Текст книги "Невеста берсерка (СИ)"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
– Здоров ярл грести.
– Конунг, – поправили его почти тут же сразу два голоса.
Харальд дотащил Добаву до главного дома, почти бегом довел до опочивальни – и задвинул засов.
Снова тяжело дыхнул и принялся быстро скидывать одежду.
Добава, на щеках которой после морского воздуха появился румянец, нерешительно сняла плащ. Свернула, уложила на один из сундуков…
А когда повернулась, сзади уже стоял Харальд, успевший раздеться до штанов.
Нет, сегодня я не буду торопиться, мелькнула у него мысль. Он глубоко вздохнул, загоняя свое желание поглубже. Успокаивая дыхание.
Но платье и рубаху с нее стащил все тем же знакомым движением – одним рывком, захватив оба слоя ткани в одну пригоршню.
Добава, оставшись без всего, поежилась, прикрылась руками. Харальд, не обращая на это внимания, обхватил ее лицо ладонями, скользнул губами по прохладной щеке, еще не согревшейся после прогулки.
Что же она все-таки такое, подумал он, вскидывая голову – но не выпуская ее лица из рук. Почему рядом с ней утихает желание кровавой потехи? А в ту злую ночь оказалась бессильной ядовитая кровь его отца…
И светящийся зверь пробудился вскоре после того, как он посмотрел в ее глаза. Снова исчез, но когда она уже лежала под ним.
Харальд убрал ладони с лица Добавы, скользнув кончиками пальцев по щекам. Выловил одну из кос, принялся расплетать.
Подумал с усмешкой – надо бы сказать, чтобы заплетала себе одну косу, а не две. Чтобы ему меньше возиться.
Пряди, золотисто блеснув, укрыли плечи.
Он отвел ее за руку к кровати, посадил в изножье. И опустился на колени у ее ног. Подхватил одну тонкую ступню, вторую, стянул коротенькую, по щиколотку, обувку.
А потом поднял ее ногу повыше и поцеловал с внутренней стороны, над ступней.
Кожа Добавы пахла ею – свежим, теплым запахом женской плоти, немного отличавшимся от запахов других женщин. И еще какими-то травами. Видно, рабыни, которым он сделал внушение, прислуживали как должно…
Харальд целовал дальше и выше. До колена. И оттуда – по бедру.
В общем, шел по тому же пути, по которому хотел пройтись рукой, стоя у лодки.
Добава дышала часто, испуганно, и он глянул на нее, когда поднялся с поцелуями выше колена. Приоткрытый рот, изумленный взгляд, густой румянец – уже не от холодного воздуха, а от смущения…
Харальд усмехнулся. И снова коснулся губами внутренней поверхности бедра. Поцеловал уже сильно, впиваясь в кожу. Хотела ласок – получишь.
Добава охнула. Кинула обе руки вниз, выставляя их перед Харальдом как защиту. Уперлась ладонями в постель между своих бедер, которые он успел немного раздвинуть. Тонкие запястья прикрыли местечко между ног…
Золотисто блеснувшие пряди соскользнули с плеча, заслоняя от Харальда грудь.
То, что делал Харальд, было до того стыдно, что Забаву так и подмывало вскочить.
Тем более, что он и не держал.
Видано ли дело – мужик бабе ноги целует? Да еще щекотно так. Сладко. Как дитю малому.
С лаской.
Потом она вдруг сообразила, куда Харальд доберется со своими поцелуями, если и дальше так продолжит. Ее словно кипятком облило. Забава прикрылась руками…
И, заполошно поискав среди немногих чужанских слов, которые уже знала, в спешке выпалила на языке Харальда:
– Нет. Приказываю.
Именно эти два слова и велела говорить бабка Маленя, чтобы дать понять приставленным к ней рабыням, что она чего-то не хочет.
Но едва договорив, Забава тут же с ужасом осознала, что рабыни это одно, а Харальд совсем другое. Ему такие слова говорить не то что не положено – нельзя.
Серебряные глаза замершего перед ней Харальда полыхнули. Он еще и оскалился. По зубам тоже вроде как серебром блеснуло.
Убьет, поняла Забава. За такие-то слова? Как есть убьет. Прямо сейчас.
Она замерла, боясь даже вздохнуть.
Когда Добава не совсем чисто, но все же вполне ясно заявила ему:
– Нет. Приказываю.
У Харальда у самого приоткрылся рот от изумления.
Потом, конечно, он его закрыл. Клацнув при этом зубами.
Если девчонка ляпнет такое при всех, я буду вынужден ее ударить, быстро подумал Харальд. Что будет потом – неизвестно.
Значит, она должна забыть это слово.
Она из чужих краев, напомнил он сам себе, усмиряя ярость. Не знает языка, поэтому путается, пытаясь что-то сказать.
С другой стороны, старуха, научившая девчонку этому слову, наверняка сказала, что оно значит. И рабыня Добава посмела бросить это слово своему хозяину.
Хотя даже свободная женщина не рискнет сказать такое ярлу. И берсерку. Рагнхильд бы никогда…
Да, молча согласился Харальд. Рагнхильд бы никогда. Та любила жизнь – в отличие от Добавы. И легко расплачивалась телом, чтобы сделать свою жизнь получше. Зато была крайне осторожна в словах.
Хочет ли он осторожной в словах женщины? И куда зайдет, обламывая Добаву под Рагнхильд?
Ему вдруг вспомнилось, как он стоял в своих покоях, рассматривая дыру в крыше. И валявшуюся рядом секиру. Добава, чтобы сбежать, разнесла его дом. Рагнхильд, чтобы сбежать, убила женщину.
Ярость улеглась.
Что он ценил, так это смелость. И то, что Добава сболтнула это слово – конечно, дурость.
Но еще и глупая смелость. Такая, какая бывает, к примеру, у мальчишек лет четырнадцати, ушедших в свой первый поход…
Завтра придет старуха, решил наконец Харальд. Тогда они и поговорят.
Но на всякий случай заявил прямо сейчас, медленно и ясно:
– Приказываю – я.
Следом он молча положил руку на ее грудь, сразу под ключицами. Ладонь, предавая, сама собой скользнула ниже, накрыв левую грудку, трепыхнувшуюся под его хваткой.
– Ты, – грозно буркнул Харальд, – не приказываешь. Нет, поняла?
Добава, съежившись, смотрела испуганно. Похоже, и сама сообразила, что сболтнула не то. Неуверенно кивнула.
Завтра мы еще раз поговорим об этом, молча пообещал ей Харальд.
А теперь самое время продолжить. Он подхватил тонкие запястья, отбросил их в стороны. Нажал на плечи, заставляя откинуться назад. И снова начал ласкать Добаву так, как ласкала его самого когда-то рабыня, купленная у купца из далекого Византа.
Темноволосая, с огромными темными глазами, тоже прожившая недолго…
Харальд уже добрался ртом до шелковистых завитков под животом, когда Добава вдруг умоляюще выдохнула:
– Нет…
И вцепилась ему в волосы, отталкивая.
Нет, ну до чего упрямая, подивился Харальд, приподнимая голову.
Добава смотрела на него, лицо заливал неяркий свет горевшего светильника. Щеки алели так, что бересту поднеси – вспыхнет. В глазах поблескивали слезы.
И Харальд вздохнул, уступая. Это у него баб было – не перечесть. Не только рабынь, но и знатных женщин из тех краев, куда он ходил со своим драккаром. Причем многие предлагали себя сами. Платили за спасение, за свободу, за жизнь мужа или брата.
А у нее все в первый раз. Он сам, жизнь с мужиком, его ласки. Да и сколько у них ночей было? На один месяц, и на тот не наберется. Своровали, увезли в чужие края, отдали мужику, который, как она считает, в любой момент может ее убить. Потом повезли в Йорингард. Здесь тоже было весело…
Харальд резко встал, содрал с себя штаны, улегся на кровать. Посмотрел на Добаву уже от изголовья.
Та, тут же вскочив, улеглась на другой край кровати.
Бросив свое:
– Нет. Приказываю.
Забава замерла. Сердце колотилось, ужас, заплескавшийся внутри, был каким-то тягучим, вязким…
Харальд какое-то время смотрел на нее немигающим взглядом, и Забава уже подумала – все. Не простит он ей тех слов, не помилует.
А Харальд вдруг сказал что-то, и она различила уже знакомое "приказываю". Потом скользнул по ней рукой, прижал левую грудь. Что-то добавил, но уже с угрозой.
И вроде бы опять это "приказываю" прозвучало, только чуть по-другому. Еще Забава расслышала в его словах чужанское "нет".
Договорив, Харальд отбросил ее руки – легко, как веточки. Саму Забаву одним толчком запрокинул на кровать, снова принялся целовать.
Между ног, пониже живота.
Не бывает так, чтобы мужик бабу в том месте целовал, в ужасе подумала Забава. Там – и так. Стыд-то какой…
Уши и щеки пылали. Ни радости, ни сладости она не испытывала, один стыд. Хотелось лишь одного – чтобы прекратил. Не мучил ее своими чужанскими ласками.
И Забава снова пошла наперекор его воле. Даже на то, что он опять рассердится, не посмотрела. Сказала на его языке:
– Нет.
И вцепилась в пегие волосы надо лбом, отрывая голову Харальда от себя. Сама не ожидала, что он послушается…
Но он послушался. Вскочил, разделся до конца, улегся на кровать.
Забава быстренько скользнула к другому краю постели. Хотела уже залезть под покрывало – но вдруг осознала, что Харальд лежит поверх меха.
Без всего. И мужское орудие торчит.
Она вздохнула. Значит, еще не кончилось.
И хотя между ног еще побаливало после позавчерашнего, но прятаться под покрывало Забава не стала. Улеглась сверху, лицом к нему, крепко сдвинув колени и притянув их к себе.
Тревожно ей было. В последнее время она только и делала, что перечила Харальду.
А ведь она ему, что ни говори – рабыня. Другой хозяин ее давно бы уже проучил. Да не по разу, за каждую промашку.
Харальд лежал молча, с каменным лицом. По твердо очерченным щекам полз багровый румянец. Входит в ярость?
У Забавы по коже поползли мурашки. Но тут же вспомнилось, что даже на ее неразумные слова Харальд ответил лаской. Пусть и постыдной, нехорошей. Но во всем был с ней добр. А она, бессовестная…
Как же не ярится мужику после такого? Когда баба его то не слушается, то приказывает, то отталкивает?
И Забава, решившись, села. Переползла к Харальду, замерла рядом. Наклонилась, осторожно поцеловала в стиснутые губы.
Дуреха, уже в который раз привычно подумал Харальд. Никого он так не ласкал, только ее…
А она взяла – и не захотела.
Добава, присев рядом на кровати, потянулась к нему. Длинные золотистые волосы соскользнули, рассыпавшись по его плечу, груди, животу. Тоже ласка, от которой он едва не взвыл – до того захотелось подмять ее под себя.
А тут еще и грудь ее соском тюкнула по плечу, бусиной щекотнула его кожу…
И Харальд, облапив Добаву, притиснул ее к себе. Впился в мягкие губы, превратив девчонкин испуганный поцелуй в свой, глубокий.
Потом разложил на кровати, как положено. Навалился сверху, снова раздвигая ей губы поцелуем. Запустил руку между ног…
Там было сухо. Обдеру ведь все, как войду, сердито подумал Харальд. Особенно если припомнить, как он с ней обошелся всего ночь назад.
А как хорошо все могло бы кончиться – хвати девчонке ума просто лежать тихо под его ласками.
Когда пальцы, раздвинув мягкие складки, двинулись глубже, Добава болезненно дернулась. И Харальд, плюнув на все, сделал то, что следовало сделать с самого начала. Скатился ниже, по пути отлавливая ее запястья. Свел их вместе, стиснул одной ладонью.
И свободной рукой развел бедра, которые Добава успела сдвинуть. Улегся между ними, удерживая в кулаке ее запястья. Не давая ни отодвинуться, ни оттолкнуть его. Накрыл ртом мягкую, податливую женскую потаенку. Прошелся по ней языком.
Добава охнула. Дернулась, приподнимаясь…
Харальд придержал ее кулаком, которым стискивал тонкие запястья – просто подставил его под мягкий живот, не позволяя Добаве вскинуться еще выше.
Всяко бывало в моей жизни, подумал он, но чтобы такую ласку дарить чуть ли не силой…
Но и свое желание подпирало, так что долго Харальд там не задержался. Быстро скользнул вверх, отпуская ее руки.
И даже удивился, когда Добава его обняла. Не приобняла робко за плечи, как обычно, а со всех своих слабых силенок обхватила.
Он все-таки сделал, что хотел – но странное дело, так стыдно уже не было. Харальд держал руки, не давая приподняться.
Поэтому вся срамота на нем, отговорилась про себя Забава. Заставил, и все тут.
Следом она ощутила, как прошелся его язык по тем местам, которые от мужика положено прятать. Подумала зачарованно – а что я могу? Стыдно, но… но не больно. И даже не так противно, как казалось вначале.
Харальд тяжело дыхнул, оторвавшись на мгновенье. Снова накрыл ртом местечко у нее между ног. Языком погладил, надавливая. Опять прошелся. И снова…
Забава ощутила, как между ног что-то сжалось, отвечая на постыдную ласку.
Правда, длилась она недолго. Харальд отпустил ее руки, двинулся – и Забава глазом не успела моргнуть, как он навис сверху. Потянулась в ответ, обняла его с благодарностью.
За все – и за то, что недолго было, и за то, что не страшно.
А следом ощутила, как в нее заходит его мужское орудие. Тяжелое, словно каменное. Ожидала боли – но не было. Вздохнула, содрогнулась от его первого движения.
И мир закачался, словно она опять плыла на корабле. Только волной, накатывавшей на нее, был Харальд. И качало Забаву все чаще и чаще, и внизу живота толчками разливалось удовольствие, сладкое, постыдное…
Красава, запертая в опочивальне, плакала. Как только ее привезли, в ту же ночь за стенкой послышались звуки – и чутьем, даже не на слух, Красава их опознала.
Харальд миловался с кем-то.
С кем-то, да только с другой. Не с ней. И так всю ночь, без передыху.
А на другой день из-за стенки послышались голоса. Тут уж чутья не потребовалось. Говорили не скрываясь, и голоса Красава узнала легко.
За стенкой была гадюка Забавка, змея подколодная, тварь грязная. И карга эта, что в имении у ярла Харальда жила. Которую привезли сюда вместе с ней, на одном корабле.
Отомщу, яростно пообещала себе Красава. И снова принялась плакать.
На следующую ночь за стенкой было тихо. Однако на третью оттуда опять донеслись звуки. И голос Харальда грозно прозвучал…
А потом снова начали миловаться.
Убью гадину, поклялась себе Красава, кусая губы.
Рагнхильд лежала на кровати в своей комнатушке в женском доме. Глядела в потолок, размышляла.
От объятий Убби, ушедшего только под утро, тело побаливало. Но хуже всего оказалось то, что ей пришлось изображать страсть. Иначе этот бык и впрямь мог отправиться к Харальду, просить ее в наложницы.
Зато она вытянула из него все то, что хотела.
Харальд две ночи подряд заходил к темноволосой – и уже оттуда шел в свои покои, где безвылазно жила вторая, светловолосая. Убби выложил ей это, похохатывая. Похоже, о постельных делах конунга Харальда знали уже почти все воины в крепости…
В общем, все правильно. Если Харальд хочет, чтобы темноволосая стала наживкой, он должен к ней заскакивать. Каждый день. И наряжать напоказ.
Но у себя под боком он все равно держит ту, за которую действительно боится.
Как бы это использовать…
Мне нужна помощь, чтобы пристроить сестер, подумала Рагнхильд. От Убби многого не дождешься – да и что может простой викинг, лишь вчера ставший хирдманом?
Зато конунг Харальд может несравненно больше. Надо лишь придумать, как заставить его помочь…
Может, пустить по крепости слухи о том, что значит для него светловолосая? Но так, чтобы это дошло до Харальда. Что он сделает тогда?
А тогда, ответила себе Рагнхильд, он усилит охрану. И светловолосая даже в баню будет ходить под присмотром доброго десятка воинов. Значит, это не подходит.
И потом, ей нужно, чтобы Харальд чувствовал благодарность к ней, к Рагнхильд. А в этом случае на благодарность рассчитывать не приходится.
Она шевельнулась, ощутив неприятную влагу между ног. Этот бык Убби залазил на нее раза три. И последний раз перед тем, как уйти.
Рагнхильд поморщилась и снова погрузилась в размышления.
Людям Гудрема, которых опасается Харальд, даже необязательно сидеть в крепости, подумала она. Все свои дела они могут делать через рабов. Так оно умней и проще.
Рагнхильд улыбнулась. В дубовые головы воинов даже не приходит, что рабское мясо может быть опасно. Они не видят, чьи руки готовят им еду, приносят воду…
И тут у нее мелькнула мысль. Прямой путь к цели – самый лучший, разве не так? Ей нужно поговорить с Харальдом.
Харальд встал рано, как привык. Оделся, постоял у кровати, прислушиваясь к дыханию спящей Добавы.
Вернусь попозже, решил он, и поговорю. И со старухой, и с ней. А пока пройдусь, посмотрю, не спят на постах. Время перед рассветом – самое коварное. Не зря стражу меняют именно на рассвете.
Он вышел, кинув взгляд на воинов, стоявших в конце прохода, перед выходом из главного дома. Интересно, как много они слышат из того, что говорится – и делается – в его покоях? Правда, его дверь в самом конце прохода…
Прежде ему не приходилось спать под стражей самому. Но ничего не поделаешь, все должны видеть, как он бережет Кресив.
А главное, Добава не должна оставаться без охраны.
Забаву разбудила бабка Маленя. С ней пришли и бабы, которых к ней приставили. С подносами в руках – утренничать.
Забава, вскочив с кровати, ополоснула лицо над ведром в углу. Одна из рабынь тут же встала рядом, с тряпицей наготове. Подала ее, как только Забава отряхнула капли с рук.
Она со вздохом вытерлась. Подумала – ладно хоть не лезут сами лицо ей утирать.
И, подойдя к подносам, поставленным на кровать, быстренько разделила еду на две половины. Разломила жестковатый хлеб, разрезала сыр, одну жаренную рыбину скинула на тарелку от сыра.
Расставила все по двум подносам, взяла один из них и сунула в руки рабыне, что стояла к ней поближе. Сказала:
– Ешь. Приказываю.
Потом кивнула второй бабе, указав на еду – чтобы и та ела. Даже брови свела, чтобы выглядеть построже – но, поворачиваясь к кровати, сама прыснула.
Рабыни, тихо присев на сундук в углу, начали есть.
– Зря ты их балуешь, – проворчала бабка Маленя, которой Забава пододвинула второй поднос. – Им есть положено на кухне, рабам всегда отдельно варят. А ты их господским угощеньем потчуешь. Ладно Кейлева, ястреба хозяйского, в крепости сейчас нет. А вот как вернется, и заметит, что твои рабыни растолстели, сразу начнет выведывать…
– И что он мне скажет? – спросила Забава, отламывая кусочек сыра.
Маленя, хлебной горбушкой промакивая жир, натекший с рыбы, вздохнула.
– Тебе – ничего. Тебя велено кормить так, чтобы ты наконец покруглела. А вот им…
Забава пожала плечами, посасывая сыр – жесткий, солоноватый. Но вкусный.
– А они ему скажут, что я приказала. Вот пусть ко мне и приходит. Я отвечу, что мне их в услужение отдали, поэтому приказываю, что хочу. А ты переведешь.
Маленя приглушенно фыркнула.
– Осмелела ты больно, девка.
И после этого Забава сразу вспомнила то, что сказала этой ночью Харальду. Вздохнула, подумала, покосившись на Маленю – и впрямь осмелела. Рассказать бы ей, да нельзя, потому что тогда придется рассказывать и о другом. Почему она то слово Харальду сказала, да зачем.
Ладно хоть простил. Вроде бы простил…
И тут в дверь вошел Харальд. С топором своим страшенным, с которым теперь не расставался. Одним долгим взглядом с порога полоснул сразу всех – и рабынь, тут же вскочивших, и Маленю с Забавой.
Буркнул что-то, глянув на баб. Тех как ветром сдуло, только дверь хлопнула.
Не простил, поняла Забава. И обреченно встала.
Бабка Маленя уже стояла возле кровати, и подбородок у нее дрожал.
Она еще и рабынь прикармливает, подумал Харальд. Запретить? Позволить? Ладно, об этом потом.
– Ты, – сказал он негромко, глянув в упор на старуху, – скажи-ка, зачем ты научила Добаву слову "приказываю".
Рабыня глянула на Добаву, поперхнулась.
– Это я твой хозяин, – еще тише сказал Харальд. – Поэтому смотри на меня. И отвечай.
– Она… – голова у старухи затряслась. – Она хотела… она не хотела, чтобы рабыни ей докучали. Я учила ее языку, как ты приказал, ярл. Это только для рабынь…
– Ясно, – Харальд перевел взгляд на Добаву.
Та стояла возле кровати вытянувшись, вскинув подбородок. Смотрела испуганно, виновато – и все же немного упрямо.
– Переводи, – велел он, не глядя на старуху. – Если она еще раз скажет мне "приказываю"…
И запнулся. Чем угрожать-то? Что убьет кого-нибудь на ее глазах? Этим он уже угрожал. Правда, за побег.
А опять пугать тем, что свернет ей скулу, не хотелось.
Харальд ощерился.
– Тогда я утоплю щенка, которого ей подарил. Его как раз послезавтра привезут из Хааленсваге. Переведи.
Он дождался, пока старуха сбивчиво перескажет его слова. Добавил уже громче:
– И если ты, старуха, не будешь учить Добаву правильным, нужным словам – словам, с которыми следует встречать своего господина – я и тебя утоплю.
Харальд развернулся и вышел.
Мысли у него были невеселые. Как бы он не старался, одного не скрыть – что девчонка ему дорога. И он бегает к ней, разговаривает с рабыней, которую к ней приставил…
С этим надо что-то решать.
По Йорингарду, выйдя из главного дома, Харальд шел хмурый. Недовольство бродило внутри, перекипая потихоньку в злость.
До тумана с кровавыми тенями, как это бывало в драке, дело у него пока не дошло. Но двое воинов, шедших навстречу, зачем-то свернули в сторону, когда до ярла им оставалось шагов двадцать.
Рагнхильд вынырнула из-за женского дома неожиданно – словно за углом его поджидала. Торопливо двинулась к дорожке, по которой шел Харальд. Заговорила, еще не подойдя:
– Конунг Харальд…
– Ярл, – рявкнул он, не заботясь о том, сколько ушей может сейчас их слышать. – Когда я захочу объявить себя конунгом – я сделаю это сам, не дожидаясь помощи от женщины.
– Ярл Харальд, я хочу поговорить о важном деле, – быстро сказала Рагнхильд.
И замерла возле дорожки.
– Ну? – нетерпеливо бросил он.
– Это лучше сделать там, где нас не услышат…
– А то, что нас увидят, ничего? – рыкнул Харальд. – Такого даже наложнице не спускают – а ты, как я полагаю, собралась за Убби замуж?
– Ярл Харальд, – выдохнула Рагнхильд. – Я хочу поговорить о твоей светловолосой рабыне.
И Харальд замер. Осмотрелся, оскалившись. Вроде бы его озлобленная морда успела распугать всех – по крайней мере, шагов на сто вокруг никого не было видно.
Он шагнул к Рагнхильд, усилием воли убирая с лица оскал – и стискивая губы в линию.
Вот и началось, мелькнуло у него в уме. Ольвдансдоттир заговорила о Добаве. Воины тоже наверняка болтают. Вот и все. Не долго же продержалась его тайна.
– Ну? – бросил он.
– Ты хочешь говорить о ней прямо здесь? – удивилась Белая Лань.
– Слушай-ка меня, Рагнхильд, – громко сказал Харальд. – Я позволил тебе остаться, потому что ты дочь конунга, который водил в битву одиннадцать драккаров. И потому, что его убили не честным ударом меча – а принесли в жертву моему отцу, закрыв для него ворота Вальгаллы. Но не испытывай мое терпение. Я не буду бегать с тобой по углам. Если мы сейчас куда-то пойдем, это заметят десятки глаз. Рядом никого. Говори тихо, и никто тебя не услышит. Потом скажешь, что просила милости для своих сестер. Выкладывай.
Рагнхильд негромко вздохнула. Трепетно и нежно.
– Еще плывя сюда, ярл Харальд, я слышала рассказы воинов о штурме Йорингарда…
И Убби наверняка добавил пару слов от себя, подумал Харальд.
А Убби знал немало. Как и те воины, что ворвались в крепость вместе с ним. Да и те, что были на его драккаре…
– Выслушав эти рассказы, я поняла, что ты пришел в себя, побыв рядом со светловолосой. Думаю, многие из твоих воинов тоже это сообразили. Те, что поумней, пока молчат. Но языки вот-вот начнут работать.
Харальд молчал, глядя на Рагнхильд.
– Полагаю, ты опасаешься, что твою рабыню могут убить, – Рагнхильд опустила ресницы. – И это правильно. Но будь я на месте твоих врагов…
Она замолчала, потому что Харальд шевельнулся. Посоветовал, шагнув поближе:
– На месте моих врагов тебе лучше не быть, Рагнхильд.
– У нас с тобой общий враг – Гудрем, – невозмутимо ответила она. Вскинула ресницы, поглядела Харальду прямо в лицо – честно, открыто. – Но будь я Гудремом, послала бы людей, чтобы отравить твою женщину. Ту, светловолосую. Я слышала, один раз он уже использовал против тебя ядовитое снадобье. У него может найтись и другое, для нее. Всегда можно договориться об услуге с рабом или рабыней, которые выйдут за стены крепости за водой или дровами. Пообещать им освобождение, золото, возможность вернуться домой…
Об этом я не подумал, молча признал ее правоту Харальд. Что теперь? Сторожить еще и баб, что носят еду в главный дом?
И тех, что готовят еду, мелькнула у него мысль. И тех, что выходят за стены. Этак ему всех сторожить придется…
– Если ты согласишься, я сама прослежу за этим, – объявила Рагнхильд. – Буду ходить на кухню с рабынями, которые носят еду твоей женщине. Сама выбирать для нее посуду – чтобы никто не смог подсунуть тарелку, смазанную ядом. И брать еду из общих котлов и сковородок, чтобы никто не мог…
– Я смотрю, ты разбираешься в ядах, Рагнхильд, – перебил ее Харальд. – А если отравят весь котел?
– А я вот смотрю и вижу, что ты, ярл Харальд, в ядах не разбираешься. Совсем, – с неожиданной смелостью ответила ему Ольвдансдоттир.
И Харальд снова оскалился. Подумал мельком – как спокойно ему жилось в Хааленсваге, пока он не притащился сюда.
– Одно дело – отравить тарелку еды, – сказала Белая Лань. – И совсем другое – котел. Для него нужно много яда. А кончиться может ничем. Все, кто поел оттуда, просто поболеют животами – и все.
Она замолчала, выжидающе глядя на него.
– Значит, ты хочешь следить за едой моей рабыни, Рагнхильд? – с насмешкой спросил Харальд. – Ты, дочь конунга?
Ольвдансдоттир неожиданно сделала шажок назад, отступая от него. Заметила:
– Она не только рабыня, ярл Харальд. Как только она сумела тебе помочь – и ты знаешь, о чем я говорю – твоя женщина стала оружием. Которое должно быть в твоих руках. Даже если твои враги попытаются его выбить. И мне, дочери конунга, не зазорно следить за оружием. Я буду провожать рабынь до дверей главного дома. Приглядывать, чтобы никто не подошел к ним по дороге и не бросил яд в еду. Если позволишь, днем буду сидеть у твоей светловолосой. Научу ее вышивать, достойно принимать своего ярла…
Рагнхильд вдруг бросила короткий взгляд в сторону, и Харальд глянул туда же. От ворот крепости торопливо шел Убби. Так вот почему Лань отступила. Кто-то уже сказал новому хирдману, что его невеста болтает с ярлом…
– А за это, как я понимаю, мне придется пристроить твоих сестер? – заметил он.
Ольвдансдоттир глаз не отвела. Стояла, выпрямившись и вскинув голову.
– Ярл Харальд… в одной твоей руке больше власти, чем у всех моих родственников. Я буду благодарна за любую помощь.
Харальд шевельнул бровями. Кажется, родичи с самого начала не собирались заботиться о дочках Ольвдана. Иначе Рагнхильд не рвалась бы сюда так отчаянно…
И несмотря ни на что, он ощутил к ней уважение. Те, кто в дни собственной беды не забывают о родичах, его достойны.
А ее привычка расплачиваться своим телом – не его забота. Он ей не муж, не отец и не брат.
Убби был уже близко. Подошел, сердито покосился на Рагнхильд. Заявил:
– Конунг Харальд…
И этот туда же, молча подумал Харальд. Вслух поправил, сдерживая ярость:
– Ярл.
– Ну да, – не смутившись, согласился викинг. – Ярл Харальд. Оговорился, прости. Вижу, моя невеста тебе надоедает?
– Она просила милости для своих сестер, – медленно сказал Харальд. – Я обещаю тебе подумать, что можно сделать для них, Ольвдансдоттир. Но взамен попрошу от тебя одну услугу. Согласишься обучить мою женщину всему, что должна знать женщина Нартвегра? Конечно, для этого тебе придется проводить рядом с ней весь день.
Убби, стоявший рядом, выпучил глаза. Рагнхильд склонила голову.
– С радостью, ярл Харальд.
– Это какую женщину? – пробормотал Убби. – Ту, что недавно привезли из Хааленсваге? Или другую? Так они ведь…
Он осекся, посмотрел с нехорошим прищуром сначала на Рагнхильд, потом опять на Харальда. Закончил:
– Они обе рабыни. Чему их учить? Зачем? Или за этим стоит что-то другое? Ты, Рагнхильд, будешь весь день сидеть в главном доме…
И тут злость, которую Харальд до сих пор сдерживал, прорвалась. Он рявкнул:
– Может, мне тоже пришло время выпить моего свадебного эля, Убби. А то некоторые, я смотрю, уже не по первому разу его хлебают… или мне и в этом отчет тебе дать?
– Это с кем же? – пораженно выдохнул Убби.
И снова с подозрением посмотрел на Рагнхильд. Сказал, оскаливаясь:
– Не с рабыней же?
– Рот закрой, – свистящим голосом посоветовал Харальд. – Не нравится что-то – ворота у тебя за спиной. Но если ты собрался выйти из них, став короче на голову – то продолжай, я тебя слушаю…
Он замолчал, глядя в лицо Убби. Викинг отшатнулся. Глаза у ярла сияли уже не серебром, а режущей белизной.
Рагнхильд торопливо сказала:
– Ярл Харальд подумывает дать свободу одной из своих рабынь, Убби. Так бывает. Хоть и редко.
– Да я ничего, – пробормотал тот. – Рабыня так ра…
Он осекся, отступил на шаг назад.
– Прости, ярл. Сболтнул не подумав.
Харальд молча развернулся, зашагал к берегу.
В голове была странная, но легкая пустота. Свадебный эль? Свобода? Не многовато ли для дурехи?
И лишь дойдя до берега, он вдруг осознал, что почти разрешил Рагнхильд входить к Добаве. Но забыл сказать, чтобы та молчала про своих сестер. Про то, что с ними сделал его хирд.
Харальд дернулся, однако тут же вспомнил, что воинам у двери главного дома был отдан приказ никого не пускать к его бабам. Так что сегодня Рагнхильд с Добавой не увидится.
По крайней мере, подумал он, больше не нужно заходить к Кресив. И таскаться с ней по двору сегодня тоже не потребуется. Пусть сидит, где сидит. Пока сидит…
Он глянул на серебрящийся под бледно-серым небом фьорд. Ярость медленно отступала. Это сражение – за тайну Добавы – было проиграно еще до его начала. Из-за того, что случилось на том драккаре, где он поймал стрелу от людей Гудрема. Из-за светящейся морды на его лице, погасшей после того, как он побыл с Добавой.
В крепости около двухсот воинов, и больше половины из них в ту ночь были в Йорингарде. Они видели все. Тайны уже не утаить. Раз догадалась Рагнхильд – рано или поздно догадаются и другие.
И я не баба, подумал вдруг зло Харальд, чтобы жаться по углам и мусолить свои тайны. Надо убить Гудрема и жить до весны спокойно. Хотя…
Ермунгард, мелькнула у него мысль. Вот кто настоящая цель. Ну, уберет он Гудрема – и что дальше? Ермунгард найдет следующего человека, который будет приносить ему жертвы – и строить козни против сына-берсерка.
Понятно, что самому Мировому Змею до девчонки дела нет. Но тот, кто ему служит, может посчитать ее опасной помехой. И Гудрем, и тот, кто будет после…
Не слишком ли я зарвался, насмешливо подумал Харальд. Тут с Гудремом не могу разобраться – а уже думаю о Ермунгарде.
– Он это всерьез сказал? – пробормотал Убби, когда Харальд отошел достаточно далеко, чтобы не расслышать его слов. – Ярл хочет жениться на своей рабыне?
Стоявшая рядом Рагнхильд молча покосилась на него. Харальд берсерк, и слова его были сказаны в гневе. Он еще может успокоиться – и осознать, что брак с рабыней его только опозорит, не принеся никакой чести.
Но Харальд рожден от семени Ермунгарда – ночь в Йорингарде это доказала. Он не человек, а значит, ему не нужно искать чести в браке. Он может жениться на ком угодно, о нем все равно будут слагать сказания и легенды. И бояться его, как богорожденного.
