355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Екатерина Голинченко » Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ) » Текст книги (страница 49)
Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 17:19

Текст книги "Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ)"


Автор книги: Екатерина Голинченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 51 страниц)

И прогуливаясь аллеями парка, они просто наслаждались обществом друг друга и этим спокойным и приятным вечером: 

– Спасибо, Марк! – девушка внезапно остановилась, развернувшись лицом к нему, и обаятельно улыбнулась, – Это был один из самых лучших дней в моей жизни. Я с детства не чувствовала себя так легко... – она внезапно замолчала и притихла, сморгнув вместе с подступившими слезами мучительные воспоминания о безоблачных днях счастливого детства, когда её семья была рядом... 

– Хочешь ещё мороженое? – испытав подобную трагедию в своей жизни, на каком-то ментальном уровне Марк уловил её переживания, крепче сжав её ладонь, подбадривая её своей теплой улыбкой, и Мей невольно улыбнулась ему в ответ и кивнула в знак согласия, – Я тоже. Тогда идем – купим самое вкусное. 

– Лучше я тебя подожду тут – успокоюсь и приведу в порядок макияж, – она снова виновато улыбнулась. 

– Подожди меня на этой скамье – я сбегаю куплю нам по порции, – он подмигнул, указав на ближайшую лавочку, – Я быстро – уже вечереет, и я не хотел бы оставлять тебя одну надолго. 

– Не беспокойся, со мной будет всё в порядке, – она достала из сумочки сначала зеркальце и расческу, потом салфеткой вытерла под глазами размазанную тушь. 

– Привет, крошка! – пока Марк ходил за пломбиром, а она оглядывалась по сторонам, изучая окрестности парка, словно по волшебству, начавшие меняться в свете вечерних фонарей, возле её скамейки возникли люди из её прошлой жизни, которых вовсе не желала бы ни видеть, ни слышать, – Соскучилась за нами? – один из подошедшей троицы крепких парней присел тут же рядом, нагло навалившись всем телом на её плечо, больно вонзаясь пальцами в кожу, разворачивая к себе. 

– Убери свои руки, придурок! – она резким движением поднялась со скамейки, убрав его руку, глядя дерзко и вызывающе, сплюнув после того, как прокусила ему вторую руку, которой он попытался повернуть её лицо к себе чтобы сорвать с её губ поцелуй, – Я уже давно этим не занимаюсь. 

– Ах, ты, маленькая сучка! – размашистый удар ладони, сумочка её отлетела на газон, и хрупкая девушка не удержалась на ногах, разбив колено при падении, прижав руку к разбитой губе, из глаз брызнули слезы. 

– Эй, парни, кажется, девушка ясно дала понять, что вы ей не интересны, и она не хочет вас, – Марк появился вовремя, от неожиданности увиденной им сцены пакет с покупками выпал из его рук, – Шли бы вы отсюда, но, сначала вы извинитесь перед ней.

– Слышь, пижон, сам вали, куда шел, пока не расписали твоё ухоженное личико, – он кинулся к Мей, но троица преградила ему путь, – И с чего такой интерес к этой узкоглазой шлюшке? Или ты сам не против поразвлечься с ней? Тогда – в очередь, мы с ней только начали. Да и кто будет спрашивать её, чего она хочет – это её работа, ублажать мужчин. Да, детка? Ты же не откажешь нам по старой дружбе? – один из них схватил девушку за локоть, поднимая с земли. 

– Она больше не работает, – Марк перехватил её руку, отодвигая за свою спину, – Просите прощение у моей женщины! В моем присутствии ни кто не смеет оскорблять её! 

– Да ты кто такой? – Марка поймали за ворот его серой рубашки, уже занеся руку для удара, – Пошел на хрен, пока цел. 

– До вас плохо доходит? – он остановил руку нападавшего, с силой сжав его кулак, чуть не сломав при этом ему пальцы, – Повторяю – я не уйду без неё. 

– Нарываешься, пижон? – в руках двоих других сверкнули лезвия ножей, – Ты что, её новый постоянный клиент? Смотри, как бы мы не отбили тебе способность иметь дело с женщинами. 

– А вы заставьте меня. Вы не знаете, с кем связываетесь, – Марк зло ухмыльнулся, показав средний палец. – Упс, оно само... – его сузившиеся глаза блестели стальным холодом. 

– Марк... – девушка вцепилась в его руку, ноги уже отказывались поддерживать тело в вертикальном положении. 

– Уходи, я догоню тебя, вот только закончу нашу увлекательную беседу с этими «джентльменами», – одной рукой он подтолкнул её, но Мей осталась стоять на месте. – Мей? – он повернул голову в её сторону, и эта секундная задержка стоила ему касательного ранения груди, разрезавшего тонкую ткань одежды вместе с кожей, оставляя узкую алую линию, на глазах растекавшуюся кровавым пятном поверх светло-серого цвета его рубашки, – А вот это вы зря, я совсем не дружелюбный и весьма злопамятный к таким засранцам, – второй раз Марк не позволил себя одурачить, мастерским ударом выбив оружие из рук противника, и предстал пугающего вида ракшасом. 

– Чё за нах? – бандит стиснул зубы от боли в кисти, ополоумевшими глазами уставившись на него, – Где пижон? И ты – кто такой, твою мать? 

– Оружие – не игрушка, к нему мозги прилагаться должны, которых у вас нет. А теперь – мой ход, – и мощный порыв ветра впечатал нападавших в могучие стволы ближайших парковых деревьев. 

– Какого тут вообще происходит? – они, пораскинув своим скудным серым веществом, благоразумно дали деру, спасая свои шкуры, – Это же, мать его, не человек! 

– Пусть они сами разберутся, а мы займемся более приятными вещами, – однако, поймать девушку оказалось задачей не из простых – она, подобно скользкому угрю, умудрилась ловко извернуться: 

– Нет! – у них на глазах преобразилась и она, явив демона возмездия по имени Юрэй, её темные глаза, выделенные красной подводкой гневно горели разрушающим пламенем, из её горла вырвался душераздирающий крик, леденящий кровь, а из широких рукавов её кимоно появились прочные красные ленты, опутавшие оппонента, – Проси прощения, червь! Или моя рука дрогнет, и ты попрощаешься со своей никчемной жизнью, – зло прошипела она у самого его лица, приставив к горлу короткий кинжал. 

– Д-да, госпожа, конечно, госпожа, прошу меня извинить... – пролепетал он, насмерть перепуганный, ещё недавно бывший столь самоуверенным. 

– Проваливай, падаль! – процедила она вслед уползающему на четвереньках поверженному противнику – Не попадайся больше мне на глаза и помни мою доброту – в следующий раз моя рука может оказаться где пониже, и ты перестанешь быть мужчиной. 

– Черт, это была моя любимая рубашка, – Марк вытер рукавом лицо и осмотрел обрывки, некогда любимой им, модной серой рубашки, – Танака-сан даже разрешил мне купить её после завершения показов. 

– Марк, ты ранен? – девушка подняла с земли свою сумочку, достав из неё влажные салфетки, чтобы протереть его руки и лицо, – Это всё моя вина... – она опустила глаза, не решаясь посмотреть на него. 

– Так, пустяковые царапины. Ты почему не ушла, как я велел? – он взял её за руку, ловя взгляд её наполненных слезами глаз, – Почему? 

– Ты сказал, что я – твоя женщина, – она сжала его ладонь, наконец, найдя в себе силы пересечься с ним взглядами. 

– А ты не согласна? – улыбнулся он, не отпуская её руки, – А тебя лучше не злить, да, красавица? 

– Разве могла я после этого оставить тебя? Твои слова придали мне смелости, – Мей рывком высвободила свою руку, отсев на расстоянии от него, вжавшись в спинку лавки, подтянув ноги к животу и обхватив их руками, – Марк, прости меня. Я не заслужила такой твоей заботы... Я не достойна такого мужчины – сегодня я четко это поняла. Мне было бы проще отдать свою жизнь за тебя, чем позорить тебя связью с такой ... Забудь всё, что я тебе говорила – я больше никогда не побеспокою тебя. Кто я и кто ты... – голос её понизился до шепота, – Я – грязь... Она была права... Права... Я не заслужила тебя... 

– Кто я? Интересный вопрос, – юноша поднял голову, глядя на плывущие в небе облака и, начинающие появляться, первые вечерние звезды, – Бывший вор и убийца... Я научился драться, чтобы не быть битым, я научился воровать, чтобы не умереть с голоду... Я не боюсь ни черта, ни Бога – отбоялся уже своё, и запачкаться я тоже не боюсь. Я видел столько грязи и дерьма, и ты совершенно точно не подходишь под это определение, ты – сильна и прекрасна, просто ты заблудилась, но смогла изменить свою жизнь. Она – это Лаура, да? Она и тебя достала? И ты ей поверила?! Наше прошлое может быть тягостным и болезненным, но я спрашиваю тебя, Сакурада Мей – позволишь ли ты своему прошлому разрушить твоё будущее, или мы рискнем отринуть его и начать сегодня с чистого листа писать наше совместное завтра? Чтобы бесстрашно глядеть вперед, мы сначала должны набраться смелости посмотреть в глаза всем призракам своего прошлого. Если нам свыше дан шанс начать жизнь заново – глупо будет не воспользоваться им, как считаешь? – он поднялся со своего места, присев перед ней на корточки, – Чтобы увидеть радугу, говорят, нужно пережить ливень, и даже после самой темной ночи наступает рассвет. И мы не одиноки в этом мире. Ты не одинока... Лаура не сказала тебе главного – что только мысли о тебе не дали ей власти надо мной, не позволив ей погубить меня. 

– Что бы ты ни говорил, я поверю каждому твоему слову – потому, что это говоришь ты. Пусть ты теперь прогонишь меня – ты в праве так поступить, – она дрожала в его руках, прижимаясь к его груди, под гладкой кожей цвета слоновой кости чувствуя крепкие мышцы, и объятия рук его были крепкими, какими и должны быть объятия сильного мужчины, на которого всегда можно положиться, – Но, клянусь тебе – с того дня, как я увидела тебя, мне претит сама мысль о том, чтобы меня касался другой мужчина кроме тебя. 

– Даже когда плачешь, ты красива, – девушка, и правда, выглядела сейчас удивительно: густые черные волосы в растрепанной прическе контрастировали с её белой кожей, настолько тонкой, что казалось, сквозь неё просвечивают мельчайшие капилляры, от чего создавался эффект мрамора – и вся она походила на ожившую прекрасную статую, – Потому что, женщина, которая влюблена – прекрасна. Я не встречал ещё такой, как ты – одновременно такой сильной и такой хрупкой, такой гордой и такой уязвимой. Пока я жив, ни один мужчина не коснется тебя, если ты этого не захочешь, – и он не находил объяснения тому, чем же она так притягивала его, заполняя собой все мысли и проникая под самую кожу и в глубины нервных окончаний, – И хоть будущее наше ещё не ясно, но с любовью в душе мы можем сделать его лучше. 

– Я закрываю глаза и слышу ту музыку, что звучит по всей земле, – Мей самозабвенно улыбнулась, мечтательно закрыв глаза, – Она слышится повсюду и переполняет меня – прекрасная и бесконечная, как сама вечность. 

– Эта мелодия называется «Мелодией бесконечности», и она звучит тогда, когда два сердца бьются в унисон – как объяснила мне в своё время одна девушка, которую и ты хорошо знаешь, которая показала мне, что я могу не только разрушать, но и созидать. И вот так гораздо лучше – ты намного красивее, когда улыбаешься, – Марк тоже улыбнулся и легко потрепал её челку, – И мы вместе пройдем этот путь длинною в жизнь, если ты вдруг устанешь, просто скажи мне, моих сил хватит на двоих, – она открыла глаза и встретила взгляд его серых глаз, и его губы коснулись её горячих губ, и он забыл себя, задаваясь единственным вопросом – возможно ли, чтобы губы человеческие были столь сладки? – Поехали домой? В таком виде, в котором мы сейчас, мы можем продолжить наше свидание только дома, – предложил он, не отрывая от неё взгляда, и она расплылась в счастливой улыбке, – Интересно, а цветочные магазины ещё работают? 

– Знаешь, вид у тебя был, и правда, пижонский, – она осмотрела его с ног до головы смешливым взглядом. 

– Ты так думаешь? – хмыкнул парень, – Моя внешность – инструмент, которым я зарабатываю на жизнь как модель. Ты понимаешь меня? В работе хостес внешность тоже важна. К тому же – это, своего рода, уважение к окружающим людям, чтобы им было приятно смотреть, а может быть, это – просто компенсация за годы лишений, когда теперь я могу позволить себе лучшее. Как актер, я научился подавать себя, даже научился улыбаться, но и это была только игра на публику. А рядом с тобой я могу быть настоящим – и не важно, радуюсь я или грущу, злюсь или тоскую – я буду тебе небезразличен. И ты мне небезразлична, и мы можем делиться друг с другом любым душевным состоянием. 

– Ну, разумеется, – тотчас же подтвердила она, потом подняла голову, привлеченная громкими звуками, и дернула его за рукав. заставляя посмотреть наверх, где небо расцветало яркими огнями, – Ой! Смотри, Марк – смотри же: это фейерверк! В центре парка устроили фейерверк. В детстве меня родители всегда брали с собой на праздники, мама помогала мне надеть красивое кимоно и сделать сложную прическу, а папа водил нас в парк аттракционов и покупал сладости. 

– Вот видишь, как тебе повезло, что у тебя есть такие воспоминания – храни их всегда в своём сердце, – улыбнулся он, обнимая девушку, – Я многое бы отдал хоть за часть таких воспоминаний, – он вдруг запнулся, и глаза его стали влажными: в конце концов, он – только восемнадцатилетний мальчишка, семнадцать из которых он прожил не зная своей семьи и своих корней,– Я никогда не любил ни парки, ни праздники, особенно свой день рождения – в такие моменты особенно остро ощущаешь своё одиночество, когда все вокруг веселятся и радуются жизни в семейном кругу. И всё время спрашивал себя – кто я, где моя семья? 

– Я всегда поддержу тебя, – Мей провела ладонью по его щеке, – Я не знаю, есть ли Бог на самом деле, но мы вместе попытаемся отыскать его.

Дорогой домой, устроившись на заднем сидении такси, Мей беззастенчиво положила голову на колени Марка – кажется, это становилось уже её фирменным приемом. Впрочем, он не стал возражать, лишь аккуратно поправив выбившуюся прядь её волос. Хотел ли он пойти дальше? Бессмысленно было бы лгать самому себе – его влекло к ней, и сопротивляться этому влечению было всё сложнее, и это вызывало страх. Страх, что он не оправдает тот образ идола, что она создала для себя. Вдруг более близкое знакомство с оригиналом заставит её разочароваться? Хотелось ли ему ощутить шелковистость её волос, почувствовать бархатистость её кожи, увидеть улыбку на её точеном лице и блеск в её глазах? Хотел ли он её? Да, черт побери! Кому он врет! И больше всего боялся не оправдать её надежд. Пережив насилие в детстве, мысли об интимных вопросах вызывали в нем целую бурю противоречий, точно на нем было выжжено несмываемое грязное клеймо. Сможет ли он стать счастливым? Сможет ли сделать счастливой её?

– Какие красивые... – в полу-сне пробормотала девушка, когда он почти машинально принялся растирать пальцы её холодных рук.

– Ты что-то сказала? – от неожиданности он непроизвольно дернулся, но она только крепче сжала его ладонь:

– Руки у тебя красивые, – такие простые слова, и она так легко их говорит, – и глаза – тоже, – он благосклонно-сдержанно улыбнулся, а внутри всё билось и клокотало, и подступающие слезы заставили его моргнуть:

– Уже скоро мы приедем, – тихо произнес он, и она снова закрыла глаза, не выпуская его руки.

До комнаты он донес девушку на руках, осторожно помог снять плащ и в нерешительности остановился:

– Дальше справишься сама?

– А ты хотел помочь? – чертовка, ещё при этом так многообещающе-соблазнительно улыбнулась, – Я бы не отказалась.

Черт! Это она, что – провоцирует его сейчас? Испытывает на прочность его выдержку, которой и так не осталось? Но это было бы нечестно по отношению к ней, как бы ему не хотелось дойти до конца, но – не сегодня, не при таких обстоятельствах.:

– Спокойной ночи, – он коснулся губами её лба.

– Спокойной ночи, Марк, – провела пальцем по его губам, потом невинный легкий поцелуй щеки.

Да, какое может быть тут спокойствие, когда внутри всё горит от непонятного чувства! Срочно нужно взять себя в руки – ещё несколько секунд, и будет поздно. Один... Два... Три...

– Спокойной ночи, – Марк выдохнул, коротко поклонился и покинул комнату.

Он уже запустил кофе-машину в надежде скоротать остаток вечера за чашкой кофе и побыть наедине со своими мыслями. Однако, одиночеству его не суждено было продлиться долго.

В коридоре послышался шорох, потом – звук открываемой дверцы шкафа в прихожей. Потом он услышал голос – Мей звала его:

– Марк, ты слышишь? Слышишь? – девушка накинула дождевик и уже надевала непромокаемые сапоги, – Это дождь! Дождь! – он только успел накинуть куртку и захватить зонт – такого воодушевления и такой радости на её лице он ещё не видел.

А она потянула его на улицу, принявшись весело прыгать по лужам, поднимая брызги и кружась под дождем, ловя капли губами и руками.

Глядя на это её маленькое безумие, губы его сами изогнулись в улыбке, и он тоже подставил свое лицо дождю.

Какой же она ещё, по сути, ребенок... А когда он сам последний раз вот так запросто радовался рассвету, снегу, или, вот, обычному самому дождю?

А капли дождя смывали всю тяжесть, и на душе становилось легче.

А в клубе у господина Ондзи свадебное торжество подходило к завершению. Сменив за роялем Николь, азиат играл проникновенную композицию собственного сочинения. Мало того – он ещё и сам пел, и голос его совершал непередаваемые обороты от высоких тональностей, к более низким, глубоким, чуть хриплым – и обратно. И все в зале заворожено притихли и слушали. А его песня предназначалась только одной – той, чьи волосы золотым нимбом сияли в свете изысканных люстр, соперничая с блеском её ясных глаз, той, чье гибкое тело выгодно подчеркивал тонкий шелк.

Финальную композицию для гостей сыграли сами молодожены – в качестве признательности и благодарности за чудесный вечер.

Это его последний шанс, если он хочет пригласить её на танец.

К его радости, златовласая приняла приглашение. Её улыбка согревала и очищала, а ещё – он сам заметил на её тонкой шее серебряный кулон в виде ангела, что подарил ей.

Девушка провела по цепочке рукой и нежно улыбнувшись, ещё раз поблагодарила за подарок.

Боже, дай сил! Эта её улыбка – как она больно резала, этот её взгляд, от которого так и хотелось зажмуриться, спрятаться, скрыться... Но руки сами обняли хрупкий стан её – крепче.

Не сводил с неё глаз, и только вовремя закончившая звучать композиция уберегла его от опрометчивого поступка – поцеловать её на глазах у всех.

Посчитав, что теперь для этого настал наилучший момент, он ещё раз поклонился и церемонно простился со всеми.

Выкуривая сигарету, он наблюдал, как в морозном воздухе пар от его дыхания принимал необыкновенные формы.

Домой он ехал, пробиваясь вечерними пробками – создавалось впечатление, что город с наступлением темноты только оживал, расцвечиваясь огнями множества автомобильных фар, магазинных витрин, окон домов и парковых фонарей.

Оставив в прихожей обувь и верхнюю одежду, он проследовал в комнату – Лаура уже спала, не дождавшись его. Он бережно поправил покрывало и присел рядом, перебирая её светлые локоны:

– Лаура, скажи, почему всё так запуталось? Почему мы такие, и нет нам покоя? Тех людей, что причинили нам боль уже давно нет на этом свете, а мы до сих пор живы... Только – жизнь ли это? – девочка во сне улыбнулась и перевернулась на другой бок, – Что же снится тебе, госпожа? – он поцеловал её белокурую макушку и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Он вышел на лоджию, сел в кресло и закурил, всматриваясь в панораму ночного города, открывавшуюся из окон их высотного этажа.

Спустя некоторое время тихие звуки шагов и последующие успокаивающие массирующие движения нежных рук заставили его расслабленно откинуться и закрыть глаза:

– Фи, Ондзи, ты опять курил? Я же просила тебя, – Лаура поморщила хорошенький носик, игриво хлопнув его по плечу.

– Прости, госпожа, – мужчина виновато улыбнулся, поднеся её ладошку к своим губам,– Мне показалось, ты спала.

– Тебе, смотрю, тоже не спится, – она провела пальчиком по его напряженному лбу, – Вон, и лоб уже нахмурил. Тебе не идет, кстати. О чем ты думаешь, Ондзи? Ты много думаешь последнее время, тебе не кажется? И нахмуренное выражение лица тебе не идет – морщины останутся.

На минуту он задумался, подбирая слова для ответа. Лаурита, хоть и выглядела маленьким ребенком, но отнюдь не была таковой – свои шесть веков она прожила не зря, и порой ему казалось, что она видит его насквозь и уже заранее знает, что он может ей ответить. 

Видя, что его лицо непроницаемо серьезно, Лаура тоже перестала улыбаться.

– Лаурита, скажи, а ты думала о том, что нас ждет? – он посадил её к себе на колени, с надеждой глядя на неё, – О том, что такое любовь? Что такое сочувствие?– ей показалось даже забавным это выражение растерявшегося школьника на его лице, испытавшего дискомфорт при первом столкновении с трудно разрешимой задачей. 

– Сочувствие? К тем, кто бросил нас гнить во тьме? – глаза её сузились, выражая раздражение и презрение,– Не смеши меня!

– И тебе совсем не жаль их? – девочка резко замотала белокурой головой:

– А кто меня пожалел, скажи? – она требовательно посмотрела в его глаза цвета ночного неба, потом быстро сглотнула злую слезу, – Хорошо быть добрым и благородным, когда у тебя в жизни всё хорошо, когда есть семья и близкие, которые не жалеют на тебя своей любви, своего времени, своих денег, – детскими устами говорили в ней обида и боль, и мужчина почувствовал это, как она не старалась крыть от него свои истинные переживания. 

– Ты, похоже сегодня не в настроении, госпожа, – примирительно улыбнулся Ондзи, погладив её светлые волосы, – Предлагаю сменить тему разговора.

– Что-то ты совсем размяк, хотя раньше ты славился своей стойкостью, – Лаура провела пальчиком по его губам, – Не знай я тебя настолько близко, могла предположить, что ты влюбился, – стремясь отыскать ответ в его непроницаемом сосредоточенном взгляде, – Ты хоть иногда думаешь обо мне? Как о женщине?

Ондзи напрягся и попытался выдавить снисходительную улыбку:

– Лаура... – он старался не выдать своих переживаний, чтобы не вызвать её гнева, – Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. К чему эти разговоры? – и его умиротворяющий взгляд бальзамом проливался на её истерзанную душу:

– Ты можешь брать любую из них, – спокойно заметила она, погладив его по напряженной руке, – Только не забывай, что твоя верность принадлежит мне. С ними можешь удовлетворять себя, но ты всё равно будешь возвращаться ко мне. На мое горе, у меня тело ребенка, и я не могу доказать тебе свою любовь, но чувства мои сильны зрелостью взрослой женщины.

– Госпожа ревнует? – мужчина слегка улыбнулся, одними уголками губ, – Не стоит, право. Твое место – всегда особенное в моем сердце и в моей жизни, – так оно и было, за то время, что он знал её, сам того не замечая, он глубоко привязался к ней, но она продолжала идти по тупиковому пути саморазрушения, ведя за собой и его. И как ей объяснить всю бессмысленность этого пути, когда она всё ещё находится во власти своей боли и своей обиды – словно продолжая наслаждаться ими, даже спустя шесть столетий?

– Из тебя бы вышел прекрасный дипломат, – кивнула головой Лаурита, – Твои слова приятны моему сердцу, но меня ждут дела. Ещё остался один, с кем я не поговорила. Спокойных снов.

– И тебе спокойной ночи, госпожа! – он поцеловал её в лоб, и девочка, спрыгнув с его колен, усмехнулась и покинула комнату, оставив мужчину в продолжительных раздумьях.

Между тем, свадебное торжество подходило к своему завершению, и гости начали уже разъезжаться по домам, провожаемые оставшимся помощником Ондзи – Винтером. Особенно тепло он простился с Маргаритой, которая, несмотря на свою слабость, смогла всё же уговорить безумно любящего её мужа остаться до окончания праздника и вернуться домой вместе со всеми. И пусть у его жены были светлые волосы, но в глазах, таких же карих, как  и у Маргариты, был такой же внутренний свет и такая же огромная душевная сила в хрупкой телесной оболочке. Когда-то и его мир был таким – где любят и ждут, где можно не бояться холодных одиноких ночей, где под дорогой модной одеждой сердце бьется с надеждой и любовью, и каждый его удар не отдает тупой ноющей болью. Не уберег он своего счастья... Потому и пошел в услужение к новым хозяевам, как когда-то служил королю, своему сюзерену.  Своей службой он гордился, но отправляясь в поход, он оставил свою вотчину уязвимой, чтобы вернувшись, найти замок и поместье разоренными и узнать о смерти своих обожаемых жены и дочери, которых забрала безжалостная чума вместе с тысячей других жизней, которых даже не предали земле с подобающими почестями. Тогда он начал свой собственный крестовый поход, бросаясь из одной авантюры в другую, ища смерти на поле боя. В следующую эпидемию, приход которой он ожидал, словно избавления, заразился и он сам. Он уже приготовился встречать по ту сторону реальности тех, по ком изнывало его сердце. Тогда-то и появилась она... Лаура – так она представилась. Она обещала вернуть их, вернуть его семью, в обмен на преданность. И она сдержала своё слово, только он предпочел бы лучше снова увидеть их мертвыми, чем такими: походившими на них прежних лишь внешне, оставаясь отдаленным подобием человека, лишенных души и разума. И он решился на страшное – он попросил её вернуть жену и дочь назад, чтобы избавить и их, и себя от мучений, чтобы души их обрели наконец покой. Но договор уже имел нерасторжимую силу – это не избавило его от услужения Лауре. И вот он до сих пор вынужден нести эту службу и этот свой крест... Тогда ему было всё равно, он лишился смысла своей жизни, а вот теперь, глядя на этих счастливых людей, он снова задумался о многих вещах, о том, что правильно, а что – нет.

Когда возвратились остальные, Марк и Мей уже вернулись в дом, чему парень был даже рад, ибо находиться  наедине с ней – было выше его сил, и невозможно было дольше терпеть. И не мог он подобрать слов, чтобы описать всё смятение обуревавших его чувств. Боялся, что она может неправильно понять его, неверно истолковать. Это влечение пугало его, путая день с ночью, и он боялся испугать её – и появление друзей он встретил с большим облегчением – царившее между ним и девушкой напряжение отошло на второй план. К счастью, все они были настолько утомлены событиями сегодняшнего насыщенного дня, что единственным основным желанием сейчас  – было  желание преклонить голову на подушке и забыться сладким сном, и все мучительные вопросы можно было отложить до утра. 

А Маргарите захотелось продолжить завтра увлекательную беседу с Виславом и Барбарой – родителями Евангелины, и попросить их рассказать для её альбома любовных историй свою историю знакомства, ведь каждая из них – уникальна и неповторима и являет собой триумф и феерию самого прекрасного из всех человеческих чувств. Прежде чем подняться к себе в комнату, она, положив голову на плечо мужа, одарила засмущавшихся Марка и Мей ободряющим  взглядом. И Даниэлла, взяв под руку доктора, понимающе хихикнула, игриво подмигнув.

Постепенно все обитатели дома разошлись по своим комнатам, чтобы завершить этот чудесный день в  крепких объятиях друг друга – включая и отца Марка вместе с Александрой и яркую пару рыжеволосых Этьена и Николь, пока парень и девушка снова не остались одни. 

– Сегодня был такой удивительный день, столько всего произошло, – маленькая японка устало улыбнулась, – Но я так счастлива была провести его с вами, с тобой...

– Я … тоже,  – юноша попытался улыбнуться, и сейчас это получилось у него совершенно свободно и естественно, – был счастлив… – он провел рукой по её волосам и поцеловал её в лоб, – Ты, видимо, утомилась уже за сегодня. Спокойной ночи, Мей!

– Спокойной ночи, Марк! – она действительно выглядела уставшей после всего пережитого за сегодняшний день, но внутри ощущалась такая легкость, – Нам завтра, правда, рано вставать… – да, сегодня они оба очень устали, но впереди у них – целая жизнь, их история только начинает писаться на бесконечном полотне жизни. И сниться им сегодняшней ночью будут сны, полные света и любви. А когда они оба будут готовы перейти на следующий уровень отношений, то сами поймут это, и сопротивление этому  станет бесполезным и лишенным смысла. 

А Маргариту даже в такую ночь не переставали навещать кошмары. 

В серебристый сон 

Ты бы с ним ушел 

По дороге вечных звезд 

Над простором строгих гор 

Ты бы перед ним 

На колени встал 

Не стыдясь ни слов, ни слез 

Кто любил – тот и распял...

«Ария»."Кровь за кровь" 

Сердце болезненно сжималось от того, каким она увидела мужа – в полинявшем рубище, босого, с  длинными растрепанными волосами и заросшим щетиной лицом, сидящего в тесной, темной, пыльной камере, на его теле виднелись следы пыток.

Дверь в камеру приоткрылась,  и вошел темноволосый юноша в расшитом серебром черном мундире. 

В душе забрезжила надежда, что  – вот оно, избавлении, что сейчас он протянет свою руку, поможет ослабевшему в заточении отцу подняться и заберет подальше от этого ужасного места.  Но этого так и не случилось… Анри не спешил с помощью, он смотрел со смесью ярости и восхищения.

– Ты всё так же непреклонен в своем решении и отказываешься присягать? – юноша старался смягчить тон: всё-таки перед ним был его отец. 

Джон поднялся, повернувшись спиной, устремив взгляд на небольшое зарешеченное окно – что он делал не так? Почему его любимый сын превратился в чудовище? Разве он любил его меньше других своих детей? Потом он повернулся, чтобы посмотреть на лицо сына:

– Если бы я был уверен, что ты принесешь благо своему народу, то уже стоял бы перед тобой на коленях и целовал бы твою руку, признавая своим господином и повелителем. Но, глядя не тебя сейчас, сердце мое обливается кровью. И всё же я продолжаю взывать к твоему благоразумию, сын. Я не могу изменить своим принципам, и всему тому, во что я верю, не могу бросить свой народ.

– Но тысячи уже присягнули! – Анри раздраженно сжал пальцы.

– И я не виню их за это, они хотят спасти свои жизни, но для меня это означало бы показать народу, что я разделяю твои методы и поддерживаю тебя, а этого  я не могу сделать, – один  Бог знал, как  ему было тяжело и больно сейчас, но голос его не дрогнул, – Словно обоюдоострый клинок: приняв – погубишь душу, отвергнув – подвергнешь  смерти тело. Прошу, прости меня, сын мой, но это единственное, чего я не могу сделать для тебя.

– Последний раз спрашиваю, отец, – он положил свою руку на плечо Джона, – Ведь это только слова. Не разбивай матери сердце. 

– Ты уже разбил – и её, и мое сердце, – мужчина печально покачал головой, – А я привык отвечать за всё то, что слетает с моего языка.

– Ты всё ещё отказываешься? – юноша всё ещё не верил своим ушам.

– Не всё ещё – всегда! – он резко убрал с плеча ладонь сына, – Видимо, мы разговариваем с тобой на разных языках.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache