Текст книги "Темная кровь"

Автор книги: Э. Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Громовой голос Рексель использовал во благо – поднимал боевой дух воинов, которые видели вокруг мертвые тела своих павших соратников и вероломных братьев по оружию из Джарвика. Кем бы ни были эти воины, они все-таки оставались раненами, и это придавало победе горькое послевкусие.

Когда Рексель прекратил воздавать хвалу победе и чести, он вернулся к Халле, оставив отряд добивать уцелевших врагов с тяжелыми ранениями и собирать с поля боя то, что могло еще пригодиться.

– Не знала о столь доброжелательном отношении к моему дому, Рексель, – сказала Халла, подразумевая то, что он выкрикнул их родовое имя.

– Нравится тебе или нет, моя госпожа Летняя Волчица, это теперь твой отряд. Ты же присягала на верность Алахану и дому Слезы, правда?

Она еще не выражала это со всей определенностью.

– Я присягала Фьорлану, – гордо ответила Халла, – и никогда не приму Рулага Предателя.

Падающее Облако кивнул.

– Это почти одно и то же… пока мы не найдем Алахана. Тогда, возможно, тебе придется точнее определиться с клятвами верности.

Скорее всего, он прав. Она несколько раз встречалась с Алаханом Слезой, и он не производил впечатления человека, который ограничится вялой поддержкой. Однако, как бы она ни старалась, Халла не могла забыть, что Алдженон Слеза убил ее отца.

Она снова повернулась к воину из Хаммерфолла.

– Рексель, снимите эти тела, и пусть Генрих проверит дома – может, кто-то еще остался в живых.

Падающее Облако кивнул с легкой улыбкой и пошел исполнять приказ, оставив Халлу Летнюю Волчицу, могучую воительницу Рованоко и наследницу чертогов Тиргартена, обдумывать свое положение.

Никто из ее отряда не устроил себе передышку, и она сделала вывод: воины специально пытаются занять себя, лишь бы не думать о том, что ранены убивают раненов. Столбы, на которых повесили простых людей из Хаммерфолла, убрали, мертвые тела сложили вместе, а нескольких выживших воинов из Джарвика крепко связали и тщательно охраняли. Отряд Халлы захватил в плен восемь человек в разном состоянии, у кого-то не было руки или ноги, а кто-то отделался ушибами. Пленники остались под бдительным оком Олеффа Твердолобого, пока Халла не соизволит их допросить.

Вульфрик быстро вернулся с усталым и смущенным выражением на лице после выхода из боевой ярости. Тяжело ступая, он небрежно тащил за собой несколько мертвых тел, направляясь к остальным воинам своего отряда. В его глазах до сих пор полыхал гнев из-за того, что творилось во Фьорлане, из-за смерти Алдженона и потери флота драккаров, из-за предательства Рулага Медведя.

– Халла! – рявкнул Олефф, стоящий рядом с пленниками. – Вон тот лысый ублюдок хочет поговорить. Похоже, он один из близких соратников Медведя.

Летняя Волчица посмотрела туда, где сидел тот, про кого говорил Олефф. Пленник был полностью безволосым, даже без бороды, и его внешность сильно выделялась на фоне заросших волосами фьорланцев. Халла гневно взглянула на него, затем решительно зашагала по разрушенной деревне.

– Говори, – приказала она.

– Я буду говорить с мужчиной, одноглазая. Кто командир этого отряда? – Воин Медведя был почти невредим, не считая безобидных ссадин. Он просил встречи с командиром, и присутствие женщины застало его врасплох.

Не дожидаясь приказа, Олефф ударил ему по лицу рукоятью топора, сломав нос, и пленник растянулся на земле.

– Это Халла Летняя Волчица, ты, вероломная дрянь.

– Благодарю тебя, Олефф Твердолобый, – сказала она с улыбкой. – А сейчас я повторю… говори.

Воин Медведя постарался выпрямиться, но из-за боли в сломанном носу его глаза застилали слезы, и он даже не пытался встать.

– Укротитель Медведей Фьорлана, верховный вождь Рулаг Медведь, заявил права на эти земли. По какому праву вы убили его воинов? – презрительно воскликнул он, и Халле стало ясно, что он фанатичный последователь Рулага Предателя.

– Твой господин предал Фьорлан, Ледяного Гиганта Рованоко и дома Слезы и Летнего Волка. Вот и все права, которые были нам нужны. – Она яростно уставилась на него.

– Что ожидает нас в Медвежьей Пасти? – спросил Олефф, при этом он слегка помахивал топором, желая подчеркнуть важность вопроса.

Медвежья Пасть – речная развилка, обозначавшая южную границу Джарвика. Природа сама постаралась сделать это место легким для обороны: узкая расщелина, которую почти невозможно было обойти.

Воин Медведя ухмыльнулся, обнажив выбитые зубы и окровавленные десны.

– Там вас ждет Грамма Черные Глаза, – уверенно заявил он, – новый вождь Хаммерфолла.

Халла порадовалась, что этих слов не слышит Падающее Облако. Она не сомневалась, он будет возражать против назначенцев Рулага на его родных землях.

– Рулаг слишком занят, чтобы самостоятельно навести порядок? – спросила она.

– Лорд Укротитель Медведей сидит в чертогах верховного вождя во Фредериксэнде, одноглазая. Его сын охотится за сыном Слезы, а на земли Медведя и Хаммерфолла он поставил вождями своих верных людей.

Халла и Олефф переглянулись.

– Я полагаю, больше от него не будет никакой пользы, – произнесла она.

Олефф ощерился в улыбке и без промедления погрузил лезвие топора в череп воина, пролив на землю струю крови, и почти мгновенно убил его. Другие пленники вздрогнули при неожиданном проявлении жестокости и теперь со страхом смотрели на Халлу и ее капитана.

– Я могу смириться с одним оскорблением, – произнесла она жестко, – но после второго вас ждет смерть. – Халла убедилась, что ее услышали все пленники, затем продолжила: – Эта лужица тролльей мочи сказала мне, якобы ваш лорд сейчас во Фредериксэнде. Якобы Предатель заявил права на земли Слезы, Медведя и Хаммерфолла.

Она перешла на крик, чтобы ее слова слышали не только пленники, но и воины ее отряда:

– Я Халла Летняя Волчица, наследница Тиргартена, и я говорю: Рулаг Медведь – убийца и трус, я нарекаю его Предателем! – Она прорычала последнее слово. – Земля Летнего Волка не признает нового верховного вождя, и мы лучше умрем, чем сложим топоры и преклоним колени перед Рулагом.

Последние слова были обращены к ее воинам, и она получила от них громкое одобрение. У Вульфрика на лице, пока он ее слушал, появилось решительное выражение. Халла плюнула на землю, подтверждая свою клятву, и резко отвернулась от оставшихся пленников и лужи крови, растекшейся от мертвого воина.

– Сильные слова, – с уважением произнес Вульфрик, когда она подошла к нему. – У твоего отца тоже язык был хорошо подвешен.

Вульфрик был весь в крови, бледная кожа лоснилась от пота. Халла подозревала, что он цепляется за последние крохи надежды.

– Ты знаешь, что такое верность, Халла? – тихо спросил он.

– Что же такое верность, мастер Вульфрик?

– Сражаться за сына человека, который убил твоего отца… – он помедлил, – потому что ты знаешь: так будет правильно.

Халла пока не могла определиться с тем, кому принадлежит ее верность. Она будет бороться с Рулагом до последнего вздоха – его предательством она считала прежде всего засаду, устроенную на корабли фьорландцев, в результате которой вместе с флотом драккаров погибло больше тысячи человек, но также она знала, что Алдженон убил ее отца только из-за необходимости спасти своего брата, Магнуса, из Ро Канарна. Если Алдженон или его сын заслуживали ее верность, им сперва нужно было это доказать, а один из них погиб, не успев этого сделать.

– Я сражаюсь за Фьорлан, Вульфрик, и я надеюсь, ты тоже. Вот чему мы верны, и вот почему мы продолжим сражаться. – Не в ее характере было обманывать, а из всех ее капитанов она больше всего нуждалась в помощнике вождя из Фредериксэнда. Она не будет ему лгать или притворяться, будто с готовностью присягнет Алахану Слезе – но, к счастью, ей не придется решать этот вопрос в ближайшее время.

– Справедливо, – заметил Вульфрик. – Но я поклялся в верности дому Слезы, и я буду служить Алахану до последнего вздоха.

Халла кивнула – она понимала, какой глубокий смысл несут эти слова. Она знала, что отец Вульфрика некогда обернулся против Рагнара Слезы и в качестве наказания потерял свое семейное имя. Сыну Ларса Взбешенного было разрешено остаться в живых при условии вечной верности дому Слезы. Такие клятвы для воинов Фьорлана были незыблемы, и долг Вульфрика привел к тому, что он стал воином Фредериксэнда и другом погибшего верховного вождя.

Она попыталась улыбнуться.

– Это тоже сильные слова, но нам нужно продержать пленников в живых еще немного. По крайней мере, мы узнали, что Алахан до сих пор жив. Если он сумел сбежать из Фредериксэнда и сможет добраться до Тиргартена…

– Он все еще жив! – прервал ее Вульфрик. – Да, это похоже на очень хорошие новости.

Огромный воин закрыл глаза, и на секунду Халле показалось, что она заметила слезы. Они стояли в молчании, пока люди вокруг убирали тела и тушили огонь.

Халле требовалось продумать план. Пока они шли с юга на север через Глубокий Перевал, она была занята простыми задачами выживания и поддержания боевого духа. Но сейчас, когда они уже достигли лесов Хаммерфолла и находились на земле Фьорлана, ей нужно было обдумать другие вопросы. Если они продолжат идти на север, им придется пройти через Медвежью Пасть и пересечься с новым вождем – этим Граммой Черные Глаза, – прежде чем они дойдут до Джарвика, города Рулага Медведя. Одним из преимуществ их конечной цели являлось то, что самого Предателя в городе не было, зато там мог находиться туманный камень, но город Медведя вряд ли радушно встретит Халлу и ее отряд. Если же они направятся на запад, в ее родной город Тиргартен, тогда им придется несколько месяцев плутать по лесу, кишащему троллями и Горланскими пауками, и нет никакой гарантии, что Алахан все еще будет жив, когда они до него доберутся. Трудный выбор.

– Халла! – прорычал Падающее Облако неподалеку от нее. – В Хаммерфолле, похоже, новый вождь.

– Да, я слышала, – ответила она, все еще погруженная в раздумья.

– Один из этих ублюдков уверяет, будто их вождь разыщет всех воинов, которые не погибли с флотом драккаров, и отрубит им руки. – Рексель разгневался, а Халла втайне мечтала хотя бы пару часов провести в уединении и хорошенько подумать. – И что мы собираемся с этим делать?! – рявкнул он гораздо более грубо, чем намеревался.

– Рексель, – вмешался Вульфрик, – помни, с кем ты говоришь и что она для нас сделала.

– Все в порядке, – заверила Халла. – Гнев – это неплохо… особенно когда для него есть причина.

Рексель Падающее Облако глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки, а затем снова заговорил:

– Прости… я верен вам всем, вы знаете, но это же Хаммерфолл. Я здесь родился и вырос, но если я здесь останусь – мне отрубят руки!

Большинство воинов стояло неподалеку, слышало слова Рекселя, и Халла заметила на многих лицах одобрительное выражение. Не то чтобы она не сочувствовала им, но у них всего двести бойцов, и атаковать Медвежью Пасть таким числом казалось безрассудным. Однако другие варианты были не лучше, и она решила использовать желание мести своих воинов и силой пробить дорогу на север. Оставалась возможность встретить кого-нибудь, кто после крушения флота драккаров смог спастись на устьях рек Хаммерфолла, и пусть отряд их был невелик, Халла знала, они могут устрашить многих противников.

Она шагнула ближе к Падающему Облаку.

– Наш путь лежит на север. Мы пойдем через Медвежью Пасть.

Он кивнул, и в его седеющей бороде промелькнула улыбка.

– Очень хорошо, госпожа Летняя Волчица, мы проверим деревню, а затем выступим через час… если вы прикажете.

– Я приказываю, мастер Падающее Облако, – ответила она властно.

Рексель отступил от нее на несколько шагов и повернулся к остальному отряду, передавая приказ проверить оставшиеся здания и собрать мертвых.

Вульфрик выступил из-за плеча Халлы и тихо произнес:

– Тебе нужно было дать ему пощечину.

– Он крупнее меня, – ответила она с улыбкой, – и я с ним согласна.

Вульфрик нахмурился.

– Большинство воинов Медведя, должно быть, находится в Джарвике, но пройти через Медвежью Пасть будет невозможно. У нас всего двести воинов. Мы сильны, но не настолько.

– В Джарвике ведь есть туманный камень? – полуутвердительно спросила она. – У старого отца Кроу тоже есть такой, на Башне Орека в Тиргартене. Нам нужно узнать, жив ли Алахан, – а это самый быстрый способ.

Воин нахмурился еще сильнее и повернулся к Халле.

– Умно, – произнес он. – Глупо, конечно, но в то же время умно.

– Заткнись, – раздраженно ответила Халла. – Это разумно. До Тиргартена несколько месяцев пути, а до Джарвика, если поторопимся, мы дойдем уже через три недели.

– А Медвежья Пасть?

– Грамма Черные Глаза сможет выяснить, достоин ли он быть вождем Хаммерфолла, – с нажимом произнесла она, и Вульфрик ответил ей, прищурив глаза и стиснув зубы.

– Снова сильные слова, одноглазая, – сказал он.

Халлу уже тысячи раз называли так с тех пор, как она потеряла глаз, и каждый раз ей хотелось ударить говорившего. В этом же случае она решила пропустить оскорбление мимо ушей.

– Иди и помоги Падающему Облаку, – сухо ответила она.

Погода оставалась ясной, пока они сооружали погребальные костры и совершали похоронный обряд над простыми жителями Хаммерфолла по раненским обычаям. Настал звездный час Генриха Кровавого: юный послушник Ордена Молота не посрамил своего бога и своих соратников и произнес нужные слова над погибшими. У него был небольшой амулет, который отдал ему Бриндон Кроу, – подвеска в виде молота, искусно вырезанного из глубинного льда Фьорлана. Послушник крепко сжимал его во время своей речи про ледяные чертоги за пределами мира, куда уйдут павшие.

Рексель плакал, но не стеснялся своих слез. Олефф стоял рядом с ним, посылая убийственные взгляды всем, кто мог хотя бы подумать сделать язвительное замечание. В отряде Халлы было несколько человек из Хаммерфолла, и каждый из них тяжело воспринял смерть своих земляков. На этих землях не было крупных городов, и они всегда находились в тени владений Слезы, Медведя и Летнего Волка, хотя местные жители гордились тем, что они родом из Хаммерфолла. Падающее Облако служил ярким примером упрямого духа местных фьорланцев, и его трясло от испытываемых эмоций при виде погребальных костров.

– В Медвежьей Пасти нас ждет смерть, – произнес Генрих, повышая голос. – Мы отдадим наши жизни Рованоко, если взамен он даст нам совершить месть. Если двум сотням славных воинов… – он посмотрел на Халлу, – и воительнице Фьорлана есть место в ледяных чертогах за пределами мира… – воины отряда все как один смотрели на послушника широко распахнутыми глазами, обратившись в слух, – тогда позволь нам умереть с кровью врагов на наших лицах и их сердцами в руках.

От воинов начал подниматься низкий гул одобрения.

– Я даю вам слово, что смерть – это наше право, и мы примем ее… мы вырвем ее из рук любого, кто будет настолько глуп, чтобы напасть на нас. – Генрих говорил все громче, сопровождаемый рычанием двухсот воинов. Халла почувствовала, как учащается ее дыхание. – Мы избраны Ледяными Гигантами! Мы орудия смерти для этих предателей… и мы! Не ведаем! Страха! – Последние слова Генрих Кровавый выкрикнул на пределе возможностей своего голоса и сплюнул на землю от эмоций, которые всегда захлестывали его, когда он произносил клятвы Ордена Молота. Воины согласно заревели, и в холодном воздухе Хаммерфолла их голоса разнеслись далеко, на мгновение задержавшись над погребальными кострами, когда каждый из воинов торжественно пообещал умереть в борьбе против Рулага Предателя.

Часть вторая

Глава шестая
Алахан Алджессон Слеза во владениях Слезы

Алахан пинком распахнул дверь и шагнул внутрь, одновременно вытаскивая легкий топорик. Он всегда носил на поясе два небольших метательных орудия и внушительный двуглавый топор за спиной. Он надеялся, что оружие большего размера вряд ли понадобится внутри охотничьей хижины. Погода становилась все более мерзкой, и Алахан решил найти временное укрытие от снега. Если ему и суждено умереть, то не из-за плохой погоды. Он носил имя своего отца и обладал умом и силой, достаточными для решения любой задачи, но был вполне практичен, чтобы не сражаться со снежными бурями.

Хижина казалась заброшенной, и он убрал топорик на место. Алахан отбросил назад толстый капюшон и стряхнул снег с плаща, чувствуя, как тепло возвращается к телу. Ростом он был пониже отца, чуть выше шести футов, хотя шире в плечах и более мускулистый. По наследству ему достались угольно-черные волосы, и он отпустил длинную бороду, заплетая ее в косы – так он отдавал молчаливую дань уважения своему дяде, Магнусу Вилобородому, жрецу Рованоко, убитому в Ро Канарне.

В свои двадцать шесть лет Алахан стал самым молодым верховным вождем Фьорлана, который когда-либо сидел в чертогах Фредериксэнда. Но сейчас, в маленькой охотничьей хижине, он болезненно четко осознавал, что отнюдь еще не сидел в чертогах Фредериксэнда и что погоня за ним началась с того самого дня, как он узнал о смерти отца. Вероломный правитель Джарвика предал Алдженона Слезу, и его братья по оружию сейчас рыскали по родине Алахана, убивая каждого ранена, который еще оставался верен дому Слезы. Сын предателя, слабоумный лорденыш Калаг, отправился за детьми Слезы, и, несмотря на снежную бурю, его люди настигали Алахана. Они уже захватили в плен его сестру, Ингрид, хотя, скорее всего, даже сейчас маленькая волчица Фредериксэнда обдумывала способ ускользнуть из их лап и найти своего брата.

Когда он увидел, как Ингрид волокут в грязной сети, и осознал, что бессилен ей помочь, – тяжелее испытания еще не выпадало на долю Алахана, но он знал, что должен выжить. Если Рулаг осмелится обидеть Ингрид – Орден Молота никогда не встанет на его сторону. Жрецы Рованоко не будут вмешиваться, если Рулаг после убийства Алдженона объявит себя верховным вождем, но хранители знаний Фредериксэнда запрещали убивать детей.

Алахан уже собрался отдохнуть, когда услышал какой-то звук из глубины хижины. Рука его мигом нащупала большой топор, и он бросился вперед, пригнувшись в боевой готовности. Из второй комнаты хижины раздавался ритмичный шаркающий звук. Там было темно, и, когда Алахан вошел внутрь, дом показался ему пустым. А сейчас он разглядел во второй комнате на стене чью-то тень.

Алахан увидел мужчину, который сгорбился за низким деревянным столом. Он с усилием шаркал ногами по полу и тихо рычал, как дикий медведь. Алахан остановился, когда понял: незнакомец не поворачивается, чтобы напасть. Мужчина был мощного телосложения, с голым торсом, под рябой кожей перекатывались напряженные мускулы с выступающими венами.

Охотничья хижина давала защиту от бури, но в ней было холодно, и Алахана удивило, как человек с такой готовностью отказался от плаща из волчьей шкуры. Тот ни жестом не показал, что заметил молодого вождя, и, похоже, был целиком поглощен чем-то, заставлявшим его рычать и напрягаться всем телом.

– Холодная ночь, – тихо произнес Алахан.

Незнакомец зарычал, отчего стал еще больше похож на медведя, и повернулся, показав голую татуированную грудь и свирепое лицо. Алахан не отступил, несмотря на уродливую, деформированную голову человека и его ярко-синие татуировки.

– Здесь нет для тебя битвы, берсерк Варорга, – заявил Алахан.

Еще секунду мужчина стоял, свирепо глядя на него, словно хищник, который смотрит на свою жертву. По его глазам было видно: он борется с потребностью зарычать и броситься на молодого вождя, но крепко сжатые кулаки показывали, что ярость берсерка была для него нежеланна.

– Ты очень далеко от Нижнего Каста, – стараясь говорить как можно более ровным голосом, продолжил Алахан. – Что берсерк Варорга делает на землях Слезы?

Мужчина закрыл глаза и обнажил зубы, каждый из которых был остро заточен, словно звериный клык. Тяжело дыша, он прилагал значительные усилия, пытаясь взять себя в руки.

– Не… Варорга… – выдавил он, – больше… нет.

Он отвернулся от Алахана и тяжело опустился на пол спиной к молодому вождю. Ежедневно сотни капризных детей сидят в такой же позе, но в исполнении чудовищного берсерка из Нижнего Каста она выглядела странно. Он сложил руки перед собой и ссутулился, медленно покачиваясь и бормоча себе под нос что-то неразборчивое.

– Я бы, может, и сказал, что зайду попозже, – произнес Алахан, – но снаружи холодно, и меня преследуют враги.

Берсерк не ответил. Ледяные пустоши Нижнего Каста были домом для вождей Варорга и их свирепых племен берсерков, которые не носили знамен и не поклонялись жрецам. Необычно было видеть одного из них так далеко на западе, и еще более необычно – что он сидел съежившись, точно обиженный ребенок.

– Судя по всему, ваш народ не слишком разговорчив, – заметил Алахан, – но пока буря не утихнет, я застрял здесь, так что не обижайся, если я буду пытаться с тобой поговорить.

Он устало опустился на шаткий деревянный стул и огляделся по сторонам. Берсерк явно уже некоторое время жил в охотничьей хижине. В углу лежало несколько мешков с сушеными фруктами и мясом, а рядом с пустым очагом он соорудил что-то вроде кровати. Во время метели Алахан перестал понимать, где находится, и сейчас не мог точно сказать, в какой стороне своих земель он очутился. «В восточной части Фредериксэнда», – точнее свое местоположение он определить не мог, и неожиданная встреча с живущим тут берсерком, должно быть, означала, что он сбился с дороги во время снежной бури и наткнулся на давно заброшенную охотничью хижину. У берсерка горел одинокий светильник, разгоняя тьму, но в остальном домике было темно, и вряд ли его удалось бы заметить издалека, если только не натолкнуться на него на своем пути, как получилось у Алахана. Хорошо, если так, ведь в этом случае лорденышу Калагу будет труднее его найти – по крайней мере, пока не утихнет буря.

– У тебя есть дрова? – спросил молодой вождь берсерка, указывая на пустой очаг.

Мужчина остался сидеть сгорбившись, спиной к Алахану, и только показал рукой в сторону корзины со сломанной мебелью.

– Тогда, если ты не возражаешь, я верну сюда немного тепла. – Алахан поднялся и швырнул охапку деревянных обломков в открытый очаг. Затем поджег их от низкого пламени светильника, и огонь медленно занялся.

Алахан беспокоился, что преследователи увидят дым, но, взвесив преимущества тепла и слабую возможность разглядеть тонкую струйку дыма за бушующей метелью, он решил рискнуть. Он очень устал. Сначала беспокойно поерзал на стуле, затем убрал его в сторону и опустился на пол.

Алахан несколько раз моргнул, пытаясь прогнать сон. Берсерки Варорга были непредсказуемы, и ему не хотелось засыпать, пока он не вытянет из воина хотя бы пару слов.

– Имя мое Тимон… а прозывают Мясником. – Слова берсерка были похожи на неохотное рычание.

Алахану стало интересно – читал он его мысли или просто знал, как другие ранены воспринимают людей их народа.

– Рад с тобой познакомиться, Тимон. Я Алахан Слеза. Это моя земля… ну, если будет на то воля Рованоко, когда-нибудь эта земля станет моей.

Услышав имя Ледяного Гиганта, Тимон Мясник стал кататься по полу.

– Прости меня, Варорг. Я слаб! – завопил он.

Сейчас его голову было лучше видно, и Алахан заметил белеющие через широкие трещины на коже кости черепа. На черепе виднелись шишки, торчащие под странными углами, а вокруг головы, пересекая лоб, были намотаны кожаные ремни, чтобы голова не деформировалась еще больше. Молодой вождь никогда раньше не встречал никого из служителей Варорга, а слышанные им легенды явно не воздавали берсеркам должное. Даже хнычущий, свернувшийся в клубок берсерк выглядел чудовищно.

– Уверен, Ледяной Гигант простит тебя. Не думаю, будто его так легко разгневать.

Алахан слышал легенды о Варорге. Дядя рассказывал о первом появлении Рованоко перед народом раненов. В легенде говорилось о явлении разъяренного Ледяного Гиганта первобытным людям Нижнего Каста и о гортанном рычании, издаваемом Рованоко в обуревавшей того ярости, в котором им послышалось слово «варорг». Магнус часто говорил, будто впоследствии Рованоко пожалел о своем первом появлении и старался сдерживать гнев. Однако верным оставалось и то, что берсерки Нижнего Каста стали самыми ранними последователями Рованоко, как бы они его ни называли.

Тимон перестал голосить и сел на пол, скрестив ноги. Он сгорбился, затем посмотрел на Алахана и выдавил из себя несколько слов.

– Ты вождь? – спросил он более разборчиво, чем раньше.

– Да… хотя моя земля сейчас в руках предателя, – ответил Алахан, снимая с себя оружие и стараясь расположиться поудобнее.

– Ты не искал меня? – На выразительном лице Тимона было заметно облегчение.

– Нет, – покачал головой Алахан. – Думаю, я случайно набрел на твою хижину. Похоже, меня преследуют на моих собственных землях.

Он вытянул руки и потер ладони перед огнем.

– Ты устал, – пробормотал Тимон. – Спи… когда ты проснешься, я буду лучше соображать.

Берсерк боролся со своими переживаниями и все еще беспокойно ерзал на месте.

Алахан постарался поудобнее откинуться назад и почувствовал, как тяжелеют веки.

– Думаю, мне стоит последовать твоему совету, друг Тимон. Но я и вправду хотел бы поговорить с тобой, когда твой разум прояснится.

Алахан Алджессон Слеза погрузился в тревожный сон. С тех самых пор, как он покинул Фредериксэнд, ему снились яркие, беспокойные сны, и в охотничьей хижине он просыпался все так же часто. Он рад был снова увидеть своего отца, как тот, в черном плаще из медвежьей шкуры, с топором в руке и свирепым взглядом, стоит с величественным видом на собрании раненов. Алахану становилось спокойнее, когда он вспоминал лицо отца, но в то же время он знал, что события во сне будут развиваться и скоро он начнет беспокойно ворочаться с боку на бок.

Отец медленно исчезал, воссоздать в памяти его лицо становилось все труднее, и в сознании молодого вождя появлялась темная женщина. Он не мог рассмотреть ее лицо, а извивающиеся щупальца, которые вылезали у нее изо рта, придавали ей ужасающий лик хаоса. Во сне к Алахану никогда не приходило ее имя или знание, кто она такая, но каким-то образом он знал, что она – враг. Страх, который накатывал на него при виде этой женщины и темных теней, шевелящихся за ее спиной, угасал только при появлении дяди. Отец Магнус Вилобородый появлялся всегда в тот момент, когда Алахан уже не помнил себя от ужаса. Щупальца изо рта темной женщины, извиваясь, проникали в его разум – но всегда вмешивался Магнус и возвращал Алахана к Рованоко.

Сам Алахан никогда не был особо религиозным и считал вопросы веры делом жрецов, но после смерти отца обнаружил, что присутствие Ледяного Гиганта в его сознании усилилось. В глубинах своего сознания Алахан слышал, как дядя что-то говорит ему. Он слышал его каждую ночь с тех пор, как покинул дом, и каждый раз пытался понять значение дядиных слов. Голос Магнуса шел словно очень издалека, и Алахан слышал: дядя называет его земным воплощением Рованоко. Он не понимал, что это значит, чувствовал только огромную важность этого звания.

Алахан резко проснулся и ощутил тепло на лице. Напротив него весело полыхал огонь, в охотничьей хижине было тихо, ни малейшего сквозняка не проникало внутрь. Он несколько раз зевнул и потянулся, разминая затекшее тело. Ноги задеревенели и не хотели двигаться. Руки слушались лучше, но в целом молодой вождь чувствовал себя ужасно. Он не знал, сколько сейчас времени или как долго он проспал, а Тимона Мясника поблизости не было видно. Алахан надеялся застать берсерка Варорга в хижине, потому что он с неподдельным интересом хотел выслушать историю нового знакомого. Несомненно, Алахану требовалось отвлечься от размышлений о своем бедственном положении, но, в любом случае, больше он ничего не мог сделать – усталый, больной, укрывшийся в неизвестном уголке своих владений.

– Хочешь есть, друг Алахан? – От голоса Тимона Алахан подскочил на месте. Берсерк передвигался более бесшумно, чем ожидалось.

– Я думаю… – Алахан прервался на громкий кашель, осознав, насколько у него пересохло в горле. – Прости, – извинился он. – Да, думаю, я совсем не прочь перекусить.

– У меня есть мясо и коренья, – сказал Тимон. Огромная рука обогнула дверь и предложила юноше пригоршню сушеного мяса и сырых овощей. – Ешь. Я уже насытился.

Алахан взял припасы из ладони Тимона, поразившись ее размерам. Он осмотрел мясо и овощи и решил, что достаточно голоден и готов их съесть. Мясо было жестким и пересоленным, овощи – твердыми и безвкусными, но Алахан почувствовал себя лучше и позавтракал с благодарностью.

– Ты сегодня более спокойный, – произнес он с набитым ртом, заполненным мясом неизвестного зверя. Тимон Мясник, берсерк из Нижнего Каста, тихо выступил из-за дверного косяка и встал перед Алаханом. Сегодня он казался менее страшным. На лице больше не было маски подавляемой ярости, и он стоял расслабленно, согревая руки перед огнем. С какими бы внутренними переживаниями ему ни пришлось вчера бороться, на некоторое время они его покинули.

Алахан смутился при его появлении и попытался вспомнить, что ему рассказывали про последователей Варорга. Все, о чем он мог подумать, – снисходительные слова его дяди о берсерках как о неизбежном зле, которое никто не трогал только из-за устоявшихся традиций.

– Кто тебя преследует? – спросил Тимон.

Алахан сел и сразу вздрогнул от острой боли в спине. Глупо было спать на голом деревянном полу, и неважно, насколько он устал.

– Лорденыш из Джарвика. Калаг Медведь. – Алахан прорычал имя ублюдка, и на его лице появилась мстительная усмешка. – У него есть небольшая армия, а у меня, похоже, совсем ничего нет.

Тимон кивнул.

– А тебе место верховного вождя принадлежит по праву? – удивительно мягким тоном спросил берсерк.

Алахан тоже кивнул в ответ:

– Моим отцом был Алдженон Слеза.

– Я знаю о нем. Благородный воин – из того, что я слышал. Но ты сейчас далеко от Фредериксэнда.

– Хочу добраться до Тиргартена. У меня там есть друзья. – Алахан знал, что дом Летнего Волка – союзники Слезы и, если ему повезет попасть в город, между ним и его врагами по крайней мере окажутся каменные стены. – Если метель утихла, я смогу понять, где нахожусь. Прошлой ночью я мог с таким же успехом забрести к семье троллей, как я набрел на твою хижину.

Тимон повернулся к Алахану и попытался улыбнуться. Рот у него был непропорционально большой, губы – слегка опухшие, и выражение лица из-за этого приобретало комический оттенок.

– Семья троллей… – повторил он, будто Алахан ненароком пошутил.

– Я рад, что развеселил тебя, – ответил Алахан с серьезным выражением лица.

Тимон тихо захихикал. Похоже, его смешила сама мысль о семье троллей.

– Что же завело тебя так далеко на запад, друг Тимон?

Берсерк перестал хихикать и уселся напротив Алахана. Они оба были крупными людьми, но по сравнению с Тимоном Алахан чувствовал себя малышом.