Текст книги "Невеста берсерка (СИ)"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Пальцы Харальда на мгновенье разжались.
Убби прыгнул за борт с места, по пути отшвыривая в сторону щит. Уже из воды заорал:
– Уходим. За борт, все.
Следом за ним в воду попрыгали викинги, видевшие все, что случилось с ним – и с ярлом.
Харальд, замерев посреди палубы, посмотрел на руку. Удар Убби разрубил ему пальцы левой руки, заодно раздробив кости – но они уже стремительно срастались.
Вот только плотью рядом больше не пахло. И мир снова посерел.
Он ничего не чувствовал – ни ярости, ни желания… но помнил, что когда-то ощущал.
Харальд оскалился. Над водой полетел долгий, протяжный звук – то ли рычание, то ли громкое, заглушающее все шипение.
– Пусть посидит там до утра, – объявил Грюмир, стоя у борта своего корабля, уже подходившего к Йорингарду.
Он смотрел в сторону драккара, на котором остался Харальд. Викинги, раньше ходившие под Хрориком, а затем перебежавшие к берсерку, и все потому, что не захотели драться со зверем, сыпались сейчас с корабля в воду, как спелые желуди с дуба.
А перед этим на корабле кто-то вопил. Значит, Харальд уже поймал кого-то себе на потеху…
– Не сбежит? – спросил у Грюмира его помощник. И ткнул рукой в сторону. – Вон там еще один драккар. Вошел в устье фьорда следом за нами. Думаю, это его собственный, с его людьми. И они вроде как направляются к нему…
Хирдман Гудрема пожал плечами.
– Как сказал конунг, давая мне то снадобье, после него Харальд первое время будет не в себе. Каждого, кто подойдет, порвет на части… так что пусть плывут. Сам Харальд со своими же и разберется. А к утру, как только рассветет, мы к нему сплаваем и посмотрим. Ветер к берегу, в море это корыто не унесет. Если будет валяться на палубе без движения, значит, все, можно брать. Он после этого ручным станет. На кого покажут, того и разделает.
– Первый раз о таком слышу, – пробормотал его помощник. – Хотя этот Харальд и раньше был не пойми что.
– Нам сейчас не о нем думать надо, а о казне, – объявил Грюмир, отходя от борта и поворачиваясь в другую сторону.
Берег Йорингарда был уже близко – и вдоль него, за причаленными драккарами, стояли викинги, человек пять-шесть. Предатели, которых ярл Харальд оставил, чтобы охранять крепость со стороны воды…
– Если пропадет хоть кусочек золота, Гудрем нас самих отдаст на поживу этому Харальду.
Кейлев слышал и видел далеко не все, что произошло на драккаре, где был его ярл.
Но отголосков и криков викингов, вдруг попрыгавших с палубы в воду, хватило, чтобы понять – с Харальдом что-то случилось.
– С ярлом вроде как неладно, – угрюмо сказал кто-то из викингов, гребших на передней скамье.
– Рты закрыли, – грозно приказал Кейлев. – Ярл у нас и берсерк, и сын Ермунгарда… к тому же он только что из боя. А на хольмганге, если я все правильно понял, его пытались убить. Подло, не по правилам. Стрелами забросали с другого драккара… и гнида эта, Грюмир, тут же за борт спрыгнул. Ясное дело, что ярл сейчас не в себе. Правый борт – весла в воду. Левый – греби. Олав, правь к драккару. Поворачиваем.
Темный корабль приближался. На палубе что-то неровно вспыхивало – похоже, догорал один из факелов, освещавших драккар во время хольмганга.
Странно, что до сих пор там пожар не начался, подумал Кейлев. Понять бы еще, что случилось с ярлом…
Потом он разглядел темную фигуру на носу – и похолодел. Рявкнул:
– Суши весла.
Ярл смотрел в их сторону – Кейлев видел это ясно, догоравший факел давал достаточно света. Стоял Харальд без шлема, и вроде как без своей медвежьей рубахи.
Только серебряные глаза ярла больше не горели. На носу замерла фигура из темного мрака…
Викинги, одним махом вскинув весла и уложив их вдоль бортов, сгрудились у планширя рядом с Кейлевом. Негромко переговаривались.
В шепотках их старик слышал страх и неуверенность. И, нахмурившись, посмотрел в сторону Йорингарда. Драккары Гудрема уже приставали к берегу.
Казна и корабли для новых хирдов – все там, хмуро подумал он.
– И что теперь? – напряженно спросил кто-то. – С ярлом-то что?
Я пришел сюда, чтобы стать хирдманом, мрачно размышлял Кейлев. И я без этого не уйду.
– Что, не знаете, как ярла иногда накрывает? – рявкнул он. – Чего застыли, как напуганные бабы? Живо тащите сюда багры. Сейчас понадобятся…
– Ты что-то придумал, Кейлев? – спросил от мачты Олав.
– Да чего тут придумывать, – проворчал старик. – Тащи сюда девчонку, Олав. Порвет бабу, по своему обычаю – и успокоится. Тащи девчонку.
Время тянулось и тянулось, а Харальд все не приходил. И в просвете между занавесками Забава его не видела.
Стемнело, а его все не было. Люди на корабле переговаривались…
Затем корабль закачался сильней, послышались удары весел о воду. За занавеску начали долетать отдаленные вопли. Слушая их, Забава ежилась и вздрагивала.
И понимала, как неправа была, решив, что Харальд-чужанин сбежал от войны.
Он сам на нее отправился.
Матушка Мокошь, лишь бы жив остался, молилась Забава, замерев у занавесок. Выглядывала за них – и видела темный корабль, освещенный лишь светом луны. Чужане сидели на веслах, гребли с дружными выдохами. Лица их казались вырубленными топором из мрака…
И никто не улыбался. Только изредка перебрасывались словами, которых Забава не понимала. Потом кто-то завопил, но не рядом, а в отдалении. Коротко, как от нестерпимой боли.
Следом Забава услышала непонятный звук. То ли ветер свистел, то ли зверь рычал…
Удары весел о воду тут же стихли. Чужане на корабле начали переговариваться. Речь их звучала мрачно, каркающее.
А потом ее выдернули из-за занавесок и потащили по кораблю. Поставили у борта, среди толпы мужиков…
И Забава увидела напротив еще один корабль, отделенный от этого неширокой полосой воды. Там что-то горело – а на носу молча стоял человек.
Человек, похожий на Харальда. Вон и косицы, как у него…
Только серебряных глаз не видно. И сам весь темный. Он? Не он?
Кейлев глянул на девчонку. Трясется, это видно даже в полутьме. Но не плачет и не вопит.
– Хорошо, – Проворчал он. Приказал: – Подержите-ка ей руки.
И, осторожно орудуя мечом, распорол платье. Девчонка задергалась в крепких руках, закричала. Попыталась его пнуть – но парни дернули ее назад.
Кейлев оглянулся на ярла. Тот стоял неподвижно, глядя в их сторону. Во всяком случае, так ему показалось.
Теперь, когда серебряные глаза не горели, и не поймешь.
Кейлев уже хотел взяться за рубашку, но передумал.
Кто его знает, как потом все повернется? Вдруг ярл будет недоволен, что его девку заголили при всех? И что на нее глазел весь хирд?
Будь умнее, Кейлев, приказал он сам себе. Хоть теперь, под конец жизни…
– Сдерите с нее то, что я разрезал, – распорядился он. – Рубаху оставьте. И готовьте багры. Олав, десяток людей на весла. Пусть гребут к драккару, где ярл. Все, кто с баграми – ждите моей команды.
Кейлев вгляделся в лица тех, кто держал девку. Приказал грозно:
– Сивард. И ты, Ингульф. Когда скажу, швырнете девчонку ярлу. Но так, чтобы не убить. Ярлу она нужна живой, понятно вам? Олав, сразу после этого отгребаем назад. И ждем в сторонке.
Полоска воды между двумя драккарами уменьшалась.
Когда с нее сорвали платье, разрезанное белоголовым стариком, Забава забилась от ужаса. На этот раз она даже не вскрикнула – горло перехватило.
А человек на том корабле стоял неподвижно.
Не Харальд, мелькнула у Забавы горестная мысль.
Корабль приближался. До него оставалось всего шагов семь, когда чужане, стоявшие рядом, закинули багры. С громким выдохом рванули на себя. Дерево затрещало, проминаясь под железными крючьями…
И корабли соприкоснулись.
Человек на носу повернулся туда, где с гулким треском сошлись борта кораблей.
Забаву кинули на ту сторону легко, как кутенка. Она покатилась по дробно застучавшим половицам. Ободрала ладони, расшибла лоб. Отбила коленки.
А когда со всхлипом приподнялась на четвереньки, темный человек без глаз уже стоял над ней.
По левую руку догорал факел, воткнутый рукоятью в связку весел – и при свете его Забава смогла наконец разглядеть его лицо.
Харальд-чужанин.
Только весь какой-то темный, от лба до пояса. И глаза уже не горят серебряным блеском. Слились с кожей, тоже потемнев. Ни белков, ни зрачков не видно…
Теплый комок плоти, что бросили с драккара – его драккара, равнодушно подумал Харальд – ворочался у ног. Лучился красным светом, манил…
Он нагнулся, подхватил это теплое и вздернул на высоту своего роста.
– Харальд, – всхлипнул комок плоти.
И, протянув руки, ухватился его за шею.
Баба, холодно подумал Харальд. Такая же, как те, кого он рвал на куски.
Воспоминания вдруг поднялись со дна памяти. Он их не только рвал. Делал с ними и другое. Наполненное теплом, жаром, судорожными вздохами…
– Харальд, – снова выдохнула баба, которую бросили с его драккара.
И тонкие пальцы начали гладить по щекам.
Воспоминания плыли, разворачиваясь словно сами по себе – но не задевая его.
Вроде бы не задевая.
Но вспомнилось вдруг – с этой бабой он тоже занимался тем, после чего по телу гуляли волны жара. Потом становилось легко, хорошо…
И Харальд, хоть сейчас он не чувствовал ничего – ни желания, ни тяжести ниже пояса – завалил комок плоти на палубу. Под себя. Кажется, все это начиналось именно так.
Где-то на краю сознания бродило вялое желание снова ощутить, как это было.
Но быстро исчезло, как рыба в набежавшей волне. Другое накатило, топя остатки воспоминаний – жажда почувствовать, как проминается под пальцами живая плоть. Как рвется, брызжет кровью…
Вот только чужие руки, мелькавшие у лица и гладившие по щекам, по волосам, мешали.
Харальд поймал ладони бабы, одной рукой прижал их к палубе. Она почти и не сопротивлялась – так, трепыхнулась слабо, почти неощутимо.
Он примерился, с чего начать. Свободная рука сама собой потянулась к ее губам. Рвануть одну из них вниз, сдирая с кости…
Харальд наклонился над ней, чтобы видеть все, и ничего не упустить. Факел слева, который один из викингов перед тем, как сбежать, воткнул в кучу сложенных весел, стрельнул ворохом искр.
И Харальд неожиданно увидел себя. В ее глазах. Темным силуэтом, вырубленным из мрака.
Еще одно воспоминание выплыло из памяти – и встало перед глазами. Он сам, вот так же отразившийся в ее глазах. Почти так же. И тоже нависший над ней.
Но не такой, как сейчас. Тогда сквозь кожу его лица сияла морда зверя, исходившая жаром…
Он замер.
Медленно-медленно, сквозь мрак его лица сверкнули серебряные точки. Подросли в тонкие колечки.
Расправились в серебряные глаза.
И рука, уже нацелившаяся, чтобы рвануть нижнюю припухлую губу девчонки вниз – лишь коснулась ее.
И опала.
Первое, что вернулось к Харальду – ярость. Безумная, разом выкрасившая и палубу, и лицо девчонки в красное. Его рука, все еще державшая железной хваткой запястья Добавы, сжалась…
Она крикнула от боли, и Харальд откатился в сторону, рывком убирая руку. Замер на мгновенье.
Он вспомнил все, что было. Хольмганг, затеянный лишь для того, чтобы засыпать его стрелами – которые, судя по всему, чем-то намазали. Непонятное оцепенение. Равнодушие. Время, когда у него не было ни желаний, ни побуждений, кроме одного – истязать. Только не баб, как раньше, а любого, кто окажется рядом. Любого, от кого исходило тепло и зовущий красный свет.
Потом была искалеченная рука Убби, бегство Убби… и бегство всех, кого он так удачно и неожиданно заполучил под свою руку. А чужие драккары пошли в Йорингард.
Он выиграл так много – а потом в одно мгновение потерял все. Новый хирд, казну, крепость…
И самого себя.
Добава повернулась в его сторону, неуверенно потянулась. Руки у нее дрожали.
Харальд, припомнив, что стало после его хватки с ладонью Убби, перехватил тонкие запястья. Пробежался по ним пальцами, ощупывая.
Вроде бы целы.
По крайней мере, ее я сохранил, подумал он. Хотя было мгновенье, когда мог и…
Хребет у Харальда свело в дугу. Он согнулся, по-прежнему лежа на боку и не сводя глаз с девчонки.
На щеках у той поблескивали смазанные дорожки от слез. Но она не кричала, не пыталась отодвинуться, лишь часто и судорожно дышала.
Я тебе все возмещу, мысленно пообещал ей Харальд, отпуская руки Добавы и приподнимаясь над палубой. И если ты берешь ласками…
Да у тебя на теле места не останется, которое я не потревожу своей лаской.
Но сначала нужно вернуть все – драккары, казну, Йорингард.
Харальд встал. Кинул взгляд вниз, ощутив, что в ноге что-то застряло. Из ступни торчала обломанная стрела. Похоже, древко треснуло, когда он повалил девчонку на палубу.
Он выдернул наконечник, метнулся, отыскивая брошенную секиру и рубаху. Проорал, повернувшись к своему драккару:
– Кейлев. Сюда.
Там, на его корабле, гребцы налегли на весла.
Харальд, прислонив секиру к планширю, в два прыжка подлетел к Добаве, уже севшей – и теперь заворожено смотревшей на него. Вскинул ее на руки, вернулся к борту.
С подходившего драккара донесся озабоченный голос Кейлева:
– Как ты, ярл? Глаза у тебя вроде бы блестят, но…
– Я тебе что, баба, что ты мне в глаза заглядываешь? – рявкнул в ответ Харальд. – Суши весла, вы уже близко.
– Готовь багры, – тут же завопил Кейлев. – Наш ярл опять с нами.
Корабли сближались. Железные крюки вскинулись, упали, борта затрещали, соприкасаясь.
– Примите девчонку, – приказал Харальд.
И протянул на ту сторону Добаву, трепыхнувшуюся в его руках. Перепрыгнул следом, крикнул:
– Кто на кормиле? Держи к берегу, к крайнему драккару слева. Девчонку спрячьте. Кейлев…
– Да, ярл, – поспешно отозвался старик, уже стоявший рядом.
– Вы ведь болтались неподалеку, когда меня забросали стрелами? Расскажи, что было потом. И начни со своего лепета о моих глазах.
– Так они у тебя, ярл, потемнели…
Дослушав старика, Харальд ощерился.
Значит, он потемнел как драугар, причем весь. И глаза, и лицо.
Он задумался, тяжело опершись о рукоять секиры.
Серебро в его глазах потемнело. Мир для него поблек. А сам он чуть было не прикончил девчонку.
И началось все после стрел, прилетевших с драккара Гудрема. Того самого Гудрема, который принес кровавую жертву Ермунгарду, его отцу.
Ермунгард, который не хотел, чтобы Харальд поднялся в небо. Слова его, сказанные в их последнюю встречу, были не совсем понятны, но…
Ты моя плоть, способная отравить небо, сказал родитель.
Харальду вдруг вспомнилась морда зверя на его лице, которую он увидел в глазах девчонки. Вдруг зверь, спящий в нем, и есть то, что может отравить небо? И так начнется Фимбулвинтер, великая зима, после которой придет Рагнарек, конец света.
Ермунгард, холодно подумал Харальд. Глянул на воду за бортом драккара.
Если отец не хотел, чтобы наступила Фимбулвинтер, он мог спеленать зверя. Сделать его самого чем-то вроде драугара, использовав Гудрема и его людей…
Все, чтобы сковать тьмой чудовище, спящее в сыне.
Ненависть шевельнулась в нем – и затопила, смешавшись с яростью. Дикая ненависть, заливающая весь мир уже не краснотой, а огненно-желтым светом расплавленного металла.
– Ярл, – потрясенно выдохнул Кейлев, – у тебя на лице… Ты светишься?
Значит, свечусь, холодно подумал Харальд. Похоже, так в нем просыпается зверь – светом на лице. И огненно-желтым сиянием перед глазами.
А вот почему зверь просыпается, и почему, поглядев в глаза Добавы, он переборол зелье на стрелах, сделавшее его то ли драугаром, то ли кем-то вроде него…
Но сейчас ему было не до этого. Йорингард и месть – вот два слова, бившиеся у него в уме. Все остальное потом.
Харальд повернулся к старику, выдохнул:
– Это ничего, Кейлев. Теперь слушай. Я высажусь на берег один. Посмотрим, что я такое… раз уж свечусь. А ты, как только спрыгну, уводи драккар. И жди в одном полете стрелы от берега. Помни – с девчонки не должен упасть ни один волосок. Глаз с нее не спускать. Высадитесь, только если я сам вам крикну.
– Да, ярл, – зачарованно сказал Кейлев, продолжая таращиться на него.
Харальд повел плечами. Спина между лопаток чесалась.
Тихо, люто подумал он. Сидеть, лежать и не высовываться – чем бы ты ни был. Иначе я сам разожгу костер побольше. И улягусь в него спиной…
Зуд вроде бы утих.
– Еще кое-что, Кейлев, – бросил Харальд. – Если со мной что-то случиться, и ты решишь опять отправить ко мне девчонку… позаботься, чтобы рядом был свет. Чтобы я ее видел. Всю.
– Как прикажешь, ярл, – выдохнул тот.
За тем, что происходило на корабле, где остался озверевший ярл Харальд, с ближайшего берега наблюдали. Убби, баюкая размозженную кисть, пробурчал:
– Своих зовет…
– Говорят, Харальд любит рвать баб на куски, – задумчиво сказал викинг, стоявший с ним рядом. – А этот драккар, полагаю, его собственный. Видел, что оттуда швырнули через борт? На драккар с их ярлом?
– Девку, – Убби сморщился, размышляя. – Хотите знать, что я думаю? Похоже, его парни знают, как привести Харальда в чувство. А мы не знали.
– У нас все равно девки под рукой не было, – проворчал кто-то из воинов.
– Да, – согласился Убби. – Знать бы заранее… там, в Йорингарде, баб осталось много. Прихватили бы кого-нибудь. В общем, так – если ярл сейчас опять двинется в Йорингард, предлагаю пробежаться по берегу и напасть там, где стена подходит к воде…
– Не боишься остаться и без второй руки? – удивленно спросил стоявший рядом викинг.
– Слышал я, что ярл Харальд всегда платит честно, – угрюмо ответил Убби. – За все, как и положено. Так что, думаю, за покалеченную руку он мне заплатит вергельд (плата за убийство или увечье). Сторгуемся… особенно если у него будет казна Гудрема. Чего уставились? Вон, гляньте, драккар ярла вроде бы к Йорингарду поворачивает. Только помните, к нему самому в бою близко не подходить. С берсерком всегда так – гляди в оба, иначе он тебя же и выпотрошит. Когда на них находит, они не разбираются, где свои, где чужие, рубят всех одинаково. И на стрелах, видать, что-то было. Иначе с чего ярл так почернел? Но сейчас, кажется, его отпустило…
– А как драться будешь? – проворчал кто-то.
– Я и левой рукой меч держать могу. У меня в роду от одной раны еще никто не раскисал. Если кто хочет свою долю от золота Гудрема – давай за мной. Вон гребцы на драккаре ярла спины рвут, веслами машут. Сейчас там будет драчка…
– Веди к крайнему драккару, – приказал Харальд, когда берег был уже близко – и на палубу его корабля начали падать стрелы. – Переберусь на берег уже оттуда.
Несколько викингов, оставив весла, сгрудились у борта, вскинув щиты, чтобы защитить гребцов. В сторону Харальда все поглядывали с легким страхом и изумлением.
На лице ярла сияла маска. Проступала на коже бледными серебряными контурами – словно там, под кожей, пряталась морда то ли зверя, то ли змея. Просвечивала, горя тем же светом, что и глаза.
Но с расспросами никто не лез, от страха – хоть его чувствовали все – никто не дергался. Все и раньше знали, что ярл у них со странностями. Просто теперь к его странностям добавилась еще одна.
И опять же – чем ярл страшней, тем больше страху нагоняет на врагов. А они в старости еще будут рассказывать, как стояли под рукой сына Ермунгарда, внутри которого жил то ли зверь, то ли змей…
Кейлев вскинул щит, заслоняя Харальда от стрел, полетевших еще гуще.
– Может, все-таки возьмешь с собой часть хирда, ярл? – крикнул он.
На берегу вопили. Стрелы сыпались уже дождем. Несколько лучников перебрались на корабли, поставленные у берега – и стреляли оттуда.
Что будет, если опять поймаю стрелу с зельем, вроде тех, что прилетели с драккара Грюмира, подумал Харальд. Начну рвать каждого, кто окажется рядом? Умереть не умру, но снова потемнею…
Ненависть накатила, высвечивая все вокруг красно-желтым.
Стрелу в него, зло подумал Харальд, могут пустить везде. Даже в его Хааленсваге, исподтишка.
Нельзя прожить всю жизнь, прячась от своих врагов. Так что придется пойти и разобраться. И узнать заодно, как подействуют на него стрелы с неизвестным зельем теперь. После того, как на его лице засияла морда зверя…
– Девчонку беречь, – повторил он уже с угрозой. И, притянув Кейлева к себе, крикнул тому в ухо: – Один раз ты меня уже ослушался. Полез сюда раньше времени… но это оказалось хорошо и вовремя, поэтому, считай, этого не было. Но если ты приведешь девчонку в руки людей Гудрема – убью. Увидишь, что вокруг меня толпа из его вояк – отступай, уходи из Йорингарда. Выжидай… золото у вас есть, так что не пропадете. Но помни – девчонка должна жить. Ты меня понял?
– Да, – крикнул тот.
Много чего еще сказать бы, но времени нет, подумал Харальд, отпуская кольчугу старика. Дать бы девчонке свободу – но даже свободная, она не уйдет дальше соседнего селения. И золото завещать бессмысленно, бабе без защиты родичей к нему даже прикоснуться не дадут…
Значит, придется не только разобраться – но и выжить. Приближавшиеся драккары сияли желто-красным все ярче.
– Найти тебе шлем, яр… – начал было Кейлев.
И смолк на полуслове. Рука, державшая щит перед Харальдом, опустилась, дрогнув.
Морда зверя, проступавшая на лице ярла ото лба, от волос, собранных в косицы, плеснула вдруг таким светом, что ноги у старого викинга ослабли.
И по косицам, вплетаясь в пегие волосы, поползли тонкие нити серебряного огня.
– Не надо, – тяжело ответил Харальд. Оскалился, завершая морду рядом сияющих зубов.
А каково сейчас ему в глаза смотреть, невольно подумал Кейлев. И содрогнулся.
Нос крайнего драккара уже был рядом. Корабли соприкоснулись, борта затрещали.
Харальд прыгнул.
Кейлев тут же рявкнул сидевшим на лавках, чтобы отгребали назад. И подумал – что-то не то не только с ярлом. Что-то не то и с этой славянской девкой. Какая-то она…
То, что ярл ее до сих пор и пальцем не тронул – это ладно. Он и других убивал не сразу, в начале, как всякий мужик, просто на постели их мял. А вот то, что после нее он сначала пришел в себя, а потом начал светится…
Кейлев кинул взгляд на берег, медленно отходивший назад. То, что там творилось, не было битвой. Ветераны Гудрема, прошедшие не одну битву и перед этим стоявшие на берегу плотной толпой, сейчас разбегались. Кто-то вопил:
– Ермунгардсон. Сияющий змей.
Потом он увидел своего ярла – тот поднимался по берегу быстрым шагом. Голова светилась ярким серебром…
Несколько викингов, устоявших и не побежавших, встретили его поднятыми мечами. Ярл, поднырнув под лезвия, срубил тела наискосок, страшными ударами, нанесенными под ребра…
И понесся дальше уже бегом, размазываясь в тень с сияющей головой. Неведомо как уклоняясь от брошенных в него копий. На долю мгновенья, не больше, задерживаясь рядом с каждым, кто еще держал оружие…
Путь его отмечали тела, разрубленные наполовину.
Убби с людьми подоспели к стене, обрывавшейся на берегу, как раз к тому времени, когда Харальд подбегал к первым домам Йорингарда.
– Значит, так, – распорядился Убби, охватив одним взглядом ту неразбериху, что творилась на берегу. – Людей Гудрема – бьем. Наших, из хирда Вельди – потихоньку отпускаем. Все-таки мы с ними не один раз вместе эль пили – и кровавый, и простой, похмельный. Если умные, то потихоньку соберутся на своем драккаре и отчалят. К ярлу Харальду не подходить. Он, похоже, опять не в себе. Ну да он берсерк, ему положено. Идем туда, где казна. Посмотрим, что там с нашими… и с золотом. Пошли.
Над водой фьорда уже поднимался холодный предрассветный туман, когда Харальд снова спустился на берег. Замер за пятьдесят шагов до драккаров, рявкнул:
– Кейлев. Сюда.
Крик улетел в серые разводы тумана. Потом, через некоторое время, послышались удары весел по воде.
В крепости за спиной сейчас было тихо. Убби со своими людьми, очень кстати вернувшиеся, зачистили поле боя, идя следом. По берегу валялись куски тел, ноги то и дело скользили в земле, размякшей от красной влаги.
Пахло кровью и внутренностями.
Конечно, большая часть людей Гудрема сбежала – у берега не хватало одного драккара и почти не осталось лодок. И все же…
Этой ночью в Вальгаллу, к Одину, пришел новый хирд – а то и больше, подумал Харальд, стоя на берегу. Одноглазому богу будет кого повести в бой, когда настанет Рагнарек.
Конец света и последняя битва. Та самая, после Фимбулвинтер.
Харальд разжал руки, секира тяжело упала на прибрежные камни. Содрал рубаху, теперь всю покрытую порезами.
Кинул взгляд вниз.
Верхнюю часть груди и плечи опутывали нити серебряного сияния, похожие на корни дерева. Заканчивались они на середине груди…
Лица своего Харальд увидеть не мог – но судя по тому, что Убби с парнями все время держались на расстоянии, не подходя близко, оно сияло.
Мне бы увидеть Добаву, устало подумал он. А потом допросить Грюмира, которого, уже оглушенного, связали люди Убби. И решить, как встретить Гудрема. Мне еще так много всего надо сделать…
Небо уже светлело.
Он зашел в воду. Сел, с головой окунувшись в легкую, зыбкую волну фьорда. Потер ладонями лицо, косицы, смывая запекшуюся кровь.
А когда разогнулся, увидел фигуру, выступающую из воды шагах в десяти от него. Мелкие волны колыхались у темно-серых плеч появившегося.
– Ермунгард, – выдохнул Харальд.
– Ты все-таки разбудил его, – проскрипел тот. – Зверя в себе…
– Пришлось, – негромко ответил Харальд.
Серые клубы тумана сгущались вокруг, быстро закрывая и берег, и борт ближайшего драккара.
– Этого нельзя… этого нельзя было делать, – прошипел Ермунгард.
– Поэтому ты вложил в руки Гудрема оружие против меня? – бросил Харальд.
И замер, прислушиваясь. Удары весел звучали с долгими паузами – похоже, Кейлев вел драккар к берегу не торопясь, не желая напороться в тумане на корабли…
– Это не оружие, – скрипнул отец. – Это была моя кровь. Чтобы намазать на стрелы, на копье, на лезвие меча. Моя кровь к твоей крови. Она спасла бы тебя… но ты сумел разбудить зверя. Он проснулся, хоть и не совсем…
– Зачем все это? – быстро спросил Харальд.
И подумал – главное, чтобы Ермунгард не исчез, не успев или не пожелав объяснить хоть что-то.
– К чему тебе отравлять меня своей кровью?
– Не отравлять. Спасать, – проскрипел отец. – Подумай, почему ты стал берсерком. Это дар Одина. Зачем он вложил его в тебя… Моя плоть… дар Одина… а потом мой яд. Все, чтобы ты стал зверем. Чтобы моя плоть поднялась в небо. И начался Фимбулвинтер. Чтобы после всего воскрес Бальдр, сын Одина, убитый твоим дедом Локи. Ты и я погибнем… так было предсказано. Бальдр воскреснет. Так будет, когда кончится Рагнарек.
– И ты решил сделать меня драугаром, – выдохнул Харальд. – Чтобы я не стал тем, кто поднимется в небо…
– Не драугаром. Таким, как я.
Что ж, подумал Харальд, теперь я знаю, каково это – быть Ермунгардом. Равнодушие – и красный свет от чужой плоти. Тепло, которое можно ощутить, только истязая.
– И все же ты предупредил меня о яде, – торопливо сказал он. Когда еще отец почтит его своей беседой – особенно если Фимбулвинтер и впрямь близко…
– Яд, – прошипел Ермунгард, погружаясь в воду. – Мой яд. Тор и Один дали мой яд людям с той стороны моря. Они придут… и ты поднимешься. И Фимбулвинтер начнется. Берегись… людей. Яда…
Он исчез.
Клочья тумана вокруг стремительно таяли.
Харальд снова плеснул себе в лицо морской водой. Подумал – хорошо, что в воде драки не было. Иначе волны сейчас отливали бы красным.
Значит, близится Фимбулвинтер.
Старая история – жил-был бог Один, и был у него прекрасный сын Бальдр. Бог света, добра, любви, весны…
Всего самого лучшего, насмешливо подумал Харальд.
А потом бог коварства Локи, его дед и отец Ермунгарда, подстроил так, чтобы слепой бог Хед убил Бальдра. И за это хитреца Локи другие добрые боги привязали к скале – причем кишками его же собственного сына, Вали.
Потому что это единственные узы, которых Локи не посмеет разорвать.
И капает на тело Локи своим ядом змея, примостившаяся над ним – а Сигюн, его верная жена, стоит рядом и держит чашу. Иногда она отходит, чтобы выплеснуть собранное, и тогда яд прожигает тело Локи. Бог коварства корчится в муках, отчего вся земля трясется…
Но предсказано, что Локи со своими детьми рано или поздно затеют Рагнарек, последнюю битву. После которой Бальдр воскреснет. Кроме того, еще двое сыновей-богов Одина останутся в живых. И два сына бога Тора. А Локи и все его потомство погибнут…
Харальду эта история не понравилась с самого начала, как только он услышал ее от скальдов. Ну зачем потомству Локи – среди которых был и Ермунгард – начинать этот Рагнарек? Если они после него все равно погибнут?
А единственные, кто выиграет от Рагнарека, это Один и Тор. Пусть их самих не станет – но пятеро их сыновей унаследуют мир. В котором не будет ни Локи, ни Ермунгарда…
Ни его, Харальда.
– Ярл. Ярл, где ты? – заорал где-то на берегу Кейлев.
Он еще раз окунулся в мелкие волны и встал. Рявкнул:
– Сюда.
Кейлев подбежал – и даже не попятился, когда Харальд вышел на берег. Только спросил с беспокойством:
– Ярл, как ты? Привести сюда девчонку?
– Я не бык в стойле, – проворчал Харальд, хмурясь. – Мне никого приводить не надо, сам доберусь. Мне сейчас нужно отдохнуть, Кейлев. Убери всех с моего драккара. Хочу тишины. И пришли туда кого-нибудь с едой и питьем. Найди мне чистую одежду, переодеться. Сундука с моими тряпками я не взял…
– Да, ярл, – с готовностью сказал Кейлев.
Харальд оглянулся.
Прибывающий свет высвечивал разрубленные тела, валяющиеся по всему берегу. Там, где он убил ярла Хрорика, землю укрывало кровавое месиво – сплошное, без просветов…
Над Йорингардом уже каркали вороны.
– И вот еще что, – сказал он, тяжело ворочая языком. – Здесь где-то бегает Убби – он этой ночью встал под мою руку со своими людьми. Найди его. Отправьте спать всех, кого можно. Стены охранять редкой цепью. К устью фьорда отправь одну лодку, не больше. На скалы стражу не ставьте, не до этого. В поместье есть рабы. Пусть они соберут все тела и похоронят. Из тех, кто ушел со мной, выжили только Бъерн и Ларс. Скажи им, что они могут выбрать себе любой из драккаров, стоящих у берега. Только мой пусть оставят мне.
– Все сделаю, ярл, – Кейлев кивнул, глядя преданно и с восхищением.
Придется дать драккар и ему, хмуро подумал Харальд. За сообразительность…
Вот только где потом найти хирды для его новых хирдманов?
Он тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Сейчас ответов все равно не найти. Потом, все потом… Спросил:
– Где мой драккар?
– Там, ярл, – старик ткнул влево. – Последний в ряду.
Харальд распорядился напоследок:
– Скажи Убби, чтобы с Грюмира глаз не спускали – я с ним еще потолкую…
И зашагал к своему кораблю.
Большая часть его людей уже успела выбраться на берег – и сейчас стояла толпой, дожидаясь возвращения Кейлева. При виде ярла, размашисто шагающего в их сторону, на многих лицах появилось облегчение. Самые молодые даже заулыбались.
Еще и потому, мелькнула у Харальда мысль, что Кейлев шел за ним по пятам. Показывая всем и каждому, что с ярлом все в порядке – вон, сам он топает в шаге от него, и ничего, жив…
