Текст книги "Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП)"

Автор книги: Джульет Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Глава восьмая.
Армия собирается

16 июня 1415 года Генрих V выехал из Лондона по пути в Саутгемптон, останавливаясь лишь для того, чтобы посетить службы и сделать подношения в соборе Святого Павла и Саутварке. Его сопровождали четыре члена королевской семьи: Эдуард, герцог Йоркский, Томас Бофорт, граф Дорсет, сэр Джон Корнуэлл и сэр Джон Холланд, а также графы Арундел, Марч и Оксфорд. Мэр, олдермены и около 340 жителей Лондона собрались, чтобы почтить своего короля, проехав с ним верхом около десяти миль до Кингстона, где они попрощались и пожелали ему счастливого пути. Согласно его указаниям, они вернулись в город, чтобы оставаться там до его возвращения из Франции.[234]234
  W&W, i, pp. 484–6; Letter-Books, p. 138.


[Закрыть]

На следующий день в Дувре высадилось французское посольство во главе с высокопоставленным дипломатом Гийомом Буафратье, архиепископом Буржа. Не зная, что Генрих уже покинул Лондон, послы направились в город для встречи с королем. К тому времени, когда Генрих узнал об их прибытии, он уже находился в Винчестере, примерно в двенадцати или тринадцати милях к северу от Саутгемптона, где он поселился в замке Вулвси. Именно здесь он вызвал французов к себе для того, что, как он знал, но они не знали, будет последним ходом в дипломатической игре.

Генрих принял их милостиво, но в своей самой царственной манере: с обнаженной головой, но одетый в золотые одежды, в окружении членов своего Большого совета, включая трех братьев. Французы вновь заявили о своем желании установить "истинный, полный и совершенный мир" между двумя королевствами и повторили свое предложение о расширенной Аквитании, браке с Екатериной Французской и приданом в восемьсот тысяч франков, если только Генрих распустит армию, которую, как они знали, он собирал в Саутгемптоне. После нескольких дней бессодержательных и полусерьезных переговоров послы были вновь вызваны к королю, чтобы услышать окончательный ответ из уст его канцлера, Генриха Бофора, епископа Винчестерского. Король и его Большой совет, объявил Бофор, решили, что если французы не отдадут ему Екатерину и герцогства Аквитанию, Нормандию, Анжу и Турень, а также графства Пуату, Мэн и Понтье, "и все другие места, которые когда-то принадлежали его предшественникам по праву наследования, он не будет откладывать свое путешествие, но со всей своей силой он уничтожит королевство и короля Франции". В заключение речи Бофора сам Генрих добавил, что с Божьего позволения он действительно сделает то, что сказал епископ, "и это он обещал послам под честное слово короля".

Понимая, что ничто из того, что они могли сказать или сделать, не отвлечет Генриха от его цели, архиепископ Буржский позволил себе последнюю вызывающую речь, протестуя против того, что французы сделали свои щедрые предложения не из-за страха перед англичанами, а из любви к миру и чтобы избежать пролития христианской крови. Король Франции изгонит англичан из своего королевства и всех своих владений. "Ты либо попадешь туда в плен, – предупредил он Генриха, – либо умрешь там".[235]235
  St-Denys, v, pp. 512–27; Monstrelet, iii, pp. 73–4.


[Закрыть]

Перед лицом провала своей миссии французским послам ничего не оставалось, как вернуться в Париж, где они сообщили о неуступчивости Генриха и о том, что им удалось узнать о подготовке англичан к войне. Однако даже теперь, похоже, французы продолжали недооценивать силу и масштаб намерений Генриха. Похоже, что англичане намеренно вводили их в заблуждение. Ричард Куртене, епископ Норвича, который был близким другом короля и принимал непосредственное участие в переговорах, признался магистру Жану Фузорису, канонику Нотр-Дама, прикрепленному к посольству, что, по его мнению, брак мог быть заключен, если бы послы приехали раньше, и заявил, что еще не потерял надежду на заключение договора. Уже в августе 1415 года (после отплытия Генриха во Францию) венецианцы все еще получали сообщения о возможности заключения мира. Общее ожидание французской стороны, по-видимому, заключалось в том, что даже если вторжение и состоится, то это будет кратковременный рейд, подобный тому, что был в 1412 году, который не принесет ничего, что оправдало бы его расходы.[236]236
  W&W, i, pp. 505–8; Morosini, Chronique, ii, pp. 34–7.


[Закрыть]

Роль, которую Фузорис играл в делегации, была в лучшем случае сомнительной, а в худшем – предательской. По всей вероятности, он был английским шпионом. Хотя он был священнослужителем, современникам он был больше известен как астролог и изготовитель астрологических инструментов. Он добился того, чтобы его взяли в посольство, заявив, что ему задолжал крупную сумму епископ, с которым он познакомился во время двух дипломатических миссий последнего в Париж осенью 1414 года и весной 1415 года. Затем Куртене стал поддерживать Фузориса, говоря ему, что разделяет его интерес к астрологии, и покупая у него книги и инструменты. Он также консультировал его профессионально, убеждая Фузориса использовать свои альманахи и астролябии для предсказания предзнаменований брака между Генрихом и Екатериной и вероятного успеха его нынешнего посольства. Куртене также выразил беспокойство по поводу здоровья Генриха V в долгосрочной перспективе и попросил составить гороскоп, основанный на рождении короля, чтобы предсказать, сколько он проживет.[237]237
  W&W, i, pp. 500–1.


[Закрыть]

Несмотря на то, что кажется странным, что епископ консультируется с астрологом, во Франции это отнюдь не было редкостью. В Англии астрология как средство предсказания будущего считалась одновременно колдовством и ложным пророчеством, осуждаемым Библией. Астрология стала еще более позорной благодаря связи с Ричардом II, чьи необычайно континентальные вкусы включали в себя гадания. Предсказания его второго пришествия убедили Генриха IV принять законы против пророчеств в 1402 и 1406 годах. Карл V Французский, с другой стороны, был приверженцем астрологии и геомантии (искусство, похожее на гадание по чаинкам, но с использованием горсти земли), собрав внушительную библиотеку по всем оккультным наукам. Его придворным астрологом был бывший преподаватель астрологии в Болонском университете Томмазо да Пиццано (сейчас он более известен как отец Кристины Пизанской). Да Пиццано утверждал, что с помощью своего искусства изгнал англичан из Франции в 1370-х годах. Для этого он изготовил из свинца пять полых человеческих фигур под благоприятным созвездием, обозначив на каждой из них имя и астрологический характер короля Англии и его четырех военачальников, а затем наполнил их землей, взятой из середины и четырех краев Франции соответственно. В нужный астрологический момент он закопал каждую из них лицом вниз и с заведенными за спину руками в том месте, откуда была взята земля, произнося при этом заклинания об уничтожении тех, кого они представляли, и об изгнании англичан из Франции. Результат был сенсационным, если не мгновенным, так как "в течение нескольких месяцев все упомянутые армии бежали из королевства".[238]238
  Carey, Courting Disaster, pp. 93–6, 106–9; Christine de Pizan, The Writings of Christine de Pizan, selected and edited by Charity Cannon Willard (Persea Books, New York, 1994), pp. 17–21; Lewis, Later Medieval France: The Polity, pp. 24–5.


[Закрыть]

Фузорис, вероятно, не зная о разнице в отношении к астрологии между двумя странами, возможно, надеялся получить должность придворного астролога или, по крайней мере, продать некоторые из своих книг и инструментов английскому королю. В любом случае, он был легкой мишенью для такого хитрого дипломата, как Куртене, который убедил его в том, что Генрих V проявляет большой интерес к астрологии и желает с ним встретиться. Провозившись с Фузорисом в течение всех переговоров в Винчестере, во время которых астролог вызывал подозрения официальных французских посланников своими неявками на обеды и частыми встречами и разговорами с англичанами, Куртене, наконец, представил его королю после мессы, произнеся целую речь о том, что француз, "думая, что будет заключен мирный договор", принес Генриху в подарок астролябии, карты и альманахи. Если Фузорис ожидал пышного приема и выражения благодарности или интереса, то он их не получил. Генрих ответил типично лаконичным "Спасибо, мастер Джон" на латыни, за которым последовало чуть менее формальное "большое спасибо" на французском. Он даже отказался принять один из трактатов или небольшую книгу астрологических загадок.[239]239
  W&W, i, pp. 500, 502, 503–5.


[Закрыть]

На самом деле, интерес Генриха к астрологии был либо минимальным, либо, что более вероятно, притворным для прикрытия публичной встречи с человеком, чья профессия давала ему привилегированный доступ и контакты в королевских кругах Франции, что делало его потенциально полезным шпионом. По крайней мере, двое из других посланников на суде над Фузорисом по обвинению в государственной измене подтвердят, что у него была еще одна встреча с королем, во время которой он провел с ним в комнате целых два часа, но Фузорис это категорически отрицал. Тем не менее, перед отъездом он нанес еще один визит Куртене и получил от него 33 фунта 6 шиллингов 8 пенсов – деньги, которые, как он утверждал, причитались ему в качестве оплаты за непогашенный долг епископа, но которые, возможно, были получены за оказанные услуги. Мнение Фузориса о Генрихе, которое может быть недостоверным, поскольку оно было высказано в зале суда во время слушания его дела, заключалось в том, что король обладал изящными манерами принца и большой статностью, но он считал его более подходящим для церкви, чем для войны. По его мнению, Кларенс представлял собой более воинственную фигуру[240]240
  Ibid., i, pp. 506–7, 505 n. 6.


[Закрыть], однако именно Генриху предстояло раскрыть свои военные дарования. Не имея больше ничего общего с французскими послами, он оставил их в Винчестере и вечером 6 июля 1415 года поскакал к своей армии, которая собиралась в Саутгемптоне. Он разместил свой штаб в замке Портчестер, чьи огромные крепостные стены и куртины, перемежаемые через равные промежутки круглыми сторожевыми башнями, выиграли от его недавней программы модернизации. Замок стоял на мысе в естественной гавани Портсмутского залива, прямо напротив входа в море, и был удобно расположен для Генриха, чтобы совершать регулярные вылазки для осмотра собирающихся войск и следить за ходом строительства флота в Саутгемптон-Уотер и Соленте. Когда придет время, он также окажется идеальным местом для отплытия: из Портчестера он мог отправиться прямо во главе флота и вывести его в море.

Теперь были приняты окончательные меры по подготовке к кампании. Двадцатишестилетний младший брат Генриха, Джон, герцог Бедфордский, был назначен с помощью небольшого совета, возглавляемого архиепископом Кентерберийским, епископами Винчестерским и Даремским, а также графом Вестморлендским, заместителем короля в Англии, Уэльсе и Ирландии на время отсутствия Генриха. Сэр Джон Типтофт, давний сторонник Ланкастеров и очень опытный королевский и парламентский администратор, также был назначен сенешалем Аквитании и в июне отправился со значительной армией в герцогство.[241]241
  Foedera, ix, pp. 223, 239–40, 243, 262; CPR, p. 353; POPC, ii, pp. 157, 168; Public Record Office, London: Lists and Indexes Supplementary Series, no. ix, vol. ii (Klaus Reprint Corporation, New York, 1964), Appx, p. 382.


[Закрыть]

Также были приняты меры по защите королевства в отсутствие не только короля, но и многих воинов, на которых оно обычно полагалось. Были посланы подкрепления для охраны шотландского, валлийского и калеского рубежей, а также для пополнения флота, охраняющего побережье. По принципиальным соображениям те, кто жил в районах, наиболее подверженных нападениям, например, в самых северных графствах, не были призваны в армию и получили приказ оставаться на своих постах. Роберт Твайфорд, который пытался присоединиться к свите короля, получил отказ, поскольку "королю было угодно, чтобы он оставался в компании лорда Грея, хранителя Восточных марок Шотландии, для усиления упомянутых рубежей". Все военные отпуска в Кале были отменены на время экспедиции короля.[242]242
  Foedera, ix, p. 223; CCR, pp. 268, 280; Nicolas, p. 385; POPC, ii, pp. 145–7, 165.


[Закрыть]

В каждом графстве также были назначены комиссии, которые должны были определить каждого мужчину, способного сражаться, и обеспечить его надлежащим вооружением и экипировкой в соответствии с его статусом. Как мы уже видели, все мужчины в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, независимо от звания, по закону должны были упражняться в стрельбе из лука каждое воскресенье и праздник после мессы. Те, кто имел земли или ренту стоимостью от 2 до 5 фунтов стерлингов, должны были также обеспечить себя луком, стрелами, мечом и кинжалом, чтобы быть готовыми к службе, когда их призовут. Хотя многие из этих мужчин, несомненно, были призваны в армию короля, те, кто был слишком молод, стар или неспособен к чему-либо, оставались в тылу в качестве средневекового эквивалента национальной гвардии.[243]243
  Foedera, ix, pp. 255–6; Hitchin, "The Bowman and the Bow," p. 40.


[Закрыть]

То, что это не было сочтено достаточным, свидетельствует об исключительной нагрузке на людские ресурсы королевства в связи с требованиями кампании во Франции. Генрих вновь обратился к церкви, чтобы восполнить недостаток. Мнения современных юристов по этому вопросу разделились, но в целом было признано, что священнослужители могут защитить себя, если на них нападут, и именно на этом принципе можно было обосновать призвание духовенства для защиты королевства. Поэтому Генрих направил архиепископам Кентерберийскому и Йоркскому, а также всем епископам по отдельности предписание с требованием со всей возможной поспешностью собрать духовенство в каждой епархии. В это собрание должны были войти все, способные носить оружие, независимо от того, были ли они светскими священниками, например, приходскими священниками, или членами религиозных орденов, живущими в закрытых монастырях. Даже те, кто официально был освобожден от подобных требований, должны были быть призваны, и в этот раз свобода Церкви не должна была соблюдаться. Каждый клирик должен был быть хорошо и надлежащим образом вооружен, в соответствии со своим статусом и возможностями, и готов противостоять "злобе, наглости и нападкам наших врагов". Возможно, чтобы подсластить пилюлю, в преамбуле к указу намекалось, что объектом этой чрезвычайной меры были враги самой церкви, лолларды и еретики, а не мародерствующие шотландцы или французы. В ней говорилось, что король действует "для защиты королевства, нашей матери-церкви Англии и католической веры".[244]244
  Pizan, BDAC, p. 214; Foedera, ix, pp. 253–4; CCR, pp. 213–14, 218.


[Закрыть] Сохранившиеся записи по одиннадцати епархиям показывают, что между собой они собрали более 12 000 священнослужителей. Великая епархия Линкольна нашла в общей сложности 4500 подходящих мужчин, из которых 4000 были лучниками, в то время как даже сравнительно крошечная епархия Бата и Уэллса выставила шестьдесят латников, 830 лучников и десять конных лучников.[245]245
  Ibid.; Heath, Church and Realm 1272–1461, p. 284. В Йоркском епископстве обряды духовенства проводились чаще: их также дважды призывали в 1417 году, еще раз (вместе с Кентерберийским епископством) в 1418 году и несколько раз в 1419 году. Единственным епископством, не упомянутым в распоряжении Генриха, было епископство Содор и Мэн, которое до 1387 года было шотландским. Местные священнослужители, собравшиеся в Беверли, сражались против шотландцев в битве при Невиллс-Кросс (1346 г.), "сняв обувь и капюшоны, [они] показали себя с мечами и стрелами на поясе и луками под мышками" (Strickland and Hardy, p. 190). См. также ibid., p. 259.


[Закрыть] Если к этим данным добавить утраченные цифры по остальным восьми епархиям, то получается, что Церковь должна была выставить необыкновенную теневую армию монахов, каноников, священников и капелланов, набранных из монастырей, соборов, приходских церквей и капелл. Более того, это было ополчение, значительно превосходившее по численности более традиционные вооруженные силы, собравшиеся в Саутгемптоне.

Эта армия насчитывала чуть более 12 000 бойцов, собранных почти со всех уголков королевства, включая Аквитанию. (Ирландцев и шотландцев не было, несмотря на колоритных капитанов Макморриса и Джеймва, прославленных Шекспиром). Это было огромным напряжением сил и серьезным финансовым бременем со стороны отдельных придворных, которые, как и сам король, считали своей обязанностью создавать, снаряжать и кормить собственные отряды. Отчеты молодого Джона Моубрея, для которого это был первый официальный выезд в качестве маршала, показывают, что он потратил более 2000 фунтов стерлингов (почти 1,6 миллиона долларов сегодня) на свой вклад в военные действия, хотя получил от короля только 1450 фунтов стерлингов в качестве жалования для себя и своих людей.[246]246
  Mowbray MS; ODNB; Harris, "The King and his Magnates," in HVPK, p. 41.


[Закрыть]

Граф одним из первых подписался на участие в кампании, заключив договор с королем 29 апреля. К 1 июля, когда его бухгалтеры выплатили квартальное жалованье тем, кто подписал с ним договор на службу у него, у него было пятьдесят пять человек, из которых только двое были рыцарями, и 147 лучников. Всем им было выплачено жалованье за весь первый квартал (девяносто один день) в полном объеме и по ставке для поездки во Францию, хотя сам граф, как и остальные те, кто подписал договор о службе непосредственно королю, получил только половину жалованья за тот же период. Второй платеж должен был поступить только после того, как он проведет смотр своих войск перед королевскими ревизорами (1 июля, поэтому он и договорился заплатить своим людям в этот день), но смотр был отложен на две недели, и графу оставалось лишь покрыть недостачу.[247]247
  Mowbray MS, fo. 21. Граф заключил контракт на личную службу с четырьмя рыцарями, сорока пятью эсквайрами и 150 лучниками. Как и многие из тех, кто собирал отряды, число людей, которых он на самом деле привлекал к службе, отличалось от того, на которое он заключил контракт, отсюда и важность проверки. Граф получил свою первую выплату по более высокой гасконской ставке; вторая выплата была произведена по французской ставке. Тот факт, что граф заплатил своим людям по французской ставке, может указывать на то, что к 1 июля было принято решение отправиться во Францию, а не в Аквитанию. С другой стороны, это может быть просто отражением нехватки наличных денег: корректировка могла быть сделана позже.


[Закрыть]

Счета графа показывают, что ему пришлось формировать эту большой отряд из очень небольших подразделений. Самую большую дружину собрал эсквайр Персеваль Линлей, который привел с собой пять человек латников и отряд из пятнадцати лучников. Хотя два рыцаря и пять других эсквайров также сформировали сравнительно большие контингенты, тридцать эсквайров записались в качестве индивидуальных бойцов, каждый из которых взял с собой двух или трех лучников, а сорок лучников также были набраны на индивидуальной основе. По их именам, которые иногда встречаются в других записях в профессиональном качестве, можно предположить, что многие из этой последней группы были членами свиты графа: Уильям Кок (повар), Николас Армурер, Уильям Садклвлер, Джон Фотеман, Джон Фишклакк. Один лучник даже упоминается как палаточник.[248]248
  Mowbray MS, fo. 21. Еще четырнадцать человек, чей статус неясен, получили выплаты в размере от 21 до 38 шиллингов под заголовком, который, по-видимому, означает "Требуются валлийцы для экспедиции": по крайней мере, два имени явно валлийские.


[Закрыть]

В счетах также указана заработная плата, выплачиваемая по военным ставкам небольшой группе людей, которые почти наверняка были некомбатантами и поэтому не могли учитываться при подсчете числа воинов, которых граф обязался поставлять. В эту группу входили два герольда графа (каждый из которых должен был обеспечить себя лучником), три менестреля и его трубач, "Томас Трубач", последний из которых получал фиксированную ставку в 10 фунтов стерлингов в год. В связи с этим возникает вопрос, на который невозможно ответить, сколько некомбатантов сопровождало английскую армию во Францию. В канцелярских списках, где перечислены те, кому были выданы королевские доверенности и протекции на время кампании, указаны профессии небольшой части заявителей. Среди них есть люди, которые явно не собирались воевать: Томас Бодевин, ректор Сваби в Линкольншире, который сопровождал герцога Кларенса; Джон Хагге, нотариус в свите фламандского рыцаря Хертонка фон Клукса; и Джон Кук, один из королевских капелланов. Другие могли быть там в чисто профессиональном качестве. Особые навыки Уильяма Мерша, королевского кузнеца из лондонского Тауэра, или Джона Персхолла из Лондона, "клинкового мастера" в свите Николаса Мербери, были более ценными, чем умение сражаться. Некоторые из более важных бакалейщиков, рыботорговцев и купцов, многие из которых были жителями Лондона, возможно, были задействованы исключительно в качестве поставщиков для различных свит. Но что нам делать с двумя портными, пекарем из Норвича, шерстяником из Ковентри, мясником из Петворта, лондонским кучером и Уильямом Беллом, трактирщиком из свиты герцога Кларенса, чьи охранные грамоты были отозваны в ноябре "из-за его задержки в Лондоне"?[249]249
  Mowbray MS fo. 21; Forty-Fourth Annual Report, pp. 561–3, 565–70; CPR, p. 370.


[Закрыть] Были ли они здесь, чтобы заниматься своим ремеслом или как солдаты? Последнее кажется наиболее вероятным ответом, хотя эти два варианта не обязательно были несовместимы. Только один из примерно пятисот человек, получивших охранные грамоты, назвал свое занятие "лучник", и многие из тех, кому граф-маршал платил как лучникам, были членами его свиты. Армия такого размера неизбежно должна была опираться на гражданское население, чтобы пополнить ряды профессиональных солдат.[250]250
  Forty-Fourth Annual Report, pp. 566, 561. Лучником был Джон Риггеле по прозвищу Пауэр, из отряда сэра Джона Фастольфа.


[Закрыть]

Как и новый король, граф-маршал вложил значительные суммы в экипировку своего отряда, приобретая луки, стрелы, тетивы и, что, возможно, удивительно, даже арбалеты у разных торговцев. Все это тщательно упаковывалось для транспортировки в специально купленные сундуки, которые затем покрывались вощеной тканью, чтобы защитить их от повреждения водой.[251]251
  Mowbray MS, fo. 13.


[Закрыть] Хотя, по-видимому, ожидалось, что главы отрядов, такие как граф, предоставят хотя бы некоторое военное снаряжение для своих лучников, аналогичных обязательств по отношению к латникам не существовало. Считалось само собой разумеющимся, что они будут полностью обеспечивать себя сами, минимально необходимый минимум – полный доспех, оружие и четыре лошади, положенные по условиям договора. Качество всего этого могло заметно отличаться в зависимости от дохода, но важно было иметь лучшее из доступного, поскольку от этого могла зависеть жизнь владельца. Ценное оружие, особенно мечи и кинжалы, могло передаваться от отца к сыну или завещаться сюзеренами, поскольку их конструкция не претерпевала значительных изменений и их можно было отремонтировать. Копья, как и стрелы, были расходным материалом. Деревянные копейные древка должны были быть достаточно длинными для использования в конном сражении, но их также можно было укоротить по первому требованию: французские латники при Азенкуре получили приказ укоротить свои копья, когда было принято решение сражаться в пешем строю.[252]252
  Le Févre, i, p. 253. Французы также обрезали свои копья, чтобы сражаться в пешем строю при Пуатье. (1356): Strickland and Hardy, pp. 234, 249.


[Закрыть] Возможно, самым значительным новым оружием в арсенале латников был топор, или полэкс (боевой молот), который был изобретен в конце XIV века в ответ на введение пластинчатых доспехов. Как и булава, которую он заменил, топор был сконструирован с головкой в виде молота для сокрушения доспехов противника размашистым ударом, но у него также было смертоносное острие в виде шипа, которое можно было использовать в колющем ударе для пробивания пластинчатых доспехов и вбивания между их уязвимыми сочленениями.[253]253
  Barker, The Tournament in England, pp. 23, 157–8. Пример шестнадцатого века см. в Marks and Williamson (eds), Gothic Art for England 1400–1547, p. 198.


[Закрыть]

Не каждый военный мог позволить себе экипироваться по последнему слову техники, но граф-маршал был полон решимости показать себя во всей красе в своей первой кампании. В июне и июле ему удалось потратить более 70 фунтов стерлингов (эквивалент почти 48 300 долларов США сегодня) только на доспехи. Вопреки современным заблуждениям о том, что полный доспех можно купить с рук, граф приложил немало усилий, чтобы найти каждый предмет самостоятельно. Один лондонский оружейник снабдил его парой пластин, которые закрывали его туловище, другой сделал ему два бацинета, или шлема, а третий обеспечил пластинчатую защиту для ног (legharneys) плеч и предплечий (vantbraces и rerebraces) вместе с пластинчатыми перчатками и сабатонами, которые защищали его ноги. Другой мастер, Джон Фрейнч из Лондона, продал ему пару позолоченных шпор и починил старую пару, получив за это 1 фунт 3 шиллинга 4 пенса. Работа по добавлению деталей отделки, таких как внутренние подкладки, которые предотвращали истирание пластин и обеспечивали хорошую посадку, изготовление гребня для одного из шлемов и назатыльника для бацинета, или изготовление шнурков (армейских шнурков) для искусной и кропотливой задачи закрепления каждого предмета на своем месте, была возложена на собственного работника графа, метко названного Николасом Оружейником. Николас также отвечал за ремонт сломанных деталей, а иногда и за поиск новых: например, 26 июня он купил пару защитных набедренных пластин, изготовленных в Милане, признанном центре европейского производства вооружения. Кольчуга, сделанная из переплетающихся металлических колец, обеспечивала второй слой защиты под пластинчатыми доспехами, особенно в уязвимых местах, таких как под мышками и в суставах, которые часто обнажались при движении. Еще один защитный слой, расположенный ближе к телу, обеспечивался одеждой из ткани с толстой подкладкой, которая амортизировала силу ударов, приходящихся на доспехи. Материалы для изготовления нового защитного вооружения "для лорда, когда он собирался перейти на французский берег", должным образом появляются в счетах графа-маршала.[254]254
  Mowbray MS, fos 13, 15, 14.


[Закрыть]

Облаченный с головы до ног в пластинчатые доспехи, с лицом, скрытым за забралом шлема, граф был бы неузнаваем среди своих сверстников. Поэтому он потратил еще одно небольшое состояние на герб или геральдику, которая позволила бы идентифицировать его и его отряд. Лондонский вышивальщик Джон Хант получил огромную сумму в 40 фунтов стерлингов за изготовление и вышивку шелком и золотом сюрко, или короткой, плотно прилегающей туники, надеваемой поверх доспехов, для графа и подходящей попоны для его лошади, оба украшенные гербом Моубрея как маршала Англии. Работы было так много, что существовал риск, что ни сюрко, ни попона не будут готовы к началу кампании, что побудило графа добавить чаевые в размере 2 шиллингов 8 пенсов, чтобы ускорить процесс. Лондонский художник также был нанят для нанесения герба графа на попоны, вымпелы, штандарты, шатры и сорок восемь щитов, причем последний, вероятно, предназначался скорее для декоративных, чем для военных целей, поскольку щиты были ненужной обузой для человека, облаченного с ног до головы в полный пластинчатый доспех.[255]255
  Mowbray MS, fos 12, 11. Щиты могли предназначаться для лучников Моубрея, хотя сорока восьми щитов не хватило бы даже для трети его контингента.


[Закрыть]

Хотя униформа в современном понимании в это время была неизвестна, но приближенные крупного лорда имели обыкновение носить его ливрею, поставляемую за его счет, которая включала одежду выбранных им цветов и значки с его гербом или эмблемой. Сэр Джон Фастольф, например, одевал людей своей свиты в отличительную красно-белую ткань, изготовленную арендаторами его поместья Касл Комб в Уилтшире, а отряды лучников, собранные короной в Уэльсе и Чешире, можно было узнать по их шапкам и бело-зеленым туникам. Джон Моубрей также закупил большое количество красного, белого, черного и зеленого сукна для членов своей свиты (хотя его сокольники были более уместно одеты в серое) в месяцы, предшествовавшие французской кампании. Возможно, он даже снабдил их Георгиевскими крестами, которые по указу короля они должны были носить на груди и спине во время службы в королевской армии.[256]256
  ELMA, p. 181; Strickland and Hardy, p. 201; Mowbray MS, fo. 9. Граф купил тридцать восемь "крестов" у Николаса Оружейника: ibid., fo. 13.


[Закрыть]

Приготовления графа распространялись и на его собственное жилье. Его шатер был оборудован всем необходимым, включая новую кровать, матрас и покрывало, новое сиденье для уборной и старый шатер, который использовался в качестве гардероба. Его повар занялся покупкой котлов, посуды для приготовления пищи и бутылок, его возница отремонтировал и привел в порядок повозки, на которых перевозился его багаж, а его конюший купил в Лондоне новый шатер, который был специально приспособлен и оборудован для того, чтобы служить конюшней на время кампании.[257]257
  Mowbray MS, fos 14–16.


[Закрыть]

Учитывая масштаб расходов графа и его ограниченный доход, неудивительно, что вскоре у него закончились деньги, и он был вынужден занять их у Томаса, графа Арундела. Он был далеко не единственным, кто оказался в долгах. Джон Чейн, эсквайр из отряда сэра Джона Корнуэйла, в отчаянии писал из Саутгемптона 12 июля 1415 года. "Я нахожусь здесь, и меня беспокоят расходы и расходы", – сообщал он сэру Джону Пелхэму. Ему нужно было "некоторое длительное время, для приезда", поэтому он послал своего слугу с "тысячами тысяч монет", чтобы заложить их в качестве обеспечения займа, который он предлагал вернуть на любых условиях, предложенных Пелхэмом. Даже такой богатый магнат, как Эдуард, герцог Йоркский, был вынужден заложить некоторые из своих владений перед отъездом из Англии, чтобы иметь возможность оплатить расходы на содержание своей огромной свиты.[258]258
  Harriss, "The King and his Magnates," in HVPK, p. 41; Nicolas, Appx. xvii.


[Закрыть]

Отряд графа-маршала был типичным для большинства тех, кто собирался сейчас в Саутгемптоне, но были и заметные исключения. В некоторых случаях они отражали условия местности, в которой были набраны эти люди. Джон де Сентпи, не сумев набрать лучников в своей родной Аквитании, вместо этого привел с собой 100 арбалетчиков, восемьдесят из которых были пешими.[259]259
  Wylie, "Notes on the Agincourt Roll," p. 135; Powell, p. 235: MS E404/31/315, TNA. Лишь немногие из валлийских лучников были конными.


[Закрыть] Джон Мербери, королевский камергер из Южного Уэльса, привез 500 лучников из Кармартеншира, Кардиганшира и Брекноксшира, но только двадцать латников, по крайней мере трое из которых – Мередит ап Оуэн ап Гриффит, Гриффит Дон и Дэвид ап Иеуан ап Трахайарн – были бывшими мятежниками, заключившими мир с Генрихом V. Им предстояло встретиться с некоторыми из своих соотечественников на поле Азенкура, сражавшихся на стороне французов.

Некоторые отряды состояли исключительно из тех, кто обладал специальными навыками. Сэр Джон Гриндор, например, взял с собой свою собственный отряд из девяти латников и тридцати лучников, а также набрал 120 валлийских рудокопов, шесть из которых были мастерами своего дела и получали 12 пенсов в день, а остальные – 6 пенсов в день за свои услуги.[260]260
  MS E404/31/386, TNA; MS E101/45/5, TNA. Curry, p. 414, описывает их как выходцев из Форест Дин, но Гриндор был англо-валлийским рыцарем из южного Уэльса.


[Закрыть] Подкопы были важной частью осадного искусства, как и использование артиллерии. Генрих лично нанял двадцать одного орудийного мастера и пять артиллеристов, у каждого из которых было по два "орудийных слуги", всего в команде было семьдесят восемь человек. Считалось, что лучшие артиллеристы в средневековые времена были выходцами из Германии и Нидерландов, поэтому интересно, что большинство королевских орудийных мастеров носили имена голландского происхождения, а за их услуги он платил по самым высоким ставкам. Даже рядовые артиллеристы получали такое же жалованье, как и латники, но мастера-оружейники получали экстраординарные 20 пенсов в день, и эта разница отражалась на оплате труда их слуг. Джерард Спрунк, собственный канонир короля, напротив, имел всего 10 фунтов стерлингов, из которых ему приходилось платить четырем лучникам.[261]261
  MS E101/45/5, TNA; Nicolas, p. 386; Public Record Office: Lists and Indexes, no. ix, vol. ii, pp. 390–1. Примерами являются Герард ван Виллиген, Ханс Йойе, Фредерик ван Херитт, Клаус ван Русти и Мартин ван Оскет.


[Закрыть]

Помимо новейших пушек, Генрих также рассчитывал использовать более традиционные орудия, такие как требушеты и мангонели, и пошел еще дальше, чтобы найти лучшие из имеющихся. Мэру и городским магистратам Бордо было приказано прислать ему для похода "две лучших машины, называемых невестами, и подходящего и способного мастера и плотника для их обслуживания".[262]262
  Бенедейт Спина, посланник, которому было приказано привезти невест, был в Лондоне 8 июня 1415 года, но, по-видимому, без своих подопечных: уже 30 октября они все еще находились в Аквитании, и власти Бордо решили, что уже слишком поздно для их отправки: Calendar of Signet Letters of Henry IV and Henry V (1399–1422), ed. by J.L. Kirby (HMSO, London, 1978), p. 197 no. 962; Registres de la Jurade, pp. 194, 232, 254, 279.


[Закрыть] Генрих также взял с собой "колокольни". Это были двухэтажные башни на колесах, деревянные и покрытые воловьими шкурами, которые можно было подкатить прямо к осажденной стене, обеспечивая укрытие для таранов, штурмовых групп и лестниц или мостков, ведущих на вершины стен. Чтобы иметь возможность обслуживать и ремонтировать все эти машины, Генрих нанял 124 плотника, двадцать пять кордовщиков (кожевников, число которых указывает на то, что они занимались не только изготовлением и починкой обуви), шесть колесных мастеров (которые также были необходимы для ремонта повозок и телег, сопровождавших экспедицию) и 120 простых рабочих.[263]263
  Nicolas, pp. 386, 388–9; Jim Bradbury, The Medieval Siege (Boydell Press, Woodbridge, 1992), pp. 197, 241–2, 270; MS E404/31/409, TNA перечислены только двадцать пять кордмейстеров во главе с Джорджем Бенетом, мастером кордмейстером, а не двадцать шесть, как в Nicolas, p. 388.


[Закрыть]

Личный отряд Генриха, как и отряд графа-маршала, представлял собой расширенную версию его собственного хозяйства. Джон Уотертон, королевский конюший, взял с собой шестьдесят конюхов, смотрителя и служителя конюшни, писаря и двенадцать йоменов, поставлявших овес для лошадей, двенадцать кузнецов, девять шорников и пару человек, единственной обязанностью которых, похоже, было быть "проводниками короля по ночам". Всего на попечении Уотертона находилось 233 королевских лошади, хотя к концу кампании у него было всего девяносто восемь, что является напоминанием о том, что лошади не более защищены от тягот войны, чем люди. Шесть мастеров по изготовлению луков, шесть флекторов, специалист по бацинетам или шлемам Николас Брэмптон и команда из двенадцати оружейников во главе с "мастером Олбригтом" отвечали за доспехи и оружие королевского двора. Джон Конин, "сержант наших палаток и шатров", имел четырех художников и двадцать восемь слуг для ухода за королевскими шатрами.[264]264
  MS E101/45/5, MS E404/31/437 and MS E404/31/416, TNA; Nicolas, pp. 387–9; W&W, ii, p. 186 n. 2.


[Закрыть]