Текст книги "Дом аптекаря"

Автор книги: Эдриан Мэтьюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Глава двадцать первая

Лидия сидела в постели и смотрела телевизор. На стеганом одеяле, как обычно, валялись смятые бумажные салфетки, крошки и еще какой-то не поддающийся идентификации мусор. Старуха потирала левую руку. Похоже, она была чем-то расстроена и недовольна.

– Отлежали? – спросила Рут.

– Артрит, дорогуша. Я принимаю болеутоляющие, но они совершенно не помогают. Боль входит в тебя и распространяется по рукам, ногам, остается в суставах.

– Если хотите, я позвоню доктору Люйтену.

– А какой от него прок? Выпишет еще один рецепт и все. Скажет, что боль – неизбежная часть процесса старения. Ненавижу это выражение – «процесс старения». Нет, не звоните.

– И что вы будете делать?

– Умирать.

Слово прозвучало жалобно и, оборвавшись на гласном звуке, растворилось в воздухе.

Рут присела на край кровати.

– Полагаю, это и есть следующая стадия процесса старения, – продолжала Лидия. – Ты стареешь, стареешь, стареешь, а потом все кончается.

– Вы вовсе не стареете, Лидия. Просто остальные молодеют. А с вами происходит вот что: вы начинаете жалеть себя.

– Вы, молодые, не понимаете физической боли. Здоровье – неведение, а неведение – блаженство. Нет, я вовсе не желаю вам испытать то же, что испытываю я. Но без понимания не бывает сочувствия. Это как на войне, дорогуша.

– Неужели ничего нельзя сделать?

– Мой прежний врач, доктор Маастенброк, бывало, делал мне массаж. Помогало. Я попросила о том же доктора Люйтена, но у него нет времени. Теперь все такие занятые. Он сказал, что есть места, где делают лечебный массаж, но дело в том, что такие сеансы очень дороги.

Рут по привычке принялась грызть ноготь.

– Хотите, я сделаю вам массаж?

Лидия как-то застенчиво посмотрела на нее и тут же отвела глаза.

– Нет, дорогуша, нет! Нет, не нужно.

– Не так уж это и трудно. К тому же мне, может быть, придется искать себе другое занятие, а массаж вроде бы приносит неплохие деньги. В любом случае для резюме не помешает. В наши дни все решает многосторонность. Опять же в этом чудесном мире массажа всегда можно выбрать какое-нибудь перспективное направление.

– Вы и правда хотите?

– Закатайте рукава и укажите точно, где болит.

Лидия показала, и Рут принялась массировать обе ее руки, растирая и раскатывая дряблую плоть и потерявшие упругость мышцы.

Предложение слетело с языка само собой, но это не значило, что к делу можно было отнестись спустя рукава. При всем том, что Лидия нравилась ей, в старухе было и что-то неопределенно неприятное. Рут в общем-то привыкла к запаху кошачьей мочи и несвежих объедков, но не могла заставить себя свыкнуться с дряхлостью и немощью старости. Отвращение было чисто инстинктивным. Порой Лидия просто превращалась в Бэгз. Рут не могла объяснить свои чувства интеллектуально, но знала – такое бывает. Люди, как полюса магнита, либо притягиваются, либо отталкиваются. Есть вещи, помимо избирательного сродства и прочей чуши. И все же на этот раз воспитание и образование взяли верх. Возможно, все дело в уровне цивилизованности. Впрочем, стоило начать разминать мягкие, теплые, сухонькие ручки, как оказалось, что все не так уж плохо. У нее была мягкая, как у ребенка, и податливая, как старая резина, плоть с морщинистой, потерявшей эластичность кожей.

Лидия откинулась на подушку и закрыла глаза.

– Посмотрите, дорогуша, где-то на кровати должна быть баночка «Тигрового бальзама», – прошептала она.

Бальзам оказался липкой и в то же время скользкой мазью, пахнущей ментолом и эвкалиптом.

– Как хорошо! – сказала Лидия. – Какое удовольствие! Боль просто рассасывается.

– Если что-то нужно, вы только скажите. И не стесняйтесь.

– Вообще-то я в порядке. Сама все делаю. Сама, например, принимаю ванну. Правда, помыть волосы мне уже трудно. Откровенно говоря, давненько их не мыла. А с грязными и в парикмахерскую идти не хочется. Вот так и хожу с растрепанными. Такая досада.

– Надо подумать, что тут можно сделать. Только не сегодня, ладно?

– Конечно, дорогуша, конечно. Я и так вам благодарна за массаж. Вы даже не представляете, как много это для меня значит.

– Послушайте, Лидия, вы ведь давно знаете Томаса Спрингера. Разве он никогда не предлагал сделать вам массаж?

– Не предлагал, а я и не просила. И никогда об этом не попрошу. Он ведь мужчина!

– А о чем же вы тогда его просите?

Лидия открыла глаза.

– Томас приходит сюда, когда ему заблагорассудится. Мы разговариваем. О том о сем. Играем в скрэббл. Ни о каких одолжениях я никогда его не прошу. Хочу сохранить свою независимость и не быть ни перед кем в долгу. Он говорит, что ему тут нравится, хотя мне в это плохо верится.

– Вот как?

– Подумайте сами. Почему бы ему не водить компанию со своими сверстниками?

– Лидия, вы эйджист.

– Кто?

– Вы с предубеждением относитесь к людям другого возраста.

– Неужели? Я лишь хочу сказать, что на месте Томаса нашла бы более интересное занятие, чем возиться с такими старыми курицами, как я. Должно быть, у него какие-то серьезные проблемы.

– Вот так благодарность! На основании этого я делаю вывод, что вы и обо мне то же самое думаете.

– Чепуха! Томас меня нашел. А вы меня не находили. Это я вас нашла.

– Мы познакомились совершенно случайно.

– Согласна, случайно. Но это я хотела, чтобы наше знакомство получило развитие. И кто, позвольте спросить, пригласил вас пожить здесь?

– Я предпочитаю думать, что импульс к сближению имел место с обеих сторон. Хотите, я помассирую вам ноги?

Лидия снова изобразила смущение.

– Не ноги, а ходули! А ведь в молодости у меня были красивые ноги. Как у девушек из модных журналов. Моя мама, Рахиль, очень мной гордилась. Думала, что с такими ногами я далеко пойду!

– И что?

– Пошла… и попала в пересыльный лагерь Вестерборк. Самый дальний пункт моих путешествий. Хотя и не могу сказать, что боюсь ходить пешком. Каждое воскресенье – в церковь да еще по магазинам…

– Ну, тогда Питсбург будет для вас настоящим приключением, – не без иронии заметила Рут.

– А я чувствую, что готова к небольшому приключению. Раньше у меня такого чувства не было. Я даже начала учить английский по кассетам. Дошла до четвертого урока… вы могли бы как-нибудь меня проверить. Давно так не работала.

– А чем вы вообще занимались? Вы как-то упомянули, что работали, но без подробностей.

– Пока был жив Сандер, помогала ему, а потом, когда он умер, работала на маргариновой фабрике, что неподалеку отсюда, за углом. Двадцать пять лет перекладывала бумажки. Была диспетчером на складе. Надо же как-то зарабатывать на хлеб с маслом.

– На хлеб с маслом?

– О Господи… правильнее сказать, с маргарином!

– Лидия, перестаньте! Вы хотите, чтобы я помассировала вам ноги? Да или нет?

– Да, дорогуша, пожалуйста. Но только ступни. Сегодня вся боль ушла в лодыжки.

Она подтянула одеяло, обнажив ноги.

– Расскажите что-нибудь еще про Томаса, – попросила Рут, принимаясь за работу. – Он немного странный, но, по-моему, внимательный и заботливый.

– Может, он и странный, но в мире полным-полно странных людей.

– Что вы хотите этим сказать?

– Согласна, Томас – милый паренек, но у него нет никаких перспектив. Рано или поздно он окажется в тупике. Как говорится, под лежачий камень вода не течет.

– Почему вы так о нем говорите?

– Я немного беспокоюсь из-за вас, дорогуша. Женщины такие неосмотрительные, а вам и без того пришлось хлебнуть горя из-за Маартена. Помните, вы как-то рассказывали мне о нем? Да-да. Поэтому-то вы и ногти кусаете.

– Пусть я кусаю ногти, но вредными привычками мало кто обделен. Вы, например, глушите джин. Никогда не спрашивали себя, из-за чего?

Лидия, похоже, обиделась.

– В моем возрасте уже не обращаешь внимания на то, что подумают и скажут другие. К тому же я никому не мешаю, никому не создаю проблем.

– Неужели? Вы так думаете? – Рут вздохнула. – Вообще-то меня беспокоит не ваш публичный имидж. Я и сама предпочитаю пить в одиночку, чем надираться в компании. Не люблю притворяться – в конце концов, мы пьем для того, чтобы напиться. То есть я хочу сказать, что ничего не имею против самой выпивки, если это случается не слишком часто. Я имею в виду другое. Меня тревожит ваше состояние. Такое впечатление, что вы каждый вечер загоняете себя в угол. Напиваетесь, чтобы забыться. Как у вас это получается – не знаю. Я сама бросила пить в восемнадцать лет. Просыпаешься, а во рту – будто всю ночь чужие носки жевала. В голове шумит, глаза режет. В общем, удовольствие того не стоит. Хорошего в этом ничего нет.

– А я, когда выпью, становлюсь добрее.

– Когда человек пьет, он становится пьянее.

– Вот она, расплата за дружбу, – холодно произнесла Лидия. – Но раз уж вы позволяете себе делать мне замечания, то и я не стану молчать. Не терплю курящих, особенно тех, кто балуется марихуаной.

– Откуда вы знаете? – удивилась Рут.

– Дорогуша, вы же пропахли этой гадостью. Волосы, одежда…

Рут открыла и закрыла рот.

Туше!

И главное, кто бы заметил! Вот так сюрприз! Чертовка Бэгз. Удар, что называется, под дых.

– Не объявить ли нам временное перемирие? – угрюмо предложила она.

– Если бы вы были внимательны, дорогуша, то заметили бы, что не я первая открыла огонь. Как раз наоборот – вела к тому, что вы мне по душе.

– И чем же это?

– Тем, что вы независимы. Вам не нужны мужчины.

Рут остановилась и с растерянной улыбкой посмотрела на старушку:

– Неужели?

– Да-да. Будьте откровенны с собой и увидите, что я права. Мы обе – современные женщины, хотя и каждая по-своему. Я позволяю себе выпивать. Вы – курить. У каждой из нас свои грешки, свои слабости, но зато мы не рабы социальных табу. И, что еще важнее, вы не испытываете потребности в мужчине. Как, кстати, и я.

– Но у вас был Сандер. Без него вам было туго.

– Это другое дело. Сандер – мой брат.

– Ладно, а как же тогда тот мужчина, которого я видела у вашего дома несколько дней назад? Вы чертовски скрытная, Лидия. Сказали, что понятия не имеете, о ком я говорю, но я же его видела.

– Хм… Как он выглядел?

– Я бы сказала, довольно представительный господин. Вьющиеся белые волосы. Высокий лоб. Хорошо одетый. Пальто с меховым воротником и черный кожаный кейс.

– О, почему же вы раньше не сказали! Это, должно быть, Бломмендааль. Заходил по делу. Помогал разобраться с некоторыми делами.

Рут посмотрела на Лидию. Лидия совершенно простодушно смотрела на нее.

– Я же не обязана обо всем вам докладывать! – выпалила старушка, не отводя взгляда.

– Вы ни о чем не обязаны мне докладывать. Просто я, наверное, в силу старомодной наивности, полагала, что друзьям принято доверять.

– Придирки ни к чему хорошему нас не приведут, – сказала Лидия. – Давайте положим этому конец.

– Положим конец чему?

Лидия нахмурилась:

– Думайте что хотите, дорогуша, но я вам доверяю и ничего от вас не утаиваю. И вот только что призналась, что Бломмендааль вовсе не какой-то мой ухажер. – Он схватила салфетку и суетливым жестом вытерла уголок рта. – В любом случае я не из тех, кто за ними гоняется. И никогда этим не занималась. Делала, что хотела, и никакие мужчины мне не указ. Обходилась без них раньше, обойдусь и сейчас. Премного благодарна.

– Уж не хотите ли вы мне сказать, что мужчины вам просто не нравятся? – мягко спросила Рут.

Старушка приняла оскорбленный вид и даже спрятала под одеяло ноги.

– Я не любительница женщин, если вы это имеете в виду.

– Вовсе так и не думала. Не представляю вас лесбиянкой.

– Рада слышать. Тем не менее раз уж вы затронули эту тему и раз уж разговор у нас сегодня такой доверительный, то скажу откровенно: мужчины – не самое лучшее, что есть в жизни. Они бывают жестокими, любят командовать и не способны на глубокие чувства. Хотя, возможно, дело просто в моем возрасте. Или в войне, которая пришлась на лучшие годы. Процесс старения, как говорит мой врач. Но ведь известно, как постелишь, так и поспишь. Я всегда была немного, что называется, диким слоном. Привыкла делать все по-своему. А мужчинам нужен полный контроль. Не сомневаюсь, что и Томас, при всей его мягкости, такой же.

– Что ж, спасибо за предупреждение.

Рут поднялась и отошла к окну.

Скрестив руки, она смотрела на канал. На другом берегу чернел фасад дома Скиля, на котором выделялись выкрашенные, очевидно, недавно белой краской оконные рамы. В одной из комнат первого этажа горел свет, едва видный из-за отблеска падающих на стекло солнечных лучей. Если в комнате и был кто-то, увидеть его было невозможно.

– Не подумайте, что я вас критикую, но не кажется ли вам, что все дело в вашей ненависти к Скилю? – не поворачиваясь к Лидии, спросила Рут. – Вы сами ее вскормили, он для вас что бельмо на глазу, и вот эта ненависть распространилась на всех мужчин без разбору.

– Чепуха! – упрямо заявила старуха.

Рут обернулась.

Лидия – тоже со скрещенными руками – сидела в постели и угрюмо таращилась в стену.

– Когда вы в последний раз разговаривали с ним?

– Думаю, в 1955-м.

– В том году, когда умер ваш брат.

– Совершенно верно. Он имел наглость заявиться на похороны Сандера, хотя я его и не приглашала. Пришлось попросить их удалиться. Вежливо, но твердо.

– Их?

– Он был с каким-то мальчиком.

– Почти полвека молчания. Впечатляет. Но может быть, поговорив с ним в конце концов, вы смогли бы как-то…

Договорить ей старуха не дала.

– Только через мой труп.

Снова молчание.

– Тогда я, пожалуй, возьму быка за рога и поговорю с ним сама, – сказала Рут.

– Не смейте вмешиваться в мои дела, бесстыдница!

Лидия едва не поперхнулась своими же словами. Лицо сделалось красным, почти апоплексическим. С минуту она пряталась за смятой салфеткой, потом бессильно упала на подушку.

Рут почувствовала, что зашла слишком далеко. Не хватало только довести старую каргу до удара. В конце концов, какое ей дело до мелкой свары двух стариков, свары, за пять десятков лет переросшей в непримиримую вражду, достойную соперничающих мафиозных кланов?

– Вам бы лучше поспать, – устало сказала она. – Мне еще придется поработать. Загляну позже, если вам нужно будет что-то купить.

Вернувшись к себе, Рут села за компьютер.

Через несколько минут в комнату неслышно вошла Принчипесса, но, оглядевшись и поняв, что ни угощения, ни забав никто не предлагает, так же безмолвно удалилась.

Приближался ветер, за окном смеркалось. Рут постучала по клавишам, увеличив яркость экрана.

Она опустила печенье в чашку с кофе и, отсчитав положенное число секунд, вынула его и опустила уже другой стороной. Фокус заключался в том, чтобы вытащить печенье и съесть до того, как оно развалится. Половина пачки уже перекочевала в желудок.

Зазвонил мобильный. На дисплее появился номер звонящего. Кид. Она решила не отвечать.

Через некоторое время Рут переоделась в черные брюки и черный же джемпер. Поработала еще немного. Что-то отвлекало, мешало сосредоточиться. Она пребывала в каком-то полусонном состоянии.

Взгляд бесцельно прошелся по комнате. Накануне вечером она перерыла ящики в старом столе Сандера, том самом, за которым сидела сейчас. Искала, разумеется, письма или что-то, хотя бы отдаленно связанное с картиной. Еще раньше были основательно проверены три верхние комнаты. Следующим пунктом значились книги. Кто знает… Прежние поколения – или так ей только казалось? – имели привычку прятать между страниц самые разные вещи: деньги, поздравительные открытки и, конечно, письма. Томов на полках хватало, так что работа предстояла долгая. Полагаясь на методичность, Рут уже определила, что после книг возьмется за половину Лидии, которую тоже обыщет тщательнейшим образом, этаж за этажом, комнату за комнатой. Если письма где-то лежат, они будут найдены. Разве она уже не нашла старую семейную фотографию, причем совершенно случайно и едва ли на самом видном месте?

Рут встала, потянулась и подошла к стенному зеркалу. Скорчив гримасу, провела ладонью по волосам. Надо бы вымыть. Пожалуй, это было единственным, что сближало ее с Лидией, – грязные волосы. Кроме того, ей ужасно надоел их природный цвет. Пусть джентльмены предпочитают блондинок, но женятся-то они – как гласит пословица – на брюнетках.

Впрочем, замуж она не собиралась – спи спокойно, дорогая Лидия.

Все это еще далеко впереди – кандалы семейной жизни, походы в «ИКЕА» и за праздничными подарками в «Дьерба», вечера с детьми и непременной канарейкой.

Издалека, преодолев немалое расстояние через половину Лидии и коридор, долетело треньканье звонка. Возилась бы с ключами, так и не услышала бы. Лидия, наверное, уже уснула. Но если ее не разбудил первый звонок, то второй вполне мог. Рут на цыпочках метнулась к передней двери, надеясь, что звонящему хватит терпения подождать.

За порогом стояла девушка-подросток в старой армейской шинели. Веснушки, взлохмаченные, как разграбленное птичье гнездо, волосы и бегающие глаза.

– Привет, я по программе.

Она отвернула лацкан шинели и повернулась так, чтобы Рут увидела значок с рекламой реабилитационной клиники для наркоманов. Уж не позвонила ли Лидия под влиянием их разговора о дурных привычках по горячей линии? Уж не по ее ли, Рут, душу явилась эта юная спасительница?

Но нет, девушка больше смахивала на бродяжку, чем на увещевателя, и в программу попала, должно быть, не по своей воле.

– Очень приятно, – сказала Рут.

– Я художница.

– Еще приятнее.

Девушка сунула в рот сигарету, чиркнула зажигалкой и глубоко и с жадностью затянулась.

– Я… типа как… ну, продаю свое. Хожу по домам, предлагаю. Это часть программы.

Она наклонилась, развязала тесемки на зажатой между ног папке, оклеенной радужными полосками голографической ленты, вытащила первый попавший под руку лист формата А-2 и протянула его Рут.

– Здесь вот сова… это вроде как мудрость. Сидит на дереве и смотрит на все то дерьмо, что творится внизу.

– А что это за парни в тюрбанах… за скалой?

– Террористы. Они типа как планируют решающий удар. Ну, там, химическую атаку.

– А эти?

– Они просто стреляют.

Девушка вытащила второй листок.

– Ого, – произнесла Рут.

– У них… в общем, вроде как раковины на спине.

– Понятно.

– Раковины вроде бы пустые, но на самом деле не пустые. Там люди… в раковинах. Только они не хотят выходить. У некоторых есть щели, дырочки, и они через них смотрят, а у большинства нет ничего. Они типа отверженные. Не могут нормально общаться.

– А вот та голая личность в середине? Без раковины, но со щупальцами на голове?

Девушка ухмыльнулась:

– Это я.

Рут улыбнулась в ответ:

– Я так и подумала.

Художница наклонилась и начала перебирать листы, отыскивая, наверное, шедевр, который должен был уничтожить последние сомнения потенциальной покупательницы.

Рут почесала голову. По каналу медленно проплывала плоскодонка с двумя женщинами, лица которых наполовину скрывали шарфы. На корме стояла детская пластмассовая мельница, издававшая высокий переливчатый звук.

– Послушайте, это прекрасно, но хозяйки сейчас нет и…

– А вы разве не хозяйка?

– Нет. К тому же, говоря откровенно, такие вещи не совсем в ее вкусе.

– Да, понимаю, – мрачно пробормотала девушка. – Пейзажи. Натюрморты. Портреты детишек. Им всем только это и надо.

Рут стало жаль ее.

– Сколько вы просите?

– Пятнадцать евро. – Она выжидающе посмотрела на Рут. – Ну, десять?

– Продали что-нибудь сегодня?

Девушка покачала головой.

– А если бы я соврала и сказала, что продала, вы бы купили?

– Слишком поздно. Возможно, вам стоит поработать над маркетинговой стратегией и переменить методы презентации.

– Так берете или нет? – с раздражением перебила ее художница.

– Возьму. Будет над чем подумать. Подождите, пожалуйста, секундочку.

Рут сбегала на свою половину за сумочкой. Возвращаясь, она пересчитала наличность и вдруг остановилась.

Идея!

По лицу расплылась улыбка. Отличная идея.

Озарение!

Совсем в другом настроении и чуть ли не вприпрыжку Рут вернулась к двери.

– Сколько всего у вас картин?

Девушка пожала плечами:

– Наверное, штук десять.

– Я дам вам сто евро за все плюс папку.

Художница посмотрела на нее как на сумасшедшую.

– Ладно, сто двадцать, – повысила ставку Рут, чувствуя себя щедрым меценатом.

– Странная вы. То лед, то пламя. Вы ведь даже остальные не посмотрели.

– А мне и не нужно. И так видно – работа качественная. Во мне словно что-то растаяло. Но пожалуйста, ничего не объясняйте. Так они загадочнее. Понимаете, что я имею в виду? Хочу найти в них свое значение, особый смысл, а не упираться в ваше толкование. Ну как, толково объяснила?

– Ага, – задумчиво произнесла девушка, с сомнением оглядывая необычную покупательницу. Она затушила сигарету, взяла деньги и пересчитала. Судя по выражению лица, мыслей у нее в голове сильно прибавилось. – Как вы думаете, я могла бы стать профессионалом? – В голосе ее все же проскользнула неуверенность.

– Вы же только начали, милая. Я даю вам старт. Ох, простите, можно еще и значок?

– Значок?

– Да, в качестве сувенира. На память о нашей встрече. Все равно он вам больше не нужен. Клиника, программа – это в прошлом. Вам не нужна никакая реабилитация. Забудьте эту дурацкую программу. Вам нужна студия. И хороший агент. Самый лучший.