила Рогнеда. И книгу мы с вами пока открывать не будем. Поняла я, это ловушка, вот для таких глупых, как вы, которые думают, что там заклинания найдут и вековые знания. Подождём пока. Давай-ка, племянничек, рассказывай всё-всё, – продолжала улыбаться Аксинья.

– А что рассказывать-то? – начинал злиться Иннокентий. – Говорила, что я потомок могущественных магов, что меня отдали ребёнком, что Марьяна не моя мать, а та, которая моя мать, та не Марьяна, а попала к корчмарю, а корчмарь мой дед…

– Будияр? – всплеснула руками Аксинья.

– Да, кажется, Будияр…

– Малец, напрягись, раз ты маг, ты, знаешь, можешь, это я тебе точно говорю, туда вернуться и слово в слово повторить все, прямо её голосом, всё, что она говорила тебе тогда…

– А почему ты сама не можешь, раз ты Светозара Могущественная, – съязвил Иннокентий.

– Могу, конечно, всему своё время… Давай-ка, напрягись, малец, это важно.

– Я, знаете, один раз так сделал, тогда было какое-то особенное состояние, мне очень надо было, я даже не могу понять, как так вышло, но только нужен какой-то особенный настрой что ли. Ну не как сейчас. А ещё вот что, сам-то я бы не справился, а вот Казимир начал что-то шептать, а я за ним, так и вышло. Вроде, как без него у меня бы и не вышло ничего.

– Особенный настрой тебе не очень надо, маг – это не просто глаза таращить и слова шептать, это, друг мой, надо заниматься постоянно, а то так и будет только от случая к случаю по большим праздникам магия приходить. Я тебе честно скажу, такая магия случайная, она всем доступна. Это и не магия даже, а совпадения какие-то. Такое каждый замечает, а женщины, те постоянно с этим сталкиваются. Мужчины реже, но не потому что у них магические наклонности хуже развиты, а просто они больше в космос смотрят да на устройство мира, а женщины – чаще под ноги да вокруг себя, поэтому они просто чаще магию замечают, так как вблизи смотрят, недалеко. Оно потому и придумано так, что вместе жить легче: пока мужчина созерцает мировой порядок, женщина его по жизни ведет, вроде поводыря, помогая ямы и неровности обходить. Да, впрочем, тут я отвлеклась. Так вот. Магические способности – это не то, что в людях заложено. Магия – она везде, во всём. А у человека, как у таракана, усики только, чтобы еёё улавливать. Вроде как улитка усиками щупает, куда идти. Так и у человека. Вот он усики навострит и слушает, где сейчас волшебное что-то происходит, а оно везде постоянно происходит. Кто-то просто, кто не понимает ничего, думает: «Вот как я сказал, так и случилось. Значит – я колдун!». А он просто в том месте стоял, где магия по слову творилась и ляпнул удачно. И так каждый может, тут фишка в другом – усики свои так нарастить, чтобы знать, где говорить заклинания… Понимаешь? В общем, магия она не твоя, Кеша, она всехняя, и от тебя не зависит, и от настроя твоего. Заклинания, те – да, они нарочно составлены вроде музыки. А вот настрой твой никому не интересен, важно умение чувствовать, куда обратиться. Поэтому я тебе скажу в какую сторону мысль направить, а ты уж постарайся.

Иннокентий удивленно кивнул:

– И получится?

– Ну, как не получиться, – засмеялась Аксинья. – Раз уж ты по рождению маг.

Аксинья что-то быстро зашептала Иннокентию в ухо, щекоча его, будто и вправду как кот усиками, и картинка поплыла перед глазами юноши. Он увидел себя, как будто со стороны, сидящим у костра со старухой. Через некоторое время он услышал разговор этих двоих:

– Ты был совсем малыш, когда тебя забрали у матери, – говорила старуха. – Твой отец, чёрный колдун, перед тем, как отдать тебя тем людям, что вырастили моего внука, запечатал твой дар на несколько ближайших лет, предчувствуя беды. Мать твоя, которую ты помнишь тоже была колдуньей, псы королевы прознали о ее колдовстве и привезли к корчмарю. Ей, можно сказать, повезло. Тем корчмарём был твой дед, мой черноглазый Будияр. Он тайно сберегал магию в Краю, но, что скрывать, простых людей пускал в расход, отчёт-то ему тоже надо было перед королевой держать. Погоди-ка, родной, ты продрог весь. Дай-ка я палок в костерок насую, горяченького попьём и там продолжим…

Тут Иннокентий почувствовал будто его всего встряхнули, как бельё после стирки. Он открыл глаза. По щекам его хлопала Аксинья:

– Далеко-то так не уходи, малец… Миролюб, успел записать?

* * *

В очередной раз ошарашенный собственными возможностями Иннокентий сидел в углу и таращился в одну точку.

– Меня маги спрашивали, какой у меня дар. А я сказал, что не знаю. А вот сейчас я вроде бы и должен знать, но я все равно не знаю. Какой у меня дар, Аксиньюшка?

– Это так в двух словах не объяснишь, – отозвалась она. – Это я тебе долго могу объяснять, а всё равно никто не поймёт ничего. Тут тебе легче объяснить, кто тебе отец, кто мать.

– Так не ты разве?

Миролюб, во все время продолжавшегося магического опыта, не проронивший ни звука, наконец будто ожил и заговорил:

– Ну, ты же помнишь, было пророчество «В конце концов их станет двое, но лишь один из них ей сын». Если под «ей» подразумевается Светозара, то сын её я. А про тебя, если ты сам внимательно слушал то, что повторял сегодня, то есть слова твоей бабки, то ты внук Рогнеды. Но, если немножко пофантазировать, то можно додуматься, что внук Рогнеды и сын Светозары – это вовсе не одно и то же.

– Вон как? Это как это? – не переставая вперять взор в стену, наигранно изумился Иннокентий.

– Ну, к примеру, если у Рогнеды было двое детей, то я сын Светозары, а ты сын второго ребёнка своей бабки. Оба мы ей приходимся в этом случае внуками. Правильно?

– Как бы всё гладко. А что ж, Аксинья, сколько детей было у Рогнеды?

– Один был ребенок у Рогнеды, дочка была, это я…

– Ну что, Миролюб, что теперь? По-прежнему только ты можешь быть сыном Светозары? – Иннокентий наконец-то оторвался от стены и нахально уставился на товарища.

Каморку накрыло общее молчание. Аксинья как будто пару раз набирала в грудь побольше воздуха, порываясь высказать что-то, однако столько же раз откладывала, не решалась.

Через некоторое время Аксинья отважилась открыть то, что столько лет было тайной:

– Будияр. У нее был муж Будияр.

– У кого, матушка? – спросил Иннокентий.

Миролюб тут же гневно взглянул на него и встал между ним и Аксиньей. Иннокентий хмыкнул, дёрнул плечами и отвернулся. Миролюб протянул руку к нему, пытаясь удержать от вражды, но юноша лишь поспешно и нервно сбросил его руку.

– Если ты думаешь, что сможешь отобрать у меня то, что я так долго искал, ты ошибаешься! – гневно сверкнув глазами, бросил ему в лицо Иннокентий. – Ты, старик, куда тебе, ты мне в отцы годишься. В это я ещё охотно поверю, но Аксинья – моя мать, не твоя, ты слишком стар для неё! Слишком стар, запомни! Поди прочь, пока я не…

– Вылитый дед, – оседая на кровать зашептала Аксинья. – Вылитый твой дед, Будияр!

Оба мага обернулись на неё, раскрыв рты.

– Что это значит?

– Значит, что дед твой, Будияр, такой же был. Ты весь в него.

– А я? – обиженно спросил Миролюб.

– Слушай, Миролюб, без обид, но ты слишком стар, чтобы хотеть, чтобы у тебя вдруг нашлись мама и дедушка, и бабушка. Ну тебе своих уже пора внуков иметь. А ты всё, как маленький.

– Я не старый, – печально вздохнул Миролюб, – я твой ровесник, ну, может, годом только постарше или двумя…

– Врёшь! – изумился Иннокентий.

– Давай дослушаем?

Иннокентий вместо ответа закатил глаза, но дал согласие.

– Твой дед Будияр. Хорош был. И Рогнеда первая была по красоте. Только Будияр черный был, борода как воронье крыло, губы красные как цвет заката, кожа белая, как снег. Глаза только были детские, голубые, как цветы-васильки. Да только и те почернели. Но это потом, а сначала глаза были, как у невинных, идущих на смерть, пронзительно-голубые. И Рогнеда была хороша… Волосы цвета каштана, зеленые глаза с хитрыми искрами… Оба красивые были, только очень разные, и не скажешь, что брат с сестрой…

– А что случилось? – не желая признавать страшную догадку, наивно спросил Иннокентий.

– Что случилось? – горько усмехнувшись, переспросила Аксинья. – Глаза потемнели. Как дело они это совершили. Так и потемнели, навсегда, чёрные стали, как небо безлунное ночью, не глаза, а дыры стали у Будияра, чёрные бездонные дыры стали, а не глаза.

– Какой позор! – зашипел Иннокентий. – Понимаю, почему меня отдали чужим людям. Мало того, что я рожден в позоре, от меня ещё и поспешили избавиться. Будьте прокля…

– Стой! – Аксинья закрыла ему рот ладонью, чтобы тот не успел договорить проклятия. – Погоди! Это ещё был не ты, а твой отец… Если б это был ты, мы были бы ровесники, как думаешь?

Иннокентий закивал, давая понять, что успокоился и дослушает историю до конца.

– Рогнеда разрешилась прекрасным ребенком с васильковыми глазами. Скрыть отца было нельзя. Таких глаз больше не было ни у кого.

– Нет! – вырвалось у Иннокентия. – Скажи, что они его отдали в дальние деревни?

– Нет, мой мальчик. Свершилось то, что свершилось. Таких глаз не спрячешь.

– Они могли бы его ослепить! – подсказал юноша.

Аксинья молча покачала головой.

– Они убили его, мой хороший…

– Но, если это был мой отец, значит, я не должен был появиться на свет!

– Не должен, – согласилась Аксинья. – Не должен. А они не должны были мешать кровь, не должны были убивать, а ты не должен был появляться на свет. Отец твой убит, но не умер, ни жив, ни мертв, ни там, ни здесь, везде и нигде, и не сказать, сколько ему лет, потому что лет ему столько, сколько и всему Краю теперь, только он не старее, и лет ему не прибавляется… Мага не убить просто так… Тем более такого мага…. Тогда глаза Будияра и почернели, когда твой отец, его убитый сын перед ним явился, да только дед твой его не узнал. Будияра стали звать чёрным, а отец твой стал Серым, и другого имени у него нет, потому что не было, не дали ему имя твои родители, так он и ходит без имени, без возраста, вечный и серый…

– Так он дух? – непонимающе моргал Иннокентий.

– И дух и не дух, – вздохнула Аксинья. – Он Морок… А Рогнеда вышла замуж потом, появилась я. Появился мой Миролюб. Все появилось понемногу. А проклятие не исчезло. Ни один из нас не знал родителей, ни я, ни мой сын…

* * *

– Ушли двое: Миролюб и Иннокентий, – рассуждал Вениамин. – А хладный труп остался. И кто же из них может быть убийцей? Допустим, Иннокентий. И тут, надо признаться, даже и спорить не с чем. Второй раз он приходит, и второй раз мы его впускаем в дом, при этом мы так ничего о нем и не узнали, кроме того, что наговорила нам его спутница. При этом в первый раз он украл Книгу, теперь, и это легко предположить, пошёл ещё дальше: убил человека. Надо сказать, парнишка не стоит на месте, развивается, страшно представить, что будет дальше, вариантов зла не так уж много, а повторяться юноша не любит…. Воровство и убийство уже были, что дальше?

– Да, но тут есть одна загвоздка, – заговорил Ярослав. – Во-первых, простой человек, будем называть его простым, покуда не доказали, что он маг, так вот, простой человек побоится убить мага. А ведь Иннокентий не знал, почему Борис находится в таком положении, то есть он не знал, что Борис простой человек, а значит, допускал, что Борис маг, а это, в свою очередь, значит, что, если Иннокентий простой человек, то он бы побоялся убить мага… Это было предположение номер один, в котором мы допускаем, что Иннокентий не маг. Предположение второе, Иннокентий – маг…

– Слушай, какой ты тошный, Ярослав, – не выдержала Матильда. – Твои рассуждения ни к чему не приведут: маг не маг, человек не человек, корова не лягушка… Это всё ерунда.

– Помилуй, Матильда, какая ерунда, у нас нет пока что других инструментов, чтобы узнать правду…

– Все равно, надо понимать это душой, чувствовать, а не предположения номер один делать!

– Ну и что твоя душа тебе говорит?

– Что это Лея его убила. Из ревности. А что? Не так, дорогуша? Я видела, как ты вчера ему глазки строила. Свой мужик рядом сидит, а она зеньки на Бориса таращит. Только Борис-то на меня глаз положил…

Лея взвыла, извергая из глубины своей страшные ругательства и проклятия. Матильда фыркнула и отвернулась, выслушивая все доводы спиной.

– Ну почему? Почему никто не думает на Миролюба? – заглушил всех Богдан. – Ведь кто первый пошел против всех? Миролюб. Кто сказал, что Борис не маг? Миролюб. Кто ушел? Миролюб.

– Ну так Миролюб с нами сколько жил, все живы были… – возразил Вениамин.

– Ну, значит не время было ещё убивать-то, срок не подошёл. А тут вот созрел он, а ещё и мальчишка этот пришёл с честной компанией, стариком и девкой. И пожалуйста. Убивай хоть всех. Ведь подумают всё равно на пришлых. А? Об этом вы не подумали?

– Ну, а откуда кровь на Лее? – ехидно уточнил книжник.

– Этого я ещё не понял…

– Вот поэтому действовать надо логикой, – ввернул мнение в беседу Ярослав. – А логика говорит об одном, что всё указывает на Иннокентия, но она же говорит, что Иннокентий не мог убить Бориса.

– Ну, а кто тогда? – закатила глаза Матильда.

– Матильда, а ты видела чью-то тень, когда мы смотрели магическую историю? – прищурил глаза Ярослав.

– Ну и что? Кто угодно мог быть!

– Кто угодно, ты права. Но похожа та тень на тебя…

– Мы никогда не узнаем, кто убил Бориса, – устало выдохнул Богдан. – Давайте его хотя бы похороним.

– Но нам это необходимо, нам нужно понять: среди нас убийца или ушёл? От этого понимания зависят наши жизни! – рассердился Вениамин.