Текст книги "Без права на покой (сборник рассказов о милиции)"
Автор книги: Эдуард Кондратов
Соавторы: Михаил Толкач,Владимир Сокольников,Тамара Швец,Николай Елизаров,Александр Боровков,Галина Сокольникова,Федор Никифоров,Николай Каштанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Без права на покой [Рассказы о милиции]
ЭДУАРД КОНДРАТОВ. ПРЕСТУПЛЕНИЕ БУДЕТ РАСКРЫТО!
Диалог писателя и генерала милиции
Идея написать сценарий документального фильма о раскрытии органами милиции только что совершившегося преступления не на шутку увлекла меня. Показать на экране от начала до конца сам процесс раскрытия криминальной тайны, рассказать языком кино о повседневной работе уголовного розыска и следствия и, быть может, попытаться вскрыть истоки возникновения того или иного конкретного преступления – все это будоражило воображение и торопило поскорее сесть за пишущую машинку. Мысленно я рисовал себе самые разные фрагменты будущей картины – скажем, обнаружение первых следов преступника, сцены его задержания, допросов, готово было и само название фильма – «Преступление будет раскрыто», и я, перебирая в памяти знакомых мне асов розыска и следствия, уже намечал кандидатуры возможных героев будущей документальной ленты. В общем, оставалось как будто одно – взять и начать работу над сценарием. Но уходили день за днем, а моя «Эрика» оставалась нерасчехленной: что-то мешало «взять да и начать». Впрочем, буду откровенным: я отчетливо сознавал, что мешало мне не некое мистическое «что-то», а неуверенность в своем праве утвердить столь категорично тезис о закономерности раскрытия любого преступления. Возможно, говорил я себе, милиция превосходно справится с раскрытием преступления, о котором пойдет речь в фильме, но ведь этот успех можно будет рассматривать и как счастливый случай, как удачу, как благоприятное стечение обстоятельств как, наконец, пример «образцово-показательной» работы наиболее умелых и опытных милицейских кадров.
Но может ли каждый из нас надеяться и рассчитывать на то, что обязательно будет раскрыто каждое преступление? Какие гарантии непременного торжества законности и правопорядка может дать нам милиция? На чем именно, наконец, зиждутся эти гарантии?
С этими вопросами и сомнениями я и пришел в кабинет к генерал-майору милиции Василию Федоровичу Шарапову. Более тридцати пяти лет он отдал службе в милиции, пройдя путь от рядового милиционера до начальника областного управления внутренних дел. Кто же еще, как не он, решил я, может дать мне исчерпывающий ответ?
Наш диалог я записал. На мой взгляд, читателю он будет небезынтересен.
– Василий Федорович, пусть и неофициально, но принято считать эмблемой советской милиции щит и меч. Символика ее очевидна. Щит олицетворяет собой главное предназначение органов милиции – защиту порядка, покоя, жизни народа, а значит, каждого из нас, от посягательств тех, кто сознательно не хочет считаться с законами социалистического общества. Меч – символ справедливого и неотвратимого возмездия, какое ждет всякого преступника и нарушителя правопорядка. В общем, эмблема ваша проста и довольно воинственна, что вполне естественно, ведь милиция, по сути дела, всегда, ежечасно и ежеминутно сражается со злом во имя торжества справедливости и добра. Так вот, в чем вы видите залог того, что возмездие будет обязательно и неотвратимо, а если другими словами, то можете ли вы с уверенностью утверждать, что поединок преступник – милиция непременно закончится в пользу последней?
– Оснований для такой уверенности у нас много. На каждом из них я подробно остановлюсь чуть позже. А пока хочу заметить, что само слово «поединок» далеко не самое удачное, если вы хотите определить им нашу борьбу с преступностью. Загляните в словарь русского языка и убедитесь: «поединок» означает «единоборство», то есть схватку один на один. Образно говоря, поединок в чистом виде – это когда человек с рогатиной выходит на медведя. Ну а облава на волка, в которой участвуют и загонщики, и собаки, и охотники, когда одинокий хищник мечется в окружении людей и флажков, – это уже не поединок. Слишком неравны силы. Так вот, хотя всякое сравнение неизбежно хромает, нашу борьбу с преступностью я сравню скорей с коллективной охотой на волка, чем с единоборством с медведем. Нас много – преступник один. К тому же мы сильнее, ловчее, увереннее, а главное – мы действуем организованно и сообща.
Вот вам простой пример: где-то в городе совершено преступление – квартирная кража. Не имеет значения, много ли, мало ли украдено, для милиции важен сам факт, что кто-то посягнул на гарантированные Конституцией права советского человека. Обычно в кинофильмах вы видите сначала выезд оперативной группы, а затем уже разные, я бы сказал, приключения отдельных сотрудников милиции. Для практики же нашей характерны не столько приключения, сколько подключения. С выездом оперативной группы на место совершения преступления приходит в действие огромный и сложный розыскной механизм милиции, о масштабах действия которого преступник наверняка даже не подозревает. Стучат телетайпы, передавая в райотделы милиции ориентировку – первичную информацию о характере преступления и приметах подозреваемых лиц. По рации оповещаются дорожно– патрульные службы. Дежурные операторы на ЭВМ информационного центра УВД начинают обработку уже полученных данных, делая нужную выборку. Во всех райотделах города подробно инструктируются наряды патрульно– постовой службы, которые получают сведения о со– вершенной краже и приметах возможных преступников. В общественных пунктах охраны правопорядка о том же информируются дружинники. В лаборатории экспертно– криминалистического отдела исследуются обнаруженные следы и отпечатки пальцев...
Легко ли, судите сами, преступнику уйти, скрыться, перехитрить, а другими словами – противостоять такой силе? Когда-то, сразу после революции, работникам советской милиции, особенно в сельской местности, приходилось действовать в одиночку, а в их борьбе с бандами численный перевес был не всегда на стороне стражей закона. В историю Самарской милиции навеки вписано имя милиционера Василия Никитина из Пестравского района, бесстрашно встретившего смерть в 1921 году от бандитских пуль. В неравных схватках с преступниками гибли многие молодые парни-милиционеры, сотрудники угрозыска. Но те времена стали историей. Да и организованная преступность искоренена у нас в стране давным-давно.
– Однако, насколько я знаю, вам самому тоже довелось в свое время участвовать в ликвидации бандитских групп. И было это вовсе не в послереволюционные годы, а значительно позже.
– Верно. Во время Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы эта проблема – борьба с бандитизмом – опять встала перед нашей милицией. Бежавшие из мест заключения уголовники, бывшие бендеровцы и власовцы нередко организовывались в преступные группы. Помню, как в 1946 году мы, сотрудники отдела борьбы с бандитизмом, в течение нескольких суток преследовали вооруженную банду. Их – десять, нас – шестеро. Кругом кусты, бурелом, высокие травы. Ловить преступников в лесу – ох и сложное дело. Рассыпались мы по тайге, прочесываем в ней свой участок, ну и естественно, что схваток один на один избежать было трудно. Продираясь сквозь заросли, я долго преследовал одного из бандитов. Наконец прострелил ему руку, а он под поваленную сосну залез. Вытащил я его, перевязал рану и повел... а куда – не знаю, заблудился в тайге. Плутаем мы с ним, а уже темнеет. И вдруг вижу – навстречу кто-то. Свои? Бандиты? Мой пленник, как заметил, рванулся от меня в кусты, я – за ним. Сбил его с ног, поднялся с пистолетом в руке и вздохнул с облегчением: наши... Ни один оттуда от нас не ушел – последних взяли, когда те стали речку переплывать.
– Что ж, прямо-таки готовый сюжет для приключенческого рассказа «Двое в тайге». Все-таки ведь именно в единоборстве, хоть оно, как вы говорите, сейчас нетипично, проявляется наиболее ярко и привлекательно личность советского милиционера – борца со злом, радетеля за справедливость.
– Не спорю, ситуации, когда сыщик в одиночку сражается с преступником, безусловно для литераторов более выигрышны. Но... выигрышны лишь в смысле внешней занимательности, что ли. Пусть они, эти ситуации, чаще возникают в литературе, чем в жизни... Нет, не годится нам без крайней необходимости рисковать своими замечательными людьми, разменивать их голова на голову с преступниками. Мы стремимся в любом случае гарантировать себе полное превосходство сил. В зарубежных детективных романах на щит поднимается главным образом отважный сыщик-одиночка, все время балансирующий на грани смертельного риска. Да и наши советские авторы нередко старательно подставляют своих героев-милиционеров под удар, создавая положение, в какое попасть можно разве что по глупости или по неумению. В реальной жизни, в практике нашей работы возникают, конечно же, ситуации, когда сотруднику милиции приходится вступать порой и в неравную схватку с преступниками. Но такие эпизоды – исключение из правила. В своей деятельности, повторяю, мы стремимся обеспечить стопроцентный успех, независимый от каких-либо случайностей. Милиция обязана быть сильнее. Всегда!
– Однако ведь не во всех случаях решает чисто количественный перевес. Не секрет, что опытный преступник долго и тщательно продумывает каждый свой шаг и уничтожает малейшие следы преступления. Разве не бывает, что оперативная группа, приехав на место преступления, не обнаруживает ну абсолютно ничего, что могло бы помочь хотя бы выбрать направление поиска?
– Практически так не бывает. Преступник действует не в вакууме, а потому следы он оставляет всегда. Как правило, он и не подозревает об этом, хотя вроде бы и делает все, чтобы замести за собой эти следы. Зато наши криминалисты знают, где их искать. И след в их понимании – это не только след ступни или, скажем, отпечаток пальца. Уликой, изобличающей преступника, может стать самая ничтожная, казалось бы, почти невидимая мелочь. Помню, как пришлось мне в свое время расследовать убийство девушки, совершенное в кукурузном поле, вдали от населенных мест. Казалось, не было никаких следов – только отпечаток колес когда-то проехавшей грузовой автомашины с прицепом. Огромный объем работы пришлось проделать, пока не обнаружили на протекторе одного из грузовиков несколько прилипших зернышек овса. Но при чем тут вроде бы овес? А при том, что разыскиваемый нами автомобиль с прицепом, разворачивавшийся в кукурузном поле, заехал, ну совсем чуть-чуть, в полоску овса. Эксперты исследовали зерна и подтвердили, что на колесах – тот самый сорт овса и именно в той самой стадии зрелости, в какой он был Bf момент преступления. Улика сыграла решающую роль: преступник сознался в убийстве.
Но что – зерна... По нынешним временам такой след – очевидность. Криминалистическая наука сегодня подвинулась так далеко, что неопровержимыми доказательствами вины или невиновности могут стать микроскопические частицы практически любого вещества. Сел преступник на старую скамейку – и прибор обнаруживает на его брюках мельчайшие пылинки облупившейся краски. Соприкоснулся вплотную со своей жертвой – и ворсинки свитера или шерстяной ткани перешли с одежды на одежду. Микропорошинки, въедающиеся в лицо стрелявшего, пыль с серванта, даже запах могут изобличить преступника. Как бы он ни берегся, каким бы хитрым и осторожным он ни был.
– У экспертов-криминалистов, видимо, существует определенная специализация?
– А как же иначе? Ведь криминалистика – это наука, требующая от людей, ею занимающихся, глубоких знаний в физике, химии, почерковедении, психологии... Поэтому у нас в экспертно-криминалистическом отделе УВД работают несколько лабораторий: автотехническая, физическая, химическая, почерковедческая, пищевая, а также фотолаборатория. И в каждой из них есть виртуозы своего дела. Для Нины Николаевны Любовской, например, почерк человека – уже его характеристика, а любая, самая искусная его подделка так же очевидна, как грубый грим на лице. При расследовании многих хозяйственных преступлений заключение эксперта-почерковеда играет порой решающую роль. Существуют приборы, с помощью которых можно обнаружить, а затем усилить следы, оставшиеся на чистых страницах от вдавливания карандаша или шариковой ручки при письме. Я уж не говорю о любых подчистках или вытравлении текста – с подобными задачами наши криминалисты справляются просто: для этого есть специальные электронные приборы, помогающие легко читать то, что было написано ранее, в инфракрасных или ультрафиолетовых лучах.
О современной криминалистической технике можно было бы рассказать еще многое. На вооружении экспертов милиции десятки сложнейших приборов, металлоискатели, чуткие не только к черным, но и к цветным металлам. Но не стану перечислять – я ведь говорю об уровне нашей криминалистической науки лишь для того, чтобы этим аргументировать свой тезис: сложно преступнику замести следы, когда против него – наука. Ее достижения – еще один веский аргумент, подкрепляющий тезис о неизбежности справедливого возмездия.
– Наука наукой, однако и в достаточно отдаленные от нас времена, когда советская криминалистика была, скажем так, еще в пеленках, мастера уголовного розыска тоже разгадывали самые сложные ходы преступников. Правда, мы знаем о них в основном по художественной беллетристике, но...
– Но прототипы своих литературных героев писатели находили, как правило, в самой жизни. Это вы хотели сказать? Совершенно верно. Профессионалы, думающие, опытные, умеющие логически мыслить, обладающие тонкой интуицией, у нас были, есть и будут. И с каждым десятилетием профессионализм наших сотрудников уголовного розыска, следователей, экспертов углубляется. Накапливается, изучается и обобщается опыт старших поколений. Работа в органах милиции не терпит дилетантизма – слишком велика ответственность нашей профессии. Например, в инспекции по делам несовершеннолетних мы подбираем людей с педагогическим образованием – иначе им трудно было бы заниматься воспитанием и перевоспитанием своих подопечных, А в органах борьбы с хищениями социалистической собственности нам уже недостаточно, если сотрудник имеет только юридическое образование. Здесь у нас работают специалисты, до тонкостей разбирающиеся в бухгалтерском учете, в экономической структуре промышленных предприятий, компетентные в торговле, в строительстве, в вопросах снабжения и сбыта.
О том, какими доками, если нужно, могут быть работники нашего ОБХСС, свидетельствует, например, недавнее дело о злоупотреблениях на Приволжском маслозаводе. Там группа преступников – директор, заведующая производством и мастер – систематически обманывали государство, создавая неучтенные излишки молока. Из них на заводе делали сливочное масло, сметану, творог, а продавали «налево» – частным лицам. Выручка шла ворам в карман.
Поймать расхитителей было далеко не просто: они искусно запутывали следы, пользовались халатной небрежностью бухгалтеров маслозавода и совхоза «Солнечный», подделывали документы. Десять тысяч рублей прикарманили таким образом преступники. Но и это не все: они ухитрились ограбить государство еще на пять тысяч рублей – за счет незаконных премий, которые они получали за якобы достигнутое перевыполнение плана по выработке творога. На самом же деле на заводе производили сверхнормативный обрат, который жулики отпускали в совхозы и колхозы по стоимости творога. А по документам посмотришь – вроде бы все чисто.
Но как ни ловчили хапуги, перехитрить ОБХСС им не удалось. Въедливая, высококвалифицированная проверка доказала их вину – хапуги оказались на скамье подсудимых. Иначе и быть не могло: противостояли преступникам профессионалы высокого класса.
– Видимо, я не совсем точно поставил вопрос. Углубление профессиональных знаний, накопление опыта, мастерства, высокая техническая оснащенность – весь этот естественный прогресс аналогичен непрерывному совершенствованию и других областей человеческой деятельности. Хирург сегодняшний, например, знает и умеет гораздо больше, чем знал и умел его собрат по профессии сто лет назад. То же можно сказать и о металлурге, и о железнодорожнике, и о зоотехнике. Я же имел ввиду чисто индивидуальные качества людей, избравших делом своей жизни борьбу с преступностью. Независимо от уровня развития любой профессии, науки, в том числе и криминалистической, во всякие времена были, есть и будут работники талантливые и посредственные, энтузиасты и холодные ремесленники, а то и просто бездари, которым никакой технический прогресс не в силах помочь справляться со своим делом хорошо. Так вот, если в прошлом, когда техническая и научная оснащенность розыска была близка практически к нулю, на первый план выходили личностные качества сыщика. А в какой степени они важны сегодня? Признаться, когда я слушал ваш, Василий Федорович, рассказ о мощи современного розыскного аппарата – мощи технической, научной, организационной, – у меня подспудно складывалось впечатление, что преступник так или иначе «поймается сам собой» – ну куда ему, бедолаге, деться? А впечатление это невольно тянет за собой мысль: в конце концов не так уж и важно, какие именно винтики будут в этом механизме. Лишь бы они четко выполняли свои функции. А свои Шерлоки Холмсы, комиссары Мегрэ, Эркюли Пуаро нам не так уж и нужны. Своими «незапрограммированными» действиями они только помешают четкой работе механизма.
– Категорически возражаю. Таланты, своеобразные, острые, нестандартно мыслящие, умеющие взглянуть на ситуацию с необычной точки зрения, нам нужны необычайно. Не боюсь преувеличить, утверждая, что наша профессия, и в особенности это касается уголовного розыска, – профессия творческая. Интуиция, художественная жилка, артистизм розыскной работы нужны сотруднику милиции не в меньшей степени, чем умение логически размышлять, анализировать факты и выкристаллизовывать главное из второстепенного. Каждый из больших мастеров угрозыска – это почти непременно самобытная личность. И наиболее сложные, наиболее нетипичные дела мы, как правило, стараемся поручать именно таким, обладающим яркой индивидуальностью, сотрудникам.
Вы, возможно, слыхали о краже живописных полотен из залов Куйбышевского художественного музея?
Три года назад у нас в Куйбышеве было совершено из ряда вон выходящее преступление: из залов художественного музея были похищены пять подлинников картин Репина и Куинджи. Ценность их огромна. И дело даже не во многих десятках тысяч рублей ущерба – преступники, по существу, надругались над всеми куйбышевцами, гордившимися этими живописными сокровищами, не исключено было, что преступники намеревались сплавить украденные картины за кордон.
Задача найти украденные полотна была поставлена перед группой самых искусных, высокоинтеллектуальных сотрудников уголовного розыска. Первый успех пришел почти сразу: две картины были найдены, преступник пойман с поличным. Но три наиболее ценных полотна как в воду канули – ни следа, ни зацепки. Как это часто бывает, пойманный вор взял всю вину на себя, надеясь получить от сообщников после отбытия срока наказания хорошую компенсацию за молчание.
Чтобы отыскать остальные, далеко упрятанные картины, сотрудникам областного управления угрозыска пришлось крепко поломать головы. Много эрудиции, смекалки и воображения потребовалось им, прежде чем они убедились, что украденные картины еще никуда не проданы и не уничтожены. Еще большей изобретательности потребовали разработка и осуществление самой операции. Я ничуть не преувеличу, если скажу: сработали наши сыщики абсолютно безошибочно, хотя противостояли им искушенные, интеллектуальные преступники. Картины Репина и Куинджи вернулись в музей.
– Василий Федорович, я позволю себе вспомнить ваши же слова, сказанные в начале этой беседы. А именно: выражение «поединок» – не самое удачное из тех, какими можно охарактеризовать взаимоотношения органов милиции и преступника. Но вот преступник пойман, он остается с глазу на глаз со следователем. Преступник запирается, отрицает все... Собственно, если быть юридически точным, до суда его и называть-то еще преступником нельзя. Следователь должен сломить его сопротивление, припереть к стенке неопровержимыми фактами, убедить чистосердечно признаться в совершенном преступлении. Иной раз такое противоборство длится недели и месяцы. По– вашему, это тоже не поединок?
– Представьте себе, нет. Не поединок. Хотя с внешней стороны как будто и похоже – один на один. И звучит заманчиво. Но если судить не по форме, а по существу, то в подавляющем большинстве случаев следователь выступает не как противник, не как враг того, кто сидит на допросе напротив него, а как более сильный, умный, а главное – доброжелательный человек. Заметьте, именно доброжелательный, хотя путь из кабинета следователя и ведет его собеседника на скамью подсудимых. Следователь, изобличая преступника в совершенном, склоняет его к чистосердечному признанию не потому, что хочет поскорее закрыть дело, а потому, что стремится добиться наименьшего ущерба для личности человека, совершившего преступление. Ведь неисправимых мало, а жизнь доказывает, что большой срок лишения свободы отнюдь не является лучшей мерой перевоспитания. Так что следователь совсем не заинтересован в том, чтобы возмездие нарушителю законности было непременно «на полную катушку». Раскаяние, чистосердечное признание, помощь следствию, возмещение причиненного ущерба – все это суд непременно учитывает, и растолковать преступнику эту истину должен следователь. И в то же время следователь своими действиями доказывает преступнику – воспитательный момент немаловажный! – что и в его случае сработала непреложная закономерность: всякое преступление будет раскрыто, вина – доказана, а справедливая кара – обязательна и неотвратима.
– Но разве не бывает, что следствие терпит поражение? Из-за своей ли неопытности, из-за отсутствия убедительных улик – неважно. Так или иначе, а преступника милиция вынуждена бывает отпустить. Где же тогда гарантия, обеспечивающая наш с вами краеугольный тезис, что всякое преступление будет раскрыто?
– Напомню еще раз: человека, чья вина не установлена судом, называть преступником никто не вправе. Так что, говоря официально, преступников милиция не отпускает. Мы стражи закона, и потому строжайшее соблюдение его духа и буквы считаем своей первейшей обязанностью. Презумпция невиновности личности для нас священна, человек не обязан доказывать свою невиновность, в доказательствах нуждается только вина. И потому, когда истекают установленные Уголовно-процессуальным кодексом сроки и веских доказательств у следствия недостаточно, сотрудники милиции освобождают подозреваемого...
– Даже если внутренне убеждены, что перед ними – преступник?
– Даже если убеждены. Хотя, скажу прямо, такое бывает не часто.
– И все же бывает? Представляю, какие чувства должны испытывать в этих случаях сотрудники милиции! Сознание того, что злодеяние осталось безнаказанным, мне кажется, не может не мучить. Должно быть, это больно задевает профессиональную гордость?
– Вопросы профессиональной амбиции – это пустяк по сравнению с горькой мыслью, что отпущенный преступник может снова причинить людям зло, снова нарушить закон. Много лет прошло, а в памяти у меня до сих пор живет некий Пастушков. Такие случаи запоминаются на всю жизнь. Помню, в бытность мою в Красноярске, где я работал заместителем начальника краевого управления уголовного розыска, поступило ко мне сообщение о тяжком преступлении на станции Козулька. Сразу начали отрабатывать несколько версий. И вот одна ниточка привела к некоему Пастушкову, этакому молодому красавцу, неоднократно судимому, наглому и самоуверенному. Когда улик появилось достаточно, Пастушкова задержали. Сначала он держался спокойно, даже нахально. Потом шумел, возмущался – незаконно, мол, задержали. Много часов провел я с ним с глазу на глаз в кабинете – и дрогнул Пастушков. Поймался на противоречиях, да и улики против него были серьезные. Все рассказал о преступлении. Подписал признание. Потом попытался бежать из– под стражи. Написал брату, что ой сознался и что теперь ему будет худо.
И надо ж было такому случиться: бывалые соседи по камере подговорили подростка Ваську С. взять преступление Пастушкова на себя! Я встретился с парнишкой, по– доброму поговорил с ним. Он признался: «Дядьки научили...» Пастушков ничего не знал о Ваське и уже ни на что не надеялся. Но когда он ознакомился – так положено – с материалами следствия и увидел протокол с самооговором Васьки С., то сразу изменил тактику. Заявил: преступления я не совершал! Суд направил дело на доследование, а когда обозначенные законом сроки истекли, Пастушкова освободили.
Он пришел ко мне, улыбаясь: «Хорошо вы меня раскололи, на мне вина. Да только я жить хочу, а потому – до свидания». Кровь во мне так и кипела: я-то знал наверняка, что Пастушков – преступник. Но закон есть закон. «Знай же, Пастушков, – сказал я ему, —.что мои глаза и уши будут ходить за тобой. За преступление свое ты все равно ответишь сполна!»
И он ответил, хотя и уехал от нас в Среднюю Азию и постарался замести за собой все следы. Ответил сполна, как я ему и обещал.
Я ни минуты не сомневался, знал: от правосудия он все равно не уйдет. Справедливость должна торжествовать не через раз, а в ста случаях из ста. Только тогда мы имеем право считать, что честно исполняем свой служебный долг.
А что значит для людей нашей профессии понятие служебного долга? Оно неотделимо от понятия долга гражданского. Милиция ведь и создана для того, чтобы оберегать права государства и советских граждан от посягательств на них преступных элементов. Само содержание нашей работы пропитано глубоким гуманизмом. И потому отношение к своему делу у нас не может быть бесстрастным. Чего-чего, а эмоций в избытке. Мы ведь каждодневно соприкасаемся с человеческой бедой. Несчастья честных, хороших людей не могут не вызывать в наших сердцах сочувствие, горечь, жалость, обиду... И закипает ярость на тех, кто причинил этим людям страдания, жжет святая ненависть к этому, для тебя пока еще абстрактному преступнику, который сделал чужую беду источником существования, который сознательно топчет нашу законность, оскверняет нашу мораль, надругивается над нашим образом жизни. И тогда говоришь себе: глаз не сомкну, а тебя, подлеца, найду! И вину твою докажу, и ответишь ты за свое преступление перед людьми полной мерой!...
Вспоминаю годы своей работы в отделе борьбы с бандитизмом, в уголовном розыске. Ох и кипишь, бывало, негодуешь, ни дня тебе, ни ночи – тут и азарт поиска, и радость удач, и гордость своей победой... А в конечном итоге – огромное моральное удовлетворение от своего дела, от своей профессии. Когда не только умом, а сердцем понимаешь, что борешься за торжество справедливости, за победу добра над злом, тогда себя не жалеешь. Преступник, вступая в схватку с милиционером, защищает только свою жизнь – так поступает и зверь. Работники милиции борются не за себя – за покой и безопасность других людей, а собой они нередко и жертвуют.
Ярким примером такой самоотверженности может служить подвиг рядового милиции Владимира Кошеля. Впервые в жизни был назначен он в поисковую группу. Морозной ночью искали опасного вооруженного преступника – его заметили на улицах Комсомольского района города Тольятти. Тревожные сообщения поступали в райотдел милиции: в Шлюзовом преступник стрелял в прохожего, затем в одной из квартир им был тяжело ранен другой житель поселка. И вот поступило последнее сообщение: след преступника ведет в район дачного массива.
Владимир Кошель вышел на маршрут, держа на поводке овчарку Вегу. Когда группа поиска оказалась на пустыре, залитом светом заводских прожекторов, Кошель вызвался проверить одну из дач – маленький домик с темными окнами. Обогнув дом, он распахнул дверь и пустил внутрь Вегу. Тотчас стукнул выстрел, раздался предсмертный визг собаки. Преступник был здесь! Еще немного, и он увидит на освещенном пустыре работников милиции и, конечно же, откроет по ним стрельбу. Владимир не колебался и мгновения: с пистолетом в руке он бросился в дом. Снова громыхнул выстрел – и Кошель, обливаясь кровью, упал на пол.
Но и в эту, последнюю минуту своей жизни, Кошель помнил о своем долге. Слабеющими пальцами милиционер сжимал пистолет, ловя на мушку темную фигуру бандита, метавшуюся по комнате. Выстрел, другой, третий... Кошель потерял сознание, и оно уже не вернулось к нему. Но его последний выстрел попал точно в цель...
Владимир Кошель посмертно награжден орденом Красной Звезды. Приказом министра МВД СССР он навечно зачислен в списки личного состава Тольяттинской милиции. Пожертвовав собой, он исполнил свой долг до конца.
Так что давайте будем считать, что готовность работника милиции пойти на смертельный риск, его повседневная заряженность на подвиг – это тоже веский аргумент в пользу утверждения, что преступление будет раскрыто.
– Не могу не согласиться с вами. Человек, горячо верящий в правоту своего дела, конечно же, имеет много больше шансов на победу, чем его противник, у которого такой убежденности нет. Хотя ведь и в преступном мире попадаются сильные личности, не менее глубоко убежденные в том, что путь, ими в жизни выбранный, единственно правильный.
– Только не стоит преувеличивать ни силу таких личностей, ни глубину их убеждений. И вообще, давайте– ка будем поточнее в выражениях: нет у нас в стране такого социального явления – «преступный мир». Есть среди преступников немногочисленная прослойка людей, которых, честное слово, не хочется и людьми-то называть: закоренелые рецидивисты, живущие по звериным законам, давно утратившие всякое понятие о человеческой морали, светлых чувствах, достоинстве, долге. Закрывать глаза на их существование значило бы уподобиться страусу, прячущему голову в песок. Они есть, и наша прямая обязанность – обезопасить общество от их гнусных посягательств.
Но подавляющее большинство из тех, кого суд объявляет преступником, – это либо оступившиеся, либо попавшие под дурное влияние, либо попросту распустившиеся, а значит – неустойчивые, слабые люди. Правоохранительные органы, к которым относится и милиция, не дают спуска и таким – за каждое преступление или нарушение законности надо платить. Но наказание, принуждение для таких людей – это и воспитание их, это, я бы сказал, и суровый назидательный урок, который преподают нарушителю закона наши правоохранительные органы. И начинается этот урок именно с нас, с милиции. Мы первые доказываем ему, и не только словесно, а прежде всего своими энергичными, умелыми действиями по раскрытию преступления, что противозаконный его поступок был бессмысленным и вредным прежде всего для него самого, потому что всякая надежда на безнаказанность – абсолютно беспочвенна. Четкая работа органов милиции оказывает убедительное воспитательное воздействие и на все окружение нарушителя закона – на его родных, близких, дружков-приятелей, знакомых, для которых раскрытое милицией преступление является своеобразным профилактическим предупреждением. Так что значение этого урока-назидания велико.
