Текст книги "Условия человеческого существования"

Автор книги: Дзюнпэй Гомикава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 48 страниц)

Их собрали возле кирпичного строения, у самого полотна узкоколейки. Пленных тут было уже человек пятьдесят.

Конвоир жестами объяснил, что сегодня они будут ночевать здесь, а завтра их отправят в лагерь. Также жестами он объяснил, что кормить их будут завтра, а сегодня придется заснуть на голодный желудок. О побеге думать не надо, а то… и солдат голосом изобразил автоматную очередь.

Потом конвоир ушел.

– Странно, никого не осталось, – сказал Комуку, подойдя к Кадзи. – Или они считают, что и ноги наши разоружили?

– Может, рискнем? – спросил Наруто.

– И не пытайтесь! – сказал один из пленных, услышав их разговор. – Из автоматов всех покосят. К тому же окрестные жители кругом предупреждены, сразу сцапают.

– Вы издалека шли? – спросил Комуку.

– Издалека, но вразброд. Нас еще вчера поймали.

– А кормили? – забеспокоился Ямаура.

– Пока нет. У нас с собой было немного гаоляна. Но ничего, как-нибудь все образуется.

Взобравшись на насыпь, Кадзи огляделся. До станции и ближайших построек было довольно далеко. В густеющих сумерках начали зажигаться огни. Белыми точками виднелись будки стрелочников. Кадзи посмотрел в противоположную сторону – там вдали белели палатки.

Если все обмозговать как следует, может, побег и удастся. Не в таких передрягах бывали! Надо только рассчитать, сколько успеешь пройти до рассвета.

Но на самом деле все было гораздо сложнее. Ноги совершенно одеревенели. Многодневные неудачи сковали волю. И дух и тело ослабли. А там, за горизонтом, где-то находится Митико. Так чего же ты стоишь? Иди!

Но Кадзи не шевелился.

– Что, друг, размышляешь, как убежать? – спросил Кадзи их недавний собеседник. И нисколько не смущенный хмурым видом Кадзи, добавил:

– Брось, говорю тебе. Или шлепнут, или сразу же поймают. А скорей всего шлепнут. Чего им с нами канителиться?

– Так шлепнут же меня, а не тебя…

– Это верно, но все же жалко, когда от дурости гибнут.

– А лезть, куда не просят, по-твоему, умно?

– Такой уж я по натуре, – сказал солдат и засмеялся. – Ведь из-за одного дурака могут все пострадать. Вчера, когда нас сюда пригнали, все тоже бежать хотели. А подумали и остались. В душе у нас пусто, понимаешь? Поостынь, через полчаса и ты раздумаешь.

– Я уже, кажется, остыл, – пробормотал Кадзи. – Сам себя не узнаю! Словно кости из тела вынули! Это, наверно, потому, что свободу отняли.

– И винтовку!

Кадзи вздохнул.

– А ведь, верно! Ты, парень, оказывается, с головой. А я совсем забыл о ней…

Конечно, все дело в ней, ведь его винтовка, которую он бросил в колодец, была для него в последнее время всем. И вместе с ней он тогда швырнул в колодец самого себя. Вот тогда и наступил перелом. Свободного Кадзи, предводителя отряда, не стало.

– Согласен, бежать не стоит, – Кадзи криво усмехнулся. – Как тебя зовут?

– Кира.

Кадзи посмотрел на юго-запад. По бледному небу все еще блуждало багряное зарево, в ту сторону он неустанно стремился, презирая опасность.

– «О сердце, прекрати надеяться и верить…»

– Бодлер? – чуть слышно спросил Кира.

– «Найди забвенье в сне младенца» – так, кажется?

– Не помню. Я запомнил другое: «Засни, как зверь в своей пещере». Десять лет назад прочел. Ничего тогда не понял, но понравилось страшно. А когда здесь оказался, понял… Вот я и буду спать, «как зверь в своей пещере»…

Кадзи пошел к своим.

– Что же будем делать, Кадзи? – окликнул его Наруто. – Ведь столько прошли, неужто зря? Неужели нас отсюда прямо в Сибирь?

– Давай костер разожжем, – с каменным лицом проговорил Кадзи. – Хоть выспимся. А завтра видно будет.

И Кадзи заснул с желанием никогда не просыпаться. Он словно провалился в небытие.

25

К вечеру следующего дня большой отряд пленных вышел на плоскогорье. На них налетел пронзительный осенний ветер. Среди голой степи тоскливо стояла брезентовая палатка. Возле нее чернел не то паровоз, не то паровой котел.

Рыжий красноармеец, видно бывший за старшего, приказал всем раздеться.

– Пока будете мыться, и одежду всю пропарим.

Душ – это, конечно, хорошо, но каково стоять голым под пронзительным ветром!

– Побыстрее! – заорал переводчик. Кадзи заметил, что он улыбается, только когда говорит с охраной.

– После мытья, наверно, на простыни положат!

– А лагерь-то где? Ничего не видно!

– Вот увидите, сегодня мы будем спать иод крышей. Задние мешкали – не раздевались, дожидаясь своей очереди. Солдат с автоматом поторапливал их:

– Давай, давай! Поживее!

– Как бы без штанов не остаться, когда одежду вытащат из котла, – озабоченно сказал Комуку. – Может, свяжем нашу одежду?

Странное это было зрелище. Более ста мужчин, раздевшись донага, стояли под холодным ветром в ожидании своей очереди.

– Вот бабы бы увидели!

– А пленных баб тоже моют?

– Глянуть бы!

Но разговоры мигом прекращались, как только пленные попадали под душ. Вода была чуть теплой, врывавшийся в щели палатки ветер гладил голые тела леденящей рукой мертвеца.

Стуча зубами от холода, Кадзи как можно суше вытер тело. Тут недолго и простудиться, невесело подумал он.

Когда начали одеваться, тут и там стали раздаваться раздраженные голоса. Кое-кто удачно «перепутал» свою одежду с чужой, каждому хотелось захватить одежду получше. Благодаря предусмотрительности Комуку группа Кадзи не пострадала.

Возможно, сейчас начинается самое трудное. Одевшись, Кадзи почувствовал, как в нем шевельнулось что-то такое, что было похоже на волю к борьбе. И все же это было совсем не то, что прежде.

Их привели в лагерь. Никаких строений. Квадрат голой степи, окруженный проволочным заграждением. Тут размещалось несколько тысяч пленных. Были тут уже и свои старожилы. Они выделялись своим почти новым обмундированием. Это, как правило, были солдаты тыловых частей, а те, кто был на передовой и кому пришлось драться, бродили по лагерю в жалких лохмотьях, ежась от осеннего ветра.

Вновь прибывшим выдали по краюхе черного хлеба и разрешили свободное передвижение по лагерю. В лагере было вырыто много неглубоких траншей. В траншеях разрешали спать.

– Стужа какая, – сказал Тэрада, стуча зубами. – Интересно, сколько нас тут продержат?

– А ты в Сибирь поскорее хочешь попасть? – спросил Кадзи. – Я туда не стремлюсь. Меня там никто не ждет.

– Тэрада, ты обними Кадзи, а я обниму тебя, – предложил Наруто, – так теплей будет.

Так и улеглись.

Вдыхая запах земли, Кадзи пытался вспомнить Митико, но образ получился смутный, расплывчатый. Он странно переплетался с той коренастой женщиной из деревни. Кадзи вспомнил, как на прощанье она протянула ему и Тэраде по картофелине…

Но я с тобой еще не прощаюсь, Митико, я пока жив. Где предел человеческих возможностей – не знаю, но я пока терплю. Война научила меня терпеливости.

За его спиной Тэрада что-то пробурчал.

– Что ты?

– Вам не холодно?

Кадзи не ответил. Он чувствовал, как Тэраду бьет мелкая дрожь.

– Если куда-нибудь надумаете, я с вами…

Тэрада весь трясся.

Вот чертов душ! Не поворачиваясь, Кадзи сказал:

– Хорошо. Мы пойдем на юг, где тепло…

26

Потянулись скучные дни. Единственное, что можно было делать, – это собирать сухую траву на топливо. Заботило тоже лишь одно – когда и куда их увезут? Всякий раз, как выстраивались колонны для отправки, многие самовольно входили в них. Хотелось не только распроститься с этой голой холодной степью. Многие стремились уехать потому, что среди пленных ходили разные слухи.

– В южной Маньчжурии строятся укрепления, и кто примет участие в строительстве, тех домой отпустят раньше.

Или:

– На Юге строятся тысячи домов для советских офицеров и их семей. Как только строительство закончится, всех участников строительства освободят.

Однако Кадзи держался всегда в стороне. Многие его товарищи хотели уехать, но пока тоже не решались.

– И чем все это кончится? – спросил как-то Кира.

– На твой вопрос и мудрец не ответит, – усмехнулся Кадзи. – Одно ясно: до зимы все рассосутся. Здесь от нас немного толку.

– Это верно, рано или поздно куда-нибудь всех отправят.

– Вы как хотите, а я останусь здесь до тех пор, пока не объяснят, куда меня отправляют и зачем. Ведь война кончилась, зачем же из этого делать тайну?

В тот день возле костра, у которого грелся Кадзи с друзьями, началось очередное формирование колонны. Один из красноармейцев с автоматом через плечо лениво бродил среди пленных; ему, видимо, было все равно, кто строится в колонну.

Вдруг к Кадзи подошел Ямаура.

– Ты не возражаешь, если я стану?

– Зачем ты спрашиваешь? Иди, раз надумал.

– На работах, говорят, кормят лучше.

– Да, еда в лагере была не блестящая. На день выдавали по горсти зерна. Но все держались, потому что пока не работали. Однако с каждым днем становилось все холоднее. Даже Тэрада, обычно живой и жизнерадостный, после того как простудился, никак не мог поправиться. И вот Ямаура не выдержал. Услышав о том, что на работах кормят лучше, он решил уехать.

– Сними-ка фуражку, – сказал Кадзи.

Ямаура удивленно поднял брови, но фуражку снял. На виске у него розовел шрам.

– Зимой может разболеться, так что ты осторожнее…

Кадзи отвернулся и уставился на огонь. Это он вытащил Ямауру на спине из боя. В болотных зарослях он всю ночь выхаживал стонавшего юношу, кормил его сладкой пастилой. И сюда его привел, но здесь удержать уже не мог.

– Спасибо вам за все, – тихо проговорил Ямаура.

Кадзи, не оборачиваясь, кивнул.

Все молчали.

Через несколько минут колонна тронулась. Кадзи поднялся и, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Он ведь из колонистов; пожалуй, выживет… Но кто знает, какая карта ему достанется.

– Испугался, – пробасил Наруто, – не мог до конца выдержать…

– Вот вернется из России и мной еще будет командовать… – Кадзи грустно улыбнулся. Ему очень хотелось посмотреть на уходившую колонну, но он не обернулся. – Пойду травы нарву… – И он ушел в степь.

Кадзи лениво рвал траву… Кто он такой теперь? Пленный! Человек, потерявший и дом и родину. Но у него еще остается свобода мечтать о возвращении домой, и он живет этой мечтой. Вот он собирает траву, потом сжигает ее, чтобы согреться, чтобы не замерзнуть. Инстинкт самосохранения, не больше. Но он и укрывается этой травой, тогда спать теплее. Странно, что никто больше этого не делает. Все спят в обнимку. Если мерзнут, то поднимаются и разжигают костер. Как-нибудь само все образуется, что-нибудь да с ними сделают, будь что будет! Причем каждый считает себя на голову выше остальных и тем больше заносится, чем больше передряг выпало на его долю. А в конце концов нет-нет да и выходит из строя. И сейчас Кадзи вдруг понял это со всей отчетливостью.

– О сердце, прекрати надеяться и верить, – вслух произнес Кадзи.

Дальше он не стал вспоминать. Пусть читают Бодлера те, кто сидит у камина, попивая кофе. Кира – законченный идиот. А еще мне поддакивал. А сам даже траву для костра не собирает.

Кадзи вдруг показалось, что ему откуда-то улыбается Ван Тин-ли. «Вот и вы вместо бумаги пользуетесь травой. И на горстке гаоляна сидите. И все-таки разница большая: вы в советском плену, а я был в японском. Нам каждый день грозила смерть, а вы наверняка будете жить и работать».

Что ж, хорошо. Он согласен. Но почему бы все-таки не объявить: «Отправляем вас туда-то, будете делать то-то, паек будет такой-то, в плену будете находиться столько-то. Ведь он же старался кое-что делать для таких, как Ван Тин-ли». Внезапно над его головой раздался окрик:

– Давай, давай!

Белобрысый солдат приставил к его груди автомат. Кадзи случайно отошел от лагеря метров на триста.

Общий смысл этого слова Кадзи понимал. Оно могло означать и «подойди сюда» и «проваливай отсюда». В данном случае оно, видимо, означало последнее. Кадзи огляделся.

– Ты не думай, я не хотел бежать, – сказал он, но солдат его не понял. – Переводчик говорил, что здесь можно траву рвать…

Не опуская автомата, солдат еще раз крикнул:

– Давай, давай!

– Понял, ухожу.

Кадзи повернулся. Ну что ж, если он переступил черту, почему нельзя взять немного в сторону? Конечно, он зря упрямится, но он хочет, чтобы с ним обращались как с человеком.

Ведь с китайцами он обращался на руднике как с людьми! А тут сразу автомат…

– Хорошо, ухожу, – пробурчал Кадзи.

Ну что за дурацкое упрямство. В эту минуту солдат, верно, из озорства, прицелился в него. Кадзи отлично понимал, что его пугают, но на всякий случай все-таки бросился на землю. Болван! Еще смеется! Нет, не выдержит он плена, убежит.

Кадзи медленно шел, подбирая по дороге пучки травы. Вдруг он увидел, как какой-то пленный подхватил несколько пучков и побежал.

– Стой! – крикнул Кадзи, догоняя вора. – Ишь какой прыткий!

– Ты о чем? О траве? – делая наивное лицо, спросил пленный. – Так почему ж не взять, если лежит на дороге? Откуда я мог знать, что она твоя?

– Ладно, не знал… Лежали. потому, что я их связал. Давай сюда. – И Кадзи протянул руку.

Пленный бросил пучки на землю.

– А ну подбери и дай мне!

– Сам подберешь!

На голову пленного обрушился кулак Кадзи. И вот два взрослых человека начали драку из-за нескольких пучков сухой травы…

Сбежалось несколько человек, но никто не остановил дерущихся. Скука заедала, а это было хоть какое-то зрелище. Подбежавший Наруто хотел было расцепить дерущихся, но Кира его остановил.

– Брось. Пусть потешатся.

Наруто встал поодаль, решив в случае необходимости помочь Кадзи.

Наконец Кадзи удалось повалить своего противника на землю, и он несколько раз ударил его по лицу. Но драка измотала и Кадзи. Он поднялся, пошатываясь.

– Запомни, – сказал он, тяжело дыша, – хамства не спущу. Тут эти фокусы брось.

– Спасибо за представление, – ухмыльнулся Кира. – Очень мило. Хорошо, что ты хоть сильнее оказался…

– Заткнись, поклонник Бодлера, – буркнул Кадзи, подбирая траву. – А ты, Наруто, сделай из травы постель Тэраде. И вообще давайте нарвем ее побольше.

27

Всего одну ночь пришлось поспать им в тепле, зарываясь в траву. Наутро всех должны были куда-то отправить.

– Куда погонят-то?

– А я почем знаю?

– Говорят во Владивосток. А оттуда в Японию на пароходах.

– Тоже скажешь! Чан Кай-ши и Малиновский, говорят, обменялись какими-то письмами, японских военнопленных решили передать Китаю.

– Так, значит, в Пекин?

– А в Сибирь не хочешь?

– Говорят, гоминдановцы уже недалеко.

– Вот здорово! Может, все обойдется?

– Один черт! Домой-то не отправят…

Когда переводчик Минагава проходил мимо, Кадзи спросил его:

– Куда идем?

– Когда дойдешь – узнаешь. Куда бы ни шли, все равно придется идти. – Видно, Минагаве уже осточертели подобные вопросы. – Я-то знаю, но говорить не положено – приказ Москвы.

– Вон оно что…

Кадзи сжал губы. От «высочайших» приказов освободились, так теперь выполняй московские…

– Что ты скрытничаешь! – покосившись на Минагаву, пробасил Наруто. – Мог бы сказать, если знаешь.

– Ладно, хватит, ишь разговорился, – раздраженно огрызнулся Минагава. – Куда отправят, туда и потопаешь…

И вот колонна двинулась. Впереди колонны шел советский офицер, по бокам – человек десять конвоиров. Далеко растянувшись, колонна пылила по дороге, напоминая стадо овец.

«Доблестной Квантунской армии» больше не существовало. Все слепо подчинялись судьбе. Может, в колонне были и социалисты, но и они шагали наравне со всеми. Тут всех объединяло одно слово – пленные.

Шли не на север, а на юг. Кое-кто обрадовался – кажется, Сибирь их минует. Они не знали, что железная дорога, ведущая в Сибирь, начиналась на юге.

Странно, но шагать в неизвестность налегке, оказывается, было труднее, чем идти к цели с полной выкладкой. Да и слабых было много. Одни страдали от поноса, другие болели простудой. То растягиваясь, то сжимаясь, колонна шла без остановок. Конвоиры шагали легко, а пленные едва волочили ноги. Ноги Тэрады стали заплетаться. На побледневшем лице выступил пот, рот широко раскрылся. Казалось, силы его вот-вот иссякнут. Вскоре он оказался в последних рядах. Еще несколько шагов – и Тэрада, покачнувшись, упал на колени.

– Стой! – крикнул Кадзи. Измученные люди, казалось, только и ждали этой команды. По рядам побежал крик: «Стой»!

Хвост колонны остановился. Конвоиры, замыкавшие колонну, решили, что это приказ офицера. Один из них подбежал к голове колонны.

Кадзи, занятый Тэрадой, не заметил, что дело принимает серьезный оборот.

К хвосту колонны подошел офицер. Сразу было видно, что он сердит.

– Переводчик!

К офицеру подбежал бледный Минагава. Он слушал офицера с вытянутым лицом.

– Офицер изволил сказать, что тот, кто без уважительных причин нарушает воинские порядки, будет наказан. Кто остановил колонну?

Все молчали. Вдруг кто-то крикнул:

– Сзади подали команду!

– Если виновный не признается, будут наказаны все, – сказал Минагава. – Командир очень сердит, он сказал, что все будут работать три дня без пайка.

– Ты ведь крикнул, – обращаясь к Кадзи, сказал один пленный, стоявший впереди, – чего ж молчишь? Из-за тебя все пострадают.

Кадзи побледнел. Он сразу хотел признаться, но испугался. Он испугался гораздо сильнее, чем тогда, перед жандармом Ватараи. Но почему?..

Наконец он сделал шаг вперед и тихо сказал:

– Это я крикнул первый.

– Зачем? – спросил офицер через переводчика.

– Многие уже хотели отдохнуть, но я не думал, что вся колонна остановится, – ответил Кадзи.

– Когда нужно дать отдых, определяет командир, а подобное самоуправство расценивается как бунт.

Кадзи показал рукой на дорогу.

– Минагава, скажи ему, что он идет впереди и не видит, что делается в хвосте колонны. А тут столько ослабевших…

– Вы забываете, что вы пленный, – резко сказал командир. – Вы знаете, что грозит пленному, если он подбивает людей на бунт?

Может, извиниться? Сказать, что поступил легкомысленно? Если бы он знал русский язык, он непременно сказал бы это. Но объясняться с Минагавой ему было противно.

– Нет, не знаю…

Минагава повернулся к Кадзи.

– Я попросил на первый раз простить тебя, но смотри, чтоб больше этого не повторялось!

Офицер еще что-то сказал Минагаве и усмехнулся. Минагава закивая головой и рассмеялся.

– Командир говорит, – сказал он, – что фашистские самураи еще живы, а с ними необходимо решительно покончить. Это он говорит о тебе!

Кадзи эти слова ударили как хлыстом. Все закружилось у него перед глазами.

Офицер с Минагавой пошел вперед. Белобрысый солдат, что накануне задержал его с травой, выкрикнул какое-то ругательство. Колонна снова двинулась. Кадзи встал в ряд. Наклонившись к нему, Тэрада сказал:

– Вы меня простите, я постараюсь больше не падать.

А в ушах Кадзи все звучали слова Минагавы.

Фашистский самурай! Это он, Кадзи, самурай? Но почему все молчали? Сволочи! Готовы продать товарища! Ладно, это будет ему уроком. Теперь он будет действовать в одиночку. Но что он может сделать.

– А мило сказано – фашистский самурай! – Это сказал Кира, оказавшийся в их ряду.

– Заткнись, – отрубил Кадзи.

28

Огромный ангар – это и есть лагерь для военнопленных. Пол устлан рисовой соломой, но даже в хлеву ее стелят больше. И все же люди ей радовались. И крыша есть и стены, а самое главное – это не Сибирь. Недалеко расположен бывший целлюлозный завод, и пленным, вероятно, придется его демонтировать. Когда они окончат эту работу, их, может быть, и отправят в Сибирь. Но пока они в Маньчжурии. Может, тем временем состоятся японо-советские переговоры. Как хочется, чтобы это было так, ведь людям очень тяжело расставаться с надеждой.

Паек был скудный: миска гаоляна. Иногда ломоть черного хлеба. На неделю чайная ложка соли и столько же сахара. Изредка давали по горстке махорки. Вот и все. Со снабжением, видно, дело обстояло плохо. Почти все пленные злились, но ворчи не ворчи – злостью желудок не наполнить. И тогда стали тащить все, что можно.

Работали по двенадцать часов, но работа была не тяжелая, да и улизнуть от работы было не так уж трудно. Демонтаж завода происходил неорганизованно.

Укрывшись от глаз конвоиров, пленные часами грелись на солнышке, и это объяснялось вовсе не тем, что бывшие «императорские воины» не хотели работать на Советский Союз. Люди просто плохо питались и совсем обессилели. Но кое-кого лагерное начальство подкармливало.

В основном подкармливали офицеров и унтер-офицеров, от них ждали помощи в руководстве пленными. Пленных офицеров было всего человек пятнадцать, унтер-офицеров – около семидесяти. Самым старшим среди офицеров был майор Ногэ. Он и распоряжался всеми пленными, получая инструкции от белобрового русского лейтенанта. Таким образом, лагерь стал приобретать черты некой военной организации.

Кадзи хмурился – опять возрождается проклятая японская армия.

Как-то на собрании пленных Ногэ сказал:

– С этого дня мне поручено руководство всеми работами по демонтажу. Нам всем пришлось испить горечь поражения, но помните: родина не погибла. Придет время, когда мы ступим на родную землю. Так что мужественно сносите все лишения и старайтесь сохранить здоровье, чтобы приблизить день возрождения родины.

Пленные слушали, затаив дыхание. Горечь поражения они узнали на собственной шкуре. Но как они могут «приблизить день возрождения родины» – этого никто не знал. Однако слова Ногэ о том, что придет время и они «ступят на родную землю», видно, всем были по душе.

Потом Ногэ обрушился на пленных за их увиливание от работы.

– Все здесь распустились, обленились, а каков результат? Русские нас будут презирать! А ведь презрение для японца хуже смерти. Так вот теперь господа унтер-офицеры будут следить за работой солдат. Надо добиться доверия русских, и тогда я смогу разговаривать об улучшении условий для всех. А вы, господа унтер-офицеры, должны помнить, что являетесь нашей опорой везде и всегда. Понятно? Мы должны приложить все силы, чтобы добиться уважения со стороны русских. Возвращение на родину зависит от нашего усердия!..

И унтер-офицеры начали действовать. Однако уговорить солдат было трудно. Им на все было наплевать. А тут еще согласно какому-то международному соглашению офицеры питались сравнительно хорошо и ничего не делали. Это солдатам не нравилось. И хотя унтер-офицеры из кожи лезли вон, чтобы солдаты работали с огоньком, ничего у них не получалось.

Группа Кадзи работала на складе. Мешки с серой, используемой для производства целлюлозы, грузились в вагоны, стоявшие на железнодорожной ветке, которая заходила на территорию завода. От склада до вагонов было далеко, и носить тяжелые мешки было не так-то просто. А тут еще в глаза лезла серная пыль и они все время слезились. Выполнив норму, все шли греться на солнышко, перевыполнять ее никому не хотелось…

Лентяй Кира неизменно посмеивался над усердно работающим Кадзи.

– Посмотрели бы на тебя сейчас твоя мать или жена. Уж очень у тебя трогательный вид, даже слезы навертываются. Верно, в Сибири пролезешь в активисты, чтоб одним из первых «ступить на родную землю». Подожди, скоро тебя заприметит Ногэ и будет всем ставить в пример. Но ты учти, что если и дальше будешь так надрываться, – до Сибири не доедешь. А те, что прохлаждаются за твоей трудолюбивой спиной, как раз и выживут…

– Себя, что ли, имеешь в виду? – спросил Кадзи, подымая четвертый мешок. – Все философствуешь, Кира! Скептика из себя строишь! Ты, Кира, лодырь от природы. Тебя лень скоро так засосет, что штаны спустить будет трудно. Ты скоро сам себе осточертеешь.

Кадзи поднял мешок и пошел к вагону. А во имя чего он работает? Конечно, смотреть на бездельника Киру противно, но почему все-таки он сам работает, несмотря на голодуху? Кадзи не смог себе ответить. Но уж, конечно, не для того, чтобы первым «ступить на родную землю». Нет, теперь ему все равно. Да если разобраться, то и родины-то в обычном смысле у него нет, есть только его народ, который связан с ним общим страданием. И прежде чем «возрождать родину», надо бы позаботиться о собственной жизни. Это желание таилось где-то глубоко внутри и нисколько не влияло на его усердие в работе. Нет, просто тяжелая физическая работа приносила ему какое-то духовное облегчение. И, конечно же, он работает так вовсе не потому, что хочет помочь социалистической стране. Эта страна как огромная преобразующая сила существовала в его сознании как-то отдельно от всего. Да, эта страна избавила людей, подобных Кадзи, от оков милитаризма. После того как новобранец Кадзи говорил с Синдзе о побеге, эта страна долгое время была для него как бы маяком. Но оказалось, что та Россия, о которой он мечтал, и та, пленным которой он стал, – две разные вещи. Этой второй России он принадлежал как орудие труда, после того как в осенней степи после душа определили его физически пригодным для работы. Разумеется, он должен понести наказание за военные преступления Японии, поскольку он принадлежит к японской нации, но душа Кадзи требовала справедливости, а ее он пока еще не видел.

Но тогда зачем же так надрываться в работе? Не в искупление же вины Японии! И не из страха! Своих конвоиров Кадзи вовсе не боится. Просто его энергичная натура не терпит безделья, и к тому же труд дает забвение от тягостных дум.

Спотыкаясь, Кадзи добрел до вагона. А это пока всего четвертый мешок. Видно, он стал сдавать. Во рту было сухо, перед глазами плыли огненные круги. Опустив мешок на землю, Кадзи присел отдохнуть. К нему подошел Наруто. Этот великан тоже задыхался, его глаза, казалось, сейчас выскочат из орбит.

Наруто сбросил свой мешок на землю.

– Проголодался – мочи нет, – прохрипел он, глядя воспаленными глазами на вагоны.

– Я тоже, – Кадзи слабо улыбнулся. Было время обеда, но пленные ели лишь два раза в день – утром и вечером. И то один гаолян.

– Давай хоть с этими мешками разделаемся.

– Давай.

Кадзи помог Наруто взвалить мешок на спину.

– А со своим-то справишься?

– Попробую. Ведь я на десять лет моложе тебя.

Но он не справился, выше пояса не поднял. На лбу выступил холодный пот. Он натужился еще, но вдруг пошатнулся и упал. Э, черт! Если, так пойдет дальше, он не выдержит.

Советский солдат, увидев, что Кадзи упал, спрыгнул с вагона, подошел к нему и с улыбкой что-то сказал. Потом он подмигнул Кадзи, словно говоря: «А ты отдыхай», – и с поразительной легкостью вскинул мешок себе на плечи.

Кадзи видел, как солдат играючи складывает мешки в вагон. Глядя на Кадзи и Наруто, солдат жестами объяснил, что наступил обеденный перерыв и надо «кушать». Он, видимо, не знал, что пленным обед не полагается.

– Нет кушать, – печально улыбаясь, сказал Наруто.

Солдат удивленно развел руками, как бы говоря: «Как жаль, с удовольствием дал бы вам что-нибудь, но сейчас ничего нет». Потом он энергично стал объяснять жестами: «Отдохните, а потом приходите. Ребята что-нибудь принесут, и тогда я вам дам. Поняли?»

Наруто и Кадзи переглянулись и сошли с насыпи.

– Как, придем? – спросил Наруто.

– Не стоит. Если бы сейчас!

– А может, он и в правду что-нибудь даст…

Кадзи не ответил, но у него стало тепло на душе. Все-таки это было проявление человечности со стороны советских солдат.

И все же в этот обеденный перерыв они поели. Вот как это случилось.

Кадзи и Наруто шли по пустырю, высматривая укромное место для отдыха. В небольшой выемке они заметили толпу пленных, стоявшую кругом. Подойдя ближе, они увидели обедающих советских солдат, окруженных пленными. В руках у пленных были пустые консервные банки. Все внимание пленных было сосредоточено на мисках солдат. Пленные ждали, что, может быть, им что-нибудь перепадет. Брось сейчас кто-нибудь из солдат кусок хлеба или картофелину, началась бы драка.

– Пошли, Наруто. Противно! – сказал Кадзи и потянул товарища за рукав. Он знал, что если задержится здесь еще на минуту, то тоже вопьется глазами в чью-нибудь миску.

– Видел бы это Ямада! Вот чем кончила Квантунская армия!

– А что поделаешь… Посмотрела бы жена сейчас на меня – расплакалась бы. – Наруто тяжело вздохнул. – Я хоть простой плотник, но жил хорошо, а сейчас вот слюни глотал, думал, может, и мне перепадет…

– И мне показалось, что жена на меня смотрит, – ответил Кадзи.

Господи, как он опустился. Может, Митико осудила бы его за жадность, но что поделаешь, это жизнь… Скоро и он будет вот так стоять с жестянкой в руках…

«Нет, он бы не смог так стоять. Скорее по помойкам бы стал бродить… Да, Митико, сейчас я думаю не о тебе, а о заплесневелой картофелине… Ведь на помойке можно кое-что найти…»

Кадзи и Наруто побрели дальше. У небольшого барака один солдат и три русские женщины в солдатской форме строгали доски. Здесь пленных не было – наверно, потому, что едой тут и не пахло. Солдат, видно, был плотником, женщины работали под его началом. Кадзи уставился на обтянутые брюками крутые бедра одной из женщин. Ее упитанное, крепко сбитое тело вызывало, как ни странно, чувство зависти. Плотник Наруто смотрел на их работу с профессиональным интересом.

– Народ мы разный, а с лесом орудуем, оказывается, одинаково.

А Кадзи, не отрываясь, смотрел на женщину. Такой крутобедрой японки не встретишь по всей Японии.

Но вот работавших окликнули из барака. Они бросили работать. Крутобедрая женщина выпрямилась и, отерев пот со лба, посмотрела на Наруто и Кадзи. У нее было молодое краснощекое лицо. Сначала женщина удивленно посмотрела на японцев, потом улыбнулась, обнажив крупные белые зубы. Она крикнула что-то людям, сидевшим в бараке. Голос у нее был настолько мелодичный и чистый, что в груди Кадзи что-то дрогнуло. Почему его так взволновал этот голос? Может, потому, что он был сейчас придавлен одиночеством?

– Драсте… – еле слышно пробормотал Кадзи по-русски. – Разреши на тебя поглядеть, девушка. Один вид твой радует глаз. Ты живешь и излучаешь жизнь. Как бы я хотел быть таким…

Женщина еще раз улыбнулась и исчезла в бараке. Тут же из барака вышли все три женщины, неся в руках огромные миски с рисовой кашей. Видно, зажаренная на масле, она была покрыта сверху золотистой корочкой.

Дальше здесь оставаться нельзя, надо уходить, а то… Но глаза Кадзи уже не могли оторваться от рисовой каши.

Кадзи с силой потянул за рукав Наруто, который тоже оцепенел, впившись взглядом в кашу.

Но как только они повернулись спиной, женщина окликнула их. Большим половником она зачерпнула из миски кашу и жестом пригласила японцев поесть.

Наруто посмотрел на Кадзи, тот замер в нерешительности. Это промедление стоило им обеда – к женщинам уже бежало несколько пленных. Наруто не успел сделать и шага, как орава пленных налетела, словно воронье. Женщина подняла половник, как бы защищаясь от набежавших, и что-то крикнула. «Не вам, не вам», хотя совершенно не обязательно она должна была дать кашу именно Кадзи и Наруто. Наконец ей, видно, надоела эта канитель, и она уже хотела бросить половник каши в одну из протянутых консервных банок, но тут кто-то подставил руку и рисовый комок упал на землю. Началась свалка.