Текст книги "Глушь (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Не самый дружелюбный парень, – заметил Папаша, – но мне все равно. Моя выручка утроится в первый же год, когда откроют его жилой комплекс.

– Он крупный строитель, Папаша, – напомнил Саттер. – Такие парни по мелочам не размениваются. Они всегда серьезны. Поэтому они и миллионеры.

Трей оперся на прилавок и пожал плечами.

– Не такой уж он и непроницаемый, если узнать его поближе. К слову, мне довелось выпить с ним одним вечером. В баре.

Саттер с удивлением ощутил что-то вроде ревности.

– Да ты шутишь!

– Не-а. Он и несколько его управляющих сидели в баре. Пригласили меня присоединиться, и мы все где-то с час говорили о том о сем и пили пиво. Когда Фелпс не на работе, он обычный парень, как ты и я.

Саттер завидовал Трею. Фелпс был из тех людей, с которыми непременно хотелось свести знакомство.

Надо будет поработать над этим.

– До скорого, Папаша, – сказал он. – Мы поедем.

– Полегче оставшуюся часть дня, ребята, – отозвался Папаша. – Избиение отморозков может сильно вымотать.

– Еще один день на любимой работе, – сказал Трей, бросив последний взгляд на стойку с журналами.

Выйдя на улицу, Саттер не успел еще даже вытащить ключи, как заметил тень, скользнувшую за его спиной. Он не слышал ни звука. Наркодилеры вернулись отомстить?

«Вряд ли, – подумал он. – Им повезло, если они смогли добраться до ближайшей больницы».

Саттер развернулся, инстинктивно потянулся к кобуре и обнаружил, что смотрит в лицо изможденному старику.

– Здорово, Эверд, – сказал Трей.

Эверд Стэнхёрд, худой и высокий, в выцветшем черном костюме и галстуке, напоминал тщательно одетое пугало. Короткие, цвета воронова крыла волосы не сочетались с бледным морщинистым лицом, а глубоко посаженные глаза казались слишком яркими. Словно какой-то безумный хирург вырезал их у двадцатилетнего парня и пересадил в череп старика. Единственная деталь, которая отличала его от обычного пожилого мужчины, – подвеска на шее, маленький черный мешочек на шелковом шнурке.

Эверд жил со своей женой, Мартой, в единственном доме на краю мыса – ветхом деревянном особняке, построенном сто лет назад. Джуди Паркер позволила ему поселиться там, и Стэнхёрд делил его с другими старейшинами клана. Остальные Поселенцы жили на прилегающей территории. На удивление добротные жестяные лачуги образовывали Сквоттервиль, как люди прозвали этот район. Джуди не брала с них аренду. Своеобразный бонус за работу в крабовой компании. По своей сути Поселенцы были законопослушными и трудолюбивыми, а этот хрупкий, но полный жизни человек, стоявший перед Саттером, был их лидером.

– Рад вас видеть, Эверд, – сказал Саттер. – Есть новости об уехавших людях?

– Нет, сэр, – ответил Эверд. Все Поселенцы говорили с особым акцентом, но интонации и дикция Эверда удивили бы и привыкшего к говору Поселенцев. Его тонкие губы почти не двигались, так что впору было заподозрить, что слова воспроизводит какой-то динамик, спрятанный в складках одежды.

– На самом деле двое уехали в Роанок на прошлой неделе, это я знаю точно. Подозреваю, что то же самое можно сказать и о других, как вы предположили. Просто членам нашего клана не свойственно уезжать без предупреждения.

– Эверд, когда я был ребенком, я несколько раз сбегал из дома и никогда не рассказывал родителям, куда направлялся, – сказал Саттер. – В Аган-Пойнте больше сотни Поселенцев. За всеми не уследишь.

– Вы правы, сэр, – сказал Эверд. Он стоял почти не двигаясь, лишь потирал тонкими высохшими пальцами черный мешочек на шее.

– Однако кое-кто все же, похоже, исчез – молодая девушка по имени Синабель, по-вашему Синди. Но я должен признать, что она, возможно, связалась с плохой компанией и уехала в город на поиски приключений. – Эверд сделал паузу, словно хотел сказать что-то неприятное. – Она не очень-то придерживалась тех норм, которым следует мой клан, и я боюсь, что не одна она. Несколько наших девочек в прошлом тоже пошли по кривой дорожке. Я чувствую, что, в конечном счете, это моя вина.

– Хотите сказать, она торговала своим телом? – уточнил Трей. – Эверд, ваши Поселенцы законопослушнее коренного местного населения. С точки зрения полицейского, граждан лучше и не отыскать.

– Не вините себя, – попытался утешить старика Саттер. Ему полегчало, когда он понял, что Эверд разумно относится к происходящему.

– Вы хорошо управляете своими людьми, и мы за это благодарны. Нельзя винить себя за то, что несколько Поселенок пошли по скользкой дорожке. Тут ничего не поделаешь. Всегда будут девушки, уверенные, что больше заработают собственным телом, чем честным трудом. И всегда будут парни, которые захотят свернуть с прямого пути. Так было испокон веков. Не тревожьтесь об этом.

– Тем не менее я прошу прощения за свои неудачи, – сказал Эверд. – И постараюсь впредь внимательнее следить за молодыми. Но вообще я хочу поблагодарить вас.

– За что?

– Чуть раньше, – проговорил Эверд, продолжая потирать мешочек, – какие-то бандиты из города пытались развратить одну из наших девушек. Она рассказала мне об этом и особое внимание уделила вам, шериф. Вы с напарником хорошенько проучили этих преступников.

– О да, – сказал Трей. – Пара торговцев наркотиками пыталась продать свое дерьмо в нашем городе. Мы задали им жару, не так ли, шеф?

– Вам не стоит беспокоиться об этих парнях, Эверд, – заверил Саттер. Он то и дело бросал взгляд на кулон. В шерифе просыпалось любопытство.

Эверд посмотрел ему прямо в глаза. Радужки старика были зелеными, как изумруды, с вкраплениями синего – еще одна характерная особенность Поселенцев.

– Мой клан бесконечно благодарен вам, и мне не хватает слов, чтобы выразить, насколько сильно. Я приглашаю вас обоих в мой дом сегодня вечером, на ужин, приготовленный по традиции наших предков. Марта будет подавать колбасу по-андуйски из копченой ондатры, суп из крабов и нута, пирожки с рогозом и сезонный деликатес этого года. Мы называем его «куста».

– Куста? Что это? – спросил Трей.

– Жареные цикады с дикой мятой и белым перцем.

«Фуу!» – внутренне поморщился шериф.

Его заполненный пончиками желудок съежился, будто по нему ударили ногой.

– Это... э... очень щедро с вашей стороны, Эверд, и мы обязательно придем к вам, но как-нибудь в другой раз. Видите ли, у нас полно важной полицейской работы. Боюсь, что мы будем заняты несколько недель кряду.

Эверд кивнул.

– В другой раз. Когда вам будет удобно. Для вас двери моего дома всегда открыты. И помните: на следующей неделе клан устраивает пикник.

– Мы обязательно придем, – сказал Трей.

– Джентльмены, желаю вам приятного дня.

Саттер не удержался:

– Эверд, будьте добры, скажите мне, что это за штука висит у вас на шее?

Вопрос совершенно не смутил старика.

– Это «ток».

Он развязал мешочек и вытащил на свет что-то плотное и перекрученное.

«Что это, черт возьми!» – подумал шериф.

Это была куриная голова.

– Отрубленная голова черного петуха. Не обычной курицы, заметьте, – пояснил Эверд. – Сохраняет мудрость. – Он начал снимать кулон. – Держите. Я хочу, чтобы он был у вас. Это подарок от меня.

«Какая гадость!» – Саттера снова внутренне передернуло.

Он поднял руку.

– Ой, нет, Эверд, я не могу. Но все равно спасибо.

– Ну хорошо. Было приятно провести эти несколько минут в вашей компании. Я с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Эверд удалился бесшумно, как тень.

– Ну что? – усмехнулся Трей. – Учитывая все, что готовят к ужину, я удивлен, что в меню нет курицы. Ох, и мудреные же у них суеверия.

– Это ты верно подметил, – сказал Саттер. – А ондатру и цикад я точно есть не буду.

– Заметано. Эй, шеф, почему бы тебе не повесить куриную голову на зеркало заднего вида в патрульной машине? Может быть, это даст нам мудрость!

Саттер провожал взглядом удаляющегося старика.

– Поселенцев трудно понять. Они вроде как индейцы, но не похожи на них. Все эти обереги и ритуалы, в которые они верят...

– Как цыгане, – сравнил Трей. – Но они не похожи и на цыган. Они даже на европейцев не похожи.

– И этот их говор. Такой странный. Однажды я спросил Эверда, откуда он и его люди. И знаешь, что он ответил? «Из Старого мира». Я попросил его пояснить, и тогда он сказал, что все они из Аган-Пойнта. Что его предки всегда были здесь. – Саттер ущипнул себя за подбородок. – Интересно, откуда они на самом деле.

– Да. Но есть еще один вопрос, и куда более важный, – сказал Трей.

– Какой?

– Кому какое дело?

Саттер согласился. Он снова посмотрел на дорогу и уже не увидел Эверда Стэнхёрда. Трей повернулся к нему спиной, глядя в противоположную сторону.

– О, шеф! Ты глянь, какая тачка!

– Да, колеса что надо.

Кадиллак последней модели, цвета красного вина, с открытым верхом ехал мимо магазина Папаши. Женщина за рулем заметила, что двое полицейских наблюдают за ней, и немного притормозила. Трей прищурился.

– Похоже, какая-то цаца за рулем. Высший класс.

– Чересчур высокий для этого города, если говорить по правде, – сказал Саттер. – Спорим, эта тачка стоит не меньше восьмидесяти тысяч? Какого черта такая богатая дамочка забыла в Аган-Пойнте?

– Еще и рыженькая, – заметил Трей. – Ах ты ж! Интересно, она внизу тоже рыженькая? – Он толкнул Саттера локтем. – Похоже, она превышает, шеф. Может, остановим и посмотрим поближе?

Саттер нахмурился.

– Вытащи голову из задницы, Трей, – буркнул шериф, хотя идея была и не плоха. Работа полицейского тяжела, и порой так не хватает вдохновения.

Девушка проехала мимо, посигналив и помахав рукой.

Мужчины переглянулись. Трей почесал голову.

– Она нам помахала?

Тогда-то в его голове рыжие волосы и отменная внешность сложились, как два плюс два.

– Эй, да я знаю, кто это. Ты тоже.

– И кто?

– Патриция, сестра Джуди Паркер.

Трей смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.

– Вот те на, она тут не появлялась уже…

– Пять лет. Похоже, сменила прическу. Возвращалась на свадьбу Джуди и этого отморозка Дуэйна и теперь снова здесь.

– На похоронах отморозка.

Они замолчали. Кадиллак исчез за поворотом.

– Не повезло ей, – сказал Трей.

Саттер кивнул.

– Я помню Патрицию, когда она была еще крохой. Мне самому было не больше двенадцати или тринадцати, когда она родилась. Заводная, болтливая. Она была счастливым ребенком, полным жизни.

– Да. А потом словно в ледышку превратилась. Готов поспорить, что она и двух слов не сказала, пока не сбежала в колледж и юридическую школу.

Саттер звякнул ключами. Он помнил.

– Бедная девочка так и не стала прежней, – сказал он, – после изнасилования...

3

Часть первая

Вид жуткого дверного молотка всколыхнул воспоминания.

«Всегда ненавидела этот молоток», – подумала Патриция. Она припарковала кадиллак и посмотрела на дом, в котором выросла. Великолепное деревянное здание, построенное еще до войны, – на его восстановление ушло не одно десятилетие. Настоящая усадьба с высокой покатой крышей, навесами и застекленной верандой, которая поясом охватывала весь нижний этаж. Величественное строение. По городу гуляло много историй о призраках непокорных рабов, которых бывшие владельцы особняка хоронили вокруг дома, чтобы удобрить землю под живой изгородью и цветником. У истории было много вариаций, но за восемнадцать лет, проведенных под этой крышей, Патриция никогда не видела призраков.

До этого момента.

Уродливый дверной молоток представлял собой угрюмое, будто оплывшее лицо из потускневшей бронзы, на котором, кроме двух глаз, ничего больше не было. Это же выражение, как в зеркале, отражалось и на лице Патриции последние пару лет, что она жила здесь, прежде чем уехать в колледж.

Однако ей пришлось признать, что Джуди заботится о доме, и, если бы не плохие воспоминания, Патриция сочла бы его роскошным.

Начинало темнеть.

«Я забыла, – подумала она. – Снова сезон цикад».

Здесь такие сезоны были частым явлением. Стрекот насекомых раздался в темноте, нагнав ее на крыльце. В детстве она с нетерпением ждала их песен, но теперь пульсирующий гул лишь вызывал воспоминания.

О том лете, когда ее изнасиловали.

В передних окнах горел приглушенный свет, хотя во дворе не было машин других гостей.

Патриция подумала, что Джуди не стоит оставаться одной: прошло еще недостаточно времени. Насколько младшая сестра Патриции уверенно держалась в своей стихии, настолько же сильно она зависела от других людей. Теперь, когда Дуэйна нет, – пусть он и был грубияном и отморозком, – Джуди наверняка стала пугливой и неуравновешенной.

«Она в курсе, что я приеду сегодня», – подумала Патриция. Зная сестру, она удивлялась, что Джуди не ходит туда-сюда по фойе перед открытой дверью.

Не стоять же на крыльце всю ночь.

Патриция вздохнула, подняла руку к ненавистному молотку и в этот момент заметила, что дверь приоткрыта.

«Дом наполовину мой», – напомнила она себе и вошла.

Часы с маятником тикали слева, на своем месте; справа, на длинном столике из орехового дерева, покоились безделушки и свечи. В центре стола стояла старая фотография, на которой были изображены родители в день свадьбы. На мгновение Патриция представила, что отец хмурится, потому что не одобряет ее приезд.

– Джуди? – позвала она. Никто не откликнулся. Все предметы внутри казались меньше, чем она их помнила. Картины висели ниже, и... обои сменили?

Все выглядело по-другому, но Патриция точно знала, что Джуди никогда бы ничего не поменяла.

Она зашла в гостиную и застыла. Дыхание замерло в груди.

Джуди лежала на старой софе.

– Джуди? Это я.

Голова сестры была откинута назад, рот приоткрыт. Она выглядела бледной и намного старше своих лет. Сердце Патриции дрогнуло, когда она заметила открытый пузырек с таблетками на старом чайном столике рядом с кушеткой. Она бросилась вперед, но уже через секунду вздохнула с облегчением.

Просто пузырек с витаминами.

И всё же на мгновение Патриция поверила, что сестра покончила с собой: Джуди, в окружении подушек с длинными кисточками, казалась неживой.

Сестра шевельнулась во сне, забормотала что-то неразборчивое, но вскоре из мешанины звуков родились настоящие слова:

– Его голова, – прошептала она. – Боже мой, его голова...

Патриция попыталась ее растолкать.

– Джуди, проснись. Проснись. Я здесь.

Они были похожи как две капли воды, разве что сестра не обладала городским лоском. У Патриции и Джуди были почти неотличимые одно от другого лица, похожие фигуры и одинаково пышные бюсты. Только вот в волосах сестры не было того ярко-красного огня, который был у Патриции, и вместо коротких и прямых волос Джуди носила длинную густую копну, которую расчесывала на пробор, и длинную челку. Их мать называла такую прическу «кухонными занавесками». Пять лет с Дуэйном отметились сединой в волосах и поблекшей кожей на щеках.

– Джуди? Просыпайся!

Морщинки в уголках глаз Джуди задергались. Грудь резко поднялась и опала, и сестра Патриции наконец проснулась и посмотрела на гостью.

– Привет, Джуди.

Сначала Джуди не узнала сестру и смотрела на нее озадаченно, но потом вскочила и обняла Патрицию так крепко, словно мгновение назад выбралась из смертельно опасной передряги.

– Слава Богу. Я думала... Господи, мне приснился кошмар.

Патриция села и обняла Джуди за плечи.

– Это был сон, и он закончился. Всё в порядке.

Джуди трясло.

– Спасибо, что приехала. Я просто... Я чувствую, что разваливаюсь. Все время сплю, постоянно чувствую себя уставшей. В доме беспорядок. Я даже не смогла прибраться.

– Дом выглядит прекрасно, Джуди, – заверила ее Патриция. – Ты пережила такое... Но все наладится.

– Надеюсь...

Патриция почувствовала легкий алкогольный душок: когда Джуди впадала в депрессию, она пила, что только ухудшало ситуацию.

– Пошли, ты вся извелась. Давай уложим тебя в кровать.

Джуди не возражала. Она устало тащилась вверх по лестнице, безвольно цепляясь за сестру.

«Она похудела», – заметила Патриция. Ключицы резко выдавались вперед, кожа на скулах натянулась. Патриция тащила сестру по темному коридору, проходя мимо картин, которые должны были быть ей знакомы, но почему-то не казались таковыми. В доме было слишком тихо, разве что ворчливо поскрипывали доски пола да жалобно вскрикнули дверные петли, когда сестры добрались до спальни.

– Прости, что я в такой ужасной форме, – сказала Джуди. – Не стоило пить вино. Но мне сейчас так одиноко... Я просто ничтожество!

– Конечно, нет! Ты переживаешь потерю. На это требуется время. Сейчас тебе больше всего нужен хороший сон.

Джуди измученно кивнула. Патриция сняла с нее домашнее платье и увидела, насколько отчаяние подточило ее сестру. Она смогла бы пересчитать ребра Джуди, даже не прикасаясь к ней, а ее грудь, похоже, уменьшилась минимум на один размер. В глазах сестры стояли слезы.

«Джуди не скоро оправится, – подумала Патриция. – Она просто разваливается».

Патриция уложила сестру в постель, накрыла одеялом, села рядом и взяла ее за руку.

– Хочешь молока, воды? Я принесу.

Джуди посмотрела на Патрицию. Взгляд у нее был тусклый, но она наконец-то улыбнулась.

– Нет. Ты приехала, и мне уже лучше. Наверное, я просто не справляюсь с одиночеством.

Да уж, этого она никогда не умела делать.

– А где Эрни? – спросила Патриция о работнике, который помогал им с хозяйством, сколько она себя помнила. – Только не говори, что ты его уволила. Я не могу представить, чтобы он работал где-то еще.

– Он здесь, но присматривает только за садом. Он не нравился Дуэйну, поэтому после свадьбы Эрни работал снаружи и больше ничего не делал в доме.

– Самое время пересмотреть это решение, не так ли? Дом огромный, Джуди. Ты не в состоянии поддерживать его одна. Тем более управляя компанией.

– Я знаю и... поговорю с ним. – Ее утомленная улыбка посветлела. – Сегодня утром я попросила его заняться газоном перед домом. Не хотела, чтобы он выглядел запущенным. Ты бы видела, как загорелось лицо Эрни, когда я сказала, что ты ненадолго приедешь.

Патриция зарделась. Эрни Гудер был ее «парнем» в седьмом классе. Они были не разлей вода в детстве, но годы летели, ее тело рано созрело – и она потеряла всякий интерес к Эрни и возможным проявлениям его робкой любви. Эрни был из настоящих аборигенов Аган-Пойнта. Он не мыслил себя без этих мест и, как большинство местных, пошел по дороге настоящего сельского жителя: рано бросил школу, чтобы помогать отцу на ферме и бездельничать в оставшееся время. В этих местах так поступали многие.

«Они даже не подозревают, что могут переехать и сделать свою жизнь лучше», – подумала Патриция. А может, она много о себе возомнила? Не было ничего плохого в том, чтобы держаться своих корней и честно работать на земле. Хотя Патрицию такая жизнь не устраивала. Может быть, она просто родилась более предприимчивой?

В любом случае увлеченность Эрни Патрицей никуда не делась, и он был разочарован, когда она уехала в колледж.

– Он все еще по тебе сохнет, – сказала Джуди. – И до сих пор красавчик.

– Не сомневаюсь, – подыграла Патриция, – но мой муж меня полностью удовлетворяет.

– О, я знаю, и я рада, что у вас все хорошо. Кстати, как он?

– В порядке. А ты выжата как лимон, так что... – Патриция выключила прикроватную лампу. – Ложись спать и ни о чем не беспокойся. А утром я приготовлю нам старый добрый большой завтрак.

Она поцеловала сестру в лоб и встала. Джуди не отпускала ее руку.

– Патриция, – раздался шепот. – Ты понятия не имеешь, как много это значит для меня... Твой приезд, твоя поддержка.

– Ты моя сестра, и я люблю тебя. А сейчас спать!

Джуди уставилась в потолок.

– Я... я так и не рассказала тебе...

– Не рассказала что?

– Как... умер Дуэйн.

– Конечно, рассказала, – схитрила Патриция. На самом деле ее сестра не вдавалась в подробности. – Произошел несчастный случай.

Джуди проговорила высоким, словно детским голосом:

– Ему отрезало голову, и никто не может объяснить, как это произошло.

Патриция молчала, не в силах произнести ни слова.

«Она не шутит», – возникла в голове мысль.

Патриция понятия не имела, что сказать в ответ.

– Его голову так и не нашли, – со стоном выдавила Джуди.

Убийство. Не несчастный случай. Как же ее утешить?

Но когда Патриция снова посмотрела на сестру, та уже спала.

Господи.

Песня цикад проникала в открытые окна зала. Колоритный колониальный декор заставил Патрицию почувствовать расстояние, отделявшее ее от Вашингтона. Она вошла в свою спальню, почувствовала себя не на месте и вышла. Не хотелось лишний раз будить воспоминания о детстве. Заночевать в комнате родителей? Еще хуже.

«Гостевые комнаты внизу», – решила она и спустилась вниз, чтобы забрать сумки из кадиллака. Мрачные мысли не давали покоя.

Голова Дуэйна. Что сестра имела в виду, когда сказала, что кто-то отрезал его голову?

Патриция остановилась на полпути вниз.

Что за...

Ее чемоданы стояли у подножия лестницы.

– Не знал, где ты будешь спать.

Эрни Гудер вышел на свет, поднял голову.

– Мы ждали тебя еще днем, – сказал он, кивнув на окно. – Похоже, ты едва успела к закату.

Патриция содрогнулась: «А Джуди не шутила».

Эрни всегда был привлекательным: хорошо сложенный, с крепкими руками и широкой спиной. Темные глаза сияли молодым огнем, который должен был погаснуть лет десять назад. На вид ему нельзя было дать и двадцати пяти, хотя Патриция знала, что Эрни сорок пять. Изменилась только стрижка. Он всегда носил по-армейски короткий ежик, теперь же волосы закрывали уши и доставали до плеч. Патриция кое-как справилась с удивлением и выпалила:

– Твои волосы!

Он смущенно улыбнулся.

– Да, я ради шутки их отрастил, а всем так понравилось, что, наверное, так и оставлю.

Она спустилась по лестнице и обняла его.

– Эрни, ты нашел источник вечной молодости где-то в лесу?

– А?

– Ты выглядишь великолепно! Ни на год не постарел.

Замечание смутило его, он покраснел, как вареный рак.

– Ну, спасибо, Патриция. Ты тоже выглядишь потрясающе. Мне нравится твоя стрижка. Никогда тебя раньше не видел с короткими волосами.

– Думаю, я так больше похожа на адвоката, – сказала она. – И да, я действительно собиралась приехать днем, но потерялась в своих мыслях. Позавтракала в Ричмонде, пообедала в Норфолке. В общем, целый день каталась туда-сюда.

Казалось, ему стало неловко.

– Ну, да, понятно, почему ты не спешила. Этот отсталый городишко, должно быть, напоминает тебе... ну... сама знаешь.

Его смущенное сочувствие было приятно. Естественно, она не спешила возвращаться в место, где случилось самое плохое событие в ее жизни. Однако, как ни странно, сейчас это ее почти не беспокоило. Также ее не волновал тот факт, что Эрни прикладывал невероятные усилия, чтобы смотреть на что-нибудь еще, кроме ее груди. Патриция всегда ему нравилась. В ее голову даже закралась мысль: «Может быть, я подсознательно решила не надевать бюстгальтер, чтобы произвести впечатление на Эрни».

Какая нелепость.

Но ей льстила его неловкость. Даже захотелось немного поддеть старого друга.

«Хуже не будет, – решила Патриция. – Бедняга наверняка все еще сходит по мне с ума».

– Ну, эм... как твой муж?

– О, он в порядке, Эрни. Собирался приехать, но работа его не отпустила. Что насчет тебя? Женился?

Еще больше смущения.

– Ой, нет. Никого пока не нашел. Позже, может быть.

Он говорил, уткнувшись взглядом в пол.

«Все такой же застенчивый, – подумала Патриция. – Как маленький мальчик».

– Приятно видеть тебя, Патриция, – продолжил он, топчась на месте. – Ну, конечно, хотелось бы не так... Понимаешь, что я имею в виду...

– Конечно, Эрни. Похороны – не лучший повод встретиться со старыми друзьями.

– Мы все знаем, что тебе не нравится приезжать в Аган-Пойнт, но не сомневайся, что это много значит для Джуди.

– Она разбита, – сказала Патриция. – Пройдет немало времени, прежде чем она вернется к нормальной жизни.

– Надеюсь, она сможет вернуться к нормальной жизни. – Эрни покачал головой. – Она была безумно влюблена в Дуэйна. Никто ее не понимал. Ну да ладно, хватит уже об этом. Занести чемоданы в твою бывшую комнату или...

– В комнату для гостей, если тебе не сложно.

Эрни пришел в восторг.

– Она просторней, да и света по утрам в ней больше. Еще моя комната дальше по коридору. Если что-то понадобится, зови, не стесняйся.

Неудивительно.

– Спасибо.

Он взял сумки и повел ее вглубь дома.

«Внезапно я чувствую себя хорошо. Черт возьми, да я чувствую себя прекрасно!» – призналась себе Патриция. Она весь день ощущала, как к ней подбирается депрессия: в машине, за обедом, даже когда она приехала домой. Но теперь все прошло.

Может быть, эта поездка будет не такой уж и плохой.

– Кошмар, конечно. Ну, я о том, что с Дуэйном случилось, – заговорил Эрни.

Патриция не могла оторвать глаз от сильной, мускулистой спины.

– О да.

– Хорошим человеком он не был, но никто не заслуживает такого. Я верю, что все получают по заслугам в этой жизни. Земля круглая, да? Чего же он натворил, чтобы так... Господи.

Патриция коснулась его руки, и Эрни остановился и обернулся. Свет неожиданно удачно подчеркнул его силуэт: сильные ноги в узких джинсах, выпуклые бицепсы. Патриции понадобилась пара секунд, чтобы вспомнить, о чем они говорили. Она нахмурилась, возвращаясь к теме.

– Я не знала деталей, но Джуди рассказала мне, когда я укладывала ее спать. Его обезглавили?

– Наверное, кто-то подчистую отрезал ему голову.

Странный способ сказать это.

– Наверное?

– Так сказал шериф Саттер Джуди. Она не пошла на опознание, и он сделал это вместо нее. А потом слухи...

– Какие слухи?

– Ну, о том, что с телом Дуэйна действительно что-то не так. Ну... что он не просто потерял голову.

Патриция не могла себе это представить.

Что может быть хуже, чем потерять голову?

Но она могла проверить. Патриция была экспертом, практикующим юристом, и могла подать запрос, ссылаясь на закон «О свободе информации».

Должно же быть свидетельство о смерти, отчет о вскрытии...

– На самом деле, народ любит болтать всякое. Сама знаешь, что это за место. Людям больше нечего делать, вот и треплются, хотя их это совсем не касается.

Слухи порождают слухи – она знала это, как никто другой, – и в конце концов истина растворяется в них так, что ее уже не найти.

– Это странно. Джуди имеет право знать все подробности, касающиеся смерти ее мужа.

– Я сам съездил в морг и попытался увидеть тело, но его уже кремировали. Я просил показать мне отчет о вскрытии, но они сказали, что это конфиденциально, – проговорил Эрни, произнося последнее слово как «канфи-дн-ци-альна».

«Ну, это мы еще посмотрим», – подумала Патриция.

Комната для гостей была уютно обставлена. Гобелены, шторы с кисточками. Самое главное, что не было ощущения чьего-то присутствия, потому что здесь никто не жил, – этого Патриция и хотела. Сквозь закрытые двери французского балкона она разглядела покачивающиеся в лунном свете цветы: анютины глазки, гипсофилу, ромашки.

– Подойдет? – спросил Эрни. – В восточном крыле есть еще одна, поменьше.

– Здесь прекрасно, Эрни.

– Можешь открыть окна, если хочешь поймать ночной бриз. Он гуляет в соснах и приносит их аромат с собой.

– Неплохая мысль. – Она села на высокую кровать. Усталость от долгой поездки настигла ее, и Патриция представила, как растянется на удобном матрасе и заснет с посеребренным луной лицом.

– В котором часу похороны?

– В полдень. В восемь я буду готовить завтрак.

– Звучит здорово. Увидимся утром.

– Спокойной ночи.

Она наклонилась, чтобы расшнуровать кроссовки, и заметила краем глаза, что его тень так и не сдвинулась с места. Причину угадать было несложно.

Патриция наклонилась... а на ней не было бюстгальтера.

Эрни явно любовался открывшимся видом.

Затем она посмотрела на него с тонкой улыбкой.

– Что-нибудь еще, Эрни?

Он резко отвел взгляд от декольте, прочистил горло и выпалил:

– А, да нет, просто здорово, что ты приехала!

Эрни выбежал из комнаты и закрыл дверь.

Мужчины.

Но ведь она сама напросилась, не так ли? Ходить без бюстгальтера при ее-то груди? Неожиданно в ней проснулась задира.

Пустяки. По крайней мере, бедняге есть теперь, о чем помечтать.

Оставшись одна, она выключила прикроватную лампу, переоделась в ночную сорочку цвета мяты и, не раздумывая, последовала совету Эрни.

Теплый воздух и стрекот цикад мгновенно залили комнату. Патриция почувствовала, как ее накрывает спокойствие. И Эрни был прав: вскоре в комнате, залитой лунным светом, духота знойного летнего дня смешалась со свежей прохладой залива и ароматом сосен.

Душистый воздух и пульсирующие звуки заставили Патрицию рухнуть на матрас. Усталость разлилась по телу приятной волной, когда она потянулась, поджав пальцы на ногах и изогнувшись, как кошка. Подчиняясь непонятному импульсу, ее руки опустились на бедра, скользнули под сорочку. Стоило закрыть глаза, и Патриция тут же представила, что ее касается сама ночь. Бедра задрожали от возбуждения, и, когда пальцы прошлись по животу и уже готовы были скользнуть в трусики, неожиданно проснулась совесть.

«Что я делаю?! – ругала она себя. – Устала до смерти. Нужно идти спать. Почему я так возбудилась? Мне же завтра на похороны!»

Темнота сгустилась вокруг Патриции, и только клин лунного света лежал рядом с ней, словно перламутровый любовник. Цикады гудели и гудели, убаюкивая ее своей первобытной колыбельной. Она задремала, и...

Боже.

Сон накинулся на нее, как ночной хищник.

Она лежит на полу гостиной, нагая, и ее лодыжки скрещиваются на спине безликого человека. Патриция знает, что это ее гостиная в Вашингтоне, потому что видит свое деловое платье, туфли на высоких каблуках, блузку, брошенную поверх портфеля, который она всегда держит рядом с журнальным столиком. Картина Ротко, которую она купила Байрону на прошлый день рождения, висит над искусственным камином, а на каминной полке стоят хрустальные часы, которые муж подарил ей на годовщину. Знакомые вещи, живое воплощение совместной жизни с Байроном, и она любит их. Но сквозь паутину возбуждения, застилающую глаза, чувствуя, как напористо двигается в ней любовник, она замечает, что хрустальный циферблат часов треснул, а Ротко висит вверх ногами.

Оргазм стискивает ее. Дыхание перехватывает, и она пытается взглянуть в лицо агрессивному партнеру. Патриция ожидает увидеть Байрона, но не может разглядеть его лица, к тому же тело, что ее касается, совсем не похоже на пухлое тело мужа. Совсем наоборот – оно поджарое и мускулистое.

«Боже мой, жестче, не останавливайся», – думает она, закусывая нижнюю губу, и желание тут же исполняется. Твердый пенис, вторгающийся в нее, ускоряет темп, прижимая ее к доскам пола. Еще один оргазм проносится сквозь Патрицию, и в тот же момент любовник изливается на ее живот и грудь. Он опускается на колени между ног Патриции, любуется ей, берет за руку и водит пальцами по лужицам теплой спермы.

Патриция дрожит и прерывисто дышит.

«Кто он? Кто он?» – вертится вопрос в голове. Она может в деталях рассмотреть его будто высеченное из мрамора тело, блестящее от пота, но лицо словно окутано дымкой.