Текст книги "Страна смеха"

Автор книги: Джонатан Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Она устроилась за столом в гостиной с плошкой рисовых хлопьев, и слышалось, как они похрустывают под ее пальцами. - Я не хочу дискутировать на эту тему, просто интересно, почему ты соврала. Прожевав хлопья, Анна вытерла салфеткой губы: - Прежде чем разрешить тебе начинать, я хотела посмотреть, насколько ты хороший писатель. Разумно, согласись? Вот почему я выдала тебе все о его жизни вплоть до переезда в Штаты. Тогда, если бы ты оказался хорош, я бы увидела это по первой главе. Если нет - просто выгнала бы, ничего существенного ты бы все равно не узнал, - Она запустила ложку в хлопья и снова раскрыла журнал, который читала. - Анна, еще один вопрос: почему ты никогда ничего не говорила о своей матери? - Моя мать была милой, тихой девушкой со Среднего Запада. Когда я была маленькой, она отдала меня в брауни{97}, а когда подросла - в герлскауты. Она прекрасно готовила и всячески облегчала отцу жизнь. Думаю, он любил ее и был счастлив с ней, потому что она была полной его противоположностью - мама двумя ногами стояла на земле. Ее восхищали люди с богатым воображением или художественным даром, но, подозреваю, втайне она радовалась, что сама не имеет ни того ни другого. Однажды она призналась по секрету, что книги отца ей кажутся бестолковыми. Правда, шикарный эпитет? Бестолковые! Дядя Франса, Отто Франк, не имел особого успеха в типографском деле. В Гален он переехал (из другого миссурийского городка под названием Герман), потому что ему понравились эти края и потому что здесь по дешевке продавалась типография. Он печатал свадебные приглашения, буклеты, афиши для церковных благотворительных базаров и сельскохозяйственных торгов. Одно время он очень рассчитывал начать выпуск окружной газеты (почему и написал своему брату в Австрию, чтобы тот прислал кого-нибудь из мальчиков), но своих денег не хватало, а привлечь какое-нибудь финансирование со стороны не удалось. Приехал Мартин (к тому времени он уже сменил имя на Маршалл Франс - к ужасу Отто), и дядя взял его на работу подмастерьем. Очевидно, Франсу понравилось, и он работал в типографии до смерти Отто. Это случилось в 1945 году - и тогда же был опубликован "Звездный пруд". Книга продавалась не очень хорошо, но издателю она понравилась, и он предложил Франсу тысячу долларов аванса за следующую. "Персиковые тени" продавались тоже не ахти, однако критик по имени Чарльз Уайт написал о Франсе длинную статью в "Атлантик мансли". Он сравнивал автора с Льюисом Кэрроллом и лордом Дансени{98}, и это явилось поворотным моментом в судьбе Франса - можно сказать, и создало ему имя. У Анны остались почти все письма, что приходили ему в Гален, а также копии ответов. О статье Уайта Франс узнал лишь через несколько месяцев, а потом написал критику письмо с благодарностью. Они переписывались долгие годы, до самой смерти Уайта. Через два года после "Персиковых теней" вышло "Горе Зеленого Пса" и почти сразу стало бестселлером. Уайт отреагировал очень смешным письмом: "Уважаемый мистер Франс! Никогда раньше я не был знаком ни с одним знаменитым автором. Вы теперь из этой когорты? Если так, можно мне занять у вас сто долларов? Если нет, слава богу..." Неожиданно первые две книги были переизданы, и его попросили составить антологию любимых детских сказок, а Уолт Дисней вознамерился экранизировать "Персиковые тени"... Маршалл Франс стал важной персоной. Но он написал Уолту Диснею вежливое письмо, в котором послал его подальше. Аналогично - с издателем детской антологии. На любые предложения Франс отвечал отказом, а через некоторое время и вовсе перестал отвечать. Он заготовил открытку, где было напечатано: "Спасибо, но к сожалению..." Это напоминало стандартный журнальный бланк с извещением, что ваша рукопись отклоняется. Анна подарила мне на день рождения такую открытку - в специальной рамке и с автографом Франса (небрежный набросок бультерьера). Предложений за эти годы скопились буквально сотни. Кто-то хотел сделать серию резиновых кукол, изображающих персонажей "Страны смеха", другие жаждали выпускать карандаши "Зеленый Пес" или радиоприемник по мотивам Облачного Радио из "Персиковых теней". По словам Анны и судя по тому, что я позже увидел сам, многие из этих компаний таки затеяли производство, несмотря на то что Франс отказал им. Анна говорила, что он потерял сотни тысяч долларов, отказавшись подать на производителей в суд. Юристы Дэвида Луиса были готовы растерзать этих бизнесменов в клочки, но Франс всегда говорил "нет". Он не хотел неприятностей, не хотел, чтобы его беспокоили, не хотел дурной (да и какой бы то ни было) славы, не хотел уезжать из Галена. В конце концов даже Луис бросил к нему приставать, но в отместку слал эти пиратские куклы, фонарики и прочую дребедень, чтобы показать, сколько Франс теряет. Мы целый день провели в подвале, перебирая заплесневелые рассыпающиеся картонные коробки с этим хламом, на долгие годы задвинутые в дальний угол. - Если бы только Дэвид Луис знал, он бы рассвирепел. - Анна вынула из коробки книжку-раскраску "Зеленый Пес". - Половина моих игрушек в детстве были отсюда. - Она открыла книжку и продемонстрировала мне разворот. Там была картинка: Красавица Кранг и Зеленый Пес идут по извилистой дороге; бечева Кранг бантиком привязана к ошейнику Зеленого Пса. Картинка была наполовину раскрашена: пес - синий, Кранг - вся золотая, а дорога размалевана красным. - Интересно, что бы сказал твой отец, увидев, как ты раскрасила пса синим? - Так это он же и виноват! Как сейчас помню: я спросила, не был ли Зеленый Пес когда-нибудь другого цвета, и папа сказал, что до написания книги тот был синим, но об этом, мол, никому ни слова, потому что страшная тайна. - Она любовно провела рукой вдоль синего туловища, словно пытаясь приласкать собаку - а может, воспоминание об отце. Взглянув на Анну, я попытался представить, что нас ждет. Ей было тридцать шесть (в конце концов я не выдержал и спросил, и она ответила не моргнув глазом), а мне тридцать один, но это не имело значения. Если я хотел ее, мне бы пришлось провести остаток жизни в Галене. Но так ли это плохо? Я мог бы писать книги (возможно, следующая была бы о моем отце), преподавать в галенской школе язык и литературу, изредка путешествовать. Нам всегда приходилось бы возвращаться, но эта мысль не казалась такой уж ужасной. Жить в доме своего кумира, любить его дочь, приобрести вес в глазах галенцев, так как не исключено, что я в конечном итоге явлюсь их спасителем. - Знаешь, Томас, Саксони скоро придется уехать. Туман грез развеялся, и я зашелся кашлем. В подвале было сыро и холодно, а теплый свитер я оставил наверху, в спальне. - Что? О чем это ты? - Я сказала, что скоро ей придется уехать. Теперь, когда тебе все известно о Галене, ты останешься и напишешь книгу, но она больше не имеет к этому отношения. Она должна уехать. Голос ее звучал так спокойно, безразлично, она проговорила все это, листая страницы раскраски. - Почему, Анна? - проныл я. Какого черта я разнылся? Я взял себя в руки и проговорил с должным негодованием: - Ты это вообще о чем? - Резиновую куклу, что держал в руках, я швырнул назад в коробку. - Я же тебе говорила, Томас: здесь живут только люди отца. Ты теперь тоже можешь остаться, но не Саксони. Она больше не принадлежит Галену. Я картинно хлопнул себя по лбу и попытался обратить все в шутку: - Брось, Анна, ты сейчас прямо как Бетт Дэвис в "Тише, тише, милая Шарлотта"{99}. - Я перешел на шутовской диалект южной красавицы: - "Извини, Гилберт, но Жанетте пора уезжать". - Я снова рассмеялся и состроил безумную рожу. Анна мило улыбнулась в ответ. - Брось, Анна! Да о чем ты? Просто шутишь, да? А? Ну брось, зачем? Какая, к черту, разница - здесь она или нет? Я ей ничего не говорил. Ты же знаешь. Положив раскраску в коробку, она встала, закрыла крышку, проклеила коричневой бумажной лентой, что принесла с собой, и стала запихивать коробку ногой обратно в угол, но я схватил ее за руку и заставил взглянуть на меня: - Почему? - Ты знаешь почему, Томас. Так что не трать зря мое время, - И в ее глазах полыхнул тот же гнев, как тогда в лесу, с Ричардом Ли. Через десять минут она подвела черту под дискуссией, сказав, что мне пора уходить, так как ей нужно увидеться с Ричардом. Как только я пришел домой в тот вечер, мы с Саксони крупно поругались. И все из-за одного ее идиотского поручения, которое я забыл выполнить. На самом же деле, конечно, этот безумный гнев происходил из того, что мы так долго подавляли в себе. Через несколько минут она уже стала пунцовой, как мак, а я поймал себя на том, что сжимаю и разжимаю кулаки, будто озлобленный муж в комедии положений. - Повторяю тебе, Томас: если тут так плохо, почему не переедешь? - Саксони, будь любезна, успокойся. Я не говорил... - Говорил! Если там так здорово - пожалуйста езжай! Думаешь, мне очень нравятся твои челночные рейсы на цыпочках? Я попытался смутить ее взглядом, но надолго меня не хватило - и я отвел глаза, сыграл отбой. Но она все кипела, пусть и потише. - Чего ты от меня хочешь, Сакс? - Чтобы я больше этого вопроса не слышала! Ты такой беспомощный... Хочешь, чтобы я ответила за тебя, а я вот не буду отвечать. Хочешь, чтобы я тебя прогнала или сказала тебе бросить ее и вернуться ко мне. Не дождешься, Томас. Это ты все начал. Ты этого хотел, так что теперь сам решай, как выпутываться. Я тебя люблю, и ты это прекрасно знаешь. Но еще чуть-чуть - и я не смогу больше это терпеть. Думаю, тебе нужно поскорее принять какое-то решение. - Постепенно голос ее сходил на шепот, и мне пришлось наклониться к ней, чтобы уловить заключительные слова. Но тут она взорвалась, и я отскочил. - Не могу понять, как ты оказался таким дураком, Томас! Так и хочется придушить тебя! Ну как можно быть таким ослом? Ты не понимаешь, как хорошо нам могло бы быть вместе? Когда закончишь книгу, мы могли бы уехать куда-нибудь и прожить сто разных, чудесных жизней. Разве ты не видишь, что Анна делает с тобой? Она тянет тебя поклоняться этому дикому отцовскому алтарю... - Эй, послушай, Саксони, а как же твой интерес к Фр... - Знаю, знаю, я тоже к этому причастна. Но мне больше не надо Маршалла Франса. Я больше не хочу любить книги и кукол. Я хочу любить тебя, Томас. Все остальное - пожалуйста, но в свободное время. Погоди! Погоди минутку! Она встала со стула и проковыляла на кухню, чтобы через две секунды вернуться с марионетками в руках. - Видишь их? Знаешь, почему я их вырезала? Чтобы чем-то занять мысли. Правда-правда. Ну не трогательно ли - целый день ковырять деревяшку, стараясь не слишком думать, где ты и чем занимаешься. А по пути в Гален - это было первый раз в моей жизни, когда мне не приходилось каждый день работать. И мне понравилось! Я не думала о куклах. С тобой было столько всего другого! Я знаю, как эта книга важна для тебя, Томас. Я знаю, как для тебя важно закончить ее... - Сакс, я не понимаю, о чем ты. - Ладно, хорошо. Слушай, помнишь первый день, когда мы приехали сюда? То барбекю? Я закусил губу и кивнул. - Помнишь, как я сразу же заговорила с Гузи о книге? - Конечно, черт возьми, помню! Мне хотелось убить тебя. Зачем ты это сделала? Ведь мы обо всем договорились. Она положила кукол на диван и провела обеими руками по волосам, и я заметил, насколько они отросли. Я никогда не говорил ей, как они красивы. - Знаешь о женской интуиции? Не кривись, Томас, потому что это правда. В этом что-то есть, я много раз замечала. Еще одно чувство, что ли. Помнишь, я говорила, что знала про тебя и Анну с тех пор, как вы стали вместе спать? Так вот, хочешь верь, хочешь нет, но почти с того момента, как мы приехали, я была уверена, что, если ты возьмешься за свою книгу, между нами все пойдет не так. В тот день я пыталась добиться, чтобы они нас прогнали. Извини, но я правда пыталась. Я думала, что, если скажу им, что мы задумали, они и на три фута не подпустят нас к Анне Франс. - Это саботаж. - Да, саботаж. Я пыталась это дело саботировать. Я не хотела, чтобы все у нас пошло наперекосяк, после того как всего за несколько дней так хорошо наладилось. А я знала, что, как только ты здесь увязнешь, все испортится. И я оказалась права, верно ведь? - Она собрала своих кукол и вышла из комнаты. В тот вечер мы больше не разговаривали. Через два дня у выхода из супермаркета я столкнулся с миссис Флетчер. В ее металлической тележке лежал пятидесятифунтовый мешок помидоров и с десяток литровых бутылок сливового сока. - Ну, здравствуйте, незнакомец. Давно вас не видно. Много работаете? - Здравствуйте, миссис Флетчер. Да, довольно много. - Анна говорит, книга неплохо продвигается. - Да-да, хорошо. - У меня в голове кружился миллион разных мыслей и не было желания попусту трепать с ней языками. - Вам придется отослать Саксони отсюда, Том. Вы знаете? Гавкнула собака, и я услышал, как завелась машина. Холодный воздух наполнился выхлопными газами. Во мне всколыхнулись злоба и отчаяние и остановились где-то на уровне груди. - Какая, черт возьми, разница - останется она или уедет? Господи всемогущий, кто бы зная, как мне надоели все эти чертовы приказы! Какая, к дьяволу, разница, уедет ли Саксони? Ее улыбка погасла. - Анна вам не сказала? - Гузи положила руку мне на плечо. - Она в самом деле ничего вам не сказала? Тон ее голоса напугал меня. - Нет, ничего. А что такое? Вы о чем? - Вокруг нас сновали люди и машины, как рыбки в аквариуме. - Вы заметили?.. Нет, вы и не могли. Послушайте, Том, если я действительно расскажу вам об этом, то могу попасть в большую беду. Я не шучу. Все это очень опасно. Скажу только... - Она сделала вид, что перекладывает продукты в своей тележке. - Говорю вам: если Саксони не уедет отсюда, то заболеет. Так заболеет, что умрет. Это написано в дневниках. Так Маршалл охранял Гален от чужих. - А как же я? Почему я тоже не заболею? Я ведь чужой. - Вы биограф. Вы под защитой. Так написал Маршалл, И это уже не изменишь. - Но ведь дневники больше не действуют, миссис Флетчер? То, что там написано, долгое время не сбывалось. Все разладилось. - Нет, вы ошибаетесь, Том. С тех пор как вы начали писать, опять все сбывается, в том-то и дело, - Тыльной стороной руки она вытерла рот, - Том, сделайте так, чтобы она уехала. Послушайте меня. Даже если дневники врут и она не заболеет, Анна не хочет, чтобы Саксони была здесь. Об этом вы должны беспокоиться больше всего. Анна - сильная женщина, Том. Никогда не хитрите с ней. - Она поспешила прочь, и я слушал, как гремит ее железная тележка по асфальту автостоянки. - У тебя найдется минутка? Она резала сельдерей на деревянной дощечке, что я ей подарил. - Том, у тебя какой-то больной вид. Ты хорошо себя чувствуешь? - Да ну, Сакс, все нормально. Слушай, я не хочу больше тебя обманывать, хорошо? Я расскажу тебе, что думаю обо всем этом, без утайки, и тогда решай сама. Она положила нож и отошла к раковине вымыть руки, потом вернулась к столу, вытирая их желтым полотенцем, которого я раньше не видел: - Хорошо. Валяй. - Сакс, ты для меня невероятно много значишь. Из всех, с кем я сталкивался, ты единственный человек, кто видит мир почти точно так же, как я. Раньше я никогда такого не испытывал. - А как же Анна? Разве с ней не так? - Нет, с ней совсем иначе. Мои отношения с ней совсем другие. Кажется, я примерно представляю, что будет, если мы с тобой останемся вместе. Саксони медленно, аккуратно вытерла руки: - А ты этого хочешь? - Не знаю, Сакс. Наверное, хочу, но пока не знаю. В чем я уверен - это в том, что хочу закончить книгу. Удивительно, что в одно и то же время в моей жизни случились две настолько важные вещи. Жаль, конечно, что нельзя было иначе... И теперь я должен найти верный выход, хотя, вероятно, кончится все глупо и неправильно... Во всяком случае, пока я придумал вот что, если тебя это, конечно, устроит. Будь моя воля, я бы отправил тебя отсюда на какое-то время. Пока не закончу вчерне рукопись и не разберусь с Анной. Саксони с ухмылкой бросила полотенце на стол: - А что, если ты с ней так и не "разберешься"? А? Что тогда, Томас? - Ты права, Сакс. Честное слово, не знаю, что тогда. Единственное, в чем я уверен, - что это паршивое решение. Ни тебе, ни мне не нравится, что сейчас происходит, и все эти тревоги, обиды, вся эта путаница... такой, блин, бардак! Я знаю, это моя вина. Я все понимаю, но придется действовать так, а то... - Я взял со стола полотенце и обернул свой кулак. Оно было еще влажным. - А то что? И как придется действовать - дописывать книгу или ложиться в постель с Анной? - Да, все так - и то и другое. Придется делать и то и другое, иначе... Она встала. Взяла маленький кусочек сельдерея и положила в рот.