355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джуди Кэролайн » Мэгги и Джастина » Текст книги (страница 16)
Мэгги и Джастина
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:05

Текст книги "Мэгги и Джастина"


Автор книги: Джуди Кэролайн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

29

Обширные ровные луга тоже как будто уснули в этот поздний час. Выжженная солнцем, золотистая и словно подстриженная трава походила на ворсистый ковер. Среди этой растительности булыжники не остывали ни днем, ни ночью, и в сумерки от них поднимались в ночное небо горячие испарения – весь зной, накопившийся за долгие жаркие дни.

Огромные пустынные поля, согретые теплым дыханием, ширились амфитеатром под безмятежным небом.

Мэгги думала о том, как мелко и неприметно все, что знаешь, в сравнении с тем, что существует там, наверху. Как все-таки тяжела жизнь здесь, на земле! Нужно пробираться вперед ощупью, медленными шагами, и каждую минуту нужно вот-вот ожидать разочарования.

Ее воображение разыгралось. Она рисовала перед собой картины то своего не слишком счастливого прошлого, то воображаемого и совсем уж неопределенного будущего. Нет, все-таки то, что ждет ее, должно быть прекрасным. Иначе нет смысла что-либо менять.

Несколько минут она стояла молча, не шевелясь, устремив глаза к мириадам миров, светившихся на темном небе. Падающая звезда пересекла огненной линией созвездие Кассиопеи. Там, наверху, над ней медленно вращалась вокруг своей оси сверкающая Вселенная, торжественная и великолепная, а с земли, погруженной во мрак, поднималось мягкое дуновение, словно нежное, теплое дыхание уснувшей женщины.

Мэгги уже знала, что не боится жизни. Она будет идти вперед, идти во что бы то ни стало, вместе с тем, что движется непрерывно. Нужно просто любить жизнь, и тогда она отплатит тебе тем же.

Дрохеда окружила ее ночной тишиной, легкими тенями возвышавшихся вокруг деревьев, откуда едва доносилось печальное бормотание речушки. Усыпанное звездами необъятное небо, раскинувшееся над ее головой, казалось, чуть побледнело, хотя стоял глубокий вечер.

Вернувшись в свою комнату, Мэгги еще долго сидела в кресле у окна, пытаясь понять, что с ней происходит и что ее ожидает завтра. Она с удивлением отметила, что в этом пробуждении к жизни виновата как будто не сама она, а какая-то другая, властная и чувственная женщина, которой она не знала и которой была вынуждена повиноваться. Глухие сомнения мучили ее.

Пробило полночь. Мэгги заставила себя лечь. Но когда она очутилась в постели, ее начали терзать мысли о том, что она поступает как-то неправильно, опрометчиво; с полчаса она ворочалась в полудреме, как на раскаленных углях. Ее преследовали все новые и новые образы, распаленные бессонницей. Ральф, Дэн, Дик, Люк, ухмыляющийся Джимси, Фиона, которая еще неизвестно что скажет, маленькая Дженнифер, бегающая с ободранными коленками по двору… Джозеф… Джозеф Уилкинсон… Что же делать? Может быть, лучше отказаться, пока все это не зашло еще слишком далеко.

И снова – нет, нет, она не будет сдаваться. Она слишком сильна и независима. Если понадобится, она уедет из Дрохеды и будет жить одна, или лучше вдвоем с Дженнифер. Она попросит Джастину оставить девочку с ней, и им больше никого не надо будет. Они уедут в Сидней, в Мельбурн или в Канберру. Может быть, отправятся куда-нибудь поближе к Большому Коралловому рифу, а может быть, останутся в Новом Южном Уэльсе. Сейчас это не имело особенного значения. Мэгги все больше и больше убеждалась в том, что должна поступать так, как ей подсказывает сердце. Все остальное будет насилием над самой собой и не принесет ей облегчения. У нее появился шанс, и она должна использовать его. А что подумают при этом братья и мать, уже не имело особенного значения. Главное – действовать.

С этими мыслями она уснула и без единого видения проспала до шести часов утра.

30

После отъезда Лиона в Бонн Джастина ощутила еще больший приступ одиночества, чем когда-либо до этого. Все прежние подозрения и сомнения вдруг снова охватили сердце, и она проводила все более долгие апрельские, а затем и майские вечера у окна, наблюдая за шумевшим жизнью и суетой Лондоном.

Порой ей казалось, что все исчезло навсегда и больше никогда не вернется. Но потом Лион звонил, говорил ей слова любви, и все проходило. Но не надолго.

Теперь Джастина каждый вечер проводила дома, ожидая только одного – звонка из Бонна. Иногда Лион не давал о себе знать, и тогда боль и сомнение с новой силой возникали у нее в душе.

Май был сырым и порой даже прохладным, налетавшие с Северного моря ветры приносили с собой прохладу, которая, однако, длилась недолго: весеннее солнце, выходившее из-за туч, снова нагревало воздух, и Джастина проводила долгие дневные часы в парках и маленьких кафе.

В театре приближалась премьера. Собственно, театральный сезон уже закончился, однако некоторые спектакли еще шли, а работа над пьесой «Девственница в объятиях грешника» подходила к концу.

Иногда Джастине позванивала ее прежняя гримерша, которая сейчас работала с Констанцией Шерард. Судя по ее рассказам, Клайд был в восторге от новой исполнительницы. Каждый день по несколько раз он повторял, что эта премьера в его театре станет гвоздем театрального сезона в Лондоне.

Похоже, что эта Констанция Шерард действительно была хорошей актрисой, потому что Джастине было известно – если Клайд чувствует удачу, он звонит об этом на каждом углу.

Иногда позванивал Марк Симпсон. Его оценки театрального дара Констанции Шерард были более сдержанными, однако, зная Марка, Джастина могла ни секунды не сомневаться в том, что и он вполне удовлетворен работой с новой партнершей. Марк часто приглашал Джастину посетить репетиции, однако она каждый раз отказывалась. У нее не было никакого желания наблюдать за тем, как юная особа с большими ангельскими глазами роет ей могилу.

Однажды после звонка Марка, когда был еще не слишком поздний вечер, Джастина сидела в кресле у окна и, задумчиво подперев ладонью подбородок, смотрела на город.

Воздух был полон влажной мягкости. Джастина открыла окно и, глубоко вдыхая свежий воздух, разглядывала изрезанную линию горизонта. Совсем недавно прошел дождь, и стекла окна с внутренней стороны были покрыты едва видным налетом. Кое-где вдали омытые ливнем здания блестели, словно полированные металлические зеркала. Ряды чистеньких и опрятных домов с бледными фасадами среди крыш казались бельем, разостланным на траве лугов.

Солнце еще не зашло, и над городом было светло.

Молочно-белое сияние сквозило и закрыло тучи еще туманившей город дымкой. Тучи постепенно уходили, и над городом чувствовалась несмелая веселость – кое-где небо было готово рассмеяться. После бурного порывистого ливня улицы вновь ожили и зашумели. Рассекая колесами лужи на мостовых, по Парк-Лейн катились автомобили; прохожие, весело перебрасываясь между собой шутками, не спеша гуляли вдоль богатых фасадов домов. Зонтики закрывались, укрывавшиеся под деревьями прохожие перебирались с одного тротуара на другой среди разливов луж, постепенно стекавших в отверстия водостока.

И вдруг тень, постепенно разраставшаяся на горизонте, заставила Джастину поднять голову. Она ощутила над собой веяние распростертых крыльев гигантской птицы.

Сначала она не увидела ничего, небо оставалось чистым. Но вот из-за угла крыши выплыло темное пятно, расширилось, охватило небо. Это была новая туча, принесенная яростно налетевшим западным ветром. Свет быстро померк, город стал темным в мертвенно-бледном озарении, окрасившем фасады домов в тона старой ржавчины. Почти тотчас же начался дождь.

Улицы снова вымерли. Зонтики прохожий выворачивались наизнанку, гуляющие метнулись кто куда, разлетелись, как соломинки. Какая-то пожилая дама обеими руками удерживала развевавшийся в стороны плащ, в то время как дождь мощной струей, словно из водосточной трубы, поливал ее сверху. По неистовому бегу дождевого потока, ринувшегося на Лондон, можно было проследить полет тучи. Полоса дождя неслась вдоль Темзы, словно лошадь, закусившая удила. Водяная пыль с невероятной быстротой мчалась белым дымком у самой земли.

Пронесшись по пригородам, дождь ворвался в короткие извилистые улочки Сити, одним прыжком заполнил обширное пространство, пустые площади, безлюдные перекрестки. В несколько секунд за этой все более уплотнявшейся тканью город побледнел и как будто истаял, словно от глубокого неба до земли вкось задернулся занавес. Поднимались пары, плеск дождя, все нарастая, ревел оглушительным шумом перетряхиваемого железного лома.

Ошеломленная этим грохотом, Джастина немного отодвинулась. Ей казалось, что перед ней выросла белая стена, но ей вдруг захотелось прикоснуться к этому дождю. Опершись на подоконник, Джастина вытянула руку, чтобы ощутить, как тяжелые холодные капли разбиваются о ее ладонь.

– Ливень, Ливень…

Дождь напомнил ей о Лионе. Ливень… Так ласково любила называть его она. Наверное, больше никому в голову бы не пришло так исказить его имя. А может быть, пришло. Может быть, у него все-таки кто-то есть. Почему же он так редко стал приезжать в Лондон с тех пор, как они поженились? Неужели во всем виновата загруженность делами? А может быть, раньше она просто не обращала внимания на то, что видятся-то они не так уж и часто. Да, она встречала его раз в месяц, и ей казалось это вполне достаточно. Потом встречи были чаще: раз в две недели, раз в неделю. Но ни разу не бывало такого, чтобы она видела его каждый день. Да, он не хотел брать ее с собой в Германию, и это ее вполне удовлетворяло. Она была твердо намерена продолжать театральную карьеру до тех пор, пока ее будет притягивать сцена.

Но вдруг все кончилось. И с чем же она теперь осталась? Театра нет, муж есть, но только формально. Каждый раз, когда он особенно нужен, его нет рядом. Каждый раз, когда она особенно страдает от одиночества, он где-то далеко-далеко, и нет никакой возможности увидеться с ним, обнять его, поцеловать, прижаться к его широкой крепкой груди, положить голову на плечо.

Только сейчас Джастина начала понимать, что чувствовала ее мать, когда, глубоко любя Ральфа де Брикассара, она была вынуждена проводить долгие дни, недели и месяцы вдали от него. А ведь ей наверняка было труднее. Джастина хотя бы замужем, а Мэгги вынуждена была смириться с тем, что ее возлюбленный посвятил свою жизнь служению Богу. У Мэгги вообще не было никаких шансов на то, чтобы хоть когда-нибудь в будущем соединиться с ним супружескими узами.

Джастине повезло больше. Она была замужем и уже хотя бы таким образом могла реализовать свое чувство. Правда, так же как, Ральф был предан Богу, Лион целиком захвачен политикой. С тех пор как он оставил бизнес, все его мысли были посвящены только этой пожилой даме.

От этих мыслей сердце Джастины сжималось несказанной тоской, ей становилось больно, и, стараясь отвлечься, она снова и снова смотрела на высившийся перед ней город.

Дождь редел. Закрывавшая Лондон завеса местами становилась прозрачной. Первым проглянул шпиль Святого Мартина, легкий и зыбкий среди сверкающего трепета ливня. Потом из отхлынувшего потока стали вырисовываться кварталы. С крыш лила вода. Город, казалось, вновь выступил из наводнения, хотя широкие разливы воды еще наполняли улицы туманом.

Но вдруг сверкнуло пламя – сквозь ливень прорезался солнечный луч. Тогда на мгновение грустные складки на лице Джастины разгладились, и сверкнула улыбка.

Дождь уже не лил на центр города, он хлестал в дальние пригороды. Было видно, как капли летели стальными стрелами, тонкими и частыми, сверкающими на солнце.

Справа загоралась радуга. По мере того как луч света ширился, розовые и голубые мазки пестро размалевывали горизонт будто на детской акварели.

Небо запылало. Казалось, на хрустальный город сыплются золотые хлопья. Но луч угас, надвинулась туча, и улыбка на лице Джастины снова померкла. Под свинцовым небом всюду с протяжным рыдающим звуком лилась вода.

Джастину охватил новый приступ тоски, который усиливался по мере того, как ухудшалась погода.

Над Лондоном в предчувствии новой бури распростерлось тревожное ожидание. В потемневшем воздухе нависли тяжелые тучи. В глубине сердца Джастина почувствовала острую боль, и в тот же миг разразилась буря.

В отягощенном тревожным ожиданием воздухе над почерневшим городом провыл ветер. Послышался протяжный треск. Это бились об асфальт ссыпавшиеся с крыши черепицы, гремели о мостовую сорванные ветром дымовые и водосточные трубы.

Наступило мгновенное затишье. Потом снова пронесся ветер, наполнив горизонт таким гигантским вздохом, что океан крыш, потрясенный, казалось, вздыбился волнами и исчез в вихре.

Несколько минут царил хаос. Огромные тучи расползались чернильными пятнами, бежали среди более мелких туч, рассеянных и плывших по ветру подобно лохмотьям, разорванным и уносимым бурей нитка по нитке.

Две тучи набросились одна на другую и разбились в куски, усыпав обломками огромный, залитый медью горизонт. И каждый раз, когда ураган метался по небу таким образом, дуя со всех концов сразу, в воздухе схватывались армии, рушились огромные глыбы, нависшие обломки которых, казалось, вот-вот раздавят Лондон.

Дождь еще не начинался. Внезапно над центром города прорвалась туча. Водяной смерч двинулся над Темзой.

Джастина сейчас не видела Темзу, но это зрелище могло бы посеять в ней лишь еще больший ужас: зеленая лента реки, унизанная и замутненная всплесками капель, превращалась в поток грязи. Один за другим за полосой ливня то исчезали, то появлялись мосты, вырисовываясь в тумане легкими сузившимися дугами. А вдоль обоих берегов пустынные набережные исступленно трясли своими деревьями вдоль серой линии тротуаров.

В глубине, над небоскребами Сити, из раздвоившейся тучи хлынул такой поток воды, что затопил деловую часть города. Только башни небоскребов плыли в просвете над затонувшим кварталом, подобно обломкам кораблекрушения.

Но небо уже разверзлось со всех сторон. Несколько раз казалось, что центральная часть города совершенно исчезла, первая волна ливня ринулась на дальнее предместье, расширяясь, захватывая шпили многочисленных соборов, белевшие над водяными потоками. Две другие волны одна за другой залили Сити и Тауэр.

Порой можно было различить купол Британского музея, дымившийся в брызгах дождя, церковь Святого Георга, шпиль которой катился в глубине тумана подобно потухшей луне. Церковь Святой Маргариты, чья вытянутая кровля походила на свежевымытые плиты разрушенной паперти, а позади них высилась исполинская затонувшая громада Вестминстерского аббатства, вызывая в памяти образ застрявшего между двух скал корабля со сбитыми мачтами, сопротивляющегося бешеному натиску бури.

На дальнем конце города, затуманенном водяной пылью, неясно виднелись несколько острых шпилей и башен далеких церквей. Они вырисовывались смягченными, тающими во влажном воздухе контурами.

Туча расширилась. Повсюду хлестали потоки воды, грозя затопить нижние этажи. И тут уже волны дождя стали налетать во все концы города.

Казалось, небо кинулось на землю. Улицы утопали, идя ко дну, и снова всплывали в порывах, стремительность которых словно возвещала гибель города. Слышался непрерывный рокот, голос разлившихся ручьев, шум воды, низвергавшейся в сточные каналы.

Над Лондоном, забрызганным слякотью, всюду окрасившимся под дождем в грязно-желтый цвет, тучи бахромились, бледнели мертвенной, однообразно разлитой бледностью, без единой щели или пятна. Дождь мельчал, прямой и острый. И когда налетал вихрь, серые полоски дождя изгибались широкими волнами.

Было слышно, как косые, почти горизонтально падавшие капли со свистом хлестали стены. Ветер спадал – и косые струи дождя опять выпрямлялись, упорно и спокойно заливая землю на огромной площади. И гигантский город, словно разрушенный и умерший после исступленной последней судороги, распростерся полем разметанных глыб под тусклым небом.

Перед лицом затопленного Лондона Джастина почувствовала бесконечную усталость, обессиленная, она была заполнена отчаянием, погружавшим ее в непроглядную тьму. Она сцепила руки, перекинутые через перекладину окна, опустила на них голову и широко раскрытыми глазами наблюдала за ливнем.

Дождь шел по-прежнему. Бледное небо истаивало водой. Провеял последний порыв ветра. Слышался монотонный рокот. Безраздельно властвующий дождь среди торжественной неподвижности бичевал без конца завоеванный им город, безмолвный и пустынный. За исчерченным хрусталем этого потопа смутно виднелся Лондон – призрак, трепетные очертания которого, казалось, растворялись в струящихся водах.

Теперь он навевал на Джастину лишь усталость, тревожное ожидание и все то неведомое, что таилось в будущем.

По-прежнему лил дождь. Который мог быть час? Джастина сейчас не сумела бы этого сказать. Наверняка приближалась ночь, но обернуться и посмотреть назад на стену, где висели часы, она не могла – это казалось ей слишком утомительным.

Время шло. Каждая минута, казалось, несла с собой столетие. Дождь падал без перерыва все тем же спокойным падением, как будто чувствуя, что у него достаточно времени – вся вечность, чтобы утопить равнину, на которой стоял гигантский город.

Лондон растаял на горизонте как призрак города. Небо расплывалось в мутном хаосе пространств, серый дождь падал все с тем же упорством.

Охваченная невероятной усталостью, Джастина закрыла окно и, еле добравшись до постели, рухнула на подушку.

Все, она больше не может оставаться здесь, в этом огромном, как спрут, Лондоне. Каждая лишняя минута, которую она проводила здесь без Лиона, приносила ей все новые и новые огорчения, все новую и новую печаль. Она была готова бежать отсюда куда угодно: в Париж, Рим, Вену, только не оставаться здесь. Этот город начал пугать ее.

К Джастине вернулось ощущение из времени младенческих страхов, когда ее пугали дикой собакой динго, и она оглядывалась вокруг, не видя ее – ей чудилось во мраке нечто притаившееся, чтобы кинуться на нее. Именно таким она сейчас ощущала этот гигантский город, который дышал на нее в эту слякотную пору запахом одиночества.

Усилившийся ливень падал с протяжным воплем. Комната была пуста и безмолвна, и огромное зеркало в дальнем углу лишний раз напоминало Джастине о том, что она одна.

Здесь в Лондоне ее уже больше ничто не держало – ни театр, ни этот дом на Парк-Лейн, ни знакомые и друзья. Она вдруг почувствовала себя совершенно свободной от всего, что осталось у нее за плечами после тех лет, которые она провела здесь. Она только должна дождаться следующего звонка Лиона. Он обязательно поймет ее. Причиной тому было глубокое одиночество.

Семейная жизнь не складывается, театр отвернулся от нее, родной дом остался далеко вдали.

Сейчас Джастина чувствовала себя человеком без родины. А главное – ее покинула надежда. Нет ничего, что связывает ее с прошлым, а еще хуже – с будущим.

Она достаточно обеспечена, чтобы позволить себе путешествовать. Да, нужно уехать. Может быть, это ошибка, может быть, нужно предпринять что-то другое – вернуться на сцену, снова поверить в то, что ее ожидает счастливая жизнь… Может быть… Но сейчас у нее не было сил для того, чтобы начать жизнь по-иному здесь, в Лондоне. Только бесконечная усталость, только бесконечное разочарование.

Может быть, уехав отсюда, увидев что-то новое, неведомое, пройдя по каким-то другим, узким или широким, улицам, маленьким или большим площадям, она ощутит в себе и какие-то новые жизненные силы. Кто знает?

Если не получилось здесь, то, может быть, получится где-то вдали. На родину ей возвращаться не хотелось. Там было все известное, пройденное и забытое. Возвращаться к нему Джастина не испытывала никакого желания. Конечно, Дрохеда может успокоить, но она не вернет утраченного равновесия. Мать, наверное, до сих пор живет ощущением утраченного, а прибавлять к этому свои разочарования, свою боль означало только разрушить самую хрупкую, самую последнюю надежду.

Возможно, если бы был жив Дэн, все складывалось бы совсем по-другому. Даже в такой ситуации он смог бы посоветовать Джастине, как поступить, что предпринять, где найти выход. Он всегда находил силу в Боге. Но Джастина на это не способна. Она слишком свободна, слишком независима, для того чтобы полагаться на Бога. Она может найти внутреннюю опору только в самой себе.

А для этого нужно уехать, уехать как можно скорее и дальше отсюда. Лондон медленно и неуклонно убивал ее. Здесь не было ничего, что могло бы подсказать ей выход. Здесь ей были уготованы только одиночество, ночь и дождь.

Все, решено. Осталось только собрать вещи, предупредить Лиона и решить, куда ехать. Остальное покажет будущее.

Наконец-то решившись, Джастина уснула мертвым, свинцовым сном. Только сон сейчас смог принести ей облегчение и заставить забыть о сомнениях. Она замерла в тяжелом долгом забытьи, а вода за окном по-прежнему лила и лила.

Но Джастина уже не слышала хлеставшего вокруг нее ливня и не видела пляшущего вдоль луж отсвета фонарей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю