Текст книги "Кладбище"

Автор книги: Эдриан Маккинти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Расскажи, что там у вас случилось, Шон? – попросил Трахнутый.

– Это было ужасно, Трахнутый. С самого начала все пошло наперекосяк... – начал я, но Соня не дала мне договорить.

– Может быть, ты сначала примешь душ и переоденешься? Разумеется, если дело терпит... – сказала она, но Джерри отрицательно качнул головой, тем самым напомнив жене, что сейчас он главный.

– А где Шеймас? – спросил я. – Его схватили?

– Мы надеялись, ты скажешь нам, где он, – проговорил Джерри, и его взгляд затуманился беспокойством.

Я отодвинул от обеденного стола стул и сел. Кит держала Джеки за руку и гладила по спине. У парня был такой вид, словно его хорошенько накачали успокоительным.

Трахнутый взял второй стул и сел рядом со мной.

– Расскажи все с самого начала, – предложил он. – Разумеется, кое-что мы уже знаем от Джеки, но я хотел бы выслушать твою версию.

И я рассказал ему, как все было, опустив, разумеется, конец истории. Джеки убежал вперед, сказал я, а я потерял из виду Шеймаса и солдата, когда переплыл реку. В конце концов мне удалось добраться до леса. Еще я добавил, что вроде бы слышал выстрелы, но, возможно, мне послышалось. Пройдя вдоль берега, продолжил я рассказ, я перешел вброд пролив, отделяющий Плам-Айленд от материка, пересек заповедник и двинулся прямо к усадьбе. Для меня, таким образом, все закончилось благополучно, но операция провалилась.

Когда я закончил, Джерри кивнул и потрепал меня по плечу. Трахнутый наклонился чуть ближе и потер заросший щетиной подбородок. Его взгляд оставался настороженным и холодным, и я почувствовал, как меня пробирает нервная дрожь.

– Подумай как следует, Шон, это очень важно, – сказал он, обдав меня запахом табака. – Как тебе кажется, почему это произошло? Может быть, полиция подстроила все это специально?

Я покачал головой:

– Я так не думаю. Просто неудачное стечение обстоятельств, вот и все. Нам просто не повезло. Убежден, что этот солдат был удивлен не меньше нашего. Легавые приехали только потому, что он успел нажать кнопку тревоги.

Трахнутый бросил быстрый взгляд на Джерри, но его лицо оставалось совершенно непроницаемым, и я так и не понял, подтвердили мои слова их догадки или наоборот – опровергли.

– Когда ты в последний раз видел Шеймаса? – спросил Джерри.

– Не могу сказать точно. Мы как раз подходили к реке... Он все время отставал и выглядел каким-то загнанным. Шеймас велел мне не останавливаться и не ждать его, вот я и побежал вперед. Когда я оглянулся, он и солдат были уже довольно далеко позади. Потом я переплыл реку и все ждал, что они меня нагонят, но они так и не появились.

– А легавые видели, куда ты направился?

– Нет, я сумел от них оторваться. Надеюсь, Шеймасу это тоже удалось, но... Даже не знаю. Он был каким-то... – Я замялся.

– Он пил? – спросил Трахнутый и прищурился.

Я разыграл легкую нерешительность. Пусть они думают, что мне не хочется выглядеть доносчиком. Бросив взгляд на Джеки, я повернулся к Трахнутому.

– Я не знаю, – промолвил я наконец.

Трахнутый мрачно кивнул.

– Сколько он выпил? Говори правду! – приказал он.

– Я действительно не знаю, Трахнутый. Когда мы подъехали к базе, он выглядел совершенно нормально, – ответил я, продолжая изображать внутреннюю борьбу.

Трахнутый покачал головой, но я видел, что он удовлетворен моими ответами. Кажется, он убедился, что ни я, ни Джеки ни в чем не виноваты, и был рад, что нам удалось спастись.

В столовую снова вошла Соня.

– Я приготовила тебе ванну во флигеле, – сказала она. – И ты должен отправиться туда как можно скорее.

На этот раз Джерри кивнул.

– У меня нет вопросов, – сказал он. – А у тебя, Трахнутый?

– У меня тоже.

Трахнутый и Джерри вместе отправились наверх, в кабинет Джерри, чтобы посовещаться и, возможно, поспорить о том, как быть дальше. Когда они скрылись, Джеки придвинулся поближе ко мне.

– Так ты в порядке, дружище? – спросил он, стараясь придать голосу примирительные интонации.

– Спасибо за заботу, Джеки. Откровенно говоря, я устал до чертиков. Но, слава богу, жив и даже не ранен. А ты?

– Я, кажется, потянул лодыжку и сильно оцарапал о «колючку» бедро, но, думаю, через пару дней все пройдет.

– Теперь ты убедился, малыш, как выгодно иметь искусственные ноги? – сказал я, показывая на свой протез.

Джеки неуверенно улыбнулся и похлопал меня по плечу:

– Ты отлично держался, Шон. Особенно в таких обстоятельствах. Не растерялся и все такое...

– А тебе как удалось оторваться? – спросил я.

– Я просто бежал. Переплыл реку и снова помчался, словно за мной черти гонятся. Надеюсь, ты не думаешь, будто я бросил вас в беде?

– Нет, Джек, ты сделал все как надо, – уверил его я.

Кит улыбнулась и погладила меня по руке. И Джеки – благослови его Господь! – ни капли не возражал.

Тем временем в столовую вернулись Джерри и Трахнутый.

– Спасся Шеймас или нет, узнаем утром, а вы, парни, можете идти отдыхать, – предложил Джерри.

Меня не нужно было просить дважды. Пожелав всем спокойной ночи, я отправился во флигель, принял ванну, затем вернулся к себе в комнату и забрался в постель.

– Узнаем утром... – прошептал я и закрыл глаза. Через секунду я уже спал.

С утра зарядил дождь. Мелкий, затяжной, холодный, похожий на очень густой, промозглый туман. Дождь натянуло с востока ветром, который грозил превратиться в штормовой. Соленая океанская сырость проникала повсюду, и, выйдя на балкон босиком и в халате, я трясся от холода, но вернуться назад не спешил. Отсюда открывался вид на ненастное, серое, осеннее море. Сентябрь в Америке, как правило, еще похож на лето, но сентябрь в Ирландии – это уже осень, а сегодняшний день был очень похож на ирландский.

Окно в доме напротив запотело, и я так и не разглядел свою соседку, зато ясно видел ее мужа, который, кутаясь в пальто, спускался по лестнице из обсерватории на крыше. Ночью не было никаких звезд, поэтому я решил, что он скорее всего держит там коллекцию порнографических открыток. Заметив меня, мужчина кивнул в знак приветствия. Я кивнул в ответ. Со стороны мы, наверное, напоминали двух заговорщиков, объединенных общими секретами.

Я сделал глоток кофе и откусил кусок круассана. Кофе и булочку я нашел за дверью на серебряном подносе.

Копы еще не появлялись.

В местной программе новостей сообщили, что на месте преступления была обнаружена часть человеческого тела. Эти всезнайки не сказали, какая часть, но я знал.

Половинка черепа.

Ночью, когда все случилось, был отлив, к тому же Гольфстрим подходит в этих местах довольно-таки близко к берегу, так что не исключено, что старину Шеймаса вообще никогда не найдут.

По радио также сообщили, что один из солдат был захвачен грабителями в качестве заложника, но вскоре ему удалось сбежать. Преступников было трое. Все – белые мужчины в возрасте от двадцати до сорока лет. Обозреватель утверждал, что происшедшему на военной базе до сих пор не найдено сколько-нибудь правдоподобного объяснения. Одни говорили, что кражу пытался совершить кто-то из персонала. Другие склонялись к мысли, что имел место розыгрыш, который зашел чересчур далеко.

Что ж, подобная неразбериха была весьма кстати. Я был уверен, что ФБР сумеет еще больше замутить эту мутную водицу.

Я допил кофе, принял душ, натянул джинсы и свитер и отправился в дом. Мексиканская прислуга получила на сегодня выходной, и завтрак готовила Соня. В столовой был один Трахнутый. Увидев меня, он крепко пожал мне руку.

– Какие новости? – спросил я.

– Пока ничего определенного. Я связался со своими приятелями в полиции; они утверждают, что ночью никого не задерживали, но в лесу обнаружены следы крови и фрагменты черепа.

– Это... Шеймас?

– Я не знаю, Шон. Тело так и не нашли, так что наверняка никто не может сказать.

– По радио передавали: один из полицейских открыл огонь. Может быть, он случайно попал в него?

– Не знаю, – повторил Трахнутый. – Шеймаса не арестовали, но и здесь он не появился, так что он либо убежал, либо погиб.

– Господи, ну и каша заварилась! – сказал я.

Трахнутый кивнул:

– Это моя вина. Я должен был взять руководство операцией на себя. Шеймаса слишком потрясло то, что случилось в Ревери... Мне казалось, если дать ему понять, что мы по-прежнему ему доверяем, это поможет парню взять себя в руки, но, по-видимому, я ошибся. Я уже сказал Джерри: только я виноват в том, что случилось. Я извинился перед ним и приношу свои извинения тебе, Шон. Ты еще новичок, и мне не следовало отпускать тебя на дело под руководством Шеймаса. Да, я был не прав, и теперь жалею. Извини.

– Все в порядке, Трахнутый. Мы сумели убежать, а словесные портреты, которые они смогут получить, будут довольно приблизительными.

– Еще неизвестно, чем дело кончится. Возможно, Шеймас сумел проползти пару сотен ярдов, после того как в него попали, но рано или поздно тело все равно найдут и опознают. И тогда легавые непременно явятся к Джерри и начнут задавать вопросы. Ведь Шеймас работал у него и даже иногда жил здесь, во флигеле... Они могут притащить с собой того солдата, чтобы дать ему взглянуть на вас, и тогда... Нет, опасность еще не миновала!

– А если Шеймаса только ранили? Вдруг он до сих пор скрывается где-то в лесу?

– В таком случае пусть лучше продолжает скрываться. Если он появится здесь, нам всем не поздоровится, – мрачно заключил Трахнутый.

Некоторое время мы сидели молча, потом Соня принесла с кухни тарелку оладий и свежий кофе.

– Как ты себя чувствуешь, Шон? – спросила она. – Ты действительно не ранен?

– Нет, со мной все в порядке. Разумеется, у меня болят все мышцы, но я не пострадал.

– Кит повезла Джеки в больницу. Я сам его осмотрел: у него довольно глубокая рана на бедре, которую придется зашивать. Заодно, я думаю, ему там сделают и рентген лодыжки, она болела у него всю ночь, так что бедняга почти не мог спать, – грустно сказал Трахнутый.

– В какую больницу? В местную?! – удивился я.

– Нет, конечно. Мы еще не сошли с ума. Кит повезла его в Бостон, в «Масс дженерал». – Трахнутый обхватил голову руками. – Не могу поверить! А ведь казалось, все так хорошо складывается! – пробормотал он.

Я ничего не ответил. Развернув «Таймс», я стал просматривать спортивный раздел. Потом в столовую спустился Джерри. Подойдя ко мне сзади, он опустил мне на плечи свои лапищи.

– Как дела, Шон? Насчет Джеки слышал?

– Слышал. Трахнутый мне только что сказал, – ответил я.

Джерри посмотрел на своего товарища по оружию. Лицо его напряглось в мучительной гримасе: он припоминал недавно заученную цитату из Вергилия или еще откуда-нибудь.

– Не унывай, Трахнутый. Forsan et haec olim meminisse iuvabit. Это не конец света, – сказал он наконец и улыбнулся. Он был до чертиков доволен собой.

– Может, и не конец, но близко. Даже если копы до нас не доберутся, ФБР непременно заинтересуется, что нам могло понадобиться на военной базе. Федералы и раньше за нами присматривали, а теперь и подавно... Что касается наших планов привлечь к себе внимание Настоящей ИРА, то о них можно забыть. Теперь мы станем в их глазах просто посмешищем! В самом деле, какой от нас прок, если мы не в состоянии провернуть обыкновенное ограбление? Господи Иисусе, Джерри, ну почему нам так не везет, а?! Даже не знаю... Возможно, мы просто стали слишком старыми и нам пора завязывать с этими делами, – проговорил Трахнутый.

Джерри покачал головой и сел.

– Да бросьте вы, ребята! Нельзя же опускать руки после первой глупой неудачи, – сказал я, думая о своей амнистии и о своем миллионе.

Джерри одобрительно кивнул.

– Послушай, что говорит молодое поколение, Трахнутый. А ведь Шон тоже был там, на базе... Иногда бывает, что молодежь воодушевляет стариков на борьбу. Как там говорил Джефферсон насчет дерева свободы, вспоенного кровью молодых? – спросил он.

Трахнутый побарабанил пальцами по столу и, через силу улыбнувшись, провел пятерней по своим длинным, начавшим седеть волосам.

– Наверное, ты прав, Шон, – сказал он после небольшой паузы.

– Конечно, прав, – ответил я со всей убежденностью. – Сдаваться нельзя. Судьба наносит нам удары, но мы не должны опускать руки. Наоборот, нужно извлечь урок из нашей неудачи, усилить организационную сторону и постараться сделать так, чтобы во всем и всегда опережать легавых на один-два шага.

«Давайте-давайте, – думал я, – организуйте-ка что-нибудь такое, чтобы окончательно запутаться и угодить за решетку и чтобы я поскорее получил свои денежки».

Трахнутый улыбнулся Джерри той широкой, обаятельной улыбкой, от которой у меня неизменно бежал по спине холодок.

– В самом деле, у нас же есть Портсмут. Наш резервный план «Б», – сказал Трахнутый.

– Ну, не знаю... – пробормотал Джерри.

– Ведь это была твоя идея, – не отступал Трахнутый. – Альтернативный вариант, который ты предложил, выглядит довольно перспективным, и мы просто обязаны воспользоваться возможностью, пока она у нас есть. Добившись цели, мы одним махом обеспечим себе авторитет и уважение за океаном, – со знанием дела заключил он.

Джерри неохотно кивнул.

– Я подумаю, – пообещал он.

– Мне придется, конечно, еще над этим поработать, – добавил Трахнутый. – Обдумать, спланировать...

– Так чего же ты ждешь? – с иронией осведомился Джерри.

– Я жду, пока сюда явятся легавые и начнут задавать вопросы о Шеймасе, – сердито огрызнулся Трахнутый.

– Зачем же ждать? Если ты чем-нибудь займешься, тебе сразу станет легче. Хватит, Трахнутый, возьми себя в руки и перестань киснуть. Видишь, я не кисну, а все потому, что мне нужно строить дома, нанимать и увольнять людей, заниматься другими делами. Довольно хандрить, приятель. Если легавые появятся, мы с ними как-нибудь разберемся, а если нет... то и с этим мы тоже разберемся. О'кей?

– А как насчет ФБР? – спросил Трахнутый, снова мрачнея, и я понял, что о таинственной портсмутской операции он снова забыл.

– Неужели ты боишься ФБР, Трахнутый? Что-то я тебя не узнаю! Где тот неистовый, дерзкий республиканец, которого я повстречал двадцать лет назад? Серьезно тебе говорю, Мак-Гиган, не вешай нос на квинту, а лучше займись делом. Не хочешь торчать здесь – съезди куда тебе нужно, только, ради всего святого, делай что-нибудь! А если ничего путного в голову не приходит, могу предложить помахать лопатой у меня на стройке. Рабочие руки мне всегда нужны.

Трахнутый резко встал и... рассмеялся:

– Ты прав, Джерри. Прав, как всегда.

Джерри порывисто обнял приятеля:

– Вот так-то лучше, старина. А теперь – проваливай.

Трахнутый кивнул мне и вышел. Джерри дружески толкнул меня кулаком в плечо:

– Тебя тоже касается, Шон. Брысь!

– На улице дождь.

– Ну и что? Или за те двадцать дней, что ты прожил в Америке, ты успел отвыкнуть от дождей? Вот что, пригласи-ка мою дочь прогуляться. Эта юная леди места себе не находит с тех самых пор, как отвезла Джеки в больницу. Можно подумать, ему предстоит операция на сердце или еще что-то в этом роде! В общем, делай что хочешь, только не торчи в доме, ясно?

Я поднялся.

– Кит, спустись-ка к нам! – позвал Джерри, повернувшись к лестнице.

– Зачем? – крикнула Кит из спальни.

– Сходите погуляйте с Шоном.

– На улице льет как из ведра! – возразила она.

– Иди сюда, кому говорят! – снова окликнул дочь Джерри и заговорщически мне подмигнул. Возможно, я ошибался, но у меня сложилось впечатление, что Джерри с каждым днем испытывает ко мне все большую симпатию, в то время как Джеки нравится ему все меньше и меньше. Не исключено даже, что он бы не особенно возражал, если бы я стал бойфрендом его дочери вместо малыша-серфингиста. Что касалось меня, то я был совсем не против.

Появилась Кит. Она была очаровательна, даже когда хмурилась. На ней были черный топик, черные джинсы и высокие армейские ботинки.

– Ну что еще? – раздраженно осведомилась она.

– Забирай Шона и сходите погуляйте. Вам обоим необходимо развеяться, – сказал Джерри.

– Я жду звонка Джеки, – возразила Кит.

– Да успокойся ты, ничего с ним не случится. Если будет нужно, я сам за ним съезжу. А теперь прочь с глаз моих – оба!

Кит с обидой покосилась на меня, но ослушаться отца не посмела.

– Давай возьмем плащи, – сказала она мне с энтузиазмом человека, идущего удалять больной зуб.

Дождь. На тропинке размыло все следы. Под ногами хрустят ракушки. Ветер раздувает большой черный плащ Кит, словно парус. Я иду с подветренной стороны, и его полы хлещут меня по ногам.

– Куда мы идем? – спрашиваю я.

– Мы же на острове, – отвечает она, – а значит, и идти нам особенно некуда.

– Ну, не хочешь – не говори. Я не настаиваю.

И она не говорит.

Берег совершенно пуст, если не считать нескольких сумасшедших собачников, прогуливающих своих питомцев, да бродяг, которые прочесывают пляж в поисках потерянных вещей. Мы шагаем молча, пока не достигаем дальней оконечности острова.

Здесь расположен маяк, опорный пункт Береговой охраны и длинный бетонный пирс, защищающий вход в естественную гавань Плам-Айленда.

– Давай сделаем одну вещь? – говорит Кит, заговорщически улыбаясь.

– Какую?

– Ну, соглашайся же! – смеется она. На лице Кит выражение лукавой угрозы. Она идет к песчаной косе, венчающей остров, выбирает небольшую плоскодонку и, сняв башмаки, сталкивает ее в воду.

– Что ты делаешь?

– Залезай скорее! – торопит она. – Я сама буду грести. Ты просто сиди и ничего не делай.

– Это твоя лодка?

– Нет, конечно.

Я забираюсь в лодку. Кит вставляет весла в уключины и выгребает в пролив, где встречаются воды реки Мерримак и Атлантического океана. Волна сегодня не слишком сильная, но из-за дождя на воде почти никого нет. Кроме того, у неба такой вид, будто вот-вот может налететь ураган.

– Куда мы плывем? – спрашиваю я.

– Туда, – говорит Кит, показывая на какую-то точку на дальнем берегу реки.

– В Нью-Гемпшир? – пробую угадать я.

– Глупый! – смеется она. – Это еще Массачусетс.

– Знаешь, я ведь не очень хорошо плаваю, – говорю я и улыбаюсь, чтобы скрыть тревогу.

– Не волнуйся, все будет в порядке.

Она гребет против течения реки и отлива, и лодка продвигается медленно. Кит приходится прилагать все силы, чтобы нас не вынесло обратно в океан.

– Давай я немного погребу, – предлагаю я.

– О'кей, – соглашается она.

Со многими предосторожностями мы меняемся местами, и я берусь за весла. Кит сидит теперь на корме, мокрая, улыбающаяся, влажные волосы прилипли к разгоряченному лбу. Настоящая наяда или рыбачка – изящная, естественная, озорная. Волны то и дело перехлестывают через планширь, потом нас раскачивает проходящий мимо катер Береговой охраны, но мы все же оказываемся на середине пролива. Теперь уже нет разницы, плыть вперед или поворачивать назад, и я гребу дальше. Отлив пытается утащить нас с собой, и, приноравливаясь к нему, я сильнее налегаю на левое весло.

– У тебя очень хорошо получается, – говорит Кит. На ее щеках розовеет румянец, а глаза кажутся зелеными, как волны. Еще через десять минут наша лодка начинает скрести дном по песку. Последнее усилие, и мы оказываемся на северном берегу реки Мерримак. Здесь мы вытаскиваем лодку на каменистую полоску пляжа, за которой начинаются высокие дюны, поросшие песчаным тростником и низкорослым кустарником.

– Что это за место? – спрашиваю я.

– Государственный природный парк. Это очень уединенное место – сюда ведет только одна дорога, и по ней мало кто ездит. Раньше я часто приплывала сюда на лодке, чтобы выкурить косячок. Отличный вид, правда?

С берега, где мы стоим, действительно видны почти весь Плам-Айленд, Ньюберипорт, а также изрядный кусок Атлантики. Бурный серо-седой океан кажется мне более близким и знакомым, чем в теплую, ясную погоду, когда и вода, и небо приобретают одинаковый лазурно-голубой цвет.

– Отсюда, наверное, можно рассмотреть твой дом, – говорю я.

– Можно. – Кит согласно кивает. – Вон тот большой – это он. Ну, где флаги...

– Знаешь, мне кажется, что американский флаг все-таки должен висеть выше остальных, – говорю я.

– Ты что, американский патриот, что ли?

Ветер крепчает, и мы прячемся в дюнах. Кит зябко обнимает себя за плечи и ближе придвигается ко мне. По реке Мерримак бегут в океан злые волны с белыми барашками пены, а там, на просторе, уже ходят могучие свинцовые валы. Пронзительный океанский бриз, спотыкаясь, несется над пляжем, оставляя за собой вытянутые песчаные барханчики.

– Как ты думаешь, мы сможем вернуться? – спрашивает она.

– Кому какое дело, вернемся мы или нет?

Ветер начинает завывать по-штормовому, и пространство вокруг вдруг сужается, заполняясь песчаными вихрями. Волосы Кит полощутся на ветру, путаются, лезут в глаза. Она глядит на меня и утыкается лицом куда-то мне под мышку, а я обнимаю ее за плечи.

Она не знает, что делать, как держать себя со мной, что говорить – или не говорить. Ее ладонь лежит на обшлаге рукава моей кожаной куртки и нервно по нему похлопывает. Я снимаю куртку и накрываю ею нас обоих.

Внезапно я замечаю, что Кит вот-вот расплачется. Она пытается загнать слезы обратно, но у нее это плохо получается.

– Как ты думаешь, все будет хорошо? – спрашивает она.

– Что именно? – уточняю я.

– Ну... с папой, с Джеки... Вообще?.. – спрашивает Кит, и я вижу, как слезы катятся у нее по щекам.

Подумаешь, наложат твоему Джеки пару швов, едва не отвечаю я, но в последний момент сдерживаюсь.

– Все будет хорошо, – заявляю я уверенно. – А если ты беспокоишься насчет того, что случилось вчера вечером, – брось! Это действительно ерунда. Все образуется.

– Надеюсь, – говорит она и морщится. Кит всегда хочется казаться сильной, но сейчас она не может с собой справиться. Я слышу, как она негромко всхлипывает.

– Ну, что случилось, дружок? Что тебя беспокоит? – спрашиваю я как можно мягче.

– Нет, я не беспокоюсь, честно! Мне просто хочется, чтобы это поскорее закончилось. Нам было очень хорошо втроем, и я была по-настоящему счастлива, но... Нет, я понимаю, что у папы есть долг перед родиной, есть что-то такое, чего он не может не делать, и все-таки я... мне бы очень не хотелось его потерять, – сбивчиво объясняет она.

– Ничего с ним не случится, – говорю я.

– Откуда ты знаешь?

– Я многое знаю, – уверенно отвечаю я.

Она улыбается сквозь слезы и крепче прижимается ко мне. Некоторое время мы слушаем, как ветер швыряет валы и со свистом проносится над дюнами. В этом разгуле стихий есть что-то величественное, и понемногу Кит успокаивается.

– Это Трахнутый виноват, – произносит она сердито. – Из-за него все началось!

– Да, он нехороший человек, – поддакиваю я с готовностью.

Кит смотрит на меня. Ей хочется говорить со мной откровенно, но она не решается.

– Моей маме здесь бы понравилось. Она любила море, просто с ума по нему сходила, и мечтала жить где-нибудь на побережье, – говорит Кит.

– Откуда она была родом?

– Откуда-то с Лонг-Айленда. Думаю, она жила где-то рядом с заливом, пока не переехала в Бостон.

– Там ты и выросла?

– Да. В городе. Папа часто говорил, что хочет перебраться куда-нибудь поближе к морю. Но только не на Кейп-Энн. Его он терпеть не может. Здешние места ему всегда нравились больше: он считает, что здесь, на Северном побережье, все намного проще и понятнее. Мы уже собирались переехать, но тут мама заболела этой своей злокачественной лимфомой, и... и нам пришлось остаться, чтобы быть поближе к больнице. Мы переехали, только когда она... когда ее...

Я знаю, Кит, мысленно твержу я. Знаю!

Мне хочется произнести это вслух, но я только плотнее прижимаю ее к себе. Огромная черная туча опускается на остров и скрывает сначала ее дом, а затем и противоположный берег реки.

Кит дрожит.

Тело умеет разговаривать не хуже языка, и, не произнося ни слова, мы с Кит говорим друг другу многое. Она глядит мне в глаза. В ее взгляде – доверие и, возможно, что-то еще. Зародыш чего-то большего.

– Я думаю, именно поэтому мама не захотела иметь своих детей. Ведь генетическая болезнь может передаваться по наследству... Вот они и удочерили меня. Думаю, я должна быть благодарна судьбе, хотя это странно – благодарить за то, что кто-то так страшно болен.

Я молчу.

– А твои родители умерли? – спрашивает Кит.

– Да. Мама умерла, когда я был совсем маленьким, а отец скончался несколько лет назад, – машинально цитирую я хорошо заученную биографию Шона Маккены. – Быть может, это покажется ужасным, но... мы с ним не были особенно близки, – добавляю я уже от себя.

– Ничего ужасного в этом нет, такие вещи случаются, – говорит она.

– Да, – мрачно соглашаюсь я. Я мрачен, потому что Кит открывает мне душу, а я в ответ только лгу.

– Он бездельник. И тунеядец. – Судя по ее тону, речь снова идет о Трахнутом. – Он ничего не делает, никакой работы. Джеки вкалывал в папиной фирме как вол; он до сих пор ему помогает, когда папе не хватает рабочих рук, хотя Джеки занимается серфингом и всякими другими клёвыми вещами. А Трахнутый ничего не делает. Вообще!

– Ну, мне бы не хотелось сплетничать, но я о нем кое-что слышал. Кое-что нехорошее, – сообщаю я.

– Что ты слышал?

Прежде чем я успеваю ответить, ветер заворачивает рукав моей футболки, а Кит его поправляет.

– Это тоже осталось от той аварии? – спрашивает она.

– Что именно?

– У тебя шрам на плече. Я заметила, еще когда ты был одет гладиатором.

Я смотрю на Кит, пытаясь наскоро сообразить, насколько откровенным могу быть с ней. Возможность разговора по душам представляется мне не только реальной, но и довольно многообещающей. Конечно, хладнокровный, дальновидный, испытанный профессионал Майкл Форсайт ответил бы: «Да, это осталось у меня от той аварии» – и закрыл тему, но я знаю, что не сделаю этого. Я собираюсь одним прыжком преодолеть разделяющую нас ложь и сказать правду – маленькую часть правды. Я вручу Кит этот крошечный фрагмент настоящего меня и посмотрю, что она с ним будет делать. Отзовется ли она на мое доверие доверием и... молчанием?

– Нет, – говорю я, – это шрам от татуировки.

– От татуировки? А какая она была?

– Ты умеешь хранить тайны?

– Конечно! – отзывается Кит, пожалуй, слишком небрежно, чтобы мне это могло понравиться.

– Ты не должна рассказывать Трахнутому, – говорю я. – И вообще никому. Потому что меня могут неправильно понять.

– Обещаю, что не скажу, – отвечает она.

Слава богу, на этот раз ее голос звучит достаточно серьезно.

– В свое время я вытатуировал себе крылатую арфу. Это была эмблема нашего полка. Видишь ли, я почти одиннадцать месяцев служил в Британской армии, и наш полк назывался «Ирландские королевские рейнджеры». Сейчас его больше не существует, несколько лет назад полк расформировали и объединили с другой частью.

– Ты служил в Британской армии? – переспрашивает Кит.

– Да. Понимаешь, я долго был безработным, и никаких других вариантов у меня не осталось. В то время мне казалось, это неплохая идея, но вскоре выяснилось, что я и армия плохо сочетаемся друг с другом. В конце концов меня уволили по дисциплинарной статье с лишением всех прав и привилегий.

– Теперь я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы Трахнутый об этом узнал, – произносит Кит без всякой интонации.

– Ты ему не скажешь?

– Конечно нет! – говорит она с негодованием. – Но если хочешь знать мое мнение, то лично меня это ничуть не беспокоит.

– Спасибо. И все равно пусть это остается тайной, хорошо? Честное слово, это мой единственный секрет!

– И все равно ничего в этом страшного нет. Ведь тогда ты был молодым и глупым и мог совершить что-то похуже. А армия – ерунда, – говорит она, и я чувствую, что такой ответ мне по душе.

Кит улыбается, и я спешу воспользоваться этой возможностью, чтобы легонько поцеловать ее в лоб.

– Сделай это еще раз! – просит она, мечтательно закрывая большие васильковые глаза.

Я целую ее в губы.

– Мне понравилось, – говорит она. – Я знаю, что это неправильно, но мне все равно нравится.

– Мне тоже, – говорю я. В глубине души я очень рад, что открыл ей что-то из своего настоящего прошлого. Сейчас моя работа заключается в том, чтобы лгать, но то, что происходит между мной и ею, не должно стать частью лжи. Я не стану использовать Кит, чтобы получить свой миллион. Эта девушка не имеет никакого отношения к игре, которую я веду.

Что, интересно, я в ней нашел?

Кит, бесспорно, очень красива, но дело не в этом.

Еще она сбившийся с пути, запутавшийся ребенок, но дело и не в этом тоже. Есть еще что-то.

Вероятно, все дело в чувстве сожаления, которое охватывает меня каждый раз, когда я смотрю на нее. В моей больной памяти.

Она слишком напоминает мне Бриджит – ту девушку, которую я потерял в пространстве и во времени несколько столетий назад.

Я не смог спасти Бриджит. Не смог помешать ей последовать за мной по дороге страданий, войны и мести. Я не смог помешать Бриджит забыть самое себя и превратиться в бесчувственную, внушающую ужас машину смерти. Я не сумел ее остановить, потому что сам толкнул Бриджит на этот гибельный путь. Это я убил человека, за которого она собиралась замуж, и, если Дэн Конелли прав, эта история еще не закончилась.

Сейчас я ничего не могу с этим поделать. Историю нельзя переписать наново, как кому нравится.

Но Кит...

Ее я могу спасти.

Я могу помешать ей сойти в ад.

И в моих силах нейтрализовать влияние двух зловещих звезд, взошедших на ее небосклоне.

Когда пробьет их час, я сумею найти способ вытащить Кит невредимой из этой архисложной ситуации и сделать так, чтобы она не пошла ко дну вместе с ними.

– Кит, мне... – начинаю я и замолкаю, не зная, что сказать дальше.

Она с легкостью находит нужные слова вместо меня.

– Я знаю, Шон, это неправильно, но сейчас мне хочется, чтобы ты... прикоснулся ко мне, – шепчет Кит.

Я просовываю руку ей под свитер, прикасаюсь к холодной коже ее живота и к маленьким, крепким грудям. Обнимаю ее, прижимаю к себе и целую.

– Медленнее! – говорит она.

Я держу Кит в объятиях и медленно целую, а мои руки скользят вниз по ее спине, поднимаются по бедрам и останавливаются между ногами. Она сразу напрягается, и я осторожно отодвигаю девушку от себя, но за мгновение до того, как выпустить ее совсем, я ощущаю где-то под сердцем такую острую боль, что оказываюсь не в силах и дальше сопротивляться тому, что росло во мне все это время.

– Ты нужна мне, – говорю я.

Кит трясет головой:

– Нет!

Я снова целую ее, и – боже мой! – я действительно хочу ее. Хочу прямо здесь, на песчаном берегу, под темным пасмурным небом. Для меня это означало бы очень многое, почти все. Это исцелило бы меня. Сделало бы целым. Разлучило бы с убийством, растворенным в моей крови и свербящим в кончиках пальцев. Мне необходимо отдать себя ей целиком, без остатка. Я хочу обнимать ее, быть внутри нее, соединиться с ней в одно. И я знаю, что ей я тоже необходим.

Я приподнимаю рубашку Кит и целую ее гладкий живот.

– Да... – шепчет она.

Теперь уже сама Кит прижимает меня к себе, и ее холодные мокрые руки скользят по моей спине. Я снова целую ее в губы, потом поднимаю подол рубашки и целую под грудью, соски и – очень осторожно – начинаю расстегивать пуговицы ее джинсов.