Текст книги "Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП)"

Автор книги: Джульет Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

К субботе 17 августа Генрих без происшествий завершил высадку своих войск и припасов. Согласно одному источнику, когда сам король сошел на берег вскоре после рассвета первого дня, он упал на колени и молился, чтобы Бог даровал ему справедливость в отношении его врагов. Как и было принято в таких случаях, он воспользовался случаем, чтобы наградить рыцарскими титулами нескольких эсквайров, включая брата сэра Джона Корнуолла, Уильяма Портера, а также Томаса Джини и Джона Калторпа, которые были в отряде сэра Томаса Эрпингема, управляющего королевским домом. Сам король поселился в старинном приорстве Гравилк, расположенном на склоне холма с видом на место высадки, откуда он мог наблюдать за ее ходом. Его братья нашли жилье неподалеку, но остальной армии пришлось искать жилье где попало, в "деревушках, закромах и садах" на крутых склонах небольшой прибрежной долины.[319]319
  W&W, ii, pp. 17, 19 and n. 9; Monstrelet, iii, pp. 82–3; GHQ, pp. 22–5, 22 n. 1.


[Закрыть]

После долгого ожидания в Саутгемптоне и тесноты на кораблях неизбежно возникло сильное искушение устроить беспорядки и, особенно, разграбить фермы и дома в окрестностях. Несколько мест уже были сожжены, прежде чем Генрих обуздал свои войска, издав ряд указов, которые должны были стать кодексом поведения во время кампании. Эти постановления не сохранились, но были вкратце изложены капелланом Генриха. Под страхом смерти запрещалось совершать поджоги; церкви и их имущество должны были оставаться в целости и сохранности. И наконец, "никто не должен налагать руки на женщину, священника или служителя церкви, если только он не вооружен, не совершает насилия и не нападает на кого-либо".[320]320
  Ibid., p. 27.


[Закрыть]

Издание постановлений такого рода было обычной практикой, восходящей, по крайней мере, к правлению Эдуарда Ill. Они были жизненно важным средством контроля над армией, особенно той, которая была набрана по найму. Каждая армия, собранная таким способом, фактически создавалась заново, поэтому необходимо было издавать новые ордонансы каждый раз, когда собиралась группа наемников. К пятнадцатому веку сложился стандартный формат: ордонансы, изданные Ричардом II в Дареме в 1385 году по пути в Шотландию, были практически такими же, как те, которые Генрих V составит при осаде Манта в июле 1419 года, или те, которые граф Лестер провозгласит для своих солдат в Нидерландах в 1584 году. Ордонансы всегда начинались заявлением о том, что "все люди, какой бы нации, сословия или состояния они ни были, должны быть послушны нашему господину королю, его констеблю и маршалу под страхом всего, чего они могут лишиться телом или имуществом". В дополнение к пунктам, упомянутым нашим хронистом, английским капелланом, целый ряд пунктов касался внутренней армейской дисциплины, настаивая на том, что каждый человек должен оставаться с отрядом, к которому он принадлежит, и носить знак своего капитана; каждый в армии, независимо от звания, должен был также носить "большой знак с изображением герба Святого Георгия впереди, а другой сзади под страхом, что если он будет ранен или убит при отсутствии этого, то тот, кто ранит или убьет его, не понесет за это никакого наказания". (Обратной стороной этого правила было то, что если враг был захвачен в плен с Георгиевским крестом, его жизнь была под угрозой). Несанкционированные боевые клички, такие как "montez" (на коня) или "havoc" (нарушить строй и захватить добычу, отсюда знаменитая строка Шекспира: "Крикни "Havoc!" и выпусти псов войны"), были запрещены под угрозой казни, так как они могли расшатать дисциплину и поставить под угрозу всю армию.[321]321
  Keen, "Richard II's Ordinances of War of 1385," pp. 33–43; Shakespeare, Julius Caesar, III.i.273. О мантийных постановлениях Генриха V см. F. Grose, Military Antiquities Respecting the History of the English Army (London, 1801), ii, pp. 65–79.


[Закрыть] Вся военная добыча должна была делиться на три части: одна треть доставалась королю, одна – капитану и одна – воинам. Это правило должно было действовать, даже если добытчиком был человек, служивший в армии без жалованья. Также был установлен точный этикет захвата пленного: пленитель должен был взять у пленного обещание (признание сдачи и клятву не бежать) и вместе с ним вещественное доказательство, например, перчатку или бацинет, в качестве залога и доказательства. В этом случае пленитель был обязан защищать жизнь своего пленника. Если он оставлял его одного и без защиты, другой пленитель мог захватить его и тогда имел право на выкуп. Наконец, каждый пленник должен был быть как можно скорее представлен капитану пленителя, который затем должен был передать его своему начальству для допроса. После этого охрана пленника снова переходила в руки пленителя и его капитана, но его нельзя было отпустить даже для поиска денег на выкуп без письменного пропуска, разрешающего его отъезд и обеспечивающего ему королевскую защиту от ареста или вреда. Такой пропуск можно было получить только от самого Генриха, либо от коннентабля или маршала, действующего от его имени, и он должен был соблюдаться под страхом смерти. Все споры между отдельными лицами или отрядами должны были рассматриваться коннентаблем или маршалом, как и все нарушения ордонансов.[322]322
  Keen, "Richard II's Ordinances of War of 1385," pp. 44–5.


[Закрыть]

В ордонансах 1415 года не было ничего нового, но, как уже не раз демонстрировал Генрих V, он умел взять привычную практику и придать ей новую жизнь и силу путем эффективного исполнения. Необычная дисциплина английской армии вызывала одобрение даже у ее врагов. Монах Сен-Дени сообщал, что англичане считали почти непростительным преступлением присутствие проституток в своем лагере и вели себя с французами более тактично, чем тет. Они строго соблюдали правила военной дисциплины, отмечал он, и досконально выполняли приказы своего короля. Эта дисциплина, несомненно, исходила от самого Генриха. Чтобы поддержать свое утверждение о том, что его вторжение было справедливым, он должен был обеспечить соблюдение солдатами обычных законов войны. Это был не просто альтруизм, за который ратовала Кристина Пизанская, писавшая, что "во время войны опасно, чтобы войском двигала жадность к грабежу, а не намерение сохранить праведность своего дела, рыцарскую честь или добиться похвалы". Это было также прагматическое признание того, что дисциплинированная армия сильнее и эффективнее, а местное население, с которым не обращаются жестоко, с меньшей вероятностью ответит насилием или саботажем.[323]323
  GHQ, pp. 68–9; St-Denys, v, pp. 556–7; Pizan, BDAC, p. 41. История о солдате, укравшем пикс, была использована Шекспиром, который, применив поэтическую лицензию, сделал вором Бардольфа, одного из бывших соратников короля: Shakespeare, Henry V, III.vi.


[Закрыть]

Постановления Генриха можно проследить на практике, на примере одного из первых французских пленников, попавших в руки англичан. Рауль ле Гей, двадцативосьмилетний священник, был схвачен 16 августа, когда высадка еще продолжалась. Ле Гей пытался следовать за своим работодателем, богатым бюргером, который жил в пригороде Арфлера и бежал в Руан, узнав о высадке англичан, когда его схватила группа из семи разведчиков или фуражиров, которые не говорили по-французски и, очевидно, решили, что поймали шпиона. Они лишили его туники, ножа и кошелька, связали ему руки за спиной и потребовали выкуп в сто франков, который он не смог заплатить. Через несколько дней он предстал перед их начальником, пожилым рыцарем, который спросил имя его командира в Арфлёре, на что тот ответил, что не знает, а затем потерял к нему интерес. Его бедственное положение заметил молодой англичанин, который заговорил с ним на латыни, предположив, что Ле Гей был священником, несмотря на то, что он был одет в светскую одежду и носил шапочку, скрывавшую его тонзуру. Он приказал доставить его к графу Дорсету, который допросил его по-французски и задержал еще на семь дней.

На десятый день пленения он предстал перед Генрихом V, который поинтересовался, был ли этот священник захвачен с оружием в руках. Выяснив, что нет, и что его захват противоречит постановлениям, Генрих все же не отпустил его, предположив, что Ле Гей все же может быть шпионом. Поэтому священник был передан под стражу Ричарду Куртене, епископу Норвича, который предложил освободить его при условии, что он доставит письмо не кому иному, как астрологу Жану Фузорису в Париж. Письмо было весьма компрометирующим, в нем говорилось о неких "тыквах, дынях, миндале и других фруктах", которые Фузорис должен был получить у настоятеля целестинцев в Париже и отправить обратно Куртене, который заплатит ему за них. Фузорису было сказано, что в своем ответе он не должен упоминать ни своего имени, ни имени Куртене, так как это дело было тайной для всех, кроме Генриха, "который, как вы знаете, очень осмотрителен". Ле Гею также было доверено устное послание, чтобы он сообщил Фузорису, что король Англии высадился с пятьюдесятью тысячами человек, четырьмя тысячами бочек пшеницы, четырьмя тысячами бочек вина, двенадцатью большими пушками и достаточным количеством материалов для шестимесячной осады Арфлера. Он должен был спросить Фузориса, находится ли Карл VI в состоянии безумия и выступит ли он против англичан, будут ли с ним дофин, герцог Бургундский или другие синьоры, и если да, то с каким количеством людей.

Куртене дал Ле Гею пропуск, позволявший ему пройти через английские заставы, и кошелек с письмами и двадцатью золотыми кронами, который он спрятал под рубашкой. 29 августа он был освобожден, проведя тринадцать дней в английском плену. Не имея мужества добраться до Парижа, он бежал в Монтивилье, где всего несколько месяцев назад был капелланом. Вместо того, чтобы сразу же отправиться в монастырь или к местным властям с полученной информацией, он скрывался в городе, пока на него не донес бенедиктинский монах из Онфлкюра, который также побывал английским пленником и знал, что Ле Гей перевозил вражеские письма. Ле Гей признался, заявив, что не собирался их передавать, но и он, и Фузорис были арестованы и заключены в тюрьму, а последний предстал перед Парижским парламентом по обвинению в государственной измене. Оправдания Ле Гея о невиновности были приняты, но прошел почти год, прежде чем Фузорис смог сменить парижскую тюрьму на домашний арест и сельскую ссылку, которая продлилась до конца его дней.[324]324
  W&W, ii, pp. 25–9 and n. 28; i, pp. 508–10.


[Закрыть]

По стандартам того времени с Ле Геем обращались сравнительно хорошо, пока он был пленником в руках англичан. Он жаловался, что его не кормили и не поили (ему не нравилось английское пиво) и держали слишком долго, но не подвергали физическому или моральному насилию и освободили без необходимости платить выкуп. Учитывая масштабы проводимой военной операции, задержки с передачей его по инстанциям были неизбежны, тем более что он не мог или не хотел сообщать никакой полезной информации.

В субботу 17 августа, на следующий день после захвата Ле Гея, медленный процесс выгрузки с кораблей всего необходимого для кампании был завершен. Издав ордонансы, Генрих приказал своим войскам занять отведенные им места в трех "баталиях", или дивизиях, известных как авангард, центр и тыл. Заняв свое место во главе центра, он отдал команду выступать, и огромная кавалькада людей, лошадей, пушек, осадных машин и повозок начала подъем, который должен был привести их через холм от Гравиля к Арфлеру.[325]325
  GHQ, pp. 26–7.


[Закрыть] Можно только представить себе, какой ужас охватил сердца жителей города, когда они подняли голову и увидели это, казалось что войско было бесчисленно, его знамена развевались на ветру а доспехи сверкали на солнце. Английская армия сгрудилась на гребне холма и застыла, как огромный ястреб, готовый упасть на свою добычу внизу. Король Англии, которому не удалось получить свои "справедливые права и наследство" дипломатическим путем, пришел, чтобы завоевать их мечом. Война должна была начаться всерьез.

Глава десятая.
Арфлер

Посетив Арфлер сегодня, почти невозможно поверить, что это маленькое тихое захолустье когда-то было одним из самых важных портов Северной Европы. Практически ничего не осталось от города, который видел Генрих V в тот августовский день 1415 года. Сейчас это всего лишь пригород Гавра, порта, основанного Франциском I в 1517 году, когда воды самого Арфлера заилились. Великие стены, которые когда-то были его гордостью и славой, заменены лабиринтом дорог с эстакадами и развязками, которые почти так же непроходимы, как и средневековые укрепления. Солончаки на берегу моря превратились в обширную промышленную пустошь с дымящимися трубами, нефтяными терминалами и контейнерными портами; долина над городом, через которую протекала река Лезард, чтобы влиться в Сену, теперь представляет собой промышленную зону и торговый парк, соединяющий ее с Монтивилье. Ленивые петли самой реки были "исправлены" французскими инженерами в 1830-х годах и заменены прямолинейными каналами и набережными; укрепления, которые сделали гавань одним из чудес средневековой Европы, были снесены в XIX веке, а сама гавань засыпана. Даже великая церковь Святого Мартина, отстроенная в честь праздника после изгнания англичан в 1435 году, с изящным шпилем, который до сих пор виден на многие мили вокруг, представляет собой печальный и разрушающийся исторический памятник, к которому буквально невозможно найти ключ.[326]326
  Несмотря на несколько посещений летом 2004 года, мне не удалось попасть внутрь церкви. Все усилия очень услужливых дам из бюро туристической информации и мэрии не позволили найти владельца ключа или ключ.


[Закрыть]

И все же сердце города остается потрясающе живописным, это средневековая жемчужина, затерянная в болоте Гавра. Хотя пушки Генриха V разрушили почти все здания в этих стенах, многое из того, что было перестроено в XV веке, сохранилось. Фахверковые дома (Фахверк (нем. Fachwerk, от Fach – ящик, секция, панель и Werk – работа) – «ящичная работа», каркасная конструкция, типичная для крестьянской архитектуры многих стран Центральной и Северной Европы.) теснятся на узких мощеных улочках и маленьких площадях, которые до сих пор отзываются эхом на звук шагов. Более важные общественные здания, включая библиотеку и музей приорства, хотя и сильно отреставрированные, сохранили башни в стиле милитари; то тут, то там, наполовину скрытые в подлеске, где все еще можно найти впечатляющие остатки массивных стен и ворот.

Французские современники по праву гордились средневековым городом Арфлером. Для монаха Сен-Дени, укрывшегося в своем монастыре под Парижем, это был "самый восхитительный порт в Нормандии, который отправлял корабли во все уголки мира и привозил обратно все виды иностранных товаров для обеспечения и обогащения всего королевства". Ангерран де Монстреле, военный человек, признавал его стратегическое значение. Для него, как и для Генриха V, это был "ключ к морю всей Нормандии".[327]327
  St-Denys, v, p. 532; Monstrelet, iii, p. 225.


[Закрыть] Расположенный на северном берегу приливного устья Сены, Арфлер контролировал доступ к самому важному внутреннему водному пути Франции. Примерно в сорока милях вверх по реке, если считать по полету ворона, находился древний город Руан, где в десятом веке были похоронены первые герцоги Нормандии, а в 1294 году каперы короля Франции основали свою королевскую военно-морскую верфь. Примерно в восьмидесяти милях дальше по реке лежал сам Париж, столица, королевская резиденция и административный центр, в сердце которого протекала Сена. Если бы англичанам удалось захватить Арфлер, они могли бы установить тесный контроль над военными и торговыми перевозками по Сене и блокировать одну из главных артерий Франции.

Захват города преследовал и вторую стратегическую цель. Из всех мест на северном побережье Франции Арфлер представлял наибольшую угрозу английским интересам. В последние годы он стал предпочтительной базой для нападения на южное побережье Англии. Дон Перо Нино, "непобежденный рыцарь", вернулся в это безопасное место с пленниками и награбленным добром после набега на побережье Корнуолла в 1400 году, а Людовик Орлеанский собрал там флот вторжения в 1404 году. Французские войска, отправленные на помощь восстанию Оуэна Глендоуэра в Уэльсе и шотландцам в их кампаниях против англичан, отплывали из Арфлера. В Англии город также приобрел репутацию пиратского гнезда: многие нападения на торговое судоходство в Ла-Манше совершались французскими и итальянскими судами, которые укрывались в его гавани и находили там удобное место для захваченных кораблей.[328]328
  Allmand (ed), Society at War, p. 130; W&W, ii, p. 10; Allmand, Henry V, pp. xii, 67.


[Закрыть] По всем этим причинам Генрих V выбрал Арфлер в качестве цели для своего вторжения. Его захват должен был служить двойной цели: повысить безопасность английского судоходства и создать еще один плацдарм, подобно Кале, для любой будущей кампании во Франции.

Стратегическое значение Арфлера обеспечило ему самую лучшую защиту, какую только могла придумать средневековая военная мощь.[329]329
  Большая часть моего последующего описания средневекового Арфлера, включая "фабрику галер", взята из очень полезных информационных таблиц, предоставленных Parcours du Patrimonie на месте, и статьи Bernard Perrot in Le Havre Livre, Sunday, 4 January 2004, p. 6.


[Закрыть] Высокие каменные стены, около двух с половиной миль в окружности, укрепленные с интервалами двадцатью четырьмя сторожевыми башнями, окружали весь город и его знаменитую гавань. Это были относительно новые укрепления, построенные между 1344 и 1361 годами, в виде многоугольника, с полукруглыми фланкирующими башнями на каждом углу, которые было труднее разрушить канонадой или подрывом, чем традиционные квадратные башни. Сами стены были толще у основания, чем на вершине, они были наклонены наружу, чтобы отклонять выстрелы из пушек и катапульт обратно во врага, а многочисленные башни обеспечивали обзорные точки, с которых можно было вести фланкирующий огонь по всем, кто приближался к стенам. В городе было трое ворот, охранявших въезд со стороны Монтивилье (Монтивильерские ворота) на севере, Руана (Руанские ворота) на юго-востоке и Лёра (Лёрские ворота) на юго-западе. На сегодняшний день сохранился лишь остаток одной из башен у Руанских ворот, которая также выходила в гавань, или clos-aux-galees, как ее называли французы. Несмотря на то, что это руины, его былое могущество все еще хорошо заметно по толщине огромных каменных стен, укрепленных внутри арками, отсутствию ровной внешней поверхности и множеству небольших бойниц разной высоты для арбалетов и пушек. Каждые из трех ворот были защищены барбаканом (укреплением, выступающим за линию стен) и разводным мостом через ров, заполненный водой. Эти долговременные оборонительные сооружения были также укреплены против артиллерийского обстрела подпирающими стены изнутри толстыми бревнами, вбитыми в землю и засыпанными грунтом.

Оборона Арфлера была поручена Карлом VI Жану, мессиру д'Эстутсвилю, который занимал почетную должность великого дворецкого Франции. С ним был гарнизон из ста человек, который даже усиленный городским ополчением был недостаточно многочисленным, чтобы оказать длительное сопротивление решительному английскому штурму. Тем не менее, все природные преимущества этого места были использованы в полной мере. Город лежал примерно в миле от Сены, в верховьях долины реки Лезард. С юга подход к городу был защищен приливами и отливами реки Сены через коварные соленые болота. Воды Лезарда, протекавшего через Арфлер, на полпути между Лёрскими  и Монтивильерскими воротами, были частично отведены по ряду рвов и водопропускных труб, чтобы заполнить большой ров, который опоясывал более половины города с северо-востока на юго-запад и защищал его от нападения с верховьев долины. Управляемые шлюзами, воды реки питали две мельницы для помола зерна, которые находились прямо в стенах, а затем текли по ряду водопропускных труб через центр города, а затем расширялись, образуя гавань и соединяясь с Сеной. Большим преимуществом этих шлюзов с точки зрения обороны было то, что их можно было полностью закрыть. Когда это произошло, река Лезард оказалась запруженной у входа в город и, таким образом, вышла из берегов, затопив всю долину на глубину доходившую до бедер человека. Предупрежденные о высадке англичан, жители Арфлера сломали все мосты через реку и закрыли шлюзы, создав огромное озеро для защиты северной части города.[330]330
  GHQ, pp. 32–4. Брусчатка, поднятая с дороги Монтивилье, была доставлена в Арфлер для использования в качестве боеприпасов в случае нападения: Monstrelet, iii, p. 83; Waurin, i, pp. 181–2.


[Закрыть]

Гавань сlos-aux-galees, вероятно, была еще более надежно укреплена, чем город. Она была создана в 1360-х годах путем возведения массивной стены толщиной более шести с половиной футов, высотой пятьдесят футов над землей и тридцать шесть футов под землей, вокруг петли реки Лезард к югу от города. Затем она была затоплена, чтобы создать гавань площадью двенадцать акров, которая была одновременно торговым портом и королевским военным арсеналом. Защищенная с севера городскими стенами и с других сторон собственной более высокой стеной, над которой возвышались оборонительные башни. Вход в гавань со стороны моря охранялся двумя массивными башнями, между которыми были натянуты цепи для предотвращения несанкционированного доступа. Когда возникла угроза английского вторжения, французы приняли экстренные меры по обеспечению дополнительной обороны, установив вокруг входа и под стенами со стороны моря большие заостренные колья, чтобы во время прилива, когда вражеские корабли могли подплыть к стенам для атаки, они рисковали налететь на колья и затонуть.[331]331
  GHQ, pp. 26–31; W&W, ii, pp. 13–16; Jones, "Fortifications and Sieges in Western Europe c. 800–1450," p. 175.


[Закрыть]

История осады Арфлера могла бы быть совсем другой, если бы не смелость и находчивость одного человека. Рауль, мессир де Гокур, был французской версией сэра Джона Корнуолла и, как и он, средневековым рыцарем-героем, о котором современный мир забыл. Он происходил из благородной семьи Пикардов с длинным и славным послужным списком службы короне. Как и его отец до него, он был глубоко привязан к делу арманьяков и имел тесные личные связи с Карлом Орлеанским, Карлом д'Альбе и маршалом Бусико. Что еще более важно, де Гокур был человеком, который стремился воплотить в жизнь рыцарский идеал. Он был посвящен в рыцари на поле Никополя, будучи двадцатишестилетним крестоносцем в походе против турок, и вместе с Бусико был захвачен в плен в той катастрофической битве и позже выкуплен. В 1400 году он был одним из четырнадцати рыцарей-основателей недолговечного рыцарского ордена Бусико Emprise de l'Escu vert à la Dame Blanche ("Общество Белой Дамы на Зеленом щите"), который поклялся "охранять и защищать честь, имущество, товары, репутацию и славу всех дам и девиц благородного рода" и бороться против их угнетателей. Девять лет спустя, когда Бусико стал губернатором Генуи, де Гокур привел небольшую французскую армию ему на помощь. Они вместе вели кампанию в Италии летом 1409 года, осаждали и захватили Милан, а когда Бусико триумфально вошел в город, де Гокур был рядом с ним. В войне между арманьяками и бургундцами де Гокур отличился в 1411 году, захватив мост Сен-Клу от имени Карла Орлеанского, но позже был разбит в сражении на том же месте объединенными английскими и бургундскими силами. Будучи камергером Карла Орлеанского, он сыграл видную роль в переговорах, которые привели к выводу армии герцога Кларенса из Франции в 1412 году, и служил капитаном нескольких арманьякских замков.[332]332
  Bouvier, pp. 64, 35 and n. 3, 38–9, 46, 52; Denis Lalande, Jean II le Meingre, dit Boucicaut (1366–1421): Étude d'une Biographie Héroïque (Librairie Droz, Geneva, 1988), p. 94; McLeod, pp. 84–5, 121. См. также Aubert de la Chenaye-Desbois et Badier, Dictionnaire de la Noblesse (Paris, 1866, repr. Kraus-Thomson Organisation, Liechtenstein, 1969), ix, pp. 33–5 and Dictionnaire de Biographie Française, ed. by M. Prevost, Roman d'Arnot and H. Tribout de Morembert (Libraire Letouzey et Ané, Paris, 1982), xv, p. 689. Оба словаря содержат очевидные фактические ошибки, и трудно разделить упоминания о Рауле VI де Гокуре и его отце, Рауле V, в хрониках. Некоторые из ранних упоминаний могут относиться к Раулю V, который также вел активную воинскую жизнь, пока не был убит бургундскими сторонниками в Руане в 1417 году.


[Закрыть]

1 января 1415 года де Гокур стал одним из шестнадцати рыцарей и оруженосцев, которых Жан, герцог Бурбонский, выбрал в качестве основателей еще одного нового рыцарского ордена, ордена "Emprise du Fer de Prisonnier", или "Общество заключенных в оковы". Как и орден Бусико, орден герцога Бурбонского был призван защищать честь женщин, благородного происхождения. Отличительный знак ордена ― золотые оковы с цепью символизировали узы любви, сковывающие рыцаря с его возлюбленной. В соответствии с уставом ордена, де Гокур поклялся носить золотые оковы и цепь на левой ноге каждое воскресенье в течение двух лет, "в расчете на то, что за это время мы найдем равное количество рыцарей и оруженосцев, достойных и способных, которые захотят сражаться с нами вместе в пешем бою до конца, каждый из которых будет вооружен теми доспехами, какие пожелает, а также копьем, топором, мечом и кинжалом, а также булавами любой длины, какую он выберет". Оружие всех членов ордена должно было висеть в часовне, где в течение двух лет день и ночь горела свеча в золотой окове, используемой в качестве подсвечника, перед образом Парижской Богоматери. Если поставленная задача будет решена в течении двух лет, то свеча должна была быть оставлена на вечные времена, вместе с ежедневными мессами, а каждый участник должен был пожертвовать часовне свои оковы и свой портрет в том вооружении, которое он носил. Тот, кто забывал надевать оковы в установленные дни, должен был заплатить штраф в размере четырехсот шиллингов на благотворительность за каждое нарушение.[333]333
  Allmand (ed), Society at War, pp. 25–7.


[Закрыть]

Членство де Гокура в этом ордене делает вероятной возможность того, что он носил свои золотые оковы в воскресенье 18 августа, когда выполнял гораздо более серьезную задачу – вел триста воинов-латников на помощь Арфлеру. Коннетабль д'Альбре и маршал Бусико не бездействовали во время высадки англичан. Как только стало ясно, что Арфлер является целью Генриха V, они отправили обоз с грузом, включая оружие, пушки и боеприпасы, для укрепления города. Они также решили, что им нужен опытный и надежный рыцарь, который бы возглавил оборону, поэтому для этой задачи был выбран Рауль де Гокур. Независимо от того, откуда он прибыл – из Онфлера или Кодбек-ан-Ко, – единственный путь в город лежал через Руанские ворота с восточной стороны. Гокур должен был попасть в город раньше англичан. Его прибытие всего на следующий день после того, как Генрих осадил западную часть Арфлера, свидетельствует об отчаянном темпе его броска через Нормандию. К счастью для его миссии, затопленные поля, закрывавшие ему доступ к Арфлеру со стороны дороги на Монтивилье, также защитили его на время от английских войск, расположившихся лагерем на склоне холма перед Лёрскими воротами. Англичане могли лишь беспомощно наблюдать, как де Гокур невозмутимо скачет по другой стороне долины и въезжает в город.[334]334
  Bouvier, p. 64; GHQ, pp. 32–3. Monstrelet, iii, p. 83 and le Févre, i, p. 225 оба помещают де Гокура в гарнизон, который они насчитывают в четыреста человек (то есть, включая его контингент), хотя они не упоминают, как он и они попали туда.


[Закрыть] Генриха V не часто удавалось перехитрить противникам, и, как впоследствии выяснил де Гокур, король не был человеком, способным простить или забыть такие действия.

Неспособность Генриха предотвратить проникновение де Гокура и его людей в Арфлер показала, что было крайне важно, чтобы никакие подкрепления не достигли города по Руанской дороге. Теперь он поручил эту важную задачу своему брату герцогу Кларенсу, которого капеллан описывал как "рыцаря, прославившегося в военном деле не меньше, чем в личной храбрости". В данном случае он доказал, что достоин и доверия Генриха, и похвалы капеллана. Под покровом ночи он повел большой отряд и артиллерийский обоз в трудный десятимильный обход, который вел их поверху и вокруг затопленной долины Лезарда. Во время похода им даже удалось перехватить подкрепления, прибывшие из Руана, и захватить "несколько телег и повозок, принадлежавших врагу, с большим количеством пушек и пороховых бочек, снарядов и катапульт". На рассвете следующего дня, к ужасу осажденных, Кларенс и его люди появились на противоположном склоне холма над городом, напротив армии Генриха.[335]335
  GHQ, pp. 32–5.


[Закрыть]

Пока велись все эти приготовления к осаде Арфлера на суше, морская сторона не оставалась без внимания. Большинству торговых судов, доставивших армию во Францию, было разрешено вернуться домой после завершения высадки, хотя некоторые вернулись снова, доставив новые припасы и подкрепления, включая людей, оставленных при первом отплытии флота.[336]336
  Жан де Бордю, писавший 3 сентября 1415 года, отмечает, что большая армия короля "увеличивается с каждым днем": Curry, p. 445; Registres de la Jurade, p. 257.


[Закрыть] Боевые корабли и королевский флот не были освобождены от службы, но двинулись на блокаду Арфлера, закрыв доступ к нему со стороны Сены или моря. Несколько небольших судов, перевезенных по суше и спущенных в затопленную долину Лезарда, сделали то же самое с севера. Зажатый между двумя армиями на западе и востоке и блокированный водой на севере и юге, Арфлер теперь был полностью окружен.

Перед тем, как пушки начали обстрел, Генрих, как всегда пунктуальный, дал жителям города последний шанс сдаться. Он послал одного из своих глашатаев объявить, что в соответствии с двадцатой главой книги Второзакония (которую Генрих уже цитировал Карлу VI в своем письме от 28 июля), он предлагает им мир – если они свободно и без принуждения откроют ему свои ворота и, "как это было их долгом", вернут ему город, "который был благородной и наследственной частью его королевства и его герцогства Нормандии"[337]337
  Forhan, The Political Theory of Christine de Pizan, p. 136; GHQ, p. 35.


[Закрыть]. Если бы это предложение было отвергнуто и Арфлер был захвачен силой, Второзаконие уполномочило Генриха совершить страшную месть: "всех мужчин его ты предашь мечу, а женщин и младенцев, и скот, и все прочее в городе, и всю добычу его ты заберешь себе; и будешь пользоваться добычею врагов твоих, которую дал тебе Господь, Бог твой". Хотя де Гокур и д'Эстутевилль не хуже Генриха знали, каковы будут последствия их отказа сдаться, долг и честь не позволили им поступить иначе, чем отвергнуть его предложение и бросить ему вызов, чтобы он не сделал.[338]338
  Deuteronomy, ch. 20, vv. 13–14; GHQ, pp. 34–7.


[Закрыть]

Последовавшая затем осада была буквально учебником, основанным главным образом на древнем классическом трактате по военной тактике Вегеция "De Rei Militari", который датируется IV веком, но был переведен и пересказан всеми средневековыми авторами по этой теме, включая Эгидия Римского XIV века, известного англичанам как Мастер Джайлс, и современниками Генриха V, Кристиной Пизанской и Томасом Хокклевом. Следуя стандартной военной практике, Генрих приказал сжечь и очистить пригороды Арфлера, чтобы иметь возможность подвести свои пушки и осадные машины к стенам. Как с гордостью отметил капеллан, король "не позволял своим очам сомкнуться во сне", но день и ночь трудился, чтобы привести свою артиллерию в боевую готовность. На месте было построено множество "великих орудий" для штурма города, а также "хитроумные инструменты" для защиты его собственных войск. Полчища плотников были заняты на возведении огромных деревянных щитов для защиты орудий и катапульт от снарядов врага. Эти хитроумные устройства на шкивах позволяли орудийным командам поднимать основание щита, чтобы прицелить орудия и выстрелить. Сами артиллеристы были защищены окопами, выкопанными по обе стороны от пушки, и валами, сооруженными из вынутой земли, набросанной на связки фашин.[339]339
  St-Denys, v, pp. 536–7; GHQ, pp. 36–7; Curry, p. 445; Registres de la Jurade, p. 257.


[Закрыть]

Начавшийся штурм Арфлера, оказался сокрушительным. Семьдесят восемь артиллеристов несколько дней подряд вели непрерывный обстрел. Они работали посменно, как только одна команда уставала, на ее место тут же заступала другая, так что в светлое время суток у осажденных не было передышки. Английские пушки и катапульты были нацелены на основные точки сопротивления – барбакан, охраняющий Лёрские ворота, башни и стены – и по мере того, как десять тысяч каменных ядер, которые они привезли с собой, делали свое смертоносное дело, укрепления Арфлера постепенно рушились. Шум стоял страшный: грохот пушечных выстрелов, стук ядер, врезающихся в стены, треск деревянных защитных сооружений и грохот падающей каменной кладки. Одна из пушек, как рассказывали монаху Сен-Дени, была самой большой из всех, которые когда-либо видели. Когда она стреляла, то выпускала огромные ядра размером с мельничный жернов с таким количеством черного дыма и таким ужасающим грохотом, "что казалось, что они выходят из адского пламени".[340]340
  GHQ, pp. 38–9; St-Denys, v, p. 536.


[Закрыть]

Перед лицом этого ошеломляющего штурма де Гокур и его люди отбивались мужественно и решительно, поддерживая ответный обстрел из пушек, катапульт и арбалетов до тех пор, пока барбакан, башни и стены оставались обороноспособными. (Один из английских латников, Томас Хостел, был "поражен спринголтом [то есть арбалетным болтом] в голову, потерял один глаз и получил перелом щеки", хотя это ранение не помешало ему продолжать сражаться.)[341]341
  Original Letters Illustrative of English History, i, p. 95. Хостелл обычно описывается как лучник, но Кэрри, стр. 435, определяет его как стрелка в роте сэра Джона Ламли; он участвовал в битве при Азенкуре.


[Закрыть] Когда защищать разрушенные остатки укреплений стало невозможно, французы упорно сражались "изнутри руин, за щитами, через разбитые проемы в стенах и из других мест, где укрыться было невозможно".[342]342
  GHQ, p. 39.


[Закрыть]