Текст книги "Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП)"

Автор книги: Джульет Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава тринадцатая.
Переправа через Сомму

Генрих намеревался пересечь Сомму точно в том же месте, что и его прадед, Эдуард III, в 1346 году, во время кампании, которая завершилась впечатляющей победой англичан при Креси. Старый римский брод Бланш-Так находился между устьем реки и городом Аббевиль. Воды здесь были приливными, но большим преимуществом было то, что сам брод был достаточно широким, чтобы через него могли одновременно переправиться двенадцать человек. К несчастью для англичан, французы тоже знали свою историю и предвидели, что их противники пойдут этим путем. За два дня до того, как англичане достигли Бланш-Так, весть о том, что они направляются туда, уже распространилась на север до Булони, и подготовка к их отпору шла полным ходом.[452]452
  Bacquet, p. 110.


[Закрыть]

В воскресенье 13 октября, когда армия Генриха была еще примерно в шести милях от Бланш-Така, воины из авангарда захватили французского пленного, которого доставили к сэру Джону Корнуоллу для допроса. Он оказался гасконским дворянином на службе у Карла д'Альбре, которого он оставил ранее в тот день в Аббевиле. Дальнейший допрос показал, что д'Альбре имел с собой отряд в шесть тысяч человек в готовности помешать переправе. Более того, сам брод был утыкан заостренными кольями, чтобы сделать его непроходимым.[453]453
  Le Févre, i, pp. 232–3; GHQ, p. 64–5; Waurin, i, p. 189, говорит, что история гасконского пленника, которая приводится ниже, была рассказана ему Лефевром, "который присутствовал на протяжении всей этой кампании".


[Закрыть]

Пленника поспешно доставили к самому королю и повторно допросили, но он упорно придерживался своего рассказа и даже поклялся жизнью за его правдивость. Убедившись в его честности, Генрих немедленно остановил поход и созвал своих баронов на срочный совет. После двухчасовых дебатов было принято решение отказаться от попытки переправиться через Бланш-Так. Предполагалось найти более безопасную и неохраняемую переправу дальше вверх по течению. В случае необходимости англичанам пришлось бы идти к самому истоку реки, до которого, по слухам, было шестьдесят миль.

Это была первая серьезная неудача за всю кампанию, и моральный дух рядовых, который был высок, пока они шли без сопротивления через Нормандию и Пикардию, теперь начал ослабевать. С тех пор, как они покинули Фекамп, они видели манящие проблески длинной гряды белых скал, окаймляющих нормандское побережье вплоть до мыса Грис-Низ, зная, что безопасный Кале находится всего в тринадцати милях за этой грядой. Никогда еще старая пословица "так близко, но так далеко" не была так верна. Теперь, вместо быстрой и прямой дороги к цели, им предстояло долгое и неясное путешествие, зная, что их рационов не хватит надолго и что сражение становится все более вероятным. Нетрудно представить себе отчаяние, которое, должно быть, вселял в англичан вид устья Соммы. Дело было не только в его ширине (более мили в поперечнике в самом узком месте между Ле-Кротуа и Сен-Валери), но и в огромных и пустынных просторах болот, простирающихся на запад, север и восток, насколько хватало глаз. Как им предстояло узнать, эти болота были такой же непроходимой преградой, как и сама река.[454]454
  Ibid.; le Févre, i, p. 232. Побережье вплоть до мыса Грис-Нез хорошо видно с дороги между Сен-Валери-ан-Ко и Веуль-ле-Роз и с длинного участка между Эу и Олт.


[Закрыть]

Задерживаться в Бланш-Таке не было смысла, поэтому Генрих отдал приказ двигаться, и армия снова отправилась в путь, повернув на восток и взяв курс на южный берег Соммы в направлении Аббевиля. Готовясь к их приближению, эта древняя столица Понтье, которая уже дважды подвергалась английской оккупации, в 1340 и 1369 годах, мощно укрепила свои оборонительные сооружения: было установлено 12 пушек, заготовлено почти 2200 орудийных ядер и огромное количество пороха, а также в город прибыл большой отряд из армии, собравшейся в Руане. Это был не простой гарнизон, как в Арфлере. В Аббевиле были расквартированы знатнейшие люди Франции: коннетабль д'Альбре, маршал Бусико, граф Вандомский, который был главным управляющим королевского дома, Жак де Шатильон, сир де Дампьер, который был адмиралом Франции, Артур, граф Ришмон, который был братом герцога Бретани, и Жан, герцог Алансонский. Предупрежденные об этом гасконским пленником, англичане должным образом держались на почтительном расстоянии, обогнув Аббевиль и остановившись на ночь в Байоль-ан-Вимеу в трех милях к югу.[455]455
  Ibid.; GHQ, pp. 64–7; W&W, ii, p. 112; Cagny, Chroniques, pp. 97–8.


[Закрыть]

На следующее утро они сменили курс и двинулись на северо-восток в надежде использовать мост у Пон-Реми. Там они не только обнаружили, что мост и различные дамбы через Сомму были разобраны местным гарнизоном, но и впервые увидели значительные силы французов, собравшихся на противоположном берегу. Хотя англичане этого не знали, перед ними стоял отряд, возглавляемый отцом и братьями Рауля де Гокура, и в своем стремлении отомстить за позор, нанесенный ему, они выстроились в полном боевом порядке, "словно готовые вступить с нами в бой там и тогда". Даже капеллан, робкий по натуре, мог понять, что это всего лишь позерство: "Тот факт, что река в этом месте имела широкое болото с обеих сторон, не позволял ни одному из нас подойти ближе, так что ни один из нас, даже если бы он захотел это сделать, не смог бы нанести ранение другому".[456]456
  GHQ, p. 67; Monstrelet, iii, p. 96.


[Закрыть]

Началась смертельно опасная игра в кошки-мышки. Когда англичане продвигались все дальше и дальше в глубь Франции, все отчаяннее ища место для переправы через реку, на противоположном берегу их настигла тень французских войск под командованием Бусико и д'Альбре, которые были полны решимости помешать их переправе. "В то время мы не думали ни о чем другом, кроме этого, – вспоминает капеллан – что по истечении восьми дней, отведенных на поход, и после того, как кончится провизия, враг, хитроумно спеша вперед и опустошая сельскую местность впереди, навяжет нам, голодным, острую нужду в пище. И в верховьях реки, если Бог не даст иного, со своей огромной и бесчисленной армией и имеющимися в их распоряжении боевыми машинами и приспособлениями одолеет нас, столь малочисленных, как мы, ослабевших от большой усталости и немощных от недостатка пищи". 15 октября – на восьмой день марша и в день, когда они должны были достичь Кале, – англичане находились почти в тридцати пяти милях от запланированного прибрежного маршрута, и каждый шаг все дальше отдалял их от цели. Уставшие, голодные и подавленные, англичане могли только молиться о том, чтобы Пресвятая Дева и Святой Георгий, под чьими знаменами и под чьей защитой они шли, ходатайствовали за них перед Верховным Судьей и избавили их от мечей врага. Мечты о славе, завоеваниях и грабежах были забыты. Оставалась только одна надежда, что в конце концов они благополучно доберутся до Кале.[457]457
  GHQ, p. 67. Несмотря на то, что Водемон ставил патриотизм выше политических интересов, он погиб при Азенкуре.


[Закрыть] В тот день они сделали еще один крюк, чтобы избежать большого бургундского города Амьена, столицы Пикардии, с его сетью маленьких каналов и садовыми предместьями, расположенными посреди болот. Вспомнил ли Генрих V, любуясь парящими белыми стенами и пинаклями великолепного собора XIII века, что его прадед, Эдуард III, некогда принес оммаж за Аквитанию Филиппу VI Французскому в этом самом месте? Если и так, то от него не могла ускользнуть ирония в том, что это была та самая неразрешенная ссора, которая привела его в Амьен восемьдесят шесть лет спустя.

На следующий день они доехали до маленького городка или деревни Бове, расположенного почти в пяти милях к юго-востоку от Амьена. Город с его важными мостами через реку Авр, приток Соммы, лежал у подножия меловой скалы, которую венчали белые стены огромного замка двенадцатого века, принадлежавшего Ферри, графу Водемонту, младшему сыну герцога Лотарингского. Хотя по подданству он был бургундцем, он был одним из местных дворян, которые откликнулись на призыв короля Франции к оружию и с отрядом в триста человек расположились вместе с армией Бусико на другом берегу Соммы.[458]458
  Ibid., pp. 68–9; Bouvier, pp. 69–70, 69 n. 5.


[Закрыть]

Бове был достаточно мал, чтобы Генрих V мог взять с него выкуп, как он это сделал с городами Арк и Э. Но ему нужно было пересечь Авр по городским мостам. Он снова послал гонцов на переговоры, и оказалось, что, независимо от настроения Ферри де Водмона, капитан, которого он оставил во главе гарнизона замка, был более благосклонен к англичанам, чем его хозяин. Он не только согласился выкупить деревню и прилегающие к ней виноградники от сожжения, выполнив обычные требования о хлебе и вине, но даже разрешил разместить армию на ночь в деревне.

Гарнизон смог предоставить только восемь корзин хлеба, чтобы накормить шесть тысяч человек, хотя корзины были достаточно большими, чтобы каждый из них несли двое мужчин. Однако был собран обильный урожай винограда, поэтому деревня была переполнена вином. Англичане не были бы людьми, если бы смогли устоять перед таким искушением. Они направились прямо к виноградникам и бочкам, наполненным новым вином, и принялись угощаться этим неожиданным щедрым урожаем. Хотя некоторые из его военачальников отнеслись к такому поведению снисходительно, считая его заслуженной наградой после всех трудов и лишений, король в конце концов объявил привал. Когда кто-то спросил его, почему, и заметил, что люди лишь пытаются наполнить свои бутылки, Генрих ответил, что не возражает против бутылок, но большинство людей делают бутылки из собственных желудков, и это его беспокоит. Находясь в самом сердце враждебной территории и ежедневно, если не ежечасно, живя под угрозой нападения, он не мог позволить себе, чтобы его армия была вышла из строя из-за пьянства. Она и так была достаточно уязвима.[459]459
  GHQ, pp. 68–9; le Févre, i, p. 234.


[Закрыть]

Перед тем как покинуть Бове, на следующий день, в четверг 17 октября, Генрих имел еще один разговор с капитаном замка. Двое из его воинов были настолько больны, что не могли продолжать путь. Генрих не хотел просто бросить их на произвол судьбы, и капитан вежливо согласился принять их у себя и позаботиться о них. Отдав вместо платы двух лошадей, Генрих собрал свое войско и снова отправился в путь.[460]460
  Ibid.


[Закрыть]

Переправившись через Авр у Бове, англичане вернулись на берега Соммы, чтобы возобновить поиски неохраняемого моста или брода. Это была напрасная надежда. Бусико и д'Альбре патрулировали противоположный берег, а все города и замки были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Когда англичане проходили мимо обнесенного стеной города Корби, расположенного примерно в десяти милях к востоку от Амьена, гарнизон сделал вылазку, и в последовавшей за этим стычке штандарт Аквитании, который нес Хьюго Стаффорд, лорд Буршье, был захвачен. Это был величайший позор, который мог постигнуть знаменосца, чьим рыцарским долгом было умереть, защищая его. К счастью, один из его родственников, молодой эсквайр по имени Джон Бромли, который был конюхом королевских покоев, пришел на помощь Буршье, вернул штандарт и сумел оттеснить французов к Корби, убив двоих из них и захватив двух латников.[461]461
  W&W, ii, pp. 115–16; Nicolas, pp. 351, 374; GHQ, pp. 68–9; Monstrelet, iii, pp. 96–7. Маловероятно, что Бурсье участвовал в этой стычке, поскольку он был назначен в гарнизон Арфлера.


[Закрыть]

Этого небольшого успеха было недостаточно, чтобы захватить мост через Сомму, который слишком хорошо охранялся, чтобы форсировать переправу, но захват пленных оказался значительной удачей. Когда их допросили, они рассказали, что французские командиры приняли предусмотрительные меры против огромного количества лучников, которые, как они знали, находились в рядах короля. Они выделили "многие сотни" латников в специальные эскадроны и посадили их на защищенных доспехами лошадей; их особой задачей было сбить английских лучников с позиций, разбить их формирования и снизить эффективность их массированной стрельбы. Узнав об этом, Генрих объявил по всей армии, что каждый лучник должен немедленно сделать себе деревянный кол длиной в шесть футов, заостренный с обоих концов, и носить его с собой. Как только французы приблизились бы, чтобы вступить в сражение, лучники должны были занять свои позиции в шахматном порядке, так, чтобы человек в ряду позади стоял между двумя перед ним. Затем каждый лучник должен был вбить один конец своего кола в землю перед собой так, чтобы другой конец был выше пояса и направлен в сторону противника. Если французская кавалерия при наступлении видела колья, она должна была либо отступить, либо подвергнуться риску напороться на колья.[462]462
  GHQ, pp. 68–71. Капеллан приписывает эту идею королю, что кажется наиболее вероятным, но более поздние английские источники приписывают ее герцогу Йоркскому: см. First English Life, p. 55; Brut, ii, pp. 378, 554–5.


[Закрыть]

Эта тактика не была новой. "Еж" был стандартным способом обороны европейских пехотинцев, сражавшихся против конницы, по крайней мере, с начала XIV века, хотя они использовали свои пики со стальными наконечниками, а не импровизированные деревянные колья, чтобы создать эффект ощетиненного ежа. Однако первый зафиксированный пример использования деревянных кольев специально для защиты лучников появился сравнительно недавно, и это было восточное новшество. В 1396 году отряд французских и бургундских крестоносцев потерпел поражение в битве с османскими турками при Никополе на территории современной Болгарии. Турки спрятали своих пеших лучников в складках ландшафта и за заслоном легковооруженной кавалерии. Соблазнившись тем, что, казалось, превосходят их числом и вооружением, крестоносцы бросились на турецкую конницу, ряды которой расступились, обнажив цепь кольев, за которыми укрылись лучники. Крестоносцы были легко остановлены и перебиты. Тремя ветеранами этой битвы, попавшими в плен и впоследствии выкупленными, были не кто иной, как лидер крестового похода Иоанн Бесстрашный, будущий герцог Бургундский, который в то время был графом Невера, Рауль де Гокур, защитник Арфлера, и маршал Бусико, который сейчас командовал войсками, противостоящими Генриху V.[463]463
  Rogers, "The Age of the Hundred Years War," in Keen, MW, pp. 137–42; Matthew Bennett, "The Development of Battle Tactics in the Hundred Years War," in Curry and Hughes, pp. 15–16; Lalande, Jean II le Meingre, dit Boucicaut (1366–1421), pp. 58–72.


[Закрыть] При Никополе было убито или взято в плен так много знатных дворян Франции, что новости о катастрофе и о том, как она произошла, быстро распространились по всей Европе. Независимо от того, принадлежала ли идея использовать колья для защиты английских лучников Генриху или пришла от Эдуарда, герцога Йоркского, как предполагают некоторые хронисты, ее гениальность заключалась не в новаторстве, а в соединении двух устоявшихся, но различных прецедентов: турецкого использования кольев для защиты своих лучников и плотного строя европейских пикинеров.

Французские пленники, захваченные в Корби, могли дать Генриху и другую информацию, не менее важную, чем та, которая побудила его применить колья для защиты лучников. За некоторое время до отъезда из Корби король узнал, что французская армия, патрулирующая переправы на противоположном берегу Соммы, направляется к Перону, укрепленному городу, расположенному вверху излучины реки. Поэтому было крайне маловероятно, что ему удастся найти неохраняемый проход между Корби и Пероном. Даже если бы ему это удалось, французы быстро настигли бы его, либо атаковали бы его во время переправы, либо заставили бы его перейти к обороне. В любом случае инициатива будет у противника.

Именно в этот момент Генрих решился на еще одну продуманную авантюру. По всей вероятности, ему придется следовать вдоль реки до самого ее истока, прежде чем он сможет повернуть на северо-запад к Кале. Вместо того чтобы продолжать идти вдоль Соммы следуя ее извилистому руслу, он решил срезать путь прямо по открытой местности между Корби и Несле. Хотя он рисковал пропустить потенциально возможную переправу, он сократил бы свой путь по меньшей мере на десять миль и обошел бы французские войска, ожидавшие в Пероне. Более того, совершив неожиданный маневр, он имел шанс застать французов врасплох и найти неохраняемую переправу дальше по течению, тем более что он исчезнет из их поля зрения, возможно, на сутки.

Поэтому английская армия повернула на юго-восток и начала долгий подъем на плато Сантерре. На протяжении многих миль путь становился все более тяжелым. Пологие волнистые участки полуострова Ко и ровный, без особенностей ландшафт нижнего течения Соммы уступили место поросшим лесом холмам и длинным, крутым грядам, которые теперь ассоциируются с полями сражений и окопами Первой мировой войны. Более удобная для похода местность широкой и плоской долины Соммы все еще оставалась недоступной. Недавние октябрьские дожди подняли уровень воды в реке и сделали болота еще более коварными, вынудив армию следовать по более возвышенной и твердой местности. Когда англичане достигли плато над Корби, ландшафт резко изменился. Теперь перед ними простиралась бескрайняя равнина, казавшаяся бесконечной. Не было никаких ориентиров, кроме мерцающих белых стен Амьенского собора, призрачно возвышающихся вдали позади них, да редких шпилей деревенских церквей или лесных массивов, силуэтно вырисовывающихся на горизонте. Для простых рядовых, полностью полагавшихся на короля и его военачальников в вопросах руководства в этой чужой и враждебной стране, которая была так не похожа на то, что они когда-либо видели у себя дома, это, должно быть, было обескураживающим и пугающим зрелищем. Это было также испытанием их веры в своих командиров.

К вечеру четверга 17 октября английская армия продвинулась еще на двенадцать или около того миль от Корби и расположилась лагерем между деревнями Харбонньерс и Вовиллерс.[464]464
  W&W, ii, p. 116. Решение Генриха срезать путь в Несле, должно быть, было принято после его прибытия в Корби, так как было бы быстрее и проще отправиться туда прямо из Бовеза.


[Закрыть] Здесь произошел один из самых известных инцидентов Азенкурской кампании. Утром в поле за Корби перед королем предстал английский солдат, обвиненный в краже из одной из деревенских церквей пикса – ящика, в котором хранился освященный хлеб для евхаристии. Раньше не было времени разбираться с ним, но теперь преступник предстал перед судом. Пикс, который он прятал в рукаве, был предъявлен королевскому суду. Капеллан, который разбирался в таких вещах, заметил, что он был сделан из дешевой позолоченной меди, хотя вор, вероятно, принял его за золотой. Эта ошибка стоила ему жизни. Он был признан виновным в том, что действовал "вопреки Богу и вопреки королевскому указу", и, по приказу короля, был немедленно повешен на дереве на виду у своих товарищей.[465]465
  GHQ, p. 69.


[Закрыть] Важно отметить, что это единственный зафиксированный пример нарушения королевских указов за всю кампанию.

В последние несколько дней марша все более утомленные англичане проходили всего тринадцать-четырнадцать миль в день. Обремененные кольями, они неизбежно продвигались медленнее, но они также устали и были голодны, им приходилось пить воду и питаться сушеным мясом с лесными орехами, собранными в придорожных рощах. К вечеру пятницы 18 октября они достигли окрестностей Несле и решили разбить лагерь на ночь в маленьких деревушках, разбросанных за его крепостными стенами. Генрих отправил свое обычное послание, но впервые встретил неповиновение. Горожане не только отказались принести хлеб и вино, но и задрапировали стены красной тканью – загадочный жест, происхождение которого столь же неясно, сколь очевидно его значение. Такое оскорбление нельзя было оставить безнаказанным, и Генрих приказал на следующее утро сжечь дотла все деревушки в окрестностях Несле.[466]466
  St Albans, p. 93; GHQ, pp. 70–1; le Févre, i, p. 234.


[Закрыть]

Еще до рассвета Дева Мария и Святой Георгий ответили на молитвы англичан, дав знак, что всего в трех милях к северо-востоку от Несле была найдена подходящая переправа через Сомму. Неясно, как эта информация попала к Генриху V. Возможно, английские разведчики обнаружили ее во время одной из своих вылазок, но, учитывая время, более вероятно, что один из жителей деревни решил сообщить о ее местонахождении в надежде спасти  от пламени свой дом.[467]467
  Генрих не сжигал деревни, но это не доказывает, что местонахождение бродов ему сообщил кто-то из местных жителей; как только он нашел переправы, его первоочередной задачей было обеспечить их безопасность и переправить своих людей. У него не было ни времени, ни сил, чтобы выполнить свою угрозу.


[Закрыть] Конные патрули были немедленно отправлены для проверки переправы и выяснения глубины и скорости течения. То, что они обнаружили, не было идеальным, но было вполне пригодным.

На самом деле было две переправы, обе вброд, на расстоянии менее двух миль друг от друга, у соседних деревень Бетенкур-сюр-Сом и Вуазен. К ним вели длинные, узкие дамбы, которые французы под руководством вездесущих Бусико и д'Альбре разрушили посередине "таким образом, что проехать через них в одиночку было ели возможно, да и то с трудом". В самых глубоких местах бродов вода доходила чуть выше брюха лошади, но прежде чем достичь Соммы, нужно было преодолеть болото шириной в милю. Эти недостатки перевешивались тем, что переправы были неохраняемыми. Люди из Сен-Кантена, которым было поручено это задание, были застигнуты врасплох. Более того, не было никаких признаков французской армии, которая так долго преследовала их по пятам. Авантюра с короткой дорогой оправдала себя.[468]468
  GHQ, pp. 71–3.


[Закрыть]

Рано утром в субботу 19 октября, под бдительным присмотром сэра Джона Корнуолла и сэра Гилберта Умфравиля, лучники авангарда начали пробираться в одиночку и пешком по разбитым дамбам, держа луки и колчаны со стрелами наготове, чтобы сохранить их сухими. После того как лучники перебрались на противоположный берег и заняли позицию для обороны, Корнуолл, Умфравиль и их знаменосцы переправились через реку а за ними последовали пешие воины, также поодиночке. Только когда все они благополучно переправились, их лошадей отправили к ним.

Пока авангард совершал этот сложный и опасный маневр, остальная часть английской армии была занята тем, что сносила ближайшие дома и забирала все лестницы, двери и ставни, которые только могла найти. После того как на другом берегу Соммы был создан надежный обороняемый плацдарм они приступили к ремонту и восстановлению брешей в разрушенных дамбах с помощью найденной древесины, а также фашин, соломы и любых других материалов, которые попадались под руку. К часу дня по дамбе могли проехать три человека в ряд, и началась полномасштабная операция по переправе через Сомму. Стремясь осуществить переправу как можно быстрее король разделил армию на две части и приказал, чтобы обоз переправлялся по одной дамбе, вероятно, в Бетенкуре, где рельеф местности был более ровным, а его бойцы – по другой.[469]469
  Ibid.; le Févre, i, p. 235; Waurin, i, pp. 193–4; Вегеций предупреждал, что армии часто попадают в ловушку на переправах через реки из-за задержек, вызванных обозами: Pizan, BDAC, p. 38 n. 49. У Вуазен местность круто поднимается вверх по северному берегу к небольшому плато, которое было бы подходящим местом для авангарда, чтобы захватить плацдарм с видом на переправу: у Бетенкура местность по обе стороны не поднимается выше уровня реки, что позволяет предположить, что это был бы более легкий путь для обоза. Канал Соммы, проходящий вдоль реки, осушил болота и уменьшил течение самой реки. Несмотря на это, река по-прежнему широкая, глубокая быстрым течением, особенно у Бетенкура, а лужи и затопленные деревья на обоих берегах указывают на протяженность первоначальных болот и дают представление о том, как трудно было переправляться через реку.


[Закрыть]

Существовала очевидная опасность, что такое количество людей, пытающихся использовать столь узкий проход, могло привести к хаосу. Люди были кучно собраны вместе, стремились побыстрее переправиться через реку, и в случае атаки противника могли запаниковать и устроить давку. Чтобы поддерживать дисциплину и ободрять людей Генрих поставил с обоих сторон переправы специально отобранных надежных и авторитетных командиров. Их сурового присутствия оказалось достаточно, чтобы подавить любые беспорядки еще до их начала, и как основная часть армии, так и арьергард достигли противоположного берега Соммы без потерь и серьезных инцидентов. Тем не менее операция была завершена уже после наступления темноты когда последние люди и лошади благополучно перешли на другой берег.[470]470
  GHQ, pp. 72–3; le Févre, i, p. 235.


[Закрыть]

Невозможно было провести такое масштабное логистическое мероприятие, не привлекая внимания противника. По словам капеллана, еще до того, как сто человек перешли реку вброд, из деревень на северной стороне начали появляться небольшие группы французской кавалерии. Они послали разведчиков вперед, чтобы оценить ситуацию, а остальные предприняли запоздалые попытки объединиться для сопротивления. Но не успев сделать это быстро, они подверглись нападению английского авангарда, что еще больше усилило их замешательство. К тому времени, когда они собрались в достаточном количестве, чтобы рискнуть подойти, английский плацдарм был надежно защищен, и армия хлынула через реку, чтобы укрепить его. "По этой причине, – с явным удовлетворением заметил капеллан, – французы, заняв позицию на переправе и оценив нашу способность к стойкости и собственную неспособность к сопротивлению, покинули это место и исчезли из нашего поля зрения".[471]471
  GHQ, p. 73.


[Закрыть]

Англичане провели веселую ночь, расположившись на ночлег в деревушках Ати и Монте-Лагаш, их настроение было приподнято смелостью и эффективностью, с которой они так неожиданно осуществили переправу через реку. "С нашей стороны, – рассказывал капеллан, – мы очень радовались тому, что сократили наш поход, как многие считали, примерно на восемь дней пути. И мы очень надеялись, что вражеская армия, которая, как говорили, ожидает нас в верховьях реки, не захочет идти за нами в погоню".[472]472
  Ibid., p. 75.


[Закрыть] Этим надеждам был нанесен удар на следующее утро, в воскресенье 20 октября, когда в лагерь прибыли три герольда с посланием от герцогов Орлеанского и Бурбонского и коннетабля д'Альбе. Хотя французской кавалерии не удалось предотвратить переход англичан через Сомму, ей, очевидно, удалось быстро передать сообщение своему командованию. Письма, которые герольды доставили Генриху, были составлены в учтивых выражениях, как вызов на поединок. Орлеанский, Бурбонский и д'Альбре, по их словам, "хорошо знали, что с тех пор, как он покинул свое королевство, его желанием было сразиться с французами. И поэтому они, будучи тремя принцами, королевской крови Франции, готовы помочь ему и исполнить его желание и выполнить то, к чему он стремился; и если он пожелает назвать место и дату, где он хотел бы сразиться с ними, они будут рады встретиться с ним там; представители каждой стороны выберут и сообщат [место] так, чтобы оно не давало никаких преимуществ одной или другой стороне, при условии, что это будет одобрено королем, их суверенном".[473]473
  Le Févre, i, p. 236.


[Закрыть]

На современный взгляд кажется странным, даже абсурдным, чтобы атакуемая сторона отдавала критически важные военные преимущества выбора времени и места для сражения, особенно уязвимому врагу, который был отброшен далеко от своей цели и испытывал нехватку людей и припасов. Но, как и вызов Генриха V дофину, это был почитаемый рыцарский обычай того времени. Аналогично, тот факт, что терминология была взаимозаменяема с терминологией вызова на поединок – вплоть до упоминания "желания" Генриха сражения и желания французских принцев избавить его от этого – не означает, что это была игра или неискреннее позерство. Французы были настроены вполне серьезно.

Более интересным, чем сам вызов, является тот факт, что он был брошен от имени герцогов Орлеанского и Бурбонского и коннетабля Франции. Все три человека имели выдающуюся рыцарскую репутацию. Карлу Орлеанскому, который не подчинился королевскому приказу послать свои войска, но самому остался дома, было уже двадцать лет, он был известным жюстером, а также талантливым автором придворных любовных поэм. Жану, герцогу Бурбонскому, было тридцать четыре или тридцать пять лет, и он, как и Орлеанский, приобрел значительный военный опыт в недавних войнах: всего несколько месяцев назад он продемонстрировал свою преданность рыцарским идеалам, основав орден "Emprise du Fer de Prisonnier" ("Общество заключенных в оковы"), членом которого был Рауль де Гокур.[474]474
  See above, p. 179.


[Закрыть] Карл д'Альбе в возрасте сорока шести лет был самым старшим из командиров. Как уже говорилось ранее, в силу своей должности коннетабля Франции он был опытным военачальником, но в молодости он также был страстным любителем сражений и в 1400 году стал одним из основателей ордена Бусико "Emprise de l'Escu vert à la Dame Blanche" ("Общество Белой Дамы на Зеленом щите").[475]475
  Lalande, Jean II le Meingre, dit Boucicaut (1366–1421), p. 94.


[Закрыть]

То, что люди такого уровня должны были бросить вызов на бой, неудивительно, но ответственность за это должна была лежать на дофине, который был не только высшим представителем французского королевского дома, но и формально являлся генерал-капитаном короля. Тот факт, что трое синьоров бросили вызов вместо него, можно рассматривать как публичный упрек дофину не только за то, что он не сделал этого сам, но и за то, что он подло нарушил рыцарский долг, не ответив на личный вызов Генриха на поединок. Эту обязанность теперь взяли на себя его военачальники, чтобы поддержать честь Франции.

В ответе Генриха на вызов было все то, чего не было у дофина. Он не заставил герольдов ждать, а принял их "торжественно и с почетом", прочитав их письма "с великой радостью" и наградив их щедрыми подарками. Хотя он не доверил им ответ, он послал двух своих глашатаев к французским принцам, чтобы сообщить им, что "с тех пор, как он покинул город Арфлер, он стремился и стремится ежедневно достичь своего королевства Англии, а не прятаться в окруженных стенами городах или крепостях". Поэтому, если три принца Франции захотят сразиться с ним, не нужно будет выбирать ни день, ни место, потому что каждый день они смогут найти его в открытом поле без всякого труда".[476]476
  Le Févre, i, pp. 236–7. GHQ, p. 74 n. 4, following W&W, ii, p. 125, идентифицирует двух герольдов как Жака, мессира де Хейли и Жана, мессира де Гравиля, но это путаница с их различным посольством к Генриху V утром 25 октября. Лефевр и GHQ идентифицируют трех посланников 20 октября как "officiers d'armes" и "haraldos" соответственно; де Хейли и де Гравиль были мирянами. Curry, Agincourt: A New History, pp. 158–9, 161, 170–1, 248–9, утверждает, что Генрих V согласился на сражение при Обиньи 24 октября 1415 года, а затем отказался от своего обещания, но эта история появляется только у Бувье, pp. 66–7, преданный слуга Карла VII, который писал спустя сорок лет после этого события. Маловероятно, чтобы Генрих V, который был пунктуален в соблюдении законов войны, совершил столь вопиющее нарушение правил, или чтобы такое нарушение осталось незамеченным его современниками.


[Закрыть] Это был урок искусства любезничать и держать ответ, который дофин, к сожалению, не усвоил.

В результате визита французских герольдов Генриху пришлось предположить, что он может быть вынужден вступить в бой уже на следующий день. С тех пор, как они покинули Арфлер, его люди путешествовали в боевых доспехах – латах, стеганых куртках и шлемах-котелках для лучников. Теперь он приказал, чтобы все, кто имеет право носить герб, надевали его перед выходом на следующий день. Это символизировало для потенциального противника, что они вооружены, готовы к бою и не отступят. Как и при Арфлере, он также сделал смотр своей армии, проверяя ее подготовку, хваля за то, что все в порядке, и подбадривая тех, кто в этом нуждался.[477]477
  GHQ, pp. 74–5; le Févre, i, p. 237.


[Закрыть]

В понедельник 21 октября английская армия выступила из Ати и Монте-Лагаша, ожидая в любой момент встретить вооруженную мощь Франции, преграждающую путь в Кале. Напряжение было велико, особенно потому, что их маршрут проходил в непосредственной близости от Перона. Город был сильно укреплен и окружен глубоким узким рвом и массивными стенами из красного кирпича; в его центре возвышался грозный замок с огромными круглыми каменными башнями, построенными Филиппом Августом в конце двенадцатого века. Именно здесь расположились Бусико и д'Альбре после преследования англичан из Аббевиля.

Был один напряженный момент, когда англичане обходили стены города слева на безопасном расстоянии, отряд французской кавалерии совершил внезапную вылазку, возможно, в надежде послужить приманкой, чтобы заманить их в зону действия своей артиллерии. Английская армия была настолько дисциплинирована, что не поддалась этому искушению, и небольшой отряд собственной кавалерии смог обратить французов в бегство, хотя и не без потерь: был захвачен в плен латник из отряда графа Саффолка.

В миле от Перона войска Генриха увидели картину, которая вселила ужас в их сердца. Грязные дороги были сильно изрыты и разбиты, что свидетельствовало о том, что многие тысячи французов прошли этим путем до них. Ситуация была ясной: коннетабль д'Альбре и маршал Бусико не остались в Пероне, а пошли вперед, чтобы выбрать место для битвы. Бедный робкий капеллан был потрясен этим зрелищем. "И все остальные в армии (не буду говорить о тех, кто командовал), опасаясь, что сражение неизбежно, подняли свои сердца и глаза к небу, взывая голосами, выражающими наши сокровенные мысли, чтобы Бог сжалился над нами и по Своей неизреченной доброте отвратил от нас насилие французов".[478]478
  GHQ, pp. 74–7, esp. p. 77; W&W, ii, p. 127 n. 2.


[Закрыть]

Целых три дня англичане продолжали свой марш к Кале, двигаясь в северо-западном направлении,[479]479
  Сегодня этот маршрут выглядит очень печально: линия фронта в 1916 году проходила между Перонном, Альбером и Мирамоном, а кладбища и памятники погибшим британцам, австралийцам, канадцам и новозеландцам есть, кажется, у каждого холма, деревни и обочины дороги.


[Закрыть] чтобы компенсировать долгий обходной маневр, который им пришлось сделать, чтобы пересечь Сомму. За все это время они ни разу не увидели врага. Несмотря на недостаток еды и питья, все более холмистую местность, непрекращающийся дождь и пронизывающий ветер, из-за которого каждый шаг теперь давался с трудом, они упорно шли вперед, переправились через реку Анкр у Мирамона во вторник 22 октября, повернули на север у Бокена, обошли город Дулен на следующий день (несомненно, заставив деревенских жителей бежать в убежище подземного города Наур) и пересекли реку Груш под стенами большого замка графа Сен-Поля в Люше. В ту ночь они разбили лагерь в нескольких деревушках между Бонньером и Фревентом, последний был занят авангардом, чтобы подготовиться к переправе через реку Канш на следующее утро. Король, однако, случайно проехал мимо деревни, выбранной его разведчиками для ночлега. Несмотря на то, что он был в двух шагах от этого места, он отказался повернуть назад. На нем был его герб, и отступить, даже по такой безобидной причине, означало бы опозорить его.[480]480
  Le Févre, i, pp. 240–1. Причина отказа Генриха от повторения своих шагов совершенно неверно истолкована в W&W, ii, p. 128 (который ошибочно помещает Генриха в Бланги на ночь 23 октября), а также в Curry, Agincourt: A New History, p. 166.


[Закрыть]