Текст книги "Королевское приглашение"

Автор книги: Джулия Фэнтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Габи не сводила с него встревоженного взгляда. Она уже не мыслила себя вне бизнеса: ей нравилось не только создавать новые украшения, но и ездить по разным городам и странам, встречаться с людьми, выступать по телевидению, присутствовать на показах мод, давать интервью для прессы. У нее появилось чувство независимости, уверенности в себе. Ей удалось наконец-то вырваться из Косты, а Клифф хочет связать ее по рукам и ногам.

– Нет, – твердо сказала она. – Я не собираюсь жить за изгородью «Джакаранды». Как тебе только пришло в голову мне такое предложить?

– Не говори глупостей…

– Это не глупости. Жизнь в таких условиях ничем не отличается от жизни за оградой замка. Та же самая тюрьма. Как ты не понимаешь?

– Жизнь у меня на ранчо – это, по-твоему, тюрьма? – Клифф не на шутку рассердился. – Мне оскорбительно такое слышать, Габриелла. – Он вскочил со стула и смотрел на нее сверху вниз. – Пожалуй, я пойду. Нам обоим надо немножко остыть. Обдумай то, что я тебе сказал.

– Мне нечего обдумывать. Я не собираюсь ломать свою жизнь из-за этого дурацкого происшествия. – Габи в сердцах сорвала с пальца кольцо и швырнула его на стол. – Забирай! Я не стану это носить!

– Оставь у себя, – побледнев, ответил Клифф. – Наденешь, когда успокоишься.

– Ни за что!

Клифф повернулся и вышел из палаты. Габи обессиленно опустилась на подушки и заплакала.

– Изумительные розы! – воскликнула принцесса Кристина.

– Прикажи их убрать. – Габи смотрела на сестру покрасневшими глазами.

– Это еще почему? – изумилась Кристина. – Габи, в чем дело? Почему ты плачешь?

– Все кончено, – воскликнула Габи. – Я думала, мы с Клиффом поженимся, но он… он заставляет меня поставить крест на всем, чего я добилась, – и все из-за этих проклятых террористов. Но я никогда на это не пойду.

Кристина рассмеялась.

– Не слушай его. Он потерял голову от страха за тебя. Ты сама знаешь: с отцом случается то же самое. Пережди самое трудное время – и все образуется. Если хочешь, чтобы мужчина тебя понимал, надо его воспитывать.

Габи широко раскрыла глаза:

– Вот как ты рассуждаешь, Кристина? Значит, я должна его воспитывать? Немудрено, что все твои любовные истории закончились крахом.

– Немудрено, что у тебя до сих пор вообще не было ни одной любовной истории, – в тон ей ответила Кристина, но вовремя опомнилась. – Ладно, хватит об этом. Прекрати бередить себе душу. Нельзя же разрывать помолвку только потому, что Клифф стремится тебя защитить. Любой на его месте предложил бы то же самое.

Габи упрямо нахмурилась:

– Я не сделаю ни шагу назад. С какой стати? Мне стоило огромных трудов добиться нынешнего положения. Я только-только почувствовала свою самостоятельность и ни за что не поступлюсь ею – даже ради Клиффа. Именно это я ему и сказала.

Зазвонил телефон. Габи устало протянула руку.

– Да?

Телефонистка сообщила, что с принцессой будет говорить князь Генрих.

* * *

Через несколько часов позвонил Клифф Фергюсон.

– Габи, как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Получше?

– Точно так же…..

После его ухода у Габриеллы все время текли слезы.

– Габи, я так тебя люблю, – в отчаянии сказал Клифф. – Ужасно, что мы поссорились. Но надеюсь, ты меня поймешь.

– Я тоже люблю тебя, – ответила она, – но жизнь на твоих условиях для меня неприемлема. Я не хочу ни от кого зависеть.

– Габи, моя любимая, – простонал он, – мне нужно только одно: чтобы ты была в безопасности.

– Мне тоже нужно только одно: жить своей собственной жизнью, – прошептала Габриелла и повесила трубку.

На следующее утро Габи отдала кольцо секретарше и приказала отослать его Клиффу, а затем переоделась в бежевый брючный костюм, который ей доставили из отеля.

Медсестра помогла ей сесть в кресло-каталку; в сопровождении четырех телохранителей они спустились на лифте в конференц-зал, где должна была состояться пресс-конференция. Габриелла содрогнулась, увидев огромное скопление газетчиков и телерепортеров.

Один из телохранителей остановил кресло перед микрофонами; Габи медленно поднялась и начала читать заранее составленное заявление для прессы.

– На меня было совершено нападение. По мнению полиции, его организовала международная террористическая группировка, – внятно произносила она. – В настоящее время нельзя с уверенностью сказать, какие цели преследовали нападавшие. Отныне я буду более тщательно планировать свои передвижения, но не позволю себя запугать. Я верю, что Господь оградит меня от зла.

Коротко ответив на три-четыре вопроса, Габи заметила перед собой журналиста со значком телеслужбы «Си-Эн-Эн».

– Ваше высочество! – настойчиво выкрикнул он.

– Слушаю вас.

– Ваше высочество, можете ли вы подтвердить слухи о разрыве вашей помолвки с Клиффом Фергюсоном?

Габриелла растерялась: она не ожидала подобного вопроса.

– Мои отношения с Клиффом Фергюсоном – это сугубо личное дело.

В зале поднялся невообразимый галдеж.

– И все-таки, ваше высочество, это правда или нет?

– Персонал клиники утверждает что разрыв был окончательным. Что вы на это скажете, ваше высочество?

Габи взяла себя в руки.

– Сейчас неуместно обсуждать мою личную жизнь.

– Но ведь вы отослали Фергюсону кольцо. Это так? Почтовые служащие подтверждают наши сведения, – пронзительно выкрикивала корреспондентка газеты «Нью-Йорк пост».

Побелев, как полотно, Габи едва удержалась на ногах.

– Пресс-конференция окончена.

Клифф Фергюсон вернулся в Техас на личном самолете. Разрыв с Габи был для него тяжелым ударом.

Упрямица. Подвергает свою жизнь опасности. Ради чего? В деньгах они не нуждаются. Славу она тоже вкусила полной мерой. Что за глупость? Что за безрассудство? Больше он ни о чем не мог думать.

Он въехал в ворота ранчо, миновал ручей, вдоль которого они с Габриеллой катались верхом, потом круглое озерцо, где они купались обнаженными, а потом занимались любовью на теплом песке. У конюшни Клифф притормозил. Здесь стояла Нимфа, любимая лошадь Габриеллы…

У него на глаза навернулись слезы.

Со стороны искусственного катка к нему бежала заплаканная Ребекка.

– Папа! Я смотрела новости – Габриеллу чуть не убили! Папа, а правду говорят, что она тебе отказала?

Клифф кивнул.

– Но почему? Почему? – Ребекка плакала в голос.

– Не знаю, доченька. Так уж получилось, – с трудом произнес он. – Пойдем-ка в дом. Ты обедала? Я попрошу миссис Хендерсон что-нибудь приготовить.

– Не хочу есть. Папа, я ничего не понимаю, – Ребекка обливалась слезами. – Почему она так поступила? Мы же ее любили. Я думала, она будет мне вместо мамы. Папа, не отпускай ее…

– Не горюй, малышка моя. – У Клиффа разрывалось сердце. – Я ее огорчил. Хотел оградить ее от опасности, а сделал только хуже. Она обиделась, что я хочу запереть ее в четырех стенах… Прямо не знаю…

– Так позвони ей! – закричала Ребекка. – Сейчас же! Она тебя простит, вот увидишь. Папа, – умоляла она, – если ты ее любишь и она тебя тоже, разве можно просто так разойтись в разные стороны? Так не бывает!

– Не знаю, что и сказать…

– Позвони ей немедленно! – Ребекка потащила его к телефону.

– Нет, – воспротивился Клифф. – Пойми, Бекки, это не просто ссора из-за пустяка. Габи – принцесса; она живет в другом мире. Монаршие особы вечно у всех на виду, над ними постоянно висит угроза – как над нашим президентом. Это значит, что я могу в одночасье потерять все, что мне дорого.

– Папа, ну пожалуйста! – захлебывалась слезами Ребекка.

Но Клифф молчал.

* * *

Самолет княжеской семьи нырнул в воздушную яму.

Тедди потуже затянула ремень безопасности. Ее то и дело бросало в жар, все тело сотрясал кашель. Она так и не оправилась после гибели Мануэля. Неудивительно, что после того страшного дня ее лихорадило.

Она решила прервать свои выступления и лететь с Жаком в Косту. Надо было довести дело до конца. Жак заверил, что в Порт-Луи она будет в полной безопасности. Сейчас позади них сидел грубовато-самоуверенный офицер полицейского департамента Нью-Йорка.

– Тедди, у меня такое чувство, что ты напряжена, как пружина, – заметил Жак.

– Так и есть. Я была на волосок от смерти. – У нее перехватило дыхание. – Жак, я хочу поговорить с Никосом Скуросом без посредников, чтобы видеть его лицо. Других доказательств мне не нужно.

Жак заговорил медленнее, чем обычно:

– Тедди, ты не понимаешь, с кем мы имеем дело. Никос Скурос – сама галантность. Все считают его добрейшим человеком, неспособным ни на какое зло. Никто не поверит, что за этой личиной прячется хладнокровный убийца.

– Ненавижу его! – Тедди сжала кулаки. – Он убил моего отца – чужими руками. Скорее всего, его приказ выполнил этот жуткий тип – пассажирский помощник.

– Наверно, ты права. – Жак помолчал. – Но нам потребуются доказательства, а раздобыть их будет невероятно трудно. Придется действовать с величайшей осторожностью.

– Понимаю.

– Кажется, – задумчиво произнес он, – у меня есть план.

* * *

Пилот притушил огни в салоне, и они попытались вздремнуть, однако принц Жак беспокойно ворочался, так и не найдя удобного положения.

Жак, Габи и Кристина – все они должны были безотлагательно прибыть в Косту, но принцессы, по настоянию брата, полетели на «Конкорде». Жак ничего толком не стал им объяснять: он не хотел, чтобы они все втроем оказались на борту одного самолета.

Сейчас он старался отогнать от себя эту мысль. Ему было предельно ясно, что означает приказ отца всем троим срочно вернуться домой. Жак покосился на Тедди. Она прислонилась головой к иллюминатору; на одном плече лежала золотистая коса. Ее веки слегка подрагивали во сне, отчего она показалась Жаку по-детски беззащитной.

Он полюбил ее.

Все его сомнения развеялись в тот самый миг, когда он услышал, что бомба предназначалась ей. Тогда он понял, что не сможет без нее жить. У него было множество женщин, кому-то из них даже удалось затронуть его чувства, но ни одну он не любил.

Тедди – американка, звезда тенниса, ее карьера в самом расцвете. Если она выйдет за него замуж, ей придется расстаться с большим спортом. Жак не сомневался, что из нее, как в свое время из его матери, княгини Лиссе, а также из голливудской кинозвезды Грейс Келли, вышедшей замуж за князя Монако Ренье, немедленно сотворят икону. Ее вознесут на пьедестал, окружат почестями, сделают символом костанской монархии. Как воспримет это Тедди, привыкшая идти своим путем? Смирится ли она с необходимостью всегда быть на виду, терпеть постоянное присутствие телохранителей, удовлетворять чужое любопытство?

Даже Жаку, воспитанному в замке, подчас приходилось нелегко. Имеет ли он право обрекать ее на такую жизнь, скованную ограничениями? А самое главное – любит ли она его?

– Я уже скучаю по Клиффу, – сказала Габи, глядя в иллюминатор «Конкорда».

У нее задрожали губы. Далеко внизу простиралась синева Атлантики.

– Через месяц ты о нем и не вспомнишь, – с напускным безразличием отозвалась Кристина, которая до сих пор не могла прийти в себя после истории с Бретом.

Габи покачала головой:

– Нет, ты ошибаешься. Ну почему, почему им понадобилось устраивать это проклятое похищение? Только из-за этого Клифф… то есть мы с ним… – она запнулась.

– Все забудется.

– Разве тебе легко было забыть Жан-Люка? А Брета Томпсона? Ты же собиралась за него замуж, а потом ни с того ни с сего запретила упоминать его имя.

Кристина поежилась. Она не рассказала ни одной живой душе, что Брет собирался стать двоеженцем. Об этом знал только Никки. И вот теперь еще Уилл Кэмден. Ее новый друг.

– Мужчины, – презрительно фыркнула она. – Их для меня больше не существует. Разве что Уилл Кэмден. И то это не любовь, а всего лишь дружеские отношения.

Стюард подал изысканные закуски и шампанское. Кристина в задумчивости пригубила игристый напиток.

– Как ты думаешь, почему отец срочно вызывает нас домой?

– Боюсь, ему стало хуже.

– Нет, – возразила Кристина, – нам бы сообщили. Здесь что-то другое. Не иначе как речь пойдет… о короне.

Габи тихо охнула. Сестры углубились в свои мысли.

– Мне нужно встать на ноги в Голливуде, – неуверенно произнесла Кристина. – Я откажусь.

– Думаю, тебе ничего и не предложат, – с излишней резкостью сказала Габи.

* * *

Тедди отвели те же самые апартаменты в Вандомском замке. Она поймала себя на том, что вошла сюда, словно в родной дом. Здесь, рядом с Жаком, она чувствовала себя в безопасности.

– Завтра поговорим с Бретоном, – известил ее Жак. – А сегодня отец просил меня и сестер явиться к нему для конфиденциальной беседы. Ты не обидишься?

– Что ты, конечно нет, – тихо сказала Тедди.

Втайне она даже обрадовалась, что сможет спокойно отдохнуть. У нее нестерпимо стучало в висках; однако она твердила себе, что сейчас не время болеть.

Нажав кнопку звонка, Тедди вызвала горничную и попросила распаковать чемоданы, а потом приготовить ванну. Улыбаясь про себя, она отметила, что неплохо иногда пожить по-королевски.

Готовясь к разговору с сыном и дочерьми, князь Генрих явственно почувствовал тяжесть прожитых лет. Ему исполнилось без малого три четверти века. Для его страны эти годы не были безоблачными.

Князь Генрих назначил беседу в своем любимом Большом кабинете, украшенном портретами его предков и тяжелыми фолиантами в сафьяновых переплетах.

Кристина нервно ерзала на стуле. Рядом с ней устроилась Габи. Жак остался стоять. Все ощущали серьезность момента.

Генрих обвел детей пристальным взглядом. У каждого из троих были свои недостатки, но в их жилах текла кровь Беллини. Кому, как не им, отвечать за судьбы княжества?

– Хорошо, что все вы смогли вовремя приехать, – начал старый князь. – Габриелла, – обратился он к старшей дочери, – ты была рядом со мной, проявляя преданность и доброту, с тех самых пор, как умерла ваша мать; благодаря твоим успехам в области прикладного искусства на Коста-дель-Мар обратились взоры всего мира.

– Спасибо, отец, – прошептала Габи.

– А ты, Кристина, дочь моего сердца, показала миру, что в княжеском семействе не иссякает актерский талант. Ты с достоинством перенесла неудачное замужество: значит, ты повзрослела. Это отрадно.

Глаза Кристины наполнились слезами.

– Ты, Жак – мой единственный сын. У меня на глазах ты превратился из бездумного сорванца в зрелого человека, не боящегося ответственности.

Побледнев, Жак с благодарностью кивнул.

Наступило молчание. Князь Генрих тщательно взвешивал каждое слово.

– Передо мной стоит сложная задача, – сказал он наконец с тяжелым вздохом. – Через полтора месяца я собираюсь отречься от престола.

Это известие, услышанное от самого князя, повергло в замешательство всех троих. Кристина, самая порывистая, подбежала к отцу и бросилась ему на шею.

– Нет! Не может быть! Как же мы без тебя? Ты… ты… папа, ты не болен?

Генрих прижал се к груди. По его лицу пробежала судорога.

– Врачи следят за моим здоровьем. Они говорят, что я проживу еще много лет, если не буду переутомляться. Но в это трудное время страну должен возглавить сильный и волевой человек. Слабеющему старцу не место на троне Коста-дель-Мар. Здесь нужен молодой, энергичный монарх, который полон сил и решимости вывести княжество из нынешнего кризиса.

Принц и принцессы переглянулись, осмысливая эту речь.

Первым заговорил Жак:

– Ты уже сделал свой выбор, отец?

Генрих кивнул:

– Мой выбор пал на тебя, Жак.

Кровь снова отхлынула от лица Жака. Слова давались ему с трудом.

– Это высокая честь, но я не уверен…

– Ты должен быть абсолютно уверен! – с несвойственным ему пылом перебил Генрих. – Ты должен ощущать уверенность всем сердцем! – Он поднялся с кресла, не сводя взгляда с сына. – Коста-дель-Мар требует силы. Мужества. Свежих мыслей. Я прожил долгую жизнь; мое поколение должно уступить дорогу молодой поросли. Я сделал все, что мог, я боролся, но не сумел…

Он пошатнулся.

– Отец! – Жак бросился к нему и усадил в кресло.

Нервное напряжение не замедлило сказаться на состоянии князя Генриха.

– Сейчас князь отдыхает, мы дали ему успокоительное. У него слабое здоровье, но если он будет себя беречь, то проживет долгие годы, – поделился с принцем и принцессами лейб-медик, доктор Бланше. – Однако волнение для него губительно.

Собравшись в Малой библиотеке, сын и дочери князя отпустили секретарей и телохранителей. Они долго молчали, еще не опомнившись после беседы с отцом.

– Ты должен взять на себя управление страной, – заявила Кристина брату. – У тебя не остается другого выхода. Отец назначил своим преемником тебя.

Жак подавленно молчал.

– Жак! Скажи хоть слово! – взмолилась Габи.

Жак не сводил глаз с портрета своего прадеда и думал: неужели тому было столь же мучительно сделать свой жизненный выбор?

Все давно полагали, что перст отца укажет на него.

Рассудком он и сам понимал, что это осознанный выбор.

Но он не чувствовал в себе решимости сменить отца на престоле. За это придется заплатить дорогой ценой. Может быть, лет в сорок у него созреет желание править; но сейчас?..

– Мне нужно подумать до утра, – сказал он вслух и медленно вышел в коридор.

Жаку не спалось. Расхаживая по комнате, он пытался сосредоточиться. Он любил свою страну. Он любил свой народ. У него перед глазами до сих пор стояло незабываемое зрелище, которое открылось ему с балкона клиники: толпы подданных, поющие костанский гимн.

Жак не сомневался, что народ пойдет за ним – но это доверие придется оправдывать. На его плечи ляжет тяжелое бремя: вывести государство из трясины долгов, расквитаться с врагами. Скурос… Анатоль Бретон… А вдруг Бретон – вовсе не предатель?

Когда время уже близилось к полуночи, Жак отправился в бассейн. Проходя бесконечными сводчатыми коридорами, окидывая взглядом парадные портреты эпохи Возрождения и живописную лепку в стиле рококо, принц чувствовал, что Вандомский замок встречает его, как старый друг.

На темном ночном небе осколками бриллиантов поблескивали звезды. Тяжелая луна была наполовину скрыта дымкой облаков.

Приближаясь к бассейну, Жак услышал всплеск. На шезлонге у бортика белела футболка с надписью: «US Open, 1992».

Он сбросил купальный халат и, нырнув в прохладную воду, в считанные мгновения поравнялся с Тедди.

– Жак… – Она повернулась к нему и отвела с лица пряди мокрых волос; очки для плавания придавали ее лицу испуганно-удивленное выражение. – Вот уж не думала, что кому-то еще захочется окунуться в бассейн в такое время.

– Мне нужно было о многом подумать, – сказал Жак.

– О, извини. Если я тебе мешаю, то немедленно уйду к себе.

– Нет, не уходи. Я даже рад, что ты здесь.

Они несколько раз проплыли бассейн из конца в конец, стараясь не уступать друг другу и поочередно вырываясь вперед. Потом Тедди поднялась по лесенке, обтерлась полотенцем и опустилась в шезлонг. Жак не спешил выходить из воды. Приятная усталость всегда успокаивала его и помогала прояснить мысли.

После того как он наконец присоединился к Тедди, они некоторое время сидели молча. Тишину нарушало лишь едва слышное урчание водяных фильтров.

– Отец собирается отречься от престола и сделать меня своим преемником, – без всяких предисловий сообщил Жак.

Тедди ахнула.

– Значит… ты будешь князем? Главой государства?

– Совершенно верно. Так предначертано судьбой. Тебя это удивляет?

– Не то чтобы удивляет… просто это… – Тедди сжала руки на коленях. – Жак, это ведь очень серьезное решение, правда?

– Да, Тедди. Оно повлечет за собой большие перемены. Огромные перемены.

Тедди поежилась от налетевшего ветра.

– Жак, это тебе по плечу. Ты нужен своей стране.

Он взял с бортика бассейна несколько больших махровых полотенец и бережно укутал Тедди.

– Вот так, – тихо сказал он. – Тедди, окончательное решение остается за мной, но, поскольку дело касается и тебя, я хотел прежде поговорить с тобой.

В темноте ее глаза казались совсем черными. Жак не смог угадать их выражение. Тедди так же негромко спросила:

– О чем?

– Не знаю, согласишься ли ты принять такой образ жизни. – Жак обвел рукой древние стены Вандомского замка.

Глаза Тедди расширились от изумления. Она похолодела:

– В каком смысле?

– В том смысле, Тедди, что я…

Вблизи бассейна показался охранник. Луч его фонаря прорезал тьму. Офицер церемонно поклонился Жаку и Тедди. Когда он скрылся из виду, Жак шепотом спросил:

– Тедди, ты согласна выйти за меня замуж?

* * *

У Тедди отчаянно заколотилось сердце; перед глазами словно вспыхнул стоцветный фейерверк.

– Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж? Я не ослышалась?– с трудом шевеля губами, переспросила она.

– Могу повторить. – Впервые за все время Жак улыбнулся.

Тедди недоверчиво покачала головой; по щекам покатились крупные слезы.

– Но ведь я – американка.

– Дорогая моя Тедди. Прекрасная, чудная, милая Тедди. Наверно, я хочу слишком многого, но я так тебя люблю.

Она слабо рассмеялась, с трудом различая сквозь слезы его силуэт.

– Выходит, я буду…

– Моей принцессой. А потом – княгиней.

– Просто не верится. Я всю жизнь любила тебя. А теперь ты… мы с тобой… так не бывает!

Жак склонился над ее шезлонгом и легко поднял Тедди на руки. Она обняла его за шею и доверчиво прильнула к нему.

– Тедди, на первых порах тебе придется трудно, но ты привыкнешь, да и Габи с Кристиной помогут.

Она не стыдилась своих слез:

– Я так долго мечтала о тебе.

– Не плачь, – прошептал Жак, смахивая с ее щек слезы кончиками пальцев. – Отныне ты будешь жить в Косте. Страна от этого только выиграет! – Он тихонько рассмеялся. – Думаю, народ полюбит тебя гораздо сильнее, чем меня. Тедди, ты всегда будешь для меня единственной любовью – на всю жизнь!

* * *

Обнявшись, они пошли к замку.

– Дорогая, – сказал Жак, – я понимаю, что нам предстоит принять много трудных решений. Например, как быть с твоей теннисной карьерой? Я не вправе лишать тебя любимого занятия.

– Жак, теннис для меня действительно много значит, но я столько лет стучала по мячу, что пора уже остановиться. Возможно, займусь организацией открытого чемпионата Коста-дель-Мар, – размышляла она вслух. – Или открою теннисную академию.

– Утром сообщим отцу, – Жак вернулся к более насущным проблемам, – а через несколько дней официально объявим о помолвке. Тедди, не знаю, отдаешь ли ты себе в этом отчет, но ты станешь национальным достоянием Коста-дель-Мар.

Рано утром, до завтрака, Жак повел Тедди в западное крыло замка, где находились личные апартаменты князя Генриха. Через несколько минут мажордом распахнул перед ними дверь в огромную спальню. Князь Генрих, откинувшись на подушки, сидел в постели, накрытой темно-зелеными шелковыми покрывалами.

– Доброе утро, отец, – негромко произнес Жак. – Надеюсь, ты хорошо отдохнул.

Тедди присела в глубоком реверансе. Ее бросило в краску.

– Доброе утро, сын, – кивнул старый князь, переводя удивленный взгляд с Жака на Тедди.

– Отец, я пришел сообщить о своем согласии принять на себя управление страной, – официальным тоном объявил Жак. – А также, пользуясь случаем, прошу твоего разрешения на вступление в брак с Теодорой Уорнер.

Князь Генрих издал облегченный вздох и широко улыбнулся.

– Сын мой, – произнес он, – ты принес мне радостные, очень радостные вести. Что касается вас, Теодора, могу сказать, что вы станете желанным членом нашей семьи. С легким сердцем благословляю вас на брак. Дайте-ка старику вас обнять.

Генрих прослезился.

– Благодарю вас, ваше высочество, – Тедди была глубоко взволнована.

Она приблизилась к старому князю, чтобы тот мог прижать ее к груди.

Потом Генрих повернулся к сыну.

– Жак, выбери для Тедди подходящее кольцо, а я преподнесу ей в качестве свадебного подарка фамильную тиару «Принцесса».

Знаменитую бриллиантовую тиару, изготовленную в форме двух переплетающихся сердец, прислала в дар династии Беллини королева Виктория; с тех пор ее по традиции надевали супруги правящих монархов, включая княгиню Лиссе.

– Дорогая моя, – мягко сказал князь, – вы станете носить ее во время официальных церемоний. Уверен, это украшение будет вам к лицу. Добро пожаловать; наши владения открыты для вас… как и наши сердца, принцесса Теодора.

Князь Генрих пожелал, чтобы Жак сначала короновался, а затем, примерно через месяц, сочетался браком с Тедди.

– Я тебя люблю, – шепнул Жак, провожая ее до дверей.

– Я тебя тоже.

Жак обнял ее и поцеловал – нежно и ласково. Тедди прижалась к нему. Ей была необходима его поддержка, его забота. Она страшилась этой новой жизни.

– Ни о чем не беспокойся, – приободрил Жак, чувствуя ее неуверенность.

– Легко сказать! У меня уже поджилки трясутся.

– Вот-вот! – засмеялся он. – А я так – всю жизнь! Теперь ты понимаешь? Ну, ничего, вместе нам все будет нипочем. Тедди, ты не представляешь, сколько для меня значит твое согласие. С тобой мне будет в тысячу раз легче.

– Со мной? Я ведь не умею держаться, не знаю этикета – в Америке меня никто этому не учил. Какой тебе от меня толк?

– Ты нужна мне такой, какая есть, Златовласка.

Тедди отдала бы все на свете, чтобы иметь возможность поделиться своей радостью с отцом… Она так и не смогла примириться с мыслью, что его уже нет в живых.

У нее всегда была при себе фотография, на которой они с отцом были сняты после ее победы в Уимблдоне. Сейчас, вглядываясь в смеющееся лицо Хьюстона Уорнера, она шептала:

– Папа, ты представляешь: я выхожу за него замуж! Это такое счастье, просто невозможно поверить!

Ей показалось, что она слышит строгий голос отца: «А как же теннис?»Тедди поднесла фотографию к глазам.

– Теннис я по-прежнему люблю, – одними губами сказала она, – но в спорте нельзя жить вечно. Буду играть два-три турнира в год… Папа, ты же знаешь, я могу очень многое сделать для тенниса, но отныне это будут наши с Жаком общие усилия. Только вообрази: я стану княгиней!

Тедди показалось, что Хьюстон слегка кивнул. У нее брызнули слезы. Она убрала фотографию и только сейчас ощутила сильный озноб.

Пошарив в ящике комода, она извлекла свой любимый спортивный джемпер с изображением плюшевого медвежонка, который отец подарил ей на день рождения. С трудом попадая в рукава, она натянула его через голову.

Ей определенно нездоровилось. Она забралась в постель, укрылась всеми покрывалами, а потом придвинула к себе телефон.

– Джамайка, это ты? – для верности спросила Тедди, набрав знакомый номер в Энн-Арбор. – Джейми, ты не поверишь. Я и сама не верю, но это правда…

Габриелла делала новые наброски у себя в комнате, когда позвонил Жак и попросил разрешения зайти к ней на пару минут.

– Конечно, заходи, – сказала она. – Жак, что-нибудь случилось?

– Нет, все в порядке, – ответил ей брат.

Не прошло и пяти минут, как он появился на пороге. Габи остановилась посреди комнаты как вкопанная, не сводя с Жака изумленного взгляда – он сообщил ей, что женится на Тедди Уорнер.

– Ты как-никак моя старшая сестра, – покраснел Жак, – вот я и решил сказать тебе первой.

– О, это просто замечательно!

Едва совладав с собой, Габриелла опустилась в кресло, словно придавленная страшной тяжестью. Она всегда относилась к Тедди с симпатией; но эта новость поразила ее в самое сердце, обнажив ее собственную боль. Она остро почувствовала, что жизнь в разлуке с Клиффом обернулась для нее мучением.

– Габи? Тебе плохо? – испугался Жак.

У Габриеллы по щекам текли слезы.

– Я так счастлива за тебя! – глухо произнесла она. – Прости. Дело в том, что мы с Клиффом, наоборот, разорвали свою помолвку. До сих пор не могу опомниться.

– Сестренка! – Жак стиснул ее за плечи. – Это он виноват? Он тебя обидел? Только скажи, я ему…

– Нет-нет, это я сама. Он собирался держать меня взаперти. Ему не дано понять, что каждый день нашей жизни так или иначе связан с риском, и мы вынуждены с этим мириться – иначе придется влачить существование узников.

Жак кивнул:

– Понимаю. Но через пару дней ваша размолвка уже не будет казаться тебе такой трагичной.

Габи снова разрыдалась:

– Нет, все кончено! Он никогда не простит такого унижения!

Ночью Тедди почти не спала. Ее мысли перескакивали с одного на другое. Часов в шесть утра у нее начался неудержимый приступ кашля. Сердце тяжело стучало в самые ребра, каждый вдох причинял боль, пересохшая кожа горела.

С трудом выбравшись из постели, она поплелась в мраморно-розовую ванную и включила душ. Сейчас ей никак нельзя было болеть – предстояло слишком много важных дел. Жак сказал, что одних приглашений придется разослать не менее тысячи; эта астрономическая цифра повергла ее в благоговейный ужас.

Тедди пошарила в аптечном шкафчике и приняла две таблетки аспирина.

Завтракать ей не хотелось. Натянув джинсы и плотный джемпер, она направилась к западным воротам замка, от которых было совсем недалеко до берега. Часовой в синей форме отметил в журнале ее имя и время ухода. Тедди вспомнила, что ей полагается телохранитель, но решила, что в такой ранний час можно обойтись и без него. К тому же ей просто хотелось побыть одной.

На золотистый песок с шорохом набегали волны. Наверно, ночью прошел дождь: в воздухе висела влага, а на эспланаде поблескивали лужицы. В этот час здесь было безлюдно, если не считать нескольких заядлых рыболовов.

Тедди шагала вдоль кромки прибоя, не замечая, что у нее промокли кроссовки. Она до сих пор не могла представить себе, что же теперь ее ожидает. Наверно, ей, как принцессе Диане, не избежать постоянных выступлений и официальных встреч. Она будет жить в замке, где более сотни роскошных залов и бесчисленное множество челяди.

Готова ли она к такой жизни?

Но Жак говорил, что он в себе тоже не вполне уверен.

Ряды пестрых кабинок остались позади. Тедди приближалась к дикому пляжу. Метрах в тридцати она заметила двух мужчин, одетых в слаксы и легкие рубашки. Один, держа на согнутой руке кейс, положил на него блокнот и делал записи, а второй что-то быстро ему говорил, указывая на пустырь, примыкающий к пляжу.

Сначала Тедди, погруженная в свои мысли, не обратила на них внимания, но, поравнявшись с ними, к своему удивлению узнала в одном из них Никоса Скуроса. Она невольно отпрянула, однако Скурос даже не посмотрел в ее сторону.

Тедди почувствовала приступ жгучей ярости. К горлу подступила тошнота. Никки Скурос!

Мгновенно забыв все свои страхи, она, не раздумывая, повернула прямо к нему.

– Вы, я вижу, с утра на ногах, – тяжело дыша, бросила Тедди.

– Доброе утро, мисс Уорнер. – Скурос сверкнул своей неотразимой улыбкой.

Ветер с моря шевелил его густые серебристые волосы. Теперь Тедди узнала и второго из собеседников, стоявшего с блокнотом наготове: это был секретарь Скуроса, Ставрос Андреас. Поклонившись, он тактично отошел в сторону.

– Вы тоже поднялись с рассветом, – продолжал Скурос. – Кто же спит, когда за окном такое дивное утро? К полудню жара становится невыносимой.

Тедди не сдержала нахлынувшую ярость.

– Я знаю про вас все! – выкрикнула она. – И не только я – другие тоже знают!

– Мисс Уорнер, о чем идет речь?