Текст книги "Без права на покой (сборник рассказов о милиции)"
Автор книги: Эдуард Кондратов
Соавторы: Михаил Толкач,Владимир Сокольников,Тамара Швец,Николай Елизаров,Александр Боровков,Галина Сокольникова,Федор Никифоров,Николай Каштанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
В дверь без стука вошел майор Хмелевский и бесцеремонно перебил подполковника:
– Вы не поедете с группой? Там к нам, сам как его, звоночек интересный поступил: происшествие на Гоголя, двадцать четыре. Вы, кажется, этой квартирой интересуетесь.
Подполковник и Саша переглянулись. Хлебников, ни слова не говоря, быстро сложил в сейф бумаги, запер. Кивнул Саше:
– Поехали!
В десятиместном «газике», прыгающем на ухабах, Хмелевский рассказал о звонке Володи Алтухова.
– Прямо так и говорит дежурному: а разве, говорит, может быть, чтоб тихо было? Очень смекалистый парнишка, хоть, сам как его, сразу в штат бери.
Хлебников невесело буркнул:
– Еще ничего не известно.
– Да я не про то... – смутился майор. – Я про мальчика. Эти парнишечки, сам как его, самый вездесущий народ.
«Газик», подпрыгивая и мигая синим сигналом, мчался по улице...
***
В квартире номер семь Георгий Георгиевич четким голосом, не волнуясь, отдавал распоряжения по телефону:
– По дороге заедешь за Дмитровым – я звонил, он ждет у «Трех вязов». У зала регистрации встретитесь со съемочной группой – они уже выехали. Пусть Бутурлин зарегистрирует билеты, так надежнее. Вот все. Да, Костя, вот еще что. Не толпитесь там, пожалуйста, не привлекайте к себе внимание. Понял? Нет, садиться будем все вместе, мы не опоздаем. Все!
Гнедых был уже одет, он нетерпеливо поглядывал на часы. Покосившись на Олю, стоявшую на коленях около лежащего в беспамятстве Геннадия и пытавшуюся своим шарфиком перевязать его голову, насмешливо обронил:
– Сизифов труд, Оленька. Ежели он, упаси бог, очнется, мне придется повторить способ Георгия Георгиевича. А у меня рука потяжелее.
Девушка, не оборачиваясь, на мгновенье замерла, держа на весу голову Геннадия.
Орбелиани положил трубку, .обернулся к Аркадию Семеновичу:
– Не понимаю, почему бы не поехать на Костином автобусе?
– А зачем? – удивился Гнедых. – Пока бы он сюда доплюхал, потом за Дмитровым... Время, князь, время. А у меня такси зафрахтовано на весь период съемок. Работает как часы... Минутку... – Он взглянул в разбитое окно. – Да вот оно, ждет как миленькое. Поехали...
– К вам?
– Зачем, прямо в аэропорт.
– А разве вы не возьмете...
– Милый князь, я тебя не узнаю. Для чего же я своих добрых молодцев вперед отправил?
– Слушайте, Аркадий Семенович, – вдруг взволнованно заговорил Орбелиани. – А не кажется ли вам все это... авантюрой, что ли... Так вот, с наскока, с разбегу... Тяп-ляп – клеточка.
– Звучит пророчески! – усмехнулся Гнедых – Но не забудьте: быстрота и натиск – суворовский девиз. Пока они будут чухаться, мы уже возьмем курс на Ашхабад.
– А почему на Ашхабад?
– Ну, князь, истинно говорят: один дурак может задать столько вопросов, что не ответят сто мудрецов. Потому что именно там, а не в другом месте нам к самолету подадут удобный восьмиместный газик. И именно там, буквально за городом есть места, где граница проходит не далее, чем в трехстах метрах от дороги. И если с ходу рвануть на газике да приготовить оружие... Словом, в случае чего, будем пробиваться. Ясно?
Орбелиани хмуро молчал. Гнедых презрительно сморщился:
– Э-э, князь, да вы, я вижу, просто струхнули. Правильно о вас писал Михаил Юрьевич: «Бежали робкие грузины». Ну-ка, довольно трясогузиться!
Он открыл его чемоданчик, стоящий на столе, вытащил какой-то белый платочек в целлофане. Зажав его в руке, подошел к Оле.
– Итак, сударыня, как я понял – вы теперь не поедете с нами?
Он вдруг обхватил голову девушки и с силой прижал ей ко рту платок. Оля попыталась было оттолкнуть его, вырваться, но тут же силы оставили ее, и она, теряя сознание, опустилась на пол.
– Прекрасно! – восхитился Гнедых. – Видишь, заодно поставлен эксперимент. Надеюсь, мы вообще обойдемся без кровопролития.
– Поехали уж, что ли, – мрачно перебил его Орбелиани. – Время теряем...
– У нас его вполне достаточно! – возразил Гнедых.
Он поднял платок, которым усыпил Олю, и прижал его ко рту Геннадия.
...Резко взвизгнув тормозами, милицейский «газик» остановился у подъезда. Через минуту подполковник Хлебников уже давил кнопку звонка квартиры номер 7. Из-за двери – ни звука.
– Что у него, звонок не работает? – проворчал подполковник.
– Там же какое-то устройство хитрое, – напомнил Саша Антонов. – Свет зажигается...
Он ударил ногой в дверь.
Развязка
Из квартиры № 7 дома № 24 по улице Гоголя подсудимый Орбелиани обзвонил по телефону своих сообщников и подал сигнал сбора.
Из обвинительного заключения
У входа на летное поле всегда толпятся нетерпеливые пассажиры. Чего они опасаются, бог весть – автопоезд не придет ни раньше, ни позже времени, место в самолете занимать не надо. Сиди в аэровокзале и спокойно жди объявления о посадке. И все-таки не ждут, бегают, хлопочут, просительно заглядывают в глаза контролерам: скоро ли? А который самолет наш? А самим идти к нему нельзя?
Костя Строкатов стоял в беспечной позе скучающего курортника, прислонившись спиной к металлической загородке. Взгляд его, ожидающий и тревожный, перебегал с молчаливых парней из съемочной группы, рассевшихся кружком над своими кофертами, «Яузами», штативами по другую сторону прохода, то на бессмысленно-мечтательное лицо музыканта Дмитрова, сидящего на чемодане и выстукивающего пальцами по футляру баяна что-то ритмичное, то на дверь аэровокзала.
Наконец оттуда вышел, на ходу складывая какие-то бумажки, Бутурлин – как всегда, хмурый и деловитый. Он не спеша подошел к Косте и, словно не замечая на лице его тревожного ожидания, уложил бумажки в нагрудный карман кителя, застегнул пуговку.
Костя не выдержал паузы, хрипло спросил:
– Ажур?
– Пш-ш, – презрительно прошипел Бутурлин. – Великое дело... Все здесь... – Он похлопал по карману: – Билеты, посадочные, багажные квитанции.
– Молоток! – восхитился Костя, показывая глазами и парням из киногруппы и музыканту Дмитрову, что все в порядке.
***
Такси 27—17 мчалось по тем же самым местам, по которым совсем недавно летел Чубаров в автобусе– экспрессе, угнанном из-под носа незадачливого шофера. Вот остался позади и мост через ручей, который жители поселка без стеснения называют рекой, вот и сам поселок покорно расступился перед ходкой машиной. Гнедых, сидящий рядом с водителем, с удовольствием смотрел, как стремительно сматывается под колеса серая лента дороги.
– Давай, Сенечка, пыли! – поощрительно бросил он шоферу, молодому упитанному парню. – Не опоздаем к рейсу – червонец твой.
Ах как нравилось Сенечке работать с киношниками. И средняя идет – дай бог, не надо мыкаться по городу в поисках пассажира, и навидался он при них уйму интересного. И вот возьми их – и так он обязан отвезти их в аэропорт, а они еще красненькую сулят. Все бы такие были!
Старался Сенечка, честно отрабатывал обещанную ему десятку, машина неслась по шоссе, как торпеда, далеко протянулся от нее хвост пыли, поднятый с немытого с зимы асфальта. Вот и стрелка с указателем «Аэропорт», последний поворот, подъем – и прямиком к аэродрому.
– Не должны опоздать, Аркадий Семенович! – радостно отозвался Сенечка. – Времени – вагон!
И, лихо крутнув баранку, выворачивая на подъем, со страхом выругался:
– Эх... черт побери... влипли!
На обочине дороги, скрытый со стороны шоссе поворотом, стоял мотоцикл с двумя работниками ГАИ. Властно взметнулся жезл, приказывающий остановиться.
Тревожно переглянулись Гнедых и Орбелиани. Но, кажется, дело касалось лишь превышения скорости. Милиционеры, не сходя с мотоцикла, сидели и ждали водителя. Тогда проворней шофера метнулся к ним Аркадий Семенович.
– Извини, старшина, – дружелюбно говорил он, доставая из кармана членский билет Союза кинематографистов. – К рейсу опаздываем. Я кинорежиссер Гнедых, вот мои документы. – Увидев, что старшина безразлично отмахнулся от них, сразу внутренне расцвел, заговорил веселее. – Горим, понимаешь, во...
Он чиркнул себя пальцем по горлу.
– Какой рейс? – строго спросил старшина.
– Тринадцать – четырнадцать, Ашхабад.
– Ладно, езжайте! На обратном пути подъедете! – приказал он водителю, неловко топтавшемуся в сторонке: – И держите все же разумную скорость, вы вполне успеваете!
– Слушаемся, товарищ старшина! – весело крикнул из окна Гнедых. – Вот это правильно, по-хозяйски. Обязательно сниму о вас очерк! Привет! Видишь, князь, опасности надо всегда идти навстречу. А ты не горюй! – Это уже водителю. – Добавляю еще пятерик.
– Ох и народ эти киношники, – с восхищением сказал сидящий в люльке молодой милиционер. – Прямо вечные двигатели, всегда в запарке. Интересно, где учатся на киношников, а, товарищ старшина? Один ВГИК, что ли? Я хотел после школы, только не осмелился. А в радиотехнический по конкурсу не прошел, одного балла не хватило.
– Ты давай связь держи, киношник! – напомнил старшина. – Не прохлопай чего-нибудь.
Милиционер обиженно дернул подбородком.
– Так уж и прохлопаю! Полный штиль в эфире. Без происшествий.
***
В квартире Орбелиани царила суета, которая всегда возникает там, где что-то случается. Хлопотали милиционеры, уже приступившие к предварительному осмотру квартиры. Только что два санитара вынесли на носилках Олю, все еще не пришедшую в сознание. Геннадий лежал на тахте, беспомощно откинув голову. Лицо его было белым как бумага. Около него, опустившись на колени, колдовал эксперт, торопясь закончить осмотр, пока снизу не поднялись за Геннадием санитары.
– Ну, тут гадать не приходится, – сказал он. – В обоих случаях – хлороформ. Очень сильная доза. Ну, и удар, это само собой...
В уголке смирно сидели понятые – женщина в круглых роговых очках и тщедушный мужчина с лысиной, – с любопытством и опаской поглядывая на всю эту процедуру. Им еще было не совсем ясно, для чего их пригласили, и от этого было немного не по себе.
Хлебников сидел и что-то писал. Саша, стоящий около приятеля, тихо сказал:
– Эх, Геныч, Геныч... Что бы тебе сказать – пошли бы вдвоем.
Не прекращая писать и не поднимая головы, подполковник заметил:
– Вдвоем объясняться с девушкой не ходят. Куда ж они могли податься сейчас, а? – привычным движением потирая виски, продолжал он, уже ни к кому не обращаясь.
– Задержим? – спокойно спросил Хмелевский, только что наводивший справку о съемочной группе. – Такси двадцать семь – семнадцать.
– Да надо бы, надо бы... – согласился Хлебников, не отводя глаз от пришедших санитаров и Саши Антонова, которые укладывали Геннадия на носилки.
– Осторожней, пожалуйста, – сердито вмешался врач, увидев, что один из санитаров хотел положить что-то под голову Геннадия. – У него же голова разбита.
– Доктор, – неожиданно громко спросил подполковник, – когда он придет в себя?
Тот неопределенно пожал плечами.
– Думаю, что сразу, как доставим в санчасть. Но очень-то спешить не стоит.
– Нет, нет, – с досадой перебил Хлебников. – А если бы само собой, без вашей помощи?
Врач задумался.
– Очень сильная доза. Через два-три часа. Организм у него крепкий.
– Спасибо, доктор, больше вопросов нет. – Он повернулся к Хмелевскому: – Ясно? Стало быть, они считают, что через два-три часа Геннадий им будет не опасен. Так получается?
Хмелевский нахмурился.
– Очевидно, так.
– И умчались в такси, – продолжал Хлебников.
Саша высказал догадку:
– В аэропорт.
Хлебников встал из-за стола.
– Товарищи! – обратился он ко всем, находящимся в комнате. – Положение серьезное. Похоже, что преступники решились на последний шаг...
А Хмелевский тем временем уже диктовал в телефонную трубку:
– Дежурный? Хмелевский говорит. Записывай: всем постам ГАИ! Всем мотопатрульным и постовым службам! Такси двадцать семь – семнадцать. Предположительно – направляется в сторону аэропорта... Подлежит немедленному задержанию!...
...А через две-три минуты сообщение Хмелевского уже слушали в милицейских машинах, несущихся по городу, мотопатрульные в круглых касках, регулировщики на перекрестках. Слушали с возрастающей тревогой и двое патрульных ГАИ, стоявшие со своим мотоциклом около указателя «Аэропорт».
«...В машине – двое пассажиров. Один – Орбелиани Георгий Георгиевич, директор ателье «Экстра». Другой – Гнедых Аркадий Семенович, кинорежиссер научно-исследовательского института. Возможны и другие. Сообщаю приметы...»
– Они! – словно очнувшись, взволнованно закричал молодой милиционер.
– Точно! – сквозь зубы выдавил старшина, уже запуская мотор. Мотоцикл рванулся на шоссе и помчался в сторону аэропорта.
...Сообщение поста ГАИ на участке поселок – аэропорт дежурный тотчас же передал Хлебникову. «Такси 27—17 проследовало с превышением скорости мимо указателя минут 15 назад. Направляется к рейсу 13—14 на Ашхабад. Один из двух пассажиров – кинорежиссер Гнедых. Ведется преследование».
– Опергруппу в аэропорт! – скомандовал Хлебников. – Старший... – Он сделал паузу, и Саша рванулся вперед:
– Пустите меня, товарищ подполковник.
– Может быть, вы? – спросил подполковник Хмелевского. Тот коротко кивнул.
– Нельзя горячиться, Саша, – сказал Хлебников смертельно разобиженному парню. – Езжайте, я буду чуть позже – надо связаться с аэропортом.
***
Как ни спешила опергруппа Хмелевского, как ни бешено мчались две милицейские желто-синие машины, все-таки по всему выходило, что раньше чем за час им в аэропорт не попасть. Мало того, что и путь сам по себе неблизкий, да и помехи в пути просто так не смахнешь. Одно дело – скользнуть мимо красного сигнала светофора, ошпаривая испуганную улицу тревожным ревом милицейской сирены, и совсем другое – уткнуться в медленно ползущую вереницу груженных щебенкой грузовиков, когда навстречу столь же медленно и натужно тянется колонна автомобилей с лесом. Многотонные грузовики спокойно делают свое важное и нужное людям дело и мало интересуются погонями, засадами и другими аксессуарами детективного жанра.
Вот почему подполковник Хлебников, приняв во внимание возможность самых неожиданных дорожных «пробок», на всякий случай позвонил по телефону: предупредил о готовящейся операции руководство аэропорта, проинструктировал отделение транспортной милиции, оберегающее там порядок.
Словом, когда лихой Сенечка подкатил на своей машине 27—17 к зданию аэровокзала, предприятие Гнедых – Орбелиани уже можно было считать провалившимся. Но, разумеется, оба вожака преступной группы этого не знали и потому появились перед своими «мальчиками» в обычном респектабельном виде. Правда, респектабельность эта носила чисто внешний характер. Орбелиани начал откровенно трусить еще в машине и потом, выбравшись из нее, так явственно проявил признаки страха, что Гнедых злобно зашипел на него:
– Перестаньте праздновать труса, князь! Стыдно!
Орбелиани пытался взять себя в руки, но это ему никак не удавалось: все тело обмякло, правая нога, еще в детстве подпорченная костным туберкулезом, сейчас вообще не разгибалась. Гнедых, недовольно скосив глаза, поморщился, но говорить что-либо уже было некогда – они выходили из здания аэровокзала и сразу оказались около своих.
– Ну, как успехи, детки? – преувеличенно бодро спросил Гнедых, обращаясь одновременно к Бутурлину и Строкатову.
– Все в ажуре! – радостно выпалил Костя, довольный тем, что может первым передать шефу такое приятное известие.
– Порядок! – мрачно изрек Бутурлин, не отрывая глаз от летного поля.
Сообщение и впрямь сильно подбодрило Орбелиани.
– Что ж мы тогда стоим? – засуетился он. – Пошли?
– Куда? – вдруг резко повернулся к нему Бутурлин.
– То есть, как куда? На посадку.
– Да? – скривил губы Бутурлин. – Вы что, ослепли?
Георгий Георгиевич .растерянно оглянулся. Действительно, пассажиры толпой сгрудились около запертых дверей выхода на летное поле и, судя по недовольному гулу, выражали крайнее нетерпение. Гнедых взглянул на часы. Через десять минут самолет уже должен быть в воздухе, а...
Бутурлин понял тревогу шефа.
– То-то и оно! – заметил он. – А между тем, посадку еще даже не объявляли! И вообще...
– Что вообще? – неожиданно вскипел Орбелиани. – Что вы все каркаете, Петр Степанович! Может, неисправность в самолете какая, может, заправить не сумели вовремя... Мало ли что бывает. А вы сразу панику разводить!
– Сами вы поменьше паникуйте, князь! – посоветовал Гнедых. – А это что такое, Петр Степанович? – он кивнул на милиционеров, выстроившихся вдоль ограды. – Это что, обычно?
– А пес его знает! – выругался Бутурлин, – я уж сам гляжу... может, прилетает кто... какой-нибудь принц заморский... И задержка из-за того же...
Гнедых молча пожал плечами. Объяснение показалось ему убедительным, хотя полностью тревоги не сняло.
– Передай: держаться всем поближе, – шепнул он Косте Строкатову. И почему-то испытал облегчение, когда увидел, что к нему придвинулись «мальчики» из киногруппы и аккордеонист Дмитров.
...Некоторую неуверенность испытывали и сотрудники милиции, получившие приказ Хлебникова «не допускать посадки в самолет кинорежиссера Гнедых и заведующего ателье Орбелиани». Конечно, они слышали сообщение по рации и тотчас «засекли» пассажиров такси 27– 17, но, во– первых, те так стремительно покинули машину и, пройдя через вокзал, очутились у входа на летное поле, что милиционеры просто не успели перехватить их по дороге. Во-вторых, Гнедых и Орбелиани сразу окружили какие-то люди, и было не совсем ясно, что же делать с ними: арестовывать или нет. Во всяком случае, краткий, торопливый приказ об этом ничего не говорил. Поэтому дежурный решил выполнять приказ в самом его буквальном смысле: не допускать в самолет всю эту компанию, а там пусть разбирается опергруппа, которая должна прибыть с минуты на минуту. Он же остановил и готовых действовать двух примчавшихся на мотоцикле «гаишников», и тем пришлось удовлетвориться задержанием остолбеневшего от изумления шофера Сенечки, который еще не уехал, рассчитывая прихватить обратного пассажирчика.
Но сказать «не допустить посадки» гораздо легче, чем сделать. Как не допустить? На каком основании? Чем это мотивировать? Над этими вопросами ломал себе голову дежурный. «Слава богу, хоть рейс задержался, может, успеет опергруппа!» – думал он, в надежде поглядывая на дорогу. Разумеется, он догадывался, что задержка рейса тоже связана с полученным приказом, но когда увидел вынырнувшие из-за поворота две желто-синие машины, почувствовал, как с души свалился камень.
Опытный Хмелевский с первого взгляда оценил положение. Преступники, встревоженные присутствием милиции, инстинктивно сбились в тесную группу, стоящую несколько поодаль от основной массы пассажиров. Этот интервал надо было использовать и действовать немедля. По приказу Хмелевского пятерка ребят, изображая запоздавших пассажиров, отрезала группу Гнедых от толпы, и оперативники приступили непосредственно к операции.
– Осторожней, Саша! – на ходу предостерегал Антонова майор Хмелевский. – Не забывай, что у них, сам как его, есть оружие.
...Гнедых так заворожили стоявшие вдоль ограды молчаливые парни в милицейской форме и так ему хотелось верить в догадку Бутурлина о встрече «заморского принца», что он в глубине души уже в нее поверил. Поэтому появление майора Хмелевского, вышедшего из-за его спины и тихо, почти шепотом приказавшего : «Спокойно, гражданин Гнедых! Вы арестованы», – он сначала даже не принял как реальность. И только ощутив, как в живот ему уперся ствол пистолета, он пришел в себя и неохотно поднял руки.
Орбелиани, напротив, воспринял возникшую перед ним фигуру Саши Антонова как совершеннейшую реальность. Он даже попытался изобразить дружескую улыбку и почему-то поздоровался:
– Здравствуйте, Саша!
– Привет! – удивленно буркнул Антонов. – Ну-ка, руки! – Он мгновенно защелкнул на запястьях Орбелиани наручники.
Бутурлин раньше других заметил вышедших из дверей аэровокзала милиционеров. Ему удалось несколько отодвинуться от группы своих сообщников. Прижавшись спиной к ограде, он видел, как уводят аккордеониста Дмитрова, Костю Строкатова, парней из киногруппы. Все это он принимал вяло, как во сне. И только увидев стальные зажимы на руках Гнедых, он с мгновенной ясностью осознал, что все кончено...
Эпилог
...Учитывая тяжесть совершенных ими преступлений и особую опасность самих преступников для общества, суд приговорил А. С. Гнедых и Г. Г. Орбелиани к расстрелу. Остальные приговорены к различным срокам заключения в исправительной колонии строгого режима. Принимая во внимание чистосердечное раскаяние, искреннее осознание своей вины перед обществом, суд счел возможным смягчить М. Д. Чубарову меру наказания...
Присутствующие встретили приговор с большим удовлетворением.
Из га з ет
