Текст книги "Глушь (ЛП)"
Автор книги: Эдвард Ли
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Часть вторая
Позже дом наполнился друзьями, соседями и другими доброжелателями.
«Похороны в стиле Юга», – отметила Патриция. Собрание началось тихо, но вскоре развернулось во что-то похожее на вечеринку. Женщины принесли пирожные, салаты и холодные закуски, но вскоре праздничный стол уступил место алкоголю.
Такие здесь порядки.
Молодые Поселенки молча помогали Эрни раздавать напитки, но Патриция не видела, чтобы кто-либо из Поселенцев пил.
«О, верно, – вспомнила она. – Они крепче чая ничего не пьют.
Зато остальные себя не ограничивали.
Патриция была удивлена тем, насколько хорошо сестра держалась во время службы. Конечно, были слезы, но ничего похожего на дикую истерику, как ожидала Патриция. Опять же, сказывалось ее присутствие.
Ближе к вечеру Патриция начала чувствовать себя спокойнее. Сначала она ощущала себя изгоем, но в конце концов знакомые лица оживили воспоминания о том времени, когда она здесь жила; ее сердечно приветствовали, снова и снова, даже те люди, которых она не могла узнать, пока они не представлялись. Вечер был богат сентиментальными фразами вроде «Дуэйна, конечно, будет не хватать», «Какая трагическая утрата», «Мы будем скучать по нему» и так далее, и, как Патриция подозревала, все это было сказано для того, чтобы исподволь поддержать Джуди. В гостиной некоторые пожилые отваживались сказать правду: «Джуди будет лучше без этого лживого, бесчестного ублюдка. Вот и замечательно, что паршивец исчез». Цинизм Патриции, рожденный большим городом, заставил ее улыбнуться.
На напитки она не налегала: у нее не было настроения и она не хотела оставить о себе плохое впечатление, напившись перед гостями.
«Я здесь ради сестры, – напоминала она себе, – так что налегать не стоит».
Довольно часто – и она не могла ничего с этим сделать – Патриция бросала взгляды на Эрни.
«Только не это», – подумала она.
Он снял пиджак и галстук, из-под подвернутых рукавов белой рубашки выглядывали загорелые руки. Эрни расстегнул несколько верхних пуговиц, и Патриция увидела, как перекатились его грудные мышцы, когда он поднял поднос с бутербродами.
Гуляя взглядом по его телу, Патриция вдруг начала представлять его обнаженным.
«Я должна остановиться! Это безумие!» – ужаснулась она.
– Вы, должно быть, Патриция, сестра Джуди из Вашингтона.
Голос раздался внезапно; она вздрогнула, как ребенок, которого застали за тем, что ему не следовало делать. Рядом с ней стоял хорошо одетый блондин – сверкающие голубые глаза, улыбка с намеком на флирт. Патриция была на грани раздражения: незнакомец сумел так незаметно подобраться, потому что она засмотрелась на Эрни.
– Да, я Патриция, – сказала она, изобразив дружелюбную улыбку. – А вы?
– Гордон Фелпс, – ответил мужчина. Его рука была холодной и твердой. Лицо казалось бледным, что оттеняло его голубые глаза.
– Я много слышал о вас, от вашей сестры. Сожалею лишь о том, что мы встретились при столь трагических обстоятельствах.
«Фелпс, Фелпс», – задумалась Патриция.
– О, вы ведь строительный магнат.
Мужчина усмехнулся.
– Я бы не назвал себя магнатом, но я застройщик, да.
– Вы строите роскошные дома по ту сторону реки. – Юридические инстинкты тут же дали о себе знать. – И хотите продолжить строить на этой. Моя сестра упомянула, что вы уже сделали ей предложение, поэтому сообщаю, что я юридический советник Джуди по личным и деловым вопросам. – С искренней улыбкой она вручила ему визитную карточку. – Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне в будущем.
Вежливое проявление силы не расстроило Фелпса. Наоборот, он был впечатлен и положил визитку в карман.
– Благодарю вас. Обязательно обращусь, хотя подозреваю, что в этом не будет необходимости. Джуди ясно дала мне понять, что не собирается продавать землю своей семьи, – и я это уважаю. Устоять перед чередой крупных предложений в наши дни... Хотя я остановился на пяти миллионах, больше, на мой взгляд, предлагать не практично.
«Пять? Она же говорила об одном», – удивилась Патриция.
– Понимаю ее преданность Эверду Стэнхёрду и его людям. Она не хочет их выселять. Но, если бы земля принадлежала мне, у меня бы не осталось выбора. На месте, что они занимают, может вырасти целая община состоятельных граждан.
– Поселенцы для нас как дальние родственники. Они начали работать на моих родителей в пятидесятые, когда те только-только занялись сбором крабов.
Тем временем Патриция размышляла: «Пять миллионов? Совсем недурно».
– Конечно. Я продолжу развивать свой проект на другом берегу реки. Уверен, он все равно окажет благотворное влияние на город. – Фелпс окинул взглядом собравшихся. – Во всяком случае, грубо с моей стороны даже обсуждать это в такое неподходящее время, извините.
– О, я так рада, что вы наконец встретились. – Джуди отделилась от группы людей и встала между Патрицией и Фелпсом, приобняв их за плечи. – Это мистер Фелпс, тот застройщик, о котором я тебе рассказывала.
– Да. Мы как раз говорили об этом, – сказала Патриция.
Джуди была пьяна и немного клонилась вперед. Но, по крайней мере, перестала плакать. Она крепче обняла сестру.
– О, и это Гордон оплатил весь алкоголь на похоронах. Разве не мило?
– Да, мило, – согласилась Патриция, подумав: «Наверное, надеясь, что ты напьешься и подпишешь соглашение о покупке себе в убыток».
– Если бы я мог сделать больше, Джуди, – сказал Фелпс. – Вы с Дуэйном стали для меня настоящими друзьями, и мое сердце с тобой в это печальное время. Надеюсь, это само собой разумеется, но если вам что-нибудь понадобится – только скажите.
– Спасибо, Гордон. – Джуди прослезилась, затем посмотрела на сестру щенячьими глазами. – Он такой милый!
«Милый? Ну не знаю. Как по мне, так он жулик», – подумала Патриция. Конечно, в эту минуту она защищала Джуди. Фелпс мог быть прекрасным человеком и честным предпринимателем, но адвокаты предпочитали презирать бизнесменов. Поэтому она предположила, что ее реакция была вполне адекватной.
Несмотря на возникшую неловкость, Фелпс не потерял лица. Джуди была пьяна и в таком состоянии не умела держать себя в руках. Она специально так сильно цеплялась за Фелпса? Намеренно ли она прижималась к нему левой грудью или вообще не отдавала себе отчет в том, что творит? Из-за позы вырез черного платья скользнул ниже положенного, углубляя декольте.
«Моей сестре нравится этот мужчина?» – возник в голове Патриции неожиданный вопрос. Грудь Джуди была такой же необъятной, как и у ее сестры. Патриция наблюдала за глазами Фелпса, надеясь поймать его на горячем... но не смогла.
«С тех пор как вернулась сюда, я будто в шорах, – осознала она. – Пора бы уже снять их и во всем разобраться».
– Мне нужно в дамскую комнату, но вы не отвлекайтесь, – невнятно проговорила Джуди. Она поцеловала Патрицию в щеку, приобняла Фелпса и удалилась.
– Мне тоже пора, – сказал Фелпс, глядя на часы. – Завтра рано вставать. Очень приятно было с вами познакомиться.
– Взаимно.
«Любопытно, – заметила про себя Патриция. —Может быть, он лучший парень в мире, но... не нравится он мне».
В ней говорил циничный адвокат, но какое это имело значение? Когда она обернулась в поисках Эрни, его мускулистая спина уже исчезала за дверями кухни.
Она что, вдруг стала одержима? Неужели возвращение домой воззвало к ее до сих пор дремавшей потребности размножаться?
«Мы даже старшеклассниками не встречались, – напомнила она себе. – Он хотел, а я нет».
Или это какое-то давным-давно погребенное сожаление, которое вознамерилось выползти из ее души и отравить ей и так непростые каникулы дома?
«Смешно», – Патриция отбросила эту мысль. Даже в самые темные часы она знала, что обрела счастье и гармонию, в том числе сексуальную, в объятиях Байрона. Когда она позвонила ему перед похоронами, то завелась, просто услышав голос мужа. Соски затвердели, когда Патриция рассказывала о скучных домашних делах.
«Не знаю, что за ерунда с Эрни, но это глупо и бессмысленно, поэтому нужно поскорее от этого избавиться», – решила она.
– Привет, Патриция. Прими мои соболезнования. Извини, что долго не подходил поздороваться, с возвращением в Аган-Пойнт.
Опять ее застали врасплох, пока она размышляла. Шериф Саттер, несмотря на свои немаленькие размеры, умудрился подойти к ней бесшумно. Она всегда воспринимала его как стереотипного деревенского шерифа – мужлана с подтяжками и большим животом в комплекте, – который заботился о жителях городка, чей покой должен был охранять. Патриция помнила, насколько нежен и заботлив он был после того, как ее изнасиловали, как деликатно обращался с ней во время изнурительного, но необходимого допроса.
Она тепло улыбнулась и пожала ему руку.
– Шериф Саттер. Рада вас видеть. Кстати, вчера я махала вам рукой.
Он подмигнул.
– У «Квик-Марта». Да, мы с Треем видели тебя мельком в блестящей новой машине. Джуди всегда рассказывает мне, как вы с мужем поживаете. Мы рады за тебя.
Это была обычная вежливость, но Патриция оценила этот шаг и действительно была рада видеть Саттера.
– Спасибо, шериф, и я надеюсь, что у вас тоже все хорошо. – Она быстро огляделась. – Где, кстати, ваш заместитель? Я уверена, что видела его на кладбище.
– Отправился в патруль, но тоже выражает свои соболезнования.
Внезапно тень набежала на лицо шерифа, и Патриция заметила, что он сжимает в руках темный пластиковый пакет с официальной печатью.
– Могу украсть у тебя минутку? Не могла бы ты принять это и убедиться, что Джуди получит его, когда немного придет в себя? – Саттер указал на пакет. – Это из лаборатории округа. Им они больше не нужны.
– Что это?
– Личное имущество Дуэйна. Вещи, которые были при нем, когда нашли тело. Вернули сегодня, но я подумал, что пока не очень-то уместно отдавать их Джуди.
– Да, конечно.
– Обручальное кольцо, часы, кошелек.
Патриция открыла пакет и заглянула внутрь.
– Лаборатория обнаружила что-нибудь?
– К сожалению, нет. Кстати, там еще наличные, чтобы ты знала. Хорошая сумма.
«Часы, кошелек, золотое кольцо – всё на месте?» – Патриция нашла это странным. Она открыла кошелек, увидела наличные. Но пять стодолларовых купюр лежали отдельно, на дне пакета.
– Необычно, не так ли, шериф?
– Ты имеешь в виду, что убийца не взял ценные вещи и деньги? Да, это странно. И конечно, все думают, что это убийство, из-за того...
– ...что он потерял голову, – закончила она.
– Да. Но, собственно, причина обезглавливания официально обозначена как «неопределенная». Другими словами, коронер не вполне уверен, что это убийство. Может быть, случайность, кто знает?
Патриция не стала выражать недовольство. Вместо этого она спросила:
– Это правда, что никто до сих пор не нашел...
– Голову Дуэйна? Да, боюсь, что так.
Патриция сомневалась, что подобное происшествие можно назвать несчастным случаем, но не хотела заводить разговор дальше.
«Ну что ж, – отметила она про себя. – «Неопределенное» обезглавливание».
– Я уберу в безопасное место, шериф, – заверила она, – и передам Джуди в подходящее время.
– Большое спасибо, Патриция. И спасибо, что приехала. Это очень много значит для Джуди. – Он снова пожал ей руку. – Ну, я, пожалуй, пойду. Уверен, мы еще увидимся до твоего отъезда.
– Надеюсь, шериф. До свидания.
Саттер протиснулся сквозь толпу.
«Положу-ка я тебя в секретер», – подумала Патриция, разглядывая пакет. В ее голове продолжала вертеться мысль, что называть обезглавливание несчастным случаем было весьма странно. Да и беспокойство шерифа Саттера, когда он говорил об этом, вызывало массу вопросов.
Будто что-то беспокоило его больше, чем факты.
Смерть Дуэйна – загадка, но...
«Похоже, шериф знает больше, чем говорит», – подумала она.
Патриция заглянула в гостиную и увидела, что Джуди расположилась на диване в окружении друзей.
«Снова напивается, но сегодня у нее есть на это все права», – признала она.
Патриция прошла по коридору и включила свет в маленькой каморке, которую Джуди использовала как кабинет.
Комната казалась безжизненной из-за шкафа под документы во всю стену.
Бумаги компании.
Над столом висел самый первый регистрационный сертификат Джуди и бизнес-лицензия.
Заметив фотографию на другой стене, Патриция помрачнела. Старый портрет отца, выгружающего крабов с маленького траулера.
Патриция готова была поспорить, что фото было сделано до ее рождения.
У отца, бодрого и мускулистого на фотографии, был холодный и безжалостный взгляд, каким она его и помнила.
Висевший рядом старый плакат окончательно расстроил Патрицию.
ПРИХОДИТЕ ВСЕ!
ПЕРВЫЙ ЕЖЕГОДНЫЙ КРАБОВЫЙ ФЕСТИВАЛЬ АГАН-ПОЙНТА!
ПОНЕДЕЛЬНИК, 6 СЕНТЯБРЯ
С ПОЛУДНЯ ДО ВОСЬМИ ВЕЧЕРА НА ПОЛЕ БОУЭНА!
Патриция отвернулась, в горле встал ком, в животе завязался узел.
«Поле Боуэна, Бог мой», – нахлынули воспоминания.
Внезапно ей показалось, что отец смотрит на нее с фотографии не холодно, а осуждающе.
Патриция оцепенела. Образы в голове замелькали, утягивая ее в пучину прошлого.
...она думала об этом весь день, но не знала почему. Это совсем на нее не похоже – купание нагишом.
Большое событие для одиннадцатиклассников. В Аган-Пойнте было много подходящих прудов и небольших озер. Патрицию часто приглашали друзья, но в этом не было никакого сексуального подтекста: звали всегда девчонки. Случалось, что парни иногда приходили на такие купания, но ничего никогда не происходило. Патриция решила, что это безвредное развлечение. Обычный субботний вечер для шестнадцатилетних.
Но это не означало, что ей нужно в этом участвовать.
Патриция не была замкнутой и не стеснялась своего тела. В чем-то она была даже раскованнее одноклассниц. Как хорошие оценки позволили ей «перепрыгнуть» через класс, так и ее тело, казалось, пропустило переходный период и устремилось к женственности быстрее, чем тела ее одноклассниц. Много раз в душевой после занятий в спортзале она ловила на себе полные зависти взгляды. Патриция не возражала.
– Чего ты боишься? – как-то спросила ее подруга.
– Патти, да мы каждые выходные купаемся в Аган-Пойнте. Не будь такой ханжой. Если бы у меня было твое тело, я бы выставляла его напоказ при каждом удобном случае!
Но Патриция не стала бы этого делать. Красоваться было не в ее характере. К тому же она не торопилась расставаться с девственностью и терпеливо ждала правильного человека. Другие девушки были менее разборчивы, но даже в столь юном возрасте Патриция понимала, что это путь в никуда. Она хотела пойти в колледж и построить карьеру, в то время как другие торопились выскочить замуж сразу после школы и нарожать детей.
«Они, но не я», – решила она. Эти девочки в итоге проживут здесь всю свою жизнь и никогда не узнают, как много возможностей упустили. Патриция решила, что сделает все, чтобы вырваться из своего захолустья и не прожить скучную жизнь домохозяйки из Аган-Пойнта.
Что касается секса...
До секса она еще не добралась и, более того, даже не замечала за собой влечения, хотя казалось, что оно одно и руководит мыслями окружающих ее парней и девушек. Патриция встречалась с несколькими мальчиками, но только раз позволила поцеловать себя «с языком». Парень из двенадцатого класса, с уроков географии, который ей нравился, однажды снял с нее бюстгальтер в автокинотеатре старика Палмера, но фильм – что-то о червях-убийцах – вызвал в ней больше отвращения, чем страха. Парень неуклюже щупал ее грудь и сосал соски в течение нескольких минут, пока, очевидно, не кончил себе в штаны. Он также пытался поласкать ее между ног, но остановился чуть ниже пупка. Патриция надеялась, что в географии он разбирается лучше, чем в женской анатомии. Другими словами, предварительная экскурсия в сад чувственных наслаждений оставила ее разочарованной.
Многие ждали, что она будет встречаться с Эрни, но, когда ее спрашивали о перспективах, она неизменно отвечала: «Эрни – мой друг с первого класса! Он мне как брат! Я не смогу с ним встречаться!» Только позже, незадолго до окончания школы, она узнала, как сильно он по ней сох.
Ей просто не были интересны ни Эрни, ни кто-либо другой. Даже когда подруги описывали свой опыт после того, как занимались «этим» (и невероятные многочисленные оргазмы, которыми все всегда заканчивалось), Патриция только хмурилась в ответ. Мастурбация казалась чем-то смешным, по крайней мере судя по описаниям, которыми с ней делились.
«Вдруг кто-нибудь меня увидит?» – думала Патриция.
И что в этом такого классного? Когда она была младше – четырнадцать или около того, – однажды задержалась на волейболе, торопилась домой и решила срезать через лес, где случайно наткнулась на парня из хозяйственного магазина Ходжа и молоденькую Поселенку.
«Так вот что такое секс», – поняла она, не смутившись и не впечатлившись. Беспечное исполнение мальчиком любовного дела продолжалось около трех минут, после чего он быстро оделся и ушел. Но Поселенка осталась, одной рукой разминая груди, а другой лаская гениталии. Ее тело извивалось, спина выгибалась, а шумный финал только удивил Патрицию и убедил ее в том, что ей не нужно делать с собой ничего подобного: «Зачем? Если бы я так кричала, то меня бы весь дом услышал!»
К концу одиннадцатого класса она обнаружила, что все разговоры о мальчиках и свиданиях, а также выпускных, вечеринках и сексе ее раздражают.
«Наверное, я просто отличаюсь от всех остальных», – сделала она вывод, чувствуя себя абсолютно нормальной. Отсутствие сексуальных переживаний совсем ее не трогало. Куда больше ее заботили карьера и будущее. Секс мог и подождать.
Был последний день школы, и Патриция так и не вспомнила, почему решила это сделать. Они с Джуди пошли на поздний двойной сеанс в городской кинотеатр. Патриция звала с собой подруг, но те отправились купаться нагишом – сестры отказались поехать с ними. В тот год все говорили о «Звездных войнах», но прежде нужно было высидеть первый фильм – изнурительный ужастик о египетском каннибале, который работал в сфере общественного питания. Патриции низкопробная поделка показалась забавной, но Джуди ушла на половине, возмущенная обилием насилия и поддельной кровью, которая выглядела как обычная краска. «Звездные войны» были по-настоящему захватывающими. Однако по дороге домой Патриция задумалась.
«Может, попробовать, – подзадоривала она себя. —Хотя бы буду знать, как это делать. На всякий случай».
Мыслей о сексе не было вовсе. Ей просто было любопытно, что испытываешь, когда купаешься нагишом: «Посмотрим, понравится ли».
Но где? Все были на озере в Лантвиле.
«Знаю», – подумала она. Указательный знак на обочине Пойнт-роуд гласил:
ПОЛЕ БОУЭНА
Пруд, почти полностью окруженный лесами.
Идеально.
Сегодня родители играют в бинго, а значит, вернутся домой поздно. Лето почти наступило, стало жарче, и повысилась влажность: Патриция шла по улице всего несколько минут, но уже была липкой от пота.
Она подумала, что окунуться в пруд – это как раз то, что нужно.
Дорога вела ее через лес, сандалии с громким хрустом ломали веточки. Квакши пищали, как попугаи, и Патриция шла медленно, не сводя глаз с земли, чтобы случайно не раздавить лягушку. Лес закончился.
Открылась поляна, окруженная высокими деревьями. Луна едва просвечивала сквозь кроны могучих дубов. Поле Боуэна принадлежало муниципалитету и использовалось в основном для окружных игр в софтбол и праздничных сборов. Площадки для пикников со столами и грилями разместились с одной стороны, пруд – с другой.
Патриция огляделась.
«Никого», – довольно подумала она. Спрятавшись за дерево, Патриция, не задумываясь, скинула шорты и топ, заколебалась на секунду и отправила вслед за ними трусики и бюстгальтер. Напоследок посмотрела по сторонам.
«Все купаются в Лантвиле, – появилась в голове мысль, – а я купаюсь здесь. Так вот просто». На поле никого не было, а значит, незачем было смущаться. Поэтому она пожала плечами и пошла к пруду.
«Видишь? Ничего страшного», – сказала себе Патриция.
Она хихикнула. Взглянув на себя, Патриция удивилась тому, насколько она белая. Что природа одарила ее очень светлой кожей, она знала, да и загар ее почти не брал, но сейчас, подсвеченная серебристым светом луны, она превратилась в молочно-белого призрака.
«Я голая. На улице!» – она снова хихикнула.
Душный ночной воздух лип к ее телу.
Цикады пели свои удивительные песни. Пруд был неподвижен – черное зеркало, отражающее идеальный диск луны. Ил просочился между пальцами ног, когда она вошла в водоем. Сначала вода доставала до лодыжек, затем, когда девушка прошла вперед, – до колен. Патриция подняла ногу и сделала шаг, готовясь почувствовать воду на бедрах.
Плюх!
Она неожиданно провалилась под воду. Выплыв на поверхность, Патриция засмеялась и поплыла по-собачьи. Прохладная вода после удушающей ночной жары смыла остатки напряжения. Внезапно ее охватило чувство всепоглощающей свободы: «Никто не знает, что я здесь. Я совершенно одна!»
Будто в целом мире никого не осталось, и она одна, голая и независимая, теперь наслаждается его благами. Луна, конечно, подглядывала за ней одним глазком, но кому она расскажет? Вытянув руки, Патриция почувствовала, что вода держит ее, облегая, словно роскошное платье. Она улыбалась и плыла дальше, отдавшись спокойствию.
Патриция была счастлива в тот момент.
Это был какой-то мешок. Холстина или несколько слоев мешковины. Она никогда не узнает, что именно. И она совсем не ожидала нападения.
Должно быть, он все время был в воде. Поджидал? Невозможно. Никто не знал, что она здесь. Патриция вообще решила прийти сюда только после кинотеатра.
Когда она повернулась, чтобы поплыть обратно к берегу, тяжелый мокрый мешок накинули ей на голову сзади и затянули шнурок.
Ткань поглотила крик.
Сильная рука сжала в замке ее шею. Атакующий греб к берегу, таща Патрицию за собой. Вторая мощная рука сжимала ее причинное место, будто оно было мячиком-антистрессом. Пальцы настойчиво стремились внутрь. Каждый раз, когда она пыталась вдохнуть и крикнуть, мешок лип к ее губам, так что получался только надсадный хрип. Ее лодыжки забились в иле, и она поняла, что они достигли берега.
Бац!
Удар твердого как камень кулака лишил ее сознания.
Тьма заполнила разум. Она умерла? Нет. Сознание понемногу начало возвращаться, и ужас вытеснила тошнота. Патриция открыла глаза, но не смогла ничего увидеть. Мешок с нее сняли, но глаза заклеили широкой полоской клейкой ленты. Она попыталась пошевелиться, запястья и лодыжки приподнялись... но только на пару сантиметров.
Она была связана.
Начали возвращаться чувства. Глаза были заклеены, но рот нет. Патриция глубоко вздохнула, приготовившись громко закричать.
Ладонь ударила ее по губам.
Что-то очень острое кольнуло шею.
– Чувствуешь?
Хриплый шепот.
– Это нож. Будешь шуметь, перережу горло. Поняла?
Тело горело, но она не могла пошевелиться. Паралич сковал каждую мышцу в теле, даже шею.
Кончик ножа уколол чуть сильнее.
Патриция с трудом кивнула.
– Если укусишь, отрежу язык и сиськи и оставлю их на пороге твоей мамаши. Усекла?
Патриция кивнула еще раз.
Липкая ладонь исчезла, но ее рот тут же накрыли слюнявые губы. Насильник, как назло, оказался страстным – хотел сначала поцеловать. Чужой язык впился в губы Патриции, пытаясь проникнуть в рот. Рефлекс заставил девушку зажмуриться, несмотря на повязку, а потом...
Сознание отключилось.
Дальнейшее было продиктовано защитным рефлексом. Еще несколько минут назад Патриции казалось, что за ней подглядывает луна, но теперь она сама обратилась вуайеристом и смотрела на себя как бы со стороны. Патриция разжала губы и позволила делать с собой все что угодно.
«Не борись с насильником», – прочла она однажды в женском журнале, поэтому приняла его язык. Привкус алкоголя и несвежее дыхание проникли в ее рот вместе со слюной. Затем насильник всосал ее язык, и она почувствовала щель.
У него не было двух передних зубов.
В конце концов отвратительный поцелуй закончился. Рот сместился к груди. Насильник всасывал соски Патриции в зазор между зубами и яростно охаживал их языком. Она чувствовала, что он голый, – горячее тело вдавливало ее в землю. Патриция отключилась, словно она не была частью всего этого.
Он больше не произнес ни слова.
Распятая на земле, она позволяла ему истязать себя, слюнявить живот. Соски гудели от яростных ласк его языка и оттого, что то и дело оказывались в щели между зубами. Через мгновение он уселся ей прямо на живот. Его мошонка легла горячим мешочком с пудингом на ее живот. Он мял ее грудь, будто хотел надоить молока. Было больно: Патриция подозревала, что останутся синяки. Его пальцы добрались до ее сосков, ущипнули, вцепились в них мертвой хваткой. Патриция извивалась под своим мучителем, когда он особенно сильно сдавливал ей соски, как будто вкручивал винты в стену.
Он изменил положение.
Все закончилось?
Глупый вопрос. Конечно, нет. Все только начиналось. Она все еще была привязана и только теперь поняла, как широко разведены ее ноги. Грубые ладони схватили ее за бедра, а рот...
О Боже!
Отвращение рухнуло на нее, как кирпичная стена под натиском жесточайшего ветра. Мерзкий язык напал на самую личную часть ее тела. Кончик прогулялся вокруг отверстия влагалища, стимулируя половые губы. У насильника был длинный язык, так как проникал он глубоко внутрь после каждого круга. Он делал это так долго – Патриция испугалась, что сойдет с ума или ее вырвет и она задохнется.
Патриция будто со стороны наблюдала за собственными мучениями. Возбуждение и отвращение смешались в ней, породив странный, отталкивающий коктейль.
Его губы скользнули выше. Рот настиг свою истинную цель: язык скользил назад и вперед, вверх и вниз, охаживал ее жесткими кругами. Время от времени насильник всасывал и оттягивал клитор через дырку в зубах. Жуткая пародия на минет.
Ощущения становились интенсивнее. Веревки натерли лодыжки и запястья, каждый мускул в ее теле начал сжиматься. Чувство, которое она раньше никогда не испытывала, ошпарило ее. Обжигающе горячо, но так приятно! Та часть сознания, что покинула ее тело в самом начале чудовищного акта, вернулась назад, и Патриция, неожиданно для себя, испытала оргазм.
Это все, что она помнила.
Патрицию нашли на восходе. Клейкую ленту она сорвала сама, оставив на ней часть бровей, и с ужасом увидела колышки и веревки, благодаря которым была распята. Внутри нее все сжалось, она чувствовала себя раздавленной. Патриция безмолвно и безучастно приняла куртку прохожего, выгуливавшего собаку, и смотрела в одну точку, пока не приехала полиция.
Разумеется, нападавший изнасиловал ее после оральной прелюдии, но она ничего не помнила. Она чувствовала, что девственность потеряна, хотя крови было мало и боль от первого в ее жизни проникновения в памяти так и не отразилась. Но она чувствовала сперму внутри себя, как дьявольскую, разъедающую душу слизь. Разум цепенел от нескончаемого отвращения. Даже если бы на нее испражнились, она бы вряд ли почувствовала себя более грязной. Хуже всего была жалость во взглядах людей, которые нашли ее. Как будто она превратилась в инвалида, неспособного ухаживать за собой.
– Бедная девочка, – пожалела женщина.
– Убить бы больное животное, которое сделало это, – сказал мужчина.
Патриция едва соображала, где находится. В конце концов прибыл молодой шериф Саттер и отвез ее домой. Мать и Джуди были в ужасе, сестра расплакалась, когда узнала, что случилось. Шериф Саттер был очень внимателен, аккуратно провел осмотр и допрос. В те дни не было ДНК-профилирования, найти нападающего было невозможно, единственное, что могли сделать врачи, – взять вагинальный мазок, чтобы проверить, не заразил ли насильник девушку. И Патриция полагала – даже сейчас, спустя два десятилетия, – что если и было что-то более отвратительное, чем само изнасилование, так это реакция отца, когда он узнал подробности.
– Купаться нагишом! – ревел он с красным лицом, когда вернулся домой после работы. – Шлялась без одежды, как обычная шлюха! Жизнь и так тяжела, а моя дочь вдобавок еще и опозорила семью. Мы теперь выглядим как мусор! – Он ударил ее по лицу. – Почему ты позволила этому произойти?
Слова ранили больше, чем пощечина. Патриции казалось, что в нее выстрелили из пистолета. Слезы наполнили глаза, и когда она обратилась к матери за поддержкой, та встретила ее с каменным лицом.
«Так давно, – подумала Патриция, глядя на плакат. – Я почти все забыла, пока не вернулась сюда».
Хватит.
Она стряхнула зарождающееся отчаяние и сосредоточилась на пакете, который дал ей шериф Саттер.
«Думаю, стол сойдет за надежное место», – решила она и засунула пакет в нижний ящик. После воспоминаний об отце и поле Боуэна, Патриция поспешила покинуть тесную комнату, но, прежде чем выйти, она приняла неожиданное решение.
Она сорвала плакат со стены и скомкала его. Это не принесло успокоения, но все равно лучше, чем ничего. Патриция уже собиралась бросить плакат в корзину около стола, как вдруг что-то привлекло ее внимание.
Что-то внутри.
Конверт и смятое письмо.
Возможно, будь в корзине что-то еще, Патриция и не заметила бы их.
Она вытащила конверт и письмо, расправила...
Конверт был адресован Дуэйну и подписан вручную. Обратный адрес не был указан; на почтовой марке стояла дата за день до смерти Дуэйна. Рекламу никто бы не стал подписывать вручную, но, очевидно, Дуэйн открыл конверт, прочел письмо и тут же все выбросил.
Любопытство клюнуло ее под лопатку, хотя она и не поняла почему. Обычно ее не интересовали личные дела других людей.
«Ублюдок мертв, так что вторжением в личную жизнь это не назовешь», – рассудила она.
Разгладив бумагу, Патриция увидела, что это не письмо.
На белом листе сверху было написано только одно слово: «Венден».







