355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Екатерина Голинченко » Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ) » Текст книги (страница 45)
Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 17:19

Текст книги "Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ)"


Автор книги: Екатерина Голинченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 51 страниц)

– Если я добровольно откажусь... – автоматически повторила Марго.

– Тогда ваш сын не унаследует той чрезмерной силы, что может подчинить его себе, и вам не придется противостоять друзьям, ваши муж и сын будут в безопасности – весь мир будет в безопасности... – Лаурита рассуждала спокойно и вдумчиво, и казалась сейчас намного старше своих десяти лет, точно, на лице её отпечатались все прожитые столетия, – Мне тоже не выгодна эта сила, поэтому я и готова помочь – всё просто.

– И тогда эта сила станет твоей? – Маргарита вопрошающе посмотрела на неё, – Нет... нет-нет-нет, – она вновь импульсивно замотала головой, – я не верю тебе...

– Что же, в таком случае мне очень жаль, что напрасно потревожила вас, княгиня, – Лаура прекрасно скрывала свою досаду за смиренной улыбкой, она была практически уверена, что сыграть на материнских чувствах и страхах девушки – беспроигрышный вариант, что должен был сработать безотказно не вызывая лишних проблем, – Время рассудит, кто из нас окажется прав. Однако, если вы передумаете, то я готова буду выслушать вас.

– Этого не будет никогда, – непреклонно возразила Маргарита, твердо взяв себя в руки, – Тебе лучше уйти, Лаура, пока я не разбудила остальных. Наша сила – часть нас самих, и только с её помощью мы можем защититься от таких, как ты. Я и сама могу видеть будущее и то, что нас ждет – и ни какие твои ухищрения не заставят меня отказаться от этого будущего и стать легкой добычей для тебя – и без своей силы я, тем более, не смогу защитить своего ребенка от тебе подобных, так что – не стоит утруждать себя напрасным ожиданием, Лаурита, даже, если твои намерения и были благими, я всё равно не поверю тебе, и, тем более, не обращусь к тебе за помощью – меня окружают достаточно близких людей, которым я безоговорочно доверяю, – и только после того, как Лаура удалилась, она дала волю слезам, кусая до крови губы и прокусывая пальцы, когда закрывала ладонями рот, пытаясь сдержать крики и стоны, вырвавшиеся из неё, а спустя минуту она уже плакала навзрыд, забившись в угол кухни и вытирая лицо полотенцем – в эту минуту она поняла, что быть сильной и казаться таковой – вещи различные... Сейчас ей, как ни когда, была необходима поддержка близких людей...

Маргарита с криком подскочила на постели, и, увидев рядом удивленного мужа, неистово обняла его, уткнувшись мокрым от слез лицом ему в грудь – это был сон, всего лишь страшный сон, уговаривала она сама себя, но, он был до того реалистичным, что всё её существо прошибло потом, сковало спазмом и нервной дрожью, сокрушая в прах последние следы здравого смысла каскадом накатившего страха от такой реалистичности... И Джон не осмелился ещё больше напугать её, рассказав, что и ему в эту ночь впервые приснился кошмарный сон.

Пока мы спим – враг не дремлет... Спите больше – изматывайте врага!


Оглядевшись по сторонам, Джон увидел, что стоит у перекрестка на мощеной мостовой, где расходились узкие улочки, напоминающие города старой Европы. Погода была промозглой и ветренной, что он сразу же ощутил, будучи без верхней одежды, в одной рубахе. Подняв голову, он увидел подгоняемые ветром тяжелые серые облака, давящие на подсознание предчувствием чего-то тяжелого и гнетущего, неотвратимо надвигающегося.

Тут его внимание привлек мальчик – совсем ещё подросток, не старше тринадцати лет, так удивительно похожий на него самого, каким он был в его возрасте: такая же смуглая кожа, такая же форма носа и бровей, такие же волосы – даже пробор точно такой же, с той лишь разницей, что глаза у ребенка были темно-серые, но при слабом освещении пасмурного дня они казались почти черными, как и у Джона.

Пока мужчина усиленно пытался совладать с обезумевшим сердечным ритмом, мальчик, точно не замечая его, заприметил стоящий на остановке трамвай и поспешно побежал.

Не услышал мальчик, и когда Джон позвал его, не обернулся и тогда, когда мужчина повысил голос, видя, как ребенок вскочил на подножку, как показывают в старых, ещё черно-белых, фильмах.

Как Джон ни старался, догнать отъезжающее транспортное средство, но у него не получилось, не смог... Но он продолжал кричать, чтобы мальчик ни в коем случае не отпускал рук, пока не остановится.

Анри... Откуда он знал его и его имя? Просто знал, как знал свое собственное, как знал самого себя – родительское сердце не обмануло...

Так вот каким будет его сын? Неужели, как вот только что, так им и не суждено услышать и понять друг друга?

Джону хотелось забыть этот кошмарный сон, но это оказалось не так просто, переключивши внимание на переживания Маргариты, пугающие образы исчезли сами собой, оставляя теплый свет родных глаз.

Как бы он справился с этим без того спасительного света? Сейчас он предпочел не думать об этом, всё ещё переживая волнение и нервную дрожь. Он услышал и увидел действительно леденящие душу вещи, и именно этот свет не дал ему сорваться в бездну.

А начинался сон ощущением райского блаженства – он стоял на балконе, с улыбкой окидывая взглядом Небесный Град в лучах закатного солнца. За спиной послышались легкие шаги, потом две нежные ладони легли на его глаза, окутывая знакомым амброво -апельсиновым запахом. И это не был любимый аромат Маргариты. Но эту женщину он также хорошо знал:

– Кали? – он мягко убрал её руки и обернулся, улыбнувшись, – Рад видеть тебя, госпожа.

Она наклонилась совсем близко к его лицу, заставив его вздрогнуть, когда коснулась губами его губ. Это было сродни извращенной мазохистской пытке – он помнил каждую её черточку а тело охватил жар при воспоминании об обжигающе проведенных совместных ночах, и сейчас она оставалась столь же восхитительной, с такой же гладкой бархатистой кожей и такими же плавными изгибами тела, как и тогда, когда он потерял голову от страсти, и горячие ночи принадлежали только им двоим, отражаясь в колдовских изумрудах её глаз, обещавших бесконечное наслаждение.

– Я скучала за тобой, – томно прошептала рыжая – А ты? Ты скучал?

– Ты же знаешь, что да, – тяжело выдохнул он, безуспешно пытаясь выровнять ритм сердца и дыхания, плавясь под тяжестью нахлынувших чувств, когда эта женщина была с ним.

– Ты не понял, – изящным пальцем она обвела его губы и подбородок, мягко развернув его голову лицом к себе, – Я осознала, как ошибалась, осознала, что не могу без тебя. Я была такой глупой, когда решила оставить такого мужчину, как ты. Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой, – её речи были обволакивающими, а её взгляд – обольщающим, – А тебе? Может ли эта неопытная девочка надолго завладеть твоим сердцем?

– Что ты такое говоришь? – Джон слушал и всё же, не мог понять, как она говорит ему такое, когда давно уже женой другому мужчине.

– Давай начнем всё с начала? – рыжеволосая, не обращая внимания на его смятение, продолжила нашептывать ему, доверительно прижимаясь к нему всем своим телом, прикрытым лишь легкими тканями её платья, – Она не стоит твоей любви. Мне сейчас так стыдно вспоминать о том, как я поступила с тобой, с нами… Но, я же видела, каким ты был, – дрожащей рукой она провела по его волосам,– Проклятую кровь ни чем не вытравить, твой отец был прав насчет неё, она принесет тебе только боль, – её рука со звенящими браслетами на тонком запястье легла ему на лоб, и он почувствовал, что задыхается, сходит с ума, – Я хочу уберечь тебя от разочарования и предательства. То, что случилось между нами не идет ни в какое сравнение с тем, что ты испытаешь по её вине. И ради кого? Даже не ради того несчастного влюбленного в неё демона, – Джон прикрыл глаза, – Смотри внимательно. И что ты видишь?

И он увидел. О, да! И пожалел, что не ослеп в тот миг. И боль затопила его.

Его меч с раздражающим лязгом, режущим по всем слуховым рецепторам до тошноты, скрестился с мечом Маргариты. Натиск был настолько силён, что девушке пришлось удерживать меч обеими руками:

– Прошу, перестань! Это не честно! Я не могу сражаться с тобой! – шептала она пересохшими губами.

Ему гораздо легче было бы убить себя, но постоянно мучивший вопрос – «за что?».

Хотел ли он услышать на него ответ?

Его охватывало настоящее безумие, чему сейчас он был даже рад – лишиться рассудка и ничего не помнить и не знать, иначе это просто доведет его до последней черты:

– Да кто бы говорил о чести! Скажешь, ты честно со мной поступила? Или у меня на лбу написано «идиот»?! Я же любил тебя больше жизни, черт возьми, почему, собственно, «любил» – я же и сейчас тебя бесконечно люблю, – он говорил, точно выплевывая каждое из слов, – и мне сейчас так больно... так, если бы ты вскрыла мне вены и оставила медленно истекать кровью. Неужели, все твои признания и клятвы были лживы? Вся твоя любовь была ложью?

– Как ты мог поверить разным слухам? – Маргарита всё ещё надеялась воззвать к его разуму, прорвавшись сквозь пелену отчаяния и боли,– Как ты мог позволить ревности ослепить себя?! Я была не права, признаюсь, но и ты должен понять…

– Хватит! Замолчи! Пожалей мои уши,– заорал, до хрипоты надрывая связки, – Ничего не хочу слушать! Я УЖЕ НИЧЕГО ТЕБЕ НЕ ДОЛЖЕН! За что ты так со мной? Знаешь, кто ты? Даже говорить не хочу, – нет, лживые её глаза не увидят его мук и его слез.

– Я не позволю тебе убить мальчика, – лицо Маргариты выражало решительность, от его детских черт не осталось и следа…

На мгновение он ослабил натиск, но это было всего лишь мгновение, если бы его глаза метали настоящие молнии, то они могли бы испепелить всё вокруг…

Миг удивления прошел. Сталь звенела, руки немели, силы были на исходе… Его разум был затуманен, отказываясь слышать – о, он не отказался бы и оглохнуть навсегда, лишь бы не слышать её лживых слов! Оставалось только ждать, когда они оба выдохнуться…

Неужели возможно, чтобы всё вот так закончилось? Разве мог кто-нибудь из них предположить, что они расстанутся врагами, скрестив оружие? Лезвие скользнуло по плечу, оставив алую роспись, и рукав блузки упал на землю… Девушка осела, скорчившись от боли, сквозь пальцы руки, которой она зажимала рану, сочилась кровь. Она умоляюще посмотрела на него…И этот взгляд преследовать его будет даже в аду. Но самый настоящий ад был внутри зияющей пустоты, что образовалась у него вместо сердца.

– Месье, а нельзя ли повежливее с дамой?!!! – не выдержал блондин.

– Заткнись, щенок! До тебя очередь дойдёт! – рявкнул он, меньше всего его сейчас волновало, что подумает о нем этот...

– Месье, я не закончил! – настаивал светловолосый.

– Чёрт, ну ты вывел меня! – он, не оборачиваясь, послал энергетическую ауру, отбросившую парня довольно далеко и с силой ударившую о землю…

Нет, дальше продолжаться так не может!

Пусть лучше она разозлится и убьет его, ибо не было уже сил ждать, пока эта боль прикончит его:

– Ты ведь пошутил? Ты ведь не сделаешь этого, правда? ЖАН! – и Маргарита не поверила своим глазам, когда подняла голову и увидела занесенный для удара меч.

Он сам её всему научил, и она была способной и самой любимой его ученицей.

Это была самозащита, а не преднамеренное действие…

Маргарита услышала свой крик, словно издалека, и, подобно электрическому току, мучительно режущий импульс прошёл по всему телу…

Алый плащ упал к её ногам…

Она вытащила клинок – кровь прыснула на блузку и лицо девушки, хлынула из горла Джона, он начал медленно оседать вместе с ней, в его руках остался второй рукав её блузки, а кровавый след от его ладони на щеке жёг сильнее огня…

Какое облегчение, что хочется даже улыбнуться. Вот, только почему её лицо в слезах и нет улыбки? Он так хотел запомнить её улыбку. И отпустить... А сделать это мог только так, живым бы он не нашел в себе сил.

– Поверь, мне очень жаль, что тебе пришлось … – рыжеволосая сильнее сжала его плечо, и болезненное ощущение помогло вернуться к реальности.

– Замолчи! – он отшатнулся, – Просто замолчи… – если бы мог, то с радостью согласился бы на лоботомию, только бы высверлить увиденное, чтобы не отравляло его больше.

– Мне невыносимо видеть тебя таким, – а ему невыносим был этот сочувствующий тон, да, Господи, да, видимо – это всё, что он заслужил своей жизнью, – Ты сам всё видел. Она погубит тебя, черт возьми! Такой конец ты видишь для себя? – она снова встряхнула его, а ему нечего было ответить на её вопрос, ему уже было всё равно – без той, что забрала его жизнь, это будет лишь жалкое подобие существования, – Ты же не позволишь себе умереть от руки недостойной? Это не просто измена, милый мой, она предала твоё доверие как человек. Ты только что не боготворил её, считал почти святой, а она лгала тебе.

– Этого не может быть…– и, да, черт возьми, он не хочет этому верить.

Ведь можно всё ещё переиграть, всё изменить – должна же быть, хоть крошечная надежда...

– А её дитя принесет разрушение этому миру. И я бы не была так уверена, что ты – отец её сына, – со скорбным видом рыжая покачала головой, – Это может быть и тот её воздыхатель, и этот молодой полюбовничек, да мало ли с кем она ещё спала.

– Уходи… – он с силой сжал пальцы, сдерживаясь, чтобы не ударить по губам, что отравили ядом его душу, – Прошу тебя, уйди, я хочу побыть один. Мой отец признал, что ошибался на счет Маргариты.

– Прости, мне так жаль, милый, – она хотела было обнять его, но не рискнула, – Послушай, я …

– Умоляю, оставь меня сейчас… – он развернулся к ней спиной и отошел к самому краю балкона, открыл ставни, подставляя лицо ветру, и расстегнул верхние пуговицы своего камзола, – Нет, я не верю… – зеленые глаза сверкнули карим отблеском, и женщина удалилась – её миссия была выполнена.

Оперевшись на широкий подоконник, Джон не сразу понял, почему он стал плохо видеть – это просто слезы повисли на ресницах, как осенью – роса на паутине.

И тут он увидел её в ослепительно белом отблеске лунного света, ту, которую он более всего желала сейчас видеть, единственную, что была в силах развеять все его страхи:

– Прошу, скажи, ответь мне, – он бросился к ней, как к спасительной соломинке, схватив её ладони и приникнув к ним губами, – Я поверю всему, что скажешь, скажи только, что это всё ложь, что этого не будет никогда!

– Вот, ты и сам уже ответил, – она спокойно улыбнулась, погладив его по волосам, – К сожалению, я не в силах изменить судьбу, но всё зависит от того, какой урок готовы мы извлечь, – взяв его за руку, она открыла перед ними портал.

Он увидел себя в темном зале, сидящим в кресле за большим столом, вокруг которого деловито прохаживалось белокурое дитя – девочка лет десяти с внешностью ангела и сердцем дьявола:

– А ты неплохо выглядишь для мертвого. Интересно... Знаешь, что мне интересно, Дхармараджа? – Лаура старалась изобразить на лице живейшее участие, – Как ты, правдолюбец, мог столько лет скрывать от всех, что являешься Гибельным? Тебе не место среди живых. Ты – выше всего этого, выше добра и зла, ты тот, кто будет нашим Последним Судьей. Как долго ещё ты думаешь обманывать смерть? – она наигранно покачала головой, – Одиннадцать лет уже дворец Каличи ждёт Самодержца Преисподней, Заходящее Солнце, Царя Поземного мира, – её голос звучал ровно и бесстрастно.

– Я ни когда и ни с кем об этом не говорил... С того дня, когда взорвалась моя мастерская... Мне было всего пятнадцать, и я так хотел жить...– и заметно было, что каждое слово давалось ему крайне тяжело, он предпочитал не поднимать эту тему.

– И ты решил установить свои правила игры? Ты успел перенести свою душу в другое тело, но её уже заждались в Подземном мире... Думал, это останется незамеченным? Не потому ли ты так спешил жить, подсознательно всё время опасаясь, что однажды придется заплатить по счетам? Ты не сможешь уйти от своей судьбы, – она говорила легко и свободно, словно о совершенно будничных вещах, но, для него эти слова звучали как приговор, – Ничего личного, Дхармараджа – но, баланс должен быть восстановлен. Я пришла за тобой. Или мне просить кого-нибудь из твоих сыновей исполнить долг отца? Кого же мне выбрать – благородного юного Алишера или малыша-несмышленыша Анри? – она подняла глаза, делая вид, что призадумалась.

– Только посмей их тронуть! – как от удара, он подскочил на месте, потом подошел к открытому окну, всматриваясь в облака, – Если я соглашусь – что будет с моей семьей?– спросил, не обернувшись даже к собеседнице.

– Сразу к делу? Вот такой разговор мне больше по душе, – добродушно улыбнулась она, – Твою семью не тронут, если ты не будешь устраивать лишних проблем, понимаешь, о чём я?

– Мне нужны гарантии, – чувствовал себя сейчас зверем, угодившим в капкан, но тем не менее, продолжил хладнокровно, – Лаура имела сейчас над ним неоспоримое превосходство.

– О! Не испытывай моё терпение, – девочка раздраженно топнула своей маленькой ножкой, – Тебе мало моего слова?

– Твоему слову, разве, можно верить? – скупо бросил мужчина, всё так же не оборачиваясь к ней.

– Ты не в том положении, чтобы ставить условия, – холодно улыбнулась она, упиваясь своим преимуществом над ним, – Ты идешь со мной и, пока кто-нибудь не согласится добровольно заменить тебя, ты останешься в Каличах.

– Если ты вздумаешь обмануть меня, то, ни какая Преисподняя не остановит меня, – наконец, он удостоил её пугающего взгляда своих чёрных глаз.

– И ты не хочешь попрощаться с семьёй?– Лаура подошла и взяла его за руку.

– Если уж мне не суждено их больше увидеть, то пусть лучше ненавидят меня – так будет легче и им, и мне... – отдернул руку, словно обжегшись.

– Ладно, оставим сантименты, – она указала в дальний конец комнаты, – А сейчас отойди в сторону – небольшая формальность, – Лаурита в своей ладошке раздавила карманное зеркальце и подула на осколки, которые колющим ураганом впились в глаза мужчины, опекая и прорезая чувствительную роговицу.

Он же более не сказал ни слова, и только слёзы, смешивавшиеся с кровью, выдавали всю ту боль, что разрывала сейчас всё его существо.

– Я предлагала тебе попрощаться с ними – ты уже не сможешь больше их увидеть, – девочка подошла к нему, взяла под руку и проводила до кресла, – Твой смертоносный взгляд мне теперь не страшен. Ты знал, что в бесконечной тьме твоих глаз, такие как я, видели свою истинную сущность? Это очень нервирует, знаешь ли... Эта темнота проникает в самые сокровенные уголки души, и это пугает не по-детски...

Когда Джон пришел в себя, то портал уже успел исчезнуть, а сам он стоял, непозволительно крепко сжимая ладонь Маргариты:

– Это было… – он поспешно отпустил её ладонь.

Маргарита успокаивающе ласково погладила по его руке:

– Это – истинное обличие той, что приходила к тебе, её имя – Лаура, но тебе не стоит её бояться, ведь ты не одинок, – она провела рукой по его щеке, – Если бы я могла смягчить удар судьбы, я бы поступила так не задумываясь. У всего есть свой смысл и своя цель – некоторые уроки мы обязаны усвоить, однако же – если от осознания того, что в жизни нет ничего напрасного и что, нас окружает не только тьма, но и те, кто готов протянуть руку помощи, когда ты споткнешься, тебе станет хоть капельку легче в минуты испытания, то знай, что твоя жизнь не была напрасной, и твоя судьба ещё будет благосклонна к тебе.

Он смотрел в её глаза, и в мыслях наступила такая ясность, как человек не задумывается над тем, как он дышит:

– Ты же знаешь, что больше всего я боюсь не за себя

– Oh, oui. Я знаю, Жан, милый, – она согласно кивнула и улыбнулась, – Поэтому я хочу показать тебе ещё кое-что. То, что придаст тебе сил и веры идти до конца, – Маргарита продолжала поглаживать его по волосам, и в тишине можно было слышать перестук их сердец, и их сбивчивое дыхание, – Я вижу тебя и знаю таким, каким могут видеть только влюбленные глаза и может знать только любящее сердце. Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось – знай это, и пусть это знание поддержит тебя в трудную минуту.

– Если мне когда-нибудь суждено будет усомниться, то на коленях буду просить прощение, – он взял в ладони её лицо, поднимая его на себя, подпитываясь спокойствием и уверенностью, что читалась в её теплом и ласковом взгляде.

– Ни кто из нас не совершенен, признавать свои недостатки и работать над ними – для этого тоже нужно большое мужество. Дай мне руку, – вместе с тем, как крепла его уверенность, теплела его рука и румянец возвращался на его лицо, – Ничего не бойся, – и он уже не боялся, как при сеансе психотерапии, ведомый её голосом, светом её глаз, теплом её руки в своей руке,– Когда тебе станет нестерпимо тяжело, то вспомни то, что ты сейчас увидишь, и то, как сильно я тебя люблю, и это придаст тебе сил.

И он покорно последовал за Маргаритой в новый пространственно-временной разлом, не выпуская её руки.

В этот раз он оказался в большом зале с паркетным полом, с лежащей на нем широкой алой ковровой дорожкой, и огромными, зашторенными тяжелыми бархатными портьерами вишневого цвета, окнами, тусклый свет нескольких факелов в дальнем конце слабо освещал полумрак. Собственно Джон сидел на ступенях подиума, положив голову на красный бархат оббивки кресла – выглядевшего так же одиноко в этом огромном зале, как и он сам:

– Маргарита, – он даже не обернулся на звук её шагов, ему это и не нужно было, чтобы узнать её шаги из тысячи,– Зачем ты здесь?

А Маргарита, меж тем, выглядела пугающе прекрасно в длинном облегающем платье черного цвета и неброских украшениях из черного жемчуга.

– Что значит «зачем»? – нет, она в мыслях представляла себе различные сценарии их встречи, но вот, такого холодного равнодушия совершенно не ожидала, – Я – твоя жена и мать твоих детей, и я пришла за тобой. Значит, тогда это был не сон? Мне не приснилось, когда ты приходил? К чему тогда это было, если ты не желаешь меня видеть? Ответь мне, чем я виновата перед тобой?

– Уходи, прошу тебя, – а самому ужасно захотелось вскочить, броситься к ней, не отпускать из своих объятий и покрыть поцелуями каждый сантиметр её тела, и невыносимо было бередить душу этими чувствами, когда в ней теперь только жгучая боль и тоска, – Тебе лучше уйти…– пусть она ненавидит...

– И у тебя нет других слов для меня? Ты сделал мне очень больно – тем, что посчитал Марка более достойным твоего доверия. И это после всего, что мы пережили вместе? Как ты мог?! Гонишь меня прочь – хорошо, я уйду. Но, у тебя есть два варианта: либо ты идешь со мной, либо я ухожу одна и подаю на развод. Господи, да что же ты за человек такой! Ты всё решил за меня, да? – от переизбытка эмоций, что сейчас разрывали её, Маргарите трудно было совладать со своим голосом, – И тебе больше нечего сказать мне? Известно ли тебе, что с того дня, как ты исчез, я ни одну ночь не могла сомкнуть глаз и орошала своими слезами подушку? Тогда повтори, повтори это своим детям! Имей хотя бы смелость посмотреть мне в лицо!

– А ты изменилась, Марго – Джон всё так же продолжал сидеть спиной к ней, облокотившись о быльце кресла, – Даже твой голос стал другим.

– Спасибо, учителя хорошие были – гневно бросила она, – Да взгляни же на меня! Посмотри мне в глаза! – не выдержав этого томительного напряжения, она подошла и подняла его с подиума, развернула лицом к себе, уже занеся руку для пощечины, она остановила её у самого его лица, сняла и отбросила его очки – и отшатнулась от увиденного, а звон разбивающегося стекла очков оглушил подобно взрыву в приличном тротиловом эквиваленте – так и внутри у неё что-то гулко разбилось вдребезги... Она стояла и не могла произнести ни слова, и только губы её и подбородок дрожали, а по щекам текли обильные слёзы.

– Ваше любопытство удовлетворено? – отступив на шаг, он зацепился за ковер, вовремя ухватившись за кресло.

Маргарита бросилась к нему. Она положила его голову себе на колени, а он держал в своих руках её ладонь – так они и сидели молча некоторое время.

– Тебе, правда, лучше уйти, – наконец произнес Джон, – Это не место для тебя. Твой Мастер не заслужил Света...

– Замолчи... Нет, вот, ты, и правда – дурак или притворяешься? – улыбнулась Маргарита, – Дурачок мой! Я ни куда не уйду… без тебя.

– Твоё место не здесь, – он, словно, не слышал её слов, – а я не могу уйти, не могу покинуть этот проклятый дворец. Видишь же – я не могу дать тебе ни чего, кроме своего увечья. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

– Не смей, слышишь, не смей при мне так говорить! Неужели, ты так плохо знаешь меня, что говоришь такое? – и слёзы её капали на его лицо, и огнем запекли вдруг его глаза, он напряженно заморгал, – Господи, разве ты не чувствуешь, что я задыхаюсь и гибну без тебя? Я приму тебя, что бы с тобой ни случилось. Родной мой, мой свет, моя боль, слезы мои... Без тебя мне не было жизни, я жила во тьме. Наши дети так похожи на тебя, особенно маленький Анри – у него твои глаза и твой взгляд.

– Если бы ты знала... Ты же ничего не знаешь, – и губы его на её губах искали приют, – Как ты не понимаешь, я же хотел уберечь тебя.

А глаза невыносимо пекло и резало, так, что хотелось кричать, и от судорог ногти до крови впивались в собственные ладони, и, как луч света прорезает кромешную тьму, увидел он её лицо – нет, не тот образ, что навсегда высечен в его сердце, настоящую её – опухшие от слез губы и нос, блестящие глаза, слезинки на ресницах и потекшая тушь. И сердце защемило от сладкой боли – он снова смог увидеть её – такую близкую, такую родную. Нет, он был не прав – она не изменилась, она всё та же... его Маргарита...И вспомнил он, сделанное давно Нострадамусом, пророчество о том, что слезы её исцелят его. И всплыли в памяти слова Марка – да, он обязательно будет бороться, всё стало вдруг таким простым и ясным, словно, он очнулся от долгого сна. Отбросить сомнения и малодушие! Как там говорил Марк? Грызть стены? Теперь он готов сделать даже больше. Он нашел в себе силы, она дала их ему...

– Тогда расскажи мне всё, – тихо попросила Маргарита, – Не ты ли обещал быть всегда откровенным со мной и говорил, что мы вместе пройдем через все, что бы нам не уготовила судьба?

"И в лиловом кипящем самуме

Мне дано серебром истечь,

Я принес себя в жертву себе самому,

Чтобы только тебя изречь.

Верное имя откроет дверь

В сердце сияющей пустоты;

Радость моя, лишь мне поверь –

Никто не верил в меня более, чем ты.

Радость моя, подставь ладонь,

Можешь другой оттолкнуть меня,

Радость моя – вот тебе огонь,

Я тебя возлюбил более огня."

Н. О`Шейн

– Теперь ты видел то же самое, что и я, – легкий пас её изящных рук, и портал снова исчез, – И не забывай, что наша любовь – сильнее всего, как бы ни старалась Лаура и ей подобные, им никогда не одержать верх, – нежное прикосновение губ к губам, прикрыв глаза и не желая отпускать ни её, ни это чувство блаженства:

– Ты уже покидаешь меня? – он задержал её руку, когда почувствовал, что она отстранилась от него.

– Ну, что ты, – она убрала выбившуюся прядь с его лица, – Я буду всегда с тобой – воздухом и водой, мечтою и явью. Если ты не придешь из глубины веков, я для тебя найду крылья, – ещё раз поцеловала на прощание, – А сейчас тебе пора просыпаться, – и образ её стал растворяться в утреннем тумане, оставляя после себя приятное тепло, чувство уверенности в завтрашнем дне и силы исполнить все обеты и выдержать все испытания.

Сквозь сон он услышал, полный паники, голос Маргариты, зовущей его.

"Знаю, что будет и знаю, что нет,

Только бы не навредило это знание мне..."

Руслана Лыжичко

В соседней комнате Даниэлла подскочила на кровати от неприятного липкого чувства, будто кто-то копался в её голове, в самых сокровенных уголках её мыслей, желаний и чувств. А перед глазами всё ещё стоял её собственный образ, отражавшийся в больших зеркалах – в одной сорочке, босая, с распущенными волосами, держа в одной руке расческу и растерянно озираясь по сторонам. И вкрадчивый голос Лауриты – девочки с такими же светлыми волосами, но с более детскими чертами лица и более светлой кожей, и глазами... Такими странными и поразительными, способными изменять свой оттенок от светло-медового до темно-карего, почти черного – в зависимости от внутренних переживаний обладательницы.

– Совершенна, – не сдержала восхищенного возгласа девочка, в тайне мечтавшая больше всего на свете походить на златовласую, избавившись от заточения в этой опостылевшей оболочке тела ребенка,– почти так же прекрасна, как и я, – она взяла девушку за руку, заставляя обернуться вокруг своей оси, с завистью разглядывая её отражение в зеркале, – Посмотри на себя – что ты видишь? Прекрасная и сильная, ни кто не посмеет тебе перечить. Тобой будут восхищаться, тебя будут превозносить как богиню. Ни кто не сможет стать у тебя на пути.

– Что? – златокудрая торопливо высвободилась, взволнованно прижимая руки к себе, – Кто ты и зачем говоришь мне всё это?

– Меня зовут Лаура, – представилась девочка, не обращая внимания на её обеспокоенность, – ты, верно, слышала обо мне...Ты выше остальных, ты гораздо сильнее их. Целый мир будет жить одним твоим словом. Эти жалкие неудачники только сдерживают тебя, не дают полностью раскрыться твоей силе и твоим талантам, они – только пыль под твоими ногами. Со мной же ты сможешь достичь таких высот, о которых даже мечтать не смела. Только я могу бросить весь мир к твоим ногам – представь себе, что все подчиняются одной лишь твоей воле, даже твои друзья склонятся перед тобой. Богиня не по названию, а по праву, – Лаурита нарочито церемонно поклонилась, – Представь, что твой возлюбленный доктор состарится и умрет, а ты останешься с вечной болью и вечной печалью, не в силах ничего изменить. Даже я бы скорбела о таком человеке, спасшем столько жизней... А сколько он ещё мог бы спасти? А твои родители были всегда с тобой? – тут она, как бы нечаянно вздохнула, едва не пустив слезу, – Жаль,такой удел смертных... НО! Ты могла бы всё изменить, позволь только помочь и направить тебя, – она резко замерла с протянутой рукой.

Златовласая изменилась в лице, потом с яростью запустила расческой в зеркало, заставив его разбиться на мельчайшие осколки:

– Ты заставила страдать близких мне людей! И ты ещё посмела заговорить со мной? Если я такая, как ты говоришь, то могу не трепетать перед тобой.

– Я бы не советовала разговаривать со мной в таком тоне, – грозно сверкнула глазами Лаура, – Не стоит наживать себе врага в моем лице. Это я с виду только – милое дитя. Не каждому я делаю такое предложение, и я не предлагаю дважды. Ты предпочитаешь враждовать со мной?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache