Текст книги "Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне"
Автор книги: Джордж Бейли
Соавторы: Дэвид Э. Мерфи,Сергей Кондрашев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)
Пессимизм Мерфи был обоснованным и опирался на донесения БОБ о почти отчаянном положении режима Ульбрихта. Аналитики ЦРУ не всегда соглашались с оценками БОБ. Например, 3 мая 1960 года в Национальной разведывательной оценке была представлена более оптимистическая картина, сложившаяся в Восточной Германии, чем та, о которой сообщалось в текущей разведывательной информации, и та, о которой сказано в архивных документах, недавно рассекреченных в Восточной Германии и СССР. ЦРУ утверждало, что «постоянный поток беженцев, вероятно, мало влияет на положительную динамику [восточногерманской] экономики, хотя время от времени подчеркивает недостаток рабочей силы в определенных отраслях»[815]815
CIA Special NIE (National Intelligence Estimate), 3 May 1960, «The Situation and Prospects in East Germany», CIA-HRP.
[Закрыть].
Сравним это утверждение с замечаниями Юрия Андропова, будущего председателя КГБ, представленными в августе 1958 года Центральному комитету КПСС. Андропов подчеркивал, что процент интеллигенции в потоке беженцев увеличился наполовину с 1957 года. Свое предостережение Андропов повторил в ноябре 1959 года. Через месяц советский посол Михаил Первухин почти точно «процитировал» слова Мерфи о роли Западного Берлина как витрины западной демократии, сказав, что «неконтролируемая граница... заставляет население сравнивать две части города, и это сравнение, к сожалению, не всегда в пользу демократического [Восточного] Берлина»[816]816
Harrison H. Ulbricht and the Concrete «Rose»: New Archival Evidence on the Dynamics of Soviet-East German Relations and the Berlin Crisis, 1958-1961. – Working Paper, 5, CWIHP, May 1993.
[Закрыть].
Советские власти были, по-видимому, озабочены сложившейся ситуацией, однако мы не располагаем донесениями аппарата КГБ в Карлсхорсте о плачевном политическом и экономическом положении в Восточной Германии, которые могли быть добыты. Проявленный на высоком уровне интерес к Восточной Германии, то есть доклады советского посольства и Андропова Центральному комитету КПСС, заставляют предположить, что председатель КГБ Шелепин подталкивал начальника аппарата Александра Короткова представить такие донесение. Мы не можем принимать в расчет отсутствие такого рода материалов. Возможно, оно явилось результатом спора московского центра и Короткова о характере отношений с MfS[817]817
Возможно, противостояние, описанное в главе 13, остановило поток информации, поступавшей из MfS в КГБ в Карлсхорсте.
[Закрыть].
Очевидно, другие резидентуры КГБ также не представили лучшей информации. Единственный доклад о подготовке к саммиту мы получили в архиве СВР. Это была копия обзора, подготовленного военной разведкой Западной Германии в апреле 1960 года и содержавшего западногерманскую оценку «международной политической ситуации и деятельности восточного блока накануне саммита». Однако этот обзор не был разослан в Москве до 16 ноября 1960 года[818]818
Доклад №1/16-5827, 16 ноября 1960 года, АСВР док. 83531, т. 22, с. 436-440.
[Закрыть]. Но как бы то ни было, когда самолет-шпион У-2 был сбит над Свердловском, Хрущев отменил майский саммит[819]819
Советские радарные установки засекли полеты У-2 над СССР с самого начала (4 июля 1956 года) и, безуспешно пытаясь помешать им с помощью МИГов, высказывали свое недовольство по дипломатическим каналам. До Попова доходили слухи о протестах, и, донося о них Кизевальтеру и Мерфи, он иронически сравнивал их с «серьезными предупреждениями» американцам Мао-Цзэдуна во время тайваньского кризиса.
[Закрыть]. Возможно, его предупредили, что Эйзенхауэр не скажет ничего нового о Германии. Это предположение можно сделать на основании ежегодного доклада Шелепина в 1960 году, однако оригинал доклада КГБ не обнаружен в архиве СВР[820]820
Vladislav М. Zubok, SWIHP, Working Paper №5, рр. 12-13. Raymond L. Garthoff «The KGB Reports to Gorbachev», Intelligence and National Security 11, №2 (Apr. 1996): 224-244. Гартхофф оперирует докладами за 1967, 1985, 1986, 1988. и 1989 гг. Он утверждает, что Зубок читал и делал выписки из доклада 1960 г. Самое подробное изложение инцидента с У-2 и его последствий для парижского саммита см.в книге: Beschloss Michael R. May Day: The U-2 Affair (New York: Harper and Row, 1986). Кондрашев подвергает сомнению всякие ссылки на материалы Зубока,который не имел доступа к документам КГБ.
[Закрыть].
КГБ составил великолепный доклад о провале саммита на основании памятной записки (август 1960 года) «западноевропейского дипломата, работавшего в Западном Берлине», однако он тоже не был разослан руководителям страны до 18 ноября. В докладе подчеркивается отчаяние властей ГДР, вызванное плохим экономическим положением в Восточной Германии. Автор доклада не без сарказма сравнивал проблемы Восточного Берлина с успехами Западного Берлина и закончил предположением, сделанным в элегантной форме, что Советы вскоре найдут выход из тупика»[821]821
Доклад №3023-Sh, 18 ноября 1960 года, АСВР док. 83531, т. 22, с. 442-446.
[Закрыть].
Другие доклады КГБ почти ничего не пишут о большом значении провала саммита и последствиях этого события для заинтересованных стран. В одном, например, говорится о политических трудностях, испытываемых Западной Германией, с которыми столкнулся Эрнст Леммер, министр по общегерманским вопросам ФРГ, в частности, в отношениях с разными группами беженцев и лично с Аденауэром. По поводу Берлина, как сказано в докладе, Леммер выразил мнение, что СССР не вынашивает агрессивных планов, но будет двигаться «постепенно», что он считал более опасным, так как Западный Берлин «не смог бы выдержать новых трудностей, тем более еще одной блокады»[822]822
Доклад №1/16-4875, 3 сентября 1960 года, АСВР док. 83531, т. 22, с. 75-76. В комментариях Кондрашева к этому докладу отмечено, что он непосредственно связан с отменой парижского саммита, и это справедливо, потому что в последнем параграфе говорится о Берлине, хотя в докладе нет прямых ссылок на провал саммита. Примерно в это время Леммер занял пост министра почты и телекоммуникаций ФРГ.
[Закрыть].
Следующие два доклада из того же архивного дела были предоставлены КГБ «венгерскими друзьями» и говорят о хороших контактах венгерской службы с Ватиканом и итальянским правительством. Оба были распространены московским центром 9 сентября 1960 года. В первом пересказываются переговоры о разоружении между генералом бундесвера Адольфом Хойзингером и итальянским правительством[823]823
Доклад №1/16-4968, 9 сентября 1960 года, АСВР док. 83531, т. 22, с. 60-61.
[Закрыть]. В другом говорится о заявлении канцлера Аденауэра, сделанном папскому нунцию в Бонне о том, что «США завершили приготовления к передаче «Поларисов» вооруженным силам ФРГ. Однако передача не может состояться, пока не будет аннулировано решение Западно-Европейского союза (ЗЕС), запрещающего ФРГ иметь наступательное оружие». Аденауэр просил Ватикан помочь ему убедить страны ЗЕС отменить свое решение. 8 июля просьба была рассмотрена и одобрена Комиссией кардиналов по иностранным делам и папскому легату Тесте было поручено обсудить это с Аденауэром во время визита в ФРГ[824]824
Ibid, p. 62.
[Закрыть].
После отмены майского саммита многие испугались, что возобновится советская кампания о «шпионском центре». До какой-то степени это оказалось справедливым, однако теперь кампания была направлена против ЦРУ. К тому же она проводилась без прежнего запала, – можеть быть, Советы опасались ответного огня. Дело в том, что 28 сентября Шелепин распространил в Москве копии очередного доклада западногерманской контрразведки, где говорилось об аресте более пятисот человек, обвиняемых в шпионской деятельности на территории ФРГ в пользу советской разведки и разведок других союзных с ней стран с баз, расположенных в Западном Берлине»[825]825
Доклад JSfe2554-Sh, 28 сентября 1960 года, ACBP док. 83531, т. 22, с. 116-145.
[Закрыть].
Еще одним ответом КГБ на полет У-2 стала подготовка целой серии активных мероприятий, направленных на дискредитацию Аллена В. Даллеса, директора ЦРУ, в ком Хрущев справедливо видел человека, стоявшего во главе операции воздушного шпионажа. Предложения КГБ были направлены в секретариат Центрального комитета КПСС председателем КГБ Шелепиным[826]826
Zubok Vladislav M. Spy vs. Spy: The KGB vs. The CIA, 1960-1962. – CWIHP Bulletin, 4 (fall 1994), 22-23. Несмотря на то, что памятная записка, содержащая предложения КГБ, связана с фамилией Шелепина, она стала собственностью Центрального комитета, едва попала в секретариат, и находится в его архиве.
[Закрыть]. Этот документ, можно полагать, был подготовлен отделом «Д» Первого Главного управления, так как в нем использованы его разведывательные и контрразведывательные материалы[827]827
Ibid. Например, предложение Шелепина от 7 июня, сделанное Хрущеву, состояло в том, чтобы силами КГБ «подготовить, опубликовать и распространить за рубежом памфлет на А. Даллеса». Это было сделано под руководством Василия Романовича Ситникова, который в то время исполнял обязанности заместителя Агаянца в отделе «Д». Публикация «Портрета мастера шпионажа» («А Study of a Master Spy») имела место в Лондоне в 1961 году. Автор якобы – член парламента от лейбористской партии. См.: Blackstock Paul W. Agents of Deceit (Chicago: Quadrangle, 1966, p. 280). Ситников долго служил в Германии и Австрии. Его назначение в отдел «Д» произошло после внезапного возвращения из Бонна, где он был в январе – июле 1959 года. Позднее он стал консультантом председателя КГБ Андропова.
[Закрыть].
Еще одно предложение Шелепина непосредственно соотносится с операциями БОБ в отношении «прикрытия сотрудников западногерманской разведывательной службы при помощи американских документов». Приведенные факты показывают, насколько серьезно относились Советы к кампании активных мероприятий. Ради нее КГБ был готов рискнуть информацией о действующих и весьма щепетильных делах, например, связанным с Гейнцем Фельфе, – обеспечившим внедрение КГБ в разведку Западной Германии, – который направил западногерманского сотрудника в штаб-квартиру США в Берлине для поддержания связи с БОБ при операции по Карлсхорсту[828]828
Это предложение требовало статей для публикации «в буржуазной прессе с помощью доступных источников», то есть контактов КГБ. Например, офицер западногерманской разведки, работавший в операции по Карлсхорсту, получил кабинет в американском помещении и «соответствующую документацию» от БОБ. Это было сделано по предложению Гейнца Фельфе, и он доложил об этом в КГБ. См.: Zubok. Spy vs. Spy, p. 27.
[Закрыть].
В июле 1960 года БОБ сообщила о планах СЕПГ провоцировать инциденты и подогревать недовольство в Западном Берлине, чтобы поддержать предупреждение Хрущева о том, что ситуация в Берлине «может вызвать опасные инциденты». Во всяком случае, на бумаге режим Ульбрихта был способен предпринять такие акции. В самом Западном Берлине было шесть тысяч членов СЕПГ, к тому же довольно большое число восточноберлинских сотрудников «рабочей милиции» (Kampfgruppen) можно было быстро переправить в Западный Берлин по надземной железной дороге, контролируемой ГДР[829]829
Current Intelligence Weekly, 18 Aug. 1960, CIA-HRP.
[Закрыть].
БОБ забеспокоилась еще за год до этого, то есть в 1959 году, когда ГДР попыталась 7 октября (национальный праздник ГДР) вывесить свой новый флаг на всем неподвижном имуществе железной дороги в Западном Берлине. Пять тысяч милиционеров под видом железнодорожных рабочих готовились совершить этот подвиг[830]830
Ibid. Восточногерманская железная дорога (Reichsbahn), включая надземную дорогу (S-Bahn), состояла из более чем ста помещений – от товарных и пассажирских вокзалов до ремонтных мастерских, – в которых работали тысячи людей. Советские оккупационные власти, а потом и восточногерманские считали важным сохранить над ней контроль даже после раскола в городской администрации Берлина после 1948 года. Железнодорожные линии предполагали великолепную возможность проверки граждан, выезжающих в Западный Берлин из Восточного Берлина и Восточной Германии. Многие помещения могли стать удобными сборными пунктами и базами для подрывных операций в городе.
[Закрыть]. Вывешивание флагов ГДР было воспринято чувствительными гражданами Западного Берлина как вызов городским властям и западным союзникам. Полиции Западного Берлина приказали убрать флаги, в результате чего в некоторых местах произошли стычки.
Позднее американский комендант настоял на том, что союзники должны предоставлять войска в помощь полиции, если подобные инциденты повторятся. Для этого требовался план координации действий полиции Западного Берлина и войск союзников[831]831
FRUS, 1958-1960, vol. 9, рр. 94-95, 101-102.
[Закрыть].
Оказывая содействие со своей стороны, БОБ подготовила доклад для американского коменданта о возможностях участия восточных немцев в широкомасштабных подрывных акциях в Западном Берлине. Вскоре стало известно, что у американских военных есть план действий на случай нападения регулярных войск Варшавского договора. По их сценарию американские войска занимали оборону вокругместа компактного проживания американцев, чтобы защитить американских граждан и американскую собственность. Была предусмотрена помощь западногерманской полиции в защите здания городского собрания, полицейского управления, радиостанций. Враждебные части могли легко войти из Восточного Берлина и проигнорировать американские помещения, сконцентрировав свое внимание на захвате важных гражданских центров управления. И при определенных обстоятельствах это могло закончиться захватом города восточными немцами. Хотя такой пугающий результат считался маловероятным, однако октябрьские события 1959 года показали,что такое развитие нельзя было считать невозможным[832]832
Dispatch, Berlin, 1 Aug. 1960, CIA-HRP.
[Закрыть].
Важно отметить, что донесения источников из СЕПГ – первый из которых был распространен среди заинтересованных лиц 9 июля 1960 года – ни словом не упоминали о советской «военной» акции против Берлина. Скорее, в них шла речь о создании условий, при которых восточные берлинцы могли бы взять власть над жизненно важными гражданскими учреждениями. Рассылка этих сообщений среди заинтересованных лиц ускорили создание плана взаимодействия американской комендатуры и полиции, но также напугали Вашингтон. Возможно, из-за того, что такой сценарий представил новый фактор в берлинском уравнении, кое-кто в штаб-квартире ЦРУ предположил, будто источник БОБ как попугай повторил советскую дезинформацию, запущенную КГБ, чтобы усилить беспокойство по поводу кризиса в Берлине. Однако ничего, подтверждающего эти подозрения, обнаружено не было.
Вашингтон запросил ответ на вопрос, могут ли Советы на каком-то этапе одобрить подобные действия восточных немцев. Поначалу БОБ ясно дала понять, что ни одно из американских разведывательных учреждений в Западном Берлине не располагает источниками, способными обоснованно ответить на этот вопрос. И все же если «предположить, что такой план существует», то почему бы Ульбрихту не нажать на Хрущева и, если ситуация созреет, добиться у него разрешения на действия по такой стратегии? Раздражение Ульбрихта возрастало по мере того, как тысячи граждан ГДР бежали в Западный Берлин в поисках убежища. «Советам будет трудно устоять и не позволить Ульбрихту собрать урожай, если он созрел и будет правильно убран». БОБ настаивала на том, что Советам надо дать ясно понять: войска союзников, находящиеся в Западном Берлине, присоединятся к полиции, если возникнет угроза общественной безопасности[833]833
Ibid.
[Закрыть].
Восьмого июля 1960 года Хрущев неожиданно заявил, что подпишет сепаратный мирный договор с Восточной Германией, если западногерманскому парламенту, бундестагу, будет разрешено провести заседание в Западном Берлине, как это было прежде[834]834
Бундестаг заседал в Западном Берлине с 1954 года.
[Закрыть]. Ввиду событий, происшедших после начала берлинского кризиса в ноябре 1958 года, союзники недоумевали, стоило ли проводить новую сессию бундестага перед лицом угрозы Хрущева. Французы и британцы искали возможность отложить или отменить сессию, не нанося обиду ФРГ или Западному Берлину.
КГБ докладывал о сообщении по этому вопросу, направленном в середине июля 1960 года сэром Патриком Рейлли, британским послом в Москве, в свое министерство иностранных дел. Отметив, что Хрущев не сделал заявление в «категорической форме», Рейлли далее «подчеркнул, что западные державы не должны недооценивать содержащейся в нем «угрозы». Возможно, писал Рейлли, «намерение ФРГ провести сессию бундестага в Западном Берлине было воспринято Хрущевым как вызов, который тот не мог оставить без ответа». Он также заметил, что Ганс Кроль, посол ФРГ в Москве, также рекомендовал не проводить сессию бундестага в Западном Берлине. В заключение Рейлли предупреждал о «возможных серьезных последствиях таких действий». Этот доклад, блестящий по форме, тем не менее не был передан председателем КГБ А.Н.Шелепиным В. В. Кузнецову в Министерство иностранных дел до 3 октября, когда другие события в Западном Берлине заслонили его[835]835
АСВР док. 85531, т. 22, с. 167, 168.
[Закрыть].
Озабоченность угрозой Хрущева взяла свое, и сессия бундестага не состоялась. Однако восточные немцы, казалось, были полны решимости вызвать смятение в правительстве
Западной Германии. Они выбрали в качестве предлога два совещания в Берлине – западногерманских организаций военнопленных и изгнанников с бывших германских территорий на Востоке, которые давно были намечены, – чтобы ввести для Запада новый дорожный контроль. Заявляя, что совещания свидетельствуют о «провокационном использовании Западного Берлина властями ФРГ при участии и поддержке западных союзников», ГДР объявила 30 августа, что вводит «в полночь дорожный контроль для въезжающих в Восточный Берлин жителей Западной Германии, и продолжится он до полночи 4 сентября». Эта акция была проведена без всякого предупреждения и явилась для западных союзников, западных немцев и западноберлинские власти «полной неожиданностью»[836]836
CIA Information Report Telegram (disseminated electronically), 13 Sept. 1960, «Implications of New East German Measures Against Berlin: Situation Report as of 7 September 1960». В докладе говорится о планах восточных немцев заставить жителей Восточного Берлина оставить работу в Западном Берлине. CIA-HRP. Этот информационный доклад ЦРУ основывался на полученном по телеграфу комментариях к. ситуации, подготовленных офицерами БОБ, «работавшими в Берлине с 1952-1954 годов». Советские документы этого периода говорят о том, что не только Запад, но и СССР был удивлен этой акцией Восточной Германии. См.: Harrison. Ulbricht and the Concrete «Rose», 27.
[Закрыть].
В сложившихся обстоятельствах БОБ не сомневалась, что контроль понадобился для создания de facto настоящей границы между Восточным и Западным Берлином. В телеграмме, отправленной в штаб-квартиру ЦРУ 13 сентября 1960 года и прежде не публиковавшейся, БОБ описывает результаты этой акции: более тысячи западных немцев получили отказ во въезде в Восточную Германию на основаниях, введенных в одностороннем порядке ГДР. Другим было отказано во въезде в Восточный Берлин из Западного. Но, самое главное, новый контроль резко сократил число беженцев, прибывавших на Запад: лишь 3041 человек прибыли в Западный Берлин за неделю с 31 августа по 6 сентября (неделей раньше их было 4544).[837]837
В телеграмме посла Даулинга в Бонне эти контрольные меры рассматривались как важные для восточных немцев, которые «вели себя так, словно сепаратный договор уже был подписан и Советы передали им властные полномочия». См.: FRUS, 1958-1960, vol. 9, р. 563.
[Закрыть]
БОБ докладывала, что восточные немцы преуспели в «установлении эффективного контроля над передвижением между Восточным Берлином и Западным Берлином через пропускные пункты для автомашин и пешеходов». Контроль ГДР над поездками из Западной Германии в Берлин был облегчен введением новой анкеты – с вопросом о нацистском прошлом (если таковое имело место) и о деятельности во время войны, – которую приезжающие должны были заполнять на границе. Тогда же ГДР начала «широкую... кампанию в Восточной Германии и Восточном Берлине, чтобы жители ГДР приняли нововведения как необходимость... для защиты от западногерманских реваншистов»[838]838
Кампания против работы восточных берлинцев в Западном Берлине началась до того, как были приняты меры 30 августа. См.: CIA Information Report Telegram, 13 Sept. 1960.
[Закрыть].
Касаясь долгосрочных результатов этой кратковременной акции, БОБ вновь высказала мнение, что сложившаяся ситуация, когда тысячи восточных немцев каждую неделю бежали в Западный Берлин навсегда и еще тысячи посещали западные секторы, была нетерпима для восточногерманского режима»[839]839
Ibid. Хотя планы на эту неделю, как уже говорилось, уже были разработаны в Восточном Берлине, БОБ верила, что их неожиданное введение произошло из-за резкого увеличения «числа беженцев в августе». Например, в августе 1953 года, сразу после июньских событий (17 июня) в Западный Берлин приехали 10 857 человек. В августе 1960 года – 18 409 (из общего числа 21 000) проехали через Западный Берлин.
[Закрыть].
БОБ ожидала, что ГДР использует репрессивные меры для демонстрации своих возможностей принятия мер против Западного Берлина, чтобы связи Берлина и ФРГ постепенно слабели, вызывая разногласия между союзниками. Более важно, как боялась БОБ, было то, что «они могли посеять сомнение в умах западных берлинцев в способности или желании союзников противостоять давлению восточных немцев на Берлин»[840]840
Ibid.
[Закрыть].
И тогда БОБ пролила свет на «ахиллесову пяту» в советской и союзнической позиции по Берлину – идею четырехстороннего контроля в Берлине. Советы удовлетворялись тем, что Восточный Берлин стал столицей ГДР, что было нарушением четырехстороннего статуса Берлина. А западные союзники тем временем «ходили по канату, натянутому между юридической позицией о четырехстороннем статусе Берлина и реальным статусом Западного Берлина как земли Федеративной республики». БОБ считала, что эта двусмысленная ситуация давала Советам и восточным немцам возможность для «использования и манипуляций». Однако решение проблемы предоставлением ФРГ большей ответственности и большей видимости полномочий в Западном Берлине, требуя в то же время, чтобы Франция, Британия и США защищали присутствие ФРГ в Западном Берлине, не нашло бы поддержки общественного мнения в Британии и Франции[841]841
Ibid.
[Закрыть].
Предложенная БОБ альтернатива включала «новое и энергичное подтверждение четырехстороннего статуса Берлина» и предлагала «концепцию, в соответствии с которой Большой Берлин (включая Восточный Берлин) представляет собой район, находящийся под опекой четырех держав в качестве будущей столицы объединенной Германии. В анализе БОБ подчеркивалась некая чувствительность отношения к этому вопросу Советов и Восточной Германии. В какой-то момент руководство СЕПГ стало подумывать о переводе столицы Восточной Германии в Лейпциг. Однако, уже назвав столицей Восточный Берлин, СЕПГ, проведи она эту идею в жизнь, рисковала потерей репутации и административным хаосом. Отсюда волнение СЕПГ в 1959 году из-за рассуждений о свободных выборах в Берлине и его статуса в системе ООН. Приняв предложение БОБ, которое получило бы поддержку населения Западного Берлина, союзники могли бы вывести СССР и СЕПГ из равновесия в тот момент, когда они были наиболее уязвимы[842]842
Ibid. Это предложение, вероятно, ограничило бы политическое присутствие ФРГ в Западном Берлине, хотя экономические и культурные связи между Западным Берлином и Западной Германией, несомненно, «расшились бы и укрепились».
[Закрыть].
Обсуждая в штаб-квартире ЦРУ и госдепартаменте в Вашингтоне этот анализ берлинской ситуации, Мерфи обнаружил, что все согласны с пессимистической оценкой БОБ последствий введения ГДР новой системы контроля за передвижением, но предложения БОБ по политическому курсу энтузиазма не вызвали. Разделение Берлина в 1948 году сменяющие друг друга американские администрации принимали de facto. Мало кто понимал насколько уязвимы Советы или восточные немцы в этом вопросе. Соответственно, никто не верил, что возрождение четырехстороннего статуса Берлина может сбить с пути СССР и ГДР, стремившихся решить проблему стабильности в ГДР изменением status quo в Западном Берлине.
Однако Мерфи услышал о твердой поддержке присутствия союзнических войск «для предотвращения захвата Западного Берлина силой». Более всего Вашингтон опасался, как бы Советы, мечтавшие о стабильности и упразднении роли Западного Берлина как укрытия для беженцев и «витрины демократии», не позволили своим восточногерманским друзьям предпринять меры, которые могли унизить Запад, в особенности США, занятых тогда президентской предвыборной кампанией. Даже восточноевропейское Управление ЦРУ признавало, что ничего нельзя было сделать в отношении Восточного Берлина и Берлина в целом. Эти споры стали провозвестником точно таких же споров примерно через год, когда Западу надо было как-то отреагировать на возведение Берлинской стены.
ДОКЛАДЫ КГБ О КОНТРОЛЬНЫХ АКЦИЯХ СЕНТЯБРЯ 1960 ГОДАТретьего ноября 1960 года КГБ распространил доклад, на основе памятной записки представителя правительства одной из западноевропейских стран в Западном Берлине. Прокомментировав сентябрьскую акцию ГДР, он перешел к акции восточных немцев, предпринятой 10 октября (согласно которой жители Западной Германии должны были получать «специальное разрешение» на посещение Восточного Берлина), и ответной акции союзников, отменившей внут-ризональные документы для тех восточных немцев, кто желал посетить страны, не признавшие ГДР. В докладе было сделано предположение, что Ульбрихт получил согласие Советов на свои акции то ли на бухарестской встрече, то ли в СССР, во время своей поездки в августе. Особое внимание в связи с обсуждением вопроса о четырехстороннем статусе Берлина в докладе уделено протесту, заявленному советскому коменданту, генералу Николаю Захарову, по поводу введения сентябрьского дорожного контроля. Захаров отверг протест, утверждая, что ГДР пользуется «полной независимостью на своей территории». Более того, он посетовал на то, что «западные союзники предоставляют реваншистским группам наземный и воздушный транспорт, который предназначен исключительно для оккупационных войск»[843]843
АСВР док. 83531, т. 22, с. 295. Бухарестская встреча, как отмечено в докладе, представляла собой совещание лидеров коммунистических и рабочих партий после съезда Румынской партии.
[Закрыть].
Еще более интересным было описание встречи в Западном Берлине бургомистра Вилли Брандта с представителями иностранных правительств за исключением советского блока и оккупационных властей). Брандт якобы сказал, что им следует ожидать «серию мер восточногерманских властей, направленную на разделение двух частей Берлина и уничтожение связей между ФРГ и Западным Берлином». По мнению Брандта, каждая мера сама по себе будет незначительной, так что оккупационные власти даже не смогут отреагировать на нее. Зная о нежелании западных комендантов вмешиваться, когда городская администрация была расколота в 1948 году и во время июньского восстания в Восточном Берлине в 1953 году, Брандт считал, что восточные немцы могут рассчитывать на продолжение пассивности западных союзников. Восточные немцы, пояснил Брандт, могут полагать, что они пользуются «некоторой свободой в своих действиях», ибо они «направлены только против ФРГ и Западного Берлина» и «никак не задевают оккупационные власти и их коммуникации». Как еще один пример озабоченности западноберлинских властей доклад приводит рекомендацию сената увеличить численность оккупационных войск, что послужило бы «впечатляющей демонстрацией» решимости Запада защищать Западный Берлин. «В сложившейся ситуации, – заключает западноевропейский представитель, – неверная оценка этой решимости может привести к трагическим последствиям»[844]844
Ibid. Интерес представляет отсутствие докладов КГБ о визите Вилли Брандта в Вену в октябре 1960 года во время «Берлинской недели», когда он энергично защищал Западный Берлин. Кондра-шев был в то время заместителем резидента в Вене.
[Закрыть]. Если КГБ получил другие донесения такого плана, они могли лишь укрепить его во мнении, что для достижения цели в Берлине надо идти постепенно, шаг за шагом, тщательно продумывая последствия каждой акции и прилагая все усилия для сдерживания Вальтера Ульбрихта в этих рамках.
Другую точку зрения на берлинскую проблему представил Шелепин Громыко 10 декабря 1960 года. В основе ее был доклад посла западноевропейской страны в Москве своему правительству, датированный 11 октября. Судя по задержке, можно предположить, что доклад попал к источнику КГБ в столице страны, представляемой послом, и по каналам КГБ переправлен в Москву, где его передали в информационный отдел для перевода и рассылки. Отметив, что берлинский вопрос занимает центральное место в советской политике, посол пишет об опасениях Москвы, связанных с решением Бонна порвать торговые связи с ГДР, возможно, в предвидении «аналогичных мер против СССР». Западногерманское аннулирование Межзонального торгового соглашения с ГДР (30 сентября 1960 года) как будто удивило Хрущева. Он понял, что Советский Союз не сможет легко возместить экономические потери ГДР из-за разрыва торговых отношений с ФРГ. Несмотря на жизненную важность этой информации для Хрущева и Ульбрихта, КГБ, очевидно, не мог заранее предупредить Москву об ответных намерениях Западной Германии. В сущности, только в этом одном из доступных нам докладов, не представленных Шелепиным руководству страны вплоть до декабря, есть замечание об аннулировании Межзонального торгового соглашения. А ведь кризис как будто закончился к середине декабря, то есть тогда, когда доклад был прочитан получателями (10 декабря) и когда ФРГ заключила новое Межзональное торговое соглашение с ГДР и новый торговый договор с СССР[845]845
Доклад №3227 от 10 декабря 1960 года, АСВР док. 83531, т. 22, страницы не указаны. Об обстоятельствах нового Межзонального торгового договора см.: FRUS, 1961-1963, vol. 14, рр. 1-3.
[Закрыть].
Западноевропейский дипломат заключил свой доклад утверждением, что получивший широкое освещение обмен нотами между СССР и США по поводу германского перевооружения так же, как заявления Хрущева на сессии Генеральной ассамблеи ООН в Нью-Йорке, имели целью «привлечь внимание к берлинскому вопросу». Он настоятельно указывал, что «никакой другой вопрос не вызывает большей озабоченности у СССР и его сателлитов, когда они с тревогой наблюдают за быстрым возрождением экономической и военной мощи ФРГ. Что касается Хрущева, то решение этой проблемы является для него вопросом личного престижа. Он тешит себя иллюзией, что может выиграть там, где проиграли его предшественники – то есть он в состоянии заставить западные страны отказаться от Берлина и отодвинуть границу советского блока к Эльбе». Малое число докладов от источников КГБ в этот критический период, таких докладов, которые могли бы убедить советское руководство в том, что Запад не собирается отказываться от Берлина, отражает нежелание КГБ в Москве знакомить советское руководство с нежелательными донесениями»[846]846
Ibid.
[Закрыть].
На декабрьском брифинге (1960 год) только что избранного президента Кеннеди с президентом Эйзенхауэром и его кабинетом государственный секретарь Кристиан Хертер сказал о Берлине: «Это [положение] очень опасное, и мистер Хрущев испытывает сильное давление в решении берлинского вопроса и остановке потока беженцев на Запад со своей стороны железного занавеса». Для такого прагматичного политика, как Джон Кеннеди, эта формулировка прозвучала как вступление к предложению помочь Хрущеву найти выход из создавшегося положения. Тем не менее год в Берлине закончился спокойно, и дискуссии о берлинском вопросе повсюду носили как бы дружеский и спокойный характер, будь то беседы между американским послом Уолтером Даулингом и советским послом Первухиным в Восточном Берлине или обмен мнениями между участниками последнего короткого и расслабленного совещания министров стран-участниц НАТО в 1960 году.
Что касается БОБ, то возросший темп развития берлинского кризиса побудил Аллена Даллеса перечеркнуть планы Мерфи по поводу возвращения в Вашингтон в 1960 году, Уильям Худ покинул Берлин, получив другое назначение, и на его место заместителем был назначен Джон Диммер. И хотя Даллес ни разу не посетил Западный Берлин после того, как стал директором ЦРУ, Мерфи встречался с ним в Западной Европе и информировал его о берлинской ситуации.
Такие обсуждения проходили всегда экспромтом. Одна началась в самолете, когда Даллес летел из Франкфурта в Гаагу, и продолжалась в резиденции посла. Делегация Даллеса прибыла как раз к середине приема, который посол давал в честь адмирала Арлея Берка, руководителя военноморских операций. Завидев Даллеса, гости нарушили протокольный порядок и обступили его, надеясь, по-видимому, услышать какие-то секретные перлы мудрости о берлинском кризисе. Никогда не терявший чувства юмора Даллес сумел вырваться от поклонников и скрылся в своих апартаментах, чтобы подготовиться к предстоявшему брифингу по Берлину. На этот раз Даллесу доложили, что офицеры, работающие с агентами, ускоренно готовят своих людей к тому неизбежному моменту, когда восточногерманские службы безопасности ожесточаться, будет введен еще более тщательный контроль за передвижением через секторальную границу и тем самым будут сильно ограничены, если не прекращены вовсе, возможности добывать разведывательную информацию, которую США постоянно получали в Берлине с 1945 года. В конце концов постоянная готовность к неизбежному и составляла суть работы БОБ.
