Текст книги "Условия человеческого существования"

Автор книги: Дзюнпэй Гомикава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 48 страниц)

– Вот дьяволы, – выругался вышедший из барака солдат и, погрозив кулаком, крикнул: – А ну, мотай отсюда!

Все кончилось, пленные разошлись. Кадзи шел, чувствуя себя последним идиотом.

– Наверно, я, Наруто, уже того… спятил…

Кадзи как-то сразу сник. Тут была виновата и крутобедрая женщина, и мечта о свободе, вызванная ею, и многое другое, чем он не мог поделиться с Наруто.

– Черти голоштанные! – пробурчал Наруто. – Ни чести, ни совести!

Ноги сами несли их в сторону железнодорожной ветки.

– Может, пойдем к тому вагону? – спросил Наруто.

– Не стоит. Опять ни с чем уйдем.

Вагонов стояло много. Советские солдаты отдыхали, никто не появлялся. Наруто и Кадзи улеглись между рельсами на землю. Если и поспать немного – не беда, никто их здесь не найдет.

– Вот это да! – воскликнул Наруто. – Погляди, Кадзи, все вагоны полные. И чего тут нет! Ну, машины – я понимаю, Но старую жесть с крыши зачем? Неужто они такие бедные?

– Война с Германией, верно, здорово их подкосила. Во всем нехватка, – задумчиво проговорил Кадзи, глядя на стиснутое вагонами небо. – Но мне нравится их простота, у них нет ложной гордости. Сами о себе заботятся, ведь им не на кого надеяться.

Кадзи внезапно умолк. Действительно, к чему эти разговоры. Океан шумит над ними, а они валяются на его темном дне…

Но сколько на небо ни смотри – ничего не изменится. И оставят ли его здесь или погонят в Сибирь – все равно Митико будет бесконечно далека, как и сейчас. Норовистая кобыла – жизнь сбросила их наземь как раз в тот момент, когда они пытались ухватиться за ее хвост.

– Я, знаешь, Наруто, что подумал? С завтрашнего дня один из нас, сказавшись больным, не будет выходить на работу. Ведь вокруг лагеря много советских палаток, так что можно найти объедки. Увидишь что-нибудь съестное – бери без разбору, хоть ботву морковную. С крупой ее сварим, иначе ноги протянем и зиму не одолеем. Уж если мы с тобой сдаем, каково остальным?

– Да, нужно выжить, выжить наперекор всему. Выжить и снова стать свободным. – Кадзи с силой ударил кулаком по земле.

– А каша, наверно, вкусная была… Но рассчитывать на подачки нам нельзя.

Кадзи было приятно думать, что та женщина в военных брюках хотела дать кашу именно ему, а не кому-нибудь еще. От этого сознания как-то сладко щемило в груди.

– Сегодня нам один раз улыбнулся ангел… – Кадзи как-то неестественно рассмеялся.

В одном вагоне вдруг открылась дверь. В проеме появился огромный детина. Увидев двух пленных, он усмехнулся. Затем величественно расставил ноги и стал мочиться.

Он скрылся в вагоне, но через секунду опять появился и протянул Кадзи прямоугольный черный предмет. Кадзи взял и не поверил своим глазам – в руках он держал целую буханку хлеба. Детина мигнул, давая понять, чтобы хлеб они спрятали под куртку, потом еще раз мигнул – с богом, мол.

– Спасибо, – сказал Кадзи по-русски. От этой буханки под курткой сразу стало теплее. – Пойдем, Наруто. То-то наши обрадуются…

И они понеслись, словно на крыльях.

29

С этого дня в группе Кадзи кто-нибудь оставался в ангаре, сказавшись больным. Конвоир смотрел на это сквозь пальцы, но унтер-офицер из пленных был дотошный. Перед выходом на работу он производил перекличку, но солдатам на первых порах удавалось его обманывать.

Кадзи почти всегда оставлял «по болезни» Тэраду. Юноша действительно здорово ослаб, но чтоб не было нареканий среди своих, Тэраде поручался сбор объедков.

Тэрада бродил вокруг советских палаток, подбирал картофельные очистки, кочерыжки, хлебные корки.

Теперь, возвращаясь с работы, группа Кадзи получала «дополнительный паек». Естественно, настроение у всех поднялось.

У Тэрады от ежедневного промывания «добычи» руки обветрились и огрубели, но он гордился своей работой – ведь он кормил пятнадцать мужчин.

Глядя при свете костра на руки Тэрады, Кадзи вспомнил, как доставалось ему, когда он был новобранцем. Но варварские порядки казармы казались ему теперь совершенно безобидными. А почему? Наверно, потому, что в ту пору он был сильным, выносливым, а теперь он совершенно обессилел. Кадзи жил только прошлым и настоящим, о будущем он старался не думать.

– А ведь приготовить все это – тоже дело нелегкое!

Тэрада взглянул на свои потрескавшиеся руки и рассмеялся.

– Когда вода попадает в ранки, здорово больно. Но как соберешь все и промоешь – на душе становится легче. Думаю, сегодня опять все будут сыты. А в армии я ни о чем не думал. Если приказывали – подчинялся, вот и все. Помните, Кадзи, как накануне боя я на вас накинулся?

– Помню.

– Вы тогда меня дураком назвали. А я думал: пусть дурак, но зато не изменник. Вы тогда сказали, что погибнуть в такой войне – это значит умереть собачьей смертью. Помните? Я часто вспоминаю ваши слова. Вы оказались правы. И пусть мы в плену, но ведь все-таки мы живые. Теперь я узнал цену жизни. Я ведь в армию прямо из школы попал. Что я в жизни смыслил? Сейчас я только и начинаю жить. И пусть мы на дне и дальше катиться некуда, но на сердце все равно легко. Жизнь начинается отсюда. Надо только не распускаться, тогда обязательно все будет хорошо.

Кадзи молчал и про себя улыбался. Этот мальчик, сам о том не догадываясь, учил его. Учил ясному и простому пониманию жизни. Действительно, отсюда начинается новая жизнь. Как верно сказано!

– Сегодня, малыш, ты что-то разболтался, – бросил Кира, уплетая сваренную картофельную шелуху. – Те, что при кухне, всегда много болтают. И в армии так же было.

– Если вам не нравится моя работа, давайте поменяемся, – надулся Тэрада. – Хоть с завтрашнего дня оставайтесь «при кухне».

– Да плюнь ты на него! – сказал Кадзи. – Ты что, не знаешь Киру? Всегда язвит, уж такая у него привычка!

– Скверная привычка! – Тэрада разозлился не на шутку. – Что ж, по-вашему, мне легче всех?

Он хотел сказать что-то еще, но тут вдруг у советских палаток грянула песня. Это пели красноармейцы. Они пели удивительно хорошо. И дело было не только в звонких, сильных голосах. Советские солдаты пели на редкость проникновенно. Часто протяжную мелодию песни венчал мужественный, торжественный припев. Казалось, они пели о том, какой тяжелой ценой досталась им победа, а может, тосковали по родине, провожая минувший день, и перекидывали радужный мост к завтрашнему.

Когда песня стихла, пленные у костра долго молчали. Каждый думал о своем.

– Верно, у них есть что-то, о чем хочется петь, – сказал Кадзи, отходя от жестяной стены ангара, к которой прислонился спиной. – Что-то кроме еды, сна, службы… Почему их песни так отличаются от японских военных песен? У нас все были марши да спортивные песни или эти модные, от которых уши вянут. А когда слушаешь их песни, невольно думаешь: какие хорошие ребята…

Да, они хорошие – и тот, что целился в Кадзи, желая его припугнуть, и тот, что дал кому-то пинка в колонне. Оба они, наверно, пели сейчас эту песню.

Понемногу люди стали расходиться. Костер начал затухать, а подбрасывать траву было лень. Оставалось только укладываться спать.

Затаптывая костер, Тэрада сказал:

– Я смотрю, и в других группах стали нам подражать.

– С «больными», что ли? А как же иначе?

– Беда в том, что очень много развелось таких, как я. Унтер с конвоиром заприметили остающихся и отправляют всех в больницу. Пока я, правда, убегаю…

– А тебе бы хорошо в больнице отлежаться.

– Нет! И если положат – сбегу. А сегодня на работу, знаете, кто выгонял?

– Кто?

– Кирихара, кажется.

Кадзи вздрогнул.

– Кирихара? Но как он сюда попал?

Впрочем, если они отмахали такой путь, ничего удивительного нет в том, что и тот сюда попал. Плохой он человек, еще напакостит.

Тэраду не на шутку тревожило возможное столкновение Кадзи с Кирихарой. Ведь здесь та же армия, а Кирихара – унтер. Советское начальство признает их старшинство.

– Не бойся, – успокоил Тэраду Наруто. – Что он может нам здесь сделать?

Кадзи молча смотрел в темноту. Он никак не думал, что может еще встретиться с Кирихарой.

– Значит, выбился в начальники. Русским, конечно, невдомек, что он вытворял…

30

На следующее утро, еще затемно, половину пленных повели на станцию. Сказали, что переводят на другой объект. Но все решили, что их везут в Сибирь.

Оставшиеся, разумеется, радовались, но и беспокоились. А вдруг их отошлют куда-нибудь еще подальше? Впрочем, чего гадать, надо покорно ждать. Кадзи даже хотелось уже уехать. Страшен ведь только первый шаг, а потом, может, станет легче. Ведь что ни говори, там социалистическая страна, и почему бы Кадзи не жить в конце концов там, куда уже послали десятки тысяч его сородичей? Даже интересно на деле убедиться, был ли прав Синдзе.

В это утро Кадзи видел, как к одной из палаток красноармеец привел быка. Он подозвал Тэраду и Наруто.

– Сегодня вы оставайтесь двое. Ты обычно туда ходишь? – Кадзи показал на палатку, где скрылся солдат.

– Иногда и туда, но только не прямиком, в обход хожу…

– Этого быка они, верно, сегодня, разделают. Так вы попросите внутренности. Возьмите мешок, тащить много придется.

Наруто шмыгнул носом и улыбнулся.

– Одних кишок сколько будет!

– Ну, действуйте, только осторожно.

«Этот бык нам – как божий дар! – подумал Кадзи. – Сколько времени мяса не ели!»

Сегодня все собирались на работу как-то неохотно, только что большая группа пленных была отправлена в Советский Союз. Тихий, добродушный унтер, который командовал группой Кадзи, тоже уехал. К Кадзи подошел молодой японский офицер в летном комбинезоне.

– Ваша группа в сборе?

– Так точно, – ответил Кадзи, стоявший впереди.

– Отправляйтесь немедленно, а то русские ворчать будут.

Пленные нестройно зашагали на работу. Кадзи работал добросовестно.

– Нажимай, ребята, – вечером особый паек получите.

– А я-то думал, что без унтера нам легче будет! Но оказывается, тут свой унтер нашелся, – съязвил Кира. – Ты брось нас подстегивать! – Кира чувствовал, что его многие поддержат. – Ты сам хоть из кожи лезь вон, а нас оставь в покое.

– И все-таки так не пойдет, – твердо сказал Кадзи. – Помнишь, что ты сам говорил: если один убежит, все будут отвечать. Так вот, если хоть один будет увиливать от работы, пострадают все и «по болезни» никого уже оставлять будет нельзя.

– А что за особый паек будет?

– Жиры и белки. На целую неделю запасемся. Нажимай веселей!

Большинство принялось за работу старательно. Кадзи все еще верили, он никогда не обещал зря. Но зато к перерыву все так вымотались, что, когда прогудел гудок, возвещающий его конец, никто даже с места не сдвинулся.

Да, трудно заставить этих ребят работать. Их ничем не проймешь. Да и во имя чего им стараться? Вины за собою они не чувствуют. Но почему он, Кадзи, должен беспокоиться о всех? К черту! Он будет жить сам по себе и отвечать только за свои поступки. Так будет спокойнее. И Кадзи молча принялся за работу.

К Кадзи подошел тот самый офицер в комбинезоне, что утром направлял их на работу. Солдаты сделали вид, что его не замечают. Офицер досадливо поморщился. Какие были солдаты, а сейчас… Раньше, он только бы показался, сразу же кто-нибудь крикнул бы: «Смирно!» И все стали бы навытяжку!

– Ты что делаешь? – спросил офицер Кадзи. Кадзи в это время высыпал из мешка серу на землю.

– Хочу одежду из него себе сделать, – нехотя ответил Кадзи.

– А если русские тебя накроют?

– Когда накроют, тогда и поговорим. Ведь мы в летней форме еще щеголяем. А ночью уже холодно. Вам, конечно, нас не понять. Ведь вам мешок ни к чему…

Офицер пропустил мимо ушей колкость Кадзи.

– Ты меня неправильно понял. Тебя могут обвинить в воровстве. Неужели ты хочешь, чтобы японцев считали ворами?

– Что вы ко мне пристали? Мне некогда думать о таких вещах, когда через неделю снег выпадет.

Кадзи аккуратно сложил мешок и положил на пол.

– Этот мешок мне и брюки и куртку заменит. А если начнутся холода, еще один надену. Или нам собираются выдать теплую одежду?

Офицер ничего не сказал и ушел. Кадзи развернул мешок. Ну вот, разрезать его снизу – и юбка выйдет, а прорезать по бокам дыры – и куртка получится. Можно веревкой подпоясаться. В общем настоящий нищий…

Кадзи решил забрать еще два мешка, чтобы одеть таким образом и Тэраду. Да мешки и на постель сгодятся. Все должно быть направлено на то, чтобы выжить. Он не станет сидеть сложа руки и дожидаться смерти.

Вечером в ангаре их поджидал Тэрада, приготовивший густое, жирное варево. Кадзи заметил, что Наруто с ним нет. Прежде чем он успел спросить, Тэрада сказал:

– Все-таки я оказался прав, то был Кирихара.

Кадзи нахмурился.

– Он утром стал выгонять «больных» на работу. Я спрятался, а Наруто попался, но идти на работу не захотел, сказался больным. Его направили в больницу. Он до сих пор еще не приходил. Как вы думаете, что с ним?

Тэраде до сих пор удавалось не ходить на работу. Надо было только вовремя спрятаться, а потом можно было гулять хоть весь день – советские солдаты никогда не придирались.

– Наруто не ребенок, выкрутится как-нибудь, – сказал Кадзи, но его тоже охватило беспокойство.

Если здесь будет заправлять Кирихара, надо смотреть в оба. Ведь это законченный подлец. И холуй по натуре, с него взятки гладки.

Все с аппетитом ели жирный суп, одному Кадзи было не до еды. Тревожные мысли не оставляли его.

За железной стеной ангара послышался топот. Это, верно, возвращалась с работы соседняя группа.

Несколько человек подошли к группе Кадзи.

– Кажется, здесь… – Зажегся карманный фонарик.

В говорившем Кадзи сразу узнал Кирихару. Сознавая преимущество своего положения, Кирихара криво усмехался.

– Смотри, свиделись-таки, а я тебя все время искал, приятель, – процедил он.

– А мне на твою рожу и смотреть не хочется. – Кадзи уже знал, что ему делать. Сейчас он сразу же затеет с Кирихарой скандал. – И как это такой бандит в советском лагере оказался?

Но Кирихара лишь самодовольно ухмыльнулся.

– Благодаря тебе я тогда на другой же день в плен попал. А голова, знаешь, всегда выручит. Надо только уметь ею пользоваться. Здесь я уже давно хожу в активистах, не то что ты.

– А где Фукумото и Хикида?

– Уехали. – Кирихара рассмеялся. – Так ты в этой группе за старшего, что ли?

Кирихара по очереди оглядел всех и посмотрел на бачок с супом.

– Ну, пока. – И уже у выхода добавил: – Теперь берегись, дружок…

Кадзи прислушался к его удалявшимся шагам. Ему казалось, что Кирихара уходит как-то медленно, степенно, будто начальник какой. Снова их столкнула судьба, и Кадзи подумал: «Пока этого мерзавца не разоблачат, мне сдаваться нельзя!»

31

Через несколько дней наступили холода. Замерзшая земля поскрипывала под ногами. В полдень снова потеплело, но настоящая стужа была уже не за горами.

Как-то в обеденный перерыв Ногэ вызвал к себе Кадзи. Вместе с несколькими офицерами он грелся на штабелях леса.

– Вот что я хочу вам сказать: говорят, что вы сами хорошо работаете, но покрываете саботажников.

– Не саботажников. Я оставляю в ангаре больных, я вынужден это делать.

– Это все равно, советские офицеры возмущены вашим поведением. Конечно, с наступлением холодов больных стало больше, но это мало кого беспокоит. Они злятся, что пленные работают спустя рукава, а демонтаж надо кончить до зимы. Я уже получил выговор. Какой-то безусый молокосос – он мне в сыновья годится – накричал на меня. Да еще пугает, говорит, что если здесь мы не справимся, то не в Сибирь, а на Крайний Север всех сошлют, а оттуда вряд ли кто вернется… Там советские лагеря для заключенных. Но черт с ним, с молокососом, но надо же подумать о всех вас.

Кадзи слушал с каменным лицом.

– Что вы скажете? – спросил Ногэ.

– Что мне говорить? Я человек маленький, – спокойно ответил Кадзи. – Я не занимаюсь распределением пленных и не руковожу работами. Не знаю, почему вы именно меня вызвали.

– Потому что ты потворствуешь саботажникам.

– А этого нельзя делать, чтобы избежать Крайнего Севера, так, что ли? – Кадзи невесело рассмеялся.

– Вам, кажется, приятно всем противоречить. Это вы ведь нагрубили лейтенанту Нагануме, когда он вам предлагал не брать мешки?

– Вы ошибаетесь. К этому меня вынуждает необходимость. Я, например, никак не могу считать наш паек достаточным, но мирюсь с этим. Утешаю себя тем, что иным паек просто не может быть. Вот вы наше непосредственное начальство, поскольку сейчас советское командование сохранило здесь деление на чины и ранги. Скажите, вы можете гарантировать нам человеческие условия?

– Вы забываете, что я тоже пленный… – Ногэ нахмурился. Из-за таких вот молодчиков будешь вечно нарываться на неприятности. А придраться к ним трудно, они работают на совесть. Если бы Кадзи делал что-нибудь преступное, Ногэ, без сомнения, нашел бы на него управу. Но он явно симпатизирует русским, и фашисту Ногэ не взять этого типа в шоры.

– Вы подаете дурной пример. Теперь и в других группах появляются саботажники. Русские это уже заметили и стали требовать дисциплину с нас.

– Требовать, говорите? – Кадзи усмехнулся. – Но вам-то чего беспокоиться? Ведь вы на офицерском довольствии. А мы своим горбом кормимся…

– Значит, несмотря на мое предупреждение, саботаж не прекратите?

– Нет. Знаю, что этого делать нельзя, но другого выхода у нас нет.

– Но я вам не позволю своевольничать! – внезапно заорал Ногэ. Это был уже властный голос майора, привыкшего командовать сотнями людей. – Не понимаете по-хорошему – русские с вами по-другому поговорят.

У Казди потемнело в глазах. Нет, не от страха, просто ему стало все противно. Вот такие Ногэ, конечно, прежде всего, трясутся за свою шкуру. Наплевать им на своих соотечественников! Наплевать им и на строительство социализма!

Пуще любой напасти они боятся «красной чумы». А перед советским командованием лебезят, чтобы как-то угодить, – может, скорее на родину отправят. А вот вернутся в Японию и на чем свет станут ругать Советский Союз. Они все такие. А между тем угрожают ему, Кадзи, а ведь он совсем не такой, как они.

– Ну что ж, доложите обо мне русским, – спокойно сказал Кадзи. – Я работаю так, как нужно, и дальше буду работать так же, но я должен заботиться о товарищах, которые слабее меня. И знаете, господин Ногэ, в отличие от вас я верю в социализм. И в будущее своих соотечественников тоже верю. И пусть кое-кто из советского командования прислушивается к вам, а не ко мне – это дела не меняет.

Не дожидаясь ответа, Кадзи повернулся и ушел.

Когда он вернулся к своей группе, к нему подошел Кира.

– Ну, что там? Я, брат, не на шутку за тебя испугался, зная твою заносчивость. Сболтнешь лишнее, и кончится наше привольное житье…

Они работали в большой комнате, облицованной кафельными плитками. Видимо, раньше здесь белили целлюлозу. Группа Кадзи должна была снимать со стен плитки.

– Привольное житье, говоришь? А сколько ты плиток сегодня снял? – строго спросил он у Киры.

Кира ничего не ответил.

– Из-за таких, как ты, и с начальством трудно спорить.

– Зато с нами каждый день споришь. – Кира посторонился, давая дорогу Кадзи.

Ведь хороший парень, ничего не скажешь, только уж больно прямой – с плеча рубит. И чего надрывается? Никак не может понять, что в таком дурацком положении и жить по-дурацки надо…

Кадзи знал, о чем подумал Кира, и сам на минуту задумался. А не прав ли этот лентяй? Ведь он меньше всех тратит сил, значит, у него больше шансов выжить. А вот он, Кадзи, ни крови своей не щадил, ни пота и загнется, наверно, раньше всех.

– И у вора, говорят, всегда есть оправдания… – бросил Кадзи, беря долото.

32

Кирихара нацелился на Тэраду, но метил-то он в Кадзи. Тэраде с каждым днем становилось все труднее увиливать от конвоя, но он своего дела не бросал. Он до конца хотел поддерживать Кадзи.

Однако вечно водить за нос Кирихару было невозможно. Как-то он поймал Тэраду, избил его и привел к конвоиру. Тот велел Кирихаре отвести Тэраду на станцию. В этот день в вагоны грузили мешки с соевыми бобами. Понятно, пленные потихоньку от охраны тащили сою. Тэрада сначала не решался брать сою, еще, чего доброго, заметит Кирихара, но потом не выдержал – ведь тут было столько еды. А Кирихара, видно, только этого и ждал.

Он снова избил Тэраду и обыскал его. У Тэрады в карманах было килограмма два бобов. Кирихара снова ударил юношу. Тэрада упал. В это время к ним подошел один русский солдат. Он оттолкнул Кирихару и стал ругать его. Переводчика не было, и смысла его слов никто не понимал, но возмущенное лицо солдата говорило о том, что он резко осуждает Кирихару.

Вечером, возвращаясь в ангар, Тэрада еле волочил ноги. Наруто вернулся из больницы ни с чем. Она была переполнена, поэтому на жалобы Наруто, выделявшегося своим ростом, никто не обратил внимания. Но Наруто вернулся не с пустыми руками – он прихватил с собой больничное одеяло. В это одеяло он закутал дрожавшего в ознобе Тэраду. В это время вернулся Кадзи.

Когда Кадзи узнал о случившемся, он сказал Наруто:

– Завтра я не выйду на работу. Группу поведешь ты. А там как знаете, можете и не работать.

Наруто кивнул, он понял, что Кадзи на что-то решился…

На следующее утро, когда все отправились на работу, Кадзи подошел к кухне и стал ждать Кирихару. Прошел конвоир, но Кадзи укрылся за стену. Но вот показался Кирихара, он был один. У стены лежал обрывок толстого стального троса. Им пользовались вместо кочерги. Кадзи невольно остановил свой взгляд на этом стальном обрывке.

Увидя Кадзи, Кирихара удивленно поднял брови.

– Ты?..

– Я хочу пойти на станцию, что-то соевых бобов захотелось…

– Я могу свести тебя и в лучшее место…

Кадзи невольно посмотрел на обрывок троса. Нет, пока не надо.

– Теперь вместо Тэрады я буду оставаться, слышишь?

Кадзи вызывающе посмотрел на Кирихару.

– И до тебя доберемся, погоди немного, – хрипло проговорил Кирихара, решивший на этот раз оставить Кадзи в покое. – Тебе Сибири не миновать!

– Не твоя забота, чего мне не миновать. – Кадзи с тазом в руках прошел мимо Кирихары. – Но сначала я тут одну вошь раздавлю.

Кирихара зло глядел вслед удалявшемуся Кадзи.

33

На следующее утро ударил мороз. В углу ангара кто-то умер. Пришли солдаты и приказали убрать труп. Труп выносили пленные. Когда они проходили мимо, Тэрада спросил!

– Кто это умер?

– Лежи смирно, а то и ты ноги протянешь, – резко сказал Кадзи.

– Нет, я не умру, – Тэрада приподнялся на соломе. – Мы ведь и не то еще выносили, правда?

– Лежи тихо, а я скоро вернусь, – сказал Кадзи.

Он подошел к большой группе пленных.

– Минагава здесь?

Минагава был в ангаре, но откликаться не стал. Пленные беспокоили его самыми несуразными просьбами, а ведь он тут один, разве всем ответишь? К тому же доброжелательность по отношению к пленным часто вредила ему самому.

Но Кадзи все-таки разыскал его.

– Ты можешь устроить одного в больницу?

– Она переполнена, – отмахнулся Минагава, – оттуда полубольных выписывают.

– Тогда, может, раздобудешь аспирин или еще что-нибудь от простуды?

– Лекарство дают только в больнице.

– Ладно, я сам попрошу, ты только переведи.

– У меня совсем нет времени, – сказал Минагава и переглянулся с Ногэ, сидевшим рядом.

Да, Тэраде, видно, ничего не остается, как самому бороться с болезнью. Кадзи уже повернулся, чтобы уйти. Минагава крикнул ему вдогонку:

– Послушай, а ты лучше выходи на работу. Иначе тебя трудно будет защищать.

– Я что же, подсудимый, что ли?

– Не в том дело. Русские всех саботажников хотят заставить работать.

– Я не саботажник и в твоей защите не нуждаюсь, так и скажи, если придется.

«Пришлось» вечером следующего дня. Разговор состоялся в большой комнате прилегавшего к ангару здания. В ней стояло три стола, в углу была навалена сломанная мебель. На месте разбитой люстры болталась тусклая лампочка.

Кадзи ввел сюда Минагава. В комнате сидел русский офицер и трое солдат.

– Чин этого человека? – спросил он.

– Солдат высшего разряда.

– Сколько прослужил в армии?

– Год и девять месяцев.

– Бывшая профессия?

– Служащий.

– Род работы?

– Как вам сказать… Перед мобилизацией работал в отделе личного состава.

– То есть эксплуатировал рабочих?

– Думайте, что хотите, мне больше нечего сказать.

– В некотором смысле, – перевел Минагава.

Офицер переглянулся с солдатами.

– Вот откуда идет саботаж.

– Что он сказал? – спросил Кадзи у Минагавы.

– Это к допросу не относится.

Руки Кадзи нервно мяли мешковину, он засунул их за веревку, которой был подпоясан.

– Притворился работягой, а сам организовал среди пленных саботаж? Так, что ли?

Офицер уставился на Кадзи немигающими глазами.

– Я никем не притворялся, а просто работал и саботажа не организовывал.

– Но вы же каждый день под предлогом болезни оставляли кого-нибудь из своей группы. – Офицер хлопнул широкой ладонью по столу. – Разве это не саботаж?

– Ты лучше признайся, – шепнул Минагава.

– Какой же это саботаж? – ответил Кадзи. – Вы бы лучше поинтересовались…

Минагава не дал ему договорить: – Он частично признает свою вину.

– Что значит частично? Или да, или нет! Здесь не суд, и приговора не будет. Но с саботажем мы будем бороться. С завтрашнего дня вы и все ваши «больные» отправитесь демонтировать узкоколейку. Не будете работать – не будете есть, ясно?

– Что за глупость! Разве я отказывался от работы? Посылайте куда угодно, но говорите со мной по-человечески. Я тоже имею право высказаться.

Офицер спросил у Минагавы, что говорит Кадзи.

Минагава не сумел правильно перевести слова Кадзи. Получилось, будто Кадзи сказал, что офицер говорит глупости. Кадзи сразу понял, что его слова перевели неправильно – офицер изменился в лице и стукнул кулаком по стелу. Один из солдат выругался.

– Фашист! – крикнул офицер и поднялся со стула. – Мы тебя судить будем!

– Что он говорит? – спросил Кадзи.

Минагава, поняв свою ошибку, лепетал что-то несвязное.

– Самурайский последыш! – горячился офицер. – Что немецкие фашисты, что японские – одного поля ягодки! Погоди, ты у нас узнаешь, как саботажничать.

В это время в комнату вошел молодой веснушчатый красноармеец. Он что-то сказал офицеру. Тот недовольно сморщил лицо и сказал:

– Если ваш саботаж не преднамеренный, объясните причины, почему вы так действовали, только короче.

Кадзи опустил голову и облизал пересохшие губы.

– Может, я был не прав, но мне хотелось улучшить наши условия жизни. Я не фашист, можете этому поверить. Я не могу сказать, что вы плохо обращаетесь с пленными, но тем не менее мы живем в ужасных условиях…

Кадзи посмотрел на Минагаву:

– Только точно переведи.

Но, видимо, и на этот раз Минагава перевел неточно. Офицер еле сдерживал себя.

– Какая наглость! Он еще нас критикует!

– Веди себя поскромнее, – прошептал Минагава, – не забывай, кто мы такие.

– Я подчиняюсь вашим порядкам, – продолжал Кадзи, – и не собираюсь ссылаться на Женевское соглашение и отказываться от работы. Я понимаю, что вам нужна рабочая сила. Но зачем же мыслящих, расположенных к вам людей обзывать фашистами? Это обидно. Я говорю с вами откровенно. Я уцелел в боях и бежал. Потом я окольными путями хотел попасть на родину, но не получилось. Правильно ли я поступал? Может быть, мне сразу же следовало сдаться Советской Армии. Но, видимо, до меня никому нет никакого дела. История не считается с отдельными лицами. Может, это так и должно быть. Но представьте мое положение, тем более что, несмотря ни на что, мне хотелось с вами сотрудничать. Что же мне делать? Минагава, спроси об этом.

Минагава переводил долго, но вместо ответа на вопрос офицер спросил:

– Вот ты говоришь, что шел окольными путями. А скажи, за это время ты не нанес ущерба нашей армии?

– Всякое было.

– И китайцам?

– Да.

– Так почему же ты возмущаешься, что к тебе относятся как к военному преступнику?

– Я мог вам ничего не говорить, – ответил Кадзи, – но я от вас ничего не скрыл. Я знаю, кто на меня донес. Это или майор Ногэ, или унтер-офицер Кирихара. Вы считаете мою группу чуть ли не злоумышленниками и хотите наказать меня. А что мы такое совершили? Добывали себе дополнительное пропитание – и только. Вы требуете лишь работы, а до остального вам дела нет! Вчера один отправился на тот свет, завтра та же участь ждет других, в том числе и меня. Но мне не хочется умирать так бессмысленно. Ведь я хотел помочь вам строить социализм! Конечно, не все пленные этого хотят, а впрочем, вам трудно меня понять. Минагава, переведи, пожалуйста.

Кадзи отошел в угол комнаты и уселся среди обломков мебели.

Минагава начал переводить. Время тянулось очень долго.

– Вот что, парень, в голове у тебя страшная путаница, – сказал веснушчатый солдат. – Не так все просто, как ты себе представляешь. Подожди, скоро все войдет в норму, наладится. А порядку нужно подчиняться. Анархию тут разводить никто не позволит.

Кадзи равнодушно смотрел на говорившего. Нет, не поняли его. Впрочем, другого нельзя было и ждать.

– Вот мы и решили отправить тебя на демонтаж узкоколейки в порядке наказания. Долго там не задержишься. Дней семь-десять. Там уже работают ваши, те, что окопались в горах и пытались оказать нам сопротивление. Потом мы их тоже сюда переведем.

– У вас можно попросить аспирину или чего-нибудь в этом роде, у меня друг… совсем мальчик… тяжело болен, – тихо сказал Кадзи. – Это для него.

– Хорошо, постараюсь достать, – веснушчатое лицо красноармейца расплылось в улыбке.

Поклонившись в знак благодарности, Кадзи направился к выходу. Ноги у него заплетались. Казалось, он только что встал после тяжелой болезни.

34

Солдат сдержал свое обещание. На следующий день утром он принес аспирин. В пергаментном пакетике было больше двадцати таблеток.

Кадзи не знал, как сказать по-русски «я вам очень благодарен», и поэтому несколько раз повторил «спасибо», одно из немногих русских слов, которые знал. Солдат помахал ему на прощанье рукой.

– Вы вернетесь? – спросил Тэрада сквозь слезы, когда Кадзи протянул ему аспирин.

– Вернусь обязательно. А ты духом не падай, поправляйся. Чтоб к тому времени, когда я вернусь, ты был на ногах.

Тэрада расстроился не на шутку. Он впервые разлучался с Кадзи. Даже тогда, когда Кадзи вытащил его чуть ли не из-под танка, у него не было такого страдальческого выражения лица. Смертельная бледность покрывала щеки юноши. «А ведь, пожалуй, уже не встанет, – подумал Кадзи. – Но разве будут расследовать это дело? Разве Кирихару накажут?»

С Кирихарой он столкнулся у входа в ангар.

– Слышал, едешь на узкоколейку. Ну, потрудись, потрудись.

Кадзи всего перекосило.

– Слушай, я хочу тебя попросить об одном одолжении.

– О каком?

– Это касается Тэрады. Умрет он тут без меня. Подкармливай его. Ведь для тебя это не составит труда…

– Думаешь, если попросишь, я сделаю? – Кирихара зло ухмыльнулся. – Говорят, ты и Ногэ, и меня хотел поддеть, но русские это мимо ушей пропустили. Теперь поспишь под открытым небом и поймешь, каково мне тогда было… На, возьми…